Текст книги "Банальная история"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Ты не посмеешь. Если ты хоть слово кому-нибудь скажешь, я…пожалуюсь маме!

– Ага. Уже проникся и начинаю дрожать, – сверкнул глазами Сергей. – Еще какие репрессии придумаешь?

– Я перестану с тобой разговаривать. Клянусь.

– Угу. Действует. Уже лучше. Прямо сразу душа не на месте и желание рот зашить, а язык откусить. Стра-ашно. Правда, триллер. Ладно, ты пофантазируй пока, а я пошел, переварю услышанное.

Я подозрительно уставилась на него – мне очень не понравилась та легкость, с которой он собрался покинуть меня, с которой прекратил разговор. И загадочный блеск в глазах, чуть изогнутые в усмешке губы. Он что-то задумал. Нашел выход из того тупика, в который я его загнала. В котором нахожусь сама.

– Что ты задумал, Сережа? – с тревогой спросила я.

– Поспать. Пункт первый. Думаю, это займет сутки. Пункт два – …Да не бойся ты, ничего я твоему гоблину не сделаю. Даже близко не подойду, с ребятами немым буду, как Герасим. Честно. Ладно, давай. Отдыхай тоже, завтра поговорим, ага? – чмокнув меня в щеку, направился к дверям.

– Сережа?!

– Отдыхай. Да, температура у тебя сегодня как? Субфибрилишь, Андрюха говорил.

– Что? – растерянно нахмурилась я. Что он спрашивает? О чем говорит?

– Нормально, значит? Ну и, слава богу. Пока. Вечером звякну. Отдыхай.

И вышел, оставив меня в совершеннейшем отупении. Он ничего не понял? Или я?

Сергей чинно прикрыл дверь палаты и дал марафон по больничному коридору, сшибая медсестер и больных. Он почти не замечал людей, таранил преграду, словно ледокол арктические льды, и стремился добраться до выхода. Ему нужно было срочно увидеться с Алешей. Не просто срочно – вчера.

Разговор с Аней взволновал его больше, чем она могла себе представить. Особенно ужаснуло последние известие – "я хочу ребенка. И Олег". Он прекрасно понял – только Олег. И вспомнил то, что хотел бы забыть, чтобы не бередить душу – ее приступы, кровь, сочащуюся из пор, бегущую ручьем. Бело-серое лицо и глаза – огромные, молящие. И самое отвратительное состояние, когда ты понимаешь, что ничего не можешь сделать, ничем не можешь помочь и впадаешь в панику, находишься в непреходящем ужасе, наполняющем твое тело до самых кончиков волос, душу от первой до последней клетки, от одного взгляда на исходящую кровью сестру. И ненавидишь себя за бессилие, окружающих за бездействие, врачей за черствость и цинизм, весь мир за то, что он не знает тех мук, через которые проходишь ты. Через которые проходит Она.

Сергей вылетел на улицу и, шаря одной рукой в кармане в поисках ключей от машины, другой спешно набирал номер Алексея:

– Да? – тот был, как всегда, вежлив и спокоен, но Сергей находился в совершенно противоположном состоянии и оттого закричал в трубку, словно иначе брат бы его не услышал:

– Леха мне нужно поговорить с тобой! Срочно! Ты где сейчас?!

– У меня конференция, освобожусь через час…

– Нет у меня часа! Сейчас, понял?! Буду через десять минут.

– Ты не понял…

– Это ты не понял! Это важно! На счет Ани! Слышишь?!

– Подъезжай, – сухо бросил Алексей и отключил связь. Сергей, чертыхнувшись, завел машину и рванул по улице, словно пошел в бой.

Конечно, Алексей его не ждал. Сидел в конференцзале со своими коллегами и обсуждал какую-то особо важную научную тему.

Сергея это привело в бешенство. Он нагло рванул дверь на себя, взглядом остановив ретивую врачиху, пытающуюся ему воспрепятствовать, и ввалился в зал:

– Алексей Дмитриевич, прошу на выход.

Внушительная толпа в белых халатах всем составом заинтересованно уставилась на столь развязного посетителя, сильно напоминающего своей статью криминального отморозка из сериалов про братков. Алеша нахмурился, вздохнув, встал:

– Продолжайте, – обратился к выступавшему еще минуту назад лысеющему мужчине, который, судя по растерянному виду, вообще забыл, зачем вышел на импровизированную трибуну.

