Текст книги "Символы священной науки"

Автор книги: Рене Генон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Если мы сравним свастику с изображением креста, вписанного в окружность (рис. 2), то заметим, что, по глубинной сути, это два равнозначных символа; но только в свастике вращение изображается не окружностью, а линиями, добавленными под прямым углом к оконечностям креста. Эти линии касательны к окружности и в соответствующих точках отмечают направление движения. А поскольку окружность олицетворяет Мир, тот факт, что она, так сказать, подразумевается, ясно указывает: свастика есть изображение не Мира, но действия Принципа в Мире.[46]46
  То же может быть сказано и относительно хризмы, сравнимой с колесом.


[Закрыть]

Если свастику соотносят с вращением сферы – например, небесной сферы вокруг своей оси, то нужно вообразить ее начертанной в экваториальном плане, и тогда центральная точка будет представлять собой проекцию оси – на этот план, перпендикулярный по отношению к ней. Что до направления вращения, изображаемого рисунком, то его значение второстепенно; встречаются обе представленные нами формы,[47]47
  Санскритское слово свастика есть единственное, применяемое во всех случаях для обозначения этого символа; термин же саувастика, которым иногда стремятся обозначить одну из этих форм с тем, чтобы отличить ее от другой (и последняя в этом случае одна выступала бы как подлинная свастика) в действительности есть лишь прилагательное, производное от свастики и обозначающее то, что относится к этому символу или его значениям.


[Закрыть] и вовсе не нужно непременно усматривать здесь стремление как-либо противопоставить их.[48]48
  То же самое может быть сказано и о других символах, например, о Константиновой хризме, в которой буква «Р» (лат.) иногда перевернута. Порою даже думали, что в таком случае речь идет о знаке Антихриста; возможно, такое намерение иногда и существовало, но есть множество случаев, где подобное толкование просто невозможно (аналогичное изображение в катакомбах, например). Точно так же цеховой символ «цифра четыре», который, впрочем, есть всего лишь модификация той же «Р» – хризмы (см. гл. LXII), может быть обращен в ту или иную сторону, и этот факт невозможно даже приписать соперничеству различных цехов или их желанию различаться между собой, потому что обе формы мы встречаем в одной и той же корпорации.


[Закрыть] Мы хорошо знаем, что в некоторых странах и в некоторые эпохи возникали толки, сторонники которых сознательно придавали изображению направление, противоположное принятому в покидаемой ими среде, дабы внешним образом утвердить свой антагонизм. Но это нисколько не затрагивает основное значение символа, которое во всех случаях остается одним и тем же.

Свастика далеко не только восточный символ, как полагают иногда; на самом же деле она широко распространена и встречается более или менее повсеместно, от Дальнего Востока до Дальнего Запада, потому что существует даже у некоторых индейских племен Северной Америки. В нынешнюю эпоху этот знак сохранился в основном в Индии, Центральной и Дальневосточной Азии, и, вероятно, только в этих регионах еще знают, что он означает, но даже в Европе он не исчез совсем.[49]49
  Мы здесь никак не намекаем на совершенно искусственное использование свастики, в частности, некоторыми немецкими политическими группировками, которые совершенно произвольно превратили ее в знак антисемитизма – под тем предлогом, что данная эмблема присуща так называемой «арийской расе». Все это из области чистой фантазии.


[Закрыть] В Литве и Курляндии крестьяне еще чертят его в своих домах; разумеется, они уже не знают его значения и видят в нем лишь разновидность охранительного талисмана. Но особенно любопытно, что они называют его санскритским словом: свастика.[50]50
  Впрочем, из всех европейских языков литовский обнаруживает наибольшее сходство с санскритом.


[Закрыть] В европейской древности мы встречаем этот знак особенно у кельтов и в доэллинской Греции;[51]51
  Существуют различные варианты свастики, например, в форме изогнутых ветвей (что напоминает сплетение двух S); именно такое изображение мы видели на галльской монете. С другой стороны, некоторые изображения, сохранившие лишь декоративное значение, как, например, то, что именуется «греческим», у истоков своих тоже производны от свастики.


