Текст книги "Мир приключений 1976 г."

Автор книги: Редьярд Джозеф Киплинг

Соавторы: Евгений Гуляковский,Всеволод Ревич,Владимир Михановский,Юрий Папоров,Андрей Никитин,И. Скорин,Евгений Татаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 48 страниц)

– А т-т-ты припомни.

– У меня ты смотрел петровскую географию, и она пропала, – не вытерпел Тюрин.

– И у т-т-тебя не брал.

– Мы вот сейчас дадим тебе, как полагается, – решил припугнуть Цыплакова Борис, – и ты нам все расскажешь.

– П-плевал я н-на вас! – Валентин встал, поднялись и Павлик с Борисом.

Тиканов сунул руку в карман, где лежала гантель, и угрожающе подступил к Цыплакову.

– Последний раз спрашиваю, куда дел книги, не скажешь – потом пожалеешь.

– Т-ты не пугай. А то я кое-кому с-скажу, от тебя мокрое м-место останется.

Разговор, на который по простоте душевной рассчитывали Борис и Павлик, не состоялся. Он просто зашел в тупик, и они оба мучительно искали выход из создавшегося положения. Оба понимали, что вот так, просто уйти от Цыплакова они не могут, но, как себя держать с ним, после того как открыли ему карты, и что дальше делать с этим Валькой, не знали. Наконец Тюрин решился.

– Что с ним говорить, Боря. Ты, Валька, подлец! Мы к тебе по-дружески, а ты угрожаешь.

Маленький, щуплый Пашка подошел к Цыплакову и взял его за руку. Тот, вкладывая весь вес своего тела, по-боксерски ударил Павла кулаком в челюсть. Началась общая драка.

Борьба шла молча, трое мальчишек, вывалявшиеся в пыли, в разорванной одежде, не заметили, как к ним подошел лейтенант милиции. Он сначала понаблюдал за свалкой, потом решительно расшвырял в стороны всех троих и невозмутимо спросил:

– Так о чем тут у вас спор?

Тюрин пытался отряхнуть пыль со своих светлых брюк, заправил за пояс рубашку, носовым платком вытер лицо, но расплывающийся во всю левую щеку синяк причинил ему боль и вызвал на лице гримасу.

– Да-да м-мы просто так. Р-решили по-побороться, – первым нашелся Цыплаков.

– Хороша борьба! – усмехнулся лейтенант и оценивающе осмотрел всех троих. – Ты, Цыплаков, вечно с кем-нибудь «борешься». А твоя как фамилия? – обратился он к Павлу. – Тюрин? Тиканов? Интересно. Идемте-ка в отделение, там и разберемся.

* * *

Афанасьев, сидевший у окна, где чувствовался легкий ветерок, увидел появившихся во дворе ребят и сразу подозвал к окну Коробочкину и остальных.

– Одного я знаю. Наш книголюб Тюрин, живой и здоровый, но помятый и с синяком. А вот кто остальные?

– Цыплаков и Тиканов, – объяснила Коробочкина. Перегнувшись через подоконник, она распорядилась: – Сажин, веди всю компанию к начальнику. – И, обращаясь к Павлову и Афанасьеву, закончила: – Это тот самый участковый, которого я отправила к Цыплакову.

Трое ребят, переминаясь с ноги на ногу, молча стояли в кабинете Михаила Трофимовича. Цыплаков, тоже с синяком под глазом, исподлобья смотрел на работников милиции. Тюрин рассказывал:

– Мы с Борисом спрашивали его про книги, он не говорит, стал нас пугать и полез драться.

– Н-не брал я н-никаких книг.

– Брал, брал, – наперебой объявили Тюрин и Тиканов, – мы по-хорошему, а он с кулаками.

– Вот что, Иван Кузьмич, – приказал Афанасьев, – берите всю троицу и разберитесь, кто что у кого брал.

