Текст книги "Дружба, йога и любовь"
Автор книги: Рейн Митчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
– Никаких фокусов, мистер Росс. Это называется «позы». Ну или «асаны», если хочешь выпендриться.
Сказав это, Кэтрин опускается на пол, без особого труда удерживая вес тела на предплечьях, потом упирается ступнями в пол и глубоко прогибается назад. А затем, просто потому, что не может удержаться от соблазна, делает несколько шагов на руках и медленно принимает исходное положение.
– Ого! – Конор смеется и шутливо заслоняет глаза. – Только не повторяй, ты меня до чертиков напугала!
– Такого здоровяка? Ну, не трудно же тебя напугать.
И тут же, словно в наказание за хвастовство, в доказательство того, что жизнь полна непредсказуемых мелочей, Кэтрин спотыкается на ровном месте. Конор немедленно оказывается рядом и удерживает девушку за плечи.
Кэтрин пристально глядит на него.
– Я это сделала нарочно, – говорит она. – Чтобы проверить, сумеешь ли ты поймать.
– У меня хорошая реакция, – заверяет парень. – Очень приятно убедиться, что ты тоже человек. Когда ты тут изгибалась, я уже начал сомневаться.
– О, я стопроцентный человек. Ты даже не представляешь насколько.
Руки Конора скользят вниз, на талию девушки, и она не спешит отстраняться.
– Я тоже… – произносит он.
Честно говоря, это очень глупо. Они почти не знакомы, Кэтрин его не знает. Но она видит в красивых глазах Конора искренность и честность и ощущает прилив радости («Добро пожаловать в мою душу, Вселенная!»), которую не испытывала уже давно.
– Я надеюсь, – отзывается Кэтрин.
Парень наклоняется и целует ее в губы, крепко обвив руками, и Кэтрин благодарно вздыхает – совсем как после десяти «приветствий солнцу» подряд.
Она настолько поглощена происходящим, что негромкий стук кажется ей исходящим из собственного сердца. Но это Хлоя стучит в стеклянную дверь студии. Кэтрин встречается с подругой взглядом, и та протискивается в щелочку.
– Э… простите, что помешала, но через полчаса у меня занятия.
Кэтрин смеется.
– Не беспокойся, мы сейчас уйдем. Мистер Росс – мой клиент. У нас сугубо профессиональные отношения…
– Да, я вижу.
– А где Баррет? – спрашивает Кэтрин. – Я думала, она сегодня дежурит.
– Она присматривает за близнецами. Баррет повела их в парк и попросила меня посидеть за столом. Кажется, у Ли и Алана какая-то деловая встреча. Они не объяснили.
Кэтрин чувствует, как в животе что-то обрывается. У нее сильнейшее предчувствие, что тут не обошлось без «Мира йоги».
– Ли не сказала, когда вернется?
– Она обещала позвонить. Все это слегка загадочно…
С точки зрения Кэтрин, никакой загадки нет.
Поскольку Ли рекомендовала танцовщице побольше покоя, Грациэла стала чаще навещать мать, живущую в Дуарте. В зависимости от времени суток у девушки уходит на дорогу от часа до полутора. Не то чтобы ей нравилось париться в машине, но она по крайней мере двигается, а не торчит дома, ругаясь с Дарилом и изо всех сил стараясь соблюдать диету. Если она, в довершение прочих бед, начнет набирать вес, то станет по-настоящему несчастной.
Грациэла убеждает себя, что это главная причина, по которой она проводит время с матерью, но есть и другие поводы. Восемь месяцев назад ее отчим умер от рака легких, и мать, которая никогда не отличалась особой жизнерадостностью, погрузилась в депрессию. Почти целый день она сидит перед телевизором, смотрит мыльные оперы и комментирует по-испански реплики героев.
Грациэла решила постепенно наводить порядок в материнском жилище – по комнате за раз. Когда наконец весь дом будет прибран, матери, возможно, станет лучше и она оценит усилия дочери. Несмотря на больное сухожилие, убираться гораздо проще, чем сидеть с матерью и слушать попреки – Грациэла, мол, одевается и выглядит как шлюха, она непременно попадет в ад… Мать хочет, чтобы девушка нашла работу, бросила танцы – она равняет их со стриптизом – и вышла замуж. У Грациэлы двое братьев, которые в материнских глазах непогрешимы. Может быть, если бы они навестили бедняжку хоть раз, она бы слегка приободрилась. Грациэла сомневается, что кто-нибудь из них побывал у матери со дня похорон. И это непростительно, потому что оба заняты далеко не круглые сутки.
