Текст книги "Мэрилин Монро. Тайная жизнь самой известной женщины в мире"

Автор книги: Рэнди Тараборелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Несколько вечеров спустя Наташа договорилась о встрече с Джонни Хайдом.

В то время Наташа полагала, что Джонни использовал Мэрилин для собственного удовольствия, а также чтобы похвастаться ею в голливудском обществе. Наташа, сама испытывая сильные романтические чувства к Мэрилин, была бы счастлива удалить его из ее жизни. Она полагала, что Мэрилин не нуждается в Джонни. Она чувствовала, что если будет продолжать работать с Мэрилин, то она могла бы стать тем человеком, который выстроит Мэрилин карьеру. По мнению Наташи, своей новой репутацией прекрасной актрисы Мэрилин, безусловно, обязана работе с ней. Кроме того, присутствие Джонни в жизни Мэрилин угрожало уменьшить ее, Наташи, значимость. Что будет, если именно ему в конце концов припишут успех Мэрилин? Что случится, если Мэрилин почувствует, что он важнее для нее, чем Наташа? Наташа использовала эту атмосферу страха, ненадежности и ревности. «Она хотела, чтобы Джонни отошел в сторону, – продолжала ее подруга и ученица. – Я полагаю, она надеялась, что он станет считать Мэрилин бракованным товаром, если узнает, что она теряет рассудок, и тогда она [Наташа] снова станет главным человеком для Мэрилин».

По этой причине Наташа сказала Джонни, что волнуется за Мэрилин и считает, что он слишком сильно давит на нее. Она утверждала, что «личное внимание» к нему усиливает стресс. Поначалу она говорила в общем, не конкретизируя и не касаясь того, что произошло во время работы над ролью. Однако, поскольку ее слова не произвели на Джонни желаемого впечатления, Наташа во всех подробностях описала ему, что произошло во время занятий. «Она слышит голоса», – заявила она.

Джонни не был удивлен. Казалось, он уже знал о «голосах» Мэрилин. Возможно, она уже рассказывала ему о них. Естественно, он не поднял руки вверх и не капитулировал, как надеялась Наташа. Вместо этого он сильно обеспокоился и начал прикидывать, что он может сделать, чтобы помочь ей. «Джонни считал врачей настоящими волшебниками, – рассказывал один из его сотрудников. – В этом он был похож на почти любого, кто работал в шоу-бизнесе в то время. Если актер не мог сниматься, первый, о ком вспоминали, был доктор».

Не важно, что требовалось лечить, грипп или депрессию – Джонни знал, что основным лекарством в мире шоу-бизнеса были барбитураты. Когда все это произошло, он первым предложил Мэрилин попробовать барбитураты. Он полагал, что эти лекарства могли помочь его подруге создать мир, в котором она будет чувствовать себя безопаснее. Кроме того, он думал, как и многие другие в то время, что у этих препаратов нет никаких противопоказаний. Он видел в них дверь к счастью и удовлетворению. В том, что они доступны почти исключительно людям богатым и влиятельным, он видел свидетельство их эффективности. Возможно, в качестве примера эффективности этих лекарств он использовал блестящую карьеру Джуди Гарланд, которая в течение предшествующего десятилетия служила для «Метро» банкоматом: суньте в отверстие допинги, антидепрессанты или что-то в том же духе, и из окошечка посыплется куча денег.

По распоряжению Джонни врачи студии начали регулярно прописывать Мэрилин лекарства. Она с удовольствием принимала их. Они принесли облегчение, по крайней мере, на некоторое время. Ее тревога уменьшилась. Голоса стали менее опасными и меньше беспокоили. Конечно, была одна проблема с новой действительностью – это не был реальный мир.

