Текст книги "Мир приключений 1976 г."

Автор книги: Редьярд Джозеф Киплинг

Соавторы: Евгений Гуляковский,Всеволод Ревич,Владимир Михановский,Юрий Папоров,Андрей Никитин,И. Скорин,Евгений Татаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 48 страниц)

– Я ошибся, Гарв. Я был неправ, – поспешно сказал Диско, подняв руку. – Я ошибся в своих суждениях. И не надо растравлять рану.

– Уж этим займусь я, – тихонько сказал Дэн.

– Ты, наверно, сейчас уедешь, Гарв?

– Не уеду, пока не получу остаток жалованья, если только вы не захотите отдать в придачу «Мы здесь».

– Правильно. Я совсем забыл. – И Диско отсчитал причитавшиеся ему доллары. – Ты сделал все, что должен был сделать, Гарв, и справился со всем так, будто воспитывался… – Диско осекся: он не совсем представлял себе, куда может завести его конец фразы.

– Не в собственном вагоне? – ехидно предложил Дэн.

– Пошли, я покажу его вам, – сказал Гарви.

Чейн остался потолковать с Диско, а все остальные во главе с миссис Чейн отправились в депо. При виде этой процессии французская горничная издала вопль ужаса; Гарви же представил им «Констанс» во всем его великолепии. Все молча взирали на тисненую кожу, серебряные ручки дверей и поручни, бархат и зеркальные стекла, никель, бронзу, кованое железо и инкрустацию из редких пород дерева.

– Я ведь вам говорил, ведь я вам говорил! – торжествовал Гарви, доказав наконец свою правоту.

А в рубке «Мы здесь» отцы обоих мальчиков приглядывались друг к другу, попыхивая сигарами. Чейн отдавал себе отчет в том, что имеет дело с человеком, который ни за что не возьмет у него денег, и теперь ждал удобного случая.

– Я ничего такого не сделал ни вашему сыну, ни для вашего сына, разве что научил его пользоваться квадрантом, – говорил Диско. – И он куда лучше моего сына соображает в цифрах.

– Кстати, – спросил Чейн будто между прочим, – какие у вас планы насчет вашего сына?

Диско вынул изо рта сигару и помахал ею в воздухе.

– Дэн простой парень и не очень-то позволяет мне решать за него. Когда я уйду в док, ему достанется это ладное суденышко. По-моему, рыбацкое дело ему по душе. Это точно.

– Гм, а вы когда-нибудь бывали на Западе, мистер Троп?

– Как-то заходил на судне в Нью-Йорк. К железным дорогам у меня душа не лежит; да и у Дэна тоже. Мы, Тропы, держимся соленых вод. Где только мы не бывали… по воде, конечно.

– Вот этого-то я могу предложить сколько его душе угодно… пока он не станет капитаном.

– Это как же так? А я – то думал, что вы вроде железнодорожный король. Мне это Гарв рассказывал… когда я ошибся в своем суждении.

– Все мы ошибаемся. Я подумал, может, вы знаете, что у меня есть несколько грузовых судов. Ходят из Сан-Франциско в Иокогаму за чаем. Их всего шесть; корпус металлический, водоизмещением тысяча семьсот восемьдесят тонн каждое.

– Противный мальчишка! Ни слова не сказал! О кораблях-то я бы послушал… не то что всякие небылицы о железной дороге да об упряжках.

– А он не знал.

– Просто эта мелочь вылетела у него из головы, верно.

– Да нет. Я ведь захва… то есть получил эти корабли только этим летом, раньше они принадлежали фирме «Морган и Макайд».

– Боже милостивый! – Диско буквально рухнул там, где стоял – прямо у плиты. – Одурачили меня со всех сторон! Ведь Филл Эрхард, он же из наших мест. Шесть… нет, семь лет назад он уехал отсюда и стал старшим помощником на «Сан Хосе» – на двадцать шесть дней уходил в море. А его сестра, та и сейчас здесь живет, его письма моей старухе читает. Значит, вы владелец «Блу Эм»?