Теперь в кабинете над только что нарисованной схемой склонились трое. Коробочкина как-то нехотя в одном кружке рядом с фамилией «Цыплаков» написала кличку «Американец», а чуть ниже фамилию «Жуков». Еще раз вздохнув, не скрывая того, что сильно расстроена, рассказала:

– Не верила я, что Яшка снова за старое принялся. Думала, совпадение. Думала, что и Цыплаков тут ни при чем, но, видно, не случайно эти «частные сыщики» пришли именно к нему. Наверное, нашлись основания. Так вот, есть у Цыплакова приятель Яков Жуков по кличке «Американец». Он себе эту кличку присвоил после телефильма «Ждите моего звонка». Помните, был такой хороший фильм об уголовном розыске двадцатых годов. Этот Яшка действительно чем-то на артиста Кононова похож. Так вот, я с этим Жуковым четвертый год вожусь. То он хулиганит, то в школу не ходит, то ворует. В прошлом году мы его отца в профилакторий для– пьяниц определили. Этот Яшка за девять лет едва до восьмого класса добрался. Учиться не хочет, на завод не берут.

– Подожди, Татьяна, – остановил ее Михаил Трофимович. – С кем он ходит? С кем дружит?

– Сейчас все с Романом Климовым и с этим самым Цыплаковым водится. Да вы, Михаил Трофимович, отца Романа хорошо знаете. Помните историю с коровой?

– Ну как же, у нас тут целая трагикомедия была. – припомнил Михаил Трофимович. – Недалеко от троллейбусного круга сохранились от старой деревни частные дома. К старушке Климовой вернулся сын. Он на Севере по договору лет пятнадцать проработал. Денег привез мешок. Заново отстроил дом, хозяйство развел и в довершение всего купил корову. Это в Москве-то. Пока заставили его корову продать, намучились. Он на жалобы, наверное, воз бумаги извел. И куда только не писал: в Моссовет, в народный контроль, в Совет Министров – «милиция издевается, милиция притесняет», а про корову ни слова. Но сын-то его вроде у нас не бывал?

– Не был, – подтвердила Коробочкина. – Вот с Яшкой мы повозились. Я у Жукова дома была в прошлую пятницу. С его матерью говорила. Она все «спасибо», «спасибо». Четыре дня назад, в воскресенье, заходила в клуб. Сказали, что Жукова восстановили в секции и разрешили снова заниматься. Мотор для ремонта выделили… – Она помолчала. – Трудный он, конечно; те ребята, с которыми он в школу поступил, в этом году закончили, а его едва-едва в седьмой перевели, хотя ему уже пятнадцать лет стукнуло. Один раз он со мной разговорился, когда на завод ходила устраивать. «Я, говорит, тетя Таня, у школы, что бельмо на глазу». Вообще-то верно сказал. Пришли на завод, там говорят: «Что вы, законы не знаете? Пускай хоть паспорт получит, тогда подумаем». Знаю я законы, знаю. Но ему-то уже не до учебы. Он так отстал от программы, что теперь с любыми репетиторами не догонит. А Яшке кто поможет? Сначала он дома заниматься не мог – отец мешал. Теперь не мешает, но помочь некому – мать четыре класса окончила. Я на заводе говорю, что всеобуч не может стричь всех под одну гребенку. Для Яшки куда лучше было бы хорошо овладеть рабочей профессией. Пошла в роно, там: «Отправляйте его в специальную школу». За что же его в специальную школу? Ведь, в общем-то, он нормальный парнишка и не преступник, – вздохнула Татьяна Александровна. – Говорю, взяли бы и создали специальный класс для отставших в обычной нормальной школе. Чтобы Жукову на каждом уроке не напоминали, что он второгодник, что он двоечник, а помогли бы усвоить то, что он запустил. Мне отвечают: «Это дело спорное, и неизвестно еще, плохо или хорошо иметь такие классы». Узнала, что Яков увлекается моторными лодками, с боем, со скандалом записала его в наш речной клуб – в водно-моторную секцию. Всю зиму ходил. А тут захожу в клуб, говорят: «Выгнали вашего Жукова». – «Почему?» – «У него в дневнике двойки». Пошла к руководителям, поссорилась. В общем, решили восстановить его и взять над ним шефство. Горько, но должна сказать, что Жуков очень похож на двойника Павла Тюрина, – вздохнула Коробочкина. – Да эти ребята в Серебряном бору все знают и пустую дачу, и ямы, из которых берут песок, на пустыре. Они тут в Серебряном бору все тропинки облазили, – подтвердила Татьяна Александровна и расстроенная направилась к окну.

– Так что же будем делать? – спросил Афанасьев.

– Нужно ехать к Жукову и выяснить на месте, где он был вчера утром. Если надо, то показать его потерпевшим.

