Текст книги "Мэрилин Монро. Тайная жизнь самой известной женщины в мире"

Автор книги: Рэнди Тараборелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Само собой разумеется, жизнь Деллы сильно отличалась от жизни Иды. Делла всегда была свободолюбивой натурой, ей нравился стиль жизни, который в начале XX века считался аморальным, тогда как личность Иды всегда была зажата в жестких рамках религиозных правил. Если бы Ида знала о некоторых эпизодах из прошлой жизни Деллы, она наверняка не захотела бы дышать с нею одним воздухом. Как бы то ни было, между этими двумя женщинами, жившими напротив друг друга в Хауторне, возникла необычная связь. Делла нуждалась в постоянном притоке в свой гардероб различных ярких предметов одежды и безделушек, которые она находила на распродаже Иды. Через какое-то время Ида даже научилась оставлять ей наиболее безвкусные из демонстрируемых товаров – одежду и другие вещи, которые больше никто и не думал купить. Она отлично знала, что Делла с жадностью набросится даже на эти отвратительные предметы.

Будучи «дилером-стилистом» Деллы, Ида выручила для церкви приличную сумму денег и, возможно, даже немного для себя. В конце концов Ида даже приглашала Деллу к себе домой, чтобы та могла делать покупки, не ожидая следующей распродажи. Во время одного из таких визитов в октябре 1925 года Делла отметила, как хорошо себя ведут два приемных ребенка, воспитанием которых занималась Ида, а затем упомянула, что ее собственная дочь, двадцатипятилетняя Глэдис Бейкер, беременна третьим ребенком. Беременность создает настоящую проблему, объяснила она, поскольку Глэдис не замужем. Глэдис пыталась сделать карьеру в Голливуде, рассказывала Делла, и работает монтажером в Консолидейтед Студиос. На самом деле, сказала Делла, она отдает дочери часть одежды, которую покупает у Иды. Она хотела скрасить жизнь своей дочери, сказала она, потому что та никогда не станет прежней после того, как осталась без первых двух детей, которых выносила. Обоих теперь воспитывали ее бывший муж и его новая жена. После их потери, призналась Делла, Глэдис стала сильно пить.

Когда это случилось, Делла готовилась ехать к своему мужу, Чарльзу, в Индию, куда он был направлен нефтяной компанией, где он работал. Она собиралась уехать в декабре. Однако он не особенно стремился увидеть ее. В присланной ей открытке он написал, что, по его мнению, поездка будет для нее «слишком тяжелой» и что, возможно, ей придется «остаться дома на неопределенно долгое время». Однако Делла уже все решила. Она сказала Иде, что беспокоится по поводу Глэдис и ее нового ребенка. «Я не собираюсь ошиваться здесь и следить, чтобы все прошло гладко», – объяснила она. Ида ответила: «Возможно, вам стоит остаться, пока не убедитесь, что все в порядке?» Делла подумала немного и решительно заявила: «Нет, я так не думаю».

Во время этой беседы Ида очень обеспокоилась не столько о том, что могло бы случиться с Глэдис, но скорее о будущем ребенка, которого та вынашивала. Для Иды было ясно, что при воспитании нового ребенка проблемы возникнут не только в рабочем графике Глэдис и ее жизни в обществе. Существовали и некоторые этические проблемы. Вставал вопрос об отце ребенка Глэдис. Делла сказала, что ее дочь не знает, кто является отцом ребенка – на эту роль можно было выбрать любого из очень многих мужчин. Эта ситуация была для Иды более чем просто неприятной – она была непристойной. На ее взгляд, ни Глэдис – на основании того, что она слышала, ни Делла – на основании того, что она видела, – не следовали, как она выразилась, «путем Господа».

Ида расспросила Деллу о том, как именно Глэдис планирует растить ребенка, особенно если Делле придется уехать из страны. Пойдет ли все в соответствии с Господним планом? Решили ли они, в какую школу пойдет ребенок? Сможет ли она подать ребенку хороший пример? По мнению Иды, это была крайне нестабильная ситуация. Все было очень ненадежно, так как Глэдис даже не была замужем. «И в этой ситуации, ей, конечно, нельзя разрешить оставить этого ребенка у себя», – сказала Ида.