«Асфальтовые джунгли»

Осенью 1949 года Мэрилин начала работу в суровой криминальной драме Джона Хьюстона «Асфальтовые джунгли» – первом так называемом «трюковом приключенческом фильме», в котором главными героями были преступники. У Мэрилин была очень эффектная, яркая роль второго плана – три кратких появления на экране общей длиной около пяти минут – в классическом «черном» фильме в роли Анжелы Финли, женщины, будоражащей своей сексуальностью, чувственной любовницы пожилого, женатого, хорошо упакованного мошенника (атторней). Его играл актер, с которым у MGM давно был заключен многолетний контракт, – Луи Калерн. Когда фильм наконец вышел (в мае 1950 года), он заработал четыре «Оскара», два из которых были за сценарий и режиссуру Хьюстона, а два других – за черно-белую кинематографию и за лучшего актера второго плана (Сэм Джефф). Мэрилин отлично показала себя в этом фильме, продемонстрировав свои актерские способности. Однако ее имя не появилось в начале фильма. Оно было упомянуто в общем списке в конце фильма – одиннадцатым из пятнадцати имен. Однако это было начало – важное кино, которое станет катализатором будущих великих событий в ее жизни и карьере.

«Она упорно трудилась и, как мне кажется, упорно совершенствовала себя, – позднее будет говорить Джон Хастон. – Я помню, что пробы проходили очень интересно, потому что сцена, как предполагалось, происходила на кушетке, а никакой кушетки у нас там не было, так что она легла на пол и так читала текст. Тем не менее она не была довольна полученным результатом и спросила, нельзя ли повторить. Я сказал: «Конечно. Сделайте это столько раз, сколько вам надо». Она не знала, что получила эту роль еще до того, как произнесла хотя бы одно слово.

Я просто знал, что она создана для этой роли, еще до пробы. Она была настолько уязвима, настолько сладка, настолько желанна, что вы просто таяли в ее присутствии. Я не могу понять, как никто не мог взять ее в какое угодно кино? Она идеально подходила для роли в «Асфальтовых джунглях». Она сказала мне: «Я хочу, чтобы вы знали – это будет моим самым значительным фильмом». И я ответил ей: «Удачи тебе». Она волновалась, что будет недостаточно хороша в этой роли, но я знал, что у нее все получится. «Что, если я подведу вас?» – спросила она меня. «Не подведешь, – сказал я ей. – Просто будь сама собой, и все будет прекрасно». Возможно, все решил счастливый случай, не знаю. Одно ясно – она была к нему готова».

Конечно, Мэрилин сделала так, чтобы Наташа целый день находилась вместе с ней на съемочной площадке. Можно даже заметить момент в фильме, когда Мэрилин выскальзывает из кадра, по-видимому, к Наташе для консультации.

«Я не знаю, что у меня получилось, – сказала Мэрилин, закончив работу над «Асфальтовыми джунглями», – но я знаю, что это было замечательно!»

Много лет спустя Мэрилин Монро рассказала, что в первый раз она просмотрела законченный фильм вместе с Джонни, который сидел рядом с ней и держал ее за руку. По дороге домой они ни о чем не говорили: они оба были погружены в размышления о том, чего ей удалось достичь. «Он был счастлив за меня, – вспоминала она впоследствии. – Я ощущала его бескорыстие и необыкновенную доброту. Ни один мужчина никогда не смотрел на меня с такой добротой. Он понимал не только меня, он понимал и Норму Джин. Он понимал мою боль и мое отчаяние. Когда он обнимал меня и говорил, что любит меня, я знала, что это правда. Никто никогда не любил меня, как он. Всем своим сердцем я хотела ответить ему взаимностью».

«Все о Еве»

Несмотря на то, что Мэрилин знала о том, что хорошо поработала в «Асфальтовых джунглях», до выхода фильма на экран должно было пройти некоторое время, поэтому 1950 год стал для нее как годом больших ожиданий, так и годом расстройств.

