Текст книги "Банальная история"
Автор книги: Райдо Витич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Райдо Витич
Банальная история
Для нашей невозможнейшей любви, среди людей нам как бы нет пространства, но видит бог и грешникам своим он посылает узы постоянства. Мы любим через тысячу – «нельзя», через границы, годы и признанья. Ты улетишь, с собою унося мою любовь сквозь вечное прощанье.
Я с этим умиранием сживаюсь на двух недостижимых полюсах…
Мы встретимся с тобой на небесах.
Г. Богданов.
Глава 1 Кто?
Говорят, Лукреция Борджа так сильно любила своего брата Чезаре, что их отношения причислили к не естественным.
Я люблю с не меньшей силой, и выглядит это еще более противоестественно. Потому что у меня три брата. И каждый – идеал, мечта.
Старший, Алексей – заведующий кафедрой акушерства и гинекологии, директор элитного медицинского центра матери и ребенка «Аист». Автор многочисленных трудов в этой области, статей и книг. А еще он не только умница, но и красавец – пышная, чуть вьющаяся шевелюра, шикарные усы и безбрежно голубые внимательные глаза. Прибавьте стройную фигуру ростом метр восемьдесят пять и протяжный, ласковый голос, и сами поймете, что поклонниц у него более чем достаточно.
Средний, Андрей, не менее роскошен во всех аспектах личности, но, естественно, на свой лад. Он адвокат, весьма преуспевающий, востребованный и хорошо оплачиваемый. Обладатель огромной двухуровневой квартиры в центре города, дачи в живописном месте, трех машин; выразительных карих глаз, родинки над губой и бархатного баритона, от которого млеют все, от изысканных леди самого разного возраста до строгих дядечек юридической наружности.
Младший, Сергей – универсальный строитель с богатой фантазией. Нет, он не плотник и не каменщик, а директор фирмы «Феникс», которая, в кратчайшие сроки, легко одарит избушкой Бабы-Яги или величественным замком феодала, легким косметическим ремонтом или сложной перепланировкой в самом модном стиле, по вашему усмотрению.
В общем, у меня самые талантливые братья, красивые, умные и перспективные. Но есть один факт, значительно портящий настроение родителям – они не женаты. Ни один. И ни разу не были.
Моей подруге Ольге Кравцовой это не кажется странным, а мне вот – да.
Нет, я согласна выполнять обязанности хозяйки на вечеринках Сергея, развлекать заумных дядечек Алексея и вальяжных знакомых Андрея. Бегать по мебельным салонам, ресторанам, химчисткам, присутствовать на деловых встречах и всячески помогать своим любимым братьям…
Против мой муж.
– Я хочу, чтобы ты встречала с работы меня! Чтоб мою дубленку сдавала в химчистку и мне, а не Андрюшеньке заказывала ужин на дом в ресторане. Чтоб для моих друзей был накрыт стол и заказан торт на мои именины. И блистала ты перед моими знакомыми. В конце концов, твой муж – я, а не эта банда! Я ждал тебя четыре года и безропотно сносил их общество. Я проявлял огромное терпение, согласись. Я надеялся, что после свадьбы все изменится, но ситуация лишь ухудшилась и вот уже пять лет я изо дня в день слышу три имени и лицезрею три физиономии! У меня такое чувство, что я мебель, а они… хозяева. Ах, Сереженька чихнул! Он простудился на объекте, его нужно срочно напоить чаем с лимоном и остаться на ночь у его постели, чтобы как только он захочет, подать горячее молоко с медом. А у Лешеньки сегодня очень важная встреча и он просто не сможет адекватно общаться с коллегами, если рядом не будет сестры. А Андрюшенька желает снять сауну на ночь, но никак не успевает. Да и стесняется он в одиночку есть черную икру! А как он проведет встречу с клиентом, если утром не попьет кофе с сестрой? Да ясно – отвратительно, и дело завалит. И Алексей будет невнимателен при осмотре пациентки, если раз двадцать не позвонит сестре и не вытащит ее из постели, ванны и объятий мужа! Ну, объясни, почему я должен мириться с их обществом даже в интимных вопросах?! Я нормальный человек, нормальный мужчина и… хочу ребенка, в конце концов! Но не я, а они решают – забеременеть моей жене или нет. И конечно – ей нельзя. Кто тогда будет возиться с ними? Утирать носы и утрясать неприятности?
