Текст книги "Мир приключений 1976 г."

Автор книги: Редьярд Джозеф Киплинг

Соавторы: Евгений Гуляковский,Всеволод Ревич,Владимир Михановский,Юрий Папоров,Андрей Никитин,И. Скорин,Евгений Татаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 48 страниц)

Владимир Михановский
ДВОЙНИКИ
Фантастическая повесть

Детство свое, проведенное в доме Ньюморов, Линда Лоун вспоминала, словно длинный кошмарный сон. Кончившийся наконец, такой сон оставляет надолго тягостное чувство, хотя неприятные события подчас чередуются в нем с чем-то светлым, радостным, пусть и не поддающимся точному определению. Может быть, именно в этом чередовании притягательная власть снов?

Мать Ньюмора, впрочем, относилась к ней хорошо. Да и отец его, Ньюмор-старший, в редкие свои прилеты из дальнего космоса не делал никакого различия между нею и сыном.

И все-таки детство оставило в ее душе глубокую ссадину, которая не проходила с годами. Причиной тому был Ньюмор-младший, которого в семье звали Ньюм.

Как только девочка после катастрофы, постигшей их семью, поселилась в богатом доме Ньюморов, мальчишка стал для нее злым гением. Она часто плакала из-за него втихомолку, хотя Ньюм никогда не таскал ее за рыжие жидкие косички и вообще не занимался рукоприкладством. Но как-то так у него всегда выходило, что в любой детской шалости, в ненароком разбитой чашке саксонского фарфора, в сломанной розе на клумбе, в воде, налитой в шляпы гостей, оставленные в гардеробной, – во всем этом была виновата Линда.

Взять хоть ту же злополучную чашку. Хотя уже сколько лет прошло, впечатления детства были живы в памяти Линды, и она готова была «прокручивать» их до бесконечности. Особенно тот эпизод, врезавшийся как заноза.

…Они вдвоем играли в саду, потом вернулись в дом, и Ньюм стал показывать ей, как матросы танцуют джигу. У него танец получался хорошо.

– Теперь ты! – сказал он и, взяв Линду за руку, вывел ее на середину комнаты.

Поначалу дело не клеилось.

– Прыгай, прыгай повыше! – покрикивал Ньюмор, входя в роль учителя танцев и увлекаясь ею, как и всем, за что он брался. – Так, а теперь хлопок и прыжок в сторону.

Когда девочка подпрыгнула, исполняя рискованное па, Ньюмор подтолкнул ее. Паркет был скользок как лед, и она, не удержавшись, упала, задев за тумбочку…

На грохот в комнату вошла мать Ньюмора. Несколько секунд она молчала, оценивая ситуацию.

Линда и Ньюмор стояли рядом, виновато потупив глаза.

Мать Ньюма нарушила молчание:

– Опять подрались?

Мальчик покачал головой.

Женщина перевела испытующий взгляд на Линду:

– Это ты сделала?

– Я… – прошептала Линда.

Мать Ньюмора с сожалением посмотрела на осколки фарфора, усеявшие пол.

– Этой чашке, девочка, было четыреста лет… – вздохнула она. – Как это случилось?

– Я танцевала, мама… Вернее, училась танцевать джигу… А пол скользкий… – начала пояснять Линда и, не договорив, умолкла: она сама почувствовала, что ее слова звучат неубедительно, падают в пустоту.

Мать покачала головой.

– Линда права, пол скользкий, как каток, – неожиданно вступился за нее Ньюм. В доказательство своих слов он разбежался и проехался на ногах до самого окна.

– Трудный ребенок, – произнесла мать, неизвестно кого имея в виду.

Ньюм, облокотившись о подоконник, уставился в окно, словно все происходящее перестало его касаться.

Наконец, произнеся еще несколько приличествующих случаю сентенций, мать Ньюмора удалилась, чтобы отдать Робу приказание вымести из комнаты осколки.

Когда дверь закрылась, Линда с облегчением вздохнула. Ньюмор отвернулся от окна. Она исподлобья бросила взгляд на его плутоватые глаза, на губы, готовые, как ей показалось, растянуться в улыбке. Небрежным жестом Ньюмор взлохматил волосы, и без того торчавшие во все стороны.

– Тоже мне заступница выискалась, – протянул он. – А мне, может, не надо, чтобы за меня заступались.

– А что тебе надо, Ньюм? – тихонько спросила Линда.

