Текст книги "Неспортивное поведение (СИ)"

Автор книги: Рэйчел Ван Дайкен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Как думаешь, он знает? – прошептала я.

– Это имеет значение? – Миллер повернул меня в своих руках. – По большому счету, кого, черт возьми, волнует, кто что думает?

Я кивнула, а затем у меня возникло ощущение, что меня вернули на час назад, когда рот Миллера высасывал мою жизнь, а его руки бродили по моему телу, словно владея мной, а я хваталась за него, как за спасательный круг.

– Прекрати, – прошипел Миллер. – На самом деле у меня не так много самоконтроля, как ты думаешь. Жизнь с тобой в течение последних двух недель была самой настоящей пыткой, и ты делаешь все только хуже, когда смотришь на меня так, словно хочешь, чтобы я… – Он оборвал предложение и выругался. – Посмотри на меня так, когда мы окажемся дома.

– Дома, – повторила я.

Он кивнул. Тут Джекс пробрался в нашу сторону, его лицо было бледным.

– Я, м-м-м, в вас, ребята, все хорошо? Мне нужно уехать.

Я нахмурилась, а затем на меня нахлынула паника.

– Это из-за папы? Он в порядке?

Джекс вздохнул.

– Да, и это не из-за папы, клянусь, я больше никогда так с тобой не поступлю, хорошо? Просто… не волнуйся. – Его легкая улыбка вернулась. – Все в порядке. Просто забыл, что мне нужно кое-где быть, и чувствую себя ужасно из-за того, что ухожу, потому что я один из главных организаторов.

– Мы тебя поняли. – Миллер протянул руку, сжатую в кулак. – Не беспокойся, мужик.

– Спасибо. – Его плечи расслабились от облегчения. – Кинс, нам нужно поговорить, но… – Он сглотнул и посмотрел на свой телефон. – Послушай, я позвоню или заеду к тебе, в какой гостинице ты остановилась? Мама и папа так и не сказали.

Миллер посмотрел на меня с ухмылкой.

– Да, Кинс, в какой гостинице? – Он щелкнул пальцами. – Черт, никак не могу вспомнить.

Я выругалась на него и надавала ему по шарам, конечно же, все у себя в голове.

– Гостиница «Кимптон», та, что в центре города на пристани, – улыбнулась своему брату, пробормотала я.

– Точно, – произнес Миллер. – Теперь я вспомнил, извини, получал слишком много ударов по голове.

Я вся чесалась от желания наступить ему на ногу.

– Круто. – Джекс кивнул. – Я постараюсь заскочить сегодня вечером, хорошо?

– Потрясно. – Я ему помахала.

Как только Джекс скрылся из виду, ударила Миллера в грудь.

– Какого хрена это было?

– Ты ему не сказала! – произнес он одновременно со мной.

– Ты замечаешь все мелочи и все же не видишь причин, по которым я не написала между делом сообщение брату со словами «Ох, кстати, я сожительствую с одним из твоих лучших друзей»!

– Забавно, потому что я думал, что слово «сожительствовать» включает в себя секс. – Миллер ухмыльнулся этой своей дурацкой сексуальной улыбкой, из-за которой я боролась между желанием выцарапать ему глаза и забраться на него как на дерево, и сильно обхватить ногами его бедра, а потом…

– Черт побери, я же тебе сказал, не на публике, – выругался Миллер и провел рукой по своим взъерошенным волосам.

– Извини! – Я подняла вверх ладони. – Думала, что ты будешь счастлив, что я ему ничего не сказала! Ты все еще жив! Всегда пожалуйста!

Он послал мне свирепый взгляд.

– Ладно. Давай поможем с уборкой, а потом поедем и снимем номер.

– Мы? – повторила я. – Неужели это наше дело?

– Команда. – Он указал на меня, затем на себя. – Друзья. Помнишь?

Я скрестила руки на груди.

– Большинство моих друзей не соблазняют меня за растением в горшке.

– Вот почему я твой лучший друг. – Глаза Миллера сверкнули, а дерзкая улыбка подарила много всяких фантазий, которых хватит на следующих десять лет моей жизни. – И я не позволю тебе самостоятельно заселяться в отель.

– Ты мне не позволишь?

Он застонал.

– Ты же понимаешь, что я имею в виду.