«А вы, Делла? – спросила Ида со слабой улыбкой. – Знаете, вы тоже не самая домовитая женщина».

Делла – согласно позднейшим воспоминаниям, – казалось, не могла понять, к чему клонит Ида. Тем не менее она, должно быть, понимала, что Ида ссылалась на ее непредсказуемые колебания настроения и особенно на то, что в последнее время за ней кто-то следил. «Когда я покидаю дом, я знаю, что за мной наблюдают, – нередко говорила она Иде. – Пока они знают, что я это знаю, я чувствую себя отлично. Однако я никогда не подводила свою охрану. Я не такая глупая женщина». Такая паранойя стала у Деллы навязчивой темой. Она говорила об этом настолько часто, что ее друзья даже начали пропускать эти слова мимо ушей, даже если находили это весьма огорчительным.

«Если Глэдис не сможет вырастить этого ребенка, – искренне сказала ей Ида, – то я не думаю, что вам это окажется под силу».

«Неважно, – ответила ей Делла, – потому что я уезжаю в Индию и не собираюсь сюда возвращаться».

Всего этого Ида понять не могла. Она была на двенадцать лет моложе Деллы, но именно Делла выглядела рядом с ней незрелой. По крайней мере, Ида не могла себе представить, как эта женщина могла уехать из страны, когда у ее ребенка были неприятности. Кроме того, она не могла понять, как мать могла позволить своей дочери оказаться в столь затруднительном положении. «Вы должны подумать об этом, – сказала Делле Ида. – Мы с вами должны обсудить это. Мы обе матери. Мы-то знаем, что правильно».

В последующие за этим дни Ида непрерывно пыталась убедить Деллу в серьезности стоящей перед ней задачи, в том, что эти события могут привести к совершенно неожиданным обстоятельствам, которые изменят жизнь всех, кто так или иначе был к ним причастен. Без сомнения, именно благодаря стараниям Иды вскоре наступил день, когда Делла смогла убедить Глэдис, что она не должна быть главным опекуном ребенка, которого она вынашивала. Прежде всего, не следовало отрицать, что она была женщиной, которую манила ночная жизнь и которая никогда не отвечала «нет» на ее зов. Кроме того, у нее были и некоторые другие... проблемы. Действительно, кто-то преследовал и Глэдис. Возможно, это был тот же самый человек, который преследовал Деллу? Мать и дочь понимали страхи друг друга, потому что они были одинаковыми и у той, и у другой.

В конечном счете Делла Монро убедила дочь, Глэдис Бейкер, что, когда она родит ребенка, она должна «временно» передать его на попечение очень религиозной и убежденной в своей правоте женщины, которая живет поблизости, – Иде Болендер.

Мать Мэрилин – Глэдис

По внешнему виду Глэдис Перл Монро всегда была похожа на счастливую девушку, удивленную своей довольно-таки буйной молодостью. Она родилась в Мексике 27 мая 1900 года у Отиса и Деллы Монро, в городке Пьедрас-Неграс – в то время он назывался Порфирио Диас, по имени президента Мексики Хосе де Ла Крус Порфирио Диаса Мори. Именно там ее отец нашел работу на железной дороге. Вскоре после ее рождения семья переехала в Лос-Анджелес, Калифорния.

Мать Глэдис, Делла, была очень яркой женщиной, любившей носить большие широкополые шляпы, украшенные перьями и цветами, столь популярные в то время. Когда она проходила по улице, все обязательно оборачивались, чтобы проводить ее взглядом. Однако она была столь же несдержанной, сколь и привлекательной. На ранних фотографиях Делла выглядит красивой, несколько грубоватой женщиной с серьезным лицом, тогда как Отис кажется скорее испуганным до смерти. Может быть, он когда-нибудь и пытался что-либо приказывать Делле, но быстро понял, что лучше ему этого не делать. Делла никогда не уступала чужому желанию, поэтому споры между ними начались еще во время медового месяца и с тех пор никогда не прекращались. На одной из семейных фотографий у Отиса на щеке виден глубокий шрам, и нет никакой информации о том, откуда он взялся. Однако ясно одно: на снимках, сделанных до женитьбы на Делле, у него этого шрама не было.