– Мне нужно, Рыжик, чтобы ты всегда говорила правду. Разве я могу дружить с девчонкой, которая говорит неправду?

Линда шагнула к нему, отвернулась, пряча заблестевшие глаза. За слова о дружбе она могла простить ему все на свете… Но чем же он недоволен? Ведь она всю вину взяла на себя.

Ньюм заглянул ей в глаза.

– Трусиха, – процедил он.

– Нет, – вздрогнула она от оскорбления.

– А почему не сказала маме правду?

– Что я должна была сказать ей?

– Что я толкнул тебя.

– Я думала, ты не нарочно…

– Ах, ты думала, что я не нарочно!.. – протянул Ньюмор. – А я сделал это нарочно, нарочно, нарочно! – запрыгал он на одной ноге, разом утратив напускную серьезность.

– Неправда.

– Нет, правда.

– Зачем ты это сделал?

– Мне так захотелось. Ну, что же ты стоишь? Ступай, пожалуйся маме! – Он толкнул носком осколок драгоценной чашки. – А то накажут!

Она пожала плечами:

– Я не боюсь наказания.

– Все равно ты трусиха! – воскликнул Ньюмор. – Побоялась сказать маме правду.

Дверь отворилась, и их разговор оборвался. В комнату, неуклюже покачиваясь, вошел робот. Мать звала его «статуя командора», вероятно, за величественную осанку и высокий рост.

Линда знала, что иметь робота может позволить себе только очень состоятельная семья, настолько дорого обходилась робоприслуга. В семействе Лоунов, например, никаких роботов не было и в помине, даже когда отец – программист вычислительного центра – зарабатывал неплохо. А потом, когда дела пошли все хуже и хуже, стало вовсе не до роботов.

После того как родители Линды погибли в авиационной катастрофе, девочка осталась одна.

В семье Ньюморов Линда быстро привыкла к роботам, полумашинам-полусуществам, добродушнейшим созданиям, которые несмотря на кажущуюся неловкость, умело и четко выполняют команды по дому. Таким был и самый старый робот, Роб – «статуя командора», который неизвестно в силу каких причин пользовался особой нелюбовью Ньюмора-младшего.

Роб кивнул детям, затем, скрипнув, опустился на колени и принялся собирать осколки.

– Роб, а ты помнишь потоп? – спросил Ньюм.

– Потоп? – переспросил Роб, и его сильные руки-клешни застыли в воздухе. – Подобные непонятные вопросы, не связанные с конкретной командой – «Подай то, принеси это», – всегда выбивали его из колеи, и мальчишка знал это.

– Всемирный потоп, – невинно подтвердил Ньюм.

Робот честно пошарил по подвалам своего запоминающего устройства.

– Не помню, – признался он после паузы, длившейся добрых несколько минут.

– Странно, ты должен помнить его.

– Почему должен? – забеспокоилась «статуя командора».

– Да потому, что ты допотопный! – рассмеялся Ньюмор и фамильярно толкнул в крутое плечо Роба, который продолжал стоять на коленях.

– Перестань, Ньюм, – не выдержала Линда.

Поняв, что мальчик над ним, по обыкновению, посмеивается, робот снова принялся за работу.

Честно говоря, это была старая, очень старая конструкция. Однако отец настрого запретил менять старых роботов на новые модели, которые видоизменялись чуть ли не каждый месяц: конкурирующие фирмы страны наперебой предлагали их богатому потребителю.

Мать Ньюмора сетовала, что давно пора бы сменить механическую прислугу, что их роботы вконец обветшали и разладились: просто стыдно, когда приходят гости.

– Пойми, дорогая, я слишком редко бываю дома, – неизменно отвечал на это Ньюмор-старший. – И потому каждый раз, возвращаясь из Пространства, я мечтаю застать все, как было, – разумеется, в той мере, в какой это возможно пред ликом беспощадного времени. В полете я думаю о тебе, о Линде, о Ньюме и представляю всех вас такими, какими видел в предыдущий свой прилет на Землю. И мне не хочется, чтобы что-то менялось в доме по твоей воле. Я хочу, чтобы гнездо, в которое я возвращаюсь, оставалось прежним. До последнего цветка на клумбе, до последней скамейки, до последнего винтика.

– А Роб тут при чем?

– Роб – частица дома, почти частица семьи. Он вынянчил меня на своих клешнях. Как же я могу сдать его на слом?

