Текст книги "Игры с призраком. Кон второй."

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Миролюб сжал в руке нож, жалея, что не может в горло его врагам воткнуть. Понимал – глупо. Одного заберет, и ни себя, ни Халену, ни племя не спасет.

– Как же мне жить?

– Счастливо… Плот пристал, Карол идет. Сейчас нас поведут, будь готов, как плот до середины реки дойдет.

– Халена!

Боги, Боги!! Где вы?!! – закричал мысленно в небо.

– Прости за все, брат. Выполни свой долг, доберись к нашим. Поклон всем от меня…

– Халена, – застонал.

Карол подошел, оглядел внимательно пленников:

– О чем речь ведете?

– Прощаемся, – ответила Халена.

Их подняли за вороты и толкнули к плоту. Коней на дощатый пол свели. Оттолкнули слегами от берега, поплыли.

Девять воинов, Карол – посчитала Халена. Три лошади – лишнее пространство занимают. Развернуться будет сложно, но раз нужно, значит – можно.

– Ты готов? – склонив голову до подбородка, чтоб Карол не увидел шевелящиеся губы, спросила девушка побратима.

– Да, – скрипнул зубами. – Прежде скажу – люба ты мне. Одна есть, одна останешься. Возвернусь за тобой, на том клянусь. Дождись.

Халена невесело улыбнулась, поглядывая на мужчин с мечами, арбалетами. Эти не лютичи – роски. В них силы немеряно и ума не занимать. Ляжет она скорей всего здесь и не к кому будет Миролюбу возвращаться.

`Ну и ладно', – в небо посмотрела, чтоб запомнить облака и птиц, глубокую голубизну свободы.

– Пора, брат.

Миролюб зажмурился на пару секунд:

– Прощевай…

Как эхо прошло над водой. И больно обоим, и словно теряешь часть себя, умирая в прощании. Но ни слова больше, да и нет таких, чтоб высказать, что чувствуешь. Боль и благодарность, печаль и тепло, любовь и ненависть, горе и отчаянье, несколько светлых месяцев позади, в которых и смех, и баловство, и радость, и вера, и долгие годы впереди, в которых лишь память о прошлом, о том времени, когда они втроем гнали коней наперегонки с грозовой тучей и пили свободу ветра и были пьяны от самой жизни. Целый букет из чувств и воспоминаний, привязанностей, чаяний, дел и слов. Целая жизнь в малом отрезке времени. Но нет у нее иного названия, кроме одного, скупого, безликого – прощай.

– Поклон от меня нашим. Береги себя и их. Живи, Миролюб. Живи не только за себя, но и за тех, кто погиб, и расскажи о них своим детям. Обязательно расскажи…

Парень тряхнул волосами и резко развел руки в стороны, разрывая путы. Вскочил вместе с Халеной. Та спиной его прикрыла, приготовившись к обороне, разорвала перетертые веревки на руках.

– Уходи!

Миролюб, уже прыгая с плота в реку, посмотрел на нее, чтоб запомнить навеки, и исчез под водой.

Роски срывали арбалеты с плеч, кто-то попытался нырнуть за парнем, да напоролся на Халену. Та и не ведала о ранах – не до них. Тело душой живо – о том лишь помнила. И знала – пока побратим не ушел, она будет стоять и будет жить до последней клетки, до последней капли крови.

Взмах ногой, ботинком в кадык. Хрип – падение. Ребро ладони на сонную, пальцы в глазницы. Вой, крик, хрип.

И нет у нее сейчас жалости, как нет боли и нет ничего, что может остановить ее, потому что за спиной брат, и он должен выжить, уйти.

Еще удар, наклон, взмах. Рука у запястья перехватила руку, сжимающую меч, пальцы надавили на нужные точки, пятка впечаталась в грудь другого бойца. Поворот, перехват и меч в руке. Клинок вошел в грудь арбалетчика – стрела сорвалась и ушла под плот. Другого ступней в коленную чашечку, третьего локтем под дых, мечом в живот. Наклон, уход от стали и удара. Падение на спину от подсечки. Меч вверх, в грудь мужчины и вот еще одного врага нет. Вскочила с места, толкнув в грудь ногой одного, другого мечом по шее. Первый впечатался в круп лошади. Та оступилась, заржала, ломая ограждения, упала в воду.

– Не убивать!! – предупредил своих Карол.