Вскоре Глэдис и ее брат, Мэрион Отис, родившийся в 1905 году, привыкли к кочевому образу жизни, потому что между 1903 и 1909 годами семейство Монро поменяло почти дюжину различных арендованных квартир и домов в Калифорнии. Отис никак не мог удержаться на работе, он начал совершать опрометчивые, непродуманные поступки. Мало того что он пил все больше и больше – у него также начались внезапные обмороки и пугающие провалы в памяти.

В 1908 году, когда Отису был всего 41 год, его здоровье и эмоциональное состояние ухудшилось настолько, что стало ясно, что с ним что-то не так. Он стал буйным, его поведение было совершенно непредсказуемым, казалось, он постоянно дрожал. У него начались настолько сильные головные боли, что он едва мог держаться на ногах. Пока силы не покинули его, он был подвержен припадкам слепой ярости. Тогда Делле оставалось только схватить перепуганных детей и спрятаться у соседей, чтобы переждать бурю. Доктора не могли понять причины странного поведения Отиса. «Отис потерял рассудок, и мне остается только примириться с этим», – писала в это время Делла в одном из писем.

В 1909 году Отис Монро умер от сифилиса мозга. Ему было всего сорок три года. «Как я объясню это детям?» – спросила Делла врачей в больнице. Поскольку они ничем не могли ей помочь, Делла просто сказала девятилетней Глэдис и четырехлетнему Мэриону Отису, что их отец сошел с ума и умер. Позднее некоторые члены семьи утверждали, что Отис на самом деле умер не от безумия, а подхватил сифилис, который и свел его в могилу. Другие говорили, что из-за сифилиса он сошел с ума. Но в начале 1900-х годов никто, кроме медиков, не мог диагностировать подобные различия. «Он сошел с ума, а затем отправился к Господу», – так описала Делла, надеясь, что на этом все и закончится. Однако это был еще не конец. Страх перед безумием терзал предков Мэрилин Монро в течение нескольких последующих десятилетий. Все началось с заявления Деллы о том, что смерть Отиса Монро была прямым результатом безумия.

После кончины Отиса мать Глэдис, Делла, – ей было тогда тридцать три года, – осталась одна с двумя маленькими детьми. Она была привлекательна и обычно нравилась окружающим, но порой она была подвержена резким сменам настроения и, если какой-то из ее капризов не выполнялся, могла стать замкнутой и мрачной. В марте 1912 года в возрасте тридцати пяти лет она вышла замуж за железнодорожного обходчика по имени Лайл Артур Грейвс, который был на шесть лет моложе ее. Этот союз быстро распался. После развода Делла начала встречаться с самыми разными мужчинами. Некоторые из них были достойны уважения, но большинство знакомств было более чем сомнительным. Эти мужчины стремительно появлялись в ее жизни и так же быстро исчезали; большинство из них провели с нею всего одну ночь. Именно тогда, после распада своего второго брака, Делла стала вести себя более чем свободно и перестала беспокоиться о том, что это может неблагоприятно сказаться на ее двух детях – Глэдис, которой в то время было двенадцать, и семилетнем Мэрионе Отисе.

Глэдис Монро подросла. Ее каштановые волосы, порой казавшиеся почти рыжими, густым водопадом мягких волн стекали по спине. Она была настоящей красавицей, с ярко-синими глазами, полными губами, ослепительно-белыми зубами и сияющей кожей. Она была удивительно стройной и миниатюрной. Даже став взрослой, она не выросла выше пяти футов, однако потрясающая индивидуальность и очарование снискали ей в школе всеобщую любовь. Она была душой любой вечеринки.