Она убирает моющие средства в кухонный шкаф и выходит на маленькую застекленную веранду, где мать проводит почти целый день.
– Мне пора, мама, – говорит Грациэла. – Не хочу попасть в пробку.
Мать кивает, не отрываясь от экрана, и говорит:
– Esta mujer es una mentirosa[4]4
Эта баба врет (исп.).
[Закрыть].
Она считает, что на телевидении все врут. Может быть, мать в чем-то права, а может быть, просто отрицает все подряд и чувствует себя жертвой глобальной несправедливости.
– Сегодня я убралась в гостевой, – говорит Грациэла. – И в кладовке. Я отвезу старую одежду Геберто в приют для бездомных.
– Я просила убрать в моей комнате, – замечает мать. – Ты никогда меня не слушаешь.
Может быть, именно йога стала причиной тому, что в последнее время Грациэле удается пропускать мимо ушей большую часть подобных комментариев. «Нельзя контролировать действия других людей, но можно управлять своей реакцией».
– На следующей неделе я приведу в порядок твою комнату, ладно, мама? Я привезла еду и положила в морозилку. Нужно только разогреть в микроволновке.
Мать медленно переводит взгляд на девушку.
– Ты никогда не научишься готовить.
Грациэла наклоняется и целует ее в лоб.
– Увидимся на следующей неделе.
В Дуарте улицы похожи одна на другую, не заблудиться почти невозможно, хотя она бывала здесь много раз. Грациэла сворачивает не туда и оказывается в маленьком бедном районе, самом мрачном из всех, что она когда-либо видела. Ослепительно светит солнце, горячий ветер разметает мусор, за домами маячит очередной огромный торговый центр. Грациэла понятия не имеет, как отсюда выбраться. Но она не поддастся. Не уступит искушению, не позволит материнской усмешке перечеркнуть успехи, которых она добилась.
Грациэла делает глубокий вдох и мысленно возвращается по собственным следам, пытаясь сообразить, как выехать на шоссе. Вернувшись в город, она решает вновь позвонить Стефани. Но мобильник у той выключен, и Грациэла слышит автоответчик. Будь у них общие знакомые, она расспросила бы их, но они не очень близки и Грациэла не знает, с кем дружит Стефани. Где-то в недрах мобильника у девушки сохранен ее адрес. Единственный возможный вариант – заехать лично и выяснить, что случилось.
Стефани живет в Свитцере, неподалеку от Мелроуз. Хотя Грациэла родилась и выросла в Лос-Анджелесе и не должна была бы питать иллюзий, она всегда считала, что люди, занятые в киноиндустрии, хорошо зарабатывают и живут в окружении гламурных побрякушек, недоступных простым смертным. Особенно такие, как Стефани, которая вечно намекает на знакомства со знаменитостями. Она не хвастает – просто ей нравится такая жизнь.
Грациэла нашла в Интернете информацию о «Лучах надежды» вскоре после знакомства со Стефани. Ей понравилась очередная любовная история, которая хорошо заканчивается. Речь шла о протестантской семье со Среднего Запада – нечто весьма далекое от Грациэлы, – но девушка приняла близко к сердцу неудавшиеся отношения героини Эллен Пейдж и ее матери и много дней не могла выбросить фильм из головы. Грациэла привязалась к Стефани именно потому, что картина ее растрогала. Судя по всему, Стефани сама написала большую часть сценария; нельзя хотя бы немножко не восхищаться человеком, который способен создать произведение, вызывающее столько эмоций. Для этого нужен талант.
Поэтому Грациэла удивлена, увидев обыкновенный трехэтажный дом из белого кирпича. Во дворе буйно разрослись гибискус и бугенвиллея. Грациэла вновь звонит Стефани по мобильному, наперед зная, что та не ответит, – и разумеется, никто не берет трубку.
– И дверь она тоже не откроет, – бормочет Грациэла, но все-таки выходит из машины.
