Текст книги "Неспортивное поведение (СИ)"

Автор книги: Рэйчел Ван Дайкен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Я всегда думал, что ты заговоришь, когда будешь готова, и знаю, что это нелегко.

– Нет, не правда. – Я все еще чувствовала стекло на стопах, трубки, торчащие из моего тела, когда мне переливали кровь. – Но…

Дверь распахнулась, появился Джекс, его лицо было ужасно бледным.

– Кинс, только что звонила мама, нам нужно идти.

– Что?

– Папа.

ГЛАВА 34

МИЛЛЕР

Все в жизни проходит полный круг. Все.

Я сжимал руку Кинси, пока мы пробирались по больничному коридору, по тому же коридору, по которому две недели назад шли на танцы в честь выпускного. Персонал проходил мимо нас, некоторые пялились.

Я написал сообщение Санчесу и Эм в минуту, когда мы запрыгнули в машину Джекса. Если все совсем плохо, то Джексу нужна его семья – вся его семья.

Джекс протянул мне свой телефон, чтобы я написал сообщение еще и Харли, и после ее ответа я мог лишь пялиться на телефон и качать головой. Эта женщина… был именно такой, какая нужна Джексу, потому что она предложила собрать всю команду.

Она понимала, что команда была семьей Джекса, как Кинси была его семьей, даже если и не была с ним кровно связана. Если вам посчастливилось быть в жизни Джекса Ромонова, то вы оставались там навечно, возможно именно поэтому мне было так тяжело действовать за его спиной, ведь я любил его как брата, которого у меня никогда не было.

Когда Джекс вошел в комнату ожидания, ему не нужно было сталкиваться со всем одному.

Рядом с ним будут его братья, как и должно быть. В комнате находились все члены нашей команды, некоторые со своими семьями. Наш тренер со слезами на глазах подошел к Джексу и притянул его в объятия.

Харли встала рядом с тренером, держа тарелку с печеньем.

Ее улыбка была широкой, обнадеживающей.

Джекс потянулся к ней.

Она встретила его на полпути.

Как только они закончили с поцелуями, Джекс повернулся ко мне.

– Это ты позвал команду?

– Нет. – Я указал на его девушку. – Это была она. Видимо, она – королева групповых сообщений, кто знал?

– Я знал. – Джекс уткнулся ей в шею, в течение нескольких секунд вдыхал ее запах, а потом выпрямиться.

Рука Кинси задрожала у меня в руке, когда ее мама встала с больничного стула и пошла к нам, еле волоча ноги.

Ее глаза наполнились слезами.

– Наверное, к лучшему, что мы попрощались, – хрипло прошептала она, медленно покачав головой.

Кинси замерла рядом со мной. Я втянул ртом воздух.

– Я не понимаю.

– Он упал.

У меня все похолодело внутри.

– Я вызвала скорую помощь. Они привезли его сюда и… – ее подбородок задрожал. – Рак распространился в легкие. Врачи дают ему максимум неделю.

– Но… – Кинси шагнула к маме. – У нас должно было быть больше времени. Ведь давали больше времени, ведь так? Разве ухудшение не поэтому, что прекратили химиотерапию?

Джекс сразу же оказался рядом с ней, прижал ее к груди, она тихо рыдала.

У меня просто руки чесались притянуть ее обратно ко мне и успокоить Кинс так, как умею только я.

– О, детка. – Ее мама обняла их обоих. – Я не знаю, почему это произошло, просто так случилось. – Она провела пальцами под глазами Кинси, где было влажно от слез. – Он хочет тебя увидеть… – Ее взгляд остановился на мне и на Харли. – Вас четверых.

Ошеломленный, я мог только кивать головой и стараться держаться, чтобы у Кинси был кто-то несгибаемый, кто помог бы ей держаться, хотя мне хотелось лишь одного – сбежать.

И в этот момент я почувствовал себя именно тем человеком, каким меня всегда считал Джекс.

Парнем, который убегает.

Страх, охвативший мое тело был настолько интенсивным, что у меня начала кружиться голова, а затем Кинс схватила меня за руку.

Тревога ушла. И ее место заняло спокойствие.

Моя мама всегда шутила, что я был ее якорем в этой жизни… и я всегда шутил, что если бы был якорем, то был бы очень тяжелым. Этот обмен словами почти всегда заканчивался тем, что я говорил ей, нужно кормить меня больше, если у нее были такие высокие ожидания.