– Ясно… – вздыхала жена и переводила разговор на другую тему.

Линда и Ньюм молчали, ожидая, пока «статуя командора» соберет осколки фарфора и уберется наконец из комнаты. Действовал робот медленно, временами застывал на несколько секунд в нелепой позе, однако – надо отдать ему должное – работал тщательно.

Закончив уборку, Роб повел глазами-фотоэлементами по просторной комнате, поднялся с колен и вдруг двинулся в угол. Ньюм попытался было преградить ему путь, но робот обманул мальчика. В углу робот подобрал последний осколок, заброшенный туда Ньюмором, и зашаркал к выходу, покачиваясь на ходу.

Ньюмор-младший придирчиво оглядел пол, но не обнаружил на нем ни крошки фарфора.

– Поздравляю тебя, Рыжик, – с некоторой торжественностью произнес Ньюм, когда дверь за роботом захлопнулась. – Ты выдержала испытание.

– Какое еще испытание? – недоверчиво переспросила Линда, все время ожидавшая от Ньюма подвоха.

– На верность!

– Тоже мне испытатель нашелся, – насмешливо протянула Линда, но слова Ньюма были ей приятны.

Он взял ее за руку, Линда мучительно, до корней волос покраснела.

– А знаешь, рыжим идет, когда они краснеют, – произнес Ньюм задумчиво.

Она вырвала руку и выбежала из комнаты…

…Это случилось в последний прилет на Землю Ньюмора-старшего.

Весь дом был наполнен весельем, даже старые стены его, казалось, помолодели.

Ньюмор-старший всем привез подарки.

Жене – удивительную одежду, которая сохраняет одинаковую температуру при любой погоде.

Ей, Линде, – коробку лакомств с далекой планеты, вкус их она помнит до сих пор: горьковатые, тающие во рту, они чем-то отдаленно напоминали миндаль.

Но больше всего ее потряс подарок Ньюму. Игрушка не игрушка, удивительный живой глаз, видящий все вокруг. Взгляд его, как пояснил Ньюмор-старший, проницает сквозь перегородки, непрозрачные для человеческого взгляда…

Шар был размером с обычный волейбольный мяч. Оболочка – ворсистая. Шар ритмически вибрировал.

– Он как будто дышит… – зачарованно прошептала Линда, глядя на шар.

– Он живой, папа? – деловито спросил Ньюм, небрежно держа подарок.

В ответ отец начал пояснять что-то долго и обстоятельно. Линда тогда ничего не поняла, ей запомнились только слова «фасеточный элемент» и еще какие-то, столь же непонятные. Что же касается Ньюма, то он, ясное дело, хорошо понял отца. Дотошно расспросил его, как обращаться с шаром, а потом утащил «живой глаз» в свою комнату.

А позже…

Позже произошел эпизод, о котором даже теперь, одиннадцать лет спустя, будучи двадцатипятилетней женщиной, Линде тяжело и неприятно было вспоминать.

Весь тот день прошел для нее в ожидании чего-то необычного.

И хотя никто не мог знать, что из нового рейса Ньюмор-старший не вернется, на всем лежал отблеск грусти. А может, это казалось Линде только теперь, много лет спустя?..

Ужин накрыли в гостиной, где было тесно от многочисленных гостей.

Медлительный Роб подал на стол жареную акулью печень – любимое блюдо отца. Ньюм ел поспешно, делая вид, что не замечает укоризненных взглядов матери: ему не терпелось вновь отправиться к подарку.

Едва закончился обед, Ньюм схватил Линду за руку и прошептал:

– Пойдем со мной, я покажу тебе чудо.

Тихонько прикрывая за собой дверь, Линда услышала фразу, которой капитан начал свое повествование:

– Представьте себе, мой киберштурман в полете научился сочинять музыку…

Не выпуская руки Линды, Ньюмор по длинному коридору торопливо вел ее в свою комнату.

На пороге комнаты девочка остановилась, завороженная. Свет Ньюм не включил, и в комнате царил полумрак. А в противоположном углу у окна, там, где у Ньюма стоял письменный стол, вечно заваленный учебниками по физике и математике и исчерканными листами писчей бумаги (Ньюм терпеть не мог тетрадей), – там, в дальнем углу, разливалось голубое сияние, ни с чем не сравнимое спокойное зарево.