Она звонит, и, конечно, ответа нет. Грациэла думает: нужно позвонить еще несколько раз, – но такая настойчивость кажется ей слишком грубой, пусть даже она напрасно проделала долгий путь. Грациэла стоит на улице еще минуту, пытаясь собраться с духом. Не исключено, что Стефани просто нет в городе или она занята подготовкой важных встреч. А может, увидела на экране мобильника номер Грациэлы и не стала отвечать. Но в любом случае непонятно, почему телефон выключен, а папка входящих переполнена. И Грациэла абсолютно уверена, что звонка в квартире не слышно. Она это чувствует. Иногда у нее пробуждается сверхъестественное, хотя и необъяснимое чутье.
Уже собираясь уходить, Грациэла замечает через стекло молодую светловолосую женщину, которая спускается со второго этажа. Женщина открывает дверь, и Грациэла с испугом понимает, что незнакомка далеко не молода. Точнее сказать, очень стара. Светлые волосы, отливающие золотом, уложены в огромный пучок и густо залиты лаком. Если это парик, то не слишком убедительный. Лицо у женщины без единой морщинки, но грудь и руки (на ней топик, поэтому большая часть торса открыта) испещрены веснушками и напоминают смятую простыню. Украшений так много, что невозможно понять, где заканчивается один браслет и начинается другой.
– Вы кого-то ищете? – спрашивает женщина. Любезно, но в то же время подозрительно.
– В этом доме живет моя знакомая, но она не отвечает на звонки.
– Может быть, просто вышла, – говорит старуха еще более подозрительно и поворачивается, чтобы убедиться, что дверь за ее спиной заперта, и Грациэла замечает коврик для йоги, переброшенный через плечо.
– Отличный коврик. Я сама недавно начала заниматься йогой.
Женщина оживляется и тут же вступает в разговор.
– Очень рада за вас, милая. И ни за что не бросайте. Я занимаюсь йогой уже двадцать лет, вот почему я в такой отличной форме. – Она сгибает дряблую руку. – Бикрам-йога, четыре раза в неделю. Сейчас я вешу столько же, сколько в двадцать лет. Как вы думаете, сколько?
Грациэла не собирается вступать в игру.
– Я плохо умею угадывать, – признается она.
– Сто два фунта. Сто три, когда ожидаю менструации.
Менструации?!
– Никто не верит, когда я говорю, что мне сорок семь.
Грациэла, честно говоря, тоже не поверила бы. Скорее семьдесят четыре.
– Моя знакомая, которая живет здесь, уговорила меня попробовать, – объясняет она. – Она давно занимается йогой.
Женщина поправляет спутанную массу ярких бус.
– Мне предлагают получить сертификат преподавателя, но где же взять время?.. Между прочим, у меня три дочери, которых я уже давным-давно пытаюсь приучить к йоге, но им совершенно неинтересно. Они учатся в частной школе. Это так дорого!
– Мою подругу зовут Стефани Карлсон. Вы ее не знаете?
– Стефани? Она живет рядом со мной. Приглашает в свой фильм, но меня уже тошнит от съемок. Слишком много волнения. Впрочем, я ее люблю. Слава Богу, она порвала со своим парнем.
– Правда? – Грациэла знакома со Стефани четыре месяца, и та ни разу об этом не обмолвилась. Может быть, у них не было ничего серьезного.
– Да. Когда он жил тут с ней, она так радовалась, что больно было смотреть. Лично я с мужчинами покончила. И поверьте, вовсе не потому, что никто не предлагает. Но отец моих дочерей был последним. Он бросил меня ради женщины постарше, представляете?
– Вы видели Стефани в последнее время? Она не отвечает на звонки.
– Я ее уже несколько дней не видела.
– Может быть, она уехала? В отпуск или еще куда-нибудь…
– Я не лезу в чужие дела. У меня своих хватает. Например, йога. В сорок два года я наконец научилась думать о себе.
Если так пойдет и дальше, она скоро превратится в подростка. Если собираешься соврать насчет своего возраста, то по крайней мере запомни цифру, с которой начала.
– Вы не знаете, кому из ее знакомых можно позвонить? – настаивает Грациэла.