– Нет, – со злостью произнесла я. – Не понимаю! Тебе не нужно занимать место Джекса, в качестве чрезмерно защищающего полубезумного человека, который не дает мне иметь собственное мнение, потому что так чертовски боится, что я… – Я сглотнула.

Миллер застыл.

– Эй, я могу взять автограф? – Маленький мальчик на костылях, прихрамывая, подошел к Миллеру. У него не было волос на голове, но на лице расплылась одна из самых больших улыбок, которые я когда-либо видела.

Миллер улыбнулся ему, глядя сверху вниз.

– Вау, мужик, это гипс? Ты, должно быть, суперсильно играл, да?

Мальчик кивнул.

– Моя мама говорит, что у меня слабые кости. В прошлом году я играл в футбол, но получал много ранений, поэтому мне пришлось остаться в больнице. – Он поманил Миллера пальцем. – Я не должен быть на вечеринке, но одна из медсестер сказала, что все будет в порядке.

Миллер широко улыбнулся и указал на место в нескольких шагах позади мальчика.

– Это она там стоит?

Мальчик обернулся, а затем кивнул Миллеру.

– Да, сэр, это она, ей пришлось привести меня сюда, потому что я маленький.

– Маленький! – Миллер ахнул в шоке. – Нет, я вижу перед собой совсем не маленького мальчика. – Он наклонился. – Я вижу мужчину.

– Правда? – Глаза мальчика расширились. – Ну, в последнее время я много хожу на костылях.

Он показал оба костыля Миллеру и встал на здоровую ногу.

– Впечатляюще. – Миллер осмотрел оба костыля, словно это были самые ценные вещи, которые он когда-либо видел. – Готов поспорить, ты можешь очень быстро передвигаться на этих штуках.

– Очень быстро. – Мальчик хихикнул.

– Как тебя зовут? – спросил Миллер.

– Маркус, но мои друзья зовут меня Марко.

– Ого, это довольно крутое имя.

Марко пожал плечами и покраснел.

– Почему бы нам не попросить мою девушку Кинси, принести тебя джерси, а я пока подпишу твои костыли?

– Ого! – Марко нетерпеливо кивнул. – Это будет первоклассно, мистер Миллер!

Мои глаза были наполнены слезами, когда я быстро подбежала к коробке с джерси, схватила одну, а также футбольный мяч, и побежал обратно.

К тому моменту, когда я вернулась, Марко что-то шептал на ухо Миллеру, и взгляд Миллера по какой-то причине чуть не разбил мне сердце.

– Марко, я сейчас скажу тебе кое-что действительно важное и хочу, чтобы ты это запомнил надолго, хорошо?

Марко ждал с восторженным вниманием.

– Иногда в жизни случается, что ты падаешь, тебя бьют, иногда у тебя бывают тяжелые дни. Дни, из-за которых тебе хочется все бросить… иногда твое тело заставляет тебя думать, что пришло время уйти. – Он сглотнул. – Но никогда не забывай о своем сердце. – Он слегка коснулся пальцем груди Марко. – Твое сердце сильное. Твое сердце может убедить тело в чем угодно. Оно может убедить твой мозг в чем угодно. Твое сердце позволит тебе быть тем, кем ты хочешь быть, ты просто должен ему доверять.

– Я так и делаю, мистер Миллер, я доверяю своему сердцу.

– И что говорит твое сердце?

– Ну, когда меня подключают к аппаратам, оно издаёт пикающий звук.

– Ого! – Миллер приложил руку на грудь Марко. – Оно стучит тук-тук, тук-тук, да?

– Да! – Марко хихикнул. – Именно так! Как думаете, что это значит?

– Это значит, что у тебя сила льва. – Миллер усмехнулся. – Именно твое сердце говорит остальному телу, что все в порядке, так сердце говорит тебе, что оно борется. Этот звук тук-тук – это боевой клич твоего сердца. Разве ты не хочешь быть воином, Марко?

Мальчик кивнул.

– Я хочу быть, как вы.

У меня сжалось сердце, мне пришлось отвести глаза, чтобы они не увидели моих слез.

– Нет, Марко, не будь таким, как я… будь лучше. Как думаешь, ты сможешь это сделать?

– Я могу попробовать!

Подошла медсестра.

– Мы должны вернуться, Марко. Ты уже долго стоишь на этой ноге.

Она произнесла одними губами «спасибо», обращаясь к Миллеру, и когда Марко устремился в объятия Миллера и обнял его за шею своими тощими ручками, ее глаза наполнились слезами.