Мы смеялись.

Она накладывала мне еду большой горкой, и мы ели из одной тарелки.

– Сюда. – Мама Кинси повела нас из комнаты и по коридору.

– Эй! Привет! Мистер Миллер! – крикнул мне кто-то слабым голосом.

Я остановился и посмотрел вниз и направо. Марко несся ко мне без костылей.

Он врезался в мою ногу, обхватил руками бедро, сжимая изо всех сил.

– Я знал, что вы вернетесь! Я сказал маме, что вы вернетесь, а мне она не поверила! Я даже медсестре сказал!

Я улыбнулся, несмотря на печаль, ведь был здесь по всем другой причине, и опустился на колени, чтобы оказаться на уровне глаз.

– Ну, только посмотри на это, ты прав! Вижу, ты уже не используешь костыли. – Я протянул ему руку, сжатую в кулак.

Мальчишка стукнул по нему своим кулачком и хихикнул.

– Да, я вспомнил, что вы сказали. О том, что у меня сердце льва, – наклонился и прошептал он.

Мои глаза наполнились слезами.

– Ох, да?

Он энергично кивнул.

– И угадайте, что?

– Что, молодой человек?

Все остановились и смотрели на нас. Даже пост медсестер, казалось, замер во времени.

– Однажды ночью я действительно серьезно заболел. Мама сказала, что у меня инфекция, и я чуть не умер, и угадайте, что!?

– Что? – Черт, я мог бы говорить с этим пареньком вечно.

– Появилась ангел! У нее были такие же глаза, как у вас. – Он коснулся моего лица и нахмурился. – И щеки, как ваши! И ямочка прямо здесь. – Он хихикнул. – И она сказала, что знает вас, и что вам будет очень грустно, если я перестану быть львом! Она попросила меня зарычать, и я зарычал очень громко, мистер Миллер! А она сказала, что когда-нибудь я буду похож на вас! Разве это не так круто? И, еще, боже, та песенка, которую она пела, была такой красивой. – Он начал напевать мелодию.

У меня застыла кровь в венах. Это была песня, которую мне перед сном пела мама, когда я был маленьким.

– Почти забыл! – Он снова хихикнул. – Она сказала, что со мной все будет хорошо, мне просто нужно проснуться и сражаться, именно так я и сделал, а когда она исчезла, маленький браслет на ее руке дзинькнул, как колокольчик. На нем было сердце и красный футбольный мяч – разве футбольный мяч бывает красным? – Малыш пожал плечами.

Лишь тот, который я подарил маме, когда мне было шесть.

Лишь тот, который она носила на запястье, до самой смерти.

Я мог бы поклясться, что похоронил браслет вместе с ней… когда меня попросили принести одежду для похорон.

Я втянул ртом воздух и уставился на мальчика.

Мои глаза наполнились слезами, я почти не мог с ними справиться. Марко покачал головой.

Я схватил его за руку и удержал.

– Должно быть, тот браслет был волшебным.

Слеза скользнула по его щеке.

– Я подумал, что он был очень крутым, потому что в ту минуту, когда я проснулся… Мама сказала, что мне стало лучше, думаете, женщина-ангел исцелила меня? Изменила мою судьбу с помощью браслета!

– Да, Марко, – хрипло прошептал я, – я думаю, да.

– Круто. – Он кивнул, его глаза сияли блаженной невинностью. – Я так и думал, мистер Миллер. Спасибо, что вернулись, чтобы меня проведать.

Я пообещал себе каждую неделю заезжать сюда, чтобы повидаться с этим ребенком.

– Эй, думаешь, мне можно будет зайти на следующей неделе? Ты все еще будешь здесь?

– Нет! – Марко качнулся с носка на пятку и обратно. – Мне будет лучше, поэтому я смогу пойти на вашу игру против Сан-Франциско!

– Похоже план.

К нам шагнула одна из медсестер.

– О'кей, Марко, пора ужинать. Почему тебе не попрощаться со своим другом?

Марко снова меня обнял.

– Спасибо, что показали мне, как громко рычать, мистер Миллер, – прошептал малыш.

Я мог лишь кивнуть, мой голос не слушался, а горло, казалось, горело. Мальчик исчез за углом, и я повернулся к посту медсестер.

– Можете мне дать номер телефона его матери, пожалуйста?