– А вы любопытны. Хорошенькая, но любопытная. Нет, я никого не знаю. Но вот что я вам скажу. Если Стефани не появится в ближайшее время, я позвоню домовладельцу. Запах, который идет из ее квартиры, просто невыносим.
Кэтрин включает маленький ароматизатор в массажном кабинете.
– Лаванда или бергамот?
Конор сидит на краешке массажного стола и пристально наблюдает за девушкой.
– Эта дама, Ли, – хозяйка студии? – спрашивает он.
– Да. И мне нравится, что ты зовешь ее дамой. Так говорят в Бостоне?
Конор подмигивает. Видимо, он решил больше не отвечать на вопросы Кэтрин, и между ними завязывается взаимная игра. Разумеется, если вообще возможна какая-то взаимность.
– Вы хорошо ладите?
– Не считая мелких разногласий. Я считаю Ли своим лучшим другом. Раз уж тебе все равно, включу бергамот.
– Давай. Понятия не имею, что это такое. Я плохо воспринимаю запахи.
– Тебя слишком часто били в нос? И для массажа положено снять рубашку.
– Ты первая. Иначе я буду смущаться и бояться.
– Да брось. Ты просто хочешь увидеть мою грудь.
– Хочу. Но не прямо сейчас. У нас ведь профессиональные отношения. Я выйду, а ты приготовишься.
Кэтрин расстегивает блузку, вешает ее на стул и рассматривает себя в зеркале. Она понимает, что раньше использовала мужчин, пытаясь найти оправдание собственным поступкам, почувствовать себя привлекательной, желанной, даже любимой. Распространенный синдром среди женщин, которые подвергались жестокому обращению в детстве. Некоторые утешаются тем, что не одиноки в своих ошибках, но Кэтрин всегда ненавидела предсказуемость, не хотела поступать «как все», не хотела признавать, что ее жизнь раз и навсегда определена жестокостью отчима. Кэтрин нравилось считать себя неповторимой.
Как ни странно, но во время сексуальной «спячки», в которую девушка погрузилась после истории с Филом, она с особой остротой ощутила собственную привлекательность. Наверное, именно этого и следовало ожидать. Кэтрин изрядно поработала над собой, живот у нее стал плоским, а мышцы упругими. Если Конору нравится большая грудь, он разочаруется, но впервые в жизни Кэтрин начала ценить то, что у нее очень пропорциональное тело. Грудь не плоская, бедра не слишком широкие, исчезла тысяча недостатков, которые она вечно у себя находила. Все в порядке. А главное, занимаясь у Ли, Кэтрин научилась радоваться вещам, которые способно проделывать ее тело, несмотря на многочисленные испытания, которым его подвергали окружающие, начиная с отчима и заканчивая ею самой. Она перестала постоянно думать о том, как оно выглядит со стороны.
В дверь стучат, и она ложится на стол, лицом вниз, отчасти жалея, что они сейчас не у нее дома. Ей нравится эта маленькая игра. Может быть, они даже несколько раз сходят на свидание. И отсчет пойдет с сегодняшнего дня! Конор заходит и осторожно притворяет дверь.
– Готовы к сеансу массажа, мисс… э, я не знаю твоей фамилии.
– Бродски, – отвечает Кэтрин.
– Еще одна ирландка, – иронически отзывается Конор.
– Только с одной стороны. Догадайся сам, с какой.
Его руки касаются спины девушки, и Кэтрин ощущает прилив тепла. Конор прижимает ладони к талии «пациентки» и начинает большими пальцами разминать тело вдоль позвоночника. Или он действительно учился, или отличается чудесной проницательностью. Когда он добирается до плеч, Кэтрин настолько спокойна и расслабленна, что уже ни о чем не волнуется. Если студия закроется, она всегда сможет найти другое место для массажного кабинета и посещать занятия Ли, где бы они ни проходили.
Конор принимается массировать шею. Кэтрин ощущает на спине его теплое дыхание, а потом – легчайшее прикосновение мужской щетины к своей коже.
– Кто тебя этому научил? – спрашивает она.
Он придвигается ближе и шепчет:
– Я совершенствуюсь в процессе.
– У вас отлично получается, мистер Росс.
– Рад, что понравилось. Какие интересные татуировки.
– Они ведь тебя не отпугнут?
