Текст книги "Банальная история"
Автор книги: Райдо Витич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
– Кого-то нужно забрать? – предположила я.
– Да, малыш, подругу Жанны. Будет Никитенко с супругой и Борзов. Не возражаешь?
– Нет.
Девушка для Борзова, все правильно. А Никитенко вряд ли прибудет.
Его супруга особа патологически ревнивая и хватку имеет – бультерьерам на зависть. Моложавая сорокалетняя мадам хоть и была много симпатичнее своего мужа, лысеющего и полнеющего, как на дрожжах, прокурора области, боялась интрижек милого на стороне и в каждой особе женского пола видела покушение на свою безопасность. Положение, стабильность и, как ни странно, глубокая привязанность к супругу заставляли мадам быть во всеоружии и зорко смотреть по сторонам. Не знаю, что она придумала себе на счет меня, но на любые званые вечера Андрея отвечала корректным отказом и не пускала супруга. Самое большее, что он себе мог позволить под жестким контролем – десятиминутный визит вежливости, как уверение в лояльности и теплых чувствах к знаменитому адвокату.
– А я против, – начал Олег и осекся под взглядом Андрея.
– А вот и Гульчата. Правильно? – спросил он у Жанны. Та кинула на него странный взгляд и, фыркнув, согласно кивнула. Меня это насторожило – подруги были явно не близки.
И тут увидела ее и поняла, что вряд ли Жанна является подругой этой одалиски, и озадачилась необходимостью приглашать подобную особь в закрытое, почти родственное общество. Тем более для Борзова.
Раскосое, широкоскулое убожество мерзло на остановке, держа руками в вязанных варежках черный полиэтиленовый пакет, и притопывало крепкими, короткими в стиле «танго» ножками, обтянутыми черными колготками. Шерстяными. Вязанная шапочка и короткая дубленка с лохматым воротником, на котором лежали непрокрашенные, и потому имеющие неопределенный цвет, волосы.
Я вопросительно посмотрела на Андрея – что плохого ему сделал Борзов?
– Друзей не выбирают, – заметил он философски, а в глазах плескалась насмешка и непонятное, желчное удовлетворение. Олег шумно вздохнул и заерзал.
– Она очень милая девушка, – попыталась озвучить достоинства своей подруги Жанна и смолкла. Видимо, на том они и кончились.
– Гульчата, значит, – хохотнула я, не сдержавшись, и чуть сдвинулась, освобождая место данному явлению. Дверца открылась, в салон вместе с Гулей вошел стойкий запах дешевых духов с горчинкой.
– Здравствуйте, – голосок, как у дежурного по части, взгляд черных глаз, как сканер.
"Спасибо, Андрюша", – поблагодарила я брата взглядом: хороший праздник намечается. Интересно, эта подруга степей умеет пользоваться ножом и отличит ли фужер под вино от фужера под шампанское?
Но может быть действительно у нее масса других достоинств – чистота помыслов, например, острый ум или бескрайняя широта сердца?
– Здравствуйте. Я – Аня. Это мой муж – Олег. Это Андрей. Жанну вы знаете. А вас зовут?
– Гуля, – буркнула девушка и уставилась впереди себя с видом партизана, попавшего в плен. Олег отчего-то побелел и напрягся, сжавшись так, что казалось, усох в два раза. Подозреваю, мой милый был близок инфаркту по совокупности впечатлений. Он был очень чувствителен к запахам и терпеть не мог густые, горькие ароматы.
– Приятно, – кивнула я, поджав губы, и наградила Андрея многообещающим взглядом. Тот спрятал улыбку и вырулил на дорогу.
Ехали молча в неестественно напряженной атмосфере. Я пыталась разговорить подруг, но те не проявили активности, и беседа затихла, не успев начаться. Андрей включил музыку, чтоб как-то сгладить неловкость и прибавил скорость, выбравшись на пригородное шоссе. Вскоре я увидела крышу Андрюшиного особняка и порадовалась, что дожила до конца поездки. Но возникал естественный опрос – доживу ли до конца праздника в таком-то обществе?
