Текст книги "Мадонна. В постели с богиней"

Автор книги: Рэнди Тараборелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

И наконец… Нью-Йорк!

Правда это или нет (никогда нельзя быть полностью уверенным в том, что рассказывает отличающаяся пылким воображением Мадонна), но приезд Мадонны в Нью-Йорк в июле 1978 года прошел благополучно. В соответствии с образом современной Золушки она вышла из аэропорта Детройт Метрополитен (она впервые летела на самолете!) и поехала в город, имея в кармане всего тридцать пять долларов. На ней было зимнее пальто, а в руках она держала сумку с танцевальными принадлежностями. Но она была преисполнена решимости добиться успеха, сделать то, что она считала для себя необходимым. «Десять лет назад, – заявила она в 1988 году зрителям своего фильма «Кто эта девушка?», – я впервые приехала в Нью-Йорк. Я впервые летела самолетом, впервые ехала на такси. Я не знала, куда мне идти. У меня не было ни единой знакомой души в этом городе. И я попросила шофера отвезти меня в центр. Он привез меня на Таймс-сквер. Я была в ужасе».

Когда Мадонна приехала в Нью-Йорк, на Бродвее шла постановка «Эвиты». Героиней этого шоу была честолюбивая женщина, преисполненная непоколебимой уверенности в собственных силах, которая бросила свой родной городок, чтобы отправиться в большой город (по пьесе в Буэнос-Айрес). Она никого не знала. Она попала в центр событий. А затем она стала хозяйкой своей судьбы…

Представьте себе девятнадцатилетнюю девушку, ростом пять футов и четыре с половиной дюйма (164 см), в зимнем пальто, бредущую мимо порнотеатров и стриптиз-шоу на Таймс-сквер. Иногда она в восхищении замирает перед афишами и плакатами, на которых рекламируется «Эвита» с участием Патти Люпон. Могла ли она тогда представить, насколько ее собственная жизнь окажется похожей на жизнь аргентинского кумира? Конечно, ей и в голову не приходило, что когда-то она будет играть главную роль в фильме, снятом по той же самой пьесе. И отделяет ее от этого события всего каких-нибудь пятнадцать лет. Или приходило?

Нью-Йорк – это самый жестокий, ничего не прощающий город в мире. Но он не испугал Мадонну. Она всегда смотрела в будущее и теперь приготовилась выжить в этом городе. Легенда гласит, что ей удалось приручить Нью-Йорк с первого дня. Она забрела на уличную ярмарку на Лексингтон-стрит и заметила, что за ней идет мужчина. Любая другая молодая женщина на ее месте испугалась бы и ускорила шаг. Но Мадонна поздоровалась с преследовавшим ее мужчиной. «Почему на вас это странное пальто?» – спросил он, тем самым подтолкнув ее к тому, чтобы она рассказала ему свою историю.

«Привет! – радостно сказала Мадонна. – Я только что приехала в этот город, и мне негде остановиться». Ее слова не были импровизацией, она уже несколько раз испробовала их на посторонних людях. Настойчивость Мадонны была вознаграждена. Мужчина привел ее к себе, и уснула девушка на его диване. Наконец-то она обрела дом.

Скоро Мадонна поняла, что молодой женщине не стоит так безоговорочно доверять людям, особенно мужчинам, встречающимся на улицах Нью-Йорка. Много лет спустя, уже став мировой знаменитостью, о которой ходила масса сплетен и анекдотов, Мадонна признавалась, что была изнасилована на улице. «Меня изнасиловали, и это мне не понравилось», – говорила она. Эта тема всплыла, когда она обсуждала концепцию своей противоречивой книги «Секс».

«Я знаю, что многие женщины в своих фантазиях представляют, как было бы здорово оказаться в распоряжении двоих или даже целой группы мужчин». На одной из фотографий изображена Мадонна в школьной форме, к которой пристают двое парней. Но она уверяла, что эта фотография чистой воды фантазия. «Это совершенно понятно, – говорила она. – Такое хочет сделать каждый».