Миролюб доплыл до камышей, вынырнул, оглядываясь назад: там на плоту билась Халена, одна против десятка.

– Я вернусь, слышишь, я вернусь, – прошептали посиневшие от холода губы. И дальше, в сторону, хоть душа рвется назад, к ней, ради которой и жить сладко и умереть не жалко. Опять оглянулся и сцепил зубы, чтоб не закричать: Халену сбили с ног, пригвоздили мечом к доскам.

– Нет, нет!! – захрипел и нырнул, чтоб смыть слезы. Поплыл в отчаянье, продираясь сквозь заросли камышей. Нет пути назад, только вперед, достало бы сил.

Халену от души ударили по ранам. Девушка рухнула не устояв, задохнулась от боли и потеряла драгоценные минуты. Меж рукой и израненным боком вошел клинок Карола, увеличивая рану, добавляя боли. Халена смотрела в серые глаза, упрямо пытаясь встать, но тело отказалось служить. Его словно и не было – ни рук, ни ног. И вообще ничего нет – только небо и серые глаза, в которых любопытство и понимание, удовлетворение и легкое сожаление.

– Дева-воительница.

Прошептали тонкие губы на смуглом лице.

И кануло все в небытие, ушло и пропало.

Глава 14

Ричард не спеша шел по коридору в сторону отведенных клону покоев и думал: а не одеть ли куклу во что-нибудь широкое, укутав в ткань с ног до головы, чтоб не смущаться лицом и фигурой Анжины? И криво усмехнулся – идея, конечно, хорошая, но не своевременная, потому что, если его ничего не будет смущать, то не станет и сдерживать. И он сломает куклу. Да, доставит себе удовольствие, но навредит делу, а значит и жене. Придется терпеть дальше и ждать… Будь оно проклято, ожидание!

Ричард толкнул дверь в покои Анжины и увидел Кирилла, что обнимал, успокаивая, плачущую Айрин.

– В чем дело, малышка? – присел перед ней. Девушка опустила глаза, прижав платок к губам. Шерби хмуро уставился на короля и процедил, плохо скрывая злость:

– Айрин принесла не тот сорт пирожного и получила по лицу. Рядовой случай. Двадцать раз на дню.

– С госпожой что-то не так, – всхлипнула девушка. И дичась посмотреть на короля, сообщила почти шепотом, глядя на свои колени. – Мне кажется, что эта жуткая женщина вообще не госпожа Анжина.

Ричард отвел взгляд: что скажешь? Что ответишь?

– Я думаю, вам стоит отдохнуть пару недель, Айрин. Как считаете?

– Не знаю… я бы уехала на пару дней.

– Замечательно. Уезжайте.

Король погладил девушку по плечу, выказывая сочувствие и понимание, и направился вглубь коридора:

– Где она?

– В будуаре, – бросил Кирилл ему в спину.

Будар был отделан в бело-золотистых тонах и обставлен утонченно-изысканной мебелью – подстать той фарфоровой кукле, что крутилась сейчас у огромного зеркала, примеряя платье – травянисто-зеленую тряпочку с разрезом от бедра и вырезом до живота.

– Можно поздравить с покупкой? – прошел к лже-Анжине мужчина, оглядел, обдав холодом и презрением. – Ткани многовато, куколка.

– Какие гости, – милостиво улыбнулась она, заняв более выгодную позу, чтоб и оголенные плечи, и манящий изгиб бедер, и ровные стройные ножки были видны разом.

– Не утруждайся, – качнул головой мужчина, скривившись, и прислонился к столику у зеркала, сунув руки в карманы брюк, чтоб ненароком не пустить их в ход.

– Жаль, что ты такой зануда и бука, – вздохнула Анжина. – Совсем не заходишь ко мне, а почему? Я скучаю, между прочим.

– Есть когда?

– О тебе!

– А-а…

– Я серьезно. Я еще надеюсь, что наши отношения наладятся.

– Ты так глупа?

Женщина настороженно прищурилась:

– Ты действительно хочешь войны?

– Она уже идет, если ты не заметила. А вот первое попадание в твои окопы, – мужчина вынул из кармана пиджака стопку счетов и, порвав их, положил на стол. Мило улыбнулся на удивление клона. – Платье великолепно, но тебе придется его вернуть.

– Не мечтай, – презрительно скривила губы. – У нас был договор: я помогаю тебе, ты не ограничиваешь меня в плане свободы и средств.