Интересно, кого хотел разозлить брат, пригласив на семейный праздник угрюмую дочь Башкортостана? С Борзовым понятно – он гость в нашем городе, причем очень важный и нужный для Андрюши человечек. Естественно, я была готова, что он не даст ему скучать, оставив в одиночестве гостиничного номера на Новый год. Но пригласить в интеллигентное общество и привести для него это?
Да, именно «это». Девушка вылезла из машины, и застыла посреди двора, с откровенной завистью и неприязнью осматривая двухэтажный особняк из красного кирпича, небольшую, всего 60 соток, территорию вокруг, с ровными очищенными от снега дорожками, скамейками и бассейном, накрытым по случаю зимы пленкой. Мне не понравилось ее выражение лица. И руки, сжимающие черный пакет так крепко, словно его могли украсть. И взгляд…
– Для кого приготовлен этот "троянский конь"? – тихо спросила я у Андрея, пока Олег вываливался из машины, а Жанна выходила.
Брат виновато глянул на меня и помахал рукой Алеше, встречающему нас на крыльце:
– Привет, как добрался?
– Нормально, – кивнул тот, открывая перед девушками дверь в дом. Олег замешкался у машины, стряхивая снег, попавший на брючину. Я не стала выпытывать брата и ждать мужа, пошла за подругами, надеясь разгадать загадку позже.
Андрей загнал машину в гараж и вышел, делая вид, что не замечает застывшего в ожидании Олега. Не спеша, закрыл ворота, пошел к дому.
– Что это за курица? – остановил его Олег.
– Жану ты уже видел на моем дне рождения. Она моя любовница.
– Я о другой.
– Заинтересовала? – взгляд Андрея был пытлив и одновременно насмешлив.
– Просто потрясен! – прошипел Олег, вглядываясь в лицо мужчины.
– Да-а, у нее не очень элегантный вид. Но может быть масса других достоинств? Отец – президент Башкортостана, например, или у нее самый высокий уровень интеллекта в нашем городе, светлая душа, наконец…
– Мне нет дела до ее души! Я хотел встретить Новый год в кругу семьи, а не в балагане!
– Круг немного разбавили – не страшно…
– Я против!
– Да кто ж тебя спрашивал? – удивился Андрей.
– Я…я ухожу!
– Счастливо, – кивнул мужчина и махнул рукой, объясняя, куда направить стопы. – Прямо через озеро и налево, километров в шести автобусная остановка. Расписание не знаю, извини, но по трассе машины ходят – подберут до города…
– У меня нет денег…
– А я по праздникам не подаю, – отрезал Андрей и пошагал к дому. Его ждал Алексей.
– Никитенко был и уехал. Огорчился, что ты задерживаешься.
– На служебной машине был?
– Да.
– Тогда ясно. Придется перезвонить, – кивнул Андрей, снимая пальто.
– Он звонил тебе.
– Я сотовый отключил. Борзов приехал?
– Да. Минут двадцать, как. С водителем. Приятный парень. Я и его пригласил.
– Правильно. Сергей звонил?
– Да, обещал появиться максимум через час.
– Тогда пора стол накрывать, – заметил Андрей, расчесываясь и придирчиво оглядывая себя в зеркало.
– Уже. Ты Аглаю до утра просил остаться?
– Конечно. Не Ане же стол накрывать и после здесь убираться.
Братья прошли в зал, где стоял уже сервированный стол, мерцала огнями елка.
Компания разместилась у камина на угловом диване и в креслах. Геннадий, водитель Борзова, оказался действительно приятным, корректным и веселым собеседником с хорошими манерами. Сам Вадим Михайлович сыпал остротами и пребывал в самом радужном настроении. Жанна заливисто смеялась. Я крутила фужер с легким коктейлем и улыбалась, стараясь выглядеть беззаботной и радостной. Алеша щурился, задумчиво поглядывая на меня. Андрей распоряжался на счет стола, не забывая принять участие в разговоре. А вот Олег и Гуля выпадали из компании.
Олег занял кресло у елки и, хмуро поглядывая на веселящихся, молчал. Гуля то и дело косилась на него и прятала глаза в фужере с вином.
Мне это не нравилось. Как и ее дорогой, элегантный костюм. Она явно не умела носить подобные вещи и смущалась, чувствовала себя неловко.
