Текст книги "Неспортивное поведение (СИ)"

Автор книги: Рэйчел Ван Дайкен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Потому что он был так болен, так слаб, и думал, что это травмирует меня.

Это было так несправедливо.

И все же я не могла наорать на него, ведь он был болен.

Я послала папе смс, в котором выразила свое разочарование, и в ответ он прислал сердечко, словно все было в порядке, хотя на самом деле ему вводили химикаты, которые медленно убивали все хорошее внутри него.

Я стиснула зубы.

– Кнопка «Старт», – голос Миллера прервал мои мысли. – Ты должна нажать кнопку, Вафелька.

Я не засмеюсь.

И не улыбнусь.

Не дам ему даже намека на то, что из-за того что он использовал придуманное мной смешное прозвище, я почувствовала себя лучше.

– Постарайся не быть таким трусом, Цыпленочек. – Я пристегнула ремень безопасности, поставила ногу на педаль тормоза и завела машину. Супер роскошный внедорожник Mercedes-AMG SUV, за рулем которого у меня было ощущение, что веду тяжелый танк, который каким-то образом еще и быстро ехал. – Ох, чтобы я могла сделать с тобой, детка, – прошептала я.

– Какого черта? – Миллер нахмурился, быстро пристегнув ремень безопасности, когда я направила машину за угол гаража так, словно мы снимались в новом фильме про друзей Оушена.

– Ммм… – я кивнула, пробежав руками по рулю, когда мы вошли в еще один поворот, а затем нажала на педаль газа, и мы вылетели из гаража, помчавшись по улице к первому светофору с зеленым светом. Сильнее нажала на педаль. Я могла бы поклясться, что слышала, как Миллер молится.

– Не знала, что ты католик, – пробормотала я на красном свете.

– Только что им стал.

– Благослови тебя Бог. – Я усмехнулась, наконец, краем глаза проверяя, как он. Он сжимал пряжку ремня безопасности одной рукой, словно боялся, что она выскочит, а другой держался за дверцу. – Миллер, твоя машина – настоящий танк, ты не выпадешь.

– Учитывая то, как ты водишь, я бы не был так уверен, – сказал он сквозь стиснутые зубы.

Я закатила глаза, и все оставшиеся время до стадиона бродила в своих мыслях. С визгом влетев на полупустую парковку и, глубоко вздохнув, я заглушила двигатель.

– Это было весело.

– Весело, – повторил Миллер своим глубоким голосом. – Можно сказать «весело», когда это относится к кино, к выпивке, к счастливым часам, к футболу. – Он вытащил ключи из замка зажигания. – А это был «Форсаж» без двойников и каскадеров.

Я пожала плечами.

– От скорости я чувствую себя лучше.

– В следующий раз мы пойдем пешком, – проворчал он, хлопнув за собой дверью, словно я была в чем-то виновата, но это именно он явно не верил в безопасность своего собственного автомобиля!

– Не будет следующего раза, Цыпленочек. – Я пожала плечами. – Мне больше нравится «выступать соло». Вся эта фигня с тем, что мы «встречаемся», только для того чтобы удостовериться, что Андерсон «Членоголовый» Харрис не облает неправильное дерево, и его «орешки» не отрежут.

– В этом сценарии ты – дерево? – усмехнулся Миллер.

– Не слишком радуйся. Ты же не хотел, чтобы твои «орешки» тоже попали на линию огня, а, Миллер? Ты видел, как мой брат бросает мяч, он очень точен.

– Смешно, – фыркнул он и ударил рукой по двери, когда я попыталась открыть ее.

Хорошо. Я клюнула.

– Что именно?

– Ты.

– Почему я смешная?

Почему он такой горячий?

Почему?

Разве справедливо, что я набрала вес?

А у него стало больше мышц?

– Ты понимаешь, что Джексу хватит лишь одной смски. – Он поднял трубку свободной рукой. Какого черта этот парень съел на завтрак? Другая рука все еще нажимала на дверцу машины, скорее всего, всеми ста двумя килограммами. – Или одного телефонного звонка… и, возможно, пьяного признания о том, что ты соблазнила меня в Вегасе… и все это закончится.

Я прищурила глаза до крошечных щелочек.

– Я тебя не соблазняла.