Мадонна никогда не вдавалась в подробности произошедшего. «Это случилось очень давно, и мне не хочется об этом вспоминать, – говорила она. – Но это событие открыло мне глаза. Я прожила в Нью-Йорке год, но все еще полностью доверяла людям. Тогда я была очень, очень молода».

«Я помню, что она что-то говорила об этом, – вспоминает давняя подруга Мадонны Эрика Белл. – Но не думаю, чтобы она хотела обсуждать это открыто. Я думаю, ее изнасиловали на свидании, то есть она знала этого парня. Это был кто-то, кто предал ее доверие, ее веру. Наверное, это было ужасно».

Говорит еще одна подруга – женщина, которая до сих пор близка с Мадонной и которой певица полностью доверяет: «Изнасилование на свидании – вот тема, о которой Мадонна никогда не говорит. Но когда это произошло, она была глубоко потрясена. Она плакала, стоило ей лишь подумать об этом, настолько она была травмирована. Она сказала: «Я хотела позвонить отцу и все ему рассказать, может быть, даже на время уехать домой. Но он бы убил меня». Я чувствовала, что ей очень нужен отец, но она боится обратиться к нему. Я знаю, что ей всегда недоставало матери. Это были очень одинокие годы».

Бывший менеджер Мадонны Фредди Деманн добавляет: «Я помню времена, когда она еще не изведала вкуса славы. Одну девочку, выступавшую на подпевках, вытолкнули вперед, потому что парни хотели оказаться поближе к Мадонне. Внезапно девушка упала со сцены, прямо в толпу. Казалось, ее растерзают. За ней прыгнули двое парней, но и они не вернулись. Мадонна все это видела. Она остановила шоу, вызвала охранников и велела им помочь девушке. «Я знаю, что такое чувствовать себя беспомощной, – сказала она со сцены. – И это неприятно». Я никогда не забуду того вечера. Я чувствовал, что Мадонна сострадает несчастной девушке, но к ее чувствам примешивался непонятный для меня страх».

«Я не хочу обсуждать эту тему, – говорит Мадонна об изнасиловании. – В моей жизни было много страшного и ужасного. Но я не хочу, чтобы меня жалели, потому что я не жалею себя сама». Мадонна сказала, что тот случай многому ее научил. Время было тяжелым. Но именно благодаря ему она научилась выживать в любых условиях.

Перл

Через несколько недель Мадонна съехала с квартиры своего благодетеля. Причины этого переезда остались неизвестны, как неизвестно нам и то, где она поселилась. Она снова была предоставлена сама себе. В конце концов Мадонна обосновалась в четырехэтажном доме на Восточной Четвертой улице между А и Б авеню. Это место было мало приспособлено для проживания. «Я приехала из Конго, – совершенно серьезно заявила Мадонна одной из своих соседок. – Целый год я изучала коллективное поведение горилл. А сейчас мне только предстоит привыкнуть к цивилизации. У вас не найдется немного денег в долг?»

Мадонна выжила только потому, что бралась за любую работу. Она работала на предприятиях быстрого питания, а порой просто просила у друзей в долг. Позднее она рассказывала журналистам, что ей приходилось рыться в мусорных баках, чтобы найти себе что-нибудь из еды. Правда, многие из тех, кто знал ее в то время, подвергают ее слова сомнению.

(Примечание. Относительно мифа о мусорных баках старый приятель Мадонны Стив Брей говорит так: «Я несколько раз читал, что она так поступала. Никогда этого не видел, но полагаю, что такое вполне могло быть». Пища никогда серьезно не занимала Мадонну. Она питалась как придется – банан на завтрак, яблоко на обед, какой-нибудь йогурт в течение дня. Все трудности того времени она преодолевала, хотя они и мешали ей продвигаться к цели. Она же приехала в Нью-Йорк танцевать, а не есть. Мадонна не тратила времени на нереальные мечты или оптимистические планы. У нее была цель, и к этой цели актриса сосредоточенно двигалась.)

В ноябре 1978 года Мадонну пригласили на просмотр в знаменитую танцевальную труппу Перл Ланг. В этот день она проявила себя с самой лучшей стороны. Перл Ланг, когда-то танцевавшая с великой Мартой Грэхем, поняла, что перед ней нечто уникальное. «На ней была футболка, распоротая по швам. Соединялись половинки огромной булавкой, – вспоминала Ланг. – Я подумала, что если она не выколет глаз партнеру, то станет знаменитой танцовщицей».

