Текст книги "Побочный эффект"

Автор книги: Рэймонд Хоуки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Когда впервые начали применять электроконвульсивную терапию, мускулы пациента реагировали на разряд иной раз настолько сильно, что сеанс электрошока кончался вывихами конечностей или даже переломами. Однако теперь благодаря инъекции суцинилхолина вызванная таким образом эпилепсия проявилась у Пирс только в легком подергивании шейных и лицевых мускулов.

Линда быстро сняла электроды, вынула роторасширитель, надела на свою подопечную кислородную маску и энергично заработала резиновой грушей кислородного прибора.

Как только кислородный прибор стал не нужен, Липпенкотт быстро убрал его в чемодан, куда он уже сложил все остальное, и вынес чемодан в холл.

Вернувшись в спальню, он увидел, что Линда сидит возле Пирс и растирает ей руки, чтобы привести в чувство.

– Миссис Пирс, миссис Пирс, вы меня слышите? – громко повторяла она.

Щеки Пирс порозовели, и наконец она с трудом открыла глаза.

– Что со мной? – спросила она тонким, надтреснутым голосом.

Линда поднесла чашку с водой к ее губам.

– Вы потеряли сознание, как только я сделала вам укол.

Пирс повернула голову на подушке и непонимающе уставилась на мужчин.

– А этим господам что здесь надо?

– Вы же сами попросили их зайти, – объяснила Линда. – Неужели не помните? Вы хотели им что-то рассказать.

Пирс снова растерянно уставилась на Линду.

– Хотела им что-то рассказать?..

Линда утвердительно кивнула.

– Вы собирались им рассказать про Клэр... Клэр Теннант.

Линда незаметно подала знак Фицпатрику, чтобы он включил магнитофон.

– Клэр Теннант?..

Линда не отрываясь смотрела на Пирс.

– Да-да, именно, про Клэр Теннант. Вы ведь знаете Клэр Теннант?

Пирс закрыла глаза и утвердительно кивнула.

– Что вы хотите знать про нее?

Пока Липпенкотт передавал в дверях квартиры магнитофон и чемодан с аппаратом ЭСТ одному из сотрудников Юнкера, Фицпатрик подошел к окну спальни.

В течение двадцати пяти минут Пирс рассказала им все, что они хотели знать: где сейчас находится Клэр, как ее похитили, кто и зачем.

В первое мгновение Фицпатрика охватила непреодолимая ненависть к Пирс, Снэйту и Манчини, но затем он понял главное – Клэр жива – и тут только наконец осознал, что в руках у него сенсационный материал. Сенсация столетия!

Теперь он четко знал, что ему делать: как только он даст показания полиции, нужно сразу же передать по телефону информацию в свою газету.

Но ведь это значит – отказаться от своего счастья! Фицпатрик подумал о том, какие деньги он мог бы получить за этот материал, если бы не работал на газету. Можно было бы предложить репортаж тому, кто больше заплатит, а потом написать книгу, которая, без сомнения, будет иметь шумный успех – почище других бестселлеров. А дальше больше: продать права журналам, иностранным издательствам, затем при содействии различных книжных клубов выпустить книгу в твердом переплете, повторно издать в мягкой обложке и, наконец, продать права на съемку кинофильма.

Конечно, после такого золотого дождя пришлось бы переселиться туда, где налоги поменьше, но это не самое страшное. Они с Клэр могли бы купить домик, скажем, где-нибудь в Ирландии... Кстати, мысль об Ирландии очень недурна со всех точек зрения. Когда они на рождественские каникулы ездили с Клэр к его родителям в Ирландию, ей там очень понравилось. И к тому же Клэр сможет продолжать работать, если захочет... Ведь от Дублина до Лондона около часа лету и, если Клэр оставит британское подданство, она сможет летать туда сколько угодно.

Итак, сейчас важно выиграть время, хоть несколько часов, – надо уволиться с работы и подыскать себе литературного агента.

Фицпатрик обернулся, услышав голос вошедшего в комнату Липпенкотта тот напомнил Линде, что пора уходить.