– Я смелее, чем ты думаешь, Бродски. А ты, по-моему, лучше, чем хочешь казаться.
– Хотела бы я, чтоб так оно и было, мистер Росс. Честное слово.
В сумке у Кэтрин звонит мобильник.
– Ответишь? – спрашивает Конор.
– Это всего лишь Ли, мой вроде-как-босс.
– В таком случае обязательно ответь.
– Если ты пытаешься сделать из меня честную женщину, лучше перестань.
– Я ничего не пытаюсь сделать, – шепчет Конор. – Я просто хочу, чтобы ты села, и тогда я увижу твою грудь.
* * *
– Значит, вы хотите сказать, что кто-то таскает из студии деньги? – спрашивает Алан.
Коротышку из «Мира йоги» зовут Чак, а Высокого – Дэвид. Поскольку шутки закончились, Ли полагает, что лучше даже в мыслях называть их по именам. Чак вскидывает руки, словно заслоняясь от удара.
– Ну что вы! Никто ни слова не сказал о воровстве.
– Мы просто говорим, что кое-где концы с концами не сходятся.
Алан встает и начинает расхаживать по комнате. В течение многих лет он попрекал Ли ее манерой пускать некоторых учеников бесплатно и давать помощникам чересчур большую свободу в финансовых вопросах. До сих пор Ли думала о деньгах в терминах «мало» и «достаточно». Подробности никогда ее не интересовали, не казались важными. Ли знает, что подобный взгляд на вещи нелеп и неблагоразумен, но в то же время искренне полагает, что мир стал бы приятнее и лучше, если бы все усвоили ее точку зрения.
– Признаю, я небрежно обращаюсь с деньгами, – говорит она. – Но доступ к кассе есть только у меня и Кэтрин.
У Алана, несомненно, иное мнение.
– Господи, Ли. Я предупреждал, что от девчонки будут неприятности. Она наркоманка! Нельзя давать такому человеку ключи от кассы!
Ли хочется напомнить, что Кэтрин уже не первый год воздерживается от наркотиков и что ее добродетели с лихвой искупают прошлые ошибки, но она знает, что это приведет к взаимному обмену упреками и неприятной, мелочной ссоре.
– Кэтрин – моя подруга, Алан, и я не хочу, чтобы ты так о ней отзывался.
– Моя жена готова принять в студию любого бродягу, – объясняет Алан.
Чак и Дэйв поворачиваются к нему, кивают, и Ли понимает, что ей предстоит обороняться одной против троих.
– Правда? – уточняет Дэйв.
– Да, – отвечает Алан. – Всякую уличную шпану, которую можно, с ее точки зрения, направить на путь истинный. Нет денег? Не проблема, что-нибудь придумаем. То есть заплатим из нашего кармана.
– Я не принимаю уличную шпану, – вмешивается Ли. – Эти люди – мои друзья и ученики. Да, порой я закрываю глаза на неуплату, если у них трудные времена. Добрая воля и верность – лучшая награда. И кстати, до сих пор я сводила концы с концами каждый месяц, с самого первого дня, в течение пяти лет.
Интересно, что сказали бы ее ученики, если бы присутствовали при разговоре. На каждом занятии Ли внушает им, что нельзя позволять окружающим манипулировать тобой, а теперь сама реагирует на раздражители. Но она понимает, что согласилась заключить контракт, не зная ни единой подробности, лишь бы защитить самолюбие Алана, в то время как он продолжает по-ребячески срываться на жену. Под красивой внешностью, бахвальством и напускной смелостью скрывается беспомощный ребенок, и поэтому Ли так влечет к мужу. В конце концов, внутренняя уязвимость и есть самая приятная черта Алана. Странно, что именно он критикует Ли за желание помогать ближним.
– Может быть, вернемся к обсуждению контракта? – предлагает Ли. – Я думала, вы собираетесь купить мою студию.
Гости вновь возвращаются к проверенному сценарию, становятся Высоким и Коротышкой. Им приятно ощутить под ногами почву.
Высокий:
– Наши сотрудники посещают студии по всему городу…
Коротышка:
– …и надо сказать, скидок им не предлагают. Ха-ха.
Высокий:
– Да уж. Хотя некоторые из них и похожи на бродяг, Ли. Но так или иначе, мы согласны, что у вас… своеобразный стиль.