[Закрыть] также на Западе, как отметил Шарбонно-Лассей,[52]52
  Reg., март 1926, стр. 302–303.


[Закрыть] когда-то давно он был эмблемой Христа и в этом значении употребляется до самого конца средних веков. Подобно точке в центре крута и колесу, этот знак, бесспорно, восходит к доисторическим эпохам; мы же со своей стороны, не колеблясь, видим в нем еще один из обломков изначальной традиции.

Но мы указали еще не все значения Центра: если он точка начала, исхождения, то он также и точка конца, завершения. Все исходит из нее, и все в нее возвращается. Поскольку все явления существуют лишь благодаря действию Принципа и никак иначе, то между Ним и всем проявленным должна существовать постоянная связь, изображаемая лучами, которые соединяют в центре все точки окружности. Но эти лучи могут проходить в двух противоположных направлениях: вначале от центра к окружности, а затем обратно, от окружности к центру. Здесь налицо как бы две взаимодополняющие фазы, из которых первую олицетворяет центробежное движение, а вторую – центростремительное. Эти две фазы могут быть уподоблены фазам дыхания, согласно символике, с которой часто соотносятся индуистские доктрины. А с другой стороны, здесь уместна еще одна, не менее примечательная аналогия с физиологической функцией сердца. В самом деле, кровь исходит из сердца, распространяется по всему организму, который она животворит, а затем вновь возвращается в сердце; роль последнего как органического центра, стало быть, поистине несравненна и полностью соответствует идее Центра, который мы должны представлять себе во всей полноте его значения.

Все сущее, своим бытием обязанное Принципу, сознательно или бессознательно стремится вернуться к нему; эта тенденция возвращения к Центру также имеет во всех традициях свое символическое олицетворение. Мы говорим о ритуальной ориентации, которая, собственно, указывает на духовный центр, видимый образ собственно "Центра Мира". Ориентированность христианских церквей есть лишь частный случай общего правила и соотносится с той же идеей, общей для всех религий. В Исламе такая ориентация (qibla) есть своего рода материализация, если можно так выразиться, стремления (niyya), посредством которого все силы бытия должны быть направляемы к Божественному Принципу;[53]53
  Слово «intention» (интенция, стремление) здесь должно быть взято в его узко этимологическом смысле (от in-tendlre, tendre vers – стремиться к).


[Закрыть] легко было бы найти и другие примеры. Можно было бы многое сказать по этому вопросу; но у нас еще будет возможность к нему вернуться, вот почему в данный момент мы ограничимся лишь кратким указанием на символику Центра.

В конечном счете Центр есть одновременно начало и конец всех вещей; Он есть, следовательно, согласно общеизвестной символике, альфа и омега. Даже больше, Он есть начало, средина и конец; и эти три аспекта олицетворяются элементами односложного слова Аум, на которое Шарбонно-Лассей указывает как на эмблему Христа и связь которого со свастикой среди знаков монастыря кармелитов в Лудене нам кажется очень знаменательной. В самом деле, этот символ, гораздо более полный, чем альфа и омега, и способный наполняться смыслом, дающим ему возможность почти бесконечного раскрытия, является, посредством одного из самых удивительных соответствий, общим для древней индуистской традиции и христианского эзотеризма средних веков. И в том, и в другом случае он равным образом и по определению является символом Слова, который и есть подлинный "Центр Мира".

9. Цветы-символы[54]54
  Опубл. в Е.Т., апр. 1936.


[Закрыть]

Как известно, использование цветов в символике очень распространенно и встречается в большинстве традиций; символика эта также очень сложна, и в наши намерения входить лишь указать на некоторые самые общие значения. Очевидно, в зависимости от того, какой цветок избирается символом, смысл должен меняться, по крайней мере, в своих второстепенных значениях, и, как это обычно имеет место в символике, каждый цветок и сам должен обладать множеством значений, однако же связанных между собой.