– Разве нет? – Миллер наклонил голову на бок, и на его лице появилась дерзкая усмешка.

– Я этого не делала. – Я открыла, затем закрыла рот, только чтобы снова его открыть, когда в голове снова пронеслись нечеткие воспоминания. – Мы оба начали тот поцелуй.

Миллер наклонился, и наши лица практически соприкоснулись.

– Хм, и в чьей же кровати мы тогда были, Кинс?

У меня пересохло во рту. Даже то, как он произнес мое имя, было сексуальным, я чувствовала, как низкие вибрации его голоса заряжали воздух, словно электричество.

– Чья была кровать? – он поднес ладонь свободной руки к уху. – Ведь, я вполне уверен, что не твоя….

– Я тебя не соблазняла. – Мне просто пришлось повторить это, не так ли? Сказать вслух? Заставляя все мои девчачьи прелести переживать заново каждый момент его прикосновений, а затем нажать на «повтор», на «паузу», затем на «повтор», а потом много раз нажимать на «паузу» во время определенных, ммм, моментов. – Я устала, диван был неудобным, у тебя была кровать, а ты отключился из-за всех шотов, которые оплачивали тебе все те шлюшки.

– Вы с Эмерсон тоже покупали мне шоты, – сказал он невозмутимым голосом.

Проклятье! Я забыла об этой части.

Ну, конечно, Кинс, ты помнишь секс, но не моменты, приведшие к нему?! Ты была трезвой и накачала его алкоголем?!

– Это не имеет значения, – убеждала я. – Джекс все равно тебя убьет. А у него и без этого достаточно дел, и я довольно хорошо тебя знаю, чтобы понимать, что для друга ты сделаешь все что угодно. Кроме того, Джекс потеряет контроль, и вы, ребята, не сможете снова попасть на чемпионат, и весь мир узнает, что это произошло из-за того, что ты не смог удержать свой член в штанах!

– Я Цыпленочек, а не петух.

– Правда? Ты серьезно? Прямо сейчас? Именно это ты собираешься ему сказать?

Миллер пожал плечами:

– Вижу тебя насквозь, Вафелька. Постарайся не пораниться на эллиптическом тренажере. Думаю, одна из девочек оставила несколько журналов, чтобы ты могла их посмотреть, пока будешь потеть. – Его глаза наполнились жаром, когда он осматривал мое тело, затем взгляд остановился на моей заднице. – Опять же, может, лучше сделать несколько приседаний. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты потеряла все, чего достигла.

– Снова посмотришь на мою задницу, и я схвачу рукой то, что у тебя там выпирает, и оторву это.

Миллер громко рассмеялся, когда я его толкнула и пошла прочь. Несмотря на то, что мне нужно было скрыться как можно скорее, хотелось найти причины приметить насилие на этом парне за то, что он пялился. Я немного повиляла бедрами.

А когда обернулась, Миллер прикрывал рукой глаза.

Я ненавидела себя за то, что была разочарована.

Почти так же, как ненавидела то, что у Миллера на самом деле присутствовал самоконтроль, а я, после того, как его запах окутал меня в машине, хотела лишь одного, объявить перемирие и целоваться, словно подростки.

– Видишь, Миллер? Вот это командная работа! – крикнула я, чуть не врезавшись в закрытую дверь, затем вбежала в тренажерный зал и кинула свои вещи на первую попавшую скамейку.

Мое дыхание было затрудненным.

И я не могла решить, что хуже, то, что меня так сильно к нему влекло, или то, что во время этих нескольких коротких мгновений я забыла о болезни отца, а также все причины, по которым я держалась подальше от футболистов.

Свет был включен.

Громко играла музыка в стиле техно.

Но в зале я больше никого не видела, а значит, тут были только мы с Миллером.

Наедине.

Что практически означало, что моему няню либо придется тягать железо, либо лишиться рассудка от скуки, пока я буду заниматься всем на свете, разве что обойду кардио-тренажеры.

– Ты уверена, что сможешь это поднять? – прозвучал позади меня голос Миллера, когда я надевала на одну из штанг диски по десять килограмм с каждой стороны.

– Ты уверен, что умеешь до стольких считать? – возразила я, закрепляя диски с обоих концов штанги. Для ясности, сама штанга весила тридцать килограмм, что едва ли было моим максимальным весом.