Не знаю, почему я так пристально следила за ней? Отчего придиралась к каждой мелочи? Но она действительно тревожила меня. Откровенно наглый взгляд черных глаз, с нехорошим прищуром действовал на нервы. И аккуратный маникюр, идеальный макияж, при абсолютно неухоженных волосах, стриженых кое как и кое где, вызывал досаду то ли на безалаберность девушки, которой видимо было не знакомо чувство стиля и вкуса, то ли на того затейника, что презентовал ей хорошего визажиста, но позабыл о мастере женской прически.
Шерстяные колготки исчезли вместе с кургузыми полусапожками, и ноги, обтянутые черными Levanta и обутые в остроносые туфельки очень маленького размера, привлекали внимание мужчин. И можно было назвать ее приятной и даже хорошенькой, если б не ее натянутые улыбки в ответ на остроты, не странный, почти злой блеск глаз и, сродное брезгливой гримасе, выражение лица.
– Все-таки – кто она? – спросила у Андрея тихо, чтобы не услышали остальные, когда он присел рядом на подлокотник кресла.
– Знакомая Жанны, – так же тихо ответил он, чуть склонившись ко мне.
– Лучше знакомую подобрать не могли? Борзов на нее не смотрит.
– Мало выпил, – бросил Андрей и, отсалютовав Жанне фужером, глотнул коктейля, лениво побрел к ней, сел меж подругами, по-хозяйски обняв за плечи обоих. Девушка с улыбкой прижалась к нему, а Гуля напряглась и видимо хотела сбросить руку, но Андрей что-то шепнул ей, подмигнул в ответ на растерянный взгляд, и она замерла.
Олег прошел к бару и, выбрав понравившуюся бутылку водки, налил полный бокал. Выпил залпом, даже не закусив, потом налил следующий и пошел с ним обратно к креслу. Я вздохнула, прикидывая варианты развития событий, и понимала, что ни одного светлого и радостного не предвидится. Если мой милый сейчас нарежется, как сапожник.
Пришлось идти к нему и пытаться забрать бокал.
– Оставь меня в покое, – прошипел он, поглядывая на Андрея, обнимающего девушек.
– Олег, время еще только восемь. Ты после ночи, не спал, нормально не ел – опьянеешь, – предупредила я. Он промолчал, но бокал из рук не выпустил. Тут и Сергей появился. В обнимку с милой молоденькой блондинкой, кукольного образца. И звали ее соответственно:
– Мила.
Пошло веселье. Сергей тихо веселиться не умел, оттого музыка забила децибелами по ушам, и гогот уже охмелевшей компании переместился в центр зала, на импровизированную танцплощадку. Я двинулась к столу, куда уже перебрались Вадим Михайлович и Алеша, и краем глаза заметила, как Андрей сует в нагрудный кармашек Гулиного костюма зеленую сотню. Интересно. Очень. Учитывая его фривольную позу и пренебрежительное отношение – почти лег на ее плечо и шепчет в лицо явно гадости.
Я задумчиво посмотрела на собравшихся – кто? За кого он оплачивает? Или за что? Олег уже опьянел и дергался под музыку перед девушками. Сергей что-то кричал в ухо Геннадия и смеялся. Блондинка очаровывала сразу Борзова и Алешу. Всем весело, всем хорошо. Я бросила ломать себе голову над загадочностью Гули – не стоила она этого, право. Подошла к Андрею, села под бочок, прижавшись к его груди. Спросила прямо:
– За что ты ей платишь?
– Не твое дело! – прошипела девушка, зло сверкнув глазами. Я выгнула бровь, напустив во взгляд задумчивой иронии. Андрей же перехватил пытающуюся встать Гулю, грубо сжав плечо, и вперил немигающий и тем устрашающий взгляд в широкоскулое лицо:
– Не смей хамить моей сестре, иначе…
Меня разбирало любопытство: что иначе? Чем можно шантажировать эту дочь степей, полей и огородов? Какой скелет мог хранить ее шкаф?
А ведь хранил и, судя по тому, как потускнел взгляд девушки, как она сжалась и поникла – весьма серьезный.
Андрей толкнул ее в плечо, прогоняя, и та поспешно исчезла с нашего поля зрения, затерявшись в круге танцующих.