Одним из основных смыслов является тот, что соотносится с женским или пассивным началом проявлений, т. е. с Пракрити, универсальной субстанцией; и в этом отношении цветок подобен множеству других символов, среди которых важнейшим является чаша. Как и цветок, чаша уже самой своей формой вызывает в воображении идею «вместилища», того, чем является Пракрити для эманации Пуруши, и поэтому очень часто говорят о «потире» цветка. С другой стороны и в то же время, распускание цветка олицетворяет самое проявленность, рассматриваемую как создание Пракрити. Этот двойной смысл особенно очевиден в случае лотоса, который на Востоке есть символический цветок по определению, и особенностью которого является раскрытие на поверхности вод, всегда, как мы уже говорили, представляющей область некоторого состояния проявленности, или отражение "Небесного Луча", которое символизирует воздействие Пуруши на эту область с целью реализовать заключенные в ней возможности, пока еще скрытые в изначальной недифференцированности Пракрити.[55]55
  См. Символика Креста, гл. XXIV.


[Закрыть]

Указанное нами сходство с чашей, естественно, должно наводить на мысль о Граале западных традиций, и здесь можно сделать достойное интереса примечание. Известно, что среди предметов, которые легенда связывает с Граалем, фигурирует и копье сотника Лонгина, которым в ребре Христа была прободена рана, откуда истекли кровь и вода, собранные Иосифом Аримафейским в чашу Тайной Вечери. Однако не менее верно и то, что это копье или один из его эквивалентов в качестве символа, определенным образом дополняющего чашу, уже существовали в дохристианских традициях.[56]56
  См. Царь Мира, гл. V. Можно было бы рассказать о различных случаях такой символики копья, где поражает сходство даже в малейших подробностях: так, у греков копье Ахилла считалось способным исцелять нанесенные раны; средневековая легенда те же свойства приписывает копью Страстей.


[Закрыть] Копье, расположенное вертикально, – есть одно из изображений «Оси Мира», отождествляемой с «Небесным Лучом», о котором мы только что говорили; и можно напомнить в этой связи частые уподобления солнечного луча оружию, например, копью или стреле, на которых нет необходимости останавливаться более подробно. С другой стороны, на некоторых изображениях с самого копья в чашу падают капли крови; но эти капли здесь, если говорить об их изначальном смысле, есть не что иное как образ эманации Пуруши, что напоминает, впрочем, о ведической символике жертвоприношения Пуруши у истоков проявленного мира.[57]57
  Можно было бы также, в определенном смысле, провести аналогию с хорошо известной символикой пеликана.


[Закрыть] А это непосредственно возвращает нас к вопросу о символике цветка, от которой мы удалились лишь на поверхностный взгляд.

В мифе об Адонисе (имя которого означает "господин"), когда героя поражает клык дикого кабана, играющий здесь роль копья, его кровь, падая на землю, рождает цветок; легко было бы найти и другие аналогичные примеры. То же самое встречается в христианской символике: так, Шарбонно-Лассей описал "форму для гостий XII века, где можно видеть изображение капель крови из ран Распятого, превращающихся в розу, и витраж XIII века собора в Анже, где текущая ручьями Божественная кровь также преобразуется в распускающиеся розы".[58]58
  Reg., янв. 1925. Отметим также, как пример сходной символики, изображение пяти ран Христа пятью розами, из которых одна помещена в центре креста, и остальные четыре – между его оконечностями; такой ансамбль равным образом является одним из основных символов розенкрейцеров.


[Закрыть] Роза на Западе, как и лилия, есть один из самых распространенных эквивалентов лотоса на Востоке; в данном случае, похоже, символика цветка соотносится исключительно с порождением проявленного,[59]59
  Чтобы подобная интерпретация не вызывала возражений, следует ясно понимать, что существует тесная связь между «Сотворением» и «Искуплением», которые, в конечном счете, суть лишь два аспекта действия Божественного Слова.