Здесь, он, несомненно, перегнул. Мои братья не нуждались в сторонней помощи даже в детстве. И носы я им точно не утирала, а вот они мне – да. Но Олег был обижен и оттого судил предвзято.
Я аккуратно разрезала банан и не спеша начала есть, ожидая окончания нравоучительной тирады с нотками истерии. Впрочем, привычной.
Бесспорно, в чем-то он прав и несомненно, у него, как и у любого мужчины, есть чувство собственного достоинства, которое проявляется иногда в таких вот всплесках. Но данная невротическая тирада была вызвана совсем другим чувством – собственничества.
Олег утихомирился и перестал бегать по кухне. Сел напротив, преданно заглядывая в глаза:
– Ну, скажи, что я не прав, Анечка?
Я со вздохом отодвинула тарелку – вот так всегда. Ни криков, ни битья посуды, ни ультиматумов. Хорошо… но скучно. Андрей в раздраженном состоянии мило улыбается и давит словами, как танк, Алексей давит взглядом, по сравнению с которым и «танки» Андрея – детские игрушки, Сергей бурно выражает эмоции и рвется в бой, белея от ярости.
Но моего мужа зовут Олег и фамилия у него Кустовский, а не Шабурин.
– Разумеется, ты, прав, Олежка, но только отчасти. Конечно, это свинство с моей стороны – купить Сергею шелковую рубашку, а тебе нет, сдать в химчистку дубленку Алексея, а про твою забыть. И уж конечно подло оставить тебя наедине с недалекими друзьями и бутылкой водки, а вместо этого поглощать омаров в «Акуле» в обществе знаменитостей – клиентов Андрея, в то время как вы, умирая со скуки, тупо накачиваете себя низкопробным спиртным и с тоской смотрите на латвийские шпроты. Гадость, ничего не скажешь. Мне бы тоже подобный ужин настроения не улучшил. Но самое возмутительное, что ты вводишь в разряд смертных грехов мои отношения с братьями. Однако хочу заметить: во-первых, об их наличии ты был осведомлен. Они не прятались, не появились внезапно и ничуть не изменились за время вашего знакомства. Во-вторых, их пристальное внимание и забота почему-то совсем не обременяют тебя, когда направлены на твою персону. Вспомни, кто превратил халупу твоих родителей в произведение искусства? Кто устроил тебя на кафедру профессора Гуреева? Кто, наконец, замял дело, когда ты по неадекватности состояния удалил аппендикс вместо желчного пузыря?
– Это несправедливо – припоминать мне дело четырехлетней давности, – обижено надулся Олег и стал похож на глупого хомячка.
– Извини, в этом ты прав. Вспомним дело четырехмесячной давности, после чего тебя пришлось спешно эвакуировать в Хургаду, подальше от разгневанного пациента.
– Ты уходишь в сторону от главной темы, – недовольно бросил Олег.
– Да? Я думала тема – мои братья.
– У меня такое чувство, что ты издеваешься надо мной. Я говорил о ребенке, о необходимости укрепить наши отношения, о естественном стремлении любого нормального человека продолжить свой род.
"Разве я что-то пропустила?" – озадачилась я, решительно не припоминая такое направление разговора. Но перечить не стала:
– Этот вопрос мы поднимаем в течение пяти лет ежемесячно, а после твоего возвращения из египетских песков – ежедневно. Могу повторить в двухтысячный раз – мне не меньше, чем тебе, хочется иметь детей, но я не могу.
– Твой Алексей мог ошибиться, – кинул муж, засовывая в рот кусочек банана.
– Заведующий городской кафедрой акушерства и гинекологии?
– Все равно – я не верю ему. Я врач, Аня, и прекрасно осознаю, что резус-фактор не является противопоказанием к зачатию и рождению нормального ребенка. Да, есть риск, но он тем больше, чем дольше мы будем тянуть с этим.
– Дело не только в резус-факторе, а в совокупности всех проблем…
– Вот! – Олег обвиняюще ткнул пальцем в бесконечность над головой. – В совокупности трех огромных, в метр восемьдесят пять каждая, проблем – Алексей, Андрей, Сергей.