– Надеюсь, этот Троян не по мою душу? – спросила я тихо. Пальцы Андрея, ласкающие кожу на моей шее, на пару секунд остановились, взгляд, задумчиво разглядывающий огонь в камине, переместился на мое лицо. С минуту мы смотрели друг на друга, и я без слов поняла все, что он мог и хотел мне сказать, но боялся. "Все, что я делаю в своей жизни – для тебя, но не против, а за". И что-то еще было в карих глазах, болезненное, спрятанное глубоко не только от других, но и от себя. Но не достаточно тщательно – от меня.
Я положила ладонь на грудь брата и специально погладила кожу, проникая пальцами под рубашку – я вытаскивала его тайну наружу, потому что, хотела знать, что его гнетет, что движет его поступками. И насколько это совпадает с моими желаниями. И поняла – абсолютно: лицо Андрея чуть закаменело, дыхание словно остановилось, а сердце, наоборот, выдало бешеную дробь, глаза задышали, обняли и принялись ласкать настойчивее рук.
Значит, он помнит, до сих пор желает повторения и ждет, верит, что так оно и будет.
Ах, Андрюша…
Я прижалась к его плечу и, нежась в тепле его ласковых рук, смотрела на языки пламени, играющие в камине, но видела совсем другое…
Это случилось за месяц до окончания сверхсрочной службы Сергея.
В квартире было непривычно тихо – Алеша был на сутках, Андрей в своей комнате боролся с депрессией по поводу расставания с невестой, капризной, красивой и ветреной мадмуазель Катрин.
Он переживал не первый день и, понятно, не последний. Эта мадам Змея бросила его у порога ЗАГСа и уплыла на Мальдивы с его другом. Такое тяжело перенести, почти не возможно забыть, а уж простить и понять, тем более.
Понятно, я тревожилась за Андрея, переживала и хотела помочь, вот только не знала – как? В мою голову лезли самые ужасные мысли о его судьбе – я судила по себе и не могла представить, что хмурые, печальные взгляды, осунувшееся лицо и апатия в которую он все глубже впадал, не связаны с Катериной…
Я искренне ненавидела ее, считая самым порочным и неблагодарным чудовищем, слепой и глупой вертихвосткой – стрекозой, пропевшей свое счастье в чужом дуэте, не стоящей и волоса на голове Андрея, ногтя его мизинца, пуговки с его рубашки. Я строила планы мести этой наглой кокотке и планы спасения брата, вывода его из депрессии. Но им не суждено было сбыться.
Мои фантазии на эту тему четко пресекались Алешей, разбиваясь об его безапелляционный тон и недовольный, встревоженный вид. Я видела – он боится, злится, оттого и запрещает беспокоить Андрея, лезть к нему со спасительными беседами и глупейшими книжечками по психоанализу и аутотренингу. И понятия не имела, что Алеша опасается не за него, а за себя, за наши отношения, уже шаткие, уже дающие трещину и расползающиеся на глазах. Он знал много больше меня. Его ум по сравнению с моим – галактика, я же песчинка на ее фоне.
Это сейчас я понимаю, как тяжело ему было примириться с неизбежным финалом, сколько силы воли и мужества понадобилось, чтобы отпустить, а не ломать, давя авторитетом, привязанностью, цепляясь за пройденный этап. Бесконечный – для него, мимолетный – для меня. И все же самый прекрасный, незабываемый для каждого. Он и тогда был мудр и понимал – лучше сохранить светлую память, доверительные близкие отношения, чем потерять и это.
Он еще держал меня своей лаской, опытом и авторитетом, привязывал крепко накрепко уже не интимными отношениями – человеческими. И был прав. Я насытилась его телом, наши отношения потеряли для меня свою прелесть, начали тяготить. Нет, совесть была спокойна, и стыд не жег душу, но все чаще появлялся страх, что под рутиной повседневности то прекрасное, что мы получили от жизни вопреки людской молве, затеряется и потеряет первозданные краски, неповторимые и тем очаровательные. И потом, мне хотелось жить. Молодость любознательна и ретива, азарт поиска еще не был мне знаком, и привлекал, манил. А тайна уже угнетала. Я хотела открытости и признания. Хотела семью, детей и законного мужа, все то, что не мог мне дать Алеша, как бы не хотел, как бы к этому не стремился. Как бы этого не хотела я…
Тупиковая ситуация, почти такая же безысходная, как у Андрея, и оттого до боли понятная, как и связанные с ней переживания и эмоции.
