Текст книги "Побочный эффект"

Автор книги: Рэймонд Хоуки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Нет!

– Подавали ли вам на ужин тетерева?

– Да.

– За ужин расплачивались вы лично?

– Да.

– Заезжали ли вы с друзьями после ужина к Клэр Теннант?

– Нет.

– Встречались ли вы с Клэр Теннант наедине?

– Нет.

– Вы правдиво отвечали на все мои вопросы?

– Да.

Юнкер выключил детектор и встал.

– Благодарю вас, миссис Пирс, за то, что вы терпеливо выдержали всю эту процедуру.

Пирс словно не слышала его.

– Миссис Пирс! Мы закончили...

– Как? Уже все? – Пирс казалась удивленной.

– Все, – подтвердил Юнкер и нагнулся к ней, чтобы ослабить манжету тонометра. – Еще раз благодарю вас за то, что вы уделили нам столько времени.

– Ну и как я отвечала?

– Мне потребуется время, чтобы еще раз внимательно просмотреть записи, – объяснил ей Юнкер, снимая манжету с ее руки. – Завтра или послезавтра мистер Липпенкотт известит вас о результатах.

Юнкер снял с Пирс черные трубки, она поднялась с кресла и, подойдя к зеркалу, сквозь которое Фицпатрик и Липпенкотт наблюдали за ходом испытания, принялась надевать шляпу.

– Могу ли я предложить вам чего-нибудь выпить?

– Большое спасибо, но, если вы не возражаете, я, пожалуй, пойду. – Пирс сладко улыбнулась и взяла со стола сумочку и перчатки.

Проводив Пирс до лифта, Юнкер вернулся к своим гостям – в руках у него были три бумажных стаканчика с кофе. Вручив по стаканчику Липпенкотту и Фицпатрику, Юнкер тяжело опустился в кресло и начал расстегивать жилет.

– Ну что? – спросил Липпенкотт.

Юнкер хрустнул пальцами.

– Прежде чем прийти к окончательному выводу, нужно еще раз просмотреть все это. – И он кивком указал на ворох бумажной ленты, который они могли видеть сквозь прозрачное зеркало. – Не очень-то похоже, что она говорила правду, только правду, и ничего, кроме правды, – с самого начала и до самого конца!

23

Вернувшись с острова Гиппократа, где он брал интервью у Манчини, Фицпатрик застал Липпенкотта на борту яхты "Марлоу" – тот как раз заправлял новый ролик бумажной ленты в эхолот.

– Раз послезавтра вы уезжаете, – с улыбкой обратился к нему Липпенкотт, – я предлагаю завтра прокатиться до пролива. Как вам мое предложение?

– Отличная идея. – Сняв куртку, Фицпатрик бросил ее на скамью в рулевой рубке.

– Ну, как прошло интервью?

– Неплохо...

– Что-то в вашем ответе я не слышу твердости.

– Да нет, – заверил его Фицпатрик, – все в порядке.

Липпенкотт подошел к столу, на котором были сложены морские карты, и открыл ящик.

– Как, вы говорите, называется этот остров? – спросил он, перебирая карты.

– Остров Гиппократа.

– Ага, так я и думал. Это недалеко от восточного побережья Абако?

– Да. Рядом с Трежер-Кей.

Липпенкотт задвинул ящик движением бедра.

– Черт побери, даже ничего похожего не нахожу, – пробурчал он, раскладывая карту.

Фицпатрик подошел ближе и тоже взглянул на карту.

– Вот он, – сказал Фицпатрик, указывая на один из группы крошечных островков, обведенных лиловой линией. – Снэйт, по-видимому, переименовал его, а тут осталось старое название.

– А как вы туда добирались? На гидроплане?

– Нет. Вертолетом из Уотсон-Парка.

Липпенкотт отодвинул карту в сторону и присел на краешек стола.

– А с Манчини вы поладили?

– Знаете, он интересный собеседник. Просто кладезь информации. Я, пожалуй, снова слетаю к нему в Нью-Йорк после того, как ему сделают пересадку, и возьму еще одно интервью.

– А Снэйт? Вам удалось с ним встретиться?

– Мимоходом. Он зашел выпить с нами рюмку перед ленчем.

Липпенкотт вопросительно поднял брови.

– И что же?

