Текст книги "Мир приключений 1976 г."

Автор книги: Редьярд Джозеф Киплинг

Соавторы: Евгений Гуляковский,Всеволод Ревич,Владимир Михановский,Юрий Папоров,Андрей Никитин,И. Скорин,Евгений Татаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 48 страниц)

– Ну что ты, Яша, – подошла к нему женщина, опустилась рядом и стала ласково гладить его выгоревшие волосы. – Сбежал от меня, чуть под «Ракету» не угодил.

Видно, сейчас Яшка особенно нуждался в теплых словах и в ласке. Он уткнулся лицом в траву и горько разрыдался, бормоча неразборчивые слова о том, что его заставили, хотели убить.

Ночь накрыла Волгу. Афанасьев, выйдя на берег, увидел на косе обе лодки. Он несколько раз крикнул, но его не услышали. Фонаря у майора не было, и он, выбрав сухие ветки, разжег костер.

Наконец обе лодки подплыли к нему. Участковый, увидев одного Афанасьева, удивился:

– А где же Татьяна?

– С Яшкой!

– Нашли! Где же он был? – удивился участковый.

Рыбаки тоже прислушались к разговору, и, когда узнали, что Яшка пробрался к озеру, один из них заметил:

– Не озеро это, а старица. Рыбы там невпроворот. Но нашей снастью ее не возьмешь. Кругом коряги да выворотни. Там на дне этих сеток с полсотни, поди, затонуло.

– А мальчишка при мне здоровенную щуку на живца вытащил, – уколол самолюбие рыбаков Афанасьев. Он забрался в лодку и на местный манер спросил: – Ну, что, Лексеич, заберем их – да в Кимры?

– Не выйдет потемну, майор. Придется ждать, пока развиднеется. Как вторую-то лодку гнать? Своим ходом или на буксире?

– Можно и своим ходом, – решил Афанасьев.-Я «Вихрь» знаю. Без света все равно рискованно. Правда, топляки у нас здесь по Волге редкость, но все равно можно на что-нибудь напороться.

– Да, вам лучше свету дождаться, – подтвердил Каркунов. Он пошарил у себя в лодке, достал какой-то сверток и передал его участковому: – Возьми, Лексеич, там буханка хлеба и огурцы с помидорами. Может, рыбкой поделиться? Ушицу сварите. Ночь хоть и летняя, но на голодный желудок и она долга.

– Спасибо. Дай парочку покрупней, – согласился лейтенант, и рыбаки быстро кинули в лодку несколько щурят и крупного мясистого линька.

«Прогресс» в протоке застрял. Афанасьев и лейтенант разулись и как можно дальше втянули в мелкий ручей свою лодку.

Участковый ворчал:

– Надо же, мне и в голову не пришло, что здесь не пересохло. И как он только свою «казанку» проволок? Хотя ясно, она наполовину легче нашей, да и движок один. У нас-то на одной корме почти двести килограммов весу. Оба мотора точно центнер тянут, а четыре канистры с бензином еще столько же.

Обогнув выступ крутого берега, Афанасьев сразу же успокоился. Возле костра сидели Татьяна Александровна и мальчишка. Они мирно потягивали чай из алюминиевых кружек. Женщина, пытаясь рассмотреть в темноте подошедших, приподнялась:

– Это вы, Александр Филиппович? Идите чай пить! – Сейчас в ее голосе не было тревоги, что слышалась весь день. Обращаясь к мальчишке, велела: – Тащи, Яша, из лодки еще кружку и майонезную банку, только сполосни ее хорошенько. Все равно хозяева предъявят нам иск и за хлеб, за чай, и за сахар.

– Ну, я думаю, мы этот ущерб возместим сразу же, как явимся в город, – отшутился Афанасьев, радуясь спокойному настроению своей спутницы. Он понимал, что это успокоение к ней пришло в результате разговора по душам со своим подопечным. И все-таки, пока Яшка копался в лодке, майор спросил: – Ну, как?

– Все в порядке. Яша сам все расскажет.

К костру подошел участковый инспектор. Он принес охапку одежды и большое закопченное ведро. Всю одежду он сложил ворохом поблизости от костра.

– У наших рыбаков в лодках всегда найдется и что надеть и чем накрыться.