Взгляд короля стал тяжелым, давящим: некстати она о свободе заговорила, напомнила о своем поведении.

– Не дуйся, немного пошалила, но ты сам виноват, – правильно расценила его взгляд женщина. – Был бы со мной ласков, мне бы не пришлось искать внимания на стороне. Еще можно все изменить.

– Нет.

– Глупое упрямство.

– Мне послышалось или ты действительно угрожать вздумала?

– Тебе придется оплатить счета и оплачивать их в дальнейшем, иначе я дам знать Зор, что раскрыта. Не стану отвечать на письма, появляться на людях. Заставить меня силой?… – Анжина встала. Стремясь отойти от короля на безопасное расстояние – судя по его взгляду и лицу, он уже готов был к грубости. – Ты можешь, но есть масса способов дать понять, что меня принуждают. У тебя нет выхода, Рич… если ты всерьез озабочен желанием соединить семью. А может, подумаешь: зачем тебе та Анжина? Меж нами нет разницы.

– Как меж небом и землей… Я оплачу счета – первый и последний раз.

– Чудно, – вплеснула ладонями, заулыбалась. – С тобой можно договориться. А жить в мире?

– О каком мире может идти речь?

Анжина и Ричард смотрели в глаза друг друга и она поняла, что приговор вынесен и обжалованию не подлежит, и если б не та, которую она замещает, был бы приведен в исполнение здесь и сейчас. Он же увидел непонятное сожаление, что, только появившись, скрылось за томностью и лукавством.

– Что ж, невозможно иметь все, – согласилась подозрительно легко и указала Ричарду на кресло. – Садись, я как раз собралась пить чай, составь мне компанию.

– Что на этот раз в твоем ассортименте ядов? – усмехнулся недобро, но в кресло сел.

– Обижаешь, абсолютно ничего. Да и откуда взяться? – защебетала, разливая горячий чай по чашкам. – Твой волкодав следит за мной и чуть что хватает с возмутительной силой. Твой Кирюша занимательный субъект: деспотичен, подозрителен…

Ричард внимательно смотрел на женщину, пытаясь понять цель и смысл ее лояльности и болтовни: что она затеяла на этот раз? Что ей надо? И вдруг подумалось: а с чего вдруг клон утруждает себя, разливая чай? Ответ он получил на секунду позже, чем догадался. Эта секунда и спасла ему зрение.

Клон выплеснула ему воду из чайника в лицо в тот момент, когда Ричард чуть отклонился, отворачиваясь. Кипяток ожег щеку, шею, грудь, но в глаза, как метилась Анжина, не попал. Король вскочил, невольно вскрикнув от боли, и попытался достать негодяйку, но та отскочила и, схватив с со столика у зеркала длинную пилочку для ногтей, попыталась вонзить ее в горло королю, пока тот плохо соображал, находясь в шоке от боли. Однако клон не рассчитала рост мужчины и ловкость: Ричард чуть отпрянул назад, и пилка вошла в грудь, вспарывая мышцы, словно нож. В тот момент, когда мужчина без раздумий отправил женщину в нокаут, в комнату влетели Кирилл и охранники.

Ланкранц поморщился от боли, уставился исподлобья на Шерби.

– Опоздал, – согласился тот. Охранники прижали к полу пытающуюся подняться Анжину, а Кирилл хотел помочь королю выйти, прикрыв собой, на всякий случай. Но Ричард оттолкнул его и прошагал в коридор, по которому уже бежал Пит, услышав звук тревоги.

– Что это значит?! – оглядел друга с беспокойством. – Неужели она?

– Это значит, что развод Паулу уже не нужен, – разжал губы мужчина.

– Ему нужна ваша жизнь, – помрачнел Кирилл, сообразив.

– Да.

Они смотрели друг на друга и без слов поняли, что из этого следует: Паул уверен, что Анжина не вернется, и делает ставку на клон, что будет править после смерти Ричарда. Если же та пошла в атаку, решилась убрать короля, то вывод единственный – она получила приказ, а если лично от Паула она его не получала, ни через любовников и визион, значит его передали другим путем, тем, что не просчитан.

– Но как? – спросил Кирилл и побледнел, сообразив: Кто-то из своих.

– Да.