Коротышка:
– Эклектический.
Высокий:
– Ровный. Вы вышли за границы физического, объединили множество традиций и методик, присоединили к ним духовный элемент.
Коротышка:
– Занятия проходят в сдержанном, классическом духе, и это редкость.
Высокий:
– Иными словами, вы нужны Жанетте и Фрэнку.
Коротышка:
– И вы тоже, Алан.
Высокий:
– Сейчас мы к этому перейдем. Вы способны привнести в «Мир йоги» кое-что, чего нет у нас, Ли. А взамен получите то, чего нет у вас, – возможность преобразить жизнь тысяч людей. Десятков тысяч – как только вы начнете обучать других преподавателей.
Коротышка:
– И мы позаботимся о финансовых вопросах. Черт возьми, мы понимаем, что не у всякого человека это сильная сторона. Вы будете получать стабильную оплату. Плюс медицинская страховка для всей семьи.
Высокий:
– Жанетта и Фрэнк гарантируют медицинскую страховку каждому сотруднику, который имеет на нее право.
Коротышка:
– Вам ничего не придется делать, только сосредоточиться на том, что вы любите и умеете. Полагаю, именно об этом вы всегда мечтали.
«Спасибо, что разъяснили», – думает Ли. Впрочем, они не ошиблись.
Высокий:
– Ваша методика будет охраняться авторским правом. Никто не сможет преподавать по ней или использовать ваше имя – если только не пройдет обучение у вас.
Коротышка:
– Шестинедельный курс для преподавателей. Семьдесят два часа в общей сложности. Сорок восемь тысяч долларов.
Высокий:
– «Медитасана "Глубокий поток"».
Неплохое название.
– И в чем же подвох? – уточняет Ли.
Подвох есть всегда, когда имеешь дело с грабителями. Почему бы не открыть карты прямо сейчас?
Гости переглядываются, и Высокий говорит:
– Это эксклюзивный контракт. Вы сможете преподавать только в «Мире йоги».
Коротышка:
– И разумеется, нам будут принадлежать права на «Глубокий поток».
Высокий:
– По-моему, все очевидно. Если в итоге появится книга или учебный фильм…
Коротышка:
– Но давайте не будем на этом зацикливаться.
«Права», как и деньги, – вещь, о которой Ли никогда особенно не заботилась. Юридическая болтовня не имеет никакого отношения к реальному миру и к проблемам повседневной жизни, которые заботят ее больше всего. Изо всех сил пытаясь подавить тщеславие, Ли все больше уверяется, что в ее методе и впрямь есть нечто необычное, возможно, даже уникальное. У других преподавателей ученики нередко получают травмы или заучивают позы как попало, от чего больше вреда, чем пользы. Она уже подумывала о том, чтобы официально зарегистрировать свою методу, но никогда не относилась к этому чересчур серьезно.
Ли смотрит на Алана. Он откинулся на спинку дивана, руки сложены на груди. Отчего-то красивая одежда и блестящие волосы теперь выглядят нелепо. Сплошная форма и никакого содержания. Но Ли не в силах побороть желание позаботиться о муже – глупо это или нет, но ей нестерпима мысль о том, чтобы оставить его.
– А как насчет Алана? – спрашивает она. – Вы сказали, что он вам тоже нужен.
– Разумеется, – отвечает Коротышка. – Мы наблюдали за вами в студии, Алан. Вы потрясающий музыкант.
– Просто невероятный, – подхватывает Коротышка.
– На занятиях, где звучит живая музыка, всегда полно желающих, – соглашается Ли.
– Вот именно. Жанетта и Фрэнк уже давно ищут человека, который будет сопровождать некоторые занятия музыкой. По-моему, они его уже нашли – и это вы.
– Они бывали в студии? – спрашивает Алан.
– Нет. Конечно, нет.
«Конечно, нет»?
– Но…
– Мы предпочитаем не обсуждать их личную жизнь с сотрудниками, – предупреждает Высокий, посмеиваясь. – Думаю, вы меня понимаете.
Коротышка:
– Суть в том, что у нас есть очень приятное предложение и для Алана.
Высокий:
– Как только мы договоримся с вами, Ли.