Кода Марко и медсестра отошли на безопасное расстояние, я схватила Миллера за руку и шепотом спросила:

– О чем он тебя спросил?

– Он спросил, скоро ли умрет, – хриплым голосом ответил Миллер.

ГЛАВА 19

МИЛЛЕР

Выражение лица мальчика напомнило мне о времени, когда я потерял маму. Его глаза были такими грустными, и то, что он спросил у совершенно незнакомого человека, на которого равнялся, сможет ли выжить… Боже, это чуть меня не убило.

Это вывело на поверхность воспоминания о том, что я не хотел жить… желая лишь заснуть и никогда не проснуться, чтобы иметь возможность быть с мамой. Но потом я пошел на тренировку и вспомнил все игры, на которые она приходила, и все то время, когда мама меня поддерживала… и я продолжил жить. Из-за нее. Потому что футбол больше не был простым отвлечением, нет, он превратился в какую-то потребность… потому что, когда играл, я был ближе к ней. Смерть мамы научила меня тому, что будущее всегда неизвестно.

Когда я увидел этого маленького мальчика с таким же взглядом…

В его возрасте…

Черт, малыш нуждался в надежде, точно так же, как мне нужен был футбол.

Меня пронзила боль.

Острая.

Боль.

Пустота из-за потери мамы.

А потом и Эмерсон.

Боль от потери нашего ребенка, а ведь раньше я даже не знал, что он существовал.

С физической болью я мог справиться, но с эмоциональной? Иногда я не был уверен в своих силах, и чертовски точно, не очень хорошо с ней справлялся. Мне потребовался лишь один взгляд на Кинси, чтобы понять, что не хочу полюбить и снова все потерять.

И все же.

В настоящее время мы заселялись в отель.

В отдельные номера.

У наших номеров была смежная дверь, ведь по какой-то причине меня сводила с ума мысль о том, что она окажется одна в момент, когда будет переживать из-за болезни своего отца.

– Дом, милый дом! – Я кинул на кровать одну из сумок и вошел в смежный номер.

Кинси был занята тем, что разбрасывала по всей комнате свои вещи, чтобы казалось, что она пробыла там больше десяти минут.

– Как тебе? – Она скрестила руки на груди и осмотрела свою работу.

Обувь была свалена в углу, одежда висела на одном из стульев, а бюстгальтер стратегически размещен на телевизоре. Мило.

– Похоже, что торнадо пробрался в твою комнату и снял с тебя всю одежду, чтобы я мог напоследок лицезреть тебя голой прежде чем твой брат разрушит мою жизнь. – Я пожал плечами. – Так что, да, очень хорошо.

Она вздохнула.

– Хорошо.

– Лифчик приятный на ощупь. – Я поднял его, закрыл глаза и специально застонал.

Кинси вырвала бюст из моих рук и шлепнула им меня.

– Не время играть! Мне нужно сосредоточиться. Ну, ты знаешь, чтобы сохранить тебе жизнь.

– Мы с тобой взрослые люди, – заметил я. – Неужели ты думаешь, что твой братец будет так зол, что меня убьет? Честно?

Кинси застыла, кинула лифчик на кровать и опустила голову, ее темные волосы накрыли одно плечо, она заметно дрожала.

– Да. Думаю. Ты же футболист.

– Значит, он будет злиться больше из-за того, что я футболист? Это бессмысленно. Кинс, ты достаточно взрослая, чтобы принимать свои собственные решения.

– Да, я знаю. Даже он это знает. Джекс просто… он не хочет видеть, как мне причиняют боль.

– Думаешь, я причиню тебе боль? – Слова выскочили, прежде чем я успел их остановить.

Она обернулась, ее глаза были грустными.

– Ты уже это сделал.

– И ты думаешь, что я достаточно глуп, чтобы повторить эту ошибку?

– Это никак не связано с клетками мозга, Миллер, в противном случае ты бы уже вышел из игры. – Она подмигнула. – Это связано с твоей способностью преодолевать трудности, чтобы двигаться дальше. Именно ты сказал, что даже не уверен, что у тебя есть сердце, это не тот риск, на который бы пошло большинство девушек. Я имею в виду, что ты практически сказал мне, что не можешь связывать себя обязательствами. И извини, что шокирую тебя, но большинство девушек хотят обязательств.