В гробовом молчании Алеша прошел по залу к выходу и, приказав брату взглядом освободить дверной проем, задвинув себя в коридор, вышел, плотно прикрыв дверь.

– Ты что творишь? – прошипел в лицо.

– Ага? Я? – качнул челюстями Сергей, перекидывая во рту жвачку, и зашипел в ответ. – Вы что творите?! Вы, блин, за Анютой присмотреть не можете!

– А что с ней такое? – нахмурился Алеша. – Ты от нее? Я утром Станиславу звонил – он сказал, что состояние нормализовалось, температуры нет.

– Да при чем тут температура, Леха? Ты в курсе, что она ребенка заводить собралась? Этот ее склоняет! А вы, блин, ерундой занимаетесь!

– От кого ж она рожать собралась? – выгнул бровь мужчина, сохраняя совершеннейшее спокойствие. Сергей возмутился:

– Ты глухой, что ли? От этого! Он ее подбивает! Ты соображаешь, чем может дело закончиться? – и чуть поддался к брату, понизив голос. Выдохнул в лицо, надеясь, что так он поймет лучше. – Он убить ее хочет. Не так, так этак! Гоблин, блин.

Алеша поморщился, не спуская взгляда с голых ветвей деревьев за окном:

– Чушь.

– Не понял? – озадачился Сергей. – Слушай, я отупел или вы все здесь с ума посходили за восемь дней?!

– Уймись, – с возмутительным равнодушием посоветовал ему Алеша и, заметив встревоженный, озабоченный взгляд Галины, внимательно следящий за ними из глубины коридора, кивнул, приглашая:

– Пошли в мой кабинет, там поговорим. Весь персонал мне перепугал.

Сергей недовольно скривился, но противиться не стал и, на удивление, молча дошел до кабинета.

– Рассказывай нормально, – попросил Алеша, присаживаясь за стол. – Только без этих твоих выдающихся словообразований, хорошо? И не дергайся – спокойно, внятно.

– Угу, – с сарказмом глянул на него брат и хмыкнул. – "Ну, вы, блин, даете"! Ладно, Леха, как скажешь. Я был у Ани. Она заявила, что как любая женщина желает стать матерью, и ее муж-ш-ш…объелся груш-ш…полностью поддерживает ее в этом вопросе. Короче, они думали – думали, и, наконец, придумали. Гениально, да? Главное, что случись – он не при делах. И ни один мент его за уши не притянет…

– Я же просил тебя, оставь за дверью вольный лексикон.

– Лешь, ты больше-то ничего не слышал? – поддался к нему Сергей.

– Нет. Ничего из того, что заслуживает внимания, – Алексей расслабленно развалился в кресле и, чуть склонив голову, рассматривал родственника, как диковинного, но совершенно лишенного смысла существования зверька. – Для тебя что новость? Что тебя настолько потрясло? Желание Ани иметь детей? Было бы странно, если б она об этом не мечтала.

– А ты не допускаешь мысли, что ее желание может исполниться? Этот постарается и…Что тогда? Мне тебя просветить или сам догадаешься? Светило, блин!

Алеша задумчиво нахмурился:

– Она собирается с ним расстаться.

– Вчера собиралась! А сегодня – передумала! Говорю же – он ее убить задумал. Так не получается, так через беременность!

– Твои фантазии смешны! – поморщился Алексей. – Езжай домой, ляг спать. Вечером отправляйся в ресторан и познакомься с веселой девочкой. К утру от подобных мыслей и следа не останется. Нет, серьезно – советую.

– Леха, мы о чем сейчас говорим? Какие, косинус тебе в гипотоламус, кабаки и бабы?!

– Обычные. Ноги, руки, смазливые мордашки. Сережа, я не вижу повода к беспокойству. Аня хочет ребенка лет с восемнадцати. Это не та тема, на которую стоит обращать внимание. И потом, она вполне ясно дала мне понять, что расстанется с Олегом.

– Да не расстанется она с ним! Я ж тебе уже двадцать раз повторил – передумала!

– Уверен? Может, она только тебе так сказала? – пытливо прищурился мужчина.