– Правильно, Татьяна Александровна, – поддержал женщину Афанасьев.

– Если правильно, то я отправлюсь к Жукову. Меня и мать знает, да и Яшка мне скорее правду расскажет.

– Поезжай. Только на всякий случай прихвати с собой Афанасьева. Вдруг у Яшки дружки окажутся. А я с Иваном Кузьмичом разберусь.

* * *

Болезненного вида женщина лет сорока распахнула дверь и застыла на пороге.

– Что, Татьяна Александровна, Яшка опять что-нибудь натворил? Да вы заходите, заходите, – заторопилась Жукова.

Пропуская Коробочкину и Афанасьева в квартиру, объяснила:

– Как занятия кончились, я ему говорю: поезжай на Волгу к бабушке, поживешь, поможешь ей с огородом. Он все нет да нет, а вчера сам попросил: «Мам, можно я к бабусе поеду!» Ну, я собрала гостинцев, дала деньжонок и сама проводила. В полпервого ночи с рыбинским уехал. Теперь уж, поди, купается или рыбу ловит.

Женщина говорила певуче, по-волжски окая, суетливо бегала по комнате, а в глазах ее затаилась тревога за непутевого сына. Не вытерпев спросила:

– А что вы к нам? Случилось что или просто так?

– Просто так. Шли мимо, вот я и говорю своему коллеге, зайдем к Жуковым, узнаем, что к чему. Посмотрим, что Яков Андреевич поделывает, – ответила Коробочкина.

– Спасибо вам, Танюша, вы с моим Яшкой уж столько возитесь, столько возитесь, что другие с родными так не занимаются. Сейчас он получше стал. Не грубит. Из дому не уходит, что скажу помочь – всегда пожалуйста. Вчера пришла с дежурства часов в одиннадцать, он на реке был. К обеду явился такой тихий да ласковый. Можно я, говорит, в кино схожу. Дала полтинник. Сходил на дневной сеанс и стал собираться в Кимры. Я говорю, останься до получки, бабушке кое-что из одежонки купить надо, так он нет, поеду да поеду, а ты сама потом привезешь. Ну, думаю, ладно, пусть едет. Может, кваску хотите, холодный. – Яшкина мать вышла из комнаты и сразу же появилась с трехлитровой банкой, полной темно-бурой жидкости. Поставила ее на стол, а сама выбежала за стаканами. На ходу протерла их полотенцем, налила квас. Афанасьев с удовольствием отпил несколько глотков терпкого, игристого, как вино, кваса, наблюдая за банкой. Она быстро снаружи покрылась влагой, потемнела, образовались крупные капли и, как слезы, заскользили вниз.

– Хорош у вас квасок, просто отличный… Бывал я в ваших Кимрах. В охотничьем обществе путевку получал.

– Охотничий магазин у нас в центре, – вздохнула Жукова, – а мать у меня на низах живет, прямо на берегу реки – Южная, дом восемь. Если когда попадете еще в Кимры, у нее и остановиться можно, дом большой, а осталась одна.

Поблагодарив Жукову, Александр Филиппович и Коробочкина ушли.

Завернув за угол, майор спросил:

– Ну что, Татьяна Александровна, будем делать? Придется ехать на Волгу. До Кимр часа два езды, от силы два с половиной. Если выехать немедленно, то к вечеру там будем.

– Нехорошо мы поступили, Александр Филиппович, нужно было сказать Жуковой, что сын ее снова в беду попал.

– Нельзя, Татьяна Александровна! По многим причинам нельзя. Во-первых, представьте себе, мать Якова пойдет искать виновных. Хватит нам частного расследования с Цыплаковым, а потом, может быть, Яшка ваш к этой истории и не причастен, что же мы раньше времени пугать ее будем?

– Все это так. Вы, безусловно, правы. Но, откровенно говоря, нехорошо у меня на душе. Жалко мне ее, да Якова тоже.

– Ладно, поживем – увидим.

Они шли, обмениваясь мнениями, и, выйдя на троллейбусный круг, остановились. Коробочкина, указав на большое кирпичное здание, попросила:

– Вы подождите, Александр Филиппович, я забегу к начальнику районного управления, может быть, машину даст. Ваша-то, наверное, здесь понадобится.