Я сделала несколько раз становую тягу, чтобы растянуть подколенные сухожилия, и была разочарована, когда нигде не увидела Миллера. (Примеч.: Становая тяга – это упражнение со штангой; наклонившись и слегка согнув ноги в коленях, выполняющий это упражнение берётся руками за гриф штанги и выпрямляется. Это сложное движение, в котором участвуют практически все мышцы, либо в поднятии веса, либо в стабилизации положения тела).

Отлично, мой нянь действительно меня оставил.

Надоедливый внутренний голос напомнил, что я практически просила его об этом, но все же.

Я покачала головой и еще восемь раз чисто взяла вес.

– У тебя дерьмовая форма. – Миллер внезапно появился в отражении зеркала позади меня, держа в руке бутылку с водой, и я чуть не уронила штангу себе на ноги. – Ты слишком быстро поднимаешь штангу с пола.

– Ты не мог бы?.. – огрызнулась я.

– Нет. Но ты должна прислушаться. Завтра твоя спина будет чертовски сильно болеть, а также бицепсы, которые ты сейчас используешь, вместо того, чтобы хорошенько использовать плечи, но если ты не хочешь моей помощи… – он открыл бутылку и сел на скамейку, стоящую недалеко от меня, – я заткнусь.

Я начала следующий подход.

Болезненно осознавая, что он за мной наблюдает.

Я начала поднимать штангу медленнее и еще сильнее работать плечами.

Когда я закончила, Миллер захлопал в ладоши.

– Это было так сложно?

– На самом деле, это было легко, – подмигнула я.

– Вафелька, сейчас что, был тот особый момент? Мы возможно… – он сделал паузу, – тягали железо, как братаны?

– Может быть, когда-нибудь мы будем братанами-качками. – Под его смех я начала следующий подход, а он обошел скамейку и начал разогреваться.

Я бы соврала, если бы сказала, что у моих глаз не было досадной привычки постоянно проверять, не ударит ли штанга его по зубам.

А что? У него были красивые зубы.

И мышцы груди.

И кожа.

Сосредоточься!

Я глубоко вздохнула и отогнала мысли о Миллере. Имело значение лишь то, что мне необходимо выплеснуть агрессию безопасным способом, который не предполагал использовать Миллера для снятия стресса.

И папа.

Папа имел значение.

Весь следующий час мы тренировались в молчании.

И когда Миллер закончил, он не только принес мне полотенце, но и вручил бутылку с охлажденной водой, а затем ключи от своей машины.

– Не убей нас, – пошутил он. – Мне очень хочется еще раз прийти на тренировку.

– Так впечатлен моими навыками подъема штанги? – поддразнила я, выхватывая ключи из его рук.

– Неа. – Миллер позволил мне идти впереди. – Но я провел последний час, наблюдая за твоей задницей в спандексе… думаю, небольшое вознаграждения не повредит… хотя мне придется перестать называть тебя «Плоской задницей» в своей голове.

Большинство девушек, вероятно, обиделись бы.

Я же вместо этого пошла легкой походкой, выскочила из здания и направилась к его машине.

Но мое счастливое мироощущение было крайне недолгим.

Потому что, как только почувствовала себя лучше после ужасного начала дня, я заметила, что ко мне вальсировал Андерсон «Членоголовый» Харрис.

– Кинси. – Он медленно и небрежно осмотрел меня сверху вниз, так, словно знал, как я выгляжу без одежды, и хотел, чтобы я знала, что именно об этом он сейчас думал.

Я сделала вдох.

Затем почувствовала, как Миллер обнимает меня стальной рукой.

Я выдохнула.

И осталась стоять на месте.

Я не должна была этого делать.

После всего того, что произошло сегодня… мне стоило бежать от искушения… Я поняла, что оно в моем теле, после того как меня омыло плохое предчувствие.

А мое сердце?

У него были другие планы.

Оно было слишком слабым, чтобы бежать.

Останься.

Так я и сделала.

Держись.

Это я тоже сделала.

Расслабься.

Меня омыло спокойствием.

ГЛАВА 4

МИЛЛЕР

В Андерсоне было сто восемьдесят восемь сантиметров и девяносто килограммов самого отборного засранца, которого я встречал в жизни.