Девочка подошла поближе.

Шар сверкал, но смотреть на него не было больно. Каждая коротенькая ворсинка казалась маленькой радугой, она слегка дрожала и переливалась всеми мыслимыми цветами.

– Можно его потрогать?

– Потрогай, – разрешил Ньюм.

– Ой, как будто кошку погладила! – удивилась Линда.

– Скажешь тоже – кошку, – усмехнулся Ньюм. – Это очень сложный аппарат, созданный из биоэлементов. Я изучу его строение и построю точно такой же.

– Для чего тебе?

– Это очень ценная штука, за нее могут много заплатить. Этот шар соединяет в себе свойства многих земных приборов и устройств – живого глаза, рентгеновского аппарата и так далее.

– Ньюм, а он правда видит насквозь?

– Не веришь, Рыжик? Сейчас убедишься, – загадочно улыбнулся Ньюм.

Он потрогал светящуюся сферу, нажал что-то – и тут шар заговорил!

Это было до того неожиданно, что девочка вздрогнула, по спине пробежал холодок.

Шар говорил о ней, о Линде!

Голос его был странен, лишен всякой выразительности, словно голос Роба, когда тот отвечает на чей-нибудь вопрос.

Линда и теперь помнит от слова до слова все, что произнесло, уставясь на нее, «всевидящее око» – так Ньюмор назвал шар. И то, что он говорил, показалось девочке до того обидным и нелепым, что она, не сдержавшись, крикнула:

– Замолчи!

Шар умолк.

Линда не смогла сдержать слезы. Она бросилась на Ньюмора, но тот со смехом увернулся. Вытирая глаза, она вышла из комнаты. Ньюм догнал ее уже в коридоре.

Когда они вернулись в гостиную, все были поглощены рассказом Ньюмора-старшего.

…Уже на другое утро шар погиб. Его погубил сам Ньюм, который пытался узнать его внутреннее строение… Конечно, это было чисто ребяческое желание – узнать, как устроена игрушка.

Через несколько дней в семье случилось несчастье: погиб космокапитан Ньюмор. Теперь все заботы легли на плечи Ньюма, а он полностью ушел в науку, и больше его ничто не интересовало.

Он даже не замечал, что Линда любит его, и своим невниманием часто обижал девушку.

Каждый раз Линда старалась найти оправдание его поведению. Ясно, голова юноши занята другим. Он такая умница, самостоятельно одолел курс высшей математики, дифференциальные уравнения щелкает, как орехи. Не обращает на нее, Линду, внимания? Понятное дело, его время уходит на гораздо более важные вещи. Толковал же он ей на днях, что природа человеческая слишком несовершенна, что в нем слишком много осталось от животного и что он, Ньюмор, задумал в будущем не более, не менее как… переделать природу человека.

– В каждом человеке есть плохое и хорошее, – заявил Ньюм, – не правда ли? Нельзя ведь сказать, что этот человек – абсолютный злодей: обязательно у него найдется хоть какое-нибудь светлое пятно. Беспросветно темные личности встречаются только в романах. И наоборот. Едва ли встретишь в жизни совершенно хорошего человека, без каких бы то ни было изъянов. Хоть что-нибудь у него, да не так… Вот я и задумал в каждом человеке отделить плохое от хорошего. Плохое – удалить, как дантист удаляет больной зуб, а хорошее оставить.

– Как же ты это сделаешь? – спросила Линда.

Ньюм пожал плечами:

– Еще толком не знаю… Есть у меня одна идейка, но она слишком сырая.

– А что за идея? – отважно спросила Линда, чтобы не дать угаснуть разговору.

Ньюм увлеченно начал ей рассказывать про полушария головного мозга, хромосомы, частицы и античастицы, пока бедняжка Линда не почувствовала, что голова ее решительно отказывается воспринимать что-либо.

Почувствовал это и Ньюмор. Он прервал свои объяснения и, улыбнувшись, произнес:

– Знаешь, Рыжик, твоя голова в этот момент, по-моему, напоминает камеру Вильсона.

– А что это за камера? – спросила Линда с недоумением.

– Ею пользуются физики-атомщики для изучения микрочастиц.

– А я тут при чем?

– Видишь ли… как бы тебе объяснить попроще… Дело в том, что когда камеру Вильсона включают, она наполняется туманом, – с ехидной обстоятельностью пояснил Ньюмор.