В январе Мэрилин снялась в еще одном отвратительном фильме, роль в котором нашел для нее Джонни Хайд. Это была еще одна эпизодическая роль в фильме «Шаровая молния», в котором главную роль играл Микки Руни. Роль Мэрилин была просто декоративной – всего несколько строчек и пара сцен. Еще один фильм, в котором она снялась в то время, – неинтересный фильм под названием «Хук справа». Это был фильм о боксерах, снятый на студии MGM, в котором главные роли играли популярная звезда этой студии с лицом соседской девчушки Джун Аллисон и ее муж, Дик Пауэлл. Мэрилин снялась в неблагодарной крошечной роли Даски Леду, проститутки, которая на мгновение появляется на экране, сталкиваясь с героем Пауэлла. Тогда, весной 1950 года, от Мэрилин снова отделались, сунув в еще один посредственный фильм под названием «История родного города». Сказать о нем нечего – хотя это название снова всплыло за границей после ее смерти. В этом фильме у Мэрилин двухминутная сцена – она играет секретаршу в приемной.

Джонни Хайд объяснил свое согласие на подобные мелкие роли в отвратительных фильмах своим желанием, чтобы Мэрилин как можно чаще появлялась на экране, где ее, возможно, заметят. После чего MGM мог бы предложить ей контракт. Однако этого не произошло. Однако Мэрилин могла бы перестать тратить большую часть свободного времени, позируя для открыток, то есть работать, только чтобы заработать себе на жизнь, ожидая момента, когда она наконец сможет войти в жестокий мир шоу-бизнеса.

Тем временем Джонни продолжал повсюду сопровождать Мэрилин. Как ни странно, роли в их отношениях поменялись. Вначале она нуждалась в нем. Теперь, год спустя, он действовал так, как будто это он нуждался в ней, и, казалось, готов был сделать все что угодно, чтобы она не ушла от него. Конечно, оглядываясь назад, можно сказать, что «Асфальтовые джунгли» были важным этапом ее карьеры, потому что эта роль показала, на что она способна, но это была очень маленькая роль, даже не отмеченная критиками. (В конце того же года он подписал ее на телевизионный рекламный ролик моторного масла – в первый и единственный раз!)

В апреле 1950 года Джонни Хайд привез Мэрилин на встречу с писателем и режиссером Джозефом Л. Манкевичем, который собирался ставить в «Фокс» новый фильм для Дэррила Занака. Это был фильм «Все о Еве», и Манкевич взял Мэрилин на маленькую роль, но одну из главных, основываясь на работе, которую она сделала в «Асфальтовых джунглях». «Я думал, что она отлично подходила для роли честолюбивой театральной актрисы, – вспоминал он много лет спустя. – Мэрилин в то время была честолюбивой молодой актрисой, и ничего больше, и я чувствовал, что эта роль позволит ей продвинуться. В Мэрилин очаровательным образом сочетались хитрость и невинность. С одной стороны, она была очень ранима. Но с другой – крайне расчетлива. Она отлично знала, что ей следует делать. Она никогда не сделала ни одного ложного шага».

Хорошо известна история Евы, описанная в рассказе в «Космополитен». Безжалостная, вероломная инженю Ева Харрингтон (Энн Бакстер) хитростью внедряется в жизнь и карьеру легендарной стареющей бродвейской звезды Марго Чаннинг (Бетт Дэвис), разрушая жизни всех, кто попадается на ее пути, прокладывая себе путь к вершине театральной славы. Мэрилин блестяще сыграла в двух из трех эпизодов, на которые был разделен фильм, и показала себя как доминирующая звезда экрана – роль, которую она будет играть последующие полтора десятилетия. В сцене на лестнице на вечеринке по случаю дня рождения Марго она стоит в центре, а вокруг нее сидят и стоят звезды кино: Бакстер, Меррил, Селеста Холм, Джордж Сандерс, Грегори Ратофф, Хью Бомон, Телма Риттер, и от нее невозможно оторвать взгляд, даже когда другие герои произносят свои реплики. Как уже говорилось тысячу раз, камера любила ее, а мы – вслед за ней. В другой сцене, где она снималась, в фойе театра, она только что тяжело пережила пробы, и в дамской комнате ей вдруг стало плохо. Ее тошнота настолько натуральна, что у нас возникает желание приложить ей ко лбу мокрое полотенце.