– Как вы себя сейчас чувствуете? Все в порядке? – спросила Линда у Пирс, поспешно укладывая инструменты в медицинскую сумку. – Могу я вам еще чем-нибудь помочь?

Та слабо улыбнулась.

– Нет, спасибо, вы так добры...

Проводив Линду до двери, Липпенкотт вернулся в спальню, лицо у него было озадаченное.

– Ох, уж эти женщины... – вздохнул он, направляясь к стилизованному под старину телефону, стоявшему на одной из тумбочек возле кровати. Сняв трубку, очень вычурную, отделанную слоновой костью с позолотой, он набрал номер. Несмотря на все, что нам удалось узнать, Линда продолжает считать, что цель отнюдь не оправдывает средства!

– Куда вы собираетесь звонить?

– Как куда, разумеется, в полицию...

Фицпатрик бросился к телефону и быстро нажал на рычаг.

– Послушайте, Эд, так ли уж необходимо прямо сейчас обо всем сообщать в полицию?

– То есть как это? Конечно, необходимо! Нужно немедленно вызвать полицию!

– А разве нельзя сообщить в полицию сегодня вечером или завтра утром? Ведь нам теперь известно, что Клэр цела и невредима... – Фицпатрик взъерошил волосы. – Понимаете, Эд, я не знаю, как бы вам лучше объяснить, но мне нужно время, чтобы утрясти свои дела. Всего несколько часов. Ведь после всех наших мытарств несколько часов ничего не решают, правда? И поверьте мне – это очень важно не только для меня, но и для Клэр...

– Майк, – мягко сказал Липпенкотт, – я понимаю ваши чувства и представляю себе, что вы сейчас переживаете. Но вся эта история – не ковбойский фильм. Вы и так сделали больше, чем можно было ожидать, так что пускай теперь этим делом занимается полиция. Верно?

Внезапно Фицпатрику стало ясно: Липпенкотт решил, будто он хочет выиграть время, чтобы спасти Клэр и отомстить за нее Снэйту и Манчини.

Чувство стыда охватило Фицпатрика.

– Вы правы, – сказал он, отвернувшись, – нужно позвонить в полицию.

26

У входа в гостиницу, расположенную как раз напротив дома Пирс, остановилось такси, и из него вышли двое модно одетых мужчин: Пол Гинзел и Педро Санчес. В руках у Гинзела была газета "Уолл-стрит джорнэл", Санчес нес чемоданчик-дипломат из дорогой натуральной кожи.

Пока Санчес расплачивался с водителем, Гинзел обернулся, разглядывая полицейские машины, стоящие возле дома Пирс.

– В этом году полиция что-то рано начала собирать добровольные пожертвования, – сказал он, сунув доллар швейцару.

Приподняв форменную фуражку, тот подхватил шутку:

– Более того, они и слушать не хотят, если кто-то отказывается выложить денежки. – И толкнул перед ними вращающуюся дверь. – Полиция находится в этом доме уже полчаса.

Войдя в гостиницу, мужчины сняли шляпы и, пройдя через шумный, многолюдный холл к лифтам, поднялись на пятый этаж. Там они вышли на площадку, быстро прошли по коридору, где комнаты выходили окнами на Коллинз-авеню, затем вернулись и уже другим лифтом поднялись на шестой этаж. Снова быстро пройдя по коридору, они наконец нашли то, что искали, – дверь, на ручке которой висела табличка "Просьба не беспокоить".

Убедившись, что за ними никто не следит, оба быстро надели хирургические перчатки и натянули резиновые маски. Санчес вставил в щель под дверью номера острый деревянный клин, а Гинзел тихонько постучался.

– К вам посыльный, – сказал он.

Мужской голос раздраженно спросил:

– В чем дело?

– Вам срочный пакет.

– Оставьте у двери.

Гинзел объяснил, что оставлять пакеты под дверью запрещено, и снова настойчиво постучал.

– Ну хорошо, иду, – отозвался человек, – черт бы вас побрал...

Раздался звук отодвигаемых задвижек. Как только дверь приоткрылась, Гинзел тут же ногою вбил под нее клин.

Мужчина попытался захлопнуть дверь, однако это ему не удалось.