В тот день Мадонну приняли в труппу Ланг. Ее вольный танец произвел впечатление своей дикой экспрессией. После просмотра Ланг подошла к Мадонне очень близко. Она хотела как следует рассмотреть девушку. А потом она потрепала Мадонну по щеке. «Дорогая, вы – что-то необыкновенное!» – прошептала знаменитая балерина, беря девушку под руку.

«Я знаю», – ответила Мадонна.

Хотя Мадонна пыталась вырваться, Перл бессознательно удержала ее руку, словно желая лучше рассмотреть удивительное создание.

«Она была необыкновенно одаренной танцовщицей, – вспоминала Перл. – Многие танцоры умеют приседать и проделывать акробатические трюки, но все это – лишь техника. В Мадонне была энергия, сосредоточенность, которая превращала ее физические движения во что-то значительное, возбуждающее. Я впервые увидела это в танцоре – в Мадонне!»

Вполне понятно, что Мадонна завоевала Ланг точно так же, как завоевывала других людей, включая Кристофера Флинна, которые помогали ей раскрыть ее талант, направляли ее к достижению цели и становились ее наставниками. По мере занятий Мадонна стала помощницей Ланг. «Я могла полностью положиться на нее, – вспоминала Перл. – Она была очень организованна, ответственна и профессиональна. Сначала она относилась к своим обязанностям очень серьезно. Но через несколько недель я заметила, что моя настойчивость ее утомляет. Когда я требовала от нее большего, она раздражалась».

Однажды после сложной и утомительной репетиции под джазовую композицию в исполнении приглашенного пианиста Ланг встала перед несчастной Мадонной, хлопнула в ладоши и сказала: «Сно-ва!»

Мадонна повторила номер.

«Сно-ва!»

Мадонна станцевала еще раз.

«Сно-ва! И не вставай в позу, Мадонна, – нетерпеливо повторила учительница, хлопнув в ладоши. – Сно-ва!»

Еще один повтор.

«Сно-ва!»

Ещё раз.

«Сно-ва! И сделай это поживей, Мадонна, – саркастическим тоном сказала Ланг. – Мне уже за пятьдесят, не забывай!»

Внезапно Мадонна выпрямилась и взглянула прямо в лицо Ланг. «Я больше не буду танцевать, – сказала она со слезами на глазах. – Не заставляйте меня. Почему вы так жестоки?» Она отошла в угол комнаты, порылась в своей сумке и вытащила таблетку – возможно, аспирин, а может быть, что-то и посильнее. Мадонна приняла таблетку и запила ее водой из бутылки, затем поставила бутылку на пол, вытерла губы и взглянула на педагога.

«И когда между нами произошла эта, так сказать, небольшая сцена, – вспоминает Перл Ланг, – я обвинила ее в том, что она не хочет работать, а она принялась кричать на меня. Я знала, что она с легкостью найдет работу в любой другой труппе, потому что Мадонна обладала индивидуальностью. Речь шла не о серьезной работе. Она работала очень сосредоточенно. Но так я могла быть уверенной, что она не пойдет к другим.

Мадонна продолжала спрашивать меня, что же она сделала не так. После одного моего замечания она присела в реверансе и самым непочтительным тоном, какой мне только доводилось слышать от ученицы, сказала: «Я вам чрезвычайно признательна, ненавистная леди!» После этого мне пришлось указать ей на дверь».

Вскоре после ухода от Перл Ланг Мадонна некоторое время проработала в труппе Элвина Эйли. Но несмотря на то, что ее карьера складывалась вполне успешно, становилось ясно, что одного желания и сосредоточенности недостаточно для того, чтобы завоевать достойное место в жестоком мире нью-йоркского танца. Хотя Мадонна полностью отдавалась своему делу – и телом, и душой, – очень скоро она вновь оказалась за стойкой магазинчика, где продавались пончики. Нужно было как-то сводить концы с концами. Мадонна работала и в престижном ресторане «Русская чайная», чтобы заработать немного денег.