– Не знаю... – растерянно ответил Фицпатрик. Дотянувшись до своей куртки, он вытащил из кармана пачку "Кэмел" и зажигалку. – Понимаете, Снэйт – один из тех субъектов, которые избегают смотреть людям в глаза. Более того, есть в нем, по-моему, что-то страшноватое... – Он помолчал, закуривая. – По правде говоря, и остров этот произвел на меня жутковатое впечатление. Глупости, конечно, но, знаете, меня там не покидало ощущение, будто за мной следят...

– Ничего удивительного, – пожал плечами Липпенкотт. – Вероятно, за вами и в самом деле следили. Не забывайте, что главное достоинство этой клиники ее уникальность, как выражаются специалисты по рекламе с Мэдисон-авеню, ее удаленность от чужих глаз.

– Возможно... Кстати, я заметил, что к листьям некоторых растений, растущих вдоль берега, прикреплены электроды. Мне показалось, и вы, пожалуйста, не смейтесь, что эти растения используются в качестве индикаторов стрессовых состояний.

– Что еще за индикаторы? – Липпенкотт рассмеялся.

– Видите ли... – начал Фицпатрик, как бы собираясь с мыслями. – Фамилия Бэкстер вам ничего не говорит? Клив Бэкстер?

– Впервые слышу.

– Так вот, этот Бэкстер перед тем, как открыть школу для обучения офицеров полиции работе с детекторами лжи, был сотрудником ЦРУ, и однажды ему пришла в голову мысль подключить полиграф к стоявшему в кабинете фикусу. Он решил определить, сколько потребуется времени, чтобы вода из корневой системы достигла листьев.

– Мне тоже иной раз приходят в голову дурацкие идеи, – отозвался Липпенкотт, нагнувшись, чтобы завязать шнурок на кроссовке.

– Со всеми, видимо, это случается. А потом, – продолжал свой рассказ Фицпатрик, – после нескольких неудачных попыток Бэкстеру захотелось узнать, как прореагирует фикус, если он возьмет да и подожжет один из листьев. И тут все датчики детектора лжи словно с ума посходили. Как будто растение догадалось, что у Бэкстера было на уме...

– Ага! – кивнул Липпенкотт. – Я, кажется, знаю, о ком вы говорите. Это происходило в конце шестидесятых, верно?

– Правильно. Первая работа Бэкстера называлась, по-моему, "Первичная реакция растений" и была опубликована в шестьдесят восьмом году. С тех пор написано уже немало исследований о взаимодействии между человеком и растением. Например, ученые из московского института психологии заявили, будто они получили научно подтвержденные доказательства того, что растения реагируют на широкий спектр человеческих чувств. Ходят слухи и о том, будто в американской армии ведутся опыты по использованию растений в качестве индикаторов стрессовых состояний человека.

– И вы думаете, что на своем острове Снэйт подсоединил растения к полиграфам? – заинтересовался Липпенкотт.

– А зачем же тогда было присоединять к листьям электроды? По-моему, только с этой целью.

– А сами вы его об этом не спросили?

– В том-то вся и штука, что я это заметил уже на обратном пути к вертолету.

Яхта, пришвартованная у пирса, плавно закачалась на волнах, поднятых проходившим мимо рыболовным судном, и Фицпатрик, подойдя к двери рубки, выбросил окурок в воду.

– Есть еще одна деталь, подтверждающая мое предположение, – продолжал он, возвращаясь на место. – Вдоль всей береговой линии, с интервалом в пятьдесят ярдов, установлены столбы с телевизионными камерами и, я не сомневаюсь, инфракрасными прожекторами.

– И снова ничего удивительного, – отозвался Липпенкотт. – Если кому-то захочется сунуть нос на этот остров, добираться ему придется, безусловно, по морю.

– Подождите, но столбов-то этих установлено на побережье не меньше сотни. А это значит, что нужна сотня мониторов, и на каждые четыре – хотя бы один оператор. Иначе говоря, не менее двадцати пяти человек должны круглосуточно нести вахту. А если предположить, что рабочая смена продолжается восемь часов, значит, на одно обслуживание мониторов нужно семьдесят пять человек! – Фицпатрик покрутил головой. – Чепуха какая-то!.. Однако, – продолжал он, – есть способ обнаружить каждого злоумышленника, пытающегося проникнуть на остров, с помощью, скажем, всего восьми мониторов и шести операторов...