Чейн кивнул.

– Знай я это, я бы сразу пригнал «Мы здесь» в порт.

– Но Гарви это едва ли пошло бы на пользу.

– Если бы я только знал! Если б он только сказал про эти проклятые суда, я бы все понял! Никогда не буду больше полагаться на собственные суждения… никогда! А корабли у вас неплохие. Фил Эрхард, уж он-то знает…

– Рад, что у меня есть такая солидная рекомендация. Эрхард уже капитан «Сан Хосе». Так вот к чему я клоню: не отдали бы вы мне Дэна на год-два? Может, из него выйдет старший помощник. Вы бы доверили его Эрхарду?

– Но ведь мальчишка еще совсем зеленый… Вы очень рискуете.

– Кое-кто этого не побоялся и сделал для меня гораздо больше.

– Не в этом суть. Послушайте, не буду особенно расхваливать Дэна, потому что он моя плоть и кровь. Одно дело Отмели, а другое – океан, уж я – то знаю. Но он парень смышленый. Умеет править судном, как никто из его сверстников, можете мне поверить; и вообще морское дело у нас в крови. Беда только в том, что он чертовски слаб в мореходстве.

– Этим займется Эрхард. Может, он один или два рейса послужит юнгой, а потом мы дадим ему работу посложнее. Этой зимой он побудет с вами, а к весне я пришлю за ним. Правда, Тихий океан далеко, и…

– Ерунда! Мы, Тропы, живые или мертвые, разбросаны по всему белу свету и по всем морям, какие только есть на земле.

– Но я хотел бы, чтобы вы поняли – я говорю совершенно серьезно, – что стоит лишь вам захотеть увидеться с ним, дайте мне знать, и я позабочусь об этом. Вам это не будет стоить ни цента.

– Не желаете ли вы пройтись со мной и поговорить с моей старухой? А то я так здорово промахнулся, что уж сам себе не верю.

Перед белым с синей канвой домиком Тропа стояла старая лодка, в которой росли настурции. Они вошли в большую, комнату, похожую на музей морских трофеев, В ней сидела крупная женщина, молчаливая и печальная, с затуманенным взором, какой бывает у тех, кто подолгу вглядывается в морскую мглу, ожидая возвращения любимых. Чейн повторил ей свое предложение, и она нехотя дала согласие.

– Мы каждый год теряем сто человек из одного только Глостера, мистер Чейн, – сказала она. – Сто юношей и мужчин, и я стала ненавидеть море, как живое существо. Не для людей создал его бог. Ваши корабли, как я поняла, совершают рейсы туда и обратно? Они возвращаются прямо домой?

– Настолько прямо, насколько позволяют ветры. И я учредил премию за скорость. Чайный лист ведь в море портится.

– Когда он был малышом, он, бывало, все играл в продавца магазина, вот я и думала, что он пойдет по этой линии. Но как только он научился грести, я поняла, что мне это не суждено…

– На них прямые паруса, мать, и они хорошо оснащены и сделаны из металла. Вспомни письма Фила, что тебе читала его сестра.

– Мне не приходилось уличать Фила во лжи, но он слишком увлекающийся человек, как все, кто выходит в море. Если Дэн вам подходит, мистер Чейн, пусть себе идет… что я могу поделать.

– Она презирает океан, – пояснил Диско, – а я… я не очень-то знаком с разными манерами, а то поблагодарил бы вас как следует.

– Мой отец… старший брат… два племянника… и муж сестры, – проговорила она, уронив голову на руки. – Стали бы вы любить того, кто забрал всех их?

Чейн почувствовал облегчение, когда появился Дэн, который от восторга не мог найти слов благодарности. И в самом деле, предложение Чейна означало прямую и верную дорогу к тому, о чем он мечтал. Но прежде всего Дэну виделось, как он несет вахту на капитанском мостике и вглядывается в далекие гавани.

