Текст книги "Игры с призраком. Кон второй."

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

А сзади уже крики, ржание лошадиное – роски к краю леса вышли. Дальше им на лошадях никак – ноги те поломают. Значит, сейчас стрелы пустят, чтоб хоть так беглецов достать.

И правда – свистнуло разом и тут же крик раздался: живьем брать!

Ага, ага! – засмеялась Халена. Горец обернулся, удостовериться, что слышит смех, и смеется девушка.

– Не обращай внимания, – с кривой усмешкой сообщила, прыгая по камням.

И попыталась сдержать смех, но улыбка сама раздвигала губы – глупейшая привычка девушки смеяться от боли или страха была мало понятна мужчине, и, наверное, он подумал, что та умом повредилась. `Впереди скалы, позади роски, рядом ненормальная, что то и дело падает, соскальзывая с валунов, тормозя движение, и смеется – не повезло горцу', – с улыбкой, глядя ему в спину, подумала Халена. Но имело ли это значение? Роски уже спрыгнули коней и прыгали по камням за беглецами. Поймают или нет – тоже уже мало волновало Халену. Она понимала, что находится на том краю человеческих возможностей, когда тело живет уже лишь целью, заданной разумом, высвобождает последние резервы сил и возможностей, подчиняясь воле. В таком состоянии человек не чувствует боли, страха, усталости. Его психика, как и организм, находятся в состоянии шока и изменяют сознание, искривляя угол зрения на обычные вещи. А потом наступит конец, внезапно и неизвестно когда – через минуту или час, день. Тело просто откажется подчиняться и упадет, будто наткнувшись на препятствие, которого в ту минуту может и не быть.

Об одном просила Халена – только бы это случилось не сейчас, не здесь, не на глазах горца и росков, а тогда, когда упрямый мужчина окажется в безопасности, и они с ним расстанутся, порвав невидимую связь, что образовалась меж ними в момент спасения.

Девушка отчетливо понимала – ей уже не выжить, вне зависимости выберутся они или нет, уйдут от преследователей или попадут обратно в плен. Но она видела горца, его синие глаза, что поглядывали на нее внимательно и озабоченно, и понимала, что не уйдет он один, не оставит ее, не поймет и не примет ее аргументы против, а значит нужно бежать, помогая ему, хоть ему…

Упрямые люди живут в здешних местах, но кто сказал, что это плохо?

Река осталась позади. Ноги уже шлепали по россыпи камней у подножья скалы. Казалось бы куда дальше? И опять улыбнулась, понимая куда – вверх, по скале, по камням – в горы. Голову задрала – высоковато, однако. Грянешь – мама дорогая. По дороге вниз и помолиться, и покаяться во всех грехах человечества можно успеть. Как горец с Халеной забираться собрался – вопрос. Он, конечно, и сможет – все ж вырос в горах, значит, повышенной ловкостью отягощен, а она-то мало с альпинизмом в натянутых отношениях, так еще и с собственным организмом – бунтует тот, сбои дает. `Ну, да ладно, там посмотрим. Авось, заботой меньше у горца будет', – мелькнула шалая мысль в голове девушки.

Выхода иного нет – роски подступают. Должны же они остановится когда-нибудь?

Халена принялась карабкаться вверх за горцем, цепляясь за уступы, подтягиваясь на голом энтузиазме и монументальном `надо'. Острые края камней царапали кожу, бередили рану, и та кровила, окрашивая серый гранит в красно-розовый цвет. Силы убывали катастрофически быстро, с каждой каплей крови, и надежды, что откроется второе, третье дыхание, все меньше.

Халена стояла на уступе в полступни шириной и смотрела вниз – черные человечки, вопреки логике, доводам рассудка, продолжали преследование – упрямо карабкались вверх за беглецами.