Выбрав свернутый брезент, разостлал его и широким жестом пригласил Коробочкину присесть, положив возле нее телогрейку. Такую же телогрейку передал Афанасьеву и, разбирая остальное, отыскал пиджачишко и набросил на плечи Яшке. Тот смутился, что-то пробормотал в благодарность. Участковый снова ушел в темноту и вскоре вернулся с рыбой, нанизанной на прут. Он подошел к Якову:

– Где у тебя улов-то? Говорят, ты рыбак удачливый.

Мальчишка вытащил из воды садок и передал участковому. Тот опустил в плетеную сетку принесенную рыбу и, прикинув на руке, определил, что уха будет добрая.

Отыскав две крупные луковицы среди помидоров и огурцов, обрадовался:

– Все в порядке, а то уха без лука – не уха.

Забрав ведро и рыбу, участковый инспектор отправился к «Прогрессу», что стоял метрах в пятидесяти от костра.

* * *

Со стороны могло показаться, что группа, расположившаяся у костра, тихая, мирная семья. Отец, мать и сын. Лицо мальчишки, обращенное к огню, было серьезным, сосредоточенным, совсем взрослым. Говорил он медленно, часто поглядывая на Коробочкину. Словно искал в ее взгляде поддержку.

– Ромку Климова и Вальку Цыплакова я давно знаю. К ним пристал еще зимой Жека Лидов. Он вместе с Цыплаковым в техникуме учится. И постарше их обоих. У него мать какой-то ответственный работник и все по заграницам ездит. У Лидова много книг, он, когда денег нет, потихоньку их продает. Один раз его поймали с книгами, и мать устроила ему бучу. Ну вот, он и Цыплаков попросили меня продать несколько штук старинных книг. Я в букинистический магазин, а там берут только у взрослых. Ну, потолкался возле магазина, подошел один парень, увидал у меня книгу и сразу пристал: продай да продай. Только, говорит, денег у меня с собой нету, поедем домой. Мне Женька велел просить за книгу 50 рублей, а парень сам предложил 75. Поехали к нему. Богато живет. Квартира огромная, а их всего двое: он да Наташа – жена его, родители ее где-то за границей живут. Наташа чаем меня угостила, а парень – Костя его зовут – завел маг. Сначала один, потом другой. Когда Лидов с Цыплаковым меня посылали тот учебник продавать, ну, по географии, это самый первый раз, то сказали, что, если кто спросит, свою фамилию не говорить. Велели наврать какую-нибудь. Женька кричит: «Скажи: Тюрин Яшка».

«Не Яшка, а Пашка», – велел Валька. Дальше Женька посоветовал: «Наври, что с бабушкой за городом живешь, а то кто-нибудь из книжных спекулянтов навяжется библиотеку посмотреть». – Яшка замолчал, словно что-то припоминая, вздохнул и продолжал: – Второй раз я к этому студенту восемь книг понес. Одного писателя, только фамилию не помню. Со мной поехали и Валька и Женька. Они остались ждать на бульваре. Я, как вышел от студента, отдал им деньги. Женька разорался: «Почему мало, почему дешево продал?» Потом говорит, что, наверное, я часть денег себе заначил. И тут же они с Цыпленком стали меня обыскивать.

Перед тем как идти последний раз, мы студенту позвонили. Я сказал, что продаются четыре книги про царей, и спросил, когда можно принести. Тот говорит, что с утра его дома не будет, и просил меня принести часам к одиннадцати. Ну, а Женька велел идти пораньше. Сказал, что у него нет времени ждать до одиннадцати, что он едет за город, и велел мне с Ромкой Климовым приехать к восьми часам утра на Маяковку. Мать у меня в ночную работала, так Ромка пришел ко мне – еще семи часов не было. Мы с ним сели на троллейбус и поехали. На остановке возле площади Маяковского нас встретил Женька, отдал мне две книги и велел отнести. Говорит: «Если студента дома нет, то сразу же уходи, а жене передай, что потом занесешь остальные книги». Я еще спросил, зачем мне ходить два раза и почему он все четыре сразу не принес. Женька выругался и сказал, что не мог он заткнуть за пояс все четыре.

Мы договорились, что они будут ждать меня на Пушкинской площади, и я пошел.