В мгновение ока Гинзел выхватил из свернутой в трубку газеты ножницы для резки металла и без труда перекусил дверную цепочку. Санчес с разбегу навалился на дверь, и находившийся в номере мужчина отлетел к кровати, на которой лежала рыжеволосая девица.

Проникнув в номер, Гинзел быстро запер дверь изнутри, а Санчес выхватил из внутреннего кармана автоматический револьвер.

– Ну-ка, вы оба – быстро в ванную! – скомандовал он.

Мужчина поплотнее запахнул халат и бочком стал пробираться к стулу, на котором висела одежда. Его лысина покрылась капельками пота.

– Ну чего вы, ребята, – миролюбиво проговорил он, стараясь, чтобы голос его не выдал волнения, – если вам нужны деньги...

Санчес взвел курок пистолета.

– Даю тебе, жирный боров, ровно десять секунд, чтобы ты убрался в ванную. Иначе пришью на месте. А ну, пошел!

Угроза, подкрепленная щелчком курка, оказала на обоих обитателей номера мгновенное действие. Прикрываясь простыней, девица соскользнула с кровати и бросилась в ванную.

Когда она пробегала мимо Санчеса, тот сорвал с нее простыню – девица оказалась в чем мать родила, если не считать пояса и черных чулок.

– А ну-ка, приятель, – Санчес кинул простыню мужчине, – рви ее на полосы.

Пока Санчес связывал обитателей номера, Гинзел, стянув маску, подошел к окну и приподнял пластинку жалюзи.

Убедившись, что на противоположной стороне улицы пока все спокойно, Гинзел открыл чемоданчик и вынул стеклорез, резиновую присоску, несколько обойм патронов сорок пятого калибра со срезанной головкой, тридцатисантиметровый глушитель и так называемый карманный вариант автомата Томпсона – компактный автомат МАК-10 из анодированной стали.

Автомат длиной менее тридцати сантиметров и весом всего два с половиной килограмма имел радиус стрельбы в сто восемь ярдов и скорострельность 1445 выстрелов в минуту. А если навернуть глушитель, стрельба из него становится почти бесшумной.

Гинзел навернул глушитель на ствол автомата, закрепил пустотелый приклад, снова подошел к окну и, наведя автомат на подъезд, где жила Пирс, прицелился. Затем, отложив автомат, раздвинул створки жалюзи сантиметров на десять, поплевал на присоску и придавил ее к стеклу, после чего начал вырезать кружок стекла вокруг присоски.

– Ну как, все в порядке? – спросил Гинзел, уступая Санчесу место у окна, чтобы тот тоже подготовился к стрельбе.

– Да. Вроде бы.

Гинзел снова запустил руку в чемоданчик и извлек оттуда бинокль и транзисторный приемник. Вытянув телескопическую антенну, он включил транзистор и припал к нему ухом.

– Ну что ты там возишься? – бросил ему Санчес через плечо.

– В последнее время нас стала беспокоить Пирс, – пояснил Гинзел, подсоединяя наушник к транзистору. – Поэтому, как только этот Фицпатрик объявился здесь, мы решили установить микрофон-передатчик в ее телефоне.

– Микрофон-передатчик?

– Да, он улавливает каждое сказанное в комнате слово, даже тогда, когда трубка лежит на рычаге. – Гинзел поправил антенну и поплотнее вставил в ухо наушник. – Ну вот, я их слышу, – с довольным видом объявил он. – Слышу громко и отчетливо.

– Если вы могли их подслушивать, то какого черта вы тянули столько времени и позвали меня только теперь?

– Да из-за Старика. Пришлось долго убеждать его, что это не просто обыкновенное мокрое дело, а единственный выход в данных обстоятельствах...

Санчес сокрушенно покачал головой.

– Ему чертовски повезло, кажется, пришли вовремя, – сказал он. Кстати, куда он сам подался?

– Старик-то? – Гинзел, держа в руках транзистор, отошел от окна и прилег на кровать. – На остров, куда же еще.

– Знаешь, – задумчиво продолжал Санчес, – мне его даже немного жаль. Всю жизнь вкалывал как идиот, и вот надо же, в такую передрягу влип.

– Что ты мелешь? "Влип в передрягу"!