– Дело не в них…
– В них. И в тебе. Ты делаешь лишь то, на что получила их благословление. Ты бы и замуж за меня не вышла, если б они сказали «нет».
Так они и сказали:
"Нет. Он неприемлем. Забудь. Наследственность отягощена, характера нет, стремления низменны и банальны".
"Категорически не подходит для нормальной семейной жизни. Если, конечно, ты желаешь выйти замуж, а не жениться".
"Я этому слюнтяю ноги выдеру! Увижу еще раз рядом – он не то что твое имя и адрес – себя забудет!"
Только зачем Олегу знать об этом? И о том, какой я выдержал бой и прессинг, чтобы получить вялое "делай, что хочешь" и пойти наконец в ЗАГС.
– Олег, я просто не могу, понимаешь? Не могу забеременеть!
– Другие могут, – бросил он то ли с обидой, то ли с предостережением.
И, как мне это понимать?
– Это шантаж?
Олег отвернулся, долго разглаживал брюки на коленях и, наконец, выдавил, не глядя на меня:
– Понимай, как хочешь.
Я заскучала – Олег был Тельцом по гороскопу и бараном по жизни, оттого, видимо, если упирался во что-то, то навсегда.
Не без радости я схватила оживший мобильный телефон. Мужчина бросил злобный взгляд на трубку.
– А у меня мобильника нет, – заметил с обидой и завистью одновременно и надулся.
– Куплю, – пообещала, чтобы смягчить его. И отключила связь – с Олей все равно не поговоришь, позже перезвоню.
– Ага, скинутся твои и подкинут на бедность.
Я качнула головой:
– Ты сегодня неподражаем.
– Я хочу ребенка, – заявил Олег снова с упрямством заезженной пластинки.
Его патологическое желание повесить на шею ребенка было мне не понятно. Допустим, у женщин материнские инстинкты от природы должны превалировать над всеми остальными, но у него-то они откуда?
– Зачем тебе ребенок?
– Я хочу, чтобы наша семья стала полноценной ячейкой общества.
И где он это вычитал? Насколько я знаю, сейчас мой любимый читал криминальный роман "Собор без крестов", а никак не книгу "Молодым родителям".
Олег опять вперил злобный взгляд на вновь проснувшийся телефон. Я взяла – звонил Андрей.
– Как дела малыш? Не отвлекаю?
– Нет, конечно, – я невольно улыбнулась: ах, эта Андрюшина тактичность, сколькие на нее покупаются? – Как дела?
– Твоими молитвами, Анечка. Хочу напомнить, сегодня у меня посиделки намечаются, не по делу – для души…
– Ты вчера говорил – пятеро утомленных жизнью мачо.
– Точно, малыш. И без тебя – никак. Зачахнем от тоски.
– Не зачахните. Я заказала сауну на восемь.
– У Гавриша? И без девочек?
– Как просил.
– Аня, ты единственный луч света в этом темном царстве.
– Вот только плагиатом заниматься не надо…Обед привезут по звонку. Я с Оскоряном договорилась – все как всегда.
– Идеально. Спасибо, солнышко. За тобой заехать?
– Сама. Мне еще к Кливицкой заехать надо, Сергей у нее документы оставил.
– Ах, горячий русский строитель. Ладно, через час увидимся. Буду ждать у входа. Осторожнее – на дороге гололед.
– В курсе. И минус двадцать семь градусов. К вечеру обещают метель.
– Не пугай, а то я до утра в сауне останусь, – рассмеялся Андрей и отключил связь.
Олег демонстративно вышел с кухни и хлопнул дверью в комнату.
Я переоделась, отзвонила Яне Кливицкой, предупреждая, что подъеду, и уже одела сапоги, как в коридоре появился Олег. Прислонился к косяку с не столько несчастным, сколько с обвиняющим, уничижающим видом, и спросил:
– Когда явишься? Опять под утро?
Ему явно хотелось что-нибудь разбить или кого-нибудь ударить, но мальчик вырос в интеллигентной семье. Жаль. Порой мне очень хотелось, чтобы он проявил твердость и стукнул кулаком по столу.
– Олег, не стоит устраивать скандал…
– Может еще благословить?
А вот так не надо. Я качнула головой, упреждая:
– Не надо.
– Что "не надо"?
– Грязных намеков. Ты прекрасно осведомлен о том, что мне предстоит сугубо деловая встреча.