А Линда не обиделась. Ничуть! Ясно ведь, что Ньюм и не думал ее обидеть.

Девушка любила Ньюмора, сама себе не смея признаться в этом чувстве.

А Ньюм? Любил ли он ее? Безошибочное женское чутье, рано проснувшееся у нее, подсказывало, что и Ньюм к ней неравнодушен. Внешне, однако, он никак не выражал своих чувств. Всегда на первом плане у него была наука – физика, биология, математика.

Кроме того, у Ньюмора появилось много знакомых девушек, которые оказывали стремительно восходящему научному светилу всевозможные знаки внимания.

Линда впервые с горечью поняла, что в мире, в котором она живет, девушке, кроме красоты, нужно еще и богатство. Придя к такому выводу, она поняла, что дальнейшее пребывание в доме Ньюморов стало невозможным, и ушла, окунулась в самостоятельную жизнь.

Линде повезло – почти сразу же она нашла место продавщицы в универсальном торговом комплексе ВДВ – «Все для всех».

С Ньюмором они иногда встречались в городе, но крайне редко, и встречи эти носили случайный характер. Ньюм, теперь известный ученый, был ужасно занят. Он объяснил ей, что занят все той же задачей исправления природы человека, которой увлекся еще в отроческие годы. Линда узнала, что эксперименты его стоят чрезвычайно дорого, он тратит на них все деньги, и их не хватает. Несколько раз он повторил малопонятное словосочетание «ансамбль античастиц». Линда, однако, вспомнив про «камеру Вильсона», требовать объяснений не решилась.

Однажды они столкнулись на углу, близ закусочной-автомата, куда Линда решила забежать после работы. Услышав о денежных затруднениях Ньюмора, Линда робко предложила ему все свои скромные сбережения. Когда она назвала сумму, Ньюмор улыбнулся.

– Ты с работы? – спросил он.

– Да.

– Так пойдем-ка лучше в стерео, чем решать финансовые проблемы, – предложил он.

Линда, поколебавшись, согласилась.

Когда они направлялись к ближайшему куполу, девушка подумала, что внезапное предложение Ньюмора не отличается особой последовательностью. То он, видите ли, страшно занят – каждая минутка на счету, то вдруг выкраивает добрых полтора часа, чтобы посмотреть кривляний комика или очередную трогательную любовно-кинозвездную историю.

В сферозале, когда они уселись в кресла, Ньюмор взял Линду за руку.

Девушка безучастно смотрела на экран, мысли ее были заняты другим. Прежде она почла бы за счастье – сидеть вот так, в темном зале, рядом с Ньюмором, и чтобы он держал ее за руку. Но теперь прикосновение Ньюмора не взволновало ее. Как все меняется!

Теперь их дороги разошлись.

У Ньюмора своя жизнь, свои заботы.

А у нее есть Арбен.

Когда они вышли из сферозала на улицу, уже стемнело, и панели домов начали светиться.

– Мы не виделись целую вечность, Рыжик, – сказал Ньюмор.

– Не вечность, а чуточку меньше: четыре месяца, – уточнила Линда. Она обратила внимание, что со времени их последней встречи Ньюмор побледнел и осунулся.

«Ньюм, как всегда, не щадит себя в работе», – подумала девушка.

– Как тебе фильм? – спросила она.

– Ничего, – рассеянно ответил Ньюмор.

– Ты во время сеанса ни разу не улыбнулся…

– У меня горе, Линда. Большое горе, – сказал Ньюмор. – Мама умерла.

– Давно?

– Вскоре после того, как мы с тобой виделись. Она очень тосковала об отце, и это свело ее в могилу. Если бы можно было избавить ее от этой тоски, от воспоминаний, она могла бы еще долго жить…

– Разве это можно – избавить человека от воспоминаний? – спросила Линда.

– Надеюсь, что да. Такой опыт скоро будет проводиться, – ответил Ньюмор.

Они разговаривали, бесцельно переходя с одной ленты на другую. Вспоминали детство, погибшего капитана.

– Ньюм, ты напрасно отказываешься от моих сбережений, – сказала Линда. – Мне они ни к чему. Я здорова и зарабатываю себе на жизнь…

– Спасибо, Рыжик. Но мне досталось наследство – два с половиной миллиона жетонов.