– Идите. – Майор понял, что Татьяна Александровна решила доложить своему начальству результаты розыска и объяснить свое отсутствие. – Я подожду вас у магазина. Вы обедали? Нет? Я тоже. Тогда прихвачу чего-нибудь, и перекусим по дороге.

* * *

Шоссе было забито машинами. Шофер ругался, когда приходилось плестись в хвосте длиннющей автомобильной колонны, глотая смрад отработанной солярки. Коробочкина погрузилась в какие-то свои мысли и, откинувшись на спинку сиденья, не обращала внимания ни на шофера, ни па Афанасьева. Александр Филиппович опустил боковое стекло и следил за мелькавшими дачами, поселками, перелесками. Шоссе шло вдоль канала имени Москвы, и от близкой воды доносилась прохлада. Канал то разливался и превращался в широченные заливы, блестевшие на солнце растопленным оловом, то тянулся узкой лентой, пропадая в высоких каменных берегах. Тогда казалось, что пароходы и баржи плетутся по суше, пробираясь сквозь кусты и деревья. Перед Дмитровой на высоком склоне открылся мемориал павшим в 1941 году защитникам Москвы. У Афанасьева сразу защемило сердце. Двадцать девять лет прошло после победы, а в их семье до сих пор живет горе. Ему, Сашке, было всего пять лет, когда началась война. Отца он помнит смутно, больше по фотографиям, а вот старшего брата Колю и совсем не помнит. Отец погиб где-то в Польше, а брат семнадцатилетним парнишкой ушел защищать Москву. Ушел и не вернулся. Остался где-то здесь с друзьями-комсомольцами. Александр часто приезжал сюда с матерью…

Оторвавшись от раздумий, майор взглянул в окно. На последнем повороте к Савелову открылась Волга. В своем течении она выписывала латинскую «S» и с высоты правого берега была далеко видна. Там и тут по спокойной голубоватой воде мчались небольшие лодки, поднимая моторами высокие буруны. Медленно и степенно удалялся большой трехпалубный пароход. Александр Филиппович взглянул на часы. Прошло два часа, как они выехали из Москвы, и уже на Волге. Удивительно. В Москве, когда говорят о Волге, кажется, что это за тридевять земель, а на самом деле всего два часа, правда, быстрой езды.

Еще несколько километров, и открылся старинный, чернеющий деревянными срубами город бывших кожевников и сапожников.

Дожидаясь речного трамвая, Афанасьев и Коробочкина отпустили машину, решили сразу же отправиться в кимрскую милицию и через местных работников выяснить, прибыл ли Яшка к бабушке.

В дежурной части было несколько офицеров. Среди них оказался участковый, знавший не только бабушку Лукерью Спиридоновну, но и ее внука – Якова, который в прошлом году летом увлекался катанием на чужих лодках и потому очень быстро познакомился с местным начальством.

Участковый инспектор охотно вызвался проводить москвичей к Лукерье Спиридоновне и довел их почти до окраины города.

– Вот это и есть ее апартаменты, – указал он на видневшийся внизу у самой Волги дом, спрятавшийся в саду. – Вы идите бережком, а я зайду побеседую со старушкой, между делом выясню, где ее внучек. Если дома, то вместе с ним выйду в палисадник.

– Хорошо, – согласился Афанасьев.

Они постояли с Коробочкиной, поджидая, пока участковый инспектор подойдет к дому. Едва скрылась его белая милицейская фуражка среди деревьев сада, как они стали спускаться к воде.

На берегу виднелись лодки. Одни стояли, уткнувшись з песок, другие – пришвартованные к специальным поплавкам – качались на мелкой волне в нескольких метрах от берега. Были здесь и новенькие заводские дюралевые лодки, и грубые, но устойчивые, сшитые из дюймовых досок «волжанки». На некоторых висели моторы, прикрытые каким-то тряпьем.

– Личный транспорт, – усмехнулся Афанасьев.

– Уж больно их много, – удивилась Коробочкина.

– Наверное, каждая семья имеет лодки, тут и прогулка, и рыбалка, поездка за грибами и ягодами. Куда удобнее, чем автомашина, да и дешевле. Я часто бываю в Белом городке, это здесь, пониже километров на двадцать. Так там по реке Хотче, что впадает в Волгу, куда ни глянь, сплошные гаражи для лодок. Прилепились к берегу, что ласточкины гнезда.