– В сауне, – серые глаза сузились.
– Да в сауне. Люди устали от шума и суеты, для них сауна ничем не хуже ресторана. Даже лучше…
– Тишина, покой, девочки и тайский массаж.
– С девочками Андрей отдыхает без меня.
– А его клиенты?
– Ты хочешь меня оскорбить?
– Я хочу знать, с кем именно ты трахаешься – со всеми вместе или с каждым по отдельности? Может, ты не хочешь ребенка потому, что не будешь знать, от кого залетела?!!
Это было слишком. Меня словно дали пощечину. Что такое физическая боль по сравнению с душевной?
Я схватила шубку и выбежала из квартиры, жалея, что не смогла скрыть от Олега слез. Судя по его взгляду, он был удовлетворен.
– Ты весь вечер была грустна и молчалива.
– Испортила тебе встречу?
– Нет. Но хотелось бы знать причину твоей печали, – Андрей остановил машину во дворе, выключил фары и повернулся ко мне. Ясно – будет пытать, пока не вызнает все. Начал в девять вечера, сейчас три ночи, самое время – клиент дозрел.
– Я просто устала, Андрюша.
– Не ври мне, малыш. Ты серьезно расстроена. Этот?
"Этот"…Так всегда – брат никогда не называл Олега по имени. «Ты», "дар-рагой", «этот» – все.
– Андрей, у моего мужа есть имя. Очень красивое, прекрасное имя – Олег.
Андрей кивнул и обвел взглядом пустынный двор, по которому гуляла метель.
Я повернула его к себе:
– Повтори – «Олег».
– Угу, – кивнул, рассматривая меня сквозь пушистые, полуопущенные ресницы. Карие глаза загадочно блестели, губы чуть изгибались в улыбке, и родинка над верхней губой манила. Так и хотелось потрогать ее, провести пальцем по гладковыбритой щеке… Я отпрянула: ну почему мои братья кажутся мне самыми красивыми, самыми лучшими – сексуальными, неотразимыми, умными, заботливыми? Идеальными. А другие? Чем хуже? Олег разве не красив, не умен, не заботлив? Почему же я воспринимаю его скорей как ребенка, чем как мужчину?
Я хмуро посмотрела на подъездные двери – злой, капризный мальчишка. Домой совсем не хотелось. Здесь, рядом с братом, я чувствовала себя защищенной от всей грязи мира. Я бы с удовольствием прижалась к шелку рубашки, прикрывающей родную грудь, и забылась безмятежным сном.
– Малыш, – позвал Андрей, повернул к себе, заглядывая в лицо, – ну, не хмурь бровки – морщинки появятся, и Яна не поможет… Ты действительно его любишь?
– Глупый вопрос, Андрюша. Почему ты спрашиваешь?
– Так… – он отвернулся, отстукал пальцами по рулю незамысловатую мелодию и тихо спросил: – А если вы расстанетесь?
Я насторожилась – сердце неприятно заныло в груди:
– Почему мы должны расстаться?
– Не должны, малыш, конечно, не должны, но… жизнь такая штука.
– Почему ты задаешь такие вопросы? Что-то знаешь? Скажи – что?
– Да ничего, малыш, успокойся, – Андрей широко улыбнулся. – Работа у меня такая. Сегодня бракоразводный процесс закончил. Грязный. Вот и подумалось.
Глаза честные, бесхитростные. Но я знала, что за ними может скрываться все что угодно. Однако я хотела верить, и поверила.
– У вас отвратительная работа, господин адвокат.
– Да уж.
– Константин Сергеевич, кстати, тоже казался усталым. Я тебя подвела?
– Нет. Ты подарила нам еще один чудесный вечер, и не нужно мучить себя сомнениями. Мои знакомые не только порядочные, но и весьма понимающие люди. Им было достаточно того, что ты внимательно слушала их интеллектуальные пикировки.
– Но не принимала в них участия…
– Наверстаем упущенное в следующий раз. Кстати, как тебе Борзов?
Вадим Михайлович был «новеньким» в этой компании. Пепельноволосый мужчина невысокого роста, с атлетической фигурой и волевым, но не жестким лицом, заинтересовал меня. В нем чувствовалась сила – не только физическая, но и духовная. Он был ненавязчив, немногословен, и этим импонировал еще больше. Взгляд его чуть раскосых карих глаз исследовал, но не следил, и был честным.