– Два с половиной миллиона, – повторила Линда. В ее представлении это была сумма ни с чем не сообразная, совершенно фантастическая. Это сколько же ей надо жизней, чтобы сколотить такую сумму? Десять? Сто? Она пыталась было прикинуть, но тут же отказалась от этой затеи.

Впрочем, любовью к арифметике, как и к прочим точным (а равно и неточным, если можно так выразиться) наукам, Линда никогда не отличалась.

По предложению Ньюмора они зашли в кафе отдохнуть немного.

– Что же ты будешь делать с наследством? – спросила Линда, когда подали мороженое.

– Придумаю что-нибудь. – Он перехватил взгляд Линды и спросил: – Ты хочешь предложить, как распорядиться капиталом?

Девушка кивнула.

– Ну-ка, скажи. Это интересно, – оживился Ньюмор, слизывая с ложечки мороженое.

– Во-первых, можешь сразу бросить работу, она слишком изматывает тебя.

– Интересное предложение… – Ньюмор наморщил лоб, словно всерьез обдумывая слова Линды. – А на что же мне жить, ваша милость?

– На проценты.

– Верно, – согласился Ньюмор. – Я не подумал об этой возможности.

– У тебя появится масса свободного времени… Это такая прелесть – свободное время!

– А на что его употребить?

– Придумай что-нибудь сногсшибательное, – предложила Линда.

Ньюмор откинулся на спинку стула.

– Например?

– Женись, – сказала Линда.

Ньюмор пристально посмотрел на нее и улыбнулся.

– Мы с тобой не пара, – сказал он. – Разве можно придумать двух более несхожих людей? Согласись, что мы с тобой, связанные узами Гименея, представляли бы весьма забавное зрелище.

– Ты, как всегда, прав, – согласилась Линда. – Действительно, зрелище было бы забавное. Но дело в том, что, предлагая тебе жениться, я вовсе не себя имела в виду.

– А кого же?

– Мало ли девушек на свете?

Ньюмор бросил на стол мелочь.

– Я обручен, – сказал он.

– Что ж ты раньше не сказал?

– Думал, ты знаешь.

– Откуда мне знать? – пожала плечами Линда. – «Брачный курьер» я не выписываю.

– Да, я обручен, и навеки, как любят говорить поэты, вроде Арбена, о котором ты в прошлый раз столько рассказывала, – проговорил Ньюмор.

– Арбен не поэт, а импровизатор.

– Не все ли равно? – махнул рукой Ньюмор. – Главное, чтобы работа ладилась. Как у него дела в Уэстерне? Он, кажется, там работает?..

– Плохо по-прежнему, – вздохнула Линда. – Я просто в отчаянии. Если так пойдет и дальше, могут уволить. Уэстерн шутить не любит, ты знаешь.

– Неужели так обстоят дела?

– Хуже некуда.

– А в чем дело?

– Со здоровьем у него неладно. Ни с кем ужиться не может. Нервы.

– Нервы – болезнь века. Человечество должно воздвигнуть золотой памятник тому, кто избавит его от расстроенных нервов.

– Вот и у Арбена, видно, эта самая болезнь века.

– А в чем болезнь выражается у Арбена? – неожиданно заинтересовался Ньюмор.

– Его все время мучают какие-то кошмары, или сны, или видения, что-то в этом роде, – произнесла Линда. – А после бессонной ночи, сам знаешь, каково работать. Все валится из рук. Ну, а если бессонница систематическая…

Ньюм побарабанил пальцами по столу.

– Интересно, очень интересно. Ты узнала все это от самого Арбена?

Вместо ответа Линда раскрыла сумочку, вытащила растрепанную записную книжку, полистала и, раскрыв на нужном месте, протянула Ньюмору.

– Что это? – спросил Ньюмор, с недоумением глядя на исписанную страницу. Строчки были неодинаковой длины, к концу они неумолимо сползали вниз, слова были написаны кое-как, вкривь и вкось, хотя видно было, что тот, кто писал их, старался вовсю: заглавные буквы выделялись своей аккуратностью.

Ньюмор тут же представил себе, как тот, кто выводил их, склонил голову набок, высунув от усердия язык.

– Прочти, – сказала Линда.

– Можно вслух?

– Только негромко, – попросила Линда. Она оглянулась: каждый из немногочисленных посетителей кафе был занят своим делом, на них никто не обращал внимания.