– А мне объясните или будете межсобойчик устраивать?!! – заорал Пит, раздраженный тем, что не может так быстро сложить произошедшее и сделать выводы, как друзья. Да и вид Ричарда его нервировал – обожженное, покрасневшее лицо, окровавленная рубашка и взгляд, что был мрачен, как у демона.

– Ты на викерс персонал проверил? – в ответ спросил Ричард.

– Когда?! Народу на территории дворца – мама дорогая! Коста занялся, помогает – проверяет! А ты что стоишь?! Зови врачей! – закричал на Кирилла.

– Сам дойду, – разжал Ланкранц посеревшие губы. Его не волновал ожог, поверхностная рана на груди, как в принципе не волновала собственная судьба. Но то, что предатель – человек Паула среди своих, вводило в состояние, близкое к безумию, и хотелось разровнять дворец и прилегающую к нему территорию, чтоб хоть так достать врага.

А что с женой – Ричард думать себе запретил, иначе желание взорвать дворец станет самоцелью.

– Всех проверить, всех! – процедил король.

– Занимаемся.

– Куклу не трогать!

– Ну, что ты? Как мог подумать?… Мы ей приз выдадим, карамелью! – рявкнул Пит. Видимо его переполняло негасимое желание, сродное желанию короля.

Шерби кивком показал ему – отведи Рич к врачу, и тот, подталкивая в плечо, спину, заставил Ричарда идти.

Глава 15

Небо бездонно и прекрасно.

Халена смотрела на облака, острые пики елей, темные раскидистые лапы кедров и слушала мерный скрип колес по каменистой дорожке.

Куда ее везут? Зачем? – подумала только и вновь то ли заснула, то ли потеряла сознание.

Небо стало темным, скрип еле слышным. Лес густым, черным, как всадники, что идут рядом. Красивая у Карола лошадь – молодая, резвая. То и дело косится на Халену, а та лишь слабо улыбается ей – ничего у меня нет для тебя, извини, милая…

Кто-то поил ее. Кто? Не знала, не видела. Лишь удивилась – кому охота возиться? Зачем?

И опять уснула.

Она открыла глаза и увидела седые волосы Карола. Нет, не похож он на старика. Тогда почему седой? И кого он ей напоминает?

Покосилась по сторонам – все тот же лесной пейзаж, разбавленный парой десятков всадников. Воины в черном, но в отличие от лютичей одежда богатая, добротная и вооружение на порядок, а то и два выше. На поясе мечи, через грудь кожаные ремни, что держат за спиной арбалеты и тулы. Волосы у всех длинные, не собранные, ложатся кому на колеты, кому на широкие плащи. Лица, как из гранита вытесаны. Не люди, а монументы воинской доблести. Вот только последней много меньше, чем хитрости да подлости.

Халена поморщилась, трогая рану в боку. Странно, перевязали, что ли? С чего вдруг такое милосердие проявляют? Покосилась на свое ложе – еще больше удивилась – на мехах лежит, в повозке.

Прищурилась на Карола. Тот одними глазами усмехнулся и взгляд отвел.

`Ладно, повременим с расспросами, сил наберусь пока', – решила.

Интересно, а… А впрочем, и так ясно, спрашивай – не спрашивай, проверяй – не проверяй – нет при ней оружия. Один нож на поле остался рядом с Маликом, другой с Миролюбом уплыл, а меч, вон у седла Карола прикручен – рукоять узорная выглядывает.

Ладно, и это пока неважно.

А вот добрался ли Миролюб до своих, очень даже важно.

`Помоги ему, Гром. Пусть не ради него, не ради меня, ради себя – помоги'! – уставилась в небо. Огромная птица, расправив широкие крылья, пролетела мимо.

`Это: да или нет'? – гадай теперь. А почему – нет? Не самое худшее занятие, пока в телеге трясешься, сил набираешься. А там бы дотянуться до меча и рвануть в лес, переплыть реку, пройти знакомыми местами через Славль или Звенигород – в Полесье, к своим.

А может она роск? – мелькнула мысль.

Поэтому с ней обходительны? Думают, что она, как Малик, служить станет, предаст братьев по духу ради братьев по крови?

Ага, – скривилась, глянув на Карола сквозь полуопущенные ресницы: послужу. Только до меча дотянусь и так послужу, век вы сестру помнить будете.

– Не кривись, дева-воительница. Все не так плохо, как тебе кажется, – сказал Карол. До чего речь его странная – протяжная. Не сказал – пропел с ленцой каждую гласную.