– Неплох, – кивнула я. – Намечается дело?
– С ним? Нет. Но… по-моему, он заинтересовался тобой.
– О, только не это! Хватит с меня твоего Лугащенко!
Мы оба рассмеялись, вспомнив неуклюжего мужчину невзрачной наружности – помощника Андрея. Его любовь ко мне была робка, как подснежники, неистребима, как снег на горных вершинах, и стара, как палеонтологические находки.
Пойду-ка я, пока Андрей не начал мне сватать еще кого-нибудь.
– Борзов – не Лугащенко, – остановил меня серьезный голос Андрея.
– Ты хочешь, чтобы я бросила ради него Олежку? – насторожилась я.
– Что ты, малыш. Как ты могла такое подумать? Может, просто так бросишь?
– Прямо шекспировский сюжет. А Шабурин и Кустовский разыгрывают Монтекки и Капулетти. За что вы его не любите?
– А за что любить? – тихо спросил Андрей. – За отвратительное отношение к тебе?
– Ты необъективен. Представь, что твоя жена будет частенько пропадать по ночам…
– С братом, уважаемым и известным в городе человеком. В обществе порядочных людей. И не пропадать, а общаться и отдыхать от унылых дней и рутины существования замужней женщины…
– Но без тебя.
Он вздохнул и закивал, признавая мою правоту, но его взгляд говорил об обратном. Я не хотела продолжать дискуссию и вышла из машины.
Андрей, как водится, пошел провожать до дверей квартиры. Молча пропустил вперед себя в двери лифта и так же молча всю дорогу гладил пальцем мех шубки на моей груди, задумчиво щурясь. Когда лифт остановился, он вдруг вскинул взгляд и тихо спросил:
– Олег хорошо целует?
Я дрогнула – этот вопрос, этот взгляд…
Это было четырнадцать лет назад, вот в такую же предновогоднюю ночь. Я лежала в полумраке своей комнаты и орошала подушку горькими слезами, страдая от неразделенной любви к однокласснику – парню своей лучшей подруги. А та, как мне казалось, назло, специально давила на психику, рассказывая подробности их свиданий, до нюансов передавая впечатления от первых объятии и поцелуев. Мне только исполнилось пятнадцать, но я уже казалась себе никому ненужной старой девой, у которой нет будущего – все в прошлом. Мир казался черным, люди – злыми, посланными специально изводить меня.
За стеной шуршали книжные листы – казалось, также мне назло. Я не выдержала и пошла в комнату братьев.
Андрей сидел за столом, обняв колено руками, и при свете настольной лампы читал книгу. Я не знаю, что тогда случилось, может, повзрослела в одночасье, а может… нет, не знаю. Я просто увидела его обнаженный торс, по которому плыли тени, и поняла, что мой брат намного красивее Ярослава. Тому было пятнадцать, Андрею – двадцать четыре.
– Что-то случилось, Аня?
Андрей выжидательно смотрел на меня, и было в его взгляде что-то странное, завораживающе манящее и теплое. Оно пряталось на дне черного зрачка.
– Научи меня целоваться, – брякнула я неожиданно для себя.
Он смутился, но тщательно прикрыл смущение суетливыми движениями: закрыл книгу, сел нормально, махнул мне рукой, приглашая зайти.
– И чем вызвана подобная просьба? – голос с хрипотцой, взгляд пытается быть строгим и все соскальзывает со стен, пола, мебели, стремится ко мне и одновременно боится найти. И вдруг Андрей сорвался, приблизился ко мне и заглянул в лицо:
– Что случилось, малыш? Тебя кто-то обидел?
Я испугалась, что он меня прогонит, отругает за непристойную просьбу, расскажет о ней родителям, Алексею и Сереже. Я опять заплакала и принялась, как мне казалось, складно придумывать доводы и объяснения. Он сел рядом и внимательно слушал, перебирая мои волосы и кивая порой невпопад, а потом тихо заметил:
– Я твой брат.
Он не пытался создать непреодолимую преграду, а обозначил зыбкую границу досадного препятствия.
– Я прошу всего лишь о поцелуе. Думаешь, будет лучше, если меня научит этому чужой дядя?
Лицо Андрея окаменело, брови нахмурились. Ему явно не понравилось последнее замечание.