[Закрыть] а Пракрити олицетворяется землей, которую животворит кровь. Однако есть случаи, в которых дело должно обстоять иначе. В той же, только что процитированной нами статье Шарбонно-Лассей воспроизводит рисунок на подножии алтаря в аббатстве фонтевро, восходящий к первой половине XVI века и хранящийся сегодня в музее Неаполя, где можно видеть розу, помещенную у изножия вертикально стоящего копья, вдоль которого текут капли крови. Эта роза здесь соединена с копьем точно так же, как в других случаях бывает соединена чаша, и она скорее собирает капли крови, нежели возникает как превращение одной из них. Впрочем, совершенно очевидно, что оба значения нисколько не противоречат друг другу, а скорее взаимодополняют, потому что эти капли, падая на розу, ее животворят и побуждают к расцветанию. И, само собой разумеется, эта символическая роль крови во всех случаях своим основанием имеет ее прямую связь с ролью жизненного принципа, здесь транспонированного на уровень космический. Этот кровавый дождь равнозначен здесь также и «небесной росе», которую, согласно каббалистической традиции, источает «Древо Жизни», еще один образ «Оси Мира», и животворящее воздействие которой связывается в основном с идеями возрождения и воскресения, явно сопряженными с христианской идеей Искупления. Эта же роса равным образом играет важную роль в алхимической и розенкрейцеровской символике.[60]60
  См. Царь Мира, гл. III. Сходство, существующее между словами «роса» (rosee-ros) и «роза» (rosa), не может остаться не замеченным теми, кто знает, сколь часто употребление фонетической символики.


[Закрыть]

Когда же цветок рассматривается как олицетворение разворачивания проявленности, существует равнозначность между ним и другими символами, среди которых особо следует отметить повсеместно встречающееся колесо с различным количеством спиц, меняющимся в зависимости от типа изображения и обладающим собственным частным значением. Самыми распространенными являются колеса с шестью и восемью спицами; кельтский «кружок», удержавшийся на протяжении всего западного средневековья, всегда выступает в одной из этих двух форм. Оба эти изображения, и особенно второе, очень часто встречаются в восточных странах, особенно в Халдее и в Ассирии, в Индии и Тибете. Но колесо всегда есть, прежде всего, символ Мира; в символическом языке индуистской традиции постоянно говорится о "колесе становления" или "колесе жизни", что вполне соответствует основному значению. А намеки на "космическое колесо" не менее часты в дальневосточной традиции. Этого достаточно, чтобы установить близкое родство этих изображений с символическими цветами, распускание которых есть также излучение вокруг центра, потому что и они есть "центрированные изображения". Известно, что в индуистской традиции Мироздание часто изображается в форме лотоса, из центра которого возвышается Меру, "Полярная гора". Есть явные соответствия, еще более усиливающие тождественность числа лепестков некоторых из этих цветов и числа лучей (спиц) в колесе: так, лилия имеет шесть лепестков, а лотос, в наиболее типичных изображениях, имеет их восемь, так что они соотносятся соответственно с шести-восьмилучевыми колесами, о которых мы только что говорили.[61]61
  Мы уже отмечали, как очень чистый образец такой тождественности, колесо с восемью спицами и цветок с восемью лепестками, изображенные друг против друга на одном и том же резном камне, вмонтированном в фасад древней церкви Сен-Мексме в Шиноне, восходящей, скорее всего, к эпохе Каролингов. Изображение колеса, впрочем, часто встречается на романских церквах, и сама готическая розетка, чье имя напоминает о цветочных символах, вполне вероятно, также производна от него. Таким образом, путем непрерывной преемственности она оказывается связанной с кельтским «кружком».