Сегодня фильм «Все о Еве» признан одним из классических фильмов всех времен и лучшей картиной о бродвейском театре. Об этом фильме были написаны толстые книги, и одной из лучших является книга «Снова о «Все о Еве» Сэма Стаггса. О создании этого фильма ходят различные истории. Одна из них заключается в том, что кинопроизводство все время задерживалось из-за того, что Мэрилин постоянно опаздывала. Она просто никогда не могла прийти вовремя.

Во всяком случае после выхода на экраны фильм «Все о Еве» собрал 14 номинаций на «Оскар». Это стало рекордом Американской киноакадемии. Рекорд продержался до 1997 года, когда эпопея Джеймса Камерона «Титаник» получила то же самое число номинаций – 14. «Титаник» получил 11 «Оскаров», тогда как «Ева» заработала шесть, включая приз за лучшую операторскую работу, лучшего режиссера и лучший сценарий. Также интересно, что первое и единственное появление Мэрилин на вручении «Оскаров» – 29 марта 1951 года – было на награждении Томаса Мултона за фильм «Все о Еве» за лучшее звуковое оформление.

Думая о маленькой роли Мэрилин в фильме «Все о Еве», стоит еще сказать, что Мэрилин делала все, что могла, чтобы не опаздывать, но это оказалось не в ее силах. Однажды актер Грегори Ратофф сказал о Мэрилин: «Эта девочка станет великой звездой!» Селеста Холм закатила глаза и заявила: «Ты так думаешь, потому что она заставляет всех себя ждать?» Действительно, в последующие годы очень много говорилось о неспособности Мэрилин приходить вовремя куда бы то ни было. Фактически она опаздывала всегда – шла ли речь о работе или просто о встрече с приятелями за кофе. Повод не имел значения, все знали, что она опоздает. Это была очень раздражающая привычка, но, поскольку она была тем, кем она была, большинство людей примирились с этим. Ясно одно – она умела в один момент осветить любую комнату своим присутствием. «Это не я всегда опаздываю, это все остальные постоянно куда-то торопятся!» – как-то язвительно заметила она.

Тупая блондинка

Осенью 1950 года Мэрилин, которой уже исполнилось двадцать четыре года, возвратилась в школу. Она записалась на десятине дельную программу в UCLA – Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, – чтобы изучать всемирную литературу. У ее однокурсников не сохранилось особых воспоминаний о Мэрилин, потому что она делала все возможное, чтобы не привлекать к себе большого внимания. «Я хочу расширить свои горизонты», – объяснила она этот поступок Грейс Годдард, которая искренне одобрила ее решение. За прошлые несколько лет, когда она жила самостоятельно, она повстречалась с множеством необыкновенно интересных людей, стала более вдумчивой, научилась лучше понимать себя. Любой, кто считал ее тупой блондинкой, был одурачен ее тщательно выстроенным образом. Правда и то, что в душе она по-прежнему была ранимым и испуганным ребенком. Норма Джин была жива и присутствовала во всем, что делала Мэрилин – или боялась сделать – в своей жизни и карьере. Однако Норма Джин была, по крайней мере, управляемой. Мэрилин в свои двадцать четыре года уже не была такой беспомощной, как Норма Джин, однако знала, что ее беспомощный вид может быть ей очень на руку. Для сильного и властного мужчины, наверно, нет ничего более привлекательного, чем красивая и безнадежно беспомощная молодая женщина.

«Когда она приходила на приемы, она постоянно работала на публику, – рассказывал Джерри Эйдельман, в то время честолюбивый, подающий надежды молодой актер, знакомый с Мэрилин. – В то время она жила в двухквартирном доме на Фоунтейн-авеню в Западном Голливуде со своей жуткой преподавательницей актерского мастерства. (Мэрилин переехала к Наташе, но их отношения оставались платоническими – Мэрилин просто решила сэкономить на жилье. – Дж. Т.) Однажды они устроили вечеринку и пригласили меня, потому что я жил по соседству. Когда я видел Мэрилин то там, то здесь, она казалась мне яркой и... интересной. Но когда я пришел на эту вечеринку, я был поражен увиденным. Она вела себя так, как будто в ее голове мозгов совсем не было. Она кокетничала с любым, кто мог бы, по ее мнению, помочь ей, с любым из гостей ее преподавательницы, которая, как мне кажется, была агентом по найму актеров. Ее платье так обтягивало фигуру, что вряд ли ей бы удалось сесть в нем. Я заметил, что она постоянно прижималась спиной к стене в каком-нибудь углу, держа в руках бокал с мартини, и благосклонно общалась со своими поклонниками, как какая-нибудь слегка подвыпившая особа королевской крови. Она разговаривала с интонацией маленькой девочки, голосом, который совершенно не был похож на тот, каким она говорила в обычной жизни. Я знал, что она использовала этот образ в большинстве своих фильмов, но не думал, что она применяет его и в реальной жизни»1.