– Это против протокола. – Медсестра грустно улыбнулась. – Но если вы дадите мне свой, то я могу передать информацию.

Я быстро записал свое имя и номер телефона, затем повернулся к Кинси.

Она плакала.

Я решил, что это из-за ее отца и всей ситуации – несмотря на то, что Марко в порядке, ее отец – нет.

Я посмотрел на остальных.

– Что-то подсказывает, что ты знаешь у кого есть такой браслет, – сказал тихим голосом Джакс.

Я улыбнулся.

– Моя мама.

Кинси закрыла рот руками.

Ее мама всхлипнула, затем потянулась ко мне.

И на этот раз… на этот раз я крепко ее обнял. Так крепко, как только мог.

Меня не охватила паника.

Я не думал о том, чтоб сбежать.

Не думал о боли или о том, что будет потом.

Я просто держал ее.

А она держала меня.

Потом к нам присоединились Кинси, Харли и Джекс.

Прошло несколько минут.

А потом очень естественно, словно так было всегда, моя семья направилась с тяжелыми сердцами в комнату с табличкой «Бен Ромонов».

ГЛАВА 35

КИНСИ

Мой отец был совсем на себя не похож.

Бледнее, чем обычно, а его губы были прижаты к зубам, словно у него были проблемы с дыханием, но рот его был таким сухим, что он не мог их облизать – или, возможно, он был так измотан, что не хотел этого делать. Человек, на которого я смотрела, не было моим отцом.

Он был оболочкой.

И в тот момент я захотела, чтобы он обрел мир.

Хотела, чтобы он освободился.

Чтобы перестал бороться.

Потому что мой отец исчез.

Удивительно, как подкрадывается смерть, как меняет даже оболочку тела, делая человека неузнаваемым. Возможно, это подтверждение того, что душа, наконец-то, высвобождает свои усики из человеческого сердца, возможно, первой перестает бороться именно душа, и тело осознает, что план не заключался в том, чтобы жить с болезнью – а жить без нее.

Папа нам улыбнулся.

– Кто-нибудь принес печенье?

Харли передала тарелку и подмигнула.

– Держишь за нее, сынок. – Папа схватил одно печенье, поднял его к носу и подмигнул Харли. – Пахнет просто божественно. Ты добавила… – он кашлянул. – Ты добавила много масла?

Харли усмехнулась ему.

– Трюк в том, чтобы добавить две порции коричневого сахара и немного любви.

Глаза Джекса наполнились слезами, и он взял ее за руку.

– М-м-м. – Папа поднес печенье к губам и откусил кусочек. – Сахар чувствуется, но любовь? Она остается с тобой, не так ли, Харли?

– Да. – Ее губы задрожали. – Это действительно так.

Она коснулась своего живота.

Я нахмурилась, потом посмотрел на Джекса.

Его руки последовали за ее руками.

Словно он ее защищал.

Прикрывал ее тело?

Или, возможно, я просто была гиперчувствительной и чрезмерно эмоциональной.

Я не была уверена, сделал ли он это преднамеренно, или же просто потому, что там находились ее руки. Мой папа тоже это заметил, его глаза слегка сощурились, а это означало, что он думал.

Моя мама взбивала подушки. Он схватил ее за руку и поцеловал.

– Дай мне несколько минут с моими детьми.

Миллер и Харли собрались уходить.

Отец прочистил горло.

– Со всеми моими детьми.

Миллер застыл.

Харли тихонько охнула.

– Сядьте. – Папе не нужно было просить дважды.

Все мы нашли места у его кровати, Джекс сел на угол, я на колени Миллера, а Харли на второй стул.

– Теперь, – усмехнулся отец. – Гораздо лучше. Итак, Джекс, похоже, тебе есть чем заниматься вне поля.

– Пап…

– Рад за тебя, сынок. – Он посмотрел на Харли. – Он хорошо с тобой обращается?

Джекс выругался себе под нос.

– Сначала да, потом нет, и теперь снова да. – Она подмигнула. – Мы счастливы. Очень счастливы… хотя он храпит как слон, и не смывает в туалете.

– Серьезно!? – спросила я.

Папа фыркнул, а Миллер прикрыл смешок ладонью.

– Спасибо, Харли. – Джекс закатил глаза, затем на его губах появилась улыбка, и он потянулся к ее руке.

– Дети, вы нужны друг другу. – Папа кивнул. – Кинси, смотрю, у вас с Миллером все серьезно.