[Закрыть] Что касается розы, то ее изображают с разным числом лепестков; мы только заметим в этой связи, что, самым общим образом, числа «пять» и «шесть» соотносятся соответственно с «микрокосмом» и «макрокосмом». Кроме того, в алхимической символике пятилепестковая роза, помещенная в центр креста, который олицетворяет кватернер элементов (стихий), является, как мы уже отмечали в другом исследовании, и символом «квинтэссенции», играющей по отношению к телесной проявленности роль, аналогичную роли Пракрити.[62]62
  См. Индуистская доктрина пяти элементов.


[Закрыть] Наконец, мы упомянем еще родство шестилепестковых цветов и шестилучевых колес с некоторыми другими, не менее распространенными символами, такими, как хризма, символ, к которому мы еще предполагаем вернуться.[63]63
  Шарбонно-Лассей отметил и сходство самой розы с хризмой (Reg., март 1926) в изображении этого рода, которое он скопировал с кирпича меровингской эпохи. Центральная роза имеет шесть лепестков, которые ориентированы по ветвям хризмы; и в довершение всего, последняя заключена в круг, что с предельной ясностью обнаруживает ее тождество с шестилучевым колесом.


[Закрыть] На этот раз нам достаточно будет указать на два самых важных подобия цветочных символов: чашу, поскольку она соотносится с Пракрити, и колесо, поскольку оно соотносится с космической проявленностью. Но соотношение этих двух значений между собой в конечном счете есть отношение первопричины и следствия, поскольку Пракрити – это самый корень всякой проявленности.

10. Тройная друидическая ограда[64]64
  Опубл. в V.I., июнь 1929.


[Закрыть]

Поль Ле Кур воспроизвел в Atlantis (июль-авг. 1928) любопытный символ, начертанный на друидическом камне, обнаруженном около 1800 г. в Сюевре (Луар-е-Шер) и уже изученном ранее Е.С. Флорансом, президентом Общества естественной истории и антропологии департамента Луар-е-Шер. Последний даже полагает, что на месте, где был обнаружен этот камень, могли происходить ежегодные встречи друидов. Оно, согласно Цезарю, находилось на краю страны Карнутов.[65]65
  Цезарь говорит: in finibus Carnutum, и толкование кажется нам несколько сомнительным, потому что fines не всегда означает «край, оконечность», но часто может обозначать и саму страну. С другой стороны, непохоже, чтобы в Сюевре нашли нечто, напоминающее Омфалос (в переводе на русск. – Пуп), который в Медиоланоне или Медионеметоне Галлии должен был, согласно обычаю кельтских народов, изображаться менгиром.


[Закрыть]

Его внимание было привлечено тем, что такой же знак встречается на печати галло-римского лекаря-глазника, найденной около 1870 года в Виллефрани-Шедо-Сюршер (Луар-е-Шер); и он высказал предположение, что это могло быть изображением тройной священной ограды. Действительно, этот символ изображается тремя концентрическими квадратами, соединенными друг с другом четырьмя линиями под прямым углом (рис. 7):

В то самое время, когда появилась статья в Atlantis, господину Флорансу сообщили о подобном же символе, вырезанном на большом камне в основании контрфорса церкви св. Джеммы там же, в Луар-е-Шер; камень этот, похоже, много старше самой церкви и тоже мог бы восходить к эпохе друидов. Впрочем, не вызывает сомнений, что, подобно многим другим кельтским символам и особенно символу колеса, это изображение имело широкое распространение вплоть до эпохи средневековья, так как Шарбонно-Лассей обнаружил его среди «граффити» замковой башни в Шиноне[66]66
  См. Сияющее Сердце Шинонской башни.


[Закрыть] вместе с другим, не менее древним, образуемым восемью лучами, вписанными в квадрат (рис. 8).

Оно встречается и на бетиле (по-русски – вефиль) в Кермарии, изученном М.Ж. Лотом[67]67
  Пуп или Омфалос у кельтов, в Revue des Etudes ancinnes, июль-сент. 1915.


[Закрыть] и уже отмеченном нами в другом месте.[68]68
  Царь Мира, гл. IX; Омфалос, символ Центра, в Reg., июнь 1926.


