Текст книги "Гадес"

Автор книги: Рассел Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

31

Реджи с самого начала повела себя безукоризненно. Окинув взглядом гостиную, прошла мимо трех мужчин на кухню, увидела тело и, ничего не сказав, вернулась. Безошибочно определив, что произошло, она осторожно положила Джастину руку на плечо – всего на мгновение, показать, что она все поняла и знает, что он сделал. Усадила Роджера в кресло и укутала одеялом. Не забыла налить крепкого виски. Второй стакан виски она вручила Джастину, однако увидев, что он вполне держится и без стимуляторов, спросила, может ли он говорить. Джастин мог. Он четко и последовательно изложил, что здесь было. Реджи дотронулась до его руки, зная, что иногда прикосновение лечит лучше всяких слов, и велела ему тоже сесть и не двигаться.

Потом она позвонила в полицейский участок Гэри Дженкинсу. Назвав себя, попросила как можно скорее прибыть к Джастину домой. Гэри удивился, услышав ее голос, начал задавать вопросы, но Реджи перебила его, сказав, что раз его начальник временно отстранен, решение принимать самому Гэри, больше некому, а решать нужно поскорее. Гэри примчался через пять минут.

Последствия устранили в два счета.

«Скорая» увезла тело в морг при Саутгемптонской больнице, а Реджи договорилась, чтобы на месте у китайца взяли отпечатки пальцев. Она хотела, чтобы Джастина отвезли в больницу на той же машине. Он не согласился – когда она начала уговаривать, только мотнул головой из стороны в сторону. Она отступила. Санитар, окинув его взглядом, нахмурился.

– Вы бы ее послушали, сэр, в больницу вам точно надо.

Но Реджи отправила его, пообещав, что отвезет Джастина сама.

Дженкинс позвонил в участок, потом, с разрешения Реджи, полицейские прибрались на кухне – расставили все по местам и даже вымыли пол. Хавершем принялся отскребать злополучную конфорку – и его почти тут же вырвало. Гэри Дженкинс набрал в грудь воздуха и встал на место товарища. Однако, закончив, он тоже опрометью помчался к раковине.

Наведя порядок на кухне, они принялись за гостиную. Джастин молча сидел на кушетке. Дыхание восстановилось, но все равно было частым и неглубоким – вдохнуть нормально мешала боль в груди. Уэствуд-старший тоже сидел тихо, сохраняя внешнее спокойствие, но ясно было, что он переживает за сына. Он вместе с Реджи уговаривал Джастина поехать в Саутгемптон на прибывшей «скорой», но, услышав ее обещание, отстал.

Минут пятнадцать—двадцать она вполголоса разговаривала с Роджером. О том, каким сильным может быть потрясение, и о том, что его страх – это естественно. Слушая ее спокойный мягкий голос, он постепенно оттаял. Уже осмысленным взглядом он посмотрел на нее и сказал:

– Спасибо, вы мне очень помогли. Я просто даже не думал… никогда не видел… я и не знал…

– Все хорошо, – ответила Реджи. – Такое нельзя знать. И видеть такое никому не пожелаешь.

Когда с наведением порядка закончили, она подошла к Джастину и, взяв его за руку, сказала:

– Я отвезу тебя в больницу. Знаю, что ты держишься, но пусть тебя лучше посмотрят врачи. Позвоню заранее и договорюсь, чтобы нас пропустили без очереди, только ты не отказывайся. Поехали. Хорошо?

Он кивнул. Реджи помогла ему подняться. Спросила, могут ли Джонатан и Роджер вместе с двумя полицейскими подождать их возвращения. Часов двух им хватит.

До больницы доехали минут за пятнадцать, и Реджина сказала, что доложила о случившемся Заку Флетчеру. Агент Флетчер надеется, что Джастин серьезно не пострадал, а все разговоры откладываются до его выздоровления. Джастин кивнул. Тогда она спросила, знает ли он, почему на них напали. Он не ответил. Ни да, ни нет, ни кивка, ни качания головой.

Как потом оказалось, два часа Реджина назвала с большим запасом – они обернулись за полтора. Джастину наложили шестнадцать швов на щеке и еще четыре над левым глазом. Ребро действительно оказалось сломано, и ему сделали тугую повязку, из-за которой он теперь чувствовал себя мумией. Ладонь смазали средством от ожогов и перебинтовали. Напоследок накормили лошадиной дозой болеутоляющих и дали с собой, велев принимать по необходимости. Во время процедур Джастин почти не разговаривал. На вопросы врачей отвечал односложно, и Реджи вскоре дала им понять, что лучше обойтись без вопросов вообще.

Вернувшись, оба с удивлением осознали, что на часах всего-навсего девять вечера.

– Вам, наверное, лучше лететь обратно сегодня, – посоветовала Реджи Джонатану Уэствуду. – Я позвонила пилоту, когда мы были в больнице. Он ждет в аэропорту. Майк с Гэри вас подвезут.