Афанасьев и Коробочкина шли молча, обоих волновала предстоящая встреча с Яшкой. Они предупредили участкового инспектора, что парнишка им нужен в связи с опасным преступлением, и теперь с нетерпением ждали появления Яшки. Но участковый неожиданно появился в конце сада. Он перепрыгнул через невысокий забор, помахал им руками и почему-то побежал не к ним, а к реке. Майор и инспектор поспешили в ту же сторону. Обогнув дом, они увидели, как какой-то мальчишка, отвязав от поплавка-якоря металлическую лодку «казанку», быстрыми гребками отогнал ее от берега и, опустив в воду мотор, стал его заводить. Первым к берегу подбежал участковый, он что-то кричал, пытался столкнуть в воду другую лодку, но не сумел распутать цепь, на которой она была привязана. Коробочкина подоспела к участковому, когда мотор на лодке уже завелся. Напрасно работники милиции кричали Яшке, чтоб он вернулся. Жуков, как заправский моторист, прогоняв движок на холостых оборотах, перевел реверс на ход вперед и, прибавив газ, погнал лодку прочь от берега и с большой скоростью пошел вниз по течению.

Участковый, несколько успокоившись, рассказал:

– Я только что подошел к их дому, как мне Яшка навстречу. «Здравствуйте, Леонид Алексеевич! Это с вами тетя Таня была?» – «Какая тетя Таня?» Я ведь и впрямь не знаю, как вас зовут, товарищ старший лейтенант, а он мне: «Коробочкина из Москвы». Я говорю: «Нет. Какие-то дачники, спрашивали, не знаю ли, где им комнату снять». Мальчишка вроде поверил. Тут ко мне его бабушка подошла, Лукерья Спиридоновна, говорит: «Ноне в Кимрах полно дачников понаехало. Я вот тоже пустила мужа с женой, да все тебе, Лексеич, доложиться не смогла». Я разговариваю и все поглядываю, когда внучек из комнаты выйдет, а он не идет. Я заглянул в боковушку, а там его и след простыл, только окошко открытое. Остальное вы видели. Ну, что будем делать? Догонять этого дурака надо.

– На чем? – встрепенулся Афанасьев.

– На чем, мы тут найдем. Вы постойте. – И Леонид Алексеевич трусцой заспешил к соседнему дому.

– Вот уж никак не думала, товарищ майор, что Яшка от меня убегать будет. Все, что угодно, могла допустить, но не это. Чью же он лодку угнал?

Разговаривая, они и не заметили, как к ним тихо подошла маленькая сухонькая старушка. Из-под белого чистого головного платка, концы которого были связаны под подбородком и торчали в разные стороны, как заячьи уши, смотрели живые, пытливые глаза.

– Здрасте! – вежливо поздоровалась она. – А где участковый милиционер? Да и мальчишечка тут, мой внучек, должно быть?

Афанасьев объяснил, что участковый куда-то ушел, а мальчишка уплыл на лодке, и махнул рукой, показывая, куда скрылся Яшка.

– Это каку ж таку он лодку угнал? – спросила старушка. – Никак, ту, что вон там была? Моих дачников лодочка. Они на ней в ночь на рыбалку собирались и его с собой звали, а он угнал. Ну погоди, только появится, уж я ему задам. А что он у вас натворил-то, в Москве? Приехал седни, нежданно-негаданно, и говорит: «Ты, бабуня, никому не сказывай, что я здесь». У дачников выпросил биноклю и все на город поглядывает. Я его спрашиваю: «Что, набедокурил, сынок?» А он говорит: «Так, подрался» – и шишку на голове показал. Здоровая такая. Вот неуемыш. Я ужо хотела дочке отписать, да вот не успела.

Афанасьев услышал, как неподалеку взревел мотор, и сразу из-за дома выскочила лодка. Она была больше «казанки», и на корме у нее стояло два двигателя, но пока работал один. Лодка подошла к одной из «волжанок», уткнувшихся в берег, и из нее выскочил молодой человек. Он спрыгнул прямо в воду и, придерживаясь за корму, стал что-то объяснять сидевшему за рулем участковому инспектору. Тот, выслушав наставления, предложил Коробочкиной и Афанасьеву садиться. Они прыгнули в катер, на борту которого Афанасьев прочел надпись «Прогресс», и участковый инспектор, дав задний ход, отвел лодку от берега.