Миссис Чейн тем временем беседовала наедине с неразговорчивым Мануэлем по поводу спасения Гарви. Ей показалось, что денег он не жаждал. Когда она прямо спросила его об этом, он согласился лишь на пять долларов, на которые собирался что-то купить своей девушке.

– Зачем мне деньги, когда у меня есть свои на еду да на курево! А, вы все равно дадите? А? Что? Тогда давайте, только не так. Дайте, что вам не жалко, ему.

И он познакомил миссис Чейн со священником-португальцем, у которого был длиннющий список несчастных вдов. Поначалу этот священник не очень пришелся по душе миссис Чейн, так как она принадлежала к другой церкви, но потом она даже стала уважать этого смуглого полного человечка.

Верный сын церкви, Мануэль присвоил себе все благословения, которыми ее осыпали за доброту.

– Теперь я спокоен, – сказал он. – Все мои грехи отпущены на полгода вперед, – и тут же отправился покупать косынку для своей нынешней возлюбленной и завоевывать сердца всех остальных.

Солтерс с Пенном уехали на время на Запад, не оставив своего адреса. Солтерс опасался, как бы эти миллионеры с их никчемным салон-вагоном не стали проявлять излишнего интереса к его приятелю. Пока горизонт не очистился, он счел за благо посетить своих родственников, живущих в глубине континента.

– Никогда не поддавайся богачам, – твердил он Пенну в поезде, – или я разобью эту шашечную доску о твою голову. Если ты опять забудешь свое имя – а зовут тебя Прэтт, – помни, что о тебе заботится Солтерс Троп, и не сходи с места, пока я не вернусь за тобой. Как сказано в писании, держись подальше от тех, чьи глаза заплывают жиром.

Несколько лет спустя в другом конце Америки по извилистой улице, по обеим сторонам которой стояли богатые особняки, сделанные из дерева с имитацией под камень, шел сквозь липкий туман молодой человек. Он остановился у ворот из кованых железных прутьев, а в это время верхом на прекрасной лошади к нему подъехал другой молодой человек.

– Привет, Дэн!

– Привет, Гарв!

– Ну, что из тебя получилось?

– Из меня вышло то, что называется вторым помощником. Ну, а ты, наконец, разделался со своим распрекрасным колледжем?

– К этому идет. Следующей осенью начинаю заниматься делом.

– То есть нашими кораблями?

– Совершенно верно. Смотри, доберусь я до тебя! Вы у меня там все попляшете!

– Что ж, рискнем, – сказал Дэн, приветливо ухмыляясь, а Гарви слез с лошади и предложил зайти в дом. – Для этого я и приехал. Слушай, а где наш доктор? Когда-нибудь я утоплю этого черта со всеми его предсказаниями и прочим!

Из тумана послышался тихий, торжествующий смех, и бывший кок шхуны «Мы здесь» подошел к лошади и взял ее под уздцы. Он никого не подпускал к Гарви и лично выполнял все его пожелания.

– Темень как на Отмелях, верно, доктор? – милостиво сказал Дэн.

Но черный, как уголь, кельт со способностями пророка не счел нужным отвечать, прежде чем не похлопал Дэна по плечу, и только тогда в двадцатый раз прокаркал ему в ухо свое старое, старое пророчество:

– Хозяин – слуга, хозяин – слуга. Помнишь, Дэн Троп, что я сказал? Тогда, на «Мы здесь»?

– Что ж, не стану отрицать, пока что дело обстоит именно так, – сказал Дэн. – Отличная была шхуна, и я так или иначе ей очень обязан… Ей и отцу…

– И я тоже, – сказал Гарви Чейн.

Всеволод Ревич
НА ЗЕМЛЕ И В КОСМОСЕ
Заметки о советской фантастике 1974 года

Данный обзор, как и предыдущие, не претендует на исчерпывающую полноту, но все же большинство книг, выпущенных в 1974 году издательствами нашей страны, удалось упомянуть: их число стабилизировалось за последние годы примерно на 15–20 названиях. Это немного по сравнению, скажем, с 1964 годом, но, понятно, дело не в количестве. Приятно отметить, что читатели получили в 1974 году несколько хороших, оригинальных книг, но можно посетовать на то, что среди авторов нам встретилось мало новых имен.