Дома была одна Наташа. Она на кухне еду готовила. Говорит: «Положи книги на холодильник». Я собрался уходить, а она: «Посиди да посиди… Сейчас Костя придет». Потом звонок в дверь, Наташа говорит: «Это Костя, пойди открой». Я открыл и опешил: «Женька с Ромкой в масках, с ножами, и Женька шипит: «Ну, гад, пикнешь – убью». И сразу к Наташе. Ромка хотел ее ножом, а я как закричу, и Женька меня чем-то по голове. Я пришел в себя, смотрю: лежу на кухне на полу, Наташи нет, а из комнаты ихние голоса. Потихоньку встал и бежать. Не помню, как домой добрался. Смыл кровь с волос, только хотел уходить, Валька Цыпленок пришел. Спрашивает: «Живой? Молись богу, что не убили».

– Что же ты ко мне-то не пришел? – не вытерпела Коробочкина.

– Как же, Татьяна Александровна, я пойду? Это выходит, я их в квартиру пустил? Потом Валька предупредил, что если кому пикну, то жить мне останется три минуты. – Парнишка тяжело вздохнул, достал из кармана мятую пачку сигарет и потянулся за угольком в костер.

– Ты же давал слово, Яша, что курить бросишь!

– Разве тут бросишь, Татьяна Александровна, – пробормотал Яшка, глубоко затягиваясь сигаретным дымом.

– После этого ты Женьку и Ромку видел? – тоже закуривая, спросил Афанасьев.

– Нет. Я маме сказал, что пойду в кино, а сам с Валькой ходил их искать, но нигде не нашел. У Климовых отец Ромки нас выгнал, а Женьке звонили-звонили по телефону, никто не ответил.

– А где Цыплаков во время разбоя был?

– Дома был, – ответил Жуков. – Он мне говорил, что на это дело не пошел, хотя они его и звали.

– А почему?

– Этого я не знаю.

– У вас листка бумаги не найдется? – спросил майор участкового инспектора.

– Нет. Я свой, портфель оставил в районном отделении, а у рыбаков в лодках можно найти и еду, и одежду, все, кроме бумаги. Она им ни к чему.

– У меня есть, – пришла на помощь Татьяна Александровна и достала из сумки блокнот и шариковую ручку.

Афанасьев тщательно записал все данные о Лидове и Климове, переспрашивая то номер телефона у Яшки, то название улиц, где они жили; еще довольно долго писал, потом вырвал исписанный листок и отозвал участкового инспектора:

– Лексеич! Пойдем посоветуемся. – И оба скрылись в темноте.

– Сколько здесь ходу до Белого городка?

– Минут десять – двенадцать.

– Там можно сейчас найти где-нибудь телефон и дозвониться в Москву?

– Найдем.

– Тогда нужно ехать и немедленно передать все данные об этих двух типах, чтобы их сразу взяли, пока они не скрылись.

– Ну что ж, раз надо, так надо. Минут через сорок или через час вернусь. Вот жаль, что с ухой не управился.

– Уху я и сам сварю. Такую, как надо.

Участковый инспектор уплыл в темноту, а майор стал колдовать над ухой.

Казалось, что в ночном воздухе на поляне возле костра жил один-единственный запах. Он перебил запах высохших водорослей, доносившийся откуда-то аромат скошенного сена, запах озерной воды, приправленной кувшинками, лилиями и камышом. Если хочется есть, то уха пахнет особенно приятно. Точно почувствовав, что она готова, из темноты появился участковый инспектор. Он сообщил Афанасьеву, что его задание выполнил, и принялся помогать «накрывать стол». Вскоре исчезла последняя ложка юшки, а от рыбы осталась груда на совесть очищенных костей. Небосвод посветлел. Потихоньку начала уходить ночь. Первыми появление дня почувствовали птицы. Сначала робко, а потом сильней и сильней они начали свой концерт. Афанасьеву казалось, что на лесистом пригорке каждый куст и дерево превратились в своеобразную эстраду, занятую пернатыми певцами.

Участковый инспектор вместе с Яшкой старательно вымыли ведро и всю остальную посуду, свернули брезент и разложили все по лодкам. Проверили горючее в «казанке» и вывели ее в протоку. На «Прогрессе» подняли тент, и Татьяна Александровна, устроившись на заднем сиденье, позвала:

– Иди, Яша, ко мне, тут теплее.