– Сколько примерно прошло времени, как сбежал парнишка? – спросил Леонид Алексеевич.

– Минут двадцать, от силы – двадцать пять, – взглянув на часы, решила Коробочкина.

– Значит, Яшка где-то под Белым городком. У него двадцатисильный «Вихрь», под ним «казанка» в час идет километров тридцать пять, не больше. В лучшем случае он успел отмахать километров двенадцать-четырнадцать. До Белого городка свернуть ему некуда. У нас скоростишка побольше, так как оба «Вихря» модифицированные, по двадцать пять лошадиных сил. Ну, тронули, – объявил участковый и перевел реверс моторов на рабочий ход.

Лодка, словно застоявшийся рысак, рванулась с места и, набирая скорость, вылетела на середину реки на самый стержень, направляясь к правому берегу.

Участковый инспектор, видимо, хорошо знал реку и отлично справлялся с судовождением. Он быстро ушел с фарватера и, прижимаясь к белым бакенам правого берега, срезал изгибы. День был жарким, а как только лодка набрала полную скорость, стало прохладно. Афанасьев залюбовался открывавшимся видом. С каждым километром Волга становилась шире, просторнее. Лес на берегах расступился, то там, то тут открывая желтые пятна посевов. На правом берегу это были небольшие квадраты, на левом широкая лента пашни уходила за горизонт. Возле реки и проток стеной зеленел камыш, а за ним тянулись луга.

Вдали, на высоком берегу, показалась церковь. Она белела на мысу, вдававшемся в Волгу, и как-то удивительно гармонично вписывалась в окружающую картину. Если Афанасьев любовался природой, то Коробочкина как одержимая всматривалась во все лодки, что виднелись впереди, с одинаковой тщательностью просматривая встречные и те, что им удавалось обходить. Проехав километров пятнадцать, участковый инспектор сбросил газ и погнал «Прогресс» наперерез встречной лодке и фуражкой, точно флажком, просигналил остановку. Лодка замедлила ход и остановилась. Участковый подвел свою почти вплотную.

– На прогулку, Лексеич, собрался? – окликнул его тот, что управлял мотором.

– Да нет, Григорьич, по делу! Вы тут «казанку» с парнишкой не встречали?

– Видали. Шальной какой-то. У Белого городка ракета от причала отвалила и уже ход набирала, так он решил ей нос подрезать.

– И что с ним? – испугалась Татьяна Александровна.

– Ничего, – ухмыльнулся рассказчик, – капитан той ракеты обругал его как полагается в рупор и отвернул в сторону.

– Куда же этот пацан направился, Григорьич? Вы, случайно, не заметили?

– Да вроде он подался к Дунькиному ручью.

– Это где же такой?

– А под правым берегом, сразу за Хотчей.

– Может, он в Хотчу свернул?

– Нет, речку он проскочил.

– Ну, спасибо, друг.

Проскочив большой поселок с судоверфью и красивыми многоэтажными домами, участковый объяснил:

– Это и есть Белый городок. Хороший поселок. Чистенький. И народ там приятный, все больше судостроители. Ну как, будем держаться правого берега? Или еще руслом пойдем? Здесь пока свернуть только по левой стороне можно.

Просматривая оба берега, Коробочкина первая заметила впереди лодку с одиноким пассажиром. Она двигалась медленно, словно человек, управлявший мотором, что-то рассматривал на берегу. Неожиданно лодка свернула в протоку и скрылась за островом. Татьяна Александровна тронула за руку участкового инспектора и указала в ту сторону. Тот кивнул в знак того, что тоже ее заметил, и прибавил обороты движка. «Прогресс» рванулся вперед, но вместо того, чтобы идти следом за лодкой, участковый свернул к фарватеру.

– Ты куда? – Афанасьев даже приподнялся на сиденье. – Упустим!

– Нет. Я тут все протоки знаю. – И инспектор уверенно повел лодку вдоль острова, отделявшего неширокую протоку от основного русла реки.

Остров был узкий, но длинный, весь заросший соснами. На каждой полянке ютились разноцветные палатки туристов. Они стояли группами, а кое-где в одиночку. Возле таких стоянок на причалах и прямо на прибрежном песке лежали лодки. Разные – большие и маленькие. Дорогие – такие же, как «Прогресс», и попроще.