[Закрыть] Ле Кур отмечает также, что символ тройного квадрата встречается и в Риме, в монастыре Сан-Паоло, восходящем к XIII веку, и что, кроме того, он был в древности известен не только у кельтов, поскольку сам Ле Кур его обнаружил несколько раз в Афинском Акрополе, на плитах Парфенона и Эрехтейона.

Истолкование символа, о котором идет речь, как изображения тройной ограды, нам кажется очень верным, и Ле Кур, в этой связи, проводит аналогию с тем, что говорит Платон, который, рассказывая о столице Атлантов, описывает дворец Посейдона стоящим в центре трех концентрических оград, соединенных между собою каналами, и все это образует фигуру, аналогичную той, о которой идет речь, но только круглую, а не квадратную.

Но каково же может быть значение этих оград? Мы сразу подумали, что речь должна идти о трех степенях посвящения, так что в совокупности они являют изображение друидической иерархии; а обнаружение этой фигуры не только у кельтов говорит о том, что и в других традиционных формах существовали иерархии, созданные по тому же образцу, и это совершенно нормально. Впрочем, разделение инициации на три степени является самым частым и, можно сказать, фундаментальным; все же остальные по отношению к нему выступают как подразряды или более или менее усложненные развития. На эту мысль навело нас давнее знакомство с документами, которые, применительно к некоторым масонским системам с высокими степенями посвящения, именно эти степени и описывают как равное им число оград, очерченных вокруг центральной точки.[69]69
  Ле Кур отмечает, что центральная точка обозначена на большинстве изображений, виденных им в Афинском Акрополе.


[Закрыть] Несомненно, эти документы несравненно менее древни, чем памятники, о которых говорилось, но тем не менее здесь можно обнаружить эхо традиций гораздо более ранних, и, во всяком случае, они дают точку отсчета для весьма любопытных сближений.

Нужно отметить также, что предлагаемое нами объяснение вовсе не является несовместимым с некоторыми другими, как, например, тем, что предлагает Ле Кур и согласно которому три ограды соотносятся с тремя кругами существования, признаваемыми кельтской традицией. Эти три круга, в иной форме присутствующие в христианстве, есть, впрочем, то же, что и "три мира" индуистской традиции. Кроме того, в последней небесные круги порою изображаются аналогичным числом концентрических оград, окружающих гору Меру, т. е. Священную Гору, которая символизирует «Полюс» или "Ось Мира", и это еще одно из самых примечательных соответствий. Вовсе не исключая друг друга, оба объяснения, напротив, абсолютно гармоничны между собой. Можно было бы даже сказать, что в некотором смысле они совпадают, так как если речь идет о реальной инициации, ее степени соответствуют тому же числу состояний бытия, а это те состояния, которые во всех традициях описываются как соотносящиеся с разными мирами. Ибо следует хорошо понимать, что «локализация» имеет характер чисто символический. Мы уже говорили в связи с Данте, что небеса суть именно "духовные иерархии", т. е. степени посвящения;[70]70
  Эзотеризм Данте, гл. II.


[Закрыть] и само собой разумеется, что они соотносятся в то же время со степенями универсального существования, потому что, как мы уже говорили тогда,[71]71
  Там же, гл. VI.


[Закрыть] в силу конститутивной аналогии между Макрокосмом и Микрокосмом, инициатический процесс строго воспроизводит космогонический процесс. Добавим также, что вообще особенностью всякой подлинно инициатической интерпретации всегда является ее не-исключительность. Напротив, она синтетически включает в себя остальные возможные интерпретации. Вот почему символика, со своими многообразными и взаимоналагающимися значениями, является нормальным языком всякого инициатического обучения.

С учетом этого объяснения, смысл четырех линий, расположенных крестообразно и связующих три ограды, становится совершенно ясным: это каналы, по которым традиционная доктрина передается сверху вниз, начиная от высшей ступени, которая является ее вместилищем, и иерархически распространяясь на другие ступени. Центральная часть изображения соответствует, следовательно, "источнику знания", о котором говорят Данте и "Адепты Любви",[72]72
  См. нашу статью в V.I., февр. 1929.