Грегори Камилуччи, бывший менеджер ресторана, вспоминает: «Она была очень хрупкой и тоненькой. Я часто думал, что та пища, которую она получает в ресторане, и есть все то, что она ест за целый день. Но она была очень скромной, никогда не грубила, не опаздывала. Проработала она у нас недолго. Как-то раз я заметил, что она наблюдает за посетителями. «Я смотрю, как богатые люди едят и пьют, – объяснила она мне. – Когда я окажусь на их месте, мне нужно будет все делать правильно». Однако очень скоро поведение богатых людей ей наскучило. Я понял, что эта девушка к нам ненадолго. «Я не затем приехала в Нью-Йорк, чтобы работать в ресторане!» – постоянно ворчала она».

Мадонна прожила несколько месяцев в Нью-Йорке. Она по-прежнему обитала в ветхом, полуразрушенном доме на углу Четвертой улицы и авеню Б. И вот тогда к ней приехал Тони Чикконе, ее отец.

«Я не хотела, чтобы он приезжал, – вспоминала Мадонна много лет спустя. – По моей квартире бегали тараканы. В прихожей стояли пустые винные бутылки. В доме пахло, как на помойке».

«Ну что, поняла, к чему приводят пустые мечты?» – спросил Тони у дочери. Отец и дочь сидели в итальянском ресторанчике на Восемьдесят Первой улице. Мадонна поглощала спагетти и моллюсков с таким аппетитом, словно она ничего не ела вот уже несколько месяцев. «Пожалуйста, вернись домой, – сказал Тони. – Я так скучаю по тебе, Нонни».

«Я люблю тебя, папа, – ответила Мадонна. – Но домой я не вернусь».

«Посмотри, как ты живешь, – попытался уговорить ее отец. – В паршивом мотеле. Ты живешь, как бродяга».

«Нет, – поправила его дочь. – Я живу, как танцовщица. Как танцовщица, запомни. А теперь оставь меня в покое».

Двоюродная сестра Мадонны Джина Магнетти вспоминает: «До сих пор, когда Тони вспоминает об этой поездке в Нью-Йорк, из его глаз начинают катиться слезы. Я знаю, как ему больно. Помню, что он вернулся очень быстро. Он сказал: «Она же такая умная, почему же она так поступает? Я не понимаю ее». Он уговаривал Мадонну вернуться в Мичиган, говорил, что никогда больше не будет мешать ей, что позволит ей идти своим путем, лишь бы она вернулась домой. «Если ты готов позволить мне идти своим путем, так позволь сделать это прямо сейчас», – ответила она ему. Перед отъездом отец попытался дать ей денег, но она не взяла. Отказываясь от его помощи, она старалась наказать его.

«Она никогда меня не слушает, – сказал Тони, вернувшись домой. – Нет, она предпочитает жить, как нищенка. Она хочет уморить себя голодом, чтобы стать танцовщицей. Танцовщицей!» Стремление дочери танцевать было ему непонятно. Он не считал танцы надежной, серьезной профессией».

Самое печальное заключалось в том, что работы для танцовщиц на Манхэттене в то время было очень мало. Конкуренция в мире профессионального танца была жесточайшей. Шустрые, талантливые танцоры готовы были на все, чтобы получить работу. И их стремление было ничуть не меньше, чем у Мадонны.

«Я шла в центр Линкольна, садилась у фонтана и плакала, – вспоминала как-то раз Мадонна. – Я вела дневник и мечтала иметь в этом городе хотя бы одного друга. Я всегда была крупной рыбой в маленьком пруду, и вдруг в мгновение ока стала никем. Но ничто в мире не могло заставить меня вернуться. Ничто!»

«Господи, да никогда она не плакала ни у каких фонтанов, – усмехается ее брат Мартин. – Она никогда не писала в своем дневнике об одиночестве и боли. И у нее всегда была уйма друзей. Она все преодолела. Конечно, ей пришлось нелегко. Не хочу сказать, что она не впадала в отчаяние. Но впоследствии она решила сделать этот период своей жизни частью легенды. Это вполне в ее характере. Что она умеет делать лучше всего, так это создавать легенды.