Почти над каждым табором вился дымок, кое-где виднелись синие языки пламени походных газовых плит. Туристы готовились к ужину. Афанасьев взглянул на ярко-оранжевый диск солнца, опускавшийся за лес на левом берегу, и определил, что до наступления темноты остался час, самое большее – полтора.

«Успеют ли они до темноты найти Яшку или им тут придется рыскать всю ночь? Хватит ли бензина?» – думал Афанасьев.

Остров заканчивался клином. На нем уже не было сосен, появились пышные ракитовые кусты, поднялся камыш, показались окна мелких болотин. Инспектор, приглушив моторы, повел лодку в небольшой пролив. Он снял и положил рядом с собой фуражку, попеременно поддерживая руль то одной, то другой рукой, стянул с себя форменную рубашку и, оказавшись в майке, улыбнулся своим спутникам, словно хотел объяснить, что так он будет менее заметным. Выведя лодку в протоку, они осмотрелись. Протока была видна от начала до самого конца, она, словно по нитке, протянулась вдоль берега и походила на большую речку, разрезавшую лес. Нигде, ни в начале, ни в середине, Яшкиной «казанки» не было видно. Не было ее видно и ниже их «Прогресса». Яшка вместе с угнанной лодкой исчез, словно нырнул под воду и решил отлежаться на дне.

– Наверное, он вернулся, – решила Коробочкина.

– Не думаю, – не очень уверенно проворчал участковый инспектор. – Вот что, вы, товарищ старший лейтенант, идите на заднее сиденье, а майор пусть сядет рядом со мной, хорошо, если бы вы еще тентом прикрылись, и мы на полном ходу пройдем по протоке, нас-то он, может, сразу и не узнает, если на остров выбрался. Ведь тут как: загони лодку в любой камыш, и ее не видно. Сам ложись под куст и наблюдай. Мимо проскочишь и не заметишь.

Коробочкина устроилась на заднем сиденье, прикрывшись легким защитным тентом. Участковый, докурив сигарету, вывел лодку на середину протоки. Они прошли ее быстро, вышли в Волгу и, как ни осматривали прибрежные заводи и кусты, нигде «казанку» не заметили, не было ее видно и на спокойной глади большой реки.

– Куда же он делся, – чертыхнулся Афанасьев, – может, успел уйти вниз?

Инспектор развернул «Прогресс» и снова прошел по протоке к проливу, из которого они только что вышли. Теперь майор осматривал берег, а инспектор остров. Проскочив немного ниже, они заметили приткнувшуюся в маленький залив «казанку», свернули к ней и сразу же увидели совершенно другой номер. Они уже хотели было свернуть в сторону, но увидели на берегу трех мужчин, расположившихся на траве, и решили с ними поговорить.

Участковый инспектор прибавил газ и, как только лодка пошла к берегу, мгновенно выключил оба мотора. Сразу наступила очень громкая, неестественная тишина. Час езды под рокот двух мощных моторов приучил слух к их реву. Теперь же слышался мелодичный плеск воды, шуршание песка. Участковый инспектор, выпрыгнув на берег, подтянул лодку и направился к трем мужчинам. Следом за ним вышел Афанасьев. Только Коробочкина по-прежнему сидела под тентом, не зная, можно ли ей показаться или нет. Афанасьев пришел ей на помощь.

– Выходите, Татьяна Александровна, на бережок.

Пока она выбиралась из лодки, участковый инспектор поздоровался за руку с каждым из мужчин и представил их Афанасьеву.

– Мои дружки из Белого городка. Правда, мы с ними не всегда дружим, иногда ссоримся, а бывает, и до драки дело доходит, но это редко. Так они мужики хорошие, работящие. Вот, скажем, Каркунов отличный котельщик, сына Сашку хорошо воспитал.

Среднего роста, загорелый до черноты, еще молодой мужчина поднялся и, улыбнувшись инспектору, проворчал, напирая на раскатистое «о»:

– Ты, Лексеич, поговорки-то не забывай, как говорится, в огород ходи, да глупости не городи. Что это ты меня начальству как хулигана представляешь?

– Никакой ты не хулиган, а прошлый раз, когда я твои сети снимал, так ты же хотел ко мне драться лезть.

– Хотел. Ты же сам, как и мы, вырос на реке, и как же нам жить у воды и не намочиться? Мой дед тут рыбачил, отец рыбу ловил, а почему же мне на уху не поймать?