Но мальчишка, вертевшийся возле угнанной им лодки, умоляюще смотрел на Афанасьева, не решаясь вслух высказать свою просьбу. И майор понял.

– Нет, Татьяна Александровна, мы с Яковом поедем вместе. – И тихо добавил, так, чтобы слышал только мальчик: – Нам ведь лодку нужно на место поставить. Извиниться перед дачниками и возместить бензин, продукты, что ушли на ужин, так что ль?

Яков ничего не ответил, только горестно вздохнул. Афанасьев оттолкнул лодку и перебрался на сиденье рядом с рулевым управлением.

– Заводи, Яков! Пойдем вслед за «Прогрессом».

* * *

В Кимрах, в районном отделе внутренних дел, дежурный выслушал майора Афанасьева и пообещал передать начальству точь-в-точь все слова благодарности, высказанные им и Коробочкиной в адрес участкового инспектора, и посоветовал:

– Раз вам наш участковый так понравился, пусть он вас и проводит. На центральной площади наверняка есть московские машины. Вот он вас и усадит.

Недалеко от Серебряного бора Афанасьев взглянул на часы. Было около восьми. Прошло почти двое суток с момента разбойного нападения.

Татьяна Александровна как уселась в машину, так всю дорогу и проспала. Яшка свернулся калачиком рядом с Афанасьевым и тихо посапывал. Майор не смог даже задремать: одолевали всякие мысли. В первую очередь беспокоился он о Жукове. Если все было действительно так, как он рассказывал, то вроде и нет за Яшей прямой вины. Он оказался невольным соучастником преступления, к которому привела его неразборчивая дружба с Цыплаковым и другими. Возможно, что они и использовали мальчишку втемную, не посвящая в свои планы. А если он рассказал неправду? Тогда, значит, Коробочкина в нем ошиблась. Зря переживала, а жаль. Мальчишка и ему понравился. Интересно, как там дела у Михаила Трофимовича и Павлова. И, наконец, мучил извечный, беспокойный для работника уголовного розыска вопрос: не случилось ли еще чего-нибудь на территории отделения? Нет ли каких-либо новых событий, требующих экстренных мер?

Едва подъехав к отделению милиции в Серебряном бору, Афанасьев увидел за столом под яблонями Павлова, Звягина и Ильина. Все трое оживленно беседовали, а заметив Афанасьева, поднялись и пошли ему навстречу. Вид у всех был довольный, какой обычно бывает у людей, хорошо справившихся со своими делами. Звягин заглянул в машину.

– Это у вас Американец? А остальные у нас. Мы их утречком у Климова взяли.

– Это хорошо. Ты, Яков, выходи, – разбудил Афанасьев мальчишку. – А старшего лейтенанта отвезите домой, – обратился он к шоферу. – Согласны, Татьяна Александровна?

– Я только умоюсь, посмотрю, как у меня там дома, и приду.

– Думаю, что сегодня вы можете на работе и не появляться.

– Что вы, товарищ майор! – Коробочкина заботливо взглянула на Яшу и решительно объявила: – Обязательно приду, и как можно скорее.

– Ну, как знаете. – И Афанасьев обратился к Павлову: – Как, Иван Кузьмич, сознались эти деятели?

– Мы их не допрашивали. Куда им деваться? У них оказались некоторые вещественные доказательства и деньги. Наверное, облигации успели продать.

– Давайте обсудим, что дальше делать с ними будем. Где Михаил Трофимович?

– Ушел привести себя в порядок. Обещал сразу же вернуться.

– Тогда у меня предложение: пусть Ильин и Звягин отвезут в наше отделение Лидова, оформят документы и сразу же на обыск к нему. Мы с тобой, Иван Кузьмич, захватим отсюда еще кого-нибудь. Климова не допрашивали? Ну, тогда с него и начнем. Да, Иван Кузьмич, что же нам с Яшей делать?

– Сначала накормить, у нас тут кое-что от собственного завтрака осталось. Потом пусть посидит под яблоньками, пока не разберемся, что к чему, да и Татьяна Александровна появится, – предложил Павлов.

– Согласен, – решил Афанасьев и приказал: – Ведите Климова.