Звонит мобильник. Ли смотрит на экран. Номер незнакомый.
– Простите, – говорит она, – но я должна ответить. У меня двое детей, и они сейчас с няней.
– Близнецы… – Высокий кивает. – Ну разумеется.
– Ли, простите, что побеспокоила, – раздается испуганный хриплый шепот в трубке. Голос знакомый, но Ли не сразу его узнает. – Мне дали ваш телефон в студии. Это Грациэла.
– Здравствуй, Грациэла. Я сейчас занята, поэтому…
– Простите, Ли, но я не знала, к кому еще обратиться. Я сейчас дома у Стефани.
– Все в порядке?
– Нет. Нужна помощь.
– Запах? – переспрашивает Грациэла. – Какой запах?
– Я уже сказала, что не лезу в чужие дела, – отвечает старуха. – И все же я бы не назвала его приятным или полезным для здоровья. У нее кошки. Может быть, это из-за них. Но нужно как-то решить проблему…
Кошки. Стефани о них не рассказывала. У Грациэлы одно время жили две кошки, но у Дарила аллергия, поэтому пришлось отдать животных в добрые руки, когда он к ней переехал. Кошек забрала очень приятная семья, но Грациэла так грустила, когда везла Марту и Читу в Пасадену, что теперь предпочитает об этом не вспоминать.
– Домовладелец живет здесь же? – спрашивает она.
– Раньше жил, но потом пришлось слегка сократить расходы. Теперь он приходит три раза в неделю. Знаете, однажды мне предложили вложить деньги в «пирамиду» Берни Медоффа, но я посмотрела на эти цифры, все сразу поняла и сбежала.
– Э… хорошо.
Грациэла знает, что единственный способ обвести болтливую жилицу вокруг пальца – сыграть на ее тщеславии. Возможно, старуха слегка не в своем уме, но сейчас только она поможет Грациэле попасть в дом.
– Кстати, мне всегда было интересно, – говорит девушка, – можно ли оставлять на себе украшения, когда занимаешься «горячей» йогой. Браслеты, наверное, буквально раскаляются. Но если они дорого стоят, куда вы их денете, если снимете?..
– Я рада, что вам они нравятся. У вас хороший вкус. А мои дочери говорят, что я похожа на проститутку. Ну и язычок у современных девушек! Я никогда не снимаю украшения. Бикрам мне не позволяет. Он говорит, что я прибавляю студии шика.
– Несомненно.
В этой женщине и впрямь есть своеобразный шик – хотя и доведенный до абсурда. Разглядев поближе спутанную массу бус и браслетов, Грациэла хвалит украшения и достигает желанного эффекта. Поболтав несколько минут, она просит старуху впустить ее в дом, чтобы лично постучать к Стефани. Женщина рассматривает Грациэлу, как будто пытается угадать, не спрятано ли у гостьи оружие, а потом соглашается.
– Но я пойду с вами. Не хочу нести ответственность за взлом.
– Кстати, меня зовут Грациэла.
Женщина возится с массивной связкой ключей. Браслеты, цепочки и десятки брелоков звенят при каждом движении. Даже если она и услышала слова девушки, то не выказала никакого интереса. От этого звяканья Грациэла начинает нервничать еще сильнее.
– Боже, сколько ключей.
– Я их коллекционирую. Они приносят удачу, хотя и не сразу найдешь нужный.
Оказавшись внутри, Грациэла чует запах чеснока в коридоре. Женщина говорит:
– Хм… похоже, Генриетта снова жарит цыплят. А вот и квартира Стефани.
Из-под двери сочится неприятный запах, отчасти заглушенный чесноком. Смесь гниющего мусора и кошачьей мочи. Грациэла осторожно стучит в дверь и прикладывает ухо к металлу. Изнутри не доносится ни звука. Она стучит еще раз, уже громче. Ничего. Женщина подходит к Грациэле и оттирает ее в сторону.
– Ничего у тебя не получится, – заявляет она и барабанит так громко и настойчиво, что выглядывает кто-то из соседей.
– Стефани! – кричит она. – Стефани! Это Билли, открой. Нужно поговорить.
Никакого ответа. Но старуха невозмутимо продолжает:
– Это Билли! Стефани, открой, или я позову хозяина!