Сергей нахмурился и потер шею, обдумывая услышанное. Это было похоже на правду, но в таком случае получалось, что Аня просто поиграла им, как мячиком, и откинула. Значит, она не любила его, не воспринимала всерьез? В это верить не хотелось. Да и не получалось. Она была искренней – он чувствовал это и душой, и разумом. Видел. Нет, с ним она не играла. А вот с Алешей – могла.

– Леша, мне все это не нравиться, – протянул он задумчиво, чем и насторожил брата. – Хочешь, верь, хочешь, дураком выставляй, но что-то происходит. И очень нехорошее….Они муж и жена. Они спят в одной постели и явно, не как монахи. Что из этого выйдет, предугадать не сложно.

"А вот тут ты не прав", – прищурился Алексей. И все же почувствовал в груди тревогу. Слова брата невольно разбудили давно уснувшие опасения. Ему вспомнился разговор, состоявшийся с Олегом, в этом же кабинете пять лет назад…..

– …Алексей Дмитриевич, я не понимаю вашего отношения ко мне. Чем я заслужил подобное?

– Ничем, в том-то и дело – ничем. Анечка наивна и чиста, ей неведома корысть, оттого она не видит ее в других. Но я смею вас заверить, она человек другого склада. И еще раз повторяю: вы Ане не пара. Поищите другую выгодную кандидатуру.

– Вы пытаетесь меня оскорбить? Не стоит. Это ваши измышления, и я к ним не имею ни малейшего отношения. Более того, хочу заметить, я не претендую на что-либо еще, кроме руки Ани. Я люблю ее, если вы знаете, что это такое, если можете понять.

– Ну-у, песня про любовь не нова. Мотив один и тот же на все времена, слова только разные…Разговор закончен, молодой человек. Вы свободны.

– Алексей Дмитриевич, вы не поняли…

– Это вы не поняли! – повысил голос Алексей, пресекая попытку оппонента вновь и вновь идти по одному и тому же маршруту разговора. – Вы значительно утомили меня за эти годы. Повторяю в последний раз – свадьбы не будет! Все! Если вы еще раз попытаетесь изнасиловать мой слух и разум своим нудением, мне придется применить грубую силу. Можете, конечно, не лишать себя, да и меня подобного удовольствия.

– Алексей Дмитриевич, я люблю Аню, а она меня! Вы не можете…

– Пошел вон! – бросил Шабурин, предостерегающе сверкнув глазами, и указал ладонью на выход. Олег чуть побледнел, но с места не сдвинулся и лишь упрямо уставился на него из-подлобья:

– Никуда я не уйду! Понимаю, для вас слова – не аргумент. Но я могу доказать, что действительно люблю вашу сестру.

Ладонь Алеши опустилась на поверхность стола, и он спросил с нескрываемым сарказмом:

– Вот как? И чем, позвольте спросить? Достанете ей звезду с неба?

– Нет. Я сделаю то, что вы тогда просили.

– Просил?

– Нет, говорили…неважно. Я сделаю это.

Алеша с минуту сверлил парня испытывающим взглядом и, наконец, кивнул:

– Вот когда сделаете, тогда и приходите. Поговорим, – согласился нехотя.

Через две недели Кустовский предоставил ему справку о проведенной стерилизации, подписанную довольно известным в своих кругах врачом – Геннадием Кимановым.

Взамен, Алеша дал ему согласие на брак с Аней….

Сейчас, видимо, заразившись волнением Сергея, он подумал – а если Киманов выдал фиктивную справку? Если Олег обманул его? С одной стороны – это вполне возможно, причем – легко и просто. С другой – за те пять лет, что они живут с Аней, сложности в сфере гинекологии не возникало.

Но опять же – данный факт мог говорить как за стерилизацию, так и за ее отсутствие, и точно ничего не доказывал.

– Сергей, я сегодня же поговорю с Аней, а завтра соберемся все вместе и обсудим, – уже совершенно серьезно, как и ожидалось Сергеем с самого начала, заверил Алеша. – А пока – иди отдыхай. Ты только с самолета? Как перелет?

– Как всегда, – глухо бросил тот, вставая. Ему действительно хотелось в душ и спать, в надежде, что когда он проснется, все вновь вернется на круги своя, и Аня скажет – да. И его метания по Москве не окажутся напрасными, а вот волнение и тревога – наоборот.

– Ладно, Леша, надеюсь, ты понял, что это не шутка. Займись, не откладывая, а то ведь… Не мне тебе объяснять.