Тут, ко всеобщей неожиданности, раздался голос Джастина.

– Мы летим с ними.

Она обернулась к нему.

– Джей, по-моему, не лучшая мысль.

– Мне все равно, лучшая или нет. Если не хочешь, оставайся. А я лечу.

Она ничего не сказала, только склонила голову набок в немом вопросе, и Джастин пояснил:

– Я, кажется, начинаю понимать, в чем дело. Если я прав, то нам надо повидать Ленни Рубина. Лично. На мои звонки он вряд ли ответит.

Отец пытался возразить, предлагал всем вылететь завтра утром, но Джастин и слышать не хотел.

– Можем поговорить с ним и сегодня же вернуться. Но увидеть его нужно обязательно сегодня, – объяснил он Реджине.

Она посмотрела на Джастина и пожала плечами. Спустя десять минут они ехали в ист-эндский аэропорт.

Полет прошел быстро и почти в тишине. Роджер оправился настолько, что смог продолжить ликбез для Джастина относительно перемещения ценных бумаг. Похоже, разговоры на профессиональные темы придавали ему сил. Реджи, пропустившая первую часть беседы, разобралась довольно быстро и, задав несколько уточняющих вопросов, в основном помалкивала и внимательно слушала.

Когда они приземлились в Провиденсе, Джастин дал пилоту тысячу и спросил, сколько он согласен их ждать, чтобы потом отвезти обратно в Ист-Энд-Харбор.

– Сколько скажете, мистер Уэствуд, – пообещал пилот.

Выйдя из самолета, Джастин тронул отца за плечо.

– Прости, что тебе пришлось все это пережить. Что втянул тебя. Если бы я знал… Я не хотел подвергать тебя опасности.

Джонатан ответил только:

– Спасибо, что спас нас от смерти. – Потом добавил: – Я люблю тебя.

Они улыбнулись друг другу.

Роджер, пожимая Джастину руку на прощание, тоже сказал:

– Спасибо. – И даже пошутил: – Стребую у твоего папы солидные премиальные.

Джонатан вызвал две машины. Одну для себя и Роджера. Другую для Реджины и Джастина. Где-то через полчаса вторая пара оказалась в отдаленном районе Провиденса под названием Колледж-хилл. Чистый, ухоженный пригород с особняками в колониальном стиле.

– Такое впечатление, что здесь обитают состоятельные бизнесмены, – поделилась Реджи, когда машина подъехала к воротам.

– Так и есть, – мрачно откликнулся Джастин. – Сейчас познакомишься с самым состоятельным.

– Откуда ты знаешь, где он живет?

– Нет в Род-Айленде такого копа, который бы не знал, где живет Ленни Рубин. И которого бы он не приглашал на ужин.

Водитель нажал кнопку домофона у ворот.

Когда мужской голос из динамика спросил: «Кто там?», Джастин назвал себя. Наступило довольно продолжительное молчание, потом раздался женский голос:

– У нас званый ужин, мистер Уэствуд. Боюсь, сейчас не самое подходящее время. Мы как раз приступаем к десерту.

– Это миссис Рубинелли? – уточнил он.

– Да.

– Узнайте у мужа, что предпочтительнее – чтобы мы с ним поговорили с глазу на глаз или чтобы я выволок его с вашего званого ужина за шиворот и арестовал в присутствии гостей.

Снова наступило молчание. Потом ворота медленно начали открываться. Машина поползла по длинной подъездной дорожке к главному входу. Джастин попросил водителя не уезжать без них. Они скоро вернутся.

Их пригласили войти (Джастин прикинул, что просторный холл тут, наверное, не сильно уступает по площади его собственному дому) и проводили в кабинет направо по коридору. Проходя мимо распахнутой двери в столовую, они увидели накрытый стол, за которым сидело человек двенадцать гостей. В комнате звенел смех и раздавались радостные голоса. Джастин решил, что ровно через пять минут, если хозяин дома не соизволит появиться, он войдет в столовую и прикроет веселье. Но Леонардо Рубинелли успел за тридцать секунд до назначенного срока.

– Как был грубияном, так и остался! – проворчал он, потом, приглядевшись к Джастину повнимательнее, воскликнул: – Бог ты мой! Да что ж с тобой приключилось?

Джастин не удостоил его ответом. Ленни посмотрел ему в глаза с выражением «ладно, не хочешь, как хочешь», потом заметил Реджину.

– Извините. Леонард Рубинелли.

Он протянул руку, которую она пожала, в свою очередь представившись:

– Агент Реджина Боккенхойзер. ФБР.

– Что вам нужно? – спросил Ленни Рубин.

На этот раз ответил Джастин.

– Мне нужен Бруно.

Ленни помолчал, как будто обдумывая просьбу.

– Знаешь, мне никогда не нравились ваши с Бруно теплые отношения. Как-то неуютно делалось. И не мне одному.