Я усмехнулась.

– Да, ну, я вроде как его люблю.

– Знаю. – Папа пожал плечами. – Даже когда ты пыталась не любить.

Я облизала губы и кивнула.

– Миллер? – папа нахмурился. – Ты закончил вести себя как засранец?

Джекс рассмеялся.

– Да, сэр. – Миллер широко улыбнулся. – Смело могу сказать, что мои дни в качестве засранца прошли… Совсем недавно мне еще раз напомнили, что лучше иметь сердце льва. Когда-то оно у меня было – до того, как умерла моя мама, – и думаю, что я его, наконец-то, вернул. – Он сжал мою руку. – И за это нужно благодарить Кинси… и маленького мальчика, которого через несколько дней отсюда выпишут.

– Ха. – Папа положил на тарелку половину своего несъеденного печенья. Я быстро схватила тарелку и поставила ее на поднос для его удобства.

– Джекс, я еще не умер. Постарайся на этой неделе не ввязываться в драки, я буду за тобой следить. И Миллер, тебе нужно немного поднапрячься и лучше блокировать, дай моему сыну еще несколько секунд, чтобы бросить тебе мяч.

– Да, сэр, – сказали они оба в унисон.

– А теперь… – Папа согнул указательный палец, и мы все подались вперед. – Слушайте внимательно…

Я затаила дыхание.

– Мое тело сдается, но душа – боец. Поэтому, когда я покину эту землю, хочу, чтобы вы помнили, хотя мое тело и сломано, ушло, превратилось в пыль, моя душа свободна. – Его глаза наполнились слезами. – После моих похорон вы выпьете по несколько шотов виски. И я хочу, чтобы были печеньки. Если кто-нибудь принесет вашей маме лазанью, то выбросите ее! И никаких запеканок! Я хочу радости! Я хочу уйти также, как и пришел, голым и громким. Хочу, чтоб были воздушные шары, праздник, и еще хочу, чтобы меня похоронили с моей вилкой. – Он подмигнул.

– С вилкой? – Миллер просто не мог не спросить.

– Ты никогда не слышал эту историю? – усмехнулся отец. – Умирают муж и жена. Муж сказал, что если он умрет первым, то хочет, чтобы жена похоронила его с его вилкой. Хочешь знать почему?

– Потому что он любил есть пироги? – предположил Миллер.

– Нет! – Улыбка папы стала шире. – Жизнь – это главное блюдо, сынок… а что после жизни? Ну, затем идет десерт. И я не появлюсь на небесах – где находится мой десерт – без вилки. Не имеет абсолютно никакого смысла. Мужчина должен быть готов к таким вещам.

Я закатила глаза, хотя они все еще были наполнены слезами, а Миллер рассмеялся и кивнул.

– Точно, вилка нужна.

Они с Джексом обменялись взглядами.

Как братья. Общая грусть.

Общее горе.

За всю свою жизнь я никогда не видела, чтобы мой брат прикасался к другому парню, помимо моего отца. Я бы не назвал его холодным. Он просто был сдержанным, все контролировал.

Но когда Миллер протянул руку Джексу на кровати.

Джекс принял ее.

И сжал.

Джекс ее не отпустил.

И внезапно я ощутила благодарность за то, что Миллер был не только в моей жизни, но и в жизни Джекса.

– Хорошо, больше никакой грусти, – объявил папа. – Дети можете идти, а я посплю до того, как сюда придет Паула и взобьет еще одну чертову подушку.

Мы все прощались.

Я поцеловала папу в лоб.

– Ты хорошо справилась, – прошептал он.

– Да, точно.

– Миллер, на одно слово, сынок, – сказал папа, когда мы почти вышли за дверь.

Джекс хлопнул его по спине.

Неохотно я отпустила руку Миллера, закрыла дверь и стала ждать.

ГЛАВА 36

МИЛЛЕР

– Меня кое-что беспокоит, – сказал Бен небрежным тоном. – Хочешь знать, что именно?

– Уверен, что вы все равно мне скажете, так и продолжайте. – Я сел и вежливо ему улыбнулся, затем наклонился вперед и сложил руки, чтобы не сделать что-то глупое. Например, не схватить его за руки и не заплакать как маленький мальчик из-за того, что девушка, которую я люблю, теряет своего отца. А единственное, что я мог сделать, это смотреть.