Роман Климов, высокий и худой парень, видно, уже освоился со своим новым положением. Он, сгорбившись, вошел в кабинет, уселся на стул и опустил голову. Рядом с ним расположился Павлов. Усаживаясь, он объяснил, что Климов намерен все рассказать.

– А чего скрывать, – не поднимая головы, подтвердил тот.

– Тогда объясни, почему ты, рабочий парень, решился на преступление?

Климов задумался: уж больно трудный вопрос ему задали, и он не знал, с чего начать. Иван Кузьмич пришел ему на помощь:

– Ты знал, Роман, что тебя ждет? Ну, если поймают?

– Конечно, знал. Знал, что тюрьма, колония и срок большой. Думал, обойдется. Женька говорил, что не найдете. Раз так, будут деньги. – Роман поднял голову, зло сверкнул глазами и, видно, решился на полную откровенность: – Колонии я не боюсь. Привык. У меня дома своя колония: посмотрите на мать, в спичку превратилась. То нельзя, это не трогай, на ковровую дорожку не ступи. Книги не бери. Все денег стоит. С огорода по три урожая в лето снимаем. Сначала редиска, потом огурцы, а под осень укроп, салат и петрушка, и все на рынок. Убежать хотел.

– А зачем тебе деньги? – спросил Афанасьев.

– Как зачем? Меня угощают, а я ответить не могу. Надоело отцовские обноски донашивать. Все ребята в болоньевых куртках ходят, а мне суконное полупальто купили, говорят, теплее и дольше носится. А мне не надо теплее.

– Ты куришь?

– Прошлый год разрешили. Отец в получку на месяц полную авоську «Памира» приносит. Стыдно закурить, от них, кто близко стоит, чихать начинают.

– Дома у вас пьют?

– Только по праздникам. У нас с позапрошлого года своя наливка стоит в подвале.

– Так, так, а чем же ты увлекаешься, чем занимаешься в свободное время? – спросил Афанасьев.

– У меня нет свободного времени. Днем работаю, вечером учусь, а потом огород.

– Когда же ты успел подружиться с Лидовым и Жуковым?

– С Яшкой давно познакомился, – начал рассказывать Роман, – как приехал с Севера. С остальными в прошлом году. Мы с Американцем стали делать лодку у него в сарае и Вальку Цыплакова взяли в компанию. Он рядом живет. С ним стал приходить Женька Лидов. Он с Валькой в одном техникуме учится. Так и познакомились.

– Вы у Климова спросите, товарищ майор, кто, он считает, их надоумил на это преступление, – не вытерпел Павлов. – Я ему этот вопрос уже задавал.

– А я вам ответил, что Яшка. А он не верит, – кивнул парень в сторону Павлова. – Яшка поехал продавать книги в центр, мы у себя поблизости побоялись засыпаться. Привез деньги, рассказал, какая мировая квартира у того мужчины, что купил книгу. А когда другие книги возил, про магнитофоны рассказал. После этого мы с Женькой стали прикидывать, как нам в той квартире побывать, и придумали.

– Кто придумал маски?

– Не помню. Наверное, Женька.

– Чем ударили Жукова?

– Женька на всякий случай взял в сарае железку. С одной стороны расклепал. С другой заточил. Сказал, может, что открыть придется. Ну, а я завернул ее в кусок ватмана. Вот этой железкой он и стукнул Яшку.

– Он же мог его убить.

– Не думаю. Ведь тут как получилось? По нашим расчетам, Яшка должен был уже уйти и дома оставалась только хозяйка. Пришли, а нам дверь сам Американец открывает. Не уходить же обратно.

– Почему вещи спрятали на пустыре? Их ведь могли найти. Заявить в милицию.

– Нет, мы их хорошо закопали. Эту яму я подсказал. В прошлом году мы с отцом песок домой возили. Про пустую дачу Женька придумал. Потом мы все хотели перенести к нам в сарай.

– Так кто же у вас главный?

– Никого не было. Все главные.

– Кто еще знал, что готовите это дело?

– Валька Цыплаков. Ну тот, что с нами лодку делал. Как разговор всерьез об этой квартире зашел, он отказался. Говорит, одно дело книжки воровать, другое – квартиры грабить. Ведь все это началось с книг. Сначала он у одного парнишки взял почитать старую книгу, а Женька увидал, да и давай гудеть: «Это книга старая, книга редкая, давай загоним». Самим идти вроде бы и ни к чему, так он наладил Яшку. Тот пришел и семьдесят рублей принес. Ну, мы Вальку похвалили и отправили еще за книгами, а уж потом решили ограбить квартиру. Думали идти втроем, да Цыплаков отказался. Мы хотели его в такси оставить, чтобы шофер не уехал.