Снимавшийся с ней вместе в фильме «Шаровая молния» актер Джеймс Браун говорит то же самое: «Она будет сидеть, хлопать глазами, и у вас может создаться впечатление, что это тупая красотка, но в том, что она говорит, порой вспыхивает яркая, тщательно скрываемая искренность, которая заставила меня понять, что в этой девушке есть какая-то тайна. Она вся была настоящей тайной...»

Джерри Эйдельман продолжает: «На следующий день я увидел, как она гуляет со своей собачкой, по-моему, это была чихуахуа. Помню, на ней были черно-белые клетчатые бриджи и небольшая, белая, наглухо застегнутая крестьянская блузка. На ногах у нее были тапочки, наподобие тех, что носят балерины – на плоской подошве, обшитые атласом. При встречах с нею вы сразу же запоминали, во что она была одета – во всяком случае, я всегда отмечал это. Так или иначе, я остановил ее и сказал: «Знаешь, Мэрилин, сегодня ты сильно отличаешься от той себя, которую я видел вчера на вечеринке». Она посмотрела на меня, широко распахнув глаза, и сказала: «Почему, ты о чем, Джерри?» Я улыбнулся ей и сказал: «Ты знаешь, о чем я». Она внимательно посмотрела на меня. «Мэрилин, ты не тупая блондинка, и знаешь это, – сказал я ей, – ты совсем не блондиночка-куколка». Ей это понравилось. «Я даже не знаю, что это значит, – сказала она, – но это очень смешно, Джерри». Затем она подмигнула мне и пошла дальше».

В то время здоровье Джонни Хайда стало ухудшаться, и порой ему приходилось подолгу оставаться в постели. Для человека, который старался не терять вкуса к жизни, несмотря на заболевание сердца, это оказалось серьезным испытанием. Он все еще был предан Мэрилин, хотя, казалось, ее интерес к нему несколько поугас – особенно когда он заболел. «Я не знаю, что мне делать с этим, – сказала она одному своему родственнику. – Мне очень грустно видеть его. Я думаю, он считает меня бессердечной, потому что я не хочу видеть его таким. А я просто не знаю, что мне делать...»

В конце года Мэрилин наконец подписала трехлетний контракт с агентством Уильяма Морриса, согласно которому оно представляло ее интересы. Прежде они с Джонни работали, не подписывая никаких бумаг, и вот наконец пришло время зафиксировать их отношения официально. В то же самое время Джонни принял меры, чтобы ее пригласили на кинопробу в «Фокс». «Я вспоминаю, что она была очень возбуждена этим, – рассказывал Джерри Эйдельман. – Она сказала мне, что ей ничего больше не нужно – только сделать хорошую работу, подписать контракт с «Фокс» и, как она выразилась, «стать величайшей звездой, Джерри, самой великой звездой!» Я сказал ей: «Знаешь, Мэрилин, в шоу-бизнесе есть нечто большее, чем слава. Это актерство». Она посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «Да, Джерри, но самое печальное в том, что вы никогда не сможете сделать ничего интересного, если не будете звездой». Она меня сильно озадачила этими словами.