Я кивнул, недовольный направлением нашего разговора; я отчаянно нуждался в том, чтобы что-то с этим сделать, например, поцелуями убрать все сомнения, слетевшие с ее рта, и раздеть догола.

Нам было бы хорошо вместе.

Больше, чем хорошо.

Я воевал с самим собой, желая доказать, насколько хорошо все может быть, одновременно говоря себе, что все может быть и плохо, ведь присутствовало слишком много не поддающихся контролю факторов.

– Черт возьми, Кинс. – застонал я, устав от собственного мыслительного процесса. – Что, если я хочу попробовать?

– Что, если простого «попробовать» не достаточно? – выстрелила она в ответ.

Раздался стук в дверь. Я замер. Она застыла.

Я побежал к смежной двери к своей комнате. Заперто. Дерьмо. Я забыл свой ключ.

– Кинс! – раздался голос Джекса. – Это я, с тобой там кто-то есть?

– Нет! Я, м-м-м, это м-м-м… телевизор так громко орет, подожди! – крикнула Кинс, – Заходи в душ, – прошипела она, пихнув меня в ванную.

– Ты шутишь, – пробормотал я. – Кинс, это же смешно.

– Заходи! – Ее глаза заблестели от надвигающихся слез. – Пожалуйста!

Слезы всегда были моей погибелью, особенно когда это были слезы такой сильной девушки. Девушки, которая редко позволяла людям видеть свою мягкую сторону. Я знал ее больше года, и каждый день она впечатляла меня своей силой.

– Поверить не могу, что прячусь в ванной комнате от твоего брата, – пробормотал я, забираясь в ванну и задергивая шторку, чтобы спрятаться. – Если он зайдет сюда по какой-то причине, кроме того, чтобы пописать, то я выйду!

– Ладно! – Дверь захлопнулась, а затем Кинс слишком громко сказала: – Джекс!

– Почему ты орешь? – Он рассмеялся. – Я имею в виду, что ожидал крика, но ты, похоже, искренне рада поболтать.

– Ну, да. – Она хихикнула.

Ах, черт, мы облажались. Худшая лгунья в истории лжецов пыталась обмануть парня, чья работа заключалась в том, чтобы хорошо читать язык тела. Замечательно.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросил Джекс, его голос был пропитан беспокойством. – Ты принимаешь лекарство? Спишь достаточно?

Лекарство? Какого черта? Какое лекарство? И почему, после двух недель жизни с Кинс, я и понятия об этом не имел? Рассердившись, я сжал шторку в кулак, готовый сорвать ее с чертовой планки.

– Я не тупая, – сказала она резким голосом. – Ладно, говори.

– Прости, – выпалил он.

Мои брови взметнулись вверх – я был впечатлен, два извинения за один день. Я отпустил шторку и сел в ванну. Попытался устроиться поудобнее, но мое тело было настолько массивным, что пришлось обнять колени, чтобы вообще там поместиться, не говоря уже о том, чтобы сидеть в маленьком пространстве и случайно не содрать шторку, которую я только что сжимал.

– Я знаю, что так и есть. – Голос Кинс был грустным. – Знаю, ты испытывал стресс. Я просто… – Еще один вздох. Черт, мне нужно как-то подобраться ближе. – Ты не можешь все на свете. Не можешь спасти все.

Мой друг молчал.

– Джекс, ты же это знаешь, да? Ты не Капитан Америка.

– Но это именно так. Я всегда мог исправить ситуацию. Я всегда был твоим героем, как и папа, и потерпел неудачу. Я, правда, думал, что поможет, если буду держать тебя подальше от всего, что если ты заболеешь, то никогда меня не простишь.

Заболеет?

Типа гриппом? Все волоски на загривке встали дыбом, пока я ждал дополнительной информации.

И продолжал слушать. Даже если что-то говорило мне, что не стоит этого делать.

– Давай сосредоточимся на папе. На нас. Не прошлом.

Ту же чертову вещь, что она сказала и мне.

Что, черт возьми, такого ужасного было в ее прошлом? Помимо Андерсона?

– Просто так? – Джекс не казался убежденным.

Черт, я не был убежден. Надави на нее, мужик! Заставь ее говорить! Открыться! Ты же квотербек НФЛ, ради всего святого! Будь мужиком!