Как и в прошлом году, во главу обзора мне хочется выдвинуть книгу для детей. Что ж поделать, если «детская» фантастика зачастую обходит фантастику для старших. «Девочка с Земли» Кир. Булычева адресована среднему возрасту, но, я уверен, будет с удовольствием прочитана и более младшими и более старшими школьниками. Три повести о девочке конца XXI века, по имени Алиса, составляющие книгу, смешны, увлекательны, умны, они имеют ненавязчивый, но огромный воспитательный эффект.

Имя героини, конечно, сразу вызывает в памяти другую Алису – Алису из сказки Л.Кэрролла. Новая Алиса тоже живет в стране чудес, тех чудес, которые будут окружать людей через 100 лет, если на Земле все пойдет благополучно. Но это «чудеса» лишь для нас с вами, они входят в естественное окружение решительной москвички неполных десяти лет от роду, которая пестует в зоопарке бронтозавра, запросто путешествует на звездолетах и машинах времени, сражается с космическими пиратами и даже спасает от гибели целую планету со всем ее народонаселением. У Алисы есть шансы стать одной из любимых героинь среди школьников начальных ступеней.

Алиса – легко узнаваемое существо, все мы не раз встречали таких толковых и бойких девчонок, которым до всего есть дело. Она вовсе не безгрешна, и скромницей ее не назовешь, а временами Алиса даже позволяет себе не слушаться взрослых. Она чем-то напоминает Тома Сойера, который тоже не слушался, а вот в трудные, в ответственные минуты жизни показал себя мужественным и добрым мальчиком. Вот и Алиса такова. Своим примером она учит жить для добрых дел, быть смелым и находчивым, не теряться в самых отчаянных ситуациях. Кроме того, Алиса умеет еще нестандартно мыслить. С точки зрения суровых космонавтов, нападение бродячих кустов надо отбивать, и только Алиса догадывается, что растения всего-навсего просят, чтобы их полили. Удача образа в том, что при всей ее сообразительности, находчивости, решительности Алиса во всех поступках остается маленькой озорной девчонкой, а вовсе не превращается в мудрого Эйнштейна, по недоразумению принявшего обличье конопатого существа при косичках с бантиками.

В книге Кир. Булычева используются термины и темы научной фантастики, но они, так сказать, доведены до логического конца и потому приобретают сказочный характер. Таким образом, перед нами возникает истинно современная сказка; она хоть и волшебная, но в ней нет ни волшебной палочки, ни фей, ни джиннов, ни леших, а о Бабе-Яге героиня впервые услышала от папы и очень заинтересовалась, кто это такая.

– А почему она голодная? – допрашивает Алиса несчастного отца, который уже и не рад, что упомянул про эту самую Ягу.

– Потому что к ней в избушку не проложили продуктопровода!

Очень характерный диалог для юмористического стиля повести.

Между прочим, сама Алиса легко управляется с такими вещами, которые никакой Бабе-Яге и не снились. Подумаешь, ступа с помелом, Алиса летает от звезды до звезды, словно из города в город. Конечно, с такой скоростью перемещаться нельзя, это сказка, но, кто знает, может быть, человечество найдет принципиально иные способы передвижения в пространстве, и это перестанет быть сказкой. Не могут разумные существа иметь такую внешность, как, например, друг Алисиного отца и ее собственный большой приятель археолог Громозека с планеты Колеида. Впрочем, кто знает, как выглядят на самом деле археологи с других планет, при условии, если они, разумеется, существуют. Пока в данной области любая фантастическая гипотеза ничуть не хуже любой научной. Чего же еще из описанного в повести не может быть, потому что не может быть никогда? Вряд ли, конечно, где-нибудь сохранилось замерзшее яйцо, отложенное бронтозавром 70 миллионов лет назад. Хотя бы потому вряд ли, что бронтозавры во льдах и не жили. Но кто поручится, что успехи генетики не позволят когда-нибудь оживить хотя бы мамонта?