– Понимаю, – перебил его Липпенкотт. – Растения в месте высадки отреагируют на появление чужаков, и реакция эта будет немедленно зафиксирована полиграфом.

Фицпатрик кивнул.

– И полиграф автоматически включит в нужном секторе телевизионные камеры и инфракрасные прожекторы. А поскольку человеческий глаз не способен улавливать инфракрасное излучение, пришельцы даже не заподозрят, что они обнаружены, до тех пор, пока их не окружит вооруженная охрана...

– Знаете, что я по этому поводу думаю? – отозвался Липпенкотт. – Я думаю, что все это ерунда! Едва ли Снэйт станет держать у себя семьдесят пять человек, чтобы они просиживали штаны возле телевизионных мониторов. Я думаю, что все эти телевизионные камеры, прожекторы и электроды – не что иное, как фальшивая система сигнализации наподобие тех, что устанавливают, желая отпугнуть грабителей.

– Может, и так. Но если я прав – а Снэйт ничуть не похож на человека, играющего в бирюльки, – то он чертовски здорово разбирается в этих полиграфах.

– А Пирс работает у Снэйта, и она, помните, сама попросила, чтобы ее испытали на детекторе лжи, желая "доказать", что никоим образом не замешана в исчезновении Клэр. Только в глубине души никто из нас ей не поверил.

Липпенкотт с силой втянул в себя воздух.

– Я не уверен, что...

– Минуту, Эд! – перебил его Фицпатрик, вдруг схватив свою куртку. Знаете, мне вдруг пришла в голову еще одна мысль! – Он вынул записную книжку-календарь и принялся лихорадочно листать ее. – Когда я пытался придумать, о чем бы еще спросить Снэйта – а говорить с ним все равно, что разговаривать с роботом, – я спросил его, по чему, уехав из Англии, он больше всего скучает. И он понес какую-то чушь о стилтонском сыре с портвейном и о выдержанном тетеревином мясе. Да-да, он определенно упомянул о тетереве...

– А какая связь между тетеревом, растениями-телепатами и полиграфами?

– Помните, Пирс сказала, что в тот вечер, двенадцатого августа, когда исчезла Клэр, сама она ужинала с друзьями? Она вспомнила про этот вечер все до мельчайших деталей, даже то, что на ужин им подали тетерева. – Он протянул Липпенкотту свою записную книжку-календарь. – Посмотрите, что написано на странице, помеченной двенадцатым августа.

– "Обед в час тридцать"... – прочел вслух Липпенкотт.

– Нет, нет, прочтите то, что напечатано типографским шрифтом в календаре рядом с датой.

– "Начало охоты на тетеревов..." – Он прочел эту фразу еще раз, изменив смысловое ударение, словно это должно было помочь в разрешении загадки. – Я что-то ничего не понимаю.

– Не понимаете? – удивился Фицпатрик, как будто эта фраза в календаре разом все разъясняла. – Пирс сказала, что двенадцатого на ужин им подали тетерева, так? Но если сезон охоты на тетеревов начался лишь в тот самый день, значит, этого быть не могло!

– А вдруг этого тетерева подстрелили на рассвете двенадцатого августа? – протянул Липпенкотт, подавляя зевоту.

– В том-то все и дело! В Англии тетерева принято подавать к столу только после того, как тушка повисит по меньшей мере неделю! Именно это имел в виду Снэйт, когда говорил о "выдержанном тетереве"!

– Ну и дела! – Липпенкотт оживился. – Но ведь Юнкер как раз и спрашивал Пирс об этом, когда проверял ее на детекторе.

– Вы это точно помните?

– Абсолютно. А насчет выдержки вы ничего не путаете?

– Уверен на все сто процентов...

Липпенкотт на секунду задумался.

– Знаете, Юнкер считает себя гурманом... Почему бы нам не позвонить ему? – сказал он и, спрыгнув со стола, вышел из рулевой рубки.

Фицпатрик принялся ходить взад и вперед. Если Пирс во время испытания соврала про тетерева, то почему детектор не отреагировал на ее ложь? И почему в душе его каждый раз поднимается тревога при мысли о том, что Снэйт, по всей вероятности, превосходно разбирается в детекторах лжи? Какое-то внутреннее чувство подсказывало Фицпатрику, что это связано с сообщением о том, что в Институте психологии пользовались детекторами лжи при исследовании контактов между людьми и растениями. Но каким образом?