Даже если бы он срал золотыми футбольными мячами и пришел с обещанием выиграть каждый чемпионат, начиная с этого, мне было бы пофиг. Я бы все равно его ненавидел, мне бы все равно хотелось оторвать его голову и передать ее кикеру с инструкцией отправить ее в полет (Примеч. пер.: Кикер, игрок пробивающий мяч со специальной подставки на земле).

– Миллер. – Андерсон всегда просто кивал, никогда не пожимал мне руку, ни разу не использовал свои хорошие манеры, даже если они у него и были. Просто кивок, быстро произнесенное имя и болтовня о футболе.

Либо о футболе.

Либо о девушках.

В основном была одна девушка, насчет которой он просто не мог заткнуться. Девушка, которая сбежала. Забавно, поскольку она оказалась в моих руках… и в моей постели. Вот ублюдок.

Это была та сама девушка, которую я пытался не заобнимать до смерти. Та самая, которая, если судить по ее трясущемуся телу, явно хотела забраться на меня, как на дерево, и спрятаться.

Проклятье.

– Где Джекс?

Сочетание синей бейсболки с карими глазами делало Харриса похожим на испорченного маленького золотого мальчика. А на самом деле? Он был ходячим говорящим говнюком, которого нужно поставить на место. Я до сих пор не мог понять, что вообще в нем нашла Кинси, кроме того, что он был манипуляторным маленьким дерьмом, и что несколько лет назад она пыталась с его помощью выбесить Джекса, потому что ей надоело существование на коротком поводке.

Тогда Джекс был более опекающим, чем теперь, если это вообще возможно представить.

– Джекс? – повторил я. – Черт его знает?! Наверное, просматривает запись игр или типа того. – Я пожал плечами, притягивая Кинси еще ближе к себе, а затем сделал кое-что, после чего, как знал, мы быстрее перейдем к сути дела и свалим с долбаной автостоянки. Я мысленно извинился перед Кинси, Джексом, Богом, перед моим собственным проклятым испытывающим вожделение телом. Я потянулся к ее лицу, ее кожа везде была мягкой. Пальцем приподнял подборок Кинси, приблизив ее рот к моему, и скрепил наши отношения одним горячим французским поцелуем.

Кинси обвила руками мою шею, ее губы со стоном раскрылись, и она запустила пальцы в мои волосы и, царапая ногтями кожу на моей голове, посылала все неправильные сигналы во все правильные места.

Полная грудь прижалась к моей груди, и потому, что я мог (потому что был ублюдком, у которого явно отсутствовал самоконтроль), схватил правой рукой ее попку и сжал.

Кинс тихонько охнула и прикусила мою нижнюю губу, я усмехнулся ей в губы, и прошептал:

– Прости, не смог себя контролировать.

По крайней мере, это было правдой.

Мы оба учащенно дышали, лицо Кинси пылало, это великолепное бледное лицо с опухшими от поцелуя губами и пронзительными голубыми глазами.

К тому времени, как я снова повернулся лицом к Андерсону, его улыбка стала прохладной, а глаза прищуривались все больше и больше с каждой секундой.

– Поверить не могу, что Джекса это устраивает. – Андерсон показал пальцем на Кинс, затем на меня, прикоснулся этим же пальцем к своему подбородку, затем коснуться своей бейсболки и нервно натянул ее на глаза.

– Ну… – Кинси схватила меня за руку. Такой маленькой женщине не стоит сжимать что-то так же сильно, как это делала она. – Джекс, вроде как, именно тот человек, который нас свел, правда, Цыпленочек?

Я снова сжал попку Кинси, надеясь, что она отпустит мою руку; скорее наоборот, ее хватка стала еще сильнее.

– Точно, Вафелька, честно говоря, я еще никогда не видел твоего брата счастливее.

Кинси сглотнула, и ее глаза вспыхнули, затем она выдавила улыбку.

– Это уж точно.

– Угу. – Андерсон снова кивнул. Проклятье, завязывай уже со своими нахальными взглядами и кивками! – Ну, это здорово. Я рад за тебя, Кинси. И еще, Миллер, должен тебя предупредить, она – сущее наказание. – Он шагнул, чтобы обойти нас и поднял руки. – Но уверен, ты, вероятно, уже осведомлен о том, что нужно держать ее в узде.