Я лежала в темной комнате, в пустой постели и сожалела об отсутствии Алеши. И думала о том, как тяжело сейчас Андрею. Наверное, так же тяжело, как и мне. И вдруг подумалось – клин клином вышибают. Меня даже подкинуло от этой мысли, и она показалась гениальной. Так и хотелось крикнуть – эврика! Чего же проще?! Пойти к Андрюше и собой выбить из памяти Катрин, а самой получить свободу от Алеши. Освободить себя и братьев, порвать порочный круг, пока в него не вошел и Сергей. Начать новую жизнь. Они женятся, я выйду замуж – все будут счастливы и довольны. Жизнь войдет в мирное стабильное русло, пусть унылое и сероватое, но приемлемое для окружающих.
Я решительно встала и, накинув халатик, направилась в комнату брата, толкнула дверь и шагнула внутрь.
Он не спал, лежал на смятой, словно после бурной агонии тяжелобольного постели, и смотрел на разыгранный, на потолке спектакль ночных теней. Рубашка расстегнута, но не снята, брюки, часы…Он так и не разделся, как пришел, так и рухнул, только носки да галстук отброшены в сторону.
– Ты не ужинал?
– Не хочу, – даже не посмотрел в мою сторону, не шелохнулся. Он гнал меня, но я пришла не затем, чтобы уйти. И решительно шагнула к кровати, легла к нему под бок, пристроив голову на его груди, готовая к недовольству и шипению, но он словно ждал, открыл объятья и укутал мои плечи теплом своих рук. Так мы и лежали, слушая биение сердец в ночной тиши, и смотрели на плывущие по потолку тени и не хотели говорить. Все темы остались там, за пределами этой комнаты, за гранью его рук.
И вдруг он вздохнул тяжело, со стоном, словно что-то заболело. Я повернулась к нему и зашептала, пытаясь успокоить:
– Не надо так переживать, Андрюша. Она того не стоит, поверь. Я понимаю – больно, но ты сильный, ты умный и должен понять, что это удача узнать человека сейчас, пока еще не решено окончательно. А представь, она бы ушла от тебя потом, через год, два, когда ты привык к ней, привязался, а возможно и связал себя ребенком.
Он молча смотрел на меня, хмурился и словно не слышал.
– Я знаю – тебе тяжело. Естественно. Мне в свое время тоже было больно, но потом я поняла – они отвергают нас. Мир делится не на зло и добро, а на своих и чужих. Вот наш мир, а все что за гранью – чужаки. Они не поймут нас, не примут, что бы мы ни делали. У них свои законы, свое мировоззрение. Оно не наше, не приемлемое ни для меня, ни для тебя, ни для Алеши и Сергея. Нас четверо. Всего. Понимаешь?
Я волновалась и оттого сбивалась и, видимо, плохо объясняла, потому что, Андрей поморщился и отвернулся. Я смолкла, притихла, пытаясь найти более веские аргументы своей теории, и услышала его версию. Голос брата был глух и нетороплив:
– Ты запуталась, малыш. Нет, я согласен насчет мира нашего и чужого, и насчет непонимания… Зачем чужакам знать, как мы живем? Это наша жизнь, и мы не обязаны отчитываться ни перед кем, кроме себя. Эта жизнь, малыш, слишком мала, чтобы тратить ее на глупую философию. Да, нас четверо, это ты верно заметила, но в том-то и дело.
Я не понимала его, но очень хотела. И приподнялась, чтобы лучше видеть его лицо:
– О чем ты? Тебе жаль, что нас четверо?
– Нет, я к тому, что нам действительно больше никто не нужен. Никто.
Что он хотел этим сказать, что прятал под простыми словами, под взглядом блестящих зрачков, огромных, как ночь над городом?
– Не стоит отчаиваться, Андрюша. Боль пройдет, и ты поймешь, что, кроме Кати, есть другие…
– Другие? – он задумчиво провел ладонью по-моему лицу и вдруг улыбнулся загадочно и чуть насмешливо. – Вот в этом ты права, малыш – другие есть. Но все одинаковы. Им никогда не понять, отчего я так привязан к семье. Потому что, они и понятия не имеют, что такое настоящая семья.