– Значит, с точки зрения Цыплакова, книги воровать можно? – усмехнулся Афанасьев. – А ты как считаешь?

Климов пожал плечами.

– В старину была умная сказка, как кража пятачка довела Иванушку до каторги. А здесь в вашем деле прямо наглядный пример: начали с книг и докатились до разбойного нападения с покушением на убийство.

– Мы никого не хотели убивать.

– В это я не особенно верю. Представь себе, что бы получилось, если бы Лидов ударил Якова посильнее.

Когда парня увели, Афанасьев спросил:

– А как с отцом этого молодого человека, Иван Кузьмич?

– Поговорили…

– Ну и как он?

– Интересный человек. Немного воевал, демобилизовался, окончил школу механизаторов, работал трактористом, шофером. Потом завербовался на Север. По договору имел право на возвращение в Москву. Работал как проклятый, без выходных, без отпусков, не пил, ну, сколотил деньгу. Со сверхурочными на лесоповале до тысячи рублей в месяц выгонял. Все хотел красивую жизнь в Москве создать. У него две дочери и сын. Говорит, ему самому ничего не надо. И там, в тайге, и здесь все о детях думал. Да, видно, что-то у него не додумалось. Взял у меня сигарету и просит: «Разрешите, на двор выйду, покурю». – Павлов подошел к окну, посмотрел. – Вот он на лавочке сидит и незажженную сигарету в руках вертит.

В ярком утреннем свете хорошо была видна сгорбившаяся фигура с опущенной головой, словно человек пытался что-то рассмотреть под ногами.

– Сколько ему лет?

– С двадцать четвертого он.

– А издали совсем старик!

– Тут, дорогой Александр Филиппович, за какие-нибудь минуты стариком станешь, – вздохнул Павлов, – сын ведь.

* * *

У себя в отделении Афанасьев выяснил, что никаких происшествий за его отсутствие не случилось. Зашел к начальнику, коротко доложил о результатах работы по делу и, вернувшись в свой кабинет, с удовольствием опустился в кресло за письменным столом. Машинально, по привычке заправил чернилами авторучку, достал из стола стопку бумаги, приготавливаясь написать отчет о только что раскрытом преступлении. Но его оторвал от размышлений настойчивый стук в дверь. Дважды повторив разрешение войти, Афанасьев хотел встать и распахнуть дверь нерешительному посетителю, но на пороге увидел незнакомую женщину. Прежде чем войти, она оглянулась, кого-то попросила подождать в коридоре и только потом переступила порог.

– Я к вам.

– Проходите, садитесь, – предложил Афанасьев.

Бегло осматривая посетительницу, сразу же обратил внимание на фиолетовый костюм с длинным жакетом без рукавов и широченные брюки, яркую цветную блузку, туфли на платформе и в тон им коричневую лаковую сумку с плечевым ремнем. Коротко подстриженные волосы падали короткой челкой на лоб. Половина лица закрывали темные очки. «Иностранка, что ли? – мелькнула мысль. – Неужели обворовали?»

– Пожалуйста, садитесь. Слушаю вас.

– Я мать Лидова, – взволнованно сообщила женщина. Села к приставному столику, достала из сумки пачку сигарет «Пел-Мел», носовой платок и свернутые в трубочку листки бумаги. Все разложила перед собой и, поднеся платок к лицу, продолжала: – Какое горе, какое горе, я просто не могу поверить. Мой сын – и такое преступление. Вы, товарищ майор, его не знаете. Он хороший мальчик, тихий, скромный, увлекается музыкой, пишет стихи. Отлично учится. Я, правда, воспитывала его одна, без мужского влияния. У нас, знаете, с мужем не сложилась жизнь. Но я сыну ни в чем не отказываю.

Афанасьев откинулся на спинку кресла, чтобы лучше наблюдать за посетительницей. Та, заметив его интерес, сняла очки. Сразу открылись морщинки, усталые глаза. Женщина говорила и говорила. Рассказывала о детстве сына, подробности школьных лет, иногда на ее лице мелькала угодливая улыбка, то появлялся страх, а глаза оставались внимательными, как бы посторонними.