И вдруг он вспомнил: русские ученые, чтобы вызвать нужную реакцию, гипнотизировали своих подопытных.

И сразу же за этой мыслью мелькнула другая: секретные агенты и гипноз... Об этом, кажется, говорил доктор Пол в тот вечер, когда попытался загипнотизировать ди Сузу.

Да, да, Пол сказал тогда, что, если легенду выучить под гипнозом, она будет казаться самому агенту истинной и единственно верной.

Наконец-то сложная мозаика событий начала приобретать логические очертания. Значит, Пирс сама напросилась на испытание детектором лжи, потому что была уверена, что сможет обмануть детектор, и, следовательно, она сыграла определенную роль в принятом Клэр решении. Но если можно было загипнотизировать Пирс так, что она сумела перехитрить детектор лжи, то почему нельзя было провести сеанс гипноза и с Клэр, чтобы заставить ее уехать?

Липпенкотт, появившийся в дверях рубки, не успел и рта открыть, как Фицпатрик выложил ему только что родившуюся гипотезу.

Тот слушал, не перебивая, и все больше мрачнел.

– Да, все это очень интересно, если бы не один маленький, но очень существенный нюанс: дело в том, что тетерева едят либо на седьмой день после отстрела, либо в тот же день!

Итак, Пирс вполне могла в тот вечер насладиться за ужином тетеревиным мясом. По словам Юнкера, несколько лондонских ресторанов славятся именно тем, что двенадцатого августа подают на ужин тетеревов, доставленных самолетом из Шотландии.

24

В гостиной у Липпенкотта Юнкер снял пиджак и, повесив его на спинку кресла, сел.

– Ну, рассказывайте, – сказал он, сосредоточенно протирая солнечные очки, – что тут у вас стряслось?

– После того как Эд позвонил вам, – начал Фицпатрик, – я все никак не мог успокоиться. И решил сделать то, что следовало бы сделать с самого начала: позвонил в Лондон, и поговорил с управляющим ресторана, в котором ужинала Пирс.

– Молодец, соображаете, – одобрительно кивнул Юнкер, проверяя стекла очков на свет. – И он сказал, что у них в меню нет тетерева?

– Нет, есть. Кстати, они сегодня подают его. Но вот вечером двенадцатого августа в меню этого блюда не было! В этом он абсолютно уверен. Дело в том, что сейчас практически ни в одном из лондонских ресторанов двенадцатого августа не подают тетеревов – слишком дорого стало доставлять их из Шотландии самолетом.

Юнкер открыл портфель и вынул ролик миллиметровки – результат испытания Пирс на детекторе.

– Ничего не понимаю, – сказал он, расстилая бумажную ленту на полу. Ровным счетом ничего. Обычно испытуемые попадаются на каких-то мелочах, на несущественных деталях. Я дважды спрашивал Пирс, что они ели на ужин. И вот, взгляните сами... – Присев на корточки, он указал на следы самописцев в середине и в конце ленты. – Ни единого зубца, ни там, ни здесь. А теперь сравните это с показаниями приборов, когда Пирс совершенно определенно говорила неправду, – продолжал Юнкер, указывая на линии в самом начале ролика. Тогда, чтобы установить параметры теста, он намеренно задавал Пирс вопросы, в ответ на которые она могла сказать лишь заведомую ложь. – Видите, тут самописцы заметались!

Линда, которая вслед за Фицпатриком и Липпенкоттом тоже опустилась на пол, чтобы посмотреть, уселась поудобнее, поджав под себя ноги, и заметила:

– Может, она вовсе не врет, просто не помнит того, о чем ее спрашивали. Вот я, например, хоть убей, ни за что не вспомню, что ела на ужин две недели назад...

Юнкер выпрямился, перешагнув через бумажную ленту и снова сел в кресло.

– Это потому, что ничего необычного с вами две недели назад не произошло?

– Да откуда вы это знаете? – обиделась Линда.

– А разве что-то случилось?

– Нет, ничего, – вздохнула Линда.

– Скажите, а чем вас угощал Эд, когда впервые пригласил в ресторан? спросил Юнкер.