Весь день после пробы она была на седьмом небе и сказала, что все прошло очень хорошо. Когда я увидел ее пару дней спустя, она выглядела несколько подавленной. Она сказала, что не подписала серьезный контракт со студией, просто ее взяли сниматься в фильме. «Это комедия, – хмуро произнесла она. – Я играю секретаршу». Я спросил ее, чем это вызвано. Она ответила: «Кого это заботит, Джерри? Я играю тупую секретаршу. Это уже было, ничего нового». Я сказал, что, возможно, ей нужен новый агент. «Конечно, – сказала она, закатив глаза. – Я только что подписала контракт на три года с Уильямом Моррисом». Затем она откинула голову назад и засмеялась. «Похоже, я сама вырыла себе яму, – сказала она. – Если ты еще увидишь меня здесь с собачкой в следующем месяце, то знай, что это просто моя маленькая роль, как и во всех других картинах». Она была разочарована, но тем не менее в ней было нечто, заставившее меня думать, что она не отступится. Я подумал тогда про себя: «В этой Мэрилин Монро что-то есть».

Кино, о котором говорила Мэрилин, называлось «Моложе себя и не почувствуешь». Естественно, эту роль нашел для нее Джонни Хайд, с дальним прицелом заполучить для нее контракт с «Фокс». Он изо всех старался помочь ей в карьере, потому что любил ее. «Вы знаете, возможно, вам стоит выйти за него замуж, – сказал Мэрилин Джозеф Шенк. – Что вы теряете?» Она уважала его мнение, но в этом случае не согласилась с ним. «Я не собираюсь выходить замуж за кого-то, в кого я не влюблена», – ответила она. «Но Мэрилин, что бы вы предпочли – бедного парня, которого вы любите всем сердцем, или богатого мужчину, который от всей души любит вас?» Она сказала, что она, пожалуй, предпочтет бедного мальчика. «Я думал, что вы благоразумнее, – шутя заметил Джозеф Шенк. – Я разочарован в вас, Мэрилин».

В середине декабря Мэрилин и Наташа поехали в Тихуану, чтобы походить по магазинам. Джонни и его секретарь уехали на выходные в Палм-Спрингс. Там у него произошел сердечный приступ, и на санитарной машине его отвезли обратно в Лос-Анджелес. Мэрилин постаралась как можно быстрее вернуться в город. Племянник Джонни, Норман Брокоу, также представлявший ее интересы в агентстве Уильяма Морриса, вместе с Мэрилин приехал в больницу «Ливанские кедры» (теперь Медицинский центр «Синайские кедры»), но к тому времени, когда они добрались до больницы, Джонни был уже мертв. Ей сказали, что перед кончиной он выкрикнул: «Мэрилин! Мэрилин!»

Больничный персонал позволил Мэрилин и Норману войти в палату Джонни, где на кровати лежало его тело, накрытое белой простыней. Мэрилин казалась убитой горем. Пошатываясь, она подошла к кровати и очень медленно приподняла простыню с лица Джонни. Джонни когда-то сказал ей, что, если он умрет, ей надо только обнять его и он снова вернется к жизни, только ради нее. Пристально глядя на его мертвое тело, она заплакала. Слезы сожаления и горя полились по ее лицу, и она вскрикнула: «Джонни, я любила тебя. Пожалуйста, знай, я действительно любила тебя».

Примечания

1. И снова позволим Джеймсу Хаспиду составить другой классический образ Монро. Он рассказывает, что за восемь лет знакомства с ней он никогда не видел Мэрилин пьяной, даже подвыпившей. Лишь однажды он показал ей сделанную им фотографию, на которой видно, что она явно перебрала. Он отдал ей снимок и сказал: «Это было снято в лифте в доме Марлен Дитрих. Ты здесь на высоте». Не моргнув глазом, Мэрилин взглянула на него с наивным видом и спросила: «И на каком я была этаже?»

Самоубийство из-за Джонни?