Вот разве что не удастся никогда изменить прошлое целого народа. Но должна же детская сказка хоть в чем-то быть не совсем правдоподобной. В сказках принято мечтать.

Юные читатели книги Кир. Булычева наверняка обратят внимание на тот прекрасный мир, в котором живет Алиса, мир чутких людей и умных машин, их верных помощников. И читатели догадаются, что построить этот мир им придется собственными руками.

Алисе было всего десять лет, и она не задумывалась глубоко, каким нелегким может быть выбор между душевным порывом и требованиями дисциплины. В подобных случаях она без долгих размышлений выбирала то, что ей подсказывало чувство, а так как она всегда оказывалась победительницей (ведь это «девочка, с которой ничего не случится»), то взрослые судили ее не слишком строго, скорее даже, были склонны восхищаться ее подвигами.

Но вот подобный конфликт возник не в сказочной ситуации и не у детей. Неважно, что действие рассказа Дмитрия Биленкина «Случай на Ганимеде» происходит на исследовательских станциях вблизи Юпитера, которых пока тоже нет. Во-первых, они наверняка там будут, а во-вторых, схожая ситуация возможна и сегодня на Земле, в Арктике, Антарктиде и мало ли еще где. Разница лишь в том, что там, в космосе, серьезные ЧП, конечно, будут восприниматься много острее, напряженнее, чем на родной планете; соответственно изменится и поведение людей. (Это вообще одно из главных свойств фантастики – усиливать, умножать, гиперболизировать земные ситуации.)

Так вот, на одном из спутников, где живут шесть «зимовщиков», вспыхивает неизвестная эпидемия. Посланные на выручку два врача, не успев почти ничего предпринять, сами свалились в беспамятстве. Теперь счет идет на часы: успеет ли земная медицина разгадать причину болезни, или болезнь обгонит людей. И тут к начальнику региона является еще один врач с просьбой отправить его к заболевшим. Он убежден, что не заразится, но доводы его выглядят совершеннейшей фантастикой, а времени для проверки нет. Что должен делать начальник? Отказать? Но не будет ли упущен, может быть, единственный шанс спасти восемь жизней? Разрешить – и взять на себя ответственность за девятую жертву болезни, а скорее всего, и труп. Ведь в таких условиях намерение врача может быть продиктовано безумием, честолюбием, отчаянием… В конце концов начальник запрещает, но врач все же улетает, взяв ракету без разрешения и совершив тем самым тяжкое должностное преступление. Он спасает больных, но его, однако, отчисляют из космоса. Справедливо ли это наказание? Надо ли судить победителей? Попробуйте ответить на этот вопрос. Конечно, не после моего конспективного изложения, а внимательно выслушав доводы всех сторон. Мне думается, в рассказе найден принципиально новый конфликт, один из тех, которые, видимо, неизбежно будут возникать в таких грандиозных начинаниях человечества, как штурм космоса.

Но отыскивать новые конфликты нелегко, и в сборнике Д.Биленкина «Проверка на разумность» (издательство «Молодая гвардия») этот рассказ стоит особняком. Большинство рассказов посвящено другой теме, правда, весьма актуальной и в значительной степени публицистической. Писатель придумывает самые разнообразные ситуации, чтобы показать, как осторожно надо подходить к природе, как опасно переносить человеческий опыт на бесконечное разнообразие Вселенной. Если не предусмотреть все с самого начала, то космос тоже может быстренько превратиться в «окружающую среду», которую, как известно, спасать не очень-то легко, если вообще возможно…

По общему светлому мироощущению к повестям Кир. Булычева примыкают волнующие рассказы Виктора Колупаева (в сборнике «Качели Отшельника», «Молодая гвардия», хотя в нем и нет ничего от веселой сказочности «Девочки с Земли»). У В.Колупаева тоже идет речь о маленькой девочке, на долю которой выпали тяжелые испытания. Авария лишила ее родителей возможности вернуться на Землю из далекого уголка Вселенной, но они спасают шестилетнюю дочку, отправляя ее одну в полуторагодовой путь на последней из спасательных ракет. Эльфа долетела до Земли, и теперь вся планета становится ее большим домом, а все мужчины и женщины – ее папами и мамами.