Я помню, как отец поехал навестить ее. Вернувшись, он сказал: «Или она станет величайшей танцовщицей в мире, или окажется круглой идиоткой». Разумеется, она не стала ни тем, ни другим».

Грудью вперед

В начале 1979 года Мадонна, которой в этом году должно было исполниться двадцать один, поняла, что для того, чтобы быть принятой в солидную гастролирующую труппу, ей потребуется не меньше пяти лет. Она поняла, что решение очевидно: ей нужно измениться, расширить горизонты, может быть, даже изменить свои планы выживания в таком городе, как Нью-Йорк.

В свойственном ей духе Мадонна не стала тратить даром времени, вырабатывая новую стратегию. Ей нужно было каким-то образом проявить свое невероятное обаяние. Ей нужны были публика и место для выступления. Чтобы заработать деньги, Мадонна начала позировать обнаженной в школе искусств. Она слышала, что там можно заработать без особого труда. Позже она вспоминала: «Я была разбита. Я была в полном отчаянии. Тогда я была готова взяться за любую работу. И я подумала, что это может оказаться забавным. А вдруг из меня получится модель. Кто знает?»

Энтони Панзера, один из художников, для которого она позировала, вспоминает, что сначала Мадонна его разочаровала. Когда она появилась в его студии на Двадцать Девятой улице, он сразу же сказал ей, что ожидал увидеть кого-нибудь с менее мальчишеской фигурой.

Не обратив внимания на негостеприимство хозяина, Мадонна расстегнула блузку и продемонстрировала свои груди. «Разве у мальчиков есть такие?» – спросила она. А затем мгновенно расстегнула джинсы. Оставшись полностью обнаженной, она сказал: – А теперь покажите мне, где я должна позировать».

«Как тебя зовут?» – спросил пораженный художник.

«Мадонна».

«А дальше?»

«Неужели я похожа на ту, которой нужно что-то еще?» – удивилась Мадонна, стоя перед ним совершенно обнаженной. Она обхватила груди руками и подняла их, направив соски к Энтони.

«В ее ответе не было смысла, – вспоминает художник, – но в некотором роде он был совершенно исчерпывающим.

Больше всего мне запомнилось, что ей постоянно было негде жить. У нее не было места, которое она могла бы назвать своим домом. Если вам нужно было ее найти, то приходилось звонить по всем оставленным ею номерам. «Утром, – говорила она, – ты сможешь найти меня там-то». И царапала на клочке бумаги какой-то номер. «А вечером я буду вот там». И на другом клочке появлялся новый номер. «Но порой я бываю и вот здесь, а иногда отправляюсь туда». И у меня оказывалось еще два клочка с нацарапанными телефонными номерами. Найти ее было делом совершенно безнадежным. Она была бродягой. Но уж если вы ее находили, из нее получалась отличная натурщица, очень понятливая, всегда готовая принять любую позу».

Чтобы заработать деньги, Мадонна решила позировать обнаженной и для фотографов, дававших объявления в газетах и журналах, которые она просматривала в поисках работы. Мартин Шрайбер, преподававший в Новой школе в Гринвич Виллидж, 12 февраля 1979 года заплатил ей тридцать долларов за полтора часа позирования в обнаженном виде. Получив деньги, она подписала документы именем Мадонна Луиза. «Больше всего мне запомнилось, что во время сеанса она была какой-то отсутствующей, – вспоминает Шрайбер. – Некоторые модели приходят, раздеваются и приступают к работе. Я почувствовал, что она делает это только ради денег, что она не хочет думать об этом и не станет заниматься этим делом долго. Когда она ушла, я подумал, что она никогда даже и не вспомнит об этих фотографиях».

Тем временем стиль, обаяние и ум Мадонны подобно магниту продолжали привлекать к ней людей. На одной из вечеринок во время танцев она познакомилась с художником Норрисом Берроузом. «Это произошло зимой 1979 года, – вспоминает Берроуз. – Я помню, что на ней были леопардовые брюки. Вокруг нее было много народу, но ее танец всегда приковывал к себе всеобщее внимание, хотя в доме было полно других танцоров. Этот танец походил на какой-то древний ритуал. Она танцевала, словно в кругу огня. Во время той вечеринки мы с друзьями пели и веселились и Мадонна веселилась вместе с нами, постоянно находясь в центре внимания. Она выглядела удивительно. Буйная копна волос и бьющая через край сексуальная энергия, ищущая выхода. Она была готова на все, лишь бы произвести впечатление. И в отношении меня ей это удалось. Я подошел к ней.