Алеша внимательно посмотрел на него и кивнул.

В тишине больничной палаты слышался лишь мерный стук будильника. Круглое чудо почившей в бозе совдепии было одним из тех предметов, что я хранила и буду хранить даже в самом непрезентабельном виде. Не знаю точно, что меня греет в этих милых, но отживших свое еще в момент рождения безделушках? Наверное, атмосфера тех лет, что они впитали в себя, появившись в моей жизни. И стали уже не предметами – памятниками тем дням, мыслям и эмоциям, что я испытывала. Они вобрали их в себя и продолжают хранить. И тем греют мою душу, вызывая уютное чувство тепла и покоя в груди, щемящую нотку ностальгии.

В минуты печали, в часы грусти и сомнений я перебираю их, вдыхая запахи того времени, и словно, окунаюсь в марево долгих лет, что остались позади. Медленно, но верно в каждую пору души и тела проникает сладкий яд тех мыслей, чувств и ощущений. И я забываю причину тоски, и возрождаюсь вновь.

Каждый предмет, что хранит ящик моего стола – клад. Целая эпоха, в которой и смех и слезы, огорчения и радость беззаботного бытия, наивные мечты, глупые мысли и фантазии, трепет первых неосознанных стремлений.

Деревянный лаковый зайчик, маленький, как нэцкэ, но излучающий больше тепла и света, чем театральный софит. Копеечная цепочка, хранящая в каждом своем звене больше тайн и открытий, чем Джива вселенной. Дневник, первый, наивный и напыщенный. Записки озорной мартышки, тринадцати лет от роду, начитавшейся умных книжек и думающей, что что-то поняла, мыслит не хуже и чувствует не меньше. Глупость, сплетенная с гениальностью вязью детского почерка. До сих пор те страницы не могут их разделить…

Жаль, что сейчас у меня не было возможности перебрать мое «богатство», вновь насытиться энергией, почерпнуть силы, чтобы идти дальше по спирали из ниоткуда в никуда.

Наверное, они бы спасли меня от черной меланхолии, от ненависти к себе, от стыдных поступков и скорбных мыслей, атакующих меня, как войска Наполеона Москву. Неужели я сдамся?

Нет– нет – тикает будильник. Тик – так, нет-нет…

И я согласилась, поблагодарив взглядом доброго друга – не сдамся, ты прав.

И встала с постели, стряхивая оцепенение. Зашуршала пакетами уверенная, что Сергей обязательно вложил в передачу какую-нибудь особо стерилизующую мозговые извилины книжицу. Так и есть. Что ж, пару часов я буду жить в придуманном мире автора, потом возьму другую книгу, третью. И так до бесконечности, пока печаль не сгинет, пока мысли о Сергее не перестанут давить и мучить душу. Пока разум не начнет властвовать над чувствами.

– Что ты читаешь? – качнул головой Алеша, чтоб рассмотреть обложку, и присел на постель.

– Не одобряешь? – захлопнула я книжку.

– Да, нет, – он забрал томик и склонился, чтобы удостоить меня братского поцелуя. Слишком долгого и жадного для родственника. – Как дела?

Его ладонь укрыла мою щеку, согревая своим теплом, пальцы чуть скользили по коже – нежные, ласковые. А взгляд не просто нежит, топит в любви.

– Але-ешенька….

– Что-о-о, – протянул он, подразнивая, и улыбнулся. – Так, как дела?

– Врачам видней, – пожала я плечами.

– Да, – посерьезнел он. – Со Станиславом разговаривал. С завтрашнего дня придется тебе, Анечка, под капельницей полежать. Картина крови его не радует. И меня.

– Намекаешь, что закрыл меня надолго? Спасибо.

Он чуть пощурился, насторожившись оттого, что не услышал в моем голосе привычного по этому поводу недовольства.

– Да, Анечка, придется потерпеть три-четыре недели. Но как-нибудь, правда? Андрей вечером привезет диски с фильмами.

– Лучше книги.

– Какие?

– Разные. Про любовь, фэнтази, фантастику, сказки для взрослых.

– И детективы?

– Нет, вот их не надо. У меня жизнь – сплошной детектив. Лучше что-нибудь глубокомысленное. Вдумчивое. И душеполезное.