– А ты расскажи им…
– Смысл? Ты действительно еще малышка. Пойми, мир чужаков, как ты его называешь, до омерзения пошл и предсказуем, в нем работают законы материи и только. В нем можно купить все, кроме правды, искренности… Сколько стоит твоя любовь?
Я улыбнулась: что за глупый вопрос?
– Твой взгляд, твой вздох.
– Мой? И что взамен?
– Ты. Уверенность в твоей стабильности, покое, здоровье, счастье. И чтобы не тревожиться за тебя.
– А ты тревожишься? Почему? – он прищурился не веря.
– Потому что у тебя крах личной жизни. И потом, ты очень тонкий, ранимый человек, живущий на уровне интуитивного, на уровне души. Ты видишь и знаешь больше любого из нас и способен под маской благожелательности разглядеть истинные лица. И принимаешь все близко к сердцу, переживаешь, болеешь.
– Ты придумала меня, малыш.
– Нет. Я тебя знаю. Ты всегда все носишь в себе, горишь и мучаешься, боясь своими переживаниями потревожить нас, но это не правильно. Мы поймем и с радостью поможем.
– Я мужчина, малыш…
– Оттого, что твое сердце способно любить и тонко чувствовать, ты не стал женщиной. Но остаешься человеком. А мужчиной ты был всегда. И не по половому признаку – по делам. Ты наша опора. С тобой надежно и спокойно. Но если б твое сердце было менее щедрым – с тобой было бы холодно и неуютно.
– Я бы вспугнул тебя?
– Да…наверное.
– И ты бы не любила?
Я рассмеялась – абсурд!
– Андрюша, я бы любила тебя любого. И люблю. А Катю забудь и прости. Нет – пожалей. Она не поняла своего счастья. Глупая. Потом пожалеет, да будет поздно.
Андрей качнул головой:
– Неужели ты думаешь, она что-то значит для меня?
– Конечно, так переживать можно только за очень близкого человека.
Андрей долго молчал, словно подбирал слова и не находил нужные, осторожно потянул меня на себя, перевернул на спину, придерживая руками, как ребенка. Тихо спросил:
– Тебе хорошо с Алешей?
Я растерялась. Я готова была услышать все, что угодно, только не это.
– Я, не понимаю…
– Не надо, малыш. Я ничего не имею против. Главное – тебе хорошо. Алеша… он достоин тебя, он…ему можно…
Он говорил и не верил в то, что говорит. А я смотрела на него и пыталась примириться с мыслью, что все это время Андрей знал о наших отношениях. И поняла, насколько сильно он переживал, и, похоже – ревновал, а возможно, завидовал.
– Я купил квартиру. Давно, уже полгода, как. Два уровня, семь комнат. В центре. Шикарная отделка…и пустота. Я не могу там находиться, потому что вы здесь, – он не смотрел на меня и говорил словно себе. А сам ласкал пальцами атлас халата на моем теле. И я чувствовала его прикосновения так остро, словно меж нашей кожей не было преграды.
Да, Алеша был мастерским учителем. Как легко и быстро он превратил меня в чувственную женщину. Как искусно обучил тело слушать и слышать и откликаться на малейшее прикосновение.
Впрочем, когда Андрей смолк и посмотрел на меня, я поняла, что и без участия Алеши случилось бы то же самое. Взгляд мужчины мог зажечь любую фригидную сосну. В нем были страсть и нега, восхищение и голод желания. Этот взгляд уже брал и наслаждался, упивался и дарил, манил. И ждал, сгорая от нетерпения.
Руки Андрея еще теребили пояс халата, не решаясь развязать его, но я уже знала, что ни за что не позволю ему остаться завязанным. И я начала снимать с Андрея рубашку, медленно оголяя широкие плечи. И чувствовала, как разгорается внутри огонь желания, и боялась упустить и миг этого момента, и клеточку этого желанного и привлекательного тела.