Ньюмор пожал плечами, приблизил к глазам записную книжку – он был немного близорук, хотя и не носил контактных линз, – и медленно, запинаясь на малоразборчивых словах, прочел:

 
Жил он, в общем, несладко.
Незащищенный от ветра,
Куцую мерил дорогу,
Слушал пасхальный трезвон.
Сны ему снились такие,
Что всякий раз, проснувшись,
Он говорил: «Слава богу,
Это был только сон».
 

– Ты пишешь стихи? – удивился Ньюмор. – Вот уж не знал, а ведь мы с тобой пуд соли съели.

– Это стихи Арбена.

– Импровизация?

– Ну да.

– И о ком стихи?

– О себе… Послушай, Ньюм, помоги ему, – попросила Линда, пряча книжку в сумку.

Ньюм ничего не ответил.

– У тебя такие связи в ученом мире, есть знакомые медики. А у меня есть только один знакомый врач, он живет близ Гавани, неудачник без диплома… На него мало надежды, – сбивчиво проговорила Линда.

– Судя по всему, что ты рассказала, у Арбена далеко зашло дело. «Сны ему снились такие, что всякий раз, проснувшись, он говорил: «Слава богу, это был только сон», – по памяти процитировал Ньюмор и покачал головой.

– Только прошу тебя, Ньюм… – встревожилась девушка.

– Что еще?

– Арбен написал эти стихи только для меня. Я обещала их никому не показывать.

Линда вздохнула.

– Ладно, Рыжик. Тайну гарантирую.

– Поможешь Арбену?

– Попробую, хотя и не ручаюсь за успех. Во всяком случае, сделаю все от меня зависящее.

Линда поднялась.

– А теперь я хочу поздравить тебя, Ньюм.

– С чем это? – воззрился тот на нее.

– С обручением, которое скрыл от меня. Можно узнать, как зовут твою невесту?

– Ее зовут наука.

Смуглые щеки Линды залил румянец.

– Можешь ты хоть раз отказаться от своих шуточек?

– Я не шучу, Линди. Я обручен с наукой, и только с ней. Больше мне никто не нужен. А с тобой я хотел бы дружить.

Молча они вышли из кафе. На ленте Ньюм спросил:

– У тебя с Арбеном что-то серьезное, девочка?

– Кажется, да, – негромко ответила Линда.

– Трудно вам придется…

– Понимаешь, Арбен порой такой беззащитный, жалкий… – проговорила Линда после долгой паузы. – Словно птенец, который выпал из гнезда. А то вдруг вспылит из-за пустяков… Потом, конечно, отходит, и самому стыдно.

– Интересный субъект.

– Не всем же быть гениями.

– Не все ли равно: гений не гений, – произнес задумчиво Ньюмор. – Все мы слеплены из одного теста, разве не так? Помнишь, что говорило тебе по этому поводу всевидящее око?

Линда вспыхнула.

– Ты злой человек, – бросила она, отвернувшись.

На расстоянии вытянутой руки перед ними скользили бесконечные стены домов.

– Сколько раз повторять, Рыжик: око не сказало ничего для тебя обидного…

– Ты злой человек.

– Пусть будет по-твоему, – примирительно произнес Ньюмор. – Но именно таков наш мир – он зол и гадок. Такова истина. Кто же виноват в этом?

– Я смотрю на мир иначе.

– Значит, ты смотришь на него сквозь розовые очки, – подхватил Ньюмор. – Знаешь, как ведет себя страус, когда видит опасность? Он зарывает голову в песок. Такая позиция не по мне. Я предпочитаю смотреть правде в глаза. Расскажи-ка мне лучше еще об Арбене, о его недуге, – неожиданно сказал Ньюмор.

Он внимательно слушал Линду, время от времени удовлетворенно кивая, словно в ее словах находил подтверждение каким-то своим мыслям.

– В общем, сделаем так, – заключил он, когда девушка кончила. – Ты познакомишь меня с Арбеном, а там я посмотрю, что можно для него сделать.

Переходя с ленты на ленту, они ступили наконец на самую медленную и сошли на улице, где жила Линда.

Узкая, чуть изогнутая в перспективе улица была застроена старыми домами, стоявшими друг к другу плотно, словно зубы в челюсти.

– Знаменитый ученый, а ездишь на ленте, как простой инженер, – съязвила Линда. – Деньги-то ведь теперь у тебя появились, отчего бы не купить машину?

Ньюмор усмехнулся.