– Например? Меркес? Муракави? Шопенгауэр? Козловский? Апокрифы святого Иоанна?

– Уф, всех неси. Что мне четыре недели делать? А может двумя обойдемся, Алеша?

– А что? Куда-то спешишь? Или дела неотложные?

– Нет. Но четыре недели?! – я тяжко вздохнула. Да-а, перспектива безрадостная, но опять же для дитя – полезная. Все лучше под присмотром специалистов побыть, чем на авось надеяться. А «авось» этот с моим-то заболеванием в любую минуту нагрянуть может.

– Пролетят – не заметишь. Потерпи. Ты когда последний раз сюда заглядывала? Вот то-то и оно. Да и что дома делать?

– Не скажи. Дома хорошо.

– Чем это? Олег гнев на милость сменил? Надолго ли.

– Зря ты. Он изменился. Не веришь?

Алеша принялся вертеть в руках книжный том. А я опять вздохнула и вперила взгляд, в потолок, пытаясь на его белом и чистом просторе нарисовать новый образ супруга. И чуть раздуть в свете последних событий. А также позолотить, наделить нимбом, крылышками и всем тем, что несомненно сможет прикрыть образ Сергея. Заслонив собой полностью. И хорошо бы на этом этапе еще поверить нарисованному.

– Он добрый, умный, заботливый, – начала перечислять, придумывая на ходу, вспоминая все известные мне прилагательные, подходящие обстоятельствам. – Тактичный, безобидный, внимательный, красивый, верный, щедрый.

Что ж ему еще приписать?

– Ты точно список баллотирующихся в депутаты зачитала, – хмыкнул Алеша. – Монотонно, словно осенний дождик по стеклу. А где пыл и восхищение, присущие любви, коя естественным образом должна возникнуть по отношению к подобному идеалу?

Н-да, тут он прав. Нет у меня сейчас любви для мужа. Разве что росток ее чахлый. Но зато есть уважение, долг и привязанность. Многим того довольно. Попробую и я на этом зыбком материале тот самый росток культивировать.

– Алеша, у меня сейчас спад. Олег говорит, что у любви бывают спады и подъемы. И ты мне это говорил. Вот у меня спад и организовался, но уже подъем начинается. Честно.

– Значит, у вас любовь по схеме алгебраических амплитуд? Спад, подъем. Альпийский горный курорт. Интересный подход к данному вопросу. Я так понимаю, ты на счет развода передумала?

– Алеша, я погорячилась. Испугалась его поступка, вот и подумала. А потом он, правда, изменился.

– Анечка, ты меня или себя в этом уверяешь?

– Ты его видел на Рождество. Он действительно другой.

– Надолго? Не информировал? – Алексей не скрывал скепсиса, но и недовольства не выказывал. Это меня успокаивало.

– Алеша, он навсегда изменился. Верь. Я – верю, потому что вижу.

– Да? Хорошо, оставим столь важную тему. Пока. Думаю, твой супруг через пару недель вновь вернет свои, столь щедро описанные тобой достоинства в исходную точку. И мы вновь подивимся произошедшим метаморфозам.

– Ты смеешься, – немного надулась я.

– Ничуть. Просто – не верю. У Олега явно развивается шизофрения. Это последствие кислородного голодания мозга. Удушье, а возможно, и совокупность причин – например, патология при родоразрешении, детские болезни, травмы.

– Алеша! Причем тут детство? Зачем выдумывать?

– Я не выдумываю, Анечка. Я констатирую факт. Как специалист. И предостерегаю тебя. Как брат. "Бойся данайцев, дары приносящих".

– Пока ничего говорящего за данный диагноз я не заметила. Он вполне адекватен и, на удивление, мил и сговорчив. Заботлив. И уборку в доме делает. Представляешь? Олег.

– Да-а, действительно изменился… А уборку, это как? Зубную щетку налево, мыльницу направо?

– В смысле?

– В том, Анечка, что у таких, как правило, начинает развиваться патологическая любовь к чистоте, особенно в мелочах. Они любят, чтобы все по полочкам строго в отведенном им месте, и очень нервничают, если по-другому. Не замечала?

Я нахмурилась, вспоминая. И припомнила его пристальное внимание к чистому, в общем-то, паласу, который он чистил тогда минут сорок. Его пристрастие сортировать книги по корешкам, рубашки и носки по цвету, постельное белье по комплектам…Патология? Хм. Да кто ж знает? Разве что Алеша?…

– Нет, что-то ты преувеличиваешь. Ничего подобного я за ним не заметила.