Когда Глэдис было приблизительно шестнадцать лет, ее мать сделала то, с чем Глэдис никогда не смогла до конца примириться. Она выгнала одиннадцатилетнего Мэриона Отиса из дома, поскольку с ним постоянно происходили какие-то неприятности в школе и дома. Делла не знала, что с ним делать. Он совсем отбился от рук. Упрямый и своенравный, он, казалось, испытывал терпение матери, поэтому однажды утром она собрала все его игрушки и увязала их в узел. Затем Делла отправилась на машине в Сан-Диего. Мэрион тихо плакал на заднем сиденье, а Глэдис спокойно сидела и смотрела прямо перед собой. Там Делла оставила мальчика на попечение кузена, и больше о Мэрионе ничего не слышали.

Приблизительно в то же самое время, в 1916 году, Глэдис встретила молодого бизнесмена по имени Джон Ньютон Бейкер, больше известного как Джаспер. Он только что переехал из штата Кентукки, где служил в армии, в Лос-Анджелес. Джаспер был высоким и долговязым, с худым, угловатым лицом и прямыми темными волосами, которые зачесывал на одну сторону. Сначала казалось, что Джаспер искренне заинтересовался Глэдис. Он не только соглашался слушать ее рассказы о многочисленных домашних проблемах, но и помогал ей разумно решать их. Он был на двенадцать лет старше Глэдис, был опытнее и стремился оградить ее от домашних забот, а возможно, даже защитить от будущих страданий. Поэтому, когда он попросил ее руки, она с радостью согласилась. Делла не только приняла союз своей юной дочери с Джаспером, но и искренне способствовала ему.

Таким образом, 17 мая 1917 года шестнадцатилетняя Глэдис Монро вышла замуж за Джона Ньютона Бейкера. У них родилось двое детей: Роберт Кермит (его прозвали Джек) и Бернис, но затем их брак дал трещину. Оказалось, что Джаспер был алкоголиком и имел жестокий характер. Он бил Глэдис, превращая ее жизнь в сплошное страдание, удары часто приходились по голове. У нее даже дважды было сотрясение мозга. Когда она наконец развелась с ним, Джаспер забрал обоих детей и переехал в штат Кентукки, поскольку решил, что Глэдис совершенно негодная мать. Глэдис ничего не могла сделать, и, уж конечно, у нее не было денег на адвоката.

Затем, в 1924 году, когда Глэдис было двадцать четыре года, она вторично вышла замуж – за Мартина Эдварда Мортенсона. Все знали его под именем Эдвард. Двадцатисемилетний сын норвежских иммигрантов, Мортенсон, строго говоря, не был классически красивым, но тем не менее он выглядел очень приятно: густые брови, высокие скулы и широкая улыбка. Высокий и плотный, он был надежным и дружелюбным и хотел сделать все возможное, чтобы позаботиться о своей молодой жене. Однако ему это не удалось, потому что к тому времени – середина двадцатых годов – стало ясно, что с Глэдис что-то не так. У нее, как и у ее матери, возникали сильные перепады настроения и приступы истерики. Прожив в браке всего четыре месяца, Эдвард Мортенсон подал на развод.

Как только она почувствовала себя свободной от супружеских обязательств, даже не будучи еще разведенной, Глэдис Бейкер пошла по стопам матери, пустившись во все тяжкие. У нее было множество любовников, и ее репутация в «Консолидейтед Филм Компании», где она работала монтажером, была просто ужасной. Вскоре она закрутила роман с мужчиной по имени Чарльз Стэнли Гиффорд, коммерческим менеджером компании.

Стэнли Гиффорд родился в 1898 году в Ньюпорте, Род-Айленд. Когда ему исполнилось двадцать семь лет, он, после неудачного брака, в котором у него родилось двое детей, переехал в Лос-Анджелес. Именно тогда он начал работать в «Консолидейтед Филм Компании» менеджером дневной смены. Увидав его, Глэдис отчаянно влюбилась. Красивый мужчина с тонкими усиками, темными глазами и волнистыми, черными как уголь волосами, он был изящным и казался совершенно особенным. Любезный и представительный, он сражал женщин наповал. Он был остроумен и быстр, имел замечательное чувство юмора и – как любой, кому досталось от родных немного денег, – время от времени наслаждался игрой в поло. Его семейство сделало состояние на строительстве судов, так что Гиффорд был достаточно богат, чтобы содержать два дома в Лос-Анджелесе в годы Великой депрессии – в тот суровый период, когда большинству людей с трудом удавалось оплачивать один.