Отвернулась: ну, его, лучше поспать. Быстрей день пройдет, а ночью темно, пленница не связана – кто на недужную подумает, что она сбежать сможет?…

К вечеру ее напоили, сунули в руку кусок душистой лепешки. Она не отказалась – желудок давно забыл, что и когда принимал.

Поднесла ко рту кусочек и принюхалась: блазнится что ли? Ванилью пахнет, сдобой. Откусила – еще больше удивилась – из пшеницы пекли и привкус ванили явный!

Покосилась на Карола, что, не отставая от телеги, рядом на лошади ехал: откуда пшеница, тем более – ваниль?

Мужчина улыбнулся тепло, почти ласково – не как пленнице, скорей, как дочери или очень близкой женщине.

`Э-э, дяденька, не желаешь ли и ты в женихи податься'? – прищурилась. Мужчина отвернулся.

`Ладно, твои фантазии, твои трудности', – решила Халена. Съела лепешку и закрыла глаза: сплю я! А сама чутко прислушивалась к каждому звуку, к себе: сможет уйти? Теоретически – да, практически – вопрос. Из-под опущенных ресниц осторожно поглядывала на воинов, отмечая расстановку сил, вооружения, выявляя брешь в охране. Разговаривали бы они еще, вообще хорошо было бы – узнала, что интересное, а может и важное. Да молчат все, как немые.

К темноте отряд остановился на небольшой поляне. Рассредоточились воины, поставив лагерь кругом, телегу с Халеной почти в середине остановили. Плохо, но все равно все спать будут, а она выспалась. Подождет благоприятного момента и исчезнет, прихватив, если удастся, оружие. Обязательно кто-нибудь зазевается, только верить надо, что повезет, и не такие уж они бывалые воины, как кажется.

Долго она ждала, звезды уже меркнуть начали, как, наконец, вроде все уснули.

Огляделась осторожно, приподнялась, прислушиваясь – тихо, лишь сопение сонное да потрескивание дров в костре. Слезла осторожно с телеги, морщась от боли в боку, тихонько начала красться к ближнему воину – меч у него под рукой, но у сонного взять – не проблема.

Только руку протянула – воин зашевелился, повернулся к Халене спиной, обняв меч, словно суженную. Пришлось довольствоваться ножом из его поясных ножен. И то – добыча. Скользнула тенью в глубь леса, да идти больно – перетянули ей рану тряпицей, и та въелась в рану, срослась будто с засохшей кровью.

`Кто ж так врачует'? – поморщилась и только за круг воинов вышла, в кусты рванула, как запнулась и рухнула во весь рост на лесной дерн, только звездочки перед глазами заплясали.

– Мама, – простонала невольно и губу закусила, скрючившись – рану словно подожгли.

– Рано в пляс пошла, – раздался тихий голос сбоку.

Халена повернулась и увидела Карола. Слева и справа еще воины вышли. Как же она их не углядела? Зато ясно, обо что запнулась и почему.

– Подножку поставил? – поднимаясь, спросила у Карола.

– Всего лишь остановил. И не вздумай бежать, иначе мне придется тебя связать, – прищурился, насторожившись спокойного вида девушки. И прав был – та и не думала сдаваться – решала, кого первым с дороги отодвинуть. Метнулась вправо, обманным движением отвлекая внимание воинов и с места спрыгнув, впечатала обе ступни в грудь того, что слева. Тот крякнул и по стволу принявшего его кедра стек. Халена прямо рванула на Карола, но и его обманула, вильнув в последний момент за ствол. Пару шагов пробежала и наткнулась на кулак еще одного черного. Девушку не только остановило, но и чуть подкинуло.

Рухнула на коряги, сложившись пополам – из глаз слезы брызнули, и закричала бы от боли да и вздохнуть не могла.

– Его зовут Сольер, – представил мужчину с бронебойным кулаком Карол, присев на корточки перед Халеной.

– Замечательно, – прохрипела, через силу выдавив усмешку – лишь бы слез не увидели, не поняли, как сильно ее достали. Нельзя врагу слабость показывать – любой эту заповедь знает, и она не исключение.

– Вот и познакомились, – кивнул Карол и махнул рукой своим. Те молча связали девушке руки за спиной, ноги опутали и словно балласт отнесли к телеге, кинули на мех.