Минута передышки – и вновь вперед, вверх. Горец подал девушке руку, подтянул на довольно широкую платформу вверху. Прижал к камням, озабоченно вглядываясь в лицо. Халена виновато улыбнулась:

– Извини. Пару минут отдыха, ладно? – и, пытаясь выровнять дыхание, прижалась к камням спиной. Взгляд скользнул вдаль, туда, где встает солнце, озаряя густые заросли лесного массива, извилистую линию реки, пятна полей. Как красива, уникальна природа здешнего края, как люди, живущие на этих просторах.

Халена с мягкой счастливой улыбкой смотрела на свой последний рассвет, а видела свою жизнь, те месяцы, что провела здесь. И не было ни в сердце ее, ни в душе сожаления – лишь покой и умиротворенность. Ей довелось встретить самых благородных людей, воинов, жить с ними, сражаться бок о бок, отстаивая интересы добра, справедливости, будущего, что прекрасно не в прогрессе социума, а в духовном развитии, сохранении незыблемых качеств – заповедных и непонятных, а порой и неприемлемых иным.

Нет, ни о чем она не жалела.

– Я была счастлива, – выдохнула она. Чистое небо, солнце и леса. – Спасибо вам.

Ветер погладил ее волосы, словно принимая благодарность и отвечая тем же. И поблазнился Халене запах былинника и хвои, влажность грозовых туч и крики побратимов: И-е-е-ху-у!

– Гневомир…

Парень, белозубо улыбаясь, тряхнул кудрями: Ничаво, Солнцеяровна! Живы будем, не помрем!

– Ты жив, ты всегда будешь жить. Солдаты не умирают… Миролюб?

Побратим смущенно улыбнулся, краснея как мальчишка: семечков вота маманя послала, гостинчик тебе, Халена Сонцеяровна.

– Кланяйся ей…

Дейн хмурился, глядя на девушку: черные глаза стали фиолетовыми, улыбка настолько светла, что слепнешь как от солнца. Он видел, с девушкой не в порядке – бледна та, нездорова, но и думать боялся, что ранена серьезно. Да и подумать – смогла бы она преодолеть такой путь, подняться почти до хребта? `Нет, конечно, нет', – уверял себя, а сердце тревожно билось, не веря, взгляд следил за шевелением губ – что она говорит, кому? А лицо притом, глаза – свет.

`Опасности нет, с таким светлым лицом не умирают. Халена просто устала'. Но взгляд упал на ладонь девушки, что прижималась к боку – она была в крови.

Исцарапала руку, поранилась? – нахмурился сильней.

Мужчина прижал девушку к камню и, убрав руку, поднял край безрукавки: Нет! Как же она шла с такой раной? Возможно ли человеку, женщине еще жить, не то что лезть в гору с таким ранением?! О Боги, что вы творите?!

Халена увидела, как исказилось лицо мужчины, и мягко улыбнувшись ему, ласково погладила по щеке:

– А ты ведь еще мальчик. Сколько тебе – 20–25? Как тебя зовут?

Дейн с тоской смотрел на самую удивительную женщину, что встречал за свою жизнь, и не мог взять в толк: о чем она спрашивает? Разве это сейчас важно? Осознает ли она, что может умереть?

– Рана серьезна, – сказал глухо.

– Знаю, – ответила спокойно. И рассмеялась. – Рада, что ты умеешь говорить. Так, как тебя зовут? – заулыбалась, глядя в синие глаза с такой любовью, что хотелось прижать ее к себе и удержать в этом мире, закрыв собой не только от росков, но и от солнца, ветра…

– Дейн, – прошептал, почти касаясь щеки.

– Меня – Халена. Спасибо тебе. За все… Ты горец?

– Ты богиня?

– Нет, Дейн, я мирянка.

– Халена богиня.

– Я человек, как ты, как все, кто живет там, – кивнула в сторону лесов, задумчиво воззрилась на пики елей. – Бог один, и неважно, как ты его называешь, важно, что ты вкладываешь в это определение. Мы все суть Боги – ты, я, другие. Посмотри на эту красоту – Бог дал нам ее, а еще свободу и чистоту души. Мы, только мы вольны в своих поступках и решениях, в ответе за себя, окружающих и этот мир. И если мы останемся чистыми перед собой и сохраним этот мир и свободу – мы Боги, а изгадим душу предательством, поддадимся на ложь, то этот мир превратится в ад, потому что мы станем Дьяволом.