– Шницелем, – ответила Линда с деланным негодованием. – И это после того, как мы два часа смотрели фильм в открытом кинотеатре! Я поклялась в тот день никогда с ним больше не встречаться!

– Что и требовалось доказать! – сказал Юнкер, удовлетворенный тем, что его фокус удался.

Липпенкотт, обернувшись к Фицпатрику, подмигнул.

– Я всегда считал, что хорошее начало – половина дела, – сказал он достаточно громко, чтобы Линда могла его услышать.

Линда, улыбаясь, потянулась к нему и шутливо дернула за бороду.

Липпенкотт с трудом поднялся и пересел на диван.

– Предположим, Майк прав, и Пирс под гипнозом заучила свою версию, сказал он Юнкеру. – В таком случае ей удалось бы перехитрить детектор?

Юнкер хрустнул пальцами.

– Думаю, что да. Все возможно. Но мы возвращаемся к тому, с чего начали: а зачем ей все это?

Юнкер снова хрустнул пальцами, и на этот раз так громко, что Линда поморщилась.

– Можно мне задать вам несколько нескромных вопросов? – спросил он Фицпатрика.

– Пожалуйста.

– На некоторые из них ответить будет нелегко.

– Спрашивайте, – сказал Фицпатрик, усаживаясь в кресло.

– Не приходилось ли Клэр работать в государственных учреждениях типа министерства обороны?

Фицпатрик отрицательно покачал головой.

– Не бывала ли она в России или других странах Восточной Европы?

– Нет, никогда.

– Не увлекалась ли она наркотиками? Например, не курила ли марихуану, не нюхала ли кокаин или что-нибудь в этом роде?

– За то время, что я с ней знаком, ничего подобного не замечал.

– А за мужчинами она не охотилась?

– Охотилась за мужчинами?! – Фицпатрик нахмурился. – Да вы что!.. начал он с негодованием, но Липпенкотт перебил его.

– Не кипятитесь, Майк. Вас спрашивают об этом не из пустого любопытства, должен признаться, именно эти вопросы я задал и Реджи Этуеллу, когда он впервые позвонил мне.

Успокоив Фицпатрика, Липпенкотт обратился к Юнкеру:

– По-видимому, Рассел, эта девица чиста, как капля утренней росы.

Но Юнкер не мог успокоиться. Ему не верилось, что человек мог быть безупречен.

– Этуелл проверил ее по картотеке Скотланд-Ярда?

– Проверил, – отозвался Липпенкотт, бросив на Фицпатрика виноватый взгляд.

– Так, ясно... – Юнкер обдумывал следующий вопрос. – Может, обстоятельства заставили ее заняться проституцией? – предположил он.

Липпенкотт покачал головой.

– Не та натура, не то воспитание и не та национальность.

Несколько минут они сидели молча.

Внезапно Юнкер вскочил со своего кресла.

– Можно от вас позвонить?

Липпенкотт, обернувшись, указал на телефон, стоящий на столике, который он купил накануне. Однако, уловив его нерешительность, добавил:

– Но если тебе неудобно звонить отсюда, есть еще один аппарат – в спальне...

– Подождите минуточку! – воскликнула Линда, вскакивая с места. – Там не прибрано.

Она выбежала из комнаты и вернулась через несколько минут.

– Как подниметесь наверх, поверните направо, а там вторая дверь налево, – сказала она Юнкеру. И, закрыв за ним дверь, она повернулась к Липпенкотту. – Что все это означает?

– То, что он пошел звонить из спальни? – усмехнулся тот в ответ. Вероятно, хочет переговорить со своими приятелями из ЦРУ...

– Из ЦРУ? – нахмурилась Линда. – Зачем ему понадобилось говорить с ЦРУ?

– Да ведь он раньше сотрудничал с ЦРУ, дорогая. Возможно, и сейчас продолжает работать на них.

– Ты же говорил мне, что он работает в агентстве по подбору руководящих кадров...

– Он действительно работает в этом агентстве, – ответил Липпенкотт, не скрывая раздражения. – Но это не мешает ему одновременно работать и на ЦРУ, а ЦРУ, как никакое другое правительственное учреждение, вложило уйму средств в разработку методики допросов. Уж если они не знают, как поступить в подобной ситуации, тогда никто нам не поможет...

Недоуменно пожав плечами, Линда вышла из комнаты, на сей раз она отправилась варить кофе.