– Отдыхай, воительница, – похлопал ее по плечу Карол. Та лишь зубами скрипнула, жалея, что загрызть его не может. Да ничего, ничего – может быть завтра? – пообещала взглядом.

Утром ее пытались покормить, но Халена зло взбрыкнула да еще оскалилась. Воин настороженно посмотрел на нее и отошел – Каролу о бунте пленницы доложил.

– Голодом решила сидеть или есть не можешь? – спросил тот. Оперся на край телеги, внимательно разглядывая девушку.

– Тебе дорогу указать, куда такие, как ты, обычно с флагами и песнями маршируют?

– Ай-яй. По чину ли богине такие речи?

– Скажи еще, что ты веришь в мое божественное происхождение, – скривилась Халена. И вопреки ожиданию не увидела усмешки, согласного кивка. Мужчина серьезно смотрел на нее и молчал. Видно, все, что он думает о ней, не спешило сложиться во фразы и сорваться с языка.

– Пока своими глазами не увидел, не верил, – выдал, наконец, когда Халена уже и тему разговора забывать начала.

– Затем и убить хотел?

– А зачем отсталым народам живой идол? Лишние хлопоты нам, а им вес. Человек верой жив, а когда то, во что ты веришь, еще и рядом, так, что потрогать можно, то и вовсе с пути не своротишь. Убить тебя – веру убить в справедливость Богов, в них самих. Без веры ни коня не запряжешь, ни в бой не пойдешь.

– Точно. Что ж тогда пожалел, сохранил фетиш народный?

– Я? – удивился искренне, усмехнулся, головой качнув. – Не поверишь, первый раз промахнулся. А вторую стрелу уже и не знал – стоит ли пускать. Ты ведь и не пряталась – стояла, ждала, хоть и видела, понимала – не шучу я. Мужество или глупость? В любом случае, рука не поднялась приказ выполнить, – и хрипло рассмеялся. – А глаза-то у тебя зелены от злости делаются – это я еще тогда заметил. Никак, убить меня мечтаешь?

– Может и получится.

Кивнул с прищуром:

– Может. Смотрю на тебя и думаю – как ты у мирян оказалась? Что тебе грубые мужики? Речь-то у тебя наша и манеры.

– Спасибо, предатели меня еще своими не признавали. Честь, ничего не скажешь.

– А мы не предатели. Ты про Малика? Так он родной брат ровена. А кровь – это кровь. Свои. Злой будет Эльфар, узнав, что ты его любимого брата убила.

– Скучать будет по родственнику, да? – спросила с сарказмом. – Не переживай, авось скоро свидятся.

– Ровен не Малик, – понимая, на что намекает девушка, снисходительно улыбнулся Карол. – Его ты не возьмешь.

– Как он Славль не взял? – решила хитростью информацией разжиться.

– Не сегодня, так завтра возьмем.

Девушка рассмеялась, довольная, что ее хлипкое предположение, всего лишь надежда – оправдалось. Теперь ей все не важно и на все – ровно, потому что Славль стоит, значит миряне и остальные во всеоружии и может быть сообразят, что к чему. И не зря дружники полегли. Еще бы Миролюб добрался живым до Полесья…

– Радуешься? А чему? Земли – клочки разрозненные, единства меж князей нет. Люди отсталы, дремучи, как леса эти. Что они видят, что знают? Луки носят, о другом оружии не ведая. Смерды – простолюды. А простолюды, что скотина – им обязательно хозяин нужен, который и цель ему поставит, и смыл подскажет. Завоевать? Зачем? Так склонятся. Воевать мы чужими руками будем, а своих людей побережем. Смерд пусть смерда побьет, потом перед хозяином склонится и будет как собака кости грызть, милость хозяйскую ждать, ею жить…

– Это я поняла.

– Тогда и другое понять должна – земля эта, вся, от начала до конца, нашей будет. Эти дикари не знают, что с ней делать…

– Убогая фантазия, поверь. Не вы первые экспансией балуетесь, не вы последние.

– Слова этого не знаю, но чувствую, ты завоевание имела ввиду. Не честные завоевания. Но мы не ради выгоды и не без чести земли берем. Что лучше: под одним правителем жить или массе диких самодуров поклоняться? Что они дадут своим соплеменникам? Так и будут по старинке жить…

– Я политические дебаты с тобой устраивать не собираюсь, для меня людской фактор важен, для тебя приказ царька. Честь для меня дело, для тебя – слово. Посему не поймем мы друг друга, и пытаться не стоит.