«Отвали, – сказала Мадонна. – Ты напоминаешь мне парня с Пятой авеню, который пытался продать мне свою расческу». Отбрив незадачливого поклонника, Мадонна направилась к выходу. На полпути она обернулась и спросила: «А ты не хочешь пригласить меня пообедать?»

«Хочу».

«Отлично. Но выбери итальянский ресторан, иначе сделка отменяется».

Они не виделись несколько недель. Затем Берроуз позвонил Мадонне. «Тащи сюда свое роскошное тело», – сказала ему Мадонна.

«Ну разве я мог устоять? – вспоминает Берроуз. – И с этого момента начался наш роман».

Хотя высокий, стройный блондин Берроуз не соответствовал тому типу мужчин, которые привлекали Мадонну – она всегда предпочитала мускулистых брюнетов, – эти отношения, казалось, доставляют ей удовольствие. Берроуз вспоминает, что Мадонна была очень сексуальна. «В ней была какая-то животная сексуальность. Она не была ни кокетливой, ни скромной. Все было каким-то первобытным и очень веселым. Мы часто танцевали под песню Глории Гейнор «Я переживу» («I Will Survive»). В то время это была ее любимая мелодия. Она была невероятно поглощена собой. Все ее мысли были заняты только ее собственными проблемами, потребностями и желаниями… Но меня это не раздражало. Мне нравилось даже просто наблюдать за ней и быть рядом с нею.

За обедом Мадонна заказала на десерт мороженое с бананами и шоколадной подливкой. А потом еще полила его кленовым сиропом. Меня затошнило от одного только вида, а она буквально вылизала креманку. Ее обмен веществ был совершенно уникальным: у нее не было ни капли жира.

Казалось, Мадонна совершенно не заботилась о своей внешности, но сейчас я понимаю, что это была своеобразная игра. Она хотела, чтобы люди думали, что она ничего с собой не делает. Как-то раз я подарил ей пару джинсов тридцать четвертого размера. Конечно, они были ей велики. Но она не могла дождаться, когда можно будет в них выйти. Она носила дырявые рубашки и футболки. Ей нравилось засовывать пальцы в прорехи, выставляя их на всеобщее обозрение. Она всегда выглядела клево. Она всегда была клевой».

Берроуз рассказывал, что во время романа с Мадонной его не оставляло ощущение временности всего происходящего. «Я знал, что наши отношения не продлятся долго, – говорил он. – Она никогда не говорила мне об этом, но я чувствовал, что она скоро найдет свое место… а для меня места не окажется. Я знал, что она не останется со мной надолго».

Как-то раз после занятий любовью Берроуз повернулся к Мадонне и сказал: «В будущем году мы вспомним этот день и оценим его по достоинству, правда?»

«Хммм, – пробормотала Мадонна с уклончивой улыбкой. – Интересная мысль».

Берроуз обнял ее и задремал, понимая, что в будущем подобных счастливых мгновений будет немного.

В то время карьера Мадонны сдвинулась наконец с места благодаря ряду случайностей, которые позволяли ей влиять на людей, способных оказать необходимую помощь. Она не упускала ни одной возможности, ей были незнакомы чувства благодарности и сентиментальности, она двигалась только вперед и вперед, не оглядываясь назад. Точно так же идет она по жизни и сейчас, несмотря на то, что ее жизнь стала совершенно иной. Хотя отношения с Норрисом Берроузом продлились всего три месяца, именно они позволили Мадонне перейти на новый жизненный этап. На вечеринке в доме Берроуза 1 мая 1979 года хозяин дома познакомил ее со своими друзьями Эдом и Дэном Гилроями, основавшими группу под названием «Брекфаст Клаб» («Breakfast Club»).