– Как что? Кранты ему! Крышка. Завтра он будет считать себя счастливчиком, если ему удастся устроиться куда-нибудь санитаром, чтобы брить пациентов перед операцией.

Гинзел тихонько рассмеялся.

– Ты что, спятил? Он только-только начал разворачиваться. Квинтрелл говорит, что через год он сможет пригласить на свой остров специалистов-медиков и продемонстрировать свои операции на настоящих пациентах. А дальше, как утверждает Квинтрелл, перед ним прямая дорога в Нобелевские лауреаты!

– Вот выдадут ордер на его арест, и даже дорога назад в Штаты будет для него навсегда закрыта!

– Как только разберутся, чем он там занимается на своем острове, ему все простят. Так уже было с Вернером фон Брауном. Ведь до работы в НАСА этот сукин сын делал ракеты, которые в годы войны отправили на тот свет не одну тысячу англичашек!

– Все так, но...

– Тише! – Гинзел поплотнее прижал наушник и с минуту напряженно прислушивался. – Вроде пора. – Он кивнул. – Да, точно, они сейчас выйдут!

Лейтенант полиции Бернард Доэрти, плотный мужчина с синеватыми щеками и жестким ежиком волос, вытащил из заднего кармана темно-бордовых брюк потертую карточку и начал перечислять Пирс все права, которыми она может воспользоваться. Читал он монотонным скрипучим голосом, медленно и громко, словно имел дело с тугой на ухо особой.

– Вам все ясно? – спросил он.

Пирс все в том же пеньюаре сидела на одном из маленьких золоченых стульчиков в гостиной. Она вяло кивнула лейтенанту и снова принялась теребить кружевной платочек.

– Сейчас мы поедем в Главное полицейское управление, где вас попросят сделать еще одно заявление, – объявил Доэрти. – Только на этот раз в письменном виде. Хотите позвонить своему адвокату?

– Моему адвокату?

– Ну конечно, мэм, вашему адвокату. Ведь у вас, я надеюсь, есть адвокат?

– Наверное, да...

– То есть как это – "наверное"?

Обменявшись недоуменным взглядом с другими полицейскими, Доэрти предпринял новую попытку:

– Миссис Пирс, пожалуйста, постарайтесь понять, – терпеливо начал втолковывать он. – Вы имеете право вызвать адвоката. Хотите воспользоваться этим правом?

Пирс пожала плечами и, не отвечая, тихонько замурлыкала какую-то мелодию.

– Интересно, что вы такое проделали с этой дамочкой? – спросил он Липпенкотта. – Ведь она двух слов связать не может...

– Ну со мной-то она говорила! – возразил тот, показывая кассету, на которую были записаны показания Пирс. – Видите ли, Берни, если уж говорить начистоту, допрос никогда не был вашим коронным номером!

Доэрти выхватил у него из рук кассету и, держа ее прямо перед глазами Пирс, спросил:

– Мэм, вы не хотите рассказать мне, как эти люди заставили вас расколоться?

– Мне задавали вопросы, – ответила она безразличным тоном и снова начала напевать себе под нос.

– Они, видите ли, задавали ей вопросы, – признал свое поражение Доэрти. – Передай вниз нашим, что мы выезжаем через десять минут! – крикнул он полицейскому, стоявшему у входной двери. – Да, и вот еще что, – добавил он, пытаясь застегнуть верхнюю пуговицу своей белой рубашки с короткими рукавами. – Проследи, чтобы никаких посторонних не было ни в подъезде, ни поблизости от него.

Полицейский вышел, и, пока Доэрти снова задавал вопросы Липпенкотту и Фицпатрику, женщина в полицейской форме отвела Пирс в спальню, где горничная помогла ей одеться и собрала в сумку самое необходимое.

Когда они вернулись в гостиную, Доэрти поднялся и, отстегнув кобуру, натянул пиджак в яркую, ядовитого цвета полоску.

– Наручники нужны? – спросил один из полицейских в штатском, кивком указав на Пирс.

Доэрти покачал головой.