КНИГИ МИНУВШЕГО ГОДА были богаты жанровыми подвидами. Мы познакомились с фантастикой приключенческой, политической, утопической, сатирической и даже с фантастикой «ближнего прицела»…

История, рассказанная в романе Владимира Михайлова «Дверь с той стороны» (Рига, «Лиесма»), имеет давнюю литературную традицию. В сущности, это очередная «робинзонада». После знаменитого романа Д.Дефо писатели осознали, как много выгод таит в себе предложенная им ситуация: один человек или маленькая группа людей оказываются отрезанными от общества себе подобных. Получается очень удобная модель для рассматривания общественных процессов как бы на лабораторном стекле. Книга родоначальника жанра не имела никакого отношения к фантастике. Среди «робинзонад» встречались полуфантастические истории – например, «Таинственный остров» Жюля Верна. Но с некоторых пор необитаемых островов стало на земле не хватать. С появлением научной фантастики «робинзонада» обрела новые возможности, высаживая своих героев на иные планеты или запаковывая их в летящих ракетах. Вспоминается «Прыжок в ничто» А.Беляева, смесь политики с наукой. Изящный памфлет «И воцарились на тысячу лет…» написал в начале века Э.Синклер; в его повести неполный десяток лиц, оставшихся в живых после мировой катастрофы, убыстренным темпом, за несколько недель, проходит все стадии развития человечества – рабовладение, феодализм, капитализм… Своеобразная новейшая «робинзонада» – «Солярис» Ст. Лема. Ведь все события, которые произошли на станции Солярис, были бы невозможны, если бы станция постоянно общалась с Большой Землей. Своих «робинзонов» в количестве тринадцати человек В.Михайлов поселяет в космическом корабле, придумывая очень современные обоснования того, почему «Кит» не может вернуться ни на родную планету, ни даже приблизиться к любому предмету. Незаметно для себя где-то в глубоком космосе их корабль «переменил знак», и теперь и он и его пассажиры представляют глыбу антивещества, которая при соприкосновении с веществом породила бы аннигиляционный взрыв невообразимой силы. Превращение, к счастью, было вовремя замечено, и корабль уходит подальше от греха. На самих космонавтах перемена знака никак не сказывается, они здоровы, у них неограниченный запас энергии и питания. Практически они могут путешествовать по космосу вечно. Но стоит ли? Не лучше ли покончить со всем разом, если уж нет возможности увидеть родную планету, повидаться с близкими, обнять жен и детей? Можно ли вынести пожизненное заключение даже в столь модернизированной тюрьме? Правда, до того как вопрос стал таким образом, предпринимаются всевозможные – и обдуманные и отчаянные – попытки избавиться от неожиданного проклятия, перевести корабль в прежнее состояние, обернуть антивещество в вещество. Не совсем убедительно лишь то, что в этих попытках космоплаватели больше надеются на свои силы, чем на помощь Земли, а в самый нужный момент, когда решение найдено, но его невозможно осуществить, они гордо вообще не обращаются за подмогой. Понятно, замысел автора состоял в том, чтобы не допустить возвращения, он решил посмотреть, как будут вести себя разные люди в экстремальных условиях, когда нет, казалось бы, никакого выхода. А это уже задача не фантастическая, а психологическая. Потому так важно следовать логике характеров.