– Права ты, не стоит. О другом давай договоримся: ты даешь слово, что не побежишь, не станешь от пищи отказываться, и я прикажу развязать тебя, коня дам и даже меч верну, твой. Что ответишь?

– Сначала ты на два вопроса ответь: куда ты меня везешь и зачем?

– Хорошие вопросы. Отвечу, отчего б нет? Везу я тебя к ровену Эльфару. Заинтересовался он тобой с тех пор, как слух пошел, что в вотчине мирян богиня объявилась. Не верил ровен, да видел в слухах опасность. И я, признаюсь, не верил, но увидел тебя, глаза твои, что в кроху времени из зеленых в золотистые превратились, а потом в карие. Остальное – знаешь. Ровен мужчина крепкий: здоров, богат, умен. Жену себе давно ищет да подстать не находится, а ты ему подходишь. То мое мнение было, но подумав, и он его признал. Как человек осторожный, понятно, увидеть тебя сначала желает, убедиться в том, что я ему правду сказал. Но и слухов ему хватает. Возьмет тебя в жены и…

– Именем богини-воительницы заберет все земли под себя, людей погнет, поработит, неугодных ликвидирует. Ясно. Оригинальный план, и идея никем не запатентована, – усмехнулась невесело. – А теперь слушай меня: первое – я согласна с твоими условиями – и есть стану, и не побегу. Второе: с уточнением – слово мое до встречи с твоим хозяином вес иметь будет. Третье – как богиня простому смертному говорю – ничего у вас не получится. Я лучше на сосне вздернусь, чем идолом в грязных руках стану.

– Посмотрим, – улыбнулся загадочно. В ладони хлопнул, махнул воинам: те подошли, развязали Халену. Коня подвели, меч подали, правда, вместе с хлебом. На этот раз девушка не отказалась – поела и в седле устроилась, приладив перевязь. Тяжелый клинок за спиной грел душу. А что оно там дальше – время и покажет.

Они поднимались вверх. Местность гористая, лесом поросшая, и такое чувство у Халены возникло, будто отряд не от Белыни вглубь идет, а вдоль нее. Сколько они идут? Три, пять дней? Два дня и две ночи точно. А хоть бы одного человека здесь встретить, хоть бы одно поселение. Безлюдно, тихо и ни души, словно в безвременье роски вместе с пленницей провалились. Лес вокруг густой, мрачный, лапы у елей с синеватым оттенком, стволы обхвата в три, не меньше. Мох темным бархатом камни устилает, а те чем дальше, тем выше. И вот уже не россыпь – глыбы, скалистые стены, а там снова лес, прямо на камнях, и то тут, то там карьеры с покрытой тиной водой, ручейки с такой стылой водой, что зубы ломит.

Неуютно в этих местах – лес угрюмый, ветер неласковый, порывами злой, колючий, небо все больше тучами затянуто, то и дело мелким дождиком плачет.

Нет, не нравилось здесь Халене.

Впрочем, подумать, ей и любой самый яркий и веселый пейзаж бы не понравился б, и самый благоприятный климат был бы не по нраву. Душой она к дубравам, полям да добрым лесам мирянской земли прикипела.

– Ты все хмуришься, богиня-воительница. Места здешние не нравятся? – качнулся к девушке Карол.

– Не нравятся, – не стала скрывать. – И я не богиня. Обманку ты хозяину своему везешь. Прибавь этот факт к уже имеющемуся – его убитому брату – и поймешь, что затея твоя зряшная. Ничего кроме неприятностей она тебе не принесет.

Карол искоса посмотрел на Халену, помолчал в раздумьях да спросил:

– Хитришь?

– Не поверишь, правду говорю.

– Тебя Халена зовут, правильно?

– Да.

– Слышал, сама этим именем назвалась.

– Точно.

– А у мирян богиня рода заступница – Халена.

– Случайность.

Мужчина кивнул с насмешкой:

– Уж столько вокруг тебя случайностей, что любому разумному человеку ясно – неспроста.

– Я правду говорю, Карол. Ha lene по-хефесски – никто. Я и есть – никто. Вот этим именем и назвалась, когда спросили.

– Так ты хефес? Где такие обитают?

– Не знаю. Не помню я – кто и откуда.