Выпроводив всех на лестничную площадку, Доэрти подождал, пока один из полицейских опечатал дверь квартиры Пирс. Пропустив вперед уборщицу и горничную, которая несла клетку с попугаем хозяйки, а вслед за ними полицейского, опечатавшего дверь, он жестом пригласил Пирс, женщину из полиции, Липпенкотта и Фицпатрика войти вместе с ним в лифт.

Пока кабина лифта спускалась на первый этаж, никто не проронил ни слова.

В вестибюле их ждала группа полицейских в форме.

Доэрти попросил своих спутников собраться в середине вестибюля, затем он надел солнцезащитные очки и вышел на крыльцо. Убедившись, что на улице спокойно, он обернулся и жестом пригласил остальных следовать за ним.

Когда до тротуара оставалось несколько ступенек, шедший перед Пирс Фицпатрик вдруг почувствовал, как что-то пролетело мимо его головы. Затем раздался звук, напоминающий удар теннисной ракетки по мячу.

Фицпатрик обернулся и с изумлением увидел, как Пирс словно отпрянула назад к дверям подъезда. В ту же секунду в воздухе возникло красноватое облачко и он ощутил на лице прикосновение чего-то липкого и теплого.

Облачко рассеялось, и перед глазами Фицпатрика, как в замедленной съемке, проплыли руки Марты Пирс, безжизненно откинувшаяся голова...

Все это промелькнуло перед ним мгновенно, словно в ночном кошмаре, но ему показалось, что этому кошмару не будет конца.

Краем глаза он увидел, как, мягко осев, рухнули на ступеньки женщина в форме и один из полицейских в штатском, но в ту же секунду внимание его отвлек пронзительный вой сигнала, который донесся от автомобиля, стоявшего на противоположной стороне улицы.

Он обернулся и лишь успел заметить, как с визгом рванулся с места открытый белый "шевроле".

Водитель двухцветного "крайслера", мчавшегося по улице, вынужден был резко затормозить, чтобы не столкнуться с "шевроле", и "крайслер" пошел юзом.

Раздался визг шин по асфальту, тупой удар и звон стекла: шедший сзади автомобиль-"универсал" врезался в "крайслер". А в следующее мгновение в образовавшуюся пробку воткнулся маленький голубой пикап.

Тем временем внезапно стартовавший от обочины "шевроле" уже вырулил на проезжую часть и мчался по улице на полном газу. Вслед за ним катился по асфальту хромированный колпак с колеса "крайслера".

– "Шевроле"! – крикнул кто-то, перекрывая непрекращающийся вой машин. Стреляли из "шевроле"!

Резкий запах пороха заполнил комнату. Санчес отвел ствол автомата от амбразуры в оконном стекле и спокойно, как в тире, ждал, что скажет Гинзел о результатах его стрельбы.

Разрывные пули автоматной очереди отбросили тело Пирс немного дальше, чем рассчитал Гинзел, и он даже не сразу увидел ее.

Марта Пирс лежала на спине, повернув голову набок, широко раскинув руки и ноги. В затылке зияла огромная дыра, Гинзел отчетливо увидел это в бинокль.

– В яблочко, – прокомментировал он.

В то же мгновение одна из полицейских машин, включив сирену и красную мигалку на крыше, рванулась вслед за белым "шевроле".

– Будь моя воля, я бы заодно пришил и Фицпатрика...

– А раньше ты не мог об этом сказать?! – Санчес с раздражением загнал новую обойму в автомат и поднял приклад к плечу.

– Спокойно! – Гинзел опустил бинокль и строго взглянул на Санчеса. Старик строго-настрого приказал провести всю операцию как снайперскую стрельбу по одной цели. Он и так придет в ярость, когда узнает, что ты уложил еще нескольких легавых...

Оба сняли перчатки и вытерли потные руки о покрывало с кровати. Затем подобрали свои шляпы, пустой чемоданчик-дипломат, газету "Уолл-стрит джорнэл" и в последний раз глянули в окно.

По обеим сторонам улицы начала собираться толпа, машины застопорили движение, некоторые водители даже взобрались на бамперы машин, чтобы лучше все видеть.