– Ты разговаривал с Кинси и Джексом, обычно, они говорят со своей мамой, а их мама рассказывает все мне. – Он пожал плечами. – Мы любим поболтать.

– Все, кроме Джекса.

– Ха! – Он рассмеялся. – Наш сын больше мыслитель. – Бен глубоко вздохнул. – Твоя мама… Кинси сказала, что она умерла внезапно.

Я разговаривал с Кинси о маме всего несколько раз. Внезапно я почувствовал себя виноватым и кивнул.

– Ты когда-нибудь ее оплакивал, сынок?

Я покачал головой.

– Нет, но сейчас мне лучше.

– Недостаточно хорошо. Не для меня. Не для нее. Чувствовать боль – вот тут. – Он коснулся своей груди. – Это нормально. И помнить вот тут. – Он указал на свою голову. – Но позволять этому искалечить тебя, превратить тебя в человека обратного тому, кем она хотела тебя видеть… Я не говорю, что у тебя все именно так. – Он слегка пожал плечами. – Но это несправедливо по отношению к тебе, несправедливо по отношению к жизни, которую она тебе дала. Думаю, прежде чем ты сможешь полностью полюбить мою маленькую девочку, тебе нужно отпустить единственную женщину, которой принадлежало твое сердце.

Ошеломленный, я просто уставился на него.

– И эта женщина – твоя мама. – Он снова пожал плечами. – Я ничего не знаю о твоих прошлых отношениях, но предполагаю, что все закончилось не так, как ты того хотел… а с Кинси, ну, в глазах моей девочки я вижу «обещание вечности», поэтому хочу, чтобы ты оказал мне услугу. – Бен наклонился вперед. – Когда она меня отпустит, ты отпустишь свою маму. Скорбите вместе. Оплакивайте нас вместе. Горюйте вместе. Думаю, мы оказались в твоей жизни не просто так. Может быть, это твой шанс пережить то, что случилось с тобой, когда ты был слишком молод, чтобы понять. Слишком молод, чтобы справиться с этим.

Мои глаза наполнились слезами. Я отвернулся.

– И когда вы закончите скорбеть, мне нужно, чтобы ты попросил у Паулы кольцо ее матери… тогда ты сможешь надеть его на руку моей дочери.

– Я еще не просил ее руки.

– Попросишь.

– Знаю. – Я фыркнул. – Знаю, что попрошу.

– Так ты будешь просить моего разрешения? Или мне нужно выбить это из тебя?

Я рассмеялся сквозь слезы.

– Бен Ромонов, могу ли я удостоиться чести жениться на вашей дочери?

– Это честь для меня, – прошептал он, посмотрев мне прямо в глаза.

Я не собирался двигаться. Как и не собирался его обнимать и сжимать в руках его хрупкое тело. Но я это сделал.

И когда я заплакал… Бен обнял меня в ответ.

И сказал то, что мне до смерти хотелось услышать последние шесть лет, с момента смерти моей мамы.

– Она бы очень сильно тобой гордилась.

ГЛАВА 37

ДЖЕКС

Миллер и Кинси пошли перекусить, а я позаботился, чтобы у моей мамы было все, что нужно на ночь. Она отказалась уезжать из больницы. Я не мог ее винить, поскольку хотел сделать то же самое.

Но, как сказал отец, на этой неделе у меня будут тяжелые тренировки и еще более жесткая игра, а поскольку я дал обещание ее выиграть и не ввязываться в драки, то знал, что пора было уходить.

Я взял Харли за руку и повел ее к машине.

Я не был уверен, что сказать.

Слова казались такими… неуместным в подобной ситуации. Спасибо за то, что приготовила печенье для моего умирающего отца – этих слов было не достаточно.

Спасибо, что держала меня за руку, когда мне хотелось лишь одного – сломаться.

Спасибо, что была сама собой.

Спасибо, что не сбежала.

Я сжимал губы всю поездку в мою квартиру. Даже не подумал о том, что она, возможно, захочет вернуться к себе домой.

К счастью, Харли не возражала. Просто положила сумочку на гранитную столешницу, а затем потянулась ко мне.

– Я знаю, что с тобой не все в порядке, поэтому не собираюсь спрашивать… но что я могу сделать, чтобы помочь тебе подготовиться к завтрашней тренировке? К игре на этой неделе? Постирать вещи? Что-нибудь приготовить? Убраться в квартире? – прошептала она, прижавшись головой к моей груди

Я ухмыльнулся ей.