Он замер, в глазах появились боль и растерянность. Его разум боролся со страстью, и последнее побеждало с трудом. И сдалось. Андрей отпрянул, сел на край постели, отвернувшись от меня. Но я уже не могла его отпустить, не хотела и сама сняла халат, прижалась к обнаженной спине брата, обняла за шею:
– Я хочу тебя. Одну ночь, Андрюша, подари мне одну ночь…
– Малыш…
– Не надо слов, оставим все до завтра. А сегодня будем вместе – я так хочу. И ты, – мои руки уже исследовали его тело, губы шептали жарко, касаясь шеи, уха. Он повернулся, видимо делая последнее усилие над собой, чтобы оттолкнуть, вразумить, создать очередную надуманную преграду…и попал в мои объятья. Моя грудь соприкоснулась с его, наши губы встретились, его руки сами сжали меня.
Одна ночь, полная огня и дикой, необузданной страсти, прошла по нашим жизням, как граница, и развела, и соединила. Я больше не хотела Алешиной тягучей нежности, мне нужен был пыл и та буря чувств, в которой и умираешь, и рождаешься.
Я познакомилась с новой стороной отношений и поняла, что это лишь одна грань, еще одна запретная черта, за которую меня не желал пускать Алеша и естественно не пустит Андрей. Но за ними было что-то еще, не менее прекрасное, но открытое и ясное. И я устремилась туда, сметая преграды братьев. Нет, мне не нужен был кто-то определенно. Любой герой моего воображаемого романа носил черты характера и лица моих братьев, смотрел, как они, думал, делал. Но я еще не понимала, что природа не повторяется, и искать подобие того, что рядом, дело зряшное. И искала, заводила знакомства, встречалась и расставалась без сожаления. Вот только в груди начал расти холодный комочек разочарования, скуки и тоски.
Алеша мучился, не зная, как мне помочь, Андрей замкнулся и словно обиделся. Атмосфера в доме стала невыносимо напряженной. Та ночь изменила каждого, сломала привычный и уже тяготивший меня уклад, но перемены оказались более неприятными. Мои душа и тело принадлежали братьям, но разум претил чувствам и к досаде владелицы довольно четко аргументировал невозможность связи с каждым в отдельности и тем более с обоими сразу.
В разгар наших мучений и поисков выхода из кризиса явился Сергей и поставил точку на прежней жизни. Андрей переехал в новую квартиру, я – в свою комнату…
– Не пора ли за стол? – спросил Алеша, нависнув над нами. Мы удивлено посмотрели на него, в пылу воспоминаний забыв о гостях и о празднике.
Первым опомнился Андрей – улыбнулся и согласно кивнул. Я нехотя встала, сожалея не то о прошлом, не то о настоящем, и прошла к гостям.
Вскоре все разместились за столом. Музыка стихла, зажегся экран телевизора над камином, в ожидании поздравлений президента и под неспешное поглощение деликатесов пошли разговоры о будущем и настоящем, о планах и желаниях. И стандартные тосты: за хозяина, его друзей и родственников, очаровательную сестру, и светлый ум братьев, за старый год и новый, за здоровье и благополучие.
Все бы ничего, но Андрей очень интересно разместил нас: сам во главе, по правую руку Сергей, Жанна, Геннадий и Мила. Борзов напротив хозяина, рядом я, Алеша, Гуля, Олег. Таким образом я оказалась под пристальным вниманием Вадима Михайловича и брата, но не могла повлиять на процесс опьянения своего мужа. Даже взглядом. К тому же господин Борзов требовал внимания к своей персоне и неутомимо сыпал комплиментами, делая вид, что ухаживает за мной, а сам, я была в этом уверена, гладил под столом колено Милы. Та довольно щурилась и раздаривала свои улыбки, как лотерейные призы.
Гена сыпал остротами и подливал вино Жанне. Та строила глазки Алеше, который с невозмутимым видом скользил взглядом по каждому сидящему за столом и усиленно молчал.
Гуля сидела, сгорбившись, низко склонив голову, делала вид, что ест, а сама, судя по покрытому красными пятнами лицу и крепко зажатой, почти как холодное оружие вилке в руке, мечтала исчезнуть. И не мудрено. Олег, молитвами Андрея пьянеющий на глазах, обводил мутным взглядом компанию, особенно неприятно поглядывая на меня и Борзова, и то и дело бросал пошлые и даже гаденькие замечания с применением изысканных ругательств, причем не только в нашу сторону. Большая часть доставалась Гуле, видимо в отместку за пристальное к ней внимание Андрея. Тот старался, ухаживал столь активно, что было впору кричать: "Горько!". А это, судя по всему, активно не нравилось Олегу. Чудно, если не сказать – чудно`.