«У него была замечательная работа, – рассказывал его сын, Чарльз Стэнли Гиффорд, которому сейчас восемьдесят пять лет. – Он прожил хорошую жизнь. Помимо поло, он наслаждался охотой и рыбной ловлей. Я родился в 1922 году, он и моя мать развелись в 1926-м, однако он был замечательным отцом для меня и для моей сестры. Я знал только о трех женщинах, с которыми он встречался в те годы. Он был женат на двух из них – моей матери, а затем на своей второй жене, Мэри. Глэдис не была одной из этих трех женщин. Третья была католичка, очень приличная леди, на которой он не женился по каким-то личным причинам, но это не Глэдис. Я не думаю, что он когда-либо серьезно относился к Глэдис, он бы обязательно как-нибудь сказал мне об этом за столько-то лет. Он сказал, что знал ее, они встречались, но и все. Да, Глэдис была очень привлекательной женщиной, и в то время она встречалась со многими мужчинами».

В конце 1925 года Глэдис узнала, что беременна. Но кто отец? Уже много говорилось и писалось о том, что в то время Глэдис вела беспорядочную жизнь, что она давно потеряла счет своим возлюбленным. Она всегда настаивала, что отцом ее ребенка был Стэнли Гиффорд, и никогда не отступала от этого утверждения. Биографы и другие историки все эти годы просто не хотели верить ей, упоминая о ненадежности ее рассудка и другие различные причины, позволяющие сомневаться в ее словах. Однако было бы несправедливо полностью отвергать заявления Глэдис об отце своего ребенка только потому, что у нее было не все в порядке с головой, тем более что она столь упорно утверждала это в течение стольких лет.

В 1925 году, когда Глэдис сказала Стэнли Гиффорду, что он отец ее ребенка, он отказался взять на себя эту ответственность, утверждая, что она встречалась в то же время и с другими мужчинами. Чем сильнее она настаивала, тем больше он сердился, пока однажды не вышвырнул ее прочь. Она виделась с ним еще несколько раз, но он так никогда и не поверил ей. Глэдис знала, что ей придется одной поднимать ребенка, и она была готова сделать это, по крайней мере, так она думала в то время.

Как мы увидим позднее, в 1940-х годах Глэдис продолжала настаивать, что именно Гиффорд был отцом ее ребенка. Затем, в 1960-е, она снова подтвердила это. В 1962 году, сразу после смерти Мэрилин Монро, Глэдис говорила об отце Мэрилин с Роз Энн Купер, молодой помощницей медсестры в санатории «Рок Хэвен» в Игл-Рок. В то время Купер было двадцать лет, Глэдис – шестьдесят два года. «Она казалась вполне разумной, – вспоминает Купер. – Она сказала, что была близка со множеством мужчин. Она говорила о своем прошлом, открыто рассказывала, что, когда была молодой, была, как она выразилась, «совершенно дикой». Однако она сказала, что единственным, близость с кем закончилась беременностью, был мужчина, которого она назвала Стэном Гиффордом. Она сказала, что ее всегда беспокоило, что никто, казалось, не хотел верить ей, хотя она говорила правду. Она сказала, что даже ее собственная мать не верила ей. «Все думали, что я лгала, – сказала она, – или что я не могу этого знать. Но я знала. Я всегда знала».

Рождение Нормы Джин

Утром 1 июня 1926 года дочь Деллы Монро, Глэдис Бейкер, родила дочь в благотворительной палате Лос-Анджелесской государственной больницы (сегодня известной как Медицинский центр графства Лос-Анджелес USC на 1200-й Стейт-стрит в Лос-Анджелесе). Ее подруги по работе собрали вещи для ребенка и немного денег, чтобы помочь Глэдис прожить, пока она не сможет вернуться на работу, а также чтобы покрыть все медицинские расходы, которые не будут покрыты благотворительностью. Когда она лежала в послеродовой палате, восстанавливаясь после родов, отец ее ребенка не мерил шагами коридор, ожидая новостей о родившемся малыше. Не пришла даже ее собственная мать, так как еще в прошлом ноябре она уехала в Индию.