– Джекс…

– Правильно. – Его голос смягчился, и, возможно, это было мое воображение, но он казался испуганным. – Я знаю, что у нас обоих завтра тренировка, поэтому буду рядом, если Андерсон будет докапываться… – Он вздохнул. – Я заметил, что с Миллером все отлично. Слишком здорово, на мой взгляд. Не напомнишь, почему он продолжает тебя целовать?

– Потому что передо мной невозможно устоять.

Я ухмыльнулся ее поддразнивающему тону. Проклятье, она была права.

Я едва сдержал свой смех, когда Джекс выругался. Боже, просто от мысли о том, что она извивается, прижимаясь ко мне, я готов включить холодную воду и позволить литься на меня добрых десять минут.

– Ты поклялась, что после Андерсона больше никогда не станешь встречаться с футболистом. – Интересно. – Ты любишь футбол и ненавидишь игроков. – Ну, черт возьми. – Андерсон попытался сломить твой дух, Кинс. Я знаю, что Миллер не такой, но помни, что весь этот сценарий с фальшивыми отношениями нужен для того, чтобы ты была в безопасности. Это не… это не по-настоящему, Кинс.

Гребаный-сукин-сын-оболомщик.

– Я знаю. – Ее голос был тихим. Я ненавидел этот тон. – Я это знаю, хорошо?

– Миллер хороший парень. – Это было получше. – Но он молод. – Какого черта? Я уже давно был совершеннолетним, и мне пришлось вырасти больше, чем мудакам в два раза старше меня! – Он все еще не пережил расставание с Эм.

Я его убью. Голыми руками.

– Ох. – Было ее ответом, она прочистила горло.

Мне так сильно хотелось выбраться из этой ванны, что мои пальцы онемели, сжимая ее края.

– У них есть прошлое, ты же знаешь.

– Знаю.

Боже, Джекс делал все только хуже.

– Он хороший актер.

Может, мне просто стоит переехать его на своей машине? Эта идея имела смысл. А оторванные руки – нет, мне нужны были руки, чтобы ловить мяч.

– Послушай, будет лучше, если ты все узнаешь. Единственная причина, по которой я его выбрал, состоит в том, что знаю, он не тронет тебя, так как все еще не «отошел» от прошлого. Возможно Миллер думает, что с ним все в порядке, но я действительно сомневаюсь, что он до конца осознал, что те отношения закончились. А привести тебя в самую гущу событий бы довольно дерьмово. Так что да, я верю, что он не причинит тебе боль, потому что не думаю, что он на самом деле мудак, который переспал бы с тобой, а потом кинул.

Кинси втянула ртом воздух.

У меня зашумело в ушах.

Кровь с грохотом текла по моим венам.

Я закрыл глаза и тихо выругался. Оглушительная тишина, казалось, царила целую вечность.

– Ты прав, – прошептала она тихим голосом. – Не знаю, о чем я думала… Я просто… увлеклась. – Нет! Меня одолевало очень сильное искушение выбежать из ванной комнаты, чтобы объяснить все ей, ему, и просить у нее прощения, хотя, я этого и не заслуживал.

– Ты прекрасна, – сказал Джекс с ноткой страдания в голосе. – Послушай, сезон в самом разгаре, и мы знаем, какая битва нам предстоит с Андерсоном… возможно… нам стоит… я не знаю, найти тебе парня, с которым ты сможешь по-настоящему встречаться

Проклятье, я был этим парнем.

Я.

Не какой-то безликий мудак, который захочет попробовать то, что принадлежало мне. Я примитивно зарычал.

– Конечно. – Кинси на самом деле согласилась? Черт! – А до тех пор мы с Миллером затаимся.

– Это к лучшему, – сказал Джекс глухим голосом. – Особенно, если ты начинаешь к нему что-то чувствовать, Кинс, это плохо закончится.

Я убью этого сукина сына голыми руками. Он ни хрена обо мне не знал. Джекс просто думал, что знал. Микроманипулирующее шило в моей заднице!

Пусть даже он и был прав.

Нет.

Я отогнал эту мысль.

Я совершенно точно оставил в прошлом отношения с Эм.

У нас все было кончено. Единственная причина, по которой она все еще присутствовала в моей жизни, состояла в том, что мы были лучшими друзьями… все еще были ими, в какой-то степени. Но теперь, когда у нее был Санчес, я сделал единственное, что имело смысл. Отступил, чтобы дать им время.

Каким образом, черт возьми, это делало меня плохим парнем?