– Ты говоришь странные слова.

– Возможно, – улыбнулась ему и словно не в глаза заглянула – в душу. – Но когда-нибудь ты поймешь их, сердцем поверишь в сказанное… Расскажи о том другим…

– Ты расскажешь.

– Нет, мое время кончилось.

– Что это значит?

– Лишь одно, дальше ты пойдешь один, а я останусь и задержу росков. Послушай сначала, потом упрямься – ты видел рану и как воин знаешь, я умираю. Мне ничуть не жаль прожитых дней, не страшно уходить, но я не хочу утягивать тебя с собой. Смерть далеко не Морана – старая злая ведьма. Она прекрасна, как наступающий день, если ты честно прожил жизнь. Если ты сделал все, что в твоих силах, не осквернил Бога в себе, не превратился в дьявола – умирать легко и совсем не страшно. Потому что ты остаешься жить – здесь на этих просторах в памяти своих товарищей, в глазах родных.

– Ты говоришь как горец, как воин, но ты женщина.

– Воин это не половой признак, Дейн. Мужество и честь, доброта и справедливость живут в сердцах и умах и мужчин, и женщин… Я пришла в этот мир никем, а ухожу всем – в этом высшее счастье. Уходи и передай моим, когда встретишь – я ушла мирянкой, ушла безмерно богатой их заботой. Я познала истинную свободу и сохранила ее… Обязательно найди их, обязательно передай и помоги, чем сможешь, расскажи о том, что произошло. Вы должны быть вместе, все, только так роскам придется оставить свою затею по превращению рая в ад.

– Роски совсем близко.

– Уходи. Они идут за мной. Я их задержу.

– Или вместе уходим, или вместе остаемся, – заявил Дейн твердо. Халена с горечью посмотрела на него:

– Зачем ты это делаешь?

– Затем, что ты поступила бы так же. Тебе придется выбрать: умереть со мной или уйти и жить, тоже со мной.

Халена зажмурилась: упрямство мужчины было некстати. И выбора он ей не дал.

`Подожди, Гром, подожди меня совсем чуть-чуть, любимый. Я скоро приду к тебе.

И отодвинулась от камней:

– Идем.

И снова уступы, мелкие расщелины, острые углы камней. Не видя, куда ползешь, не понимая как. А губы гнет улыбка, сродная упрямому оскалу. Но скоро и `завод' упрямства кончится, что тогда делать?

Дейн прижимает Халену к камням, тащит почти на себе:

– Зачем? – вопрошает она и пытается идти сама, ползет вопреки всем законам, порядкам.

– Отдохни минуту.

Лучше вечность…

– Мы почти у цели.

Какой? Вершины скалы?

– Роски отстают.

А зачем они вообще лезут за нами?

– Ты как?

– Лучше всех, – усмехнулась.

– Нужно идти.

Скажи что-нибудь новое, более приятное.

– Лезь, я помогу.

Опять в путь.

Дейн подтянул ее наверх, но отдохнуть не дал, подхватил под мышки и потащил уже вниз.

– Сама, – дернулась, отталкивая мужчину. Ноги тут же разъехались и, упав на спину, Халена покатилась вниз по щебню, грозя разбиться о выступы камней. Затормозила, уперевшись ногами в валун, и рассмеялась, глядя, как в небе кружит ворон.

– Добычу чуешь? Э-э, брат, рано, – голову приподняла и замерла, изумленная открывшимся видом: чуть ниже травой поросший склон, лес и поле, широкая дорога к горизонту. А там опять горы, скалы.

Дейн скатился на ногах, сел рядом с Халеной:

– Жива?

– Угу. Здесь вы живете?

– Угу.

Девушка рассмеялась и почувствовала, как овладевает ее телом онемение и холод. Ни ногой, ни рукой не пошевелить, смотреть и то сил нет.

Дейн поднял девушку, заставил встать на ноги и повел вниз, крепко придерживая. Вот и трава, первые деревья.