Александр Филиппович остановил ее.

– Одну минуту, гражданка Лидова!

– Нет, нет, я не Лидова. Я Иванова – ношу фамилию второго мужа. Мы с ним, правда, тоже разошлись, но Евгению я сохранила фамилию отца. Меня зовут Ирина Владимировна, а вас?

Афанасьев назвал свое имя и отчество и спросил:

– Где вы работаете?

– Дорогой Александр Филиппович, разве это имеет значение? Сейчас для меня самое важное – судьба сына. Вот принесла вам заявление. Я и общественность нашего дома просим вас отдать мне сына на поруки.

Ирина Владимировна развернула бумагу: на двух страницах было пространное заявление с перечислением всех достоинств Евгения Лидова, третья была покрыта подписями.

– Со мной пришли члены домового комитета и ближайший сосед, – объяснила Лидова – Иванова. – Они подтвердят, что готовы поручиться за Женю.

Майор взял бумагу, от нее пахло тонкими духами.

«Где же все-таки она работает?» – подумал он и снова повторил свой вопрос.

– Вообще я окончила институт иностранных языков, работала в системе «Интуриста», а сейчас директор вагона-ресторана на международных линиях. Я очень часто в поездках, сегодня, к счастью, оказалась дома. Если моего заявления вам недостаточно, то я принесу письмо с работы, из техникума. Обещаю вам, что мой сын исправится и этого с ним больше никогда не повторится. – Женщина говорила уверенно, то вкрадчиво, то с искренней болью.

Афанасьев заглянул в заявление. Оно было отпечатано на машинке и адресовано ему.

– Когда у вас были мои сотрудники?

– Около девяти утра.

«Вот это оперативность, – подумал Афанасьев, – успела напечатать, обежать жильцов, упросить их подписать, да еще двух ходатаев привела сюда».

– Скажите, Ирина Владимировна, сами-то вы что думаете, почему это случилось? Раньше ваш сын судился?

– Что вы, что вы! Евгений даже близко возле суда не был. А что с ним произошло, понятия не имею. У нас дома все есть. Я каждый раз, возвращаясь из-за границы, привожу ему подарки. Может быть, не очень дорогие, так как валюты бывает немного, но я же вам говорила, что у него есть все.

Женщина достала сигарету.

Майор тоже открыл стол и потянулся за пачкой «Явы». Ирина Владимировна пододвинула ему пачку своих и с удовольствием сообщила:

– Курите – американские.

– Благодарю, я привык к «Яве».

– Я сама никак не пойму, что произошло с сыном. – И очень осторожно, словно прощупывая собеседника, спросила: – Может быть, Женю приятели увлекли? – Не получив ответа, продолжала: – Он добрый, ради друзей готов на все. Привезла ему в прошлом году техасский костюм, он его другу подарил. Привезла второй, он сейчас же отдал поносить кому-то куртку, и так все. Зажигалки, ручки, патефонные пластинки у него живут один – два дня, я уже к этому привыкла.

– Ирина Владимировна, пригласите ваших поручителей, я с ними познакомлюсь.

– Обоих?

– Можно обоих.

В кабинет вошла, подслеповато щурясь, полная, высокая женщина в старомодном полотняном плаще. Она независимо подошла к столу и села напротив майора. Следом за ней появился высокий мужчина, тоже преклонного возраста, в сильно поношенном костюме и несвежей рубашке. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, переминался с ноги на ногу. Настороженно осматривал кабинет. Ирина Владимировна их представила:

– Наталья Леонидовна – представительница нашего домового комитета, а это мой сосед, Леопольд Антонович.

Поручительница сразу же бойко заговорила:

– Наша общественность знает Женю… – И тут же поправилась: – Евгения и просит его на поруки. Мы всем коллективом будем его воспитывать. Общественность заверяет, что больше Лидов не позволит себе никаких плохих поступков.

От длинной речи Наталью Леонидовну бросило в жар, она достала цветной платок, стала вытирать лицо, искоса поглядывая на Лидову – Иванову. Майору показалось, что Ирина Владимировна одобрительно подмигнула своей поручительнице.