– Сестра не целуется с братом. Это не правильно.
Это потом я поняла, что он убеждал не меня – себя, не мне объяснял – себе.
– Почему? – задала я один из самых нелепых вопросов в своей жизни.
– Потому что…потому что мы…
Какие слова он пытался подобрать?
И не нашел их – склонился ко мне и коснулся губ, словно пух…
Мы словно перенеслись в те дни. Ладонь брата накрыла кнопку с цифрой шестнадцать, и лифт плавно тронулся вверх. Губы Андрея накрыли мои, и я поддалась порыву, обняла его, отвечая. Разве я могла устоять?
Я обожаю аромат его одеколона. Каждый из моих братьев пользуется совершено разными, непохожими по запаху один на другой. Все они сводят меня с ума, я млею от этих ароматов, как кошка от валерианы. Хочется урчать, и вдыхать, и ластиться…
Андрей целовался очень нежно, даже трепетно. Сергей – страстно, порывисто, оттого что сам был таким неуправляемым, горящим. Алеша не целовал – он пил, ласкал и дурманил…
Конечно, я хотела их. Давно, и не в первый, а пожалуй, в миллионный раз с момента взросления. Но человечество имеет в своем арсенале безапелляционное и пугающее слово – инцест. Это во-первых. А во-вторых, то, что теоретически должно быть «во-первых» – я любила Олега.
Я отодвинулась, посмотрела в глаза Андрея и прижалась щекой к груди. Мне не хотелось выходить, возвращаться в квартиру к обиженному мужу:
– А помнишь, как мы целовались, и вошел Сережа?
– Такое не забыть. Ты тогда плакала из-за какого-то Васькина и говорила, что он бросил тебя, потому что не умеешь целоваться.
Я рассмеялась – неужели я так сказала?
– Фамилия у него не Васькин, а Васкин. Он не бросал меня. Просто он дружил с Ольгой, а я ревновала.
– Знаю, – улыбнулся Андрей. – Мне Алеша подробности поведал. С ним ты была откровеннее.
– Он старше…
– И опытнее…а ты так и не сказала тогда, кто из нас лучше целуется.
"Сергей", – подумала я. Сутки он не разговаривал со мной и смотрел мимо, а потом пришел в комнату и сел на постель. Я тоже села, пытаясь понять, смогу ли пережить нагоняй. А он схватил меня и впился в губы. Что это был за поцелуй! В нем была монашеская неискушенность и севильская страсть, бурная, почти отелловская ревность, любовь Ромео и отстраненность Печорина… Ему только исполнилось двадцать.
– Сергей вспугнул меня своим злобным видом – зашел и замер. Помнишь его лицо? Вы выставили меня за дверь и закрылись, а я испугалась, что вы подеретесь.
– Серый хотел, но его мечты не сбылись…
– Ты объяснил ему суть происходящего…
– А ты подслушивала под дверью…
– Но ничего не услышала…
– Потому что мы были в курсе твоих наклонностей и говорили тихо, а к дверям поставили магнитофон с записью Высоцкого.
– Не честно.
И все же улыбнулась. И провела по его груди:
– Ладно, мне пора.
– Вот так всегда, на самом интересном месте… Что тебе подарить на Новый год?
Вопрос застал меня на площадке у квартиры.
– А тебе?
– Хитришь? Я ведь знаю, малыш, подарок давно куплен и лежит в укромном месте в ожидании своего часа.
– Естественно. До праздника два дня…
– Всего?
– Да-а, господин адвокат, и напоминаю, что празднуем мы его на вашей даче.
– Серьезно? – он улыбался. Он помнил, но специально тянул время. Зачем?
– Иди, Андрюша, поздно уже.
– Не выспишься?
– Мне завтра родителей в аэропорт доставить надо.
– Сергей во сколько заедет?
– В пять договорились.
Сергей приехал с опозданием на пять минут, но я все равно не была готова. Я вообще забыла, что нужно куда-то ехать…
Я открыла дверь и подивилась темноте и тишине. Обычно Олег забывал выключить свет на кухне или в прихожей, а часто оставлял работать и телевизор. Пройдя в квартиру, я включила свет и поняла, что мужа нет дома. Циферблат высвечивал 03:42. Диван не разобран, рубашка брошена на спинку стула, спортивные брюки лежат на полу.