– Виделись давно?

– Вчера.

– Сегодня придет?

– Нет, он на сутках. Перестань меня пугать, Алеша!

– Я и не думал. Просто осторожничаю. Ты у меня одна. Мало ли что твоему дар-рагому еще в голову придет?

Нет, он специально! – начала злиться я, чувствуя, как предостережения брата начинают проникать в душу и давать корни. А вот этого мне как раз и не надо. Как будущей матери мне категорически запрещено пугать ребенка. Тем более – отцом!

– Лешенька, а у тебя других тем для разговора нет? – ехидно прищурилась я.

– Неприятно, да? Хорошо, оставим. Ольга сегодня звонила. Беспокоится и обижается. Ты ее даже с Новым годом не поздравила. Ай-яй, Анечка, – улыбнулся брат.

– Правда, – расстроилась я мгновенно. Да и когда было поздравляться? Но позвонить-то могла? – Ты сотовый принес?

Спросила с надеждой.

– Принес. И сотовый, и все остальное. И гранатовый сок.

Я поморщилась. Этот сок я ненавижу с детства. Алеша усиленно вливает его в меня литрами в надежде спасти от тромбоцитопении такими незамысловатыми, народными средствами.

Пока действительно удается, но не факт, что из-за сока.

Впрочем, моему малышу он лишним не будет.

Я блаженно улыбнулась: какая приятная мысль – моему малышу! Меня словно коснулось пушистое облачко, золотистое, легкое…и появилось то же ощущение, что в детстве. И та же ассоциация…

Когда-то очень давно Алеша принес мне двух цыплят, живых, пищащих и настолько легких, пушистых, прекрасных, что я буквально задохнулась от восторга, когда один оказался на моей ладони. Мне было чуть страшно держать это эфемерное чудо. Оно казалось настолько хрупким, что я не шевелилась и затаила дыхание, глядя в бусинки глаз. Я не знала что с ним делать, и готова была простоять, как статуя птицеводу, хоть сколько, лишь бы не испугать куриного птенчика, не потревожить.

Они были забавными, требующими постоянного внимания, глупыми и вечно пищащими. Мы посадили их в коробку, но они росли очень быстро. И вскоре стали вылезать из нее и бродить по квартире. Я никак не успевала за ними уследить. Желтый пух исчез, восторг от владения подобной экзотикой начал таять, а родительское недовольство расти. Вместе с цыплятами. Клара и Карл. Так я назвала своих питомцев. И тщательно следила за их комфортом, при этом забывая о комфорте других.

Вскоре эта парочка перестала помещаться в коробке и стойко игнорировала ее, вальяжно расхаживая по квартире, мешаясь под ногами, не переставая клевать палас, линолеум, кудахтать и…беспрестанно гадить.

Отец не выдержал. В одно утро он встал с постели, не впервой разбуженный Карлом и Кларой, и, недолго думая, запустил в противных птиц первым, подвернувшимся под руку предметом – тапком. Карл геройски погиб первым, сложив свою шею на порог родительской спальни. Второй почила Клара, возмущенно кудакнув напоследок. Ее агональный сип меня и разбудил, я вылетела в коридор и застыла, не смея поверить, что мои любимцы мертвы.

Отец выбросил их в мусоропровод, даже не дав мне их схоронить с почестями…

Нет, у моего ребенка будет другое детство. И Олег не убьет тапком его питомцев, даже если это будут такие же глупые, надоедливые птицы. У нас будет много животных: кошка, собака и попугайчики. А еще мы будем ходить в зоопарк.

Я представила, как мы с Олегом идем, держа за руки маленького карапуза. Он неуклюже переставляет ножки, и мы идем очень медленно, чтобы он успевал. Олег склоняется над малышом, заботливо поправляя шапочку…

– Да он будет хорошим отцом, – незаметно для себя, высказалась я вслух.

И тут же очнулась от страшного шепота брата. Да – именно страшного. Он прозвучал, как обвал лавины: с ужасом и предостережением одновременно:

– Что ты сказала?