Когда минут через пять она появилась снова, Юнкера все еще не было. Поставив поднос на столик и разлив кофе по кружкам, она сказала:

– Знаешь, Эд, мне, конечно, неприятно так отзываться о твоем приятеле, но этот Юнкер не вызывает у меня симпатии. Право же, от него у меня просто дрожь по коже.

– Вероятно, после того, как ты узнала, что он сотрудничает с ЦРУ?

– Нет, это было всегда.

– Всегда? – Липпенкотт начал было ее переубеждать, но Линда прервала его тираду, кивнув на дверь, где появился Юнкер. Лицо у него было хмурое и бледнее обычного.

– Все в порядке? – спросил Липпенкотт.

– Вроде да, – отозвался Юнкер и, взяв свою кружку, сел в кресло. Похоже, что Пирс либо загипнотизировали, либо она сама привела себя в состояние гипноза...

– Привела сама себя в состояние гипноза? – Липпенкотт обвел всех удивленным взглядом. – Разве можно самого себя загипнотизировать?

Линда пододвинула ему кружку.

– Не так уж это трудно, – сказала она. – У нас пациентов, проходящих курс психотерапии, обучают методам самовнушения, чтобы снять те или иные симптомы.

На секунду она умолкла, закурила самодельную сигарету из листьев марихуаны и, глубоко затянувшись, передала ее Липпенкотту.

– Самовнушение также широко применяется в акушерстве, чтобы сократить продолжительность схваток и снять болевые ощущения.

Юнкер кивнул.

– А кроме этого, – добавил он, – аутогипноз входит в программу подготовки американских военных летчиков. Так что не учитывать такую возможность нельзя...

– Но если Пирс удалось таким способом перехитрить полиграф, – сказал Фицпатрик, – как же нам заставить ее сказать правду?

– Действительно, как? – спросил Юнкера Липпенкотт.

– Вообще-то говоря... – почесав в задумчивости щеку, нерешительно произнес Юнкер.

– Ввести пентотал натрия? – подсказал ему Липпенкотт.

Юнкер покачал головой.

– Можно попробовать, но сам по себе этот препарат малоэффективен.

– Что же тогда?

– ЭСТ.

– ЭСТ?! – Глаза Линды расширились от ужаса. – Электросудорожная терапия? Да ваша Пирс никогда на это не пойдет!

Юнкер сухо улыбнулся.

– Безусловно, милочка, ее согласия нам получить не удастся.

– Хватит тянуть волынку, Рассел, – рассердился Липпенкотт. – Что ты надумал?

Юнкер поднялся и, сунув руки в карманы, подошел к окну.

– Я просто размышляю вслух, не более, – не оборачиваясь сказал он. Предположим, мне удастся достать аппарат для ЭСТ. Только предположим...

Во взгляде Линды, устремленном на Липпенкотта, явно читалось: этому человеку не место в нашем доме. Но, убедившись, что Липпенкотт ничего подобного говорить Юнкеру не собирается, она сама с вызовом спросила его:

– И что потом? – На ее тонком лице появилось угрожающее выражение.

– А потом, – бесстрастно продолжал Юнкер, – мы пропустим сотню вольт через лобные доли ее головного мозга и еще раз проверим ее на детекторе.

– Сукин сын! – взорвалась Линда. – Как вам могла прийти в голову такая дикая мысль!

Выхватив сигарету у Липпенкотта, она вскочила и, пробежав прямо по расстеленной на полу бумажной ленте, пулей вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью.

Раскрыв от изумления рот, Юнкер повернулся к Фицпатрику и Липпенкотту.

– Что я такого сказал? – спросил он, переводя взгляд с одного на другого.

Наверху хлопнула дверь.

Липпенкотт устало поднялся с дивана и направился к двери.

– Пойду поговорю с ней, – сказал он. – И знаешь, Рассел, когда мы вернемся, сделай одолжение, не упоминай при ней больше об ЭСТ, ладно? В конце концов, ты ведь предложил это чисто теоретически.

– Чисто теоретически? – Юнкер даже обиделся. – А что тут нереального. Я могу достать и медикаменты, и нужную аппаратуру, а у Линды как раз есть психиатрическая практика.

– Минуту! – перебил их Фицпатрик, встревоженный тем оборотом, какой начала приобретать их беседа. – Лучше скажите, каким образом, помимо всего прочего, вы собираетесь пронести эту аппаратуру в квартиру Пирс?