Необходимо помнить, что в то время очень плохо относились к матерям-одиночкам. Без сомнения, Глэдис ощущала осуждение медсестер. При поступлении в больницу ей пришлось заполнять документы, что вряд ли помогло ей успокоиться. Например, одним из первых вопросов был вопрос о фамилии отца. Глэдис написала, что отцом ребенка был мужчина по имени Эдвард Мортенсон – даже несмотря на то, что они развелись уже довольно давно и, конечно, после развода у нее не было с ним близости. Она даже его фамилию написала с орфографической ошибкой: «Mortensen». Тот факт, что она и отец ребенка носили разные фамилии, уже был достаточно красноречив, но наверняка основной пищей для пересудов был ответ на следующий вопрос: место жительства отца. Если посмотреть документы, которые Глэдис заполнила в те дни, то слово «неизвестно» кажется написанным небрежно, более спокойной рукой. Наверняка заполнение этих документов представляло для нее определенную сложность. Она дала свой адрес, в этом у нее не возникло проблем. А затем, отвечая на вопрос, сколько детей она родила до этого, она ответила «три». Однако на следующий вопрос: «Число детей, живых на данный момент» – она ответила неправильно или нечестно, в зависимости от того, как она понимала этот вопрос. Она сказала, что только «один» из трех ее детей все еще был жив. Она не упомянула тех двух детей, которых теперь воспитывал ее бывший муж – и не Эдвард Мортенсон, а другой, тот, которого называли Джаспер. Да, у Глэдис действительно было бурное прошлое. Возможно, она преднамеренно отвечала неискренне, чтобы заручиться симпатией сопровождающей медсестры. Возможно, она полагала, что, узнав о смерти ее двух детей, ей могли бы простить рождение третьего вне брака. Независимо от мотивов, ясно, что ей нелегко было отвечать на вопросы этой анкеты. Много лет спустя она сказала подруге: «Мне порой это снится [больница]. Все казалось очень ярким, ужасно ярким, а медсестры были похожи на монахинь, ужасных злых монахинь».

У Глэдис, как и у многих женщин, после родов произошла резкая смена настроения. Возможно, у нее развилась послеродовая депрессия. Многим в семье казалось, что ее мать, Делла, тоже страдала от этого заболевания, возможно даже, что она так никогда от него и не оправилась. В любом случае Глэдис еще много дней после родов казалась дезориентированной и беспокойной. Когда медсестра принесла ей ребенка в палату и приложила крошку к груди матери, «...она просто держала ее, лежа с закрытыми глазами», – напишет позднее Делла одному из своих родственников об этом моменте, хотя сама она при нем не присутствовала. «Я чувствую себя ужасно. Я знаю, что она [Глэдис] не сможет оставить ее [ребенка] у себя. У нее с головой не в порядке. Ей надо сначала прийти в себя».

Глэдис провела со своей дочерью две недели, прежде чем ей пришлось сделать то, на что она уже дала согласие еще до того, как ее мать покинула город. Глэдис согласилась передать своего ребенка чужому человеку – Иде Болендер. Но за эти две недели произошло событие, которое показало необходимость решения, принятого Деллой и Идой. Подруга Глэдис, ее коллега по работе в Консолидейтед Студиос по имени Грейс МакКи, приехала к ней домой, чтобы присмотреть за ребенком днем, пока Глэдис сходит в бакалейный магазин. (Грейс впоследствии сыграет очень важную роль в жизни Глэдис и Нормы Джин.) Когда Глэдис вернулась домой, она неожиданно пришла в сильнейшее возбуждение, граничащее с безумием, и по непонятным причинам начала обвинять Грейс в том, что та отравила ее ребенка. Слово за слово, разгорелась ссора, и кончилось тем, что Глэдис ударила Грейс кухонным ножом. Хотя рана Грейс была поверхностной, стало ясно, что Глэдис могла стать опасной для своего ребенка. После этого приступа ярости все были настолько изумлены и напуганы случившимся, что сочли самым правильным решением передать Норму Джин Иде.