В предыдущих «робинзонадах» каждый персонаж обычно вел себя в критических ситуациях согласно своей классовой принадлежности. Действие романа «Дверь с той стороны» происходит в таком отдаленном будущем, когда ни о каких «капитализмах» нет уже и речи. Но в обществе, описанном В.Михайловым, точнее, в обществах, потому что земляне расселились по множеству планет, еще кое-где сохранились пережитки прошлого, как бы мы сейчас сказали. Так, один из пассажиров – Нарев – выходец с молодой планеты, где индивидуальным качествам и способностям людей придавалось преувеличенное значение. И хотя на первых порах, в минуты общей растерянности, Нарев кажется самым энергичным, самым находчивым, автор показывает, как его нравственные устои терпят крах, не выдерживая столкновения с подлинно коллективистской моралью. Это вовсе не означает, что остальные герои В.Михайлова «рыцари без страха и упрека», которым все нипочем. Они очень разные, они страдают, спорят, надеются, ошибаются, совершают правильные и необдуманные поступки. Временами, правда, настолько необдуманные, что за ними чувствуется рука автора. Можно ли поверить, например, что член Совета Федерации, то есть руководитель всех объединенных человечеств, не дав себе труда разобраться в создавшемся положении, скоропалительно решает бежать с корабля, подозревая остальных в каком-то заговоре, и вообще ведет себя как мальчишка, которого пришлось ловить магнитным сачком и водворять обратно. Можно пожалеть и о некоторой растянутости книги, но в целом это интересное значительное произведение, утверждающее человеческое достоинство, непреклонность человеческого духа.

КНИГА З.ЮРЬЕВА «БЕЛОЕ СНАДОБЬЕ» («Детская литература») являет собой пример фантастики политической. З.Юрьев пишет памфлеты на зарубежном материале – жанр, казалось бы, нередкий в нашей фантастике, но в то же время дефицитный. Противоречия здесь нет; приходится повторить, что удачи в этой области – увы! – редки. В ней остро сказывается любопытный парадокс фантастики: чтобы хорошо выдумывать несуществующее и проникать в будущее, надо хорошо знать жизнь, надо пристально изучать настоящее. Необходимость, своевременность атакующей, контрпропагандистской литературы очевидна, но никого не заденут плакатные империалисты с бычьими шеями и с черчиллевскими сигарами в зубах или иностранные разведчики, глушащие стаканами виски перед серьезной операцией.

З.Юрьев представляет приятное исключение. Он не только журналист-международник, знающий предмет, о котором пишет, он обладает способностью видеть своих героев, видеть место, в котором они обитают и действуют, а потому убедительны не только общие контуры картины, но и мелкие детали, щедро разбросанные по страницам повестей З.Юрьева. Так, в садике возле дома героя повести «Белое снадобье» Марквуда живет паук, обыкновенный крестовичок, за жизнью которого кибернетик наблюдает и даже специально ловит своему любимцу мух. Вроде бы малозначительная подробность, но как умело она «работает» в повести. В чрезмерном внимании к «Джимми» мы явственно чувствуем одиночество ученого, его неутоленную тоску по родственным душам, по настоящему делу. А когда в один совсем не прекрасный день Марквуд не обнаруживает тщательно оберегаемой паутины на привычном месте, это помогает ему догадаться, что за домом ведется наблюдение – событие, предвещающее большие перемены в его судьбе.

Страна, в которой происходит действие повестей, точно не поименована и в таком страшном виде еще, к счастью, не значится на земном шаре. В ней осуществились некоторые, отнюдь не фантастические тенденции общественного развития буржуазной «демократии», но сатирически заостренные, гиперболизированные.