Я замерла, улыбка сама спала с лица. Алеша смотрел на меня расширенными от тревоги и страха зрачками, и в них я видела будущее всех Шабуриных – горе и боль, свою смерть и отчаянный вой мамы, молчаливое умирание Андрея, а за ним Сергей, Алеша…

Мамочка моя!!! Что за дурной приступ ясновидения?!

– Алеша! – резко села я.

– Аня, Анечка, – схватил он меня, обнял так, словно я уже умирала, и он надеялся своими объятьями задержать меня, спугнуть смерть и несчастье. И чуть дрожал от страха, что не успевает, не успел.

Нет, нет! Что за ерунда пришла мне в голову? Что за сентиментальная меланхолия овладела Алешей? Это лишь призраки прошлого, которые мы приняли за будущее. Будет все совсем по-другому. Я знаю! Все будет не просто хорошо – великолепно. У меня родится ребенок – мальчик, девочка – не важно. Но обязательно – родится. Обязательно живым и здоровым. И я буду здорова, буду нянчиться с ним, и мои братья, и Олег, а мама будет купать внука, наставляя неумелых родителей, ворчать, как обычно, что мы все делаем не так. Все будет! Все именно так и будет!

– Алешенька, что ты так испугался? – прижалась я к брату, припала к плечу. – Я всего лишь подумала вслух, родной.

– Анечка, если ты еще раз подумаешь так, я получу ВКС, – выдохнул он глухо, прижимая меня так, как в детстве, одной рукой зарывшись ладонью в волосах на затылке, другой прикрыв лопатки, и чуть покачиваясь, словно укачивая.

Осталось сесть ему на колени и окончательно успокоить:

– Это у меня ВКС случится, если ты еще какой-нибудь диагноз вспомнишь. Не шути так.

– Я как раз не шучу, – действительно, глядя на лицо Алексея, только ненормальный мог заподозрить его в шутливом настроении. Но мне можно. Как еще его вернуть в благодушное состояние? А заодно избавить брата от подозрений, которые поселила в его душе по неосторожности, а своего ребенка от опасности. Нет, Алексей не даст мне родить, если узнает. Начнет перестраховываться и думать всякие гадости, как сейчас, и мучить всех, изводить себя.

Я коварно улыбнулась – нет, братики, вы самые последние узнаете о племяннике. Я его вам уже в готовом виде предъявлю.

– Анечка, о каком отцовстве идет речь? – взгляд брата бурил меня, как нефтяную скважину.

Да, теперь с этой темы не свернешь, пока не развеешь подозрения и страхи…

– О будущем, – беззаботно поведала я, не скрывая счастливой улыбки, впрочем, совершенно искренней. И пусть причина этого счастья пока останется моей тайной, но имеет место. Уже живет и растет! – Понимаешь, Алешенька, Олег мечтает стать отцом, и в свете позитивных перемен в его личности я решила сделать ему сюрприз и согласиться стать матерью.

– Аня… – опять это шипение! Алеша скрипнул зубами и, смиряя чувства, напомнил, с трудом удерживая себя, чтоб не сорваться на крик от волнения. – Мы миллион раз обсуждали эту тему. Я, по-моему, достаточно четко аргументировал последствие подобного шага. Анечка, объясни мне, пожалуйста, что за…кто? Олег, да? Ему очень нужен ребенок, и он по-прежнему склоняет тебя на беременность?

– Он не склоняет, он…

– Заставляет, – кивнул Алеша и отвел взгляд, чтобы я не заметила стального блеска его глаз. Но я заметила и вздохнула:

– Алеша, он меня не заставляет…

– Принуждает.

Нет, он не спрашивал – он утверждал. А если Алеша что-то утверждал, значит, уже создал мнение. Значит, будет стоить больших трудов переубедить его. Плохо. И очень опасно. Только подозрений Алеши мне не хватало.

– Что-то ты сегодня не в духе. Алеша, я прекрасно осознаю, что это больная тема…

– Это закрытая тема! Заколоченная и забытая!

– Ну, вот! – надулась я, прибегая к последнему аргументу. – Как с тобой разговаривать? Я же не говорю, что это будет, я говорю, что нам бы хотелось, чтобы это было.

– Я уже предлагал вам отказника. Здорового, крепкого младенца. Чем данный вариант вам не нравится?

– Нравится, Алеша, очень нравится. Мы его обсуждаем.

– Но безуспешно, да?