Это событие произошло 13 июня 1926 года и сопровождалось сильными переживаниями. Глэдис Бейкер переступила порог Иды Болендер с двухнедельным младенцем на руках. После долгого и трудного прощания она закрыла за собой дверь дома Иды, оставив там своего ребенка по имени Норма Джин Мортенсен1. Норма Джин была беспомощным младенцем, которому в этом мире никто не был рад. Не было подготовленной детской комнаты, ожидавшей ее, не было шкафа с детскими одежками, ничего. На самом свете не было даже никого, кому она по-настоящему была нужна. Первые несколько дней жизни за ней просто присматривали, но не любили. Она была обузой, которую надо было куда-то сплавить. Никто не может знать этого наверняка, но, возможно, уже в том нежном возрасте она начала ощущать, что с ней что-то неправильно, может быть, она уже тогда страдала от недостатка внимания к себе. Большую часть своей жизни она пыталась изменить это, но для этого ей надо было сначала стать... Мэрилин Монро.

Примечания

1. Примечание для читателей: с этого момента, когда упоминается Эдвард, его фамилия будет читаться как «Мортенсон». Когда речь будет идти о Норме Джин, она будет упоминаться под фамилией Мортенсен.

Злая судьба Деллы

Спустя несколько дней после того, как Глэдис передала Норму Джин Иде и Альберту Вэйну Болендерам, она начала ощущать раскаяние. «Я думаю, она решила, что могла бы сделать для этого ребенка то, чего никогда не видела от своей матери: любить его, быть с ним, жить для него», – сказал один из ее родственников. Дело было в том, что она платила Болендерам 25 долларов в неделю, чтобы те занимались Нормой Джин, и она делала так все то время, пока Норма Джин находилась в их доме. Однако поначалу она давала им еще несколько долларов в неделю, чтобы иметь возможность оставаться с ними на выходные, так, чтобы, по крайней мере, видеться со своим ребенком. Правда, это продлилось недолго. «Дело в том, что Глэдис не могла видеть, как Ида растит ее ребенка, – говорила Мэри Томас-Стронг, мать которой была близким другом Иды. – Ида могла быть строгой и властной. Она точно знала, что правильно, а что нет. В определенном смысле она была профессиональной матерью. Она хотела воспитывать Норму Джин по-своему, и Глэдис было трудно оставаться за бортом. Поэтому она вернулась в Голливуд, решив, что будет приезжать к ребенку каждые выходные. Она все время ездила туда-сюда». В документах переписи 1930 года Болендеры и Глэдис указали, что живут в одном доме.

Без сомнения, возвращение Деллы, больной малярией, из Индии усилило замешательство Глэдис. Ее «муж», Чарльз Грэйнджер, решил не возвращаться в Штаты вместе с нею, из чего почти все сделали вывод, что их отношения пришли к концу. Несколько недель Делла страдала от жара и лежала в бреду.

Летом 1927 года Делла перешла улицу и направилась к дому Болендеров, намереваясь увидеть Норму Джин. Она постучалась в двери, но Ида не позволила ей войти в дом. Неизвестно, почему Ида заняла подобную позицию, но она, возможно, почувствовала, что Делла была неспособна держать себя в руках и представляла опасность для ребенка. Тогда Делла локтем разбила стекло во входной двери и ворвалась в дом. Что случилось потом, неизвестно. Семейная история гласит, что она поругалась с Идой и обвинила ее в том, что Норма Джин мертва, о чем никто ничего не сказал ни ей, ни Глэдис. Встревоженная и не понимающая, что ей делать, Ида позволила Делле посмотреть на Норму Джин, которая спала в своей колыбели. Она отошла, чтобы налить Делле стакан воды, а когда вернулась, то увидела, что Делла душит ребенка подушкой. «Ида стала настоящей истеричкой, – сказал один из друзей Глэдис, рассказывая эту историю. – Она схватила ребенка. Делла сказала, что у ребенка сбилась подушка и она просто поправляла ее. Но Ида очень рассердилась и потребовала, чтобы Делла покинула ее дом». В последующие годы Мэрилин Монро и сами Болендеры рассказывали самые разные варианты этой истории. (Конечно, Мэрилин не могла этого помнить и, очевидно, передавала события так, как ей рассказали.)