– Ты умеешь стирать?

Девушка ущипнула меня за бок.

– Я много чего умею делать по дому. Например… – Я выдохнул, когда она подошла к моей стиральной машине. – Знаю, что это кнопка запуска, знаю, что если поставлю в режим холодной воды, то смогу избавиться от пятен шоколада, и что даже когда человек грустит, ему все еще нужно есть.

Я кивнул.

– Суп. Ты сказала, что вы с бабушкой любите суп.

– Суп из тыквы, если быть точной. – Она подмигнула. – С кусочками бекона, – добавила затем Харли хриплым голосом.

– Не думаю, что слово «бекон» когда-либо казалось мне таким сексуальным.

Харли хмыкая, знакомясь с моей кухней. Поняв, что нужно сходить в магазин, поцеловала меня в щеку, схватила ключи от моей машины, сказала, что скоро вернется, а потом оставила меня наедине с моими мыслями, с моей грустью.

Я принял душ, потом побродил по квартире как зомби, с пониманием, что все в моей жизни вышло из-под контроля

Что, черт возьми, я буду делать без отца?

Это ломало что-то внутри меня.

Разрывало сердце.

И мне казалось, что я в нескольких секундах от нервного срыва; всю жизнь я брал пример с отца, а теперь чувствовал себя потерянным. Потерявшим фокус. Чувствовал страх.

Черт, как же сильно я боялся.

И подумал, смогу ли я когда-нибудь стать прежним без отца, без его слов поддержки, без его грубых шуток и способности съесть целый поднос печенья.

Задумавшись, я лег на диван.

Казалось, прошло лишь несколько минут, когда меня мягко разбудили.

Харли стояла надо мной с тарелкой супа и самым вкусно пахнущим хлебом во всей вселенной.

Я все съел, потом наложил себе еще тарелку, а затем сказал Харли, что если бы еще не был в нее влюблен, то еда сделала бы свое дело.

Она втянула ртом воздух.

Я винил во всем бесподобную еду.

– Ты действительно это чувствуешь? – тихо спросила девушка. – Я имею в виду, что мы знаем друг друга всего несколько недель.

– Да, ну. – Я поставил тарелку. – Когда проходишь через всякое дерьмо вместе, то создается чувство, что прошло намного больше времени, ведь так? Это либо убивает отношения, либо сильнее вас связывает.

Она слабо улыбнулась, а затем встала и ушла.

Дерьмо. Я все испортил. Снова.

Через несколько секунд она вышла из коридора и что-то мне передала.

Нахмурившись, я посмотрел на пластиковую палочку в своей руке.

Две синие полоски пересекали небольшое окошко.

Две.

Синие.

Полоски.

– Я подозревала, – прошептала она. – Боялась тебе сказать…

Я накинулся на ее рот не дав произнести остальное, поднял ее и посадил на стол, обхватил руками щеки.

– Ты беременна?

– Да. – Она сглотнула. – Помнишь ту первую ночь?

– Думаю, ее нельзя забыть.

Лишь второй раз за наше знакомство я видел, как она краснеет.

– Я боялась, что тест будет положительным, боялась, что ты сбежишь, а потом произошло все это. – Харли вздохнула. – Я отгоняла подозрительные мысли, думала, что мое тело просто находится под безумным стрессом, а потом ты вернулся, и мы были счастливы, и я подумала: «О, отлично, добавлю ему еще одну проблему». – Ее глаза встретились с моими. – Еще одну вещь, которую ты не можешь контролировать.

Я прижался лбом к ее лбу и сделал глубокий вдох.

– Знаешь, если чему-то и научил меня прошлый год, то тому, что некоторые самые лучшие вещи в жизни нельзя контролировать.

Ее глаза наполнились слезами.

– Такие как ты, – прошептал я ей в губы. – Как наш ребенок.

– Наш ребенок, – повторила она с улыбкой.

– Да. – Я мягко поцеловал ее в губы. – Наш.

– Мы расскажем об этом твоему отцу?

Я кивнул и рассмеялся.

– Он меня убьет, назовет идиотом, а потом попробует пожить немного подольше, чтобы почувствовать, как толкается наш ребенок.

– Надеюсь, что так и будет. – Она коснулась своего плоского живота.