– Ты выглядишь бледным, – заметила Кинси. – Джекс, у тебя все в порядке?

– Ты имеешь в виду помимо того, что папа умирает, Андерсон – шило в моей заднице, а Миллер сегодня засунул свой язык тебе в рот по самое горло? Нет, больше ничего не могу придумать!

– Ну, когда ты так говоришь… – Она вздохнула. Они снова замолчали. Я напрягся, чтобы что-то услышать, даже звука ее дыхания было бы достаточно. Но царила тишина.

– Люблю тебя, сестренка, – выдохнул Джекс. – Ты уверена, что не хочешь возвращаться в нашу квартиру?

– Скоро. – Хрен с два она вернется. – У меня бронь еще на несколько дней.

– Люблю тебя.

Дверь закрылась.

Я все время сидел в ванной, думая, размышляя… когда шторку отодвинули, мне не нужно было спрашивать, о чем именно думала Кинси, это было написано на ее лице.

Боль.

Печаль.

Злость.

– Нет. – Это было первое слово, которое я смог произнести.

Кинси нахмурилась, отпустила шторку и скрестила руки на груди.

– Нет? Что «нет»?

– Ты не отправишься ни на какое-то тупое свидание в слепую с каким-нибудь социопатом.

– Кто говорит, что на меня западают только меня социопаты?

Я ухмыльнулся.

Она подняла руки.

– Как бы то ни было, я устала.

– Кинс, постой. – Я чуть не сломал змеевик для полотенец, пытаясь выбраться из ванны. К тому времени, когда мое массивное тело было освобождено, Кинс уже вышла из ванной комнаты и вернулась в спальню, включила телевизор и обняла подушку, устроившись на кровати.

Вздохнув, я подошел к ней и сел.

Кинси отодвинулась.

Я за ней.

Фыркнув, она сердито на меня посмотрела.

– Чего ты хочешь?

– Тебя, – прошептал я. – Только тебя.

Она сглотнула и опустила глаза на пульт от телевизора, ее пальцы были белыми на фоне черных и серых кнопок.

– Нет.

– Да.

– Нет. – У нее на губах появилась улыбка. – Просто друзья.

– Хорошо.

Ее голова дернулась вверх.

– Просто друзья, – я прошептал ей в губы, обхватив ладонями лицо.

Пульт выпал из ее руки на матрас, и она оседлала меня. Ее маленькое тело извивалось, терлось об меня, словно она вечность ждала, чтобы ощутить мой вкус на своем языке.

– Я не собираюсь тобой делиться, – пробормотала я ей в шею. – Не сейчас, ни когда-либо еще. Скажи ему «нет».

Кинси улыбнулась и углубила поцелуй.

– Ты становишься собственником?

– Да, – прорычал я, моя кровь нагрелась до болезненной степени. – Становлюсь, скажи Джексу «нет».

– Или что?

Я шлепнул ее по попке правой рукой и почувствовал, как онемели кончики моих пальцев.

– Прости, рука соскользнула.

Кинси прищурила глаза.

– Соскользнула!? Хрен с два она так соскользнула на мою задницу!

– У тебя очень хорошая задница. – И я снова ее шлепнул.

Кинси взвизгнула, а затем попыталась прижать меня к кровати. Улыбаясь, я перехватил ее руки. Она боролось со мной добрых пять минут, а затем упала на меня.

– Устала, а, Кинс?

– Ты просто огромный.

– Знаю.

Она стукнула меня кулаком по плечу.

– Прекрати воспринимать все с сексуальным подтекстом.

Я потерся об нее бедрами.

– Тогда перестань меня подстрекать.

Глаза Кинс опустились на мой рот.

– Скажи мне, что-то, что является правдой…

– Я ненавижу бегемотов.

– Что-то, что я не смогу узнать, загуглив. – Она скрестила руки на груди.

Я посмотрел ей в глаза, пытаясь определить причины для моей реакции на нее. Меня ежедневно окружало множество красивых женщин, но, по какой-то причине, именно эта девушка, которая была под запретом, похожая на маленький фейерверк – именно она меня зацепила. И я был бессилен остановить мое нисхождение в ад, огонь уже облизывал мое лицо, и все же, я наклонился вперед. Я крал поцелуи, зная, что все плохо закончится. А каким образом все могло закончиться хорошо? Когда я сам не знал, какого черта делаю? Как все могло закончиться хорошо, когда ее брат возненавидит меня на всю жизнь?