Минут двадцать я сидела за круглым столом в гостиной, сложив руки на полированную поверхность, и тупо следила за отсчетом времени. Я пыталась понять, куда мог уйти Олег.
Вызвали на работу?
Глупая мысль. Он не незаменимый хирург, а весьма посредственный специалист, которого терпят лишь благодаря связям Алексея. Иначе его бы и к плановым операциям не допустили.
У друзей? Пошел провожать после внеплановой встречи?
Нонсенс. Если в доме появлялись друзья Олега, то как-то сам собой появлялся густой дух табака, низкосортного спиртного и зыбкий, отвратительный запах копеечного одеколона. А еще гора тарелок, которые Олег всегда забывал поставить в посудомоечную машину, и они были расставлены, где придется – на диванном валике, на полу, подоконнике, на магнитофоне и компьютерном столе.
Сейчас было чисто и свежо, что говорило за то что, ни один друг в мое отсутствие здесь не появлялся.
Тогда где Олег? Не спалось, вышел подышать свежим воздухом? Полюбоваться на метель?
Он пришел через час, когда я медленно, но верно начала впадать в панику. Молча скинул сапоги, прошел в комнату, сделав вид, что не заметил меня, разобрал диван, разделся и лег, отвернувшись к стене.
Я застыла, боясь пошевелиться, спросить… и услышать в ответ что-нибудь резкое, грубое, грязное.
А потом долго лежала поверх одеяла, разгадывая потолок, силилась понять, что происходит. И уверяла себя, что все хорошо, досадные семейные дрязги, пошлые и пустые. Быстро приходящие, быстро уходящие. Слишком частые. Как и претензии Олега, все более капризные, хамские. Этот тон, взгляды, жадная грубость в постели, желание причинить боль и упиться ею…
– Ты меня разлюбил? – я не надеялась на ответ. Мне, казалось, он спит, но я ошиблась. Все это время Олег мучился от обиды и злости. Он резко откинул одеяло и развернулся ко мне:
– Разлюбил?! – зашипел муж мне в лицо. Глаза злые и холодные. – А тебя можно любить? За что? Какой нормальный сможет любить тебя, терпеть то, что ты вытворяешь?! Мириться? Ты импотента из меня сделала! Ты и твои братья – извращенцы! Сволочи! Стая шакалов! Что-то ты рано вернулась – быстро управились? Или на этот раз тебя трахал только Андрюшенька?
Я размахнулась, желая влепить пощечину, но он перехватил руку, сжал до боли и навис надо мной. Я поняла по лицу – сейчас он способен на любую низость. Противиться, спорить, доказывать – бесполезно.
Я попыталась вырвать руку, он сжал ее сильней. Попыталась ударить второй – Олег перехватил и ее, начал выворачивать, заламывать. Я закусила губу, чтобы не расплакаться, не закричать, и все смотрела на него, пытаясь остановить безумца взглядом. Бесполезно.
– Мне больно! Отпусти!
Он отпрянул, выпустил и уткнулся лицом в подушку. Минута, пять, десять – и снова Олег навис надо мной, но уже другой – жалкий, виноватый и…упрямый:
– Я хочу ребенка. Я больше не хочу, не могу так жить. Хочу ясности.
– Давай возьмем преемного ребенка…
– Нет!! Того, что нам подсунет твой Алешенька?! Мне не нужен чужой, я хочу своего, родного. Чтобы у него были мой нос, мои глаза, губы, улыбка. Не Алешины, не Сережины – мои!!
Я зажмурилась и вдруг почувствовала такую усталость, что больше не желала сопротивляться, не могла. И кивнула:
– Хорошо.
Ночь кроликов Кентукки плавно переросла в утро и день. Мы оба устали от склок и стремились обновить отношения, направить их в позитивное русло вот таким незамысловатым способом – насилуя себя и свой организм. И преуспели в этом, забыв о времени.
В итоге мы оказались не готовы к гостям, и звонок застал нас в весьма пикантной положении.
– Кто это? – нахмурился Олег, а я посмотрела на часы: 17:05.
– Сережа! – и скатилась с дивана, спеша накинуть халат.
– Что ему надо? – обозлился Олег, не менее проворно натягивая спортивные брюки.