– Спасибо. – Я подхватил Харли со стола, отнес на диван и осторожно устроил в своих объятьях, чтобы не давить на хрупкое тело.

– За беременность? – поддразнила она.

– Жаль тебя расстраивать, но это все я… просто… Боже, Харли, мне было так хорошо в твоих объятиях. Было так приятно не чувствовать ничего, кроме тебя. Я никогда раньше такого не чувствовал к другому человеку. Думаю, что первый раз за все время, когда полностью отказался от какого-либо контроля, и был тот момент, когда я оказался в твоих объятиях.

Она хлюпнула носом.

Я посмотрел через ее плечо.

– Неужели непробиваемая Харли плачет? Мне следует сказать об этом твоей бабуле?

Она ткнула меня локтем в живот.

– Это было действительно мило.

– Это правда. – Я поцеловал ее в шею. – Поэтому, думаю, можно сказать, что в первый раз, когда я потерял контроль… мне подарили не один подарок, – я приложил руку на ее живот, – …а два.

Она повернулась в моих руках и поцеловала в губы, потянула меня за волосы, а затем начала стягивать мою футболку.

Одежда обоих была снята в считанные секунды, и все это время наши рты не отрывались друг от друга.

И потом, я почувствовал себя как дома. В ее объятиях.

И должен был признать, что для меня все произошло именно так, как и должно было случиться, потому что в этот момент казалось невозможным, чтобы все было иначе.

ГЛАВА 38

МИЛЛЕР

Предсезонная игра № 2

Сан-Франциско против Белвью

Домашняя игра

Любимая команда: «Смельчаки» Белвью

Тренер зашел в раздевалку, обвел нас взглядом и прочистил горло.

– Парни, как правило, я не выступаю перед вами с речью перед предсезонной игрой, и если бы это сделал, то речь была бы сосредоточена на том, чтобы вы играли от всего сердца, чтобы обеспечить нам место с помощью этой программы. Но сегодня, после такой недели, я чувствую, что кое-какие слова нужно сказать. – Он переключил внимание на Джекса. – Когда одному из нас больно, то больно нам всем, вот что такое братство. Мы страдаем вместе, стоим вместе, поэтому когда выйдем отсюда, я хочу увидеть единство, хочу, чтобы мир знал, за какую команду болеет. Это выходит за рамки футбола. В этом, парни, наша жизнь. Мы не знаем, кто может на вас смотреть, возможно, кому-то нужно увидеть, что его герои стойко преодолевают трудности. Играйте сегодня как герои, и вы выиграете.

Все смотрели кто куда.

Наверное, потому, что это была одна из лучших речей, которые мы слышали, и у нас у всех накатывались на глаза слезы.

Джекс встал.

Мы последовали его примеру.

И затем он сделал то, чего никогда раньше не делал – он потянулся к руке Санчеса с одной стороны, а затем вторую руку продел через мою руку.

Остальные игроки последовали его примеру, так мы все и шли, сцепившись руками, до самого туннеля и так вышли на поле.

Из-за криков толпы было трудно сосредоточиться на чем-то, помимо того, что мир видел – мы выходим на это поле с высоко поднятой головой.

Видел наше единство.

Надежду.

Видел наше братство.

И никогда в жизни я не испытывал такой гордости из-за того, что был частью всего этого.

Джекс укрепил свою позицию как единственного лидера, за которым мне хотелось следовать, и я знал, что был не единственным, кто чувствовал то же самое. Я предпочел бы принять удар на себя, чем допустить, чтобы ему причинили вред.

– Провернем какой-нибудь трюк? – сказал я, повернувшись к Джексу, после того как мы выиграли в подбрасывании монеты, когда наши защитники отодвинули соперников, и настала наша очередь занять место на поле.

Он откинул назад голову и рассмеялся.

– Значит, ты снова хочешь провернуть наш трюк?

– Они будут ожидать его.

– Не-а.

– Твой отец на нас смотрит.

Все наши замолчали.

– «Двойной доктор Пеппер» на два, – первым сказал Санчес.

Джекс посмотрел на него и кивнул.

Санчес ударился с ним кулаками и побежал на свою позицию на поле.

Когда пас был разбит, я побежал к Джексу, чтобы заблокировать центр, а Джекс повернулся на каблуках и бросил мяч Санчесу.

Санчес его поймал, а я последовал по маршруту Джекса, сбивая всех на своем пути как таран.