– Какого хрена? – Я уже было двинулся, чтобы ему наподдать, но меня остановила маленькая ладошка, коснувшаяся руки.

– Я бы не обращала на него внимания, – сказала Кинси Андерсону с храброй улыбкой. – Пошли, малыш, я за рулем.

– Ты доверил ей ключи? – глаза Андерсона все расширялись, я уже было подумал, что они выскочат из орбит. – От твоей машины?

– Она – великолепный водитель, – солгал я, пока надо мной словно насмехались воспоминания о нашей «поездке с увечьями».

– Как скажешь, чувак, ты, должно быть, сильно на нее запал, раз так думаешь. Однажды она практически переехала мою бабулю.

– Наверное, из-за того, что его бабушка – шлюха, – прошептала Кинси, повернув голову.

Мне едва удалось сдержать смешок, а Андерсон кивнул в последний раз (по-видимому, только потому, что знал, как сильно меня это бесило) и вошел в здание.

К тому моменту, как я обернулся, Кинси уже завела машину.

– Все прошло хорошо. – Я пристегнул ремень.

Кинси ничего не ответила и так сильно нажала на педаль газа, что я обрадовался наличию подушек безопасности. И снова попытался втянуть ее в разговор, но каждую мою попытку встречала тирания скорости. Поэтому я от нее отстал.

Позволил ей наслаждаться тишиной.

Скоростью.

И даже не стал спорить, когда она подъехала к моему дому и припарковалась на моем месте. Я даже не знал, что она знает, что это место мое.

Все так же в молчании мы отправились к лифту.

И к пентхаусу.

– Может, ты еще знаешь, где именно спрятан мой запасной ключ? – проворчал я за ее спиной, но быстро закрыл рот, когда она полезла под коврик, а затем под коврик, который лежал под ковриком, вытащила ярко розовый ключ, вставила его в замок и зашла внутрь.

– Кто ты такая? – Я захлопнул за собой дверь. – Я никогда никому не показывал место, где хранится ключ.

– Во-первых, это дерьмовый тайник. – Кинси перекинула через плечо свои темные длинные волосы. – Во-вторых, ты показал его Эмерсон, а значит, в сущности, показал и мне.

– Я ни хрена не показывал Эмерсон! – Ведь так? Проклятье, вероятно, ей сказал Санчес. Этот чувак рассказывал Эм все.

– Показывал. – Кинс раздраженно выдохнула и, чувствуя себя как дома, пошла в мою кухню, взяла из холодильника Геторейд (мой Геторейд!), затем сбросила свои кроссовки и схватила пульт (Примеч. пер.: Геторейд – общее название серии изотонических напитков, производимых компанией PepsiCo. Разработан в 1965 году группой исследователей Флоридского университета по заказу университетской футбольной команды с целью восстановления жидкости, теряемой организмом во время тренировок).

Чертовски сбитый с толку, я огляделся, и, в конечном итоге, присоединился к Кинси на диване.

– Ты переселяешься ко мне или что-то в этом роде? Ведь я должен быть честным с тобой, Кинс, я обожаю ходить голышом, и вполне уверен, что если ты не будешь участвовать, то это будет против правил. Кроме того, хочу остаться в живых, а если Джекс когда-нибудь узнает, что ты была в моей квартире, он меня убьет.

– Не похоже, что мы сейчас занимаемся сексом. – Кинси пожала плечами.

– Что? – Я дернулся и внимательно на нее посмотрел. – Это не имеет значения! Мы одни! Ты забыла о том, как в прошлом сезоне Джекс чуть не вышвырнул меня из бара лишь за то, что я стоял рядом с тобой!

– Он прикалывался, – отмахнулась от меня Кинси и включила телевизор.

– О, «Футболисты»! (Примеч. пер.: американский телесериал, созданный Стивеном Левинсоном с Дуэйном Джонсоном в главной роли).

– Да неужели!? Именно поэтому он сказал: «Я хочу тебя убить»!? Потому что шутил?

– В прошлом году ты был новичком в команде. А он был чрезмерно-опекающим. К тому же, – она откинулась спиной на диванные подушки, – теперь он тебе доверяет, помнишь эту часть разговора? Хотя, вероятно, в то время у тебя в голове мелькали картинки того, как я лежала голой в кровати в гостинице, а ты кивал головой на его слова, подтверждая, что заслуживаешь его доверие, да?