В этой стране произошло сращивание государственного аппарата с организованной преступностью, то есть мафия стала фактически правящей силой. В центре внимания писателя находятся гангстерские корпорации, которые заняты торговлей наркотиками, вовсе не подпольной, а открытой, только что не магазинной торговлей «белым снадобьем» – героином, наркотиком, который быстро и надежно расправляется с несчастными, попавшими под его власть. Таким образом, гангстеры превратились в бизнесменов, которые мыслят, можно сказать, по-государственному. Например, они вовсе не заинтересованы в безграничном расширении своей торговли, понимая, что если все станут наркоманами, «нарками» на местном жаргоне, то некому будет производить те общественные ценности, изъятием или, точнее, перераспределением которых и заняты гангстерские тресты. Поэтому наркомания поддерживается на пятипроцентном уровне. Не разумно ли? Очень разумно. Мафия не только заинтересована в сохранении существующего строя, она всячески поддерживает его. Например, так: тем, кто имеет возможность жить в ОП – Охраняемых Поселках, островках среди джунглей порока и насилия, гарантирована безопасность. Организованность всего этого жуткого «нового порядка», торжество закона беззакония производит сильное впечатление. Антигуманность его способна осознать даже разумная машина, которую честный и наивный ученый познакомил с достижениями человеческой мысли. И машина становится на сторону людей, рискнувших выступить против царства всеобъемлющей бесчеловечности. (Но, честно говоря, машина-конспиратор – некоторое «архитектурное излишество» в соразмерном здании повести.)

Действие второй повести из книги З.Юрьева, «Человек под копирку», происходит в той же стране, просто взят другой социальный круг. Впрочем, на поверку оказывается, что доктор Грейсон, нашедший способ выращивать неотличимые человеческие копии из любой клетки «оригинала», мало чем отличается от «маффиозо». Он такой же преступник, только с ученой степенью, то есть еще более страшный. Вспомним эсэсовских врачей, которые проводили опыты на заключенных в концлагерях. Чем Грейсон не фашист? Из своего выдающегося открытия он создал прибыльное дельце: его слепки служат живым складом «запчастей» или даже запасных туловищ, в случае если «первый экземпляр» постареет, заболеет или попадет в катастрофу. Фантастика? В очень небольшой степени. «Тысячи людей мечтают заполучить сердце, печень или почки 17-летнего парня, который бы только что разбился на мотоцикле». Это цитата не из фантастического романа, а из сегодняшнего номера газеты «Нью-Йорк таймс». Если уж сегодня могут существовать подобные извращенные отношения между людьми, так можно не сомневаться, что, появись подобный доктор Грейсон в действительности, он легко найдет покупателей на свой уникальный «товар». Разумеется, это недешевое удовольствие могут позволить себе только немногие, очень состоятельные люди, поэтому предприятие держится в глубочайшем секрете: «питомник» для выращивания челозекозаменителей под названием Нова спрятан от нежелательных визитеров в глубине тропического леса. (Продолжим цитирование статьи из «Нью-Йорк таймс»: «Уместно здесь снова задать щекотливый вопрос: кто получает шанс на продление жизни в США? Ответ вряд ли кого удивит: поскольку «запасные» органы – товар довольно редкий, он попадает главным образом к наиболее состоятельным и пользующимся влиянием членам общества».)

Процветание любой гангстерской компании немыслимо без жесточайшего подавления малейших признаков инакомыслия. Нарушивших установленный им самим Закон доктор Грейсон подвергает мучительнейшей из казней – его отправляют на съедение рыжим муравьям. (Не совсем, правда, понятно, почему так спокойно, не протестуя хотя бы внутренне, реагирует на подобные «аутодафе» обслуживающий персонал Новы, который ведь впрямую не замешан в преступных занятиях Грейсона, например медсестра Изабелла).

Дополнительную краску в повесть вносит главный герой – монах-полицейский, адепт новой, «научной» религии – «налигии», идолом которой служит… компьютер. В этой налигии, инлитвах, конечно, немало авторской иронии. З.Юрьев как бы довел до предела элементы обожествления науки, абсолютизацию технического прогресса. Не сможет ли машина заменить утраченное чувство общения, связать воедино разбредшиеся души? Существуют же и вправду электронные свахи. Впрочем, в повести З.Юрьева наглядно показано, что «научная» религия» ничуть не лучше любой другой.

Под названием «Люди и слепки» повесть З.Юрьева была опубликована в журнале «Наука и религия», где после ее окончания состоялось интересное обсуждение, в котором приняли участие писатель, философ, историк и биолог. В этом разговоре был затронут, в частности, один не очень простой вопрос, который может возникнуть у читателей «Человека под копирку».