Мадонна немедленно поладила с Дэном Гилроем. Когда гости начали расходиться, она спросила его: «А ты не собираешься поцеловать меня?» Когда тот уклонился от ответа, она схватила его за галстук, притянула к себе и поцеловала в губы. А затем отвесила ему две хлесткие пощечины. Подмигнув Дэну, Мадонна удалилась.

Спустя много лет Норрис Берроуз вспоминал: «Прежде чем я сумел осознать, она охмурила и меня, и Дэна. Дэн стал учить ее играть на музыкальных инструментах. Она научилась играть на гитаре и органе. Потом она попробовала научиться играть на ударных… Но больше всего ей хотелось петь».

Очень скоро Мадонна поселилась с Дэном и его братом в полуразрушенной синагоге в Корне, район Квинс. Они использовали это помещение и для репетиций, и для жилья. Теперь Мадонна была членом группы. Уитли Сетракян рассказывает: «Я помню, что очень долго шла по странному району Квинса. Наконец передо мной появилась полуразрушенная синагога. Я подумала: «Господи, неужели она здесь живет?» Но когда я ее увидела, то поняла, что Мадонна сильно изменилась. Она стала еще более уверенной в себе. Я послушала их музыку, и она мне понравилась. Они играли слишком громко, но хорошо. Мадонна крепко сжимала микрофон в руке и слегка покачивалась. Я села в кресло и смотрела на нее. Мне стало ясно, что она наконец нашла себя. Я знала, что с танцами покончено, хотя Мадонна мне этого и не сказала. Я поняла, что ей нравится быть певицей. Они с Дэном были влюблены друг в друга и выглядели совершенно счастливыми».

Дэн увлекся Мадонной. «Ты занимаешься любовью, как мужчина, – сказал он ей после очередной бурной ночи. – Ты такая агрессивная. Ничего не боишься».

«Это тебя пугает?» – спросила она.

«Нет, – сказал Дэн. – Это меня заводит».

«Я всегда мечтала быть парнем, – сказала Мадонна. – Мне хочется иметь возможность снять рубашку посреди улицы, как строитель. Мне нравится свобода».

«Мне нравишься ты», – прошептал Дэн.

«Я знаю», – просто ответила Мадонна и поцеловала его.

«Дэн и Эдди часто пели дуэтом, порой пела одна Мадонна, а потом они стали просто подпевать ей, – вспоминает Норрис Берроуз. – Естественно, ей хотелось петь больше. Она полностью забыла о том, что собиралась стать танцовщицей. Мне кажется, эта мысль покинула ее, как только она стала членом группы и влюбилась в Дэна. Она хотела выступать с группой. Ей все нравилось. Она, как губка, впитывала все, чему Дэн мог научить ее в рок-музыке. Она училась петь, училась играть. Она хотела все больше…»

И чем больше она узнавала, тем больше хотела. В конце концов она поняла, что ей стоит заняться пением. Продюсер Стив Брей, знавший Мадонну еще по Мичигану, встретился с ней Нью-Йорке. Впоследствии он так вспоминал об этой встрече: «С «Брекфаст Клаб» Мадонна открыла себя. Эта группа стала для нее настоящей школой. Она играла на гитаре и выступала на авансцене. Мне всегда казалось, что из нее выйдет отличная ритм-гитаристка. Она танцевала на столе и разбрасывала все вокруг себя. Она лила на себя шампанское. Это было дикое, необузданное дитя.

Дэн многому научил ее. Он любил ее. Я думал, что им хорошо вместе. Но я не мог не понимать, что все это лишь временно».

Каждую неделю Мадонна просматривала объявления о работе в разных журналах. В сентябре 1985 года, давая интервью журналу «Плейбой», она сказала: «Я увидела рекламу выступления французского певца Патрика Эрнандеса. Он записал песню «Рожден, чтобы жить» («Born То Be Alive»). Студия звукозаписи («Коламбия Рекордз») пыталась организовать ему мировое турне и подбирала девушек для подпевок и танцев. Это должно было быть роскошное представление. Я подумала, что это будет здорово: я смогу и танцевать, и петь, да и попутешествую – я ведь никогда не выезжала из Америки. Поэтому я отправилась на просмотр. Мне сказали, что для шоу Патрика Эрнандеса я не подхожу, зато пригласили меня в Париж и пообещали сделать меня звездой диско».