Я хмуро на нее посмотрел.

– Неправильно. – Я выхватил пульт из ее руки. – Он может мне доверять.

– Правда?

– Ты спрашиваешь из-за него или из-за себя?

Кинси отвела взгляд и скрестила руки на груди.

– Я не собираюсь ничего говорить Джексу и спрашиваю не поэтому.

– Тогда, не скажешь мне, почему спрашиваешь? Ведь несколько часов назад у меня сложилось впечатление, что мы будем «притворяться» лишь тогда, когда у нас будут «зрители», а теперь твои ноги лежат на моем журнальном столике, запах твоего пота в настоящий момент смешивается с запахом моего нового кожаного дивана, и ты стащила мой любимый вкус Геторейда.

Точно, ведь тот поцелуй был «ненастоящим», ты, лживый ублюдок.

Она схватила бутылку Геторейд со вкусом фруктового пунша и выпила половину, затем протянула ее мне.

– Остынь, полиция Геторейд, там осталось еще две бутылки.

– Не в этом дело!

– А в чем? Вообще-то, я пытаюсь посмотреть телевизор.

– У тебя есть своя квартира! – Неужели она такая глупая? Я знал ее больше года, видел обнаженной, и ни разу не ощутил признаки того, что она совсем двинутая. – Кинс?

Она со вздохом опустила голову.

– Если я не так чихну, то Джекс бросит все дела и заставит вызвать врача. Клянусь всем святым, однажды он сказал: «Ты как-то не так кашляешь, думаю, это свиной грипп, мы едем в больницу».

Я присвистнул.

– Дерьмо, Кинс. Это братская привязанность какого-то нового уровня.

– Он меня защищает. – Ее рот изогнулся в улыбке. – И я его за это люблю. Думаю, это скорее всего из-за того, что я сильно болела, когда была маленькой… не суть. – Кинс подняла руку, словно не хотела, чтобы я задавал вопросы. Словно мне не стоило проявлять любопытство. – Я говорю о том, что если пойду домой прямо сейчас, он увидит меня насквозь… – она закатила глаза, – … а я не хочу ему врать. Не о том, что происходит. Потому что знаю его так же хорошо, как он знает меня. Вот я о чем, Миллер. Брат в лепешку расшибется, но узнает, в чем дело – в болезни отца, в тебе или в Андерсоне, а потом будет хреново играть, потому что, вместо того, чтобы думать о футболе, будет думать обо всех тех вещах, которые он чертовски сильно хочет, но не может контролировать. – Она наконец-то выдохнула. – Именно поэтому я здесь, в твоем охренительно модном пентхаусе, потому что мне нужна минутка, понятно? Можешь пойти навстречу?

Слишком шокированный, чтобы сразу ответить, я несколько раз вздохнул и, наконец, кивнул.

– Да. Но при одном условии.

Кинс посмотрела мне прямо в глаза, и хотя я не был таким же натренированным, как Джекс, который знал ее на двадцать два года больше, увидел страх, легкую нерешительность. Ведь как бы сильно мне не нравилось думать, что мне на нее наплевать. Это было не так. Я действительно чертовски сильно о ней беспокоился. И все началось в ту минуту, когда мы с ней стали друзьями, а затем приняли чертовски глупое решение поцеловаться, снять друг с друга одежду и… о чем это я? Я начал замечать детали.

И была важна каждая деталь.

Начиная с того, как она себя вела и, заканчивая тем, как озарялось лицо, когда Кинси говорила о футболе.

И раздраженное выражение на лице, когда она была слишком уставшей, чтобы спорить.

А когда была возбуждена…

Когда Кинси была возбуждена, ее щеки пылали, и она прикусывала губу.

Это осознание было опасным.

Еще одна причина, по которой мне стоит оставить ее в покое.

Еще одна причина, по которой мне стоило сделать это снова.

– Мне нужно, чтобы ты приняла душ.

Она рвано вздохнула.

– Ты намекаешь на то, что от меня воняет?

Я наклонился и принюхался.

– Ты пахнешь соленой вафлей и ноткой грязного спортивного лифчика.

Кинс поманила меня пальцем, а затем притянула мою футболку к своему лицу.