– Все, что требуется, можно уложить в два небольших чемодана.

– Предположим, – не унимался Фицпатрик, – но ведь не станет же Пирс лежать и вспоминать старую добрую Англию, пока вы будете прилаживать к ее голове электроды!

– Именно поэтому вначале ей надо будет ввести пентотал натрия...

Фицпатрик перевел непонимающий взгляд на Липпенкотта.

– Сделать укол несложно, – согласился Липпенкотт. – Когда мы установили за ней слежку, я первым делом обнаружил, что по утрам к ней приходит медсестра. По словам привратника – а ему об этом рассказала горничная, Пирс проходит сейчас курс каких-то инъекций. Что-то там ей колют: не то гормоны, не то витамины... Кстати, – продолжал Липпенкотт, обходя комнату и зажигая лампы, – медсестра приходит в половине восьмого – за час до появления горничной или уборщицы.

В водянистых глазах Юнкера внезапно вспыхнули искорки заинтересованности.

– Я тебя понял, приятель. Мы должны задержать настоящую сестру и вместо нее направить к Пирс нашего человека. Пирс скажут, что ее медсестра заболела, и вместо обычного лекарства ей сделают нужную нам инъекцию...

– Подожди, Рассел! – решительно перебил его Липпенкотт, снова опускаясь на диван. – Я не хочу, чтобы ты счел меня бестактным или неблагодарным, но позволь задать тебе один вопрос: ты соображаешь, о чем говоришь? Это не провокационный вопрос, мне просто неясно, понимаешь ты или нет.

– Да, я не специалист в таких делах, если ты это имеешь в виду...

– А тот, с кем ты только что разговаривал?

Юнкер кивнул.

– Нас консультирует самый авторитетный специалист...

– Я заметил, ты упорно повторяешь слово "нас", – сказал Липпенкотт. Это означает, что ты тоже будешь принимать в этом участие?

– Видишь ли, – заерзал Юнкер, – все не так-то просто...

– Ладно, ладно, – перебил его Липпенкотт, явно не желая выслушивать многословное объяснение. – Скажи, какова степень риска?

– Для нее или для вас?

– Господи, конечно, для нее! Чем мы рискуем, я и сам прекрасно знаю. Ты хочешь, чтобы я тебе все подробно обрисовал?

– Не стоит! – Юнкер протестующе поднял руку. – При условии, что укол этот сделает вполне квалифицированный человек – а для этого вам как раз и нужна Линда, – Пирс подвергается риску не больше, чем когда она едет в машине по шоссе. Кстати, сколько ей лет?

– Около пятидесяти.

– Понятно, – задумался Юнкер. – Если Пирс под пятьдесят и ей колют гормоны, значит, у нее тяжелый климакс и, вполне возможно, началась депрессия. – Он пожал плечами. – В таком случае электрошок может даже принести ей определенную пользу, – с улыбкой добавил он.

Липпенкотт откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.

– Это безумие, Рассел. Ты ведь и сам это сознаешь, верно? Чистое безумие!

Юнкер взял у Липпенкотта одну из его длинных тонких сигар, прикурил от зажигалки Фицпатрика и стал разглаживать смятую бумажную ленту от детектора, по которой прошагала Линда.

– Решайте сами. Что касается меня, то я могу обеспечить вас всем необходимым, за исключением исполнителей. – Он начал сворачивать миллиметровку в рулон.

В комнате повисла напряженная тишина. Фицпатрик, который все никак не мог успокоиться после расспросов по поводу Клэр, спросил:

– Мистер Юнкер, позвольте мне задать вам один непростой вопрос: почему вы так горячо взялись помочь нам?

Юнкер не успел и рта раскрыть, как за него ответил Липпенкотт:

– Он считает, что Пирс имеет отношение к делу, которое может интересовать ЦРУ. Его старая любовь к этой конторе не ржавеет. – Он пристально посмотрел на Юнкера. – Верно, Рассел?

Юнкер наконец скрутил бумажную ленту в ролик и сунул его в портфель.

– Скажем так, я не люблю неразгаданных тайн, – ответил он, ничуть не обидевшись на язвительное замечание Липпенкотта. – Ну, так что вы решили? спросил он, надевая пиджак.