– Ну, а вы что скажете, Леопольд Анатольевич?

Присевший на край стула поручитель вскочил:

– Я как работник искусства присоединяюсь к просьбе и могу заверить вас, что Евгений ничего подобного не совершит.

– А вы где работаете?

– В театре… осветителем сцены.

– Значит, вы пришли спасать Женю Лидова по просьбе его матери? И не просто сами, а от имени общественности, так звучит ваше поручительство более весомо? Ну, а вы хоть знаете, что он совершил? – медленно, растягивая слова, говорил майор. – Так вот, позавчера утром он в маске и с оружием в руках ограбил квартиру. Связал хозяйку и похитил вещи, на пять тысяч рублей. По закону это преступление называется разбой, и суд может за него дать до пятнадцати лет лишения свободы. – Майор говорил и следил за поведением всех трех просителей. Мать побледнела, Наталья Леонидовна стала краснеть. «Представитель искусства» вскочил и хотел что-то сказать. – Нет, подождите. Давайте выясним все окончательно. Судя по заявлению, вы намерены взять на себя ответственность за поведение Евгения Лидова и согласны отвечать за все, что он может натворить в дальнейшем, скажем, за любое новое его преступление вас должны привлечь к уголовной ответственности вместе с ним, так?

– При чем тут уголовная ответственность? Мы общественность, – на этот раз не так уверенно заговорила представительница домкома. – Согласны Женю воспитывать.

– Подождите, – остановил ее Афанасьев. – Лидов приходил домой пьяным?

– А кто теперь не приходит? Вот Леопольд Анатольевич хороший человек, а тоже выпивает.

– Нет, поговорим сначала о Лидове. Вы видели, что он бывает пьяным?

– Видела, видела, все видели.

– Почему же в первый или второй раз вы не подняли тревогу, не вызвали на товарищеский суд мальчишку, его мать? Почему не обратились в детскую комнату милиции? Ведь пьяный подросток – это чрезвычайное происшествие для порядочного человека. Что же вы молчите? – Афанасьев достал «Яву», закурил и, уже успокоившись, спросил: – Как же быть с вашим поручительством? Согласны нести ответственность за Евгения Лидова?

– Отдайте наше заявление, – поднялась со стула Наталья Леонидовна.

– Я как работник искусства в уголовные дела вмешиваться не собираюсь. Озорство или даже драка – это другое дело, – проворчал мужчина.

– Заявление ваше я оставлю у себя, а вас не смею больше задерживать.

Поручители ушли, а мать медленно укладывала в сумку сигареты, платок, очки.

– Разрешите мне свидание с сыном, – попросила она.

– Нет, не разрешу, – быстро ответил Афанасьев.

– Вы еще пожалеете! – вспылила женщина. – Я пойду на Петровку к вашему начальству, к самому генералу, а своего добьюсь.

– Не думаю, – ответил Афанасьев, а когда остался в кабинете один, выкурил подряд две сигареты и снова принялся составлять документ.

Вошли Ильин и Звягин.

– Ну, этот Женька – тип, – радостно начал Звягин. – Когда из Серебряного бора ехали, поговорили. Он все овечкой прикидывался. Пригласили, уговорили, он не хотел… На самом деле его еще два года назад привлекали за кражи. Ограничились возмещением убытков. За драку из школы выгнали. Устроился в техникум, учится плохо, дома пьянствует, а мать все покрывает. Мамаша у него дай бог каждому… Мы пришли на обыск, а она сразу: «Кофе с лимоном или с коньяком? Есть французский, а может быть, завтрак на скорую руку?» Еле отвязались.

– С ней я уже п-ознакомился, – проворчал Афанасьев.

* * *

Уже к вечеру в кабинет начальника уголовного розыска вошел Звягин.

– Принес?

– Да, вот, написали. – И он протянул лист бумаги.

– Посмотрим, что думают о Валентине Цыплакове в его родном техникуме.

«Характеристика на студента третьего курса… Цыплаков В. А. добросовестно относится к учебе, занятия посещает аккуратно. Активно участвует в жизни коллектива. Является членом редакционной коллегии стенной газеты «За высокую успеваемость». Был исключен из комсомола два года назад, но в настоящее время исправился, и теперь товарищи его уважают».

Так, и это все?