– Деньги нужны мне, Рыжик, для другой цели, – сказал он, – Я уже говорил тебе сегодня, что у меня появилась еще одна идея… Боюсь, она обойдется мне недешево.

Линда приостановилась:

– Неужели ты хочешь ухлопать на свой очередной опыт все деньги, которые тебе достались?

– Именно ухлопать, Рыжик, как ты изволила выразиться, – подтвердил Ньюмор, положив Линде руку на плечо. – И опасаюсь я только одного.

– Чего же?

– Что этих денег не хватит.

– Сумасшедший!

– Ну вот! – произнес Ньюмор, делая шаг вперед. – Злой, гадкий, а теперь еще и сумасшедший. Не слишком ли много для одного человека?..

– Я не хотела тебя обидеть.

– Знаю.

Несколько минут они шли молча.

– Знаешь, Ньюм, я никогда не могла понять тебя до конца, – нарушила паузу девушка. – И даже не пыталась. Ты для меня – как задача, которая не имеет решения. Или, может быть, имеет бесконечное множество решений, – добавила она, привлекая на помощь скудный запас математических познаний, приобретенных в школе.

– Я и сам себя не всегда понимаю до конца, – произнес Ньюмор то ли искренне, то ли наигранно. Впрочем, в эту минуту он меньше всего походил на актера.

– А машину все-таки купи, – перевела разговор Линда.

– Машину мне и так вручит фирма. За особые заслуги.

Они подошли к дому, в котором жила Линда. В парадном было полутемно. Лампочка еле светила сквозь пыль, словно шуба укутывающую ее. Линда проверила почту, которая состояла из двух – трех магазинных счетов.

У лестницы они остановились. Линда жила на четвертом этаже и лифтом предпочитала не пользоваться, потому что он вечно застревал между этажами.

– До свиданья, Рыжик.

– Будь счастлив, Ньюм.

Поднявшись на несколько ступенек, Линда обернулась и спросила Ньюмора:

– Покатаешь на новой машине?

– Непременно, – бросил Ньюмор и помахал на прощание рукой.

Поднимаясь по лестнице, Линда думала об Арбене. Ньюм зовет ее Рыжик, Арбен – цыганочкой. А в прошлый раз, когда они прощались на этой лестнице, сказал: «Я твой раб, Линди. Раб твоей доброты, твоего сердца».

С Арбеном у них, конечно, машины не будет. И мешка жетонов тоже. Ну и не надо. Пусть подземка, пусть лента, пусть пешая ходьба и лишь по праздникам – такси.

Не в жетонах счастье.

Линде вдруг показался подозрительным пристальный интерес, который Ньюмор проявил сегодня к скромной особе заурядного инженера Арбена. Ньюм никогда ведь не делает ничего просто так, без дальнего расчета. Она готова была теперь ругать себя, что показала Ньюмору стихи Арбена. Словно сонного выставила на посмешище.

«Ладно, познакомлю их, а дальше пусть уж сам Арби решает, – решила Линда, доставая из сумочки ключ. – В конце концов, он всегда сможет отказаться от услуг Ньюмора».

Ключ в скважине поворачивался туго, со скрежетом. Прежде чем открыть дверь, девушка огляделась. Ее охватили усталость и тоска. Что ее ждет впереди? Будущее скрыто туманом, таким же, который, если верить Ньюмору, напускают в камеру Вильсона.

Перед глазами Линды маячила лестничная стена, вся в разводах сырости, знакомых до последнего изгиба. Рядом с дверью – серое пятно, похожее на краба. Вверху – неизменная электрическая лампочка, льющая сверху равнодушный свет.

Линда вошла в комнату и остановилась перед слепым глазом видеофона. Ей очень захотелось позвонить Арбену, поговорить с ним. Она даже потрогала холодную клавишу вызова. А вдруг он занимается, а она оторвет его от дела, помешает?

В последнее время Арбену много приходится работать на дому, по вечерам. Наверно, он, бедняга, просто не справляется с работой, хотя и уверяет Линду, что дело совсем в другом. Сотрудники в отделе, мол, плохо относятся к нему, каверзы всяческие подстраивают и чуть ли не подсовывают негодную, испорченную аппаратуру, чтобы выставить Арбена в дурацком свете.

«Позвоню ему утром», – решила девушка.

Арбен пришел на свидание с Линдой намного раньше, чем они уговорились.