«Но ты же терпеть не можешь диско», – сказал ей Дэн Гилрой, когда Мадонна рассказала ему новости.

«Какая разница? – удивилась Мадонна, собирая вещи. – Это отличный шанс для меня».

«Но ты же танцовщица», – возразил он.

«С каких это пор? – спросила она. – Когда это я танцевала в последний раз?»

Дэну не хотелось, чтобы Мадонна уезжала из Квинса. Он боялся тех неприятностей, которые грозили Мадонне в Европе, не доверял организаторам этой поездки… И он боялся, что она больше не вернется к нему. Дэн любил Мадонну.

«Что ж, с сегодняшнего дня я буду поющей танцовщицей, – сказала Мадонна, – если только так я могу пробиться в этот чертов бизнес».

Мадонна говорила, что ей не хотелось оставлять Дэна так неожиданно. Он был самым щедрым человеком, с кем ей довелось встречаться. «Я многому научилась у тебя, Дэн, – сказала она. – Однако пришло время мне уйти. И если ты считаешь меня дрянью, то такая я и есть». Обиженный Дэн согласился с такой оценкой. «Да, ты – дрянь», – сказал он. Он любил ее и считал, что у них «может что-то получиться». Он не мог поверить, что она уходит от него после того, что у них было.

В мае 1979 года двадцатилетняя Мадонна отправилась в Париж с продюсером Джином Ванлоо и Жан-Клодом Паллерином, обещавшими хорошо к ней относиться, вкусно кормить и пригласить для нее преподавателя вокала. В интервью она вспоминала: «Они сделали все. Это было потрясающе. У меня была роскошная квартира. Я никогда еще не жила в такой роскоши. У меня был свой шофер. Они хотели раскрыть мой талант и делали для этого все».

Другому репортеру Мадонна изложила ту же самую историю немного иначе: «Они привезли меня в Париж и познакомили с этими ужасными французскими мальчиками. Они водили меня в дорогие рестораны и показывали своим друзьям, чтобы те подивились, какое чудо им удалось разыскать на помойках Нью-Йорка. Меня мучили кошмары, и они давали мне деньги, чтобы я веселилась. Но мне было плохо».

Рассказывая об этом периоде мне, Мадонна говорила: «Через пару недель мне стало скучно. Они полностью сосредоточились на Патрике Эрнандесе и хотели, чтобы я ждала. Я?! Ждала?! А тем временем они собирались сделать из меня вторую Донну Саммер. Я постоянно твердила им: «Я не Донна Саммер».

Я снова стала прежней бунтаркой, стала тянуть из них деньги и вести себя как хотела. Я очень скучала по Нью-Йорку. Я ненавидела Францию и французов. Если они не собирались для меня ничего делать, я хотела вернуться обратно в Нью-Йорк, где могла сама устроить свою карьеру. У меня не было контракта, поэтому я сказала им, что хочу вернуться домой, чтобы повидать больного друга. Они согласились, посадили в лимузин и отвезли в аэропорт. Когда ты вернешься, спросили меня. Я пообещала прилететь через две недели. Но я не вернулась. Позже (в 1985 году) я слышала, что они все еще ждут меня. Бедолаги!» (Те, кто коллекционирует записи Мадонны, очень сожалеют, что не сохранилось записей того периода ее карьеры. Но, похоже, в то время так ничего и не было записано.)

Этот поступок говорит о Мадонне очень многое. Не имея ничего за душой, она смело вернулась в Нью-Йорк, чтобы быть хозяйкой своей судьбы. Во Франции рядом с ней были два продюсера, но она не могла воплотить свои мечты в реальность. В Нью-Йорке же все зависело только от нее. Она хотела сама вести игру. Она чувствовала, что ее талант и творческие способности помогут ей перешагнуть на новый этап своей карьеры.

Прежде чем покинуть Париж и «на пару недель» отправиться в Нью-Йорк, Мадонна пришла на репетицию Патрика Эрнандеса. «Сегодня удача улыбнулась тебе, – прошептала она, – но завтра она повернется ко мне».