– Я не смогу все вернуть назад.

– Что вернуть? – Кинс переплела мои пальцы со своими, наши ладони прижались друг к другу.

Я сорвал еще один медленный поцелуй с ее губ.

– То, что было в Вегасе, – прошептал я. – Мне не жаль. Я хочу ничего возвращать. Я сделал бы это снова. И снова, и снова. Не могу решить, делает ли это меня эгоистом, или просто очень зависимым от того, чего в конечном итоге будет очень трудно отказаться.

– Моя очередь, – объявила Кинси. – Я не хочу, чтобы ты отказывался от меня, – прошептала она, коснувшись губами моего уха.

– Я должен.

– Знаю.

– Еще больше правды…. – Я сильно прижал ее к себе. – Не хочу причинять тебе боль.

– Тогда не причиняй.

– По твоим словам, это так же легко, – прошептал я, рвано вздохнув. У меня сжалось сердце. Боже, я сделаю для нее все, что угодно. Это вселяло страх, – как сделать вдох.

– Миллер, так и должно быть. Ты когда-нибудь думал о том, что, возможно, человек все усложняющий… это ты?

Я сглотнул, а потом облизал губы.

– Я хочу поменять свой первый ответ.

Она нахмурилась.

– О бегемотах?

– Я ненавижу бегемотов, но мой самый большой страх – это потерять кого-то, кто мне небезразличен, того, кого я люблю… того, кто сегодня рядом, а на завтра исчез. И, похоже, со мной что-то не так – я терял тех, кого считал самыми важными в жизни, и стал единственным, кто остался.

Итак, я это сказал.

Никогда не признавал это вслух.

Я не был уверен, что мне нужно было, чтобы эти слова встали между нами. На самом деле, я был чертовски уверен, что хочу вернуть их назад, втянуть их в рот и задержать дыхание, пока не посинею.

Кинси посмотрела мне прямо в глаза, а потом очень медленно, сняла с себя футболку и бросила ее сбоку на кровать.

У меня перехватило дыхание, я не мог пошевелиться, и мне было чертовски больно дышать.

– Что ты делаешь?

– Помогаю тебе побороть твой страх, – хрипло прошептала она и захватила в плен мой рот, затем стянула с меня футболку.

– Возможно, потребуется больше одного раза. – Я перевернул ее на спину.

Она мне ухмыльнулась.

– Хорошо.

ГЛАВА 20

КИНСИ

Я с потрясением осознавала, как именно меня целовал Миллер – со смесью крайней нужды и нежности – словно боялся, что оттолкну его, хотя за пять минут разговора с Джексом знала, что все закончится именно так.

Это не было прощанием.

На самом деле, нет.

Это был риск.

Риск, на который была готова, потому что Миллер мне нравился, потому что я влюблялась в парня, которого видела под всей футбольной хренью. Он был сложнее, чем позволял видеть другим людям, и иногда легче распознать боль в других, когда она напоминает вам о своей собственной.

Я никогда не рассказывала ему о моих призраках.

О своих шрамах.

И мне приходилось задаваться вопросом, знал ли Миллер о них… рискнет ли более охотно тем, что у нас есть… или оттолкнет меня? Потому что была возможность, не в пугающем смысле, как раньше, но мои проблемы со здоровьем все еще не проявляли себя и, зная Миллера понимала, что правда для него была бы страшнее, чем ложь, которую я все время «говорю», не упоминая о прошлом.

Я буду принадлежать ему.

Но как долго?

Пока он не узнает о моем прошлом?

Пока Джекс не узнает о нас?

Жизнь полна эгоистичных выборов.

Миллер Квинтон был моим.

И точно так же, как он сказал, что не сожалеет о Лас-Вегасе, я не могла заставить себя сожалеть о том, что целовала его, подстрекала, молила о дружбе, доверии, о его теле, прекрасно зная о том, что если он заглянет под слои моей души, то, скорее всего, скажет, что я не стою риска.

Что шансы не в мою пользу.

Миллер больше не хочет чувствовать боль.

Я впитывала ощущения его грубых рук, когда они бродили по моему телу, вкуса его пухлых губ, когда его грешный рот скользил по моей шее, словно единственной целью Миллера было попробовать каждую часть моего тела самым эротичным способом.