Похороны Джонни Хайда проходили чрезвычайно тяжело; его бывшая жена отказалась разрешить Мэрилин Монро прийти проводить его. «Они думали, что я буду отвратительно вести себя», – вспоминала позднее Мэрилин. Рассказывали, что Мэрилин и Наташа Лайтесс переоделись в форму прислуги, чтобы смешаться с похоронной процессией. Прощание происходило в доме Джонни на Норт-Палм-Драйв. Элиа Казан пустил слух, что Мэрилин ворвалась в дом в ночь перед похоронами и до утра стояла возле гроба Джонни. Позже в газетах напечатали, что на следующий день, на похоронах, она бросилась на гроб, и ее пришлось стаскивать с него, в то время как она брыкалась и громко рыдала. Начало этим слухам положила сама Мэрилин в своей книге: «Я бросилась на гроб и зарыдала. Мне хотелось умереть вместе с ним». Однако никто не помнит, чтобы на похоронах произошло нечто подобное. Скорее всего, Мэрилин незаметно присутствовала на панихиде в Мемориальном парке Форест-Лаун.

После панихиды Мэрилин в течение многих часов оставалась на могиле Джонни, одна, наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Она оставалась там так долго, что солнце село и кладбищенский служащий попросил ее уйти. И если верить рассказу Нормы Винтер, это чистая правда.

Она не любила его и отлично понимала это. Она не хотела обманывать его, но не знала, как удержать его в своей жизни – и, естественно, не потерять его помощь, – не имея с ним секса. Позднее она признавалась: «Мне кажется, я в какой-то мере все же обманывала его». Однако она была с ним настолько близка, что чувствовала, что никто не знал его так, как она. «Никто не знает истинную глубину наших отношений, – скажет она позднее одному из своих самых близких друзей. – Когда вас двое в постели и ваши руки переплетаются в объятиях, в комнате темно, и вы кладете голову ему на грудь и слышите, как бьется его сердце – вот тогда вы действительно знаете этого человека. Когда его сердце начинает сильнее биться ради вас, вот тогда вы по-настоящему знаете его».

«Если бы я не встретилась с ним, он бы продолжал одиноко жить в своей семье, – сказала обезумевшая от горя Мэрилин Наташе. – А теперь я осталась одна».

«Ты не одна, – сказала Наташа, крепко обнимая ее. – Я с тобой, Мэрилин. Я с тобой».

«Я не прекращая говорила ей: «Ты не одинока», – вспоминала Наташа позднее, – потому что мне показалось, что она может покончить с собой».

«Я не видел ее некоторое время, – рассказывал ее сосед Джерри Эйдельман, – и вот я столкнулся с нею у гастронома. Это, должно быть, было через день-два после похорон. Она покупала препараты для уборки. Я помню, что на ней были надеты желтые слаксы и бело-желтый свитер из ангорки. Ее волосы были стянуты в хвостик, а глаза закрывали очки в толстой роговой оправе. «Убираешься?» – спросил я ее. Она попыталась улыбнуться и сказала: «Нет, я не убираюсь, Джерри. Просто тут кое-кому надо убраться. Но для нее это дорого, так что я покупаю эти средства для нее». Затем она сказала: «Мне нужно заниматься делами. Вы слышали о Джонни Хайде?» Я ответил, что да, слышал. Она сказала: «Это ужасно. Я не знаю, как мне пережить это. И проблемы с моей матерью тоже сводят меня с ума». Я спросил, в чем дело, и она ответила, что ее мать ушла из дома и вышла замуж за какого-то мелкого вора, и она волнуется за нее. Она сказала, что подумывает поехать, найти ее и спасти от ее мужа. Я сказал: «Мэрилин, ты не можешь сделать этого. Или, по крайней мере, одна не можешь. Давай я поеду с тобой. Мы найдем ее вместе». Она сказала: «Не думаю, что я могу показать тебе или кому-то еще мою мать. Ты не знаешь, что нам – мне и моей сестре – пришлось пережить с ней. Она очень больна». Затем произошло то, что я считаю одним из величайших эпизодов игры Мэрилин Монро: она драматично положила руку на лоб, замерла на мгновение и прошептала: «Мне очень жаль, но мне надо идти». Затем она выбежала из магазина, оставив свою тележку.