– Родители к дяде Севе улетают, их надо отвезти в аэропорт.
– А без тебя никак? – в голосе мужа опять проступали нотки капризного недовольства.
– Олег, каждый год я провожаю родителей в Калининград, и каждый год слышу один и тот же вопрос…
– Прямо "Ирония судьбы": "Каждый год мы с друзьями ходим в баню"…
Я невольно рассмеялась и поспешила открыть дверь – Сергей упорно жал на звонок и в нетерпении попинывал препятствие.
– Привет, – лицо недовольное, а взгляд подозрительный.
– Привет, проходи. Я сейчас, Сережа. Минут десять подожди, хорошо?
Он кивнул и зло посмотрел в спину Олега, прошедшего мимо на кухню. Была бы на нем футболка – вспыхнула бы. Сергей шагнул в коридор за ним.
– Сережа, – остановила я его, придерживая за рукав куртки. Видимо, у меня было испуганное лицо, потому что он широко улыбнулся и, напустив в глаза безмятежной дури, примирительно развел руками:
– Да ты что, Анюта? Я сока выпить – сушняк мучает.
Я подозрительно оглядела его физиономию и не нашла ни единого признака вчерашнего похмелья. Впрочем, обычно возлияния, даже чрезмерные, не отражались ни на его лице, ни в глазах. Они были зеркально чисты и бесхитростны. Только в их глубине по-прежнему жил зверь, поселившийся там еще во времена службы Сергея в армии. В моем присутствии этот зверь был животным покладистым и абсолютно домашним, но стоило отвернуться, как он становился невыносимо жестким и беспринципным хищником.
Я ушла одеваться и все думала – что случилось с Сережей в армии? Впрочем, в армии ли? Он всегда был драчуном и забиякой, водил дружбу с откровенными бандитами и казался родным братом криминалу. Не знаю, понимали ли его Алеша с Андреем, но я понимала. Сергея сжигало изнутри то, что поначалу лишь тлело в груди, но не осознавалось, а потому и не принималось, но потом оно начало крепнуть и разгораться, пожирая, словно хворост в топке, каждый прожитый день и год, а вместе с ними – и его самого. Я не знала, что это. Только догадывалась. Но страшилась увериться, как с детства боялась закрытых дверей и тупиков.
Сергей дождался, пока сестра скроется в комнате, и плавно перетек в кухню, плотно прикрыв спиной дверь.
– Ты что ж делаешь, козел? – процедил он зловеще, обращаясь к Олегу. У того в руке дрогнул пакет томатного сока в руке:
– Ты о чем? Или это вместо приветствия?
– Ты что с женой делаешь?
– Ах, вон в чем дело… Ну, извини, что не спросил разрешения, можно ли с ней спать.
– Спать? Как раз этого ты ей и не дал, – Сергей говорил тихо, чтобы не привлекать внимания сестры, и оттого тон казался особенно угрожающим. А еще он перестал жевать жвачку, что являлось признаком раздражения и очень высокой степени кипения. – У нее же синие круги под глазами. Ты смотрел на нее? Ее шатает. А руки? Что ты с ней делал?
– Не твое дело, – ощетинился Олег.
– Ага? – Сергей качнул челюстями, сделав пару жевков, и шагнул к парню. – Я понимаю, что ты недоумок, и потому попытаюсь тебе терпеливо и доходчиво объяснить… в пятый раз, – мужчина выставил палец перед носом Олега. – И последний.
Мощная рука схватила Кустовского за горло и прижала к холодильнику трепыхающееся тело:
– Мы с тобой договаривались? Ты все понял и обещал беречь ее. И я вижу, как исполняешь обещанное. А теперь слушай внимательно – если ты, особь без названия, не умеешь заботиться о любимой женщине и регулировать свои…нужды, то лучше оскопи себя сам. Иначе это сделаю я!
Сергей отпустил побелевшего от испуга Олега, и мило улыбнувшись ему в лицо, вытащил изо рта жвачку и влепил ее в поверхность холодильника, в сантиметре от уха онемевшего оппонента. Тот понял, что в следующий раз сюда так же налепят его. Шкафообразный атлет с каменным лицом и совершенно отмороженным взглядом высился над ним, как отвесная скала над гномиком, и бороться с ним не представлялось возможным. Олег сник, обессилено свесив голову.