– Лови удочкой.

– Так на удочку за два дня на сковороду не натягаешь, а мне ведь работать надо, я не турист какой-нибудь, чтобы целый день на песке валяться. Прошлый раз мы с Сергеевной, жена моя, – объяснил Каркунов Афанасьеву, – поехали за ягодами, на обратном пути решили порыбачить, а он пристал к нам, обругал браконьерами, хотел сетчанку отнять, а я ее ползимы плел. И поймали-то мы всего десяток подершиков, на уху.

– Ладно хныкать, – усмехнулся участковый инспектор, обошел куст, возле которого расположились рыбаки, и вернулся с большим целлофановым мешком, в котором на дне просвечивалось килограммов шесть-семь разной рыбы.

– Не трогай наш улов, Лексеич! – попросил Каркунов. – Ты же знаешь, что разрешено ловить каждому рыбаку по пять килограммов на человека, а тут и до половины мы не дотянули.

– Разрешено, – согласился участковый, – только вот как? Удочками, ясно? А я вашу удочку в клеточку знаю. Наверняка в лодке в таком же мешке спрятана. Ну да ладно, сейчас нам недосуг рыбой заниматься. Скажите-ка лучше: вы в этой протоке рыбалили? Не видали «казанку» под «Вихрем» с одним парнишкой?

– Мы, Лексеич, снизу идем. Все протоками, и ни одного пацана нам ни на «казанке» ни на других лодках не попадалось.

– Мы за ним следом от самых Кимр шли, – объяснил лейтенант, – видели, как в протоку свернул. Шел на малых оборотах. Мы остров на газу обошли, хотели ему путь обрезать, глянули в протоку, а его нет.

– Значит, пристал где-нибудь, – решил молчавший все время рыбак.

– Просьба у меня к вам, – сказал участковый, – вы переезжайте на остров и бережком пройдите вдвоем. Если увидите пацана, небольшого, рыжего, задержите его.

– Только поаккуратнее, – попросила стоявшая в стороне Коробочкина.

– И самое главное, не упустите, – добавил Александр Филиппович, – а мы с Татьяной Александровной этим берегом пройдем.

– Ладно, – согласился Каркунов, – ты, Лексеич, на «Прогрессе» пойдешь? Тогда на песчаной косе в конце острова и встретимся.

Обе лодки ушли, а Коробочкина, натянув широкую, не по плечу, куртку майора, сняла белые туфли и босиком медленно побрела по тропинке, тянувшейся вдоль берега.

– Ноги наколете, Татьяна Александровна, – предупредил Афанасьев, шедший следом, но женщина только отмахнулась.

Тропинка вела сквозь ельник, ныряла с бугра вниз, забегала в мелкий, недавно высаженный сосняк. В лесу было тихо. Внизу в протоке то и дело всплескивала крупная рыба, где-то в стороне кукушка всхлипывала по своим детям.

Афанасьев и Коробочкина поднялись на высокий бугор и сразу же заметили большое озеро, отделенное от протоки узкой полоской берега, заросшей лесом. Оно было безлюдным и плохо просматривалось сквозь деревья. Сначала они хотели пройти к озеру прямо через чащу, потом решили не сворачивать с тропинки. Через два-три десятка шагов оба отчетливо почувствовали запах дыма, но костер еще не рассмотрели. Совершенно неожиданно тропка круто пошла вниз, и Александр Филиппович вместе с Татьяной Александровной увидели узенький, метра в полтора, ручей. Свернув влево, за кустами они обнаружили исчезнувшую «казанку». Чуть в стороне в песок были воткнуты три коротких удилища, а под крутым берегом склонился над костром Яшка. Он пристраивал на рогульках закопченные чайник, деловито подкладывал сучья в костер и все время оборачивался к удочкам. На двух, поставленных на живца, клева не было, зато на третьей, той, что на червя, то и дело клевало. Яшка бросался, подсекал и вынимал то подлещика, то окунька. Опускал их в садок. Наконец рыболов ловким движением выбросил на песок довольно большую щуку. Он глянул на костер и обомлел, увидев рядом с собой незнакомого мужчину, а чуть дальше – Коробочкину. Их появление было настолько неожиданным, что мальчишка упал на песок рядом с пойманной рыбиной и, видно, был готов забиться в истерике.