– Порубили?

– Не знаю.

Мужчина отвернулся, опять помолчал, пейзаж в раздумьях разглядывая, и молвил:

– Получается, что ничего ты не помнишь, не знаешь, лихорадит тебя опять же. Не отрицай, я ни одного воина с признаками лихорадки видел, знаю. Поэтому судить здраво ты не можешь, а я могу и скажу – кем ты себя считаешь, неважно, важно, кем тебя считают другие. Тебя все племена признали богиней, остальные с тем согласились – того и нам довольно.

Халена промолчала – сил не было спорить. Прав лис, лихорадка да боль в ране ее мучили. В таком состоянии лучше силы поберечь – на дело еще пригодятся.

Днем отряд вышел, наконец, к пролеску, а вскоре показался и конечный пункт их путешествия – замок. Довольно величественный, но грубый по архитектуре, вернее в ее зачатке. Поставлен на камнях, обнесен высоким каменным забором – добротным, но топорным. Вокруг широкий ров со стоялой затхлой водой. Слева – лес густым занавесом, справа небольшое открытое пространство, дальше вниз – пролесок. А если еще дальше смотреть – непроглядная тьма лесного массива, скалы, еще дальше – гора. Не иначе – Вышата. Значит, бор, что прошли и по всей округе простирается – Кудельское урочище. Да, посмотришь, вспомнишь – точно урочище. А по небу в довершение мрачной картины еще и свинцовые тучи ходят, холодом да дождем грозя, окрашивают и без того серую унылую местность в сумрачные краски.

– Хорошую среду обитания вы выбрали. Самое оно вам место, – с нескрываемой иронией заметила Халена.

Карол и слова не молвил – одарил надменным взглядом и отвернулся.

– Согласен, да? – хмыкнула девушка.

– Язык у тебя длинный, дева-воительница. Доведется – подрежут.

– Возможно. Но не ты и не тебе подобные.

– Не правда твоя. Зла ты на меня не держишь и врагом не считаешь, – хитро улыбнулся мужчина.

Пришло время и Халене промолчать – прав лис-роск – не испытывала к нему девушка ненависти. Долю неприязни – да, но больше ничего – ни отвращения, ни злобы. Хватило ей несколько дней с росками провести, чтоб понять – воины перед ней. А воин, хоть враг, хоть друг – уважения достоин, как человек мужества и силы духа. А мораль у каждого своя, как и законы. Вот против законов росков Халена выступить готова и стервенеть, и в ярость впадать, и до последнего биться, свободу и справедливость защищая. Но по своим правилам – в бою, по правде и закону чести. Эти законы никому словами не объяснишь, пусты любые слова. Дела больше иных красивых фраз говорят. А, правда? Кто верит в ложь, тому правда не нужна – страшна она ему и противна. Бессмысленно доказывать обратное, как и выученных, взрощенных на молоке кривды и хитрости мужчин в свою веру обращать, внушая им уважение к тому, что они знать не знают, да и ведать не хотят. Каждый живет, как привык, как считает нужным, но не то плохо – скверно, что иные силой и других так жить заставляют, гнут, как колосья пшеницы шеи, души людей.

И мешать тому – долг.

И противиться – смысл.

Любой человек – боец, и если он забывает о том, становится жертвой. А палач всегда рядом – судьба ли это, человек – без разницы.

– Я действительно не испытываю к тебе ненависти. Уважаю? Скорей да, чем – нет. Мужество и доблесть, незыблемые понятия, присущие воину, истинному бойцу. За них уважают, не делая различий – враг это или друг. Но есть еще и другие понятия, общечеловеческие, тоже незыблемые, но уже для любого человека – воина, обывателя, ребенка, взрослого. Я за них, ты против. Поэтому, несмотря на уважение к твоим воинским заслугам, другом ты мне не станешь, а я тебе. Я к вам в гости не просилась, как и вас к себе не приглашала, но раз случилось встретиться, значит, так тому и быть. За воротами слово я свое обратно заберу, и там уж, не обессудь. Перемирие наше закончится, как и беседы по душам. Одно напоследок скажу – хорошего от меня не жди. Мне смерть не страшна, а вот жизнь, что вы людям уготовили – да. Добром вашим, сказками о благах цивилизованного общества и монархического строя подавиться недолго, но пока я жива, не племена, а вы давиться ими будете.