– Когда ты сумеешь достать все необходимое? – спросил его Липпенкотт.

Юнкер налил себе из кофейника остывшего кофе.

– К утру в понедельник. Самое позднее – во вторник.

– Как у вас с командировкой? Сможете задержаться еще на пару дней? спросил Липпенкотт у Фицпатрика.

– О господи! – вздохнул Фицпатрик. – Меня и так уже ждут неприятности: ведь я не послал репортажа о происшествии в океанариуме. И тем не менее...

– Договорились, – сказал Липпенкотт, направляясь к двери. – Пойду поговорю с Линдой. Если через десять минут я не вернусь, вызывайте полицию.

25

В следующий вторник, ровно без двадцати восемь, Липпенкотт и Фицпатрик появились возле дома Пирс. В руках у Фицпатрика был букет цветов и фирменная сумка авиакомпании ТВА, а Липпенкотт нес чемодан.

– Доброе утро, господа! – весело приветствовал их привратник. – Вы к миссис Пирс?

– Память у вас отменная, – усмехнулся Липпенкотт.

– Без хорошей памяти мне здесь делать нечего, – ответил привратник, польщенный комплиментом. Он подошел к столу и поднял трубку телефона внутренней связи. – Она вас ожидает, не так ли?

– Да, конечно, – ответил Фицпатрик, указав глазами на букет, – я обещал заглянуть к ней по пути в аэропорт, попрощаться.

Привратник понимающе кивнул.

– Я вас спрашиваю только потому, – сказал он, набирая номер квартиры Пирс, – что буквально две минуты назад к ней кто-то поднялся.

Он приложил трубку к уху.

– Здесь внизу два джентльмена, они пришли к миссис Пирс. Мистер Липпенкотт и мистер... – Он запнулся, забыв вторую фамилию.

– Фицпатрик.

– Мистер Фицпатрик. Хорошо, я их пропускаю.

Дверь квартиры Пирс открыла суровая Линда в белом медицинском халате.

– Все в порядке, дорогая? – спросил Липпенкотт.

Линда молча повернулась и повела их через холл и коридор в спальню.

Спальня Пирс, так же как и гостиная, была обставлена изысканно. На широкой кровати с балдахином в отороченном норкой черном пеньюаре и черных пушистых комнатных туфлях лежала Пирс. Она была без сознания.

Липпенкотт опустил чемодан на пол и, быстро оглядевшись, убрал со столика вазу с цветами и журналы мод, а столик поставил возле кровати. Пока Фицпатрик, расстегнув молнию, рылся в сумке, он поставил на журнальный столик чемодан и открыл его. Аккуратно переложенные бумажными салфетками, там лежали кислородный прибор с маской, резиновый роторасширитель, несколько электродов и аппарат ЭСТ, состоящий из компактного трансформатора в футляре тикового дерева и таймера-регулятора. Липпенкотт вытащил сначала все мелкие вещи, а затем осторожно извлек аппарат ЭСТ, который он установил на журнальном столике, рядом с двумя портативными магнитофонами – один из них принес Юнкер, второй принадлежал Фицпатрику. Липпенкотт включил аппарат ЭСТ в ближайшую розетку и начал разматывать шнур электродов.

– Ты точно знаешь, что она еще не завтракала? – спросил он Линду, вставившую иглы в пластмассовые шприцы одноразового пользования.

– Она сама мне сказала.

– А на кухне ты проверила? – снова спросил он ее, подсоединяя электроды к трансформатору.

Линда набрала в шприц атрофин, который тормозит слюноотделение, и сейчас рассматривала шприц на свет, желая убедиться, что там нет пузырька воздуха.

– Разумеется, я сходила на кухню и все проверила. – Она отложила шприц и набрала во второй суцинилхолин, расслабляюще действующий на мышечную ткань.

Убедившись, что у Пирс нет зубных протезов, Линда установила роторасширитель. Затем, протерев спиртом ее левое запястье, осторожно ввела в мягкую бледную кожу сначала содержимое одного шприца, затем другого, после чего приложила контакты электродов к вискам Пирс и, крепко зажав рукой челюсть, повернулась к Липпенкотту.

– Давай!

Липпенкотт нажал кнопку на верхней панели ЭСТ и послал заряд в 120 вольт в мозг лежащей без сознания Пирс.