Рукой, обернутой платком, который он вытащил из нагрудного кармана пиджака, Гинзел осторожно отодвинул задвижку, и, тихо притворив за собой дверь, двое мужчин вышли в пустынный коридор. Выбравшись из гостиницы через черный ход, они пять минут спустя уже сидели в такси и мчались в международный аэропорт Майами, только теперь каждый из них стал богаче на двадцать тысяч долларов по сравнению с той минутой, когда они переступили порог гостиницы.

– Так или иначе, но у нас по крайней мере есть теперь ордер на арест, объявил Доэрти, входя в следственное помещение Главного управления полиции, занимавшее современное здание из кирпича и бетона в центре Майами. – Мы арестуем его за отказ предстать перед правосудием.

– За отказ предстать перед правосудием?! – Фицпатрик с нескрываемым изумлением обвел глазами прокуренную комнату в надежде, что кто-то подтвердит, что он ослышался. Однако опровержения не последовало.

Доэрти придвинул к себе кресло и плюхнулся в него.

– Этого вполне достаточно, чтобы начать переговоры о выдаче преступника американским властям...

– А поскольку врачи Снэйта утверждают, что состояние здоровья не позволяет ему прибыть для дачи показаний, процедура выдачи может затянуться на долгие годы, – заметил Липпенкотт. – Он же тем временем уничтожит все улики, на основании которых мы могли бы упрятать его за решетку. Более важно сейчас другое: что он сделает с молодой женщиной?

Доэрти пожал плечами.

– Об этом надо было думать раньше, прежде чем начинать свои дурацкие фокусы, которые заставили Пирс расколоться.

Липпенкотт вынул длинную тонкую сигару и потянулся за коробкой спичек, лежавшей перед Доэрти.

– Надо же быть таким ослом, чтобы лишиться главного свидетеля! Ну да ладно. А что с водителем белого "шевроле"? Ведь этот тип, черт побери, наверняка из одной шайки с теми, кто стрелял в Пирс!

– Угу. – Доэрти прикурил новую сигарету от только что выкуренной, которую он бросил на пол и притушил каблуком. – И ты и я отлично знаем это. Однако водитель – его фамилия Кэйхилл – упорно твердит, что остановился у гостиницы просто купить коробку сигар, а когда увидел жуткую сцену на противоположной стороне улицы, со страху поспешил смыться. Нам крупно повезет, – добавил он угрюмо, – если мы сумеем привлечь его хотя бы за создание аварийной ситуации и превышение скорости...

– Но ведь Пирс призналась, что вместе со Снэйтом виновна в похищении и убийстве людей! – взорвался Фицпатрик. – Она же подробно рассказала, как они обделывали свои делишки. Назвала фамилии, даты, указала место действия. И после всего этого вы не находите ничего лучшего, как обвинить Снэйта в том, что он не явился для допроса в полицейский участок или как это у вас там называется?.. Бог ты мой, ну и дела!

Доэрти кивнул.

– Все правильно, – сказал он мрачно. – Кстати, сынок, тебе полезно кое-что знать: если бы даже Пирс перед тем, как давать показания, знала о своих правах – а эти показания, имейте в виду, были получены вами в нарушение четвертой поправки к конституции, – все равно без доказательств того, что преступления, в которых она обвиняется, действительно имели место, мы не сможем вынудить Снэйта предстать перед судом и уж тем более – не можем засадить его за решетку.

Вскочив с места, Фицпатрик начал натягивать пиджак.

– Куда это вы собрались? – осведомился Доэрти.

– Сегодня я вам больше не нужен?

– Уж не надумали ли вы позвонить в свою газету, чтобы передать материал об этой истории?

– А что, нельзя?

– Боюсь, что нет. Мы еще не решили, что делать дальше, и пока все это не подлежит огласке.

Фицпатрик с сомнением покачал головой.

– Вряд ли это удастся, – сказал он, направляясь к выходу. – В вашей стране такие новости не утаишь...

– Кстати, Берни, – сказал один из находящихся в комнате агентов ФБР, поскольку эти господа проходят по делу свидетелями, может, учитывая обстоятельства, их следует поместить под круглосуточную защиту полиции? – Он подмигнул. – Надеюсь, ты меня понимаешь?