Он обхватил руками мою грудь, затем стянул бретельку бюстгальтера с правого плеча, и опустил рот на открывшееся пространство кожи. То же самое он проделал с другой стороны, затем посмотрел мне в глаза. Он казался опьяненным, сильно увлеченным.

– Скажи мне, чтобы я остановился. – От его грубого голоса у меня по спине побежали мурашки. – Иначе я не остановлюсь.

Я сглотнула.

Миллер не двигался.

Я сняла бюстгальтер и отбросила его в сторону.

– Вот черт. – Он закатил глаза, а затем поцеловал пространство между полушариями груди, на несколько мгновений прижался к ней и снова нашел мой рот.

Его мощного тела было достаточно, чтобы у меня побежали мурашки, когда Миллер ловкими пальцами зарылся в мои волосы, сильно потянул, и вот на мой рот обрушился грубый поцелуй, сминая грубы, клеймя меня как принадлежащую ему.

У меня появился комок в горле, когда он приложил палец к моим губам, а затем провел тем же пальцем вниз по ложбинке моей груди. Миллер положил ладонь на мой пупок, по-волчьи мне усмехнулся и просунул ладонь в мои леггинсы сзади, а затем медленно стащил их вниз по моим ногам.

Они упали на пол, присоединившись к моему лифчику.

Миллер обхватил руками мои бедра, а затем медленно подполз вверх по мне с угрожающе красивым, полным обещаний и удовольствия взглядом на лице.

Я сглотнула. С Миллером Квинтоном я была явно не в своей лиге.

Мое тело пронзила дрожь из-за напряжения, и я ему соблазнительно усмехнулась.

Он прикусил свою нижнюю губу, затем сильно всосал ее.

– Я не могу перестать смотреть.

– Тогда не надо.

– У тебя мурашки на коже. – Миллер указал на мои руки, а затем поцеловал меня в ребра. – Мне будет сниться твоя попка. – Он сжал кожу пальцами, а затем, приоткрыв рот, поцеловал мой живот, прикусил резинку трусиков и медленно их снял, его горячее дыхание на моей коже посылало еще больше мурашек по моим бедрам.

Я была совершенно голой перед ним.

Дрожала.

А он усмехался, как волк, который только что обнаружил гнездо, полное невинных маленьких птичек.

Черт, я была птичкой.

Я была Твити (прим. пер.: Твити – желтый кенар из мультика Warner Bros).

Хм, значит он был котом?!

Миллер провел языком по моему бедру, оставляя след из поцелуев, которые обжигали каждый раз, когда он выдыхал на мою объятую жаром кожу.

– Ты медленный. – Я схватилась за его плечи. – Почему?

Он остановился и моргнул, глядя на меня.

– Возможно потому, что в прошлый раз я не видел всю тебя. Возможно потому, что сейчас знаю, что у тебя нет сил, чтобы остановить то, что происходит между нами, как и у меня нет сил, чтобы перестать смотреть. Возможно… – Он куснул изгиб моей стопы, затем помассировал ее пальцами, надавливая на больные мышцы, словно у него была степень магистра в массажной терапии. – Возможно, я просто хочу насладиться тобой.

У меня появились слезы на глазах.

– Ты произносишь такие слова, что я могу очень просто привязаться к тебе, Миллер Квинтон.

– В этом, вроде как и смысл, Кинси Ромонов.

Он никогда раньше не произносил моего полного имени.

Страх нарастал в груди, как тиски, сжимая ее, и вот я не могу дышать. Секреты моего прошлого вырвутся наружу… не сегодня, нет, не сегодня.

Сегодня… Я была обычной девушкой.

С парнем.

С очень сексуальным парнем.

Который каким-то образом знал каждую болевую точку на моем теле и знал, как манипулировать каждым изгибом, чтобы я чувствовала Миллера везде. Я чувствовала его в воздухе и в напряжении между нашими разгоряченными телами.

– Сними джинсы, – прошептала я.

– Нет.

Нотка разочарования испортила мне настроение.

– Нет?

– Нет. – Он усмехнулся. – Если я разденусь, то все это закончится, не начавшись… Вот что я тебе скажу… с тебя два и тогда я сниму джинсы.

– Два? – Чего? Два доллара? Два объятия? Или два раза «дать пять»?

Он откинул назад голову и рассмеялся.

– Иногда мне просто хочется, чтобы ты озвучила то, о чем думаешь, я прям таки чувствую, как перегружается твой мозг.