Сергей мучил утиную грудку и чистил мандарины с таким видом, словно еле сдерживался, чтобы не раздавить их о чело Олега.
– Анечка, а может, прокатимся завтра, город мне свой покажете, достопримечательности? – предложил мне Борзов.
– Я подумаю, Вадим Михайлович, – ответила уклончиво: авось проспится завтра гость и вспомнит, кому кататься предлагал, а кому коленки мял.
Олег напрягся. Андрей словно специально перегнулся через стол, игнорируя его, и обратился почти с идентичной просьбой к Гуле:
– Не пойти ли нам в сауну, Гулечка? Могу предложить прекрасное заведение.
– Спасибо, – буркнула та, словно пощечину дала.
– Неужели отказываешься? – удивился Олег, уставился на нее пьяно и очень недобро. – А что так? Он заплатит. Хор-рошо заплатит. Ты ведь любишь деньги? Конечно, любишь. Столько в жизни не видела, спорим?
– Вы знакомы? – выгнул бровь Андрей. Сергей отодвинул тарелку и сложил руки на столе в ожидании. По лицу было видно, что ждать он будет недолго – до первого слова, причем, любого.
– Не так близко, как ты с моей женой. Размер кошелька не тот. Что ж тебя на мои объедки тянет?
– Ах, какой дурачок, – обрадовалась Мила. Алеша сжал мою ладонь, призывая к спокойствию. Борзов заинтересованно уставился на Андрея, Жанна кинула на пьяную физиономию Олега насмешливый взгляд и уткнулась в тарелку, Геннадий сосредоточенно жевал и глаз от пищи в своей тарелке не отрывал, зато уши работали, как локаторы.
Сергей чуть поддался вперед и, схватив моего милого за грудки, подтянул к себе, размазывая салат по его новой шелковой рубашке:
– Ты что несешь, гоблин? – процедил тихо.
Тот хоть и пьяный, но, глянув в глаза Сергея, сообразил, что лучше б промолчать, и даже немного протрезвел – развел руками и примирительно закивал:
– Это я так, извини, сболтнул, ну…
Сережа нехотя отпустил его по настойчивой просьбе Андрея и покосился на меня – вымучил улыбку. А взгляд, как дуло пистолета.
– Все хорошо, Анечка, перепил, с ним случается, – заметил Алеша, успокаивая.
Можно подумать, я переживала…
Нет, конечно, меня насторожили слова супруга, и расценить их можно было лишь в одном ракурсе, но при всем желании представить своего лощенного изнеженного Кустовского любовником косолапой и неухоженной дочери степи не могла. И Андрея в роли змея-искусителя тоже. Если хоть на минуту предположить возможность связи Олега и Гули, то как же «любит» меня мой брат, раз столкнул их вместе на семейном празднике, на моих глазах?
Нет, ерунда. Мало ли что упадет с пьяного языка, забредет в нетрезвую голову?
Жанна переключила внимание на себя – принялась рассказывать анекдот. Все рассмеялись, вернулись к пище и неспешным разговорам. Только Сергей даже не улыбнулся и принялся хрустеть яблоком, перемежая многообещающие взгляды в сторону Олега, с милейшими – в мою.
– Ах, как вы живете-то, Анечка, – пропел на ухо Бозов. – На зависть, право.
– Ему нельзя пить, он с ночного дежурства, – пояснила я.
– Да что вы, – усмехнулся тот и, отодвинув свою тарелку, повернулся всем корпусом ко мне, водрузив ладонь на спинку стула. Моего стула:
– А скажите откровенно, Анна Дмитриевна: я вам совсем не нравлюсь?
– Отчего же, нравитесь.
– Насколько сильно?
Что ему надо?
– Поясните.
– Что ж здесь пояснять? – хмыкнул Олег и встал, одной рукой придерживаясь за спинку стула, чтобы не упасть, другой, салютуя фужером с шампанским. – Предлагаю тост!