[Закрыть] а крестовидное расположение исходящих из него четырех каналов позволяет отождествлять их с четырьмя реками Рая.

В этой связи следует отметить, что между двумя формами изображения трех оград – квадратной и круглой – есть достойная внимания разница в оттенках значения: они относятся, соответственно, к символике Земного Рая и Небесного Иерусалима, согласно тому, что мы уже объясняли в предыдущих работах.[73]73
  Царь Мира, гл. XI; о соотношении Земного Рая небесного Иерусалима см. также Эзотеризм Данте, гл. VIII.


[Закрыть] В действительности, всегда есть аналогия и соответствие между началом и концом любого цикла, но в конце круг заменяется квадратом, и такое замещение указывает на реализацию того, что герметисты обозначают символически как «квадратура круга»:[74]74
  Эта квадратура не может быть получена в «становлении» или в самом движении цикла, потому что она выражает фиксацию, получаемую как результат «перехода к пределу». А поскольку всякое циклическое движение, по сути дела, бесконечно, предел не может быть достигнут путем последовательного и аналитического прохождения всех точек, соответствующих каждому моменту развития проявленного.


[Закрыть] сфера, изображающая разворачивание возможностей через выход из центральной и изначальной точки, трансформируется в куб, когда такое разворачивание завершено и для данного цикла достигнуто конечное равновесие.[75]75
  Здесь было бы легко провести аналогию с масонским символом «кубического камня», который равным образом соотносится с идеей свершения и совершенства, то есть с осуществлением полноты возможностей, заложенных в определенном состоянии.


[Закрыть] Более конкретно прилагая эти соображения к занимающему нас сейчас вопросу, скажем, что круглая форма должна представлять точку исхождения традиции, что и имеет место в случае Атлантиды,[76]76
  Следует, однако, четко уточнить, что атлантическая традиция не есть изначальная для нынешней Манвантары и что она сама вторична по отношению к традиции гиперборейской. Лишь приблизительно ее можно брать за точку отсчета для определенного периода, представляющего одну из дробных частей Манвантары.


[Закрыть] а форма квадратная – точку ее возврата, соответствующую структуре производной традиционной формы. В первом случае центр изображения скорее всего был бы источником доктрины, тогда как во втором – скорее ее вместилищем, и духовная власть здесь прежде всего охранительна. Но, естественно, символика «источника знания» приложима и к тому, и к другому случаю.[77]77
  Изображение, приведенное нами выше (рис. 8), часто имеет также и круглую форму: тогда перед нами одна из наиболее распространенных разновидностей колеса, и это колесо о восьми спицах в некотором роде есть аналог восьмилепесткового лотоса, свойственного восточной традиции, и точно так же колесо о шести спицах эквивалентно лилии, которая имеет шесть лепестков (см. статью Хризма и Сердце в старинных цеховых гербах и Идея Центра в древних традициях, в Reg., нояб. 1925 и май 1926).


[Закрыть]

С точки же зрения числовой символики нужно заметить еще и то, что совокупность трех квадратов образует дуоденер. Расположенные иначе (рис. 9), эти три квадрата, к которым добавляются еще четыре линии в форме креста, образуют фигуру, в которую древние астрологи вписывали зодиак.[78]78
  Четыре линии креста располагаются тогда по диагонали к двум крайним квадратам, а пространство между последними оказывается разделенным на двенадцать разносторонних треугольников.


[Закрыть]

Кроме того, она же считалась изображением Небесного Иерусалима с его двенадцатью воротами, по трое ворот с каждой стороны, и в этом обнаруживается очевидная связь со значением, на которое мы уже указывали для квадратной формы. Несомненно, можно было бы рассмотреть и другие модели, но мы полагаем, что эти краткие заметки, сколь бы ни были они неполны, помогут пролить некоторый свет на таинственный вопрос о тройной друидической ограде.