– А ты пахнешь цыпленком, который переходил дорогу, но был сбит машиной с полуприцепом, полным навоза, и вот она я, готова тебя за это простить. Потому что ты хороший друг.

Я облизал губы.

Это получилось автоматический в ответ на ее близость и на то, что я соврал, она совсем неплохо пахла. Кинс пахла идеально, словно была за одну совершенную ошибку от того, чтобы находиться еще более потной, в моей постели… с моими руками по всему ее телу…

Дверь в мою квартиру распахнулась.

– Черт, неужели у всех есть ключ? – прошептал я себе под нос.

– Почему она нюхает твою футболку? – Санчес ухмыльнулся, раскачиваясь на носках, подмигнув Кинси, а затем покачал головой, глядя на меня. Я ожидал, что он сейчас поднимет руку, чтобы я «дал ему пять», а затем спросит у Кинс: «Ну, и как он в постели?»

Но, слава богу, вмешалась Эмерсон, стукнув его в живот.

– Спасибо, Эм. – Я медленно отстранился от Кинс на достаточное расстояние, чтобы мы со стороны казались друзьями, а не в нескольких секундах от перепиха на диване.

– Эй, ребята, вы встречаетесь? – Эм широко развела руки.

Санчес прищурился.

– Вы оба вздрогнули.

– Мышечный спазм. – Я кашлянул. – Мы недавно «тягали железо».

– Вау, у меня такое чувство, что мне только что изменили. – Санчес медленно покачал головой. – Если ты страховал ее при поднятии штанги, то между нами все кончено.

– Не-а, это я приберег для тебя, – ответил я саркастическим голосом.

– Вот это мой мальчик. – Он протянул руку, сжатую в кулак. – И у вас не было никаких мышечных спазмов, я не куплюсь.

– У меня был, с учетом того, что Кинс была за рулем моей машины, чудом не убив нас. Мы чуть не отправились на тот свет вместе с машиной.

– Ты позволил Кинс управлять тяжелой техникой?

– Я же держала его на мушке. – Кинси сложила руку в виде пистолета и «выстрелила» в моем направлении.

– Ага, я на это не куплюсь. – Санчес и Эмерсон стали в одинаковые позы, из-за чего я занервничал. Как они вообще обо всем узнали? Все произошло лишь несколько часов назад, а не дней, и вроде ни я, ни Кинс ничего не выкладывали в соцсети.

– А Джекс? Он просто с этим согласился? Он знает? – Эмерсон направилась к нам. – В прошлом году он пытался тебя убить.

– Спасибо! Я сказал то же самое, – произнес я, свирепо посмотрев на Кинси, и пожал плечами. – Он поощряет… это.

– Это? – Санчес усмехнулся. – А что именно «это»? Типа, насколько это серьезно? Насколько приятно? Это вроде…

Я показал ему средний палец.

Он открыл было рот, а потом расхохотался.

– Капец, а он знает, что вы, ребята, переспали?

Проклятье, единственная причина, почему об этом вообще было известно Санчесу, потому, что он видел Кинс обнаженной в моей постели и сделал предположение. Правильное, но все-таки предположение.

– Скажи это еще громче, Санчес, думаю, тебя еще не услышали на Восточном побережье! – Кинси вскочила. – И нет, он не ЗНАЕТ об этом, и именно поэтому твой друг Миллер все еще дышит!

– И все-таки вы встречаетесь? – У Эмерсон явно были трудности с осознанием этого.

Дерьмо. Мне не хотелось лгать своим лучшим друзьям, людям, которые буквально помогли мне пережить один из самых тяжелых периодов в моей жизни… хотя они и были частично к этому причастны.

– Послушайте. – Кинси потянулась к моей руке. – Вы не должны ничего рассказывать о сексе.

– Я в замешательстве. – Санчес отодвинул стул и сел. – Но Джекс знает, что вы встречаетесь?

– Мы не торопим события. – В тот момент как слова слетели с моих губ, мне захотелось задушить самого себя. Не торопим события? Серьезно, чувак? – Это единственное условие, при котором Джекс дал бы мне разрешение.

Если глаза Санчеса расширятся еще сильнее, то они выскочат из орбит.