Я заплатил за ее покупки, повез их к ее дому и постучал в дверь. Она открыла. Выглядела она ужасно. Она плакала и была очень бледна. «Вот твои препараты для уборки, – сказал я ей. – Ты их забыла». Она безучастно посмотрела на меня и спросила: «Какие такие препараты?» Я ответил: «30 минут назад, Мэрилин, в гастрономе, ты помнишь?» Она выглядела совершенно потерянной. «Ну да, препараты для уборки», – сказала она. Затем она взяла у меня пакет, не поблагодарив и не сказав ничего, повернулась и закрыла дверь. Это было очень странно и сильно сбило меня с толку».

Спустя несколько дней после похорон Джонни Наташа возвратилась домой с работы на студии и нашла Мэрилин в спальне. Она была холодной, со впавшими щеками и бледной кожей. Испугавшись, Наташа бросилась к ней и открыла ей рот. Во рту было полно полурастворившихся таблеток. Наташа смогла привести Мэрилин в чувство. В качестве объяснения Мэрилин сказала, что она приняла несколько порошков снотворного, которое купила без рецепта у Швабса, и заснула прежде, чем смогла запить их. Наташа сочла подобный сценарий настолько маловероятным, что ни на минуту не поверила ей. «Она чувствовала себя презренной, жалкой и ничтожной, – позднее вспоминала Наташа. – Она чувствовала вину за сердечный приступ Хайда. Ей казалось, что, если бы он не любил ее так и не заботился о ней, он прожил бы дольше...»

Нет, настаивала Мэрилин, она не собиралась кончать с собой из-за Джонни Хайда. Она никогда не сделала бы ничего подобного. Позднее она сказала фотографу и другу Милтону Грину: «Я чувствовала себя виноватой, меня мучили самые разные чувства по этому поводу, но я совершенно точно не хотела умереть. Дело в том, что он оставил мне уверенность, что мне не за что было умирать», – грустно закончила она.

Наташа не была в этом уверена. В это время она написала в письме своей ученице и подруге Элен Альберт, что чувствовала, как Мэрилин «поглощена стремлением к самоубийству», и она боится, что рядом с ней нет никого, кто мог бы справиться с этим. «Я полагаю, что, когда человек хочет покончить с собой, он сделает это, как бы ни старались его друзья помешать ему», – писала она. Она также написала, что старается быть дружелюбной с Мэрилин и сделать все возможное, чтобы вернуть ей «опору в жизни», а затем, если они найдут время, они могут позаниматься актерским мастерством».

Две недели спустя, на Рождество, Мэрилин Монро подарила Наташе Лайтесс старинную брошку с камеей из слоновой кости, оправленной в золото. На ней она сделала надпись: «Я хочу, чтобы Вы знали, что я должна Вам намного больше, чем мою жизнь».

Мэрилин пытается встретиться со своим «отцом»

После смерти Джонни Хайда Мэрилин чувствовала, что она потеряла не только одного из самых сильных своих союзников, но и человека, который больше всех прочих смог заменить ей отца. Конечно, в тот трудный период она обратилась к Наташе Лайтесс. Наташа относилась к ней очень доброжелательно, но полагала, что смерть Джонни могла косвенно отразиться на ее карьере. Наташа работала с Мэрилин над «углублением» ее актерского мастерства. Теперь она видела ее огромный потенциал и хотела сделать так, чтобы она больше не играла плоских и бесцветных персонажей, роли которых ей доставались в ее ранних фильмах. «Я полагала, что ее сильной стороной станут трагические роли, – сказала она позднее. – Эта ее странность [...], ее нереальность».

Хотя Наташа и не была в восторге от Джонни Хайда, она не могла не признать, что их связь оказала на Мэрилин весьма положительный эффект. После последних ролей Мэрилин Наташа чувствовала, что та находится на пороге своих самых главных достижений. Она видела, что Мэрилин созревает и как женщина, и как актриса. Наташа считала, что Джонни очень верил в Мэрилин и это наконец помогло ей поверить в себя и, как следствие, увидеть свои возможности не только в актерстве, но и в повседневной жизни. После ухода Джонни Наташа чувствовала, что они должны были найти другого человека, который будет выполнять ту же роль в жизни Мэрилин. Возможно, этим человеком может стать настоящий отец Мэрилин? Наташа считала, что стоит попытаться.