«Ида и Вейн вызвали полицию, – рассказывала Мэри Томас-Стронг. – Когда прибыли полицейские, они нашли в доме совершенно ничего не соображающую, что-то бессвязно бормочущую Деллу, Норму Джин, плачущую в спальне, и Иду, выкрикивающую обвинения в адрес Деллы. Это была настолько хаотичная сцена, что полицейские не знали, что с ними делать. Они проводили Деллу к ней домой и оставили там, а надо было отправить ее в больницу».

Еще и ранее Делла ощущала гнетущую тоску. Теперь же она стала острее и превратилась в страшную ярость, направленную на любого, кто оказывался рядом с ней, – к сожалению, обычно это была Глэдис. Она переехала к Делле, чтобы ухаживать за ней. После ряда анализов выяснили, что Делла страдала от сердечной недостаточности, скорее всего вызванной каким-то сердечным заболеванием. Конечно, этот диагноз не объяснял ее многолетнего непредсказуемого поведения, начавшегося после рождения детей, но, как только она начала лечиться согласно предписаниям врачей, ей стало совсем плохо. Быстрое ухудшение ее состояния напомнило некоторым членам ее семьи погружение в безумие, от которого умер последний муж Деллы, Отис. Глэдис опасалась худшего. Она с ужасом подозревала, что то, что случилось с ее отцом, теперь происходит и с матерью.

Через несколько дней после того, как Глэдис переехала к ней, Делла ночью прибежала к ней в спальню с криком, что Чарльз Грэйнджер ворвался в дом и изнасиловал ее. Глэдис даже не нужно было осматривать дом в поисках Грэйнджера, она и так знала, что никого нет. Однако в ту ночь Деллу ничто не могло успокоить. Несколько дней спустя она начала жаловаться, что местный мясник вмешивает осколки стекла в ее говяжий фарш. Затем, неделю спустя, 1 августа, стало еще хуже, так, что Глэдис и Грейс даже пришлось бежать к доктору. «Он сказал, что Деллу, без сомнения, необходимо срочно госпитализировать, – сказала Мэри Томас-Стронг. – Глэдис не могла в это поверить. Она не хотела этого допустить. Вот тогда и произошло самое странное».

Согласно семейной истории 3 августа мать и дочь сидели за кухонным столом, погруженные в свои думы, и тихо ужинали. Возможно, Глэдис попыталась достучаться до нее, пробиться через ее мрачные мысли, возможно, она пыталась угадать, что еще может сделать для своей матери. За эти годы Делла стала самой верной подругой Глэдис. В конце концов, мать и дочь страдали одинаковым душевным расстройством, и нередко одной приходилось убеждать другую, что голоса, которые они «слышат», были нереальными, что «следящие» за ними люди – плод их воображения. Разве могла Глэдис оставить Деллу? И кто с ней останется, если Делла уйдет? Она уже потеряла трех детей. А теперь уйдет и ее мать, эта женщина с пустыми глазами, сидящая напротив нее. Глэдис не могла принять этого, тем более что, когда ее отца отвезли в больницу, он больше не вернулся. Она постоянно вспоминала о его судьбе, особенно в последние несколько недель.

Внезапно, в минуту удивительной ясности рассудка, Делла подняла глаза от тарелки и грустно посмотрела на дочь. «Ты должна отпустить меня, Глэдис, – твердо сказала она. – Мне пора уходить. Я хочу уйти». Мать и дочь смотрели друг на друга, не отводя взгляд. Это было бесконечно долгое, рвущее душу мгновение. Затем, когда у Глэдис покатились по лицу слезы, Делла снова наклонилась к тарелке.