– Ты спрашивал… разрешения? – Как бы сильно мне не хотелось рассказать Санчесу о том, что происходит на самом деле, он задал слишком много вопросов, на которые я не был готов ответить.

– Ребята! – спасла меня Кинс, схватив за руку и, на этот раз, не сжимая ее слишком сильно, так что мне не пришлось кривиться перед ними. – Это к лучшему. Просто порадуйтесь за нас.

Эмерсон все еще выглядела так, словно не купилась на это:

– Послушайте, мы… я просто… я имею в виду, как долго это происходит между вами?

– С Лас Вегаса, – произнесла Кинс. – Мы общались через е-мейлы, смски. – Ее лицо запылало из-за произнесенной лжи. – Вот что между нами.

Ложь росла как снежный ком.

А вместе с ней и…

Вина.

Ведь, ради того, чтобы забыть Кинс, мне пришлось вычеркнуть из жизни все общение с ней, пока она была в Европе.

Я ни разу не отправил ни одного СМС.

Ни одного е-мейла.

Не звонил.

Словно то, что было между нами в ту ночь, никогда не происходило. Достаточно плохо было уже то, что я помог ей собрать вещи и сделал вид, что хочу, чтобы Кинси уехала, и не встречался с ней глазами, когда она произносила мое имя. Я просто повернулся и ушел.

Прошлое

– Миллер, – ее голос дрожал. – Ты ведь не…

– …тебе, наверное, стоит упаковать немного вещей в свой чемодан, – проворчал я. – Полет будет долгим, я уверен, что ты полетишь первым классом, но все же…

– Миллер…

Мне очень нужно, чтобы Кинс перестала произносить мое имя, потому что каждый раз, когда она это делала, мое сопротивление уменьшалось, а желание прижать ее к себе увеличивалось. Мне хотелось одного – запереть ее в комнате и выяснить, что, черт возьми, между нами происходит, а также, почему я чувствовал такое неистовое желание ее снова поцеловать.

Ничего хорошего не вышло бы, из того как именно я снова разрушил дружбу с еще одной девушкой-другом. Боже, какой же я придурок.

Я только что ее целовал.

Только что видел ее голой.

Я закрыл глаза.

– Кинс.

Она подошла ко мне, глядя на меня ясными глазами. Когда она смотрела на меня, моргая, в ожидании моих слов, ее поза была настороженной, закрытой. Она уже защищала себя от того, что, как догадывалась, последует дальше.

Ее отвергнут.

– Тебе это пойдет на пользу, – наконец сказал я. – Да?

Пожалуйста, скажите «нет». Скажи «Нет».

Вместо этого она опустила голову.

– Конечно, – прошептала в ответ, а затем ушла.

Я специально вел себя как придурок.

Я не был готов к отношениям, не после всей той хрени с Эм. Черт, я даже больше не был уверен в наличии функционирующего сердце… или в том, было ли оно способно дать Кинс то, что ей было нужно.

Боже, вся ситуация с Эм была настолько болезненной, что возможность пережить ее заново была самым ужасным из того, что я мог себе представить. Эмерсон решила, что между нами все кончено еще до того, как я узнал, что был шанс на примирение. И я не мог перенести мысль, что Кинс сделает то же самое, поэтому сделал это первым.

С Кинс было бы слишком легко состоять в отношениях.

Встречаться.

Чувствовать к ней симпатию.

Любить ее.

И потерять ее.

Поэтому, да, я чувствовал себя виноватым. Виноватым из-за моей лжи, и в то же время в замешательстве, потому что мне казалось, что больше всего я лгал самому себе.

– Это… – Эм нахмурилась. – Офигенно!

– Ты хмуришься, – заметил я.

– Ну, это просто, я имею в виду, что не пытаюсь перетянуть одеяло на себя, но почему вы ничего не говорили? К чему вся эта секретность?

– Думаю, ты знаешь ответ, Соблазнительные Изгибы. – Санчес одарил меня знающим взглядом. – И, думаю, учитывая твою историю с недоумком напротив… – Я закатил глаза и покачал головой. – Ты должна сделать ему поблажку.

Лицо Эмерсон вытянулось.

– Извини, я не думала…

– Не беспокойся, – перебила ее Кинс с ободряющей улыбкой. – Так, просто любопытно, как вы, ребята, об этом узнали?

Санчес протянул свой телефон.