Слышится бряканье цепочки, и дверь распахивается. Прежде чем Грациэла успевает увидеть Стефани, ее охватывает волна теплого, застоявшегося воздуха. Нестерпимо пахнет кошачьим туалетом – и спиртным. В коридор вальяжно выходит тощий рыже-черный кот, а потом на пороге как ни в чем не бывало появляется Стефани.
– Грациэла, ты что тут делаешь?
Она говорит с трудом, как будто во рту у нее пересохло, и слова звучат невнятно.
– Тебя несколько дней не было, и я забеспокоилась, – отвечает девушка.
Короткие волосы Стефани сбились, глаза покраснели и опухли. На ней невероятно грязная футболка и старые черные спортивные штаны, сплошь в крошках и кошачьей шерсти.
– Я работаю, – бормочет Стефани. Это самая неубедительная ложь из всех, что доводилось слышать Грациэле.
– Да, я так и подумала. Знаю, что у тебя много дел. Можно зайти?
Но прежде чем Стефани успевает ответить, Билли первой протискивается в квартиру. Грациэла, набравшись смелости, следует за ней. Квартира выглядит не лучше, чем ее хозяйка, – повсюду валяются газеты и обертки из-под еды, на кофейном столике у телевизора стоит несметное количество винных бутылок. На кушетке – груда одеял и смятых простыней (видимо, Стефани там спит). Телевизор работает без звука. Стефани смотрит «Лучи надежды».
В центре комнаты – груда кошачьего наполнителя, как будто Стефани не сумела насыпать его в лоток и просто вывалила на пол.
Миниатюрная серая кошечка выскальзывает из-под кушетки и трется о ноги Грациэлы. Девушка наклоняется и берет малютку на руку.
– А, Марлен, вот где ты, – говорит Стефани. – Я ее искала. Прости, что не успела сегодня прибраться. Я говорила по телефону, а потом собиралась заняться йогой.
Когда Стефани появлялась в студии в последний раз? Неужели всего две недели назад? Женщина пережила настоящий крах, и это очевидно. Грациэлу мутит. Она сажает котенка на плечо и трется лицом о серую шерстку, чтобы успокоиться.
– Стефани, я не… Что случилось? Как ты…
Но у Стефани такой неживой взгляд и она столь явно не сознает происходящее, что Грациэла понимает: подруга не ответит, даже если удастся внятно задать вопрос. Билли усаживается в кресло, которое можно счесть относительно чистым.
– Отличное кресло, – заявляет она, похлопывая по подлокотникам. – Купила в «ИКЕА»?
Ну и что теперь? Было бы гораздо проще, если бы Стефани лежала без сознания, – тогда по крайней мере Грациэла вызвала бы «Скорую». Больше всего ей хочется убежать и забыть об увиденном. Но она не может. Необходимо что-нибудь сделать для Стефани. Грациэла спускает котенка на пол, распахивает окно, и в комнату врывается свежий прохладный ветер. Никогда еще городской воздух не казался танцовщице таким приятным. Она выходит на маленький балкон, достает мобильник и звонит единственному человеку, который способен помочь.
После многих лет нелегкой жизни Кэтрин решила, что ей уже не суждено страдать от застенчивости и робости. Список вещей, которые она не испробовала, столь же короток, как и список несовершенных ошибок. Но чего уж точно у нее не было, так это знакомства с приличным, честным парнем. Может быть, именно поэтому девушке так неловко предстать полуголой перед Конором. После двадцати минут массажа она просто в экстазе.
– Ваша очередь, мистер Росс, – говорит она. – Услуга за услугу. Я поучу тебя тайнам мастерства.
Он проводит рукой по ее позвоночнику, до самых ягодиц, криво усмехается и садится на край стола, повернувшись спиной. Кэтрин приподнимается и прислоняется к нему. Есть множество куда менее приятных способов провести остаток дня. Она не прочь закрыть глаза и сидеть так и дальше. «Пожалуйста, только ничего не испорти», – думает она, впрочем, не зная, кому адресует эту просьбу – Конору или себе.
– Хорошо, что ты ответила, – говорит Ли. – Я дома.
– Знаю, – отвечает Кэтрин. – Хлоя сказала, у вас какая-то встреча.