Мужчина резко засвистел, оглушая Халену. Слева послышался шум, появились три оседланные лошади без седоков и пять всадников подстать Дейну – с обнаженными торсами, каменными лицами, длинными волосами.

Мужчины окружили пару и уставились на Халену.

– Здраст… – только и смогла выдать.

– Спорю на свой анжилон – это Халена! – ткнул в нее пальцем один горец.

– И я рад тебя видеть, – кивнул ему Дейн, взбираясь на лошадь.

Халена взяла под уздцы другую лошадь, погладила ее морду.

– Это конь, – пояснил молодой сероглазый горец, склонившись к девушке, чтоб лучше ее разглядеть. И отпрянул, увидев черные глаза.

– Скоро роски будут здесь, – сообщил Дейн, помогая Халене взобраться на коня.

– Сколько? – разжал губы самый старший из присутствующих.

– Три десятка.

– Мар, Летер, – взмахнул тот рукой, указывая влево и вправо. Двое отделились от группы и, взяв у товарищей тулы со стрелами, разъехались в разные стороны, скрылись в лесу у подножья склона. – Замир?

– Мертв, – бросил Дейн и пустил коня рысцой.

– Так и знал! – процедил молодой, следуя за мужчиной.

Всадники понеслись по полю прочь от склона, увеличивая скорость. Вскоре кони во весь опор мчались к горизонту.

У Халены сбилось дыхание, закружилась голова. Она обхватила шею лошади руками, пытаясь удержаться в седле, и видела траву, что стелилась под копытами, вырванный дерн.

– Конец, – подумала и, не удержавшись в седле, упала. Прокатилась по траве, замерла, словно со стороны наблюдая бег удаляющихся коней. Гривы бились о холки, тонкие ноги, казалось, не касались земли, несли в облака…

– Дейн!! – заметив отсутствие девушки, крикнул горец, призывая товарища к вниманию. Мужчина обернулся и, резко натянув поводья, развернул лошадь:

– Халена!!

Она видела, как Дейн развернул лошадь, возвращаясь, на ходу спрыгнул с нее, подбежал и навис:

– Халена!

– Гром… – прошептали губы девушки. Глаза закрылись.

Стало тихо, так тихо, что Дейну показалось – у него заложило уши. Он не понимал, что произошло, не хотел понимать – сидел и смотрел на девушку:

– Ты же Богиня, Боги не умирают…

И уставился в небо, сжав кулаки: Боги? Это ваша справедливость?

– Почему вы всегда забираете самое ценное, убиваете то, что достойно жизни?

– Потому что, оно достойно и смерти, – хмуро заметил подъехавший мужчина. Дейну же показалось, что это сказала Халена. И вспомнились ее слова от первого до последнего, и стало невыносимо больно, что эта девушка не богиня, а простая смертная.

– В ад богов небесных, – погладил ее, вглядываясь в лицо с надеждой. – Ты богиня на земле, ты должна жить…

И заметил, что ресницы девушки дрогнули. Склонился над лицом, прислушиваясь, приник к груди и услышал сначала очень тихий стук сердца, а потом гул. Он нарастал, ширился, пугая людей и лошадей, ветер стал сильным, почти шквалистым. Дейн вскочил, не понимая, что происходит, и увидел ослепительный серебристый обод.

– Уходим!! – закричал ему горец, еле сдерживая коня. Но Дейн не мог пошевелиться – он смотрел на приближение странного предмета и чувствовал холод и онемение в груди. Его словно заморозило от мысли, что это Боги пришли за своей, а значит, они все слышали, значит, смогут объяснить ему, почему поступают нечестно.

Значит, Халена будет жить. Значит, она жива.

И последнее, что запомнил – яркую вспышку.

Злобные, завистливые люди.

саранча

Обгорелые леснины, сгоревшее дерево.

Дикое.

Ворчун, всем недовольный человек.

Никуда негодная.

Бесстыжая.

Плут, обманщик.

Пустослов.

Искусную.

Открытая равнина, луг.

Талисман.