Теперь мяч полетел к Джексу, его глаза загорелись и все внимание сосредоточилось на цели. Какой-то парень возник на пути, и я так сильно в него врезался, что он крутанулся и упал на землю.

Джекс поймал мяч.

Забил гол.

И отсалютовал Санчесу.

И в тот момент все это было больше, чем футбол.

Больше, чем игра.

Я никогда не забуду этого момента.

И буду учить этому своих детей и их детей, и кого угодно, кто будет меня слушать: наша жизнь не всегда связана с важными событиями, но и с незначительными, которые ведут к ним. Действительно, важной частью жизни являются те моменты, которые часто игнорируются, такие как – боль, агония, беспокойство, что-то плохое.

Но у них имеется цель.

У всего есть цель.

Чтобы важное событие стало невероятным.

Моменты, ведущие к нему, будут болезненными.

И все же стоял, оглядывая стадион.

– Пусть мне больно, но это хорошо. Жизнь хороша, – шептал я себе.

***

– Мистер Миллер, мистер Миллер! – Марко ждал меня в раздевалке вместе со своей мамой. – Вы так хорошо сыграли!

– Спасибо, парень. – Я дал ему пять, в это время Санчес вышел из-за угла.

Глаза Марко вырвались из орбит.

– Грант Санчес! Самый лучший ресивер в лиге!

– Эй, посмотри только, он знает мое официальное звание. – Санчес подмигнул пареньку, а затем встал на колени. – Тебе было весело сегодня, дружище?

– Очень весело. – Марко аж приплясывал. – А вы можете подписать мой футбольный мяч?

– Для тебя я бы подписал тысячу футбольных мячей. – Санчес пожал плечами, как будто это не имело большого значения, когда мы оба это знали, что это не так.

Я хлопнул его по спине, а затем хотел сходить за Джексом, чтобы Марко мог с ним встретиться.

Но Джекс уже направлялся ко мне.

– Печально известный Марко, рад снова тебя видеть.

– Ох, эй! – Он указал на Джекса. – Вы тоже были в больнице. Вы болеете?

– Нет, парень. – Джекс опустился на колени. – …болеет мой отец.

– Ох. – Улыбка Марко пропала. – Когда мой папа умирал, то сказал, что очень важно есть овощи.

Глаза Джекса стали как блюдца.

– Вау, правда? Надо и мне обязательно это делать.

– Знаете, что еще?

– Что?

– Он сказал, что нужно жить каждый день, как последний, потому что никогда не знаешь, что произойдет дальше. Бьюсь об заклад, ваш папа делает это прямо сейчас, да? Знаю, он смотрел вашу игру и был очень горд, кричал и свистел, как и я. Бьюсь об заклад, что он еще и плакал. Потому что именно это делают папы, когда тобой гордятся – плачут.

Глаза Джакса наполнились слезами.

– Я верю тебе на слово, приятель. – Он положил руки на бедра. – Знаешь, ты довольно умный.

– Ага. – Марко закатил глаза. – Моя мама всегда так говорит.

– Ну, и хорошо. – Санчес усмехнулся, а мама Марко покраснела, было видно, что она через многое прошла. Она выглядела уставшей. Измученной.

– Итак. – Я посмотрел на Марко и его маму.

– Мы с ребятами подумали, что было бы здорово, если бы у вас был абонемент на наши игры, что думаешь?

– В самом деле?

– Ага! Только при одном условии. Видишь вон ту ложу?

Мальчик энергично кивнул головой.

– Ты должен будешь сидеть там, где тепло, и есть как можно больше еды.

– Согласен! – Марко хлопнул в ладоши, а его мама произнесла одними губами «спасибо» нам всем и вытерла несколько слезинок.

Жить без мужа с больным ребенком, я даже представить не могу.

И тут меня осенило. Все это время я был сосредоточен на себе и на том, чего не мог предложить Кинси, а не на том, что мог предложить. Я сердился из-за своего прошлого, вел себя неразумно из-за мамы, даже из-за потери Эм, а этот маленький мальчик меня уделал, помог смириться с этими крайностями, что мне хотел самому дать себе под дых.

Когда они ушли, я все еще думал об этом.

Когда вернулся домой, Кинси ждал меня с бокалом вина.

– Как считаешь, я эгоист? – выпалил я.

Она нахмурилась.

– Что? С чего ты решил? Ты один из самых бескорыстных людей, которых я знаю!