– Не обольщайся, Лен, не такие уж они теплые. И я к нему не в гости напрашиваюсь. Передай ему, чтобы он со мной связался.

– Как увижу, передам. Все? Ты за этим меня вытащил? Тогда я вернусь к гостям.

– Нет не все, – возразил Джастин. – И тебе лучше присесть, разговор будет долгий.

Рубинелли повиновался не сразу, показывая, кто в доме хозяин, но потом все-таки сел в кресло, обтянутое пестрой стеганой тканью. Джастин начал рассказывать. Сперва поведал мафиозному боссу почти все финансовые подробности, которые узнал от Роджера, вплоть до прибылей, полученных принадлежащими Рубинелли фирмами с названиями всех оттенков красного. Про потери тоже не забыл. Объяснил, насколько счел нужным, про хармоновские игры на понижение и его хитроумные финансовые комбинации.

Рубинелли выслушал все до конца. Потом полез в ящик за пачкой сигарет.

– Ничего, если я закурю? – спросил он у Реджи. Она кивнула, разрешая, и он пояснил: – Жена не позволяет курить в доме. Но сейчас случай особый.

Он предложил сигареты Реджи и Джастину, они отказались.

– Ты всегда был хорошим полицейским, – отметил он, закуривая. – Поэтому тебя мало кто любит.

– Значит, против того, что я тебе рассказал, возражений нет?

– А это как тебе будет угодно. – Рубинелли с наслаждением затянулся. – Мне семьдесят, и курю я всю жизнь. С десяти лет. Может, еще до ста доживу. Задумаешься, а?

– Не очень, – ответил Джастин.

– Так что тебе от меня понадобилось?

– Нужно, чтобы ты кое-что прояснил.

– Вот так за здорово живешь?

– Не за здорово живешь, а потому что в противном случае тебе предъявят обвинение в убийстве Эвана Хармона, Рональда Ла Салля и Ванды Чинкель. Доказательства не в твою пользу, так что шансы выиграть дело в суде примерно пятьдесят на пятьдесят. Готовься оставшиеся тридцать лет докуривать за решеткой.

– И что тебя останавливает?

– Мне кажется, есть еще что-то, о чем мы пока не знаем.

Рубинелли ухмыльнулся.

– Значит, я чист?

– Скорее, нечист. На руку. Но не убийца. По крайней мере, к этим троим не причастен. Однако если мы обнародуем все, что нам известно, и приплетем тебя где только можно, все решат, что без тебя и убийства не обошлись.

– Спрашивай! – велел Рубинелли.

– Ты встречался с Эваном Хармоном и Рональдом Ла Саллем в Палм-Бич. На конференции представителей хеджевых фондов, которую проводили «Рокуорт и Уильямс».

– Да. У меня там домик. Прямо на пляже. Смываюсь туда на зиму. Кругом, конечно, одни снобы, но лучше так, чем трястись тут от холода.

– Как вы на них вышли? – спросила Реджи.

– Вы не поверите!

– Посмотрим.

– Бруно. Ла Салль был его брокером.

– Легальным? – удивился Джастин.

Ленни Красный рассмеялся.

– Легальнее некуда! Бруно решил поиграть на бирже. Ла Салль помог ему сделать немного бабок. Хотя нет, что я говорю! Много бабок, очень много. Тогда он пришел ко мне, мол, как насчет тоже попробовать?

– Лен, – уточнил Джастин, – ты хочешь сказать, что Рон Ла Салль был вашим с Бруно личным абсолютно легальным брокером и вы играли на бирже?

– Мы сейчас просто так беседуем или для протокола? – поинтересовался Рубинелли.

– Если я прав – и ты никого не убивал, то не для протокола. Деньгами можешь ворочать сколько угодно, я ничего против не имею.

– Ну раз не для протокола… Начиналось все легально. Просто на пробу. Потом мы пришли к нему и говорим: хотим инвестировать… э-э… корпоративные средства. Чтобы он посредничал между нашими фондами.

– Посредничал? Фондами? – не поверил своим ушам Джастин. – Ты что, в финансовую академию поступил?

– Ну ты! – осадил Рубинелли. – Мы теперь много чего делаем по-честному. И дальше будем. Кстати, вкладывали мы не только мои бабки и Бруно, там еще несколько… сторонних инвесторов.

– Другие «семьи»?

– Я тебе про свой бизнес рассказываю. Про чужой уговора не было. Так вот, у моих инвесторов есть что инвестировать, а с другой стороны – нам есть кого опасаться, так что мы нанимаем честного человека, чтобы он позаботился о наших финансах. Что тут странного?

– И Ла Салль начал вкладывать ваши деньги в хеджевые фонды?

– Вроде того. Только потом… он понял, что мы на месте топтаться не любим. В смысле, деньги-то мы делали, но нам показалось, что маловато.

– И он вышел из игры?

– Он же не дурак. Сперва спросил разрешения. Мне он нравился. