Текст книги "Игры с призраком. Кон второй."

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Всех лешакам спровадим!! – рявкнул Лютабор, опуская на лисью шапку кулачище. Степняка сплюснуло и с коня смело. А и сечь уже немного – заметались шагловитые, пытаясь из капкана выбраться – только б отпустили. Может с полсотни и ушло, да и то не факт – Вологор с товарищами за ними как волк за зайцем ринулся, на своем фланге всех разровняв, так что тела вражьи землю устилали, будто ковер, до самого леса.

Халена тяжело дыша огляделась и с размаху голову поднимающемуся степняку сняла, опять осмотрелась – кто еще стали не пробовал?!

Трувояр, шатаясь, стоял посреди тел и, оттирая с лица пот и кровь, исподлобья на воительницу глянул: жива? Хорошо. Я вот тоже… а жаль.

И к одинокой лошади направился, слезы скрывая.

Халена же просто распласталась на каурой, уткнувшись лицом ей в гриву: сил нет ни слезть, ни меч в ножны вложить, ни слова молвить. А голова, что кочан капусты трещит.

– Однако хорошо, – заметила сама себе шепотом и хохотнула. – Живучая, язвить вашу…

Сползла с лошади и, шатаясь, пошла тихое место искать, чтоб сесть, ноги вытянуть и, почистив меч, заснуть. И спать, спать, спать… Нет, сначала куртку скинуть и в бочку с водой залезть по уши!

А вокруг суматоха, крики, братания, обнимания, ликования. Кто в пляс пошел, кто по полю своих раненых подбирать – врачевать. Кто, как Халена, в сторону отходит, плюхается в траву, ноги вытягивая с усталости.

Девушка до дальнего угла ограды дошла и стекла по уцелевшим бревнам на землю. Вытянула ноги, положив меч на колени и блаженно улыбаясь, смотрела на мужчин, что радовались победе и оплакивали погибших, подбирали мечи, сгоняли коней: победа. Живы. Город отстояли.

Справа, из пролома в ограде показалась вихрастая голова и два любопытных голубых глаза уставились на девушку.

– Привет! – хмыкнула.

Глаза моргнули, появился испачканный нос, а потом и весь хозяин данных достопримечательностей – мальчик лет восьми в порванной рубахе.

– Здрава будь, – прогудел степенно, нарочно подражая взрослому мужчине голосом. Дитя еще, чтоб бас воспроизвести. – А девкам меч не положен.

Халена улыбнулась:

– Ты чей будешь?

– А вот того брат родный, – ткнул пальчиком в сторону Трувояра, что стоял, лошадь в печали оглаживая.

– Жив значит, потеря! А что ж не идешь к нему? – удивилась Халена.

– Осерчает, бить будет. Рука у него тяжелая, как врежет, – шмыгнул носом.

– Не бойся Нежан, он тебя обнимет! – заверила. – Беги, порадуй его!

– Не-е, – замялся, робея.

– Беги, сказала! А ну! – поддалась к мальчику, подгоняя. Того сдуло к брату.

– Нежан!! – закричал Трувояр, увидев постреленка, рванул навстречу, подхватил на руки. – Жив, жив!!

Халена рассмеялась, искренне радуясь за братьев. И все ж радость радостью, а пора и рутиной заняться. Скинула куртку, морщась от боли, посмотрела на свет: неслабая прореха. Значит и на спине рана немаленькая. Да ничего, заживет.

– А ты Халена, да? – раздался детский шепот из-за ее спины.

– Ну? – насторожилась.

– Воительница, да?

– Дружник князя Мирослава.

– Ты вправду богиня?

– Нет.

– А бают, да.

– А тебя, бают, Лукерьей зовут.

– А вот и неправда твоя! – вылез из зазора меж бревен мальчик лет десяти. – Михеем меня маманя кличет, а други Миха.

– Красивое имя. А скажи Михей-свет, уж не ведаю вашего отчества, отрок, водицы да тряпицы не найдете ли?

Мальчик кивнул с улыбкой и опять скрылся за бревном. Девушка хмыкнула: дети везде и во все времена одинаковы.

Вскоре мальчик принес кувшин да тряпицу. Халена с жадностью выпила половину воды, на себя часть вылила, прямо на макушку, что солнце нагрело.

– Хорошо, – обтерла лицо. Смочила ветошь и давай меч чистить. А мальчик, открыв рот, рядом на корточки присел, пытливо то на девушку, то на ее оружие поглядывая.

– Знатный клинок, – заметил с достоинством и знанием оружия. – И рубилась ты знатно.

– А ты видел?

– А тож? Мы вона с другами лестницу приставили и ну, в аспидов каменюками кидать. Я одного точно зашиб, – выдал гордо.

– Где сейчас твои друзья?

– Лютика маманя в подмогу зазвала. Домина у них погорела малость.

– А твой дом?

– А чего ему? Стоит. Сеструха с маманей знахарят, Костяй коней пристраивает.

– Угу, – кивнула Халена. Последнее пятнышко оттерла с лезвия, придирчиво клинок оглядела и встала, поморщившись: болит плечо.

Посмотрела вокруг и нахмурилась: мужики Полянские на оглобли степняков скидывали и к лесу отвозили. Да не то ей не понравилось, а что тех, кто ранен, добивали. Миряне ночью тоже не щавель собирали, а по утру безоружных убивать и не мыслили.

– Не сметь! – подлетела к мужчине в узорчатой рубахе и своим `Громом' его меч остановила. Зависли клинки над лицом молодого степняка. Тот за грудь держался, с ужасом на них взирая.

Мужчина оттолкнул Халену и развернулся, приготовившись напасть, да увидев, кто перед ним, замер. Девушка же драться не собиралась, оперлась на меч, презрительно оглядывая вояку: ладный, ничего не скажешь – волос пышный, каштановый, глаза что у оленя, взгляд острый, внимательный, на симпатичном лице, на правой скуле шрам, над губой усы топорщатся.

– Дальше что? – кивнула на выставленный клинок. – Порубишь?

Мужчина прищурился, губу пожевал и меч опустил:

– Никак сама Халена-воительница?

– Ничего себе у вас почта работает. Я тебя знать не знаю, а меня, смотрю, уже каждый дуб в округе в лицо признает.

Мужчина голову набок склонил, щуря глаза. Видимо так мыслительный процесс в его голове проходил быстрее. Дошло, плечи расправил, взгляд отводя:

– Борзо ты речешь, воительница. Не по годам дерзка. Я князь Малик.

– Приятно познакомиться, – хмыкнула.

– Почто за супостата встала?

– Он ранен, а раненых добивать последнее дело.

– Да знаешь ли ты, что они на нашей земле учинили?! – взвился князь.

– Осади. Знаю. Только мы – не они. Хочешь вровень с ними встать?

Малик прищурился, пожевал губу и вздохнул:

– Ай, хитра ты… Что ж мне посеченных ворогов в терема несть да брагой потчевать?

– Перевяжи да отпусти с миром. Пусть разницу знают меж честным воином и вором.

Мужчина головой качнул, задумчиво поглядывая на тела убитых:

– Знаешь ли ты, сколько полегло? – почти прошептал севшим голосом. – Почитай и трети от рода не наберется. Под корень рубили: деток, женок… Ладно, будь по-твоему, пущай живет этот.

– А другие?

Спросила да ответа не услышала – рев побратима весь диалог испортил:

– Халена?!! Халена!!… – что медведь в брачный период орал Гневомир, бодро шагая по полю.

Девушка, застонав, закатила глаза: ой, нянюшка!

– От ты где! – рявкнул нависнув, развернул оглядывая.

– Отстань! – обозлилась девушка, морщась – задел рану лапищей медведь.

– Посекли! – ахнул и князя, наконец, заметил, поклонился и почти ровным степенным тоном произнес. – Здрав будь, княже, на долгие годы.

– А и тебе не хворать, Гневомир, знатный муж Мирослава воинства, – чуть качнул кудрями в ответ Малик. На врага уставился. – Никак приглядом за воительницей поставлен? Веди-ка ее, голубушку, во двор. Гостями будьте дорогими, великими. Бабы снедь сбирают на столы – чем богаты.

– Угу, – все понял Гневомир. Халену в охапку хвать и за тын.

– Отцепись! – рявкнула та ему в ухо.

– Слышь, что воительница говорит, пусти, – преградил дорогу Миролюб, встал у пролома как вкопанный, уставился на побратима, с ленцой кадык почесывая.

Гневомир такой наглости от сотоварища не ожидал и растерялся, выпустил брыкающуюся девушку.

– У-у-у!! – погрозила та ему кулаком и к бочкам пошла. Нырнула по пояс, смывая пыль, грязь, пот и кровь. – Уф-ф! Хорошо!

– Ну, ты ретив, – набычился парень на Миролюба, а тот как ни в чем не бывало развернулся да к терему пошел. Хлопнулся в теньке на лавку под навесом, напротив бочек. Халена волосы мокрые пригладила, рядом села, двор обозревать:

– Однако суета…

– Да-а…

– А семечек, конечно, нет?

– Нету.

– И хлебца?

– И хлебца.

Гневомир, открыв рот, переводил обалдевший взгляд с одного на другую и силился понять – над ним они издеваются или головой повредились?

– Жаль, сейчас бы киселя…

– Со смородиной…

– Можно с клюквой…

– Оно даже лучше.

– Да-а…

– Тьфу ты! – сплюнул Гневомир и потопал к женщинам за хлебом. Минуты не прошло, вернулся с караваем. Разломил на три части и, бухнувшись на лавку, протянул кусок Халене:

– Чего б без меня делала воительница?

– Сухари б сушила, соколик, – буркнула, передавая хлеб Миролюбу. Тот взял, начал степенно жевать. Гневомир крякнул с досады, второю краюху девушке отдал. Свою жевать принялся.

– Вельми-и, – протянул Миролюб, разглядывая серый мякиш.

– Угу, – согласилась Халена. – Вкусно.

– Водицы б, – размечтался Гневомир. Тут как по заказу Михей появился. Отдал Халене куртку да кувшин с водой протянул.

– Здрав будь, отрок, – довольно улыбнулся Гневомир. Мальчик смущенно покраснел и юркнул в сторону, в гущу воинов да женщин.

– Зачем ежику звездолет? – задумчиво протянула девушка, разглядывая в прореху куртки солнце.

– Чаво? – озадачился побратим.

– Того, – буркнул Миролюб. – Жуй да помалкивай.

– Энто чаво, вдруг, помалкивай? – вытянулось лицо Гневомира.

– Хватит вам ссориться, – поморщилась Халена. Куртку на колени положила и кулаком подбородок подперла, хмуро поглядывая на дружников: вон Мерила – жив, только повязка на предплечье. А Лютабор и Вологар о чем-то с Горуздом да Маликом разговаривают, Авила девке курносой улыбается. Трувояр с братиком на траве сидят, хлеб едят. Все так и что-то не так.

– А где Сазар? И Радомира не вижу, – нахмурилась сильней, сердце екнуло, чуя плохое.

– Полегли. Почитай треть наших степняки положили, – буркнул Миролюб.

Халена застыла, прикрыла глаза ладонями: и запрыгали в памяти картинки недавней сечи – немудрено, что почти половину потеряли.

– Вечером тризна будет, – добавил Гневомир спокойно. Халена на него уставилась: тебе все равно, что твои товарищи погибли? Правда – все равно.

– Сегодня они, завтра мы, – пояснил Миролюб, понимая состояние девушки. – Знатные воины, знатно почили. В чести. Не жалься, нечего жалеть. Жизнь на то и дана, чтоб было за что ее терять.

Халена подумала, кивнула вяло, да хлеб взялась доедать: пожалуй, лучше эпитафии не придумать. А и погибла б она – разве о том пожалела? Нет – пожалела б, что лишь один раз умереть может. А за что – есть и триста раз умереть.

Смерть воина в честной сече.

Жизнь воина в доброй памяти.

Вечером во дворе поминальный стол накрыли. На костры погребальные смотреть, товарищей убитых провожать в чертоги мирянских да Полянических Богов, Халена не пошла – больно. Да и живы они для нее – воины, други. Пока мертвыми не видела, тела огню отданные – казалось, уехали товарищи или ратиться ушли за лес, за Белынь. И вернутся обязательно – настанет срок, встретятся.

Горько терять, но война есть война.

За столом тихо было: не галдели – чинно рассаживались дружники, брагу пили молча, ели степенно.

Халена мясо ела, а брагу пить остерегалась – больно она у поляничей ядреная, не то что медовуха мирян, и пьется-то, что квас. Кружку выпила – в голове зашумело. На чем настаивают? На пчелином улье, что ли?

Малик сидел во главе стола, поглядывал на девушку, словно сказать что хотел да не решался. А может Лютабор мешал, что меж ними сидел? Но вот тот встал, князя поблагодарил и ушел, а на его место женщина села, да такая красивая, что Халена залюбовалась: на голове обод с каменьями, волосы русые по плечам косами стелятся, глаза синие, ласковые, на щеках румянец, ямочки, улыбка смущенная, нежная. Прильнула женщина к Малику, на воительницу косясь.

– Жена моя, Лебедица, – представил ее Малик, и по голосу, по взгляду ясно – любит жену.

– Долгих вам лет и счастья, – кивнула Халена с пониманием.

– Я вам в тереме постелила, – тихо молвила Лебедица. А голос действительно, что пух лебяжий. Не зря имя женщине дали.

– Зачем трудились? Я лучше на улице, как все.

– Да ладно ли богине-воительнице с ратными людьми, мужами во дворе почивать?

– Не противься, Лебедица, сказано во дворе, знать так и будет, – похлопал жену по руке Малик. – Оно, и правду сказать, душно в тереме-то. Ты поди, ляг, умаялась небось. Тяжел день был.

– Что ты? Тебя пожду.

– Иди, надо мне с Халеной Солнцеяровной поглаголить.

Женщина кивнула: хорошо. И к девушке качнулась, в глаза заглянула:

– Правду сказать, не обманула молва: не одному мужу краса твоя глаза застить будет. Сватов жди, Халена дщерь Солнцеярова, великих, от мужей знатных, именитых, княжьего рода.

– Вы дочь Ханги? – насторожилась девушка.

– Вещунья она, – ответил Малик за жену.

– Тогда знать должны, что свататься ко мне дело пустое.

– Знаю, – опечалилась отчего-то. – Только Мирославу ты пара, иной ему не сыскать.

У Халены брови вверх взметнулись. Гневомир, услыхав про князя, крякнул досадливо, а Миролюб тяжко вздохнул, за брагой потянулся.

– Прости, Лебедица, но слишком честь велика. Да есть у меня тот, о ком сердце болит, к кому душа рвется.

Женщина промолчала, лишь головой качнула, отводя печальный взгляд:

– Пойду, – и ушла.

Малик к Халене качнулся:

– Горузд сказывал, поутру домой двинетесь?

– Значит двинемся.

– Просьба у меня будет: возьми гонца с собой поклон Мирославу бить.

– Почему нет? А в чем поклон и почему мне о гонце говоришь? Лютабор за старшего.

– Он сказывал, как ты решишь.

Халена бровь выгнула: здрасте! Начальницу нашли!

– Я не против.

Малик довольно улыбнулся, браги из кувшина себе и ей плеснул:

– Благодарствую.

– А в чем просьба? – не поняла Халена.

Малик кружку обратно на стол поставил, вздохнул:

– Слух пошел – степняки лишь начало. Дале боле будет. По всем украинам всполохи. Лютичи в набег пошли.

Мужчины дружно головы в сторону князя повернули. Гневомир про мясо забыл, Миролюб про брагу.

– По всем землям сеча будет. Сговор у лютечей с росками. Те до урочища уже всех потеснили… Не выстоять нам. Я князю служить готов как простой гридень, лишь бы род поляничей сохранить. Да, многие идут у Мирослава правды искать. Всем уже ведомо – сила за ним, раз сами Боги ему бережу дали. Тебя, Халена Солнцеяровна.

– Приехали, – кивнула девушка. – Я что, вымпел?

Князь моргнул недоуменно – что сказала?

– Ладно, – рукой махнула. – Как Мирослав скажет, так и будет. А я за слияние двух племен, и трех, и десятка. Одним не выстоять, в этом ты прав князь, а что главенство свое Мирославу передаешь ради сохранения людей. Благородный поступок – поклон тебе за него. Что в моих силах будет – сделаю, помогу.

Малик заулыбался:

– Благодарствую, Халена Солнцеяровна, славная богиня-воительница, – поднял кружку.

Девушка поморщилась:

– А нельзя без патетики? И вообще, спать пора…

Легла она на лавке под навесом, под голову куртку бросив. В паре бегов от нее побратимы развалились.

– Защитники, – хмыкнула и к бревенчатой стене отвернулась. Да тут же и заснула. А парни еще долго маялись, ворочались, вздыхая.

– Слышь, Гневомир, а ежели вправду Мирослав Халену сосватает? – выдохнул Миролюб в небо, усыпанное звездами, глядя.

Тот долго молчал и выдал наконец:

– О другом печалюсь: лихо грядет. Лютичи беспонталычны да злы, что осы, а роски хитры да осторожны. Ежели вместе встанут – большая беда во весь мир настанет. А Халене поперед всех достанет.

– Почто ей-то? – приподнялся на локте парень, в лицо товарища заглядывая.

– А ты сам мерекай: слух о ней ужо за Белынь ушел. Князья, о том прознав, к Мирославу потянулись. Гнедко баял, сбираются у Любодара, то один, то другой, гонца шлет. Знать всем Халена наша надобна. Как бы не удумали веред учинить, не один, так другой. Засылов лютичей и ранее отлавливали, а ноне ежели роски за дело примутся – не уследим. Слышал, что она баяла? Пока вместе – сила. А вместе – с ней. Знать, много ума имать не надобно, чтоб понять – ее первой и будут убирать. Чтоб аймаки, значит, в сговор не вошли.

Миролюб лег на место, задумался:

– Бережить нужно шибче, – сделал вывод.

– Угу, убережешь ее! Горяча, что кострище, и норов, что у необъезженной кобылки! Только и гляди, чего еще удумает да утворит. В сечу поперед гридней лезет!

– На то она и рожена…

– Как рожена, так могёт быть и положена! Не-е, пущай бы ее Мирослав сосватал. В тереме бы сидела…

– Угу, – хмыкнул Миролюб насмешливо.

– А чего? Пущай так, а то узрят ее князья и ужо без лютечей сечу устроят.

– Гром… – простонала девушка во сне. Парни дружно приподнялись, прислушались и вновь легли.

– Спи! – буркнул Миролюб недовольно. – Ишь, мелит незнамо что! Спокою нет!

– Ты мне?!

– Спи говорю, балаблка. `Мне', `тебе'.

– Энто я балаболка?! Аюкла!

– Погудала!

– Тьфу на тя!

– И на тя тьфу!

– А ну, хорош лаяться! – прикрикнул на дружников кто-то из своих. Парни смолкли, повернувшись друг к другу спиной, обиженно засопели.

Глава 5

Утром чуть рассветало, дружники в путь засобирались. Халена на лавке сидела, хмуро на товарищей поглядывая. На душе муторно, темно: то ли не выспалась Солнцеяровна, то ли плечо болит, то ли не с той ноги встала.

Мужики косились на нее, но подходить да выспрашивать остерегались – больно вид неподступный, в лоб бы не заработать словом или делом – с нее станется.

Миролюбу смелости хватило. Подошел, сел рядом:

– Почто в грусти?

Не хотелось ей говорить – вздохнула да и только.

– Сбираемся, – опять протянул побратим.

– Угу, – выдала.

– Аль приснилось что? – спросил осторожно. Халена взгляд отвела, поморщилась – не объяснишь парню, отчего на душе тяжело: здесь и горечь от потерь, и усталость от верашней сечи, и боль за поруганную землю, безвинно погибших детей, стариков… и тоска по синим глазам. И только им она могла признаться, что ей страшно, больно и горько. И страх не за себя, за то, что не увидятся они в яви. Беда в аймаки пришла, а жители здешние, что дети – не уследи, обязательно в переплет попадут. Хватит ли у нее сил помочь им, имеет ли она право советовать, достанет ли ума по правде решить? Сдержаться и задавить глупое женское начало, что по сию пору воет по убитым и омывает душу слезами, тушит огонь ненависти. Нельзя ей сейчас в эмоции впадать, да как подумает – в глаза Мирославу смотреть, вдов и сирот, так мысли путаются, в горле ком.

А прочь! Прочь! Не сейчас!

Миролюб же подумал, что в точку попал. И вопросов больше у него не было – знамо кто душу девице рвет, в сны являясь – он, Гром… Будь он неладен!

Захотелось, схватив ее за плечи встряхнуть, крикнуть ей в лицо: очнись – любый твой там, на небе, а здесь ты люба! Посмотри внимательно – вот я! Для тебя, ради тебя!…

Да разве ж язык повернется такое чужой невесте, божьей дщери сказать?

– Пойдем, – встала Халена. – Правда, пора. Малик вон уже провожать вышел.

Миролюб вздохнул, понуро за девушкой поплелся.

– Может еще погостите? – спросил Малик Лютабора, на Халену, вставшую рядом, покосился, прищурился: ай, знатна девица! И почто не сосватана?…

– Недосуг нам гостевать, княже, дома ждут, – степенно ответил Лютабор, на Горузда глянув – тот кивнул согласно.

– Как знаете. Дары прошу принять от меня, – князь в ладони хлопнул и два отрока из-за терема каурую тонконогую кобылку вывели. – Тебе, Халена Солнцеяровна, с низким поклоном от рода поляничей.

У девушки глаза фиолетовыми стали. Оглядела дар, погладила шоколадную морду:

– Больно дорогой подарок, князь Малик.

– А и ты не дешева, – хитро щурясь, погладил тот усы. Лютабор придирчиво оглядел кобылку. Горузд крякнул:

– Н-да-а. Велик дар, такой и князю гож.

– Князю Мирославу десяток каурых и столько же воинских жеребцов мои люди поведут. Да так, по малости, чем богаты, в благодарность послано. А эта, что Ярой за норов горячий прозвана, только воительнице подстать. Ишь, ластится, а нас и близко не подпускает. Нашла хозяйку, – кивнул на кобылку, что мордой Халене в пустую ладонь тыкалась, требуя не лакомства, так ласки. Девушка засмеялась, погладила лошадь и легко вспрыгнула на нее.

– Знать, по сердцу, – не сдержал довольной улыбки Малик.

Лютабор хмыкнул, поглядывая на Солнцеяровну: ай, угодил княже! Что кобылка, что всадница – вельми!

– Что ж, дар принят и гонцов берем с поклоном Мирославу. Все, как есть, обскажем, а там как княже решит.

– Благодарю, Малик, – поклонилась Халена князю, приложив правую ладонь к левому плечу, как у мирян заведено. И тот в ответ без гордыни поклон положил.

Тут Лебедица подошла, протянула, робея, девушке чеканную пластину с ладонь величиной, на черной веревке:

– От меня дар прими, Халена Солнцеяровна.

– Что это? – взяла да озадачилась – вязь по кругу выбита, словно неведомые слова.

– Оберег это твой, с утра кован, зарей обласкан, – серьезно посмотрела на нее женщина. – Вздень и не снимай. Пока с тобой Морана чураться будет, дальним лесом обойдет.

Халена плечами пожала да одела – почему нет? Нехорошо от подарка отказываться, обижать человека. Склонилась и поцеловала молодку в щеку:

– Благодарствую!

– Вот и славно, – успокоено вздохнула Лебедица, к мужу прижалась.

– Легкой дороги! – махнул ладонью Малик.

– Увидимся! – заверила Халена

И пошли конные со двора: Лютабор впереди, Халена, Гневомир и Миролюб чуть поодаль, за ними остальные миряне, Трувояр с братом, да гонцы – три степенных мужа. За ними небольшой табун – подарок княжий.

Долго Халена оборачивалась, смотрела на красивую пару, что стояла у обгорелой ограды, махала им руками. Пытаясь запомнить их крепче. И других Полянских жителей, что всем толпой провожать мирян вышли.

– Ну, чаво ты там не видала? – пихнул ее Гневомир, когда фигурки Звенигородцев совсем маленькими стали, еле видными.

– Красивая пара.

– Малик-то с Лебедицей? А то!

– Детки-то у них есть? Я не спросила, неудобно.

– Ну, как же – княженок малой – Велияр. Долго Лебедица пустобрюхой ходила. Ее муж-то первый, Атамач атаварский за то и погнал. А стыд-то в отцов дом вернуться? Если б не Малик, десничий ее отца – Велияра, вовсе б зачахла. Князь недолго думал, две Мораны пождал и отдал дочь за старшого. Через годок дитя народилось. А у Атамача до сей поры чад жонки не родят. Вона как.

– А где Велияр?

– Князь? Так помер. Стар был. Можа Ханге зимами вровень. Внученка дождался и помер. Славный был князь… Лебедица-то у него любая дочь, меньшая – последыш. Старшая сгинула в безмирьи, средняя за сына холмогорского князя сосватана. Беда, что одни девки, княженье передать некому было. Так вона Малику отдал. А что? Добрый князь, по чести аймак держит, не ропщут поляничи, своим считают.

– Разве он не полянич?

– Нет.

– А кто?

– Сам не ведает. Нашли как тебя, токмо в поле. В силу вошел, а в разум нет. Так по сю пору о родных корнях не упомнит.

– Давно нашли его?

– Да кто ж знает? Можа десять, а можа и боле зим. Ты ясно не утричала, Солнцеяровна? На-ка, лепешек. Знатно хлеба девки поляничей пекут, – протянул большую душистую лепешку.

– Лаваш?

– Чаво? – брови свел.

– На лаваш похожа, – взяла хлеб и с удовольствием принялась завтракать.

Миролюб молча косился на нее: взгляд странный – задумчивый и жаркий.

`Может, слишком жадно ем'? – подумала Халена, смутилась.

– Вкусно, – пояснила на всякий случай.

– Ха! – гоготнул Гневомир. Миролюб же с трудом взгляд от девушки отвел, нахмурился, на себя, дуралея, серчая: ну, утричает девица – эка невидаль! А что жадно – так голодна небось.

И вздохнул – как на нее ни смотри: вкривь ли вкось, как спит али вечеряет, поутру у бочки личико омывает али на коне гарцует, улыбается ли, серчает ли – хороша, что зорька – взгляд не отвесть. Печаль одна мужам. Эх, боги!..

– Чаво вздыхаешь, барузд?! Домой вертаемся! – гоготнул Гневомир, толкнув парня в плечо.

– Да ну тя, все те бавиться, – буркнул тот.

– А че б нет? Домой вертаемся, паря! И-ех! – и хлопнул по крупу лошади Мирослава ручищей. Гнедую подкинуло, рванула вперед, унося с собой всадника. Гневомир заржал.

Халена осуждающе посмотрела на удалого `мальчика' и насторожилась: что-то очень знакомое было в отношениях побратимов, в них самих – один шутит, другой огрызается, один серьезен да степенен, худощавый да верткий, другой неугомонный весельчак, мальчишка, хоть и комплекция бычья.

– Где-то я это уже видела, – хмуро заметила девушка, пытаясь вспомнить – где? И кого ей напоминают друзья? Но лишь смутное что-то в памяти плавает, тенями-силуэтами. Впечатление возникло, что не хватает кого-то. Третьего – глаза карие.

Девушка обернулась: Трувояр?

Тот делал вид, что внимательно оглядывает местность, не обращая внимания на болтовню и ерзанье брата, что сидит у него на прилуке седла. Но по взгляду было видно, терпения у полянича немного – вот-вот на мальца прикрикнет, а то и в чужое седло перекинет.

– Смолкни, а? – попросил мальчика. Нежан согласно закивал. Ровно минуту спокойно сидел, молчал, и снова крутиться начал, то с воинами, рядом идущими, то с братом заговаривать. Не сиделось мальчику, не молчалось – гордость за себя и родича переполняла. Мужи вокруг огромные, как медведи, воины знатные, серьезные, лица бородатые, схватками былыми отмеченные: где шрамами, где ранами. И мечи, и джириды – загляденье. И все то воинство – братовы сотоварищи, не простолюды – дружники князя Мирослава!

И хотелось со всеми перезнакомиться, себя показать, на брата внимание обратить – воин-то он вам вровень!

– Репей тебе на язык! – не выдержал Трувояр, передал мальчика соседнему дружнику.

Халена отвернулась: нет, никого ей Трувояр не напоминает кроме доброго товарища.

– Чиряк у постреленка на антересном месте, – усмехнулся Гневомир. – Сейчас и Гудаяра проймет балаболка непоседливая.

Правда, пяти минут не прошло: взвыл мужик и передал разговорчивого мальчика впереди идущему воину.

– У-у-у, – протянул Гневомир озабоченно. – Давай-ка, Солнцеяровна, во главу рати перебираться, а то скоро нам Трувояра родича передадут.

И рванул вперед, наддав коня, Халена за ним. Встали впереди отряда, пока Лютабор с гонцом поляничей разговаривал. Следом Миролюб присоединился, только слева от Халены пристроился, недобро зыркнув на Гневомира: ужо припомню те забавы молодецкие!

Девушка хмыкнула: дети!

– А скажи, Солнцеяровна, как оно там? – кивнул Гневомир вверх.

– В небе, что ли? – озадачилась.

– Ну-у.

– Птицу встретишь, спроси, а я не больше тебя знаю. Видишь, по земле хожу. Здесь тоже красота смотри какая, – кивнула на исполинские сосны, мох у корней, заросли малины. Сказочная природа. – Заповедник для Феи.

– Чаво?

– Чаво, чаво! – передразнил Миролюб. – Не для тебя, дурилы, сказано.

– Ты че лаешься? – удивился парень. – Аль в зубы давно не получал?

– Так, хорошо! – развела руками Халена, придерживая побратимов. Недолго им от ума большого друг на дружку кинуться. Вот забавы у мужчин – подерутся, покусаются, а потом из одной мисы едят, один каравай надвое делят да одним плащом укрываются. – Что вы все делите, понять не могу?

И вдруг свистнуло что-то, в грудь ударило. Халену качнуло назад. Не поддержи побратимы, ринулась бы вниз с лошади. Парни остановились, Гневомир правую руку, а Миролюб левую подняли. Встал отряд, тихо стало за спиной друзей.

Халена волосами тряхнула, грудину ощупывая – что это было? Уставилась на погнутую бляху – подарок Лебедицы и брови на переносице свела – неужели стрелу кто пустил? Вмятина-то в чеканке, как от жала. Вскинула взгляд на побратима: а у того лицо, что туча хмурая – черно и гневливо – взгляд такой, что не сдержать. На Миролюба глянула. А он стрелу с земли поднял, сунул ей в руку и вперед поддался, собой девушку прикрывая. За спиной свистнули – Лютабор дружников в разведку отправил.

Гневомир, глухо зарычав, направил коня вперед, копируя маневры побратима. Да Халена не дала – поняла уже, что к чему, потому и не хотела, чтоб друзья за нее свою грудь подставили. На нее стрелу ковали – ей пусть и достается. Пустила лошадь по дорожке.

– Халена, язвить твою, куды?! – зашипел Гневомир, пытаясь удержать шалую.

Та лишь сильней Ярую наддала. Пара бегов и стало видно впереди меж просветами стволов да еловых лап, черного всадника. Он стоял, не скрываясь – тетива арбалета натянута, того и гляди, вторую стрелу пустит. Но не то Халена видела – воина закаленного. В осанке, во взгляде, в лице обветренном, в снаряжении, мирянам неведомом – виделся муж именитый, не вор простой, не подсыл глупый. Профессионал. Кто он: чьего роду, племени, зачем явился по ее душу – она не знала, но чуяла, что и сам он тому теперь не рад. Медлил стрелу пустить. Смотрел на Халену пытливо, задумчиво. Та ждала спокойно – что дальше делать он будет? Может пару минут смотрели в глаза друг другу, может пару секунд.

И вот чуть опустил оружие мужчина, пустил стрелу. Под передние копыта Ярой воткнулась.

Девушка усмехнулась – упредил: стой и жива останешься?

И увидела ответную ухмылку. Кивнул, словно поклон положил, развернул коня и не спеша прочь удалился.

– Ты и я одной крови, – прошептала Халена ему в спину. – Недоразумение закончено.

– Ах, ты гадюк!! – взвыл Гневомир, узрев врага. – Порву вора!!

– Стоять! – рявкнула Халена, осаживая побратима. Перехватила поводья. – Стоять, говорю!!

– Да ты что?!! Уйдет ведь веред!!

– Пускай.

– Да ты сказилась, воительница!!…

– Пускай уходит.

– Он тебя чуть не убил!! – навис над ней парень, от переизбытка чувств себе по лбу постучав. – Чуешь аль нет?!

– Хотел бы убить – убил бы. Но он предупреждал.

Миролюб вытащил стрелу из земли, придирчиво оглядел и заметил:

– Каленая. На зверя кована. Правда Халены.

Гневомира перекосило от злости:

– О чем баите?!!

– Успокойся. Мы со стрелком друг друга поняли. Он по чести сказал, я по чести отвечаю. Не срами меня. Пускай уходит.

Миролюб пытливо прищурился на девушку: понимаешь ли, что на волос от смерти была?

`И что'? – ответила взглядом.

– Мы все смертны. И смерть у нас одна, и жизнь. И честь тоже! – бросила, глядя в чащу, куда ушел Черный. Гневомир плюнул с досады, рванул поводья из руки Халены и наддал коня, надеясь еще настичь ворога. Халена больше удерживать не стала, уверена была – тот, кто в нее стрелял, был воином хитрым – пять минут форы и не сыскать его ни человеку ратному, ни зверю лесному. Исчезнет, словно призрак, растворившись в чаще.

К ним Лютабор подъехал, взял стрелу из рук Миролюба, оглядел и протянул:

– Роски никак балуют.

– С чего взял? – полюбопытствовала Халена.

– Чую.

– Роски с роду пути к нам не ведали. Не-е, – качнул головой побратим. – То лютичей дело. Они насечки делают, да и черен был подсыл, что ликом, что одёжей. Лютич, чтоб мне провалиться.

– Угу, – согласился с ним Горузд, подозрительно на девушку щурясь.

– А какая разница? – пожала плечами Халена. – Может дальше пойдем? Или до вечера загорать под соснами будем, обсуждая вооружения других племен, в угадайку поиграем?

Мужчины хмуро уставились на нее.

– Без ума ты, девка, и страха не имаешь, – то ли с уважением, то ли с укором сказал Лютабор и коня в обрат развернул. Свистнул, призывая остальных.