– Почему? Я постепенно склоняю Олега к мысли, что можно взять ребеночка из роддома. Расписываю ему прелести столь благородного поступка. Он думает.

– Ясно, – Алеша начал успокаиваться. Лицо чуть смягчилось и вновь обрело прежний цвет. И хорошо. А то видеть Алешу серым не просто страшно – жутко.

– Ты там присмотри пока, ладно? Олег вроде бы хочет мальчика, как любой мужчина, а впрочем, думаю, и от девочки не откажется. Нет, правда, Алеша, представляешь, сколько проблем решится разом? Я уверена, Олега очень нервирует отсутствие детей. Ему ведь далеко за тридцать, зрелый мужчина, а наследников нет. Вот его и заносит.

– Понятно, а я все гадал, что ж это с ним? Теперь ясно – что. Решим эту проблему. Не беспокойся. Я пожалуй, пойду, хорошо? Не обидишься? Завтра, что принести, кроме книг?

– Спаржу.

– Хорошо.

Что-то он заторопился. Засуетился. Не к добру. Я действительно стала мнительной. И не из-за Олега, как думала, из-за его наследника. Психика женщины меняется порой очень сильно в период беременности. Это естественно. Надо привыкать.

Алеша помог мне сложить гостинцы в холодильник и, расцеловав, словно не бывший – нынешний любовник – трепетно и жарко, нехотя покинул палату.

Я легла и, блаженно улыбнувшись, опять уставилась в потолок. Там вновь транслировали картинки нашего с ребенком будущего – щедрого на радость, и красочного, как рай.

Алексей постучал в дверь ординаторской и вошел. Станислав, лечащий врач Ани, тут же оторвался от бумаг и, радушно улыбнувшись, встал. Подал ладонь для пожатия и спросил:

– Историю дать?

– Нет, я не на счет Ани. Стас, у тебя есть телефон Киманова? У меня где-то был, да найти не могу.

– Без проблем, сейчас поищем, – мужчина, не выказав и доли удивления или любопытства, полез в стол за записной книжкой. Через пять минут Алексей уже звонил, присев тут же, на край кушетки:

– Здравствуйте. Мне бы Геннадия Викторовича Киманова…Да? Давно он в отпуске? Когда выйдет? Двадцатого? Да. Спасибо, – помрачнел Алексей и положил трубку.

– Зачем тебе Киманов, Леша? – не сдержал все же любопытства Станислав.

– Так, – отвел поскучневший взгляд Шабурин и задумался, нехорошо щурясь на противоположную стену с висящим на ней стендом, красочно повествующим о прелестях гемофилии.

– Прелестно, просто – прелестно, – протянул он и, вздохнув, развернулся к Стасу. Взял карандаш, делая вид, что заинтересовался его оформлением. Спросил, чуть помедлив:

– Слушай, Стас, ты не в курсе, сколько сейчас Киманов за справку берет?

– Тебе-то зачем? – удивился мужчина.

– Не мне. Не мне… Так, для информации.

– Ну, если для информации, – мужчина задумался и качнул головой. – Сейчас – нет. Не дает. Не берет. Раньше – да. Прикалывался. Но так…не до жиру, сколько дадут. Справка, сам знаешь, бумажка со штампом. Жалко, что ли? Да и не строго с этим было. Это сейчас времена изменились, приказов настрочили, кассы. А тогда, еще год, два назад…Главное, через кого с ним договариваешься, а то и так напишет. Ну, за коньячок, от силы.

– За коньячок, значит, – протянул в задумчивости Алеша и стиснул карандаш. Тот треснул под нажимом пальцев и сломался.

– Извини, с меня ручка.

– Да, ладно, – махнул рукой врач. – Ты чего такой?

– Устал, – фальшиво улыбнулся Алексей и встал. – Пока. Завтра опять забегу. Ты капельницы-то когда назначил?

– Вечером уже поставим.

– А-а, ну, хорошо… Пошел я. Тихого дежурства тебе.

– Благодарствуйте, коллега, – хмыкнул мужчина и уткнулся в раскрытую папку с историей болезни.

– Да сделал, я все сделал!! Давно сделал!! – кричал Олег, бегая по больничному коридору от окна к стене с перекошенным то ли от страха, то ли от возмущения лицом. И не смотрел в глаза Шабурина.