Фицпатрик попытался было протестовать, но тут раздался телефонный звонок, и дежурный полицейский попросил Доэрти к телефону.

– Вам звонят от прокурора судебного округа.

Доэрти тихо выругался.

– Узнай, что им от меня надо.

Полицейский некоторое время слушал своего собеседника, а затем, прикрыв трубку рукой, сказал:

– Вы, может, лучше сами поговорите. Оказывается, у нас есть соглашение о взаимной выдаче преступников с Багамскими островами, а вот с островами Абако – нет.

Доэрти нахмурился и повернулся в своем крутящемся кресле.

– Абако? Какого черта дались им эти острова Абако?

Полицейский протянул ему трубку.

– Остров Гиппократа, где окопался Снэйт, является частью группы островов Абако. И вот окружной прокурор говорит, что вряд ли нам удастся добиться выдачи этого негодяя!

27

Вместе с Липпенкоттом и охранником из ФБР Фицпатрик сидел перед телевизором, делая вид, будто с интересом смотрит старый вестерн.

На самом же деле он ломал голову над тем, как спасти Клэр. Эта мысль пришла к нему сразу, как только он узнал, что ни США, ни Англия не имеют с Абако соглашений о взаимной выдаче преступников. И если поначалу такой шаг казался ему героическим, но нереальным, то теперь с каждым днем он утверждался во мнении, что никто другой не способен вызволить Клэр с острова Гиппократа.

Правда, ФБР считало, что в данный момент Клэр находится в большей безопасности, чем когда-либо с момента ее похищения ("Снэйт не посмеет и пальцем ее тронуть, – сказал представитель ФБР Фицпатрику, – ведь теперь она для него незаменима как заложница"), тем не менее его это не убедило. Если никаких попыток арестовать Снэйта не будет предпринято до тех пор, пока он не совершит ошибки (что, в общем-то, весьма маловероятно) и не окажется в стране, с которой США имеют соглашение о выдаче преступников, – для чего ему вообще тогда заложница?

Яхта "Марлоу" стояла на якоре у причала в конце сада. Топлива в баках было вполне достаточно, чтобы добраться до острова, и к тому же Фицпатрик был опытным моряком – о чем ФБР даже не подозревало. Если бы ему удалось ускользнуть незаметно из дому ближе к полуночи, то в момент, когда обнаружат его исчезновение, Фицпатрик уже будет находиться в территориальных водах Абако, а там американские пограничники ему не страшны. Вооруженный револьвером Липпенкотта, он захватит в плен Снэйта, потребует освободить Клэр и вместе с ней вернется в Майами на вертолете Снэйта.

Теоретически все было просто, но Фицпатрик знал, что на самом деле это далеко не так. Район моря, который ему предстояло пересечь, известен во всем мире как один из самых сложных для мореплавания: тут и отмели, и песчаные банки, и подводные скалы, и приливные волны. А кроме того, даже если ему удастся благополучно добраться до острова, трудно будет незаметно проскочить мимо этих проклятых растений.

Интересно, действительно ли растения реагируют на человека в стрессовом состоянии, или же, как считает Липпенкотт, они просто выполняют функцию какой-то ультрасовременной, дурацкой системы оповещения? Фицпатрик старался убедить себя, что растения – это всего лишь часть неодушевленной природы, но то, что многие ученые придерживаются иного мнения, не давало ему покоя. Ведь уже несколько ученых в мире: Элдон Бирд из лаборатории ВМС в Мэриленде, Иван Гунар, заведующий кафедрой физиологии растений Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве, и Марсель Фогель, химик-аналитик из концерна ИБМ, успешно повторили большинство опытов, поставленных Кливом Бэкстером.

И если растения действительно реагируют на стресс, то это означает, что ему не удастся проскользнуть мимо них незамеченным. От одной этой мысли Фицпатрика бросало в жар.

Правда, люди научились справляться со стрессом, и доказательство тому широко распространившееся увлечение всевозможными курсами по обучению методам медитации и бум в продаже домашних установок для биообратной связи. Однако, как считал Фицпатрик, у него уже нет времени осваивать методы медитации, и, даже если удастся добыть биоустановку, не вызвав подозрений ФБР, пройдет немало времени, прежде чем он научится пользоваться ею и сможет применить установку в экстремальных условиях, с которыми неизбежно столкнется на острове Гиппократа.

Итак, остается один путь: если, несмотря на все препятствия, ему удастся достичь острова, бороться со стрессом придется при помощи медикаментов. Одним из средств, угнетающе действующих на центральную нервную систему, является нембутал. Если минут за пятнадцать до того, как сойти на берег, принять две стомиллиграммовые капсулы нембутала, он предотвратит стресс и избавится от ощущения тревоги. Правда, в течение двух часов после этого он будет не в состоянии что-либо делать. Но тут он вспомнил, что амфетамин часто используется врачами как противоядие при отравлении снотворным. Как и некоторые его коллеги журналисты, Фицпатрик всегда имел при себе метадрин на случай, если попадется какой-либо сенсационный материал и понадобится работать без сна и отдыха несколько суток. Может быть, как только он минует эти растения, ему следует принять пару таблеток метадрина? По идее эти медикаменты должны оказать взаимокомпенсирующее действие: он избежит и чрезмерного возбуждения, и сонливости.

И все же безумие – вообразить, будто он сможет справиться со Снэйтом в одиночку! Однако Фицпатрик убедил себя, что это возможно. Если подобная операция вообще реальна, то ее может осуществить только один человек. Чем больше людей будут в нее вовлечены, тем больше шансов, что их обнаружат и поднимется тревога.

Итак, что же делать: пойти на заведомый риск и сложить голову на чужбине или же сидеть и ждать?

И Фицпатрик решил рискнуть. Или по крайней мере начать готовиться к путешествию. В конце концов, не исключена возможность, что власти сами найдут способ спасти Клэр до того, как он пустится в плавание.

Фицпатрик громко объявил: что фильм ему наскучил и он отправляется спать. Однако, поднявшись в свою комнату, он принял таблетку метадрина и начал разрабатывать подробный план операции. Наутро у него уже готова была схема действий, где каждому его шагу соответствовал определенный квадратик "за" и "против", и все квадратики были соединены между собой стрелками.

Ему еще предстояло проработать некоторые детали: придумать, как пересечь полосу песка, не оставив следов; узнать, где Липпенкотт хранит ночью свой револьвер и патроны, и, чтобы удалиться с чистой совестью, выяснить, застрахована ли яхта. Он оставит одно письмо для Липпенкотта и второе с пометкой: "Отправить в случае моей смерти" – для родителей. Надо бы оставить новое завещание (то, что хранится у его душеприказчиков в Лондоне, составлено до того, как он познакомился с Клэр, и, согласно этому завещанию, все его имущество должно перейти к родителям). Однако, чтобы составить новое завещание, понадобятся свидетели, а это непременно вызовет подозрения. Поэтому сейчас ничего иного не остается, как просить родителей рассчитаться с Липпенкоттом за яхту из денег, вырученных от продажи его имущества, а остаток отдать Клэр, если она будет к тому времени жива.

Фицпатрик когда-то был верующим католиком. Теперь же он с удивлением заметил, что мысли о возможной смерти как бы вновь раздули веру в его душе. Он даже всерьез задумался: не вернуться ли в лоно церкви, но тут же выкинул эту идею из головы. Успех операции целиком зависит от удачи, да еще от его умения сохранять хладнокровие.

28 сентября незадолго до полуночи Фицпатрик тихо вышел из дома. В карманах наброшенной на плечи штормовки лежал револьвер Липпенкотта и коробка патронов тридцать восьмого калибра. Он нес фирменную авиационную сумку, в которой были продукты, нож и карманный фонарик.

Пока все шло точно по плану. Этот вечер Фицпатрик провел как и два предыдущих: вместе с Липпенкоттом и охранником из ФБР играли в покер. Без четверти одиннадцать он вышел в кухню и вернулся с тремя кружками кофе. Поскольку накануне вечером игра затянулась допоздна – они закончили где-то около трех, – никого не удивило, что охранник вдруг начал отчаянно зевать. Немного погодя и Липпенкотт, потянувшись, заявил, что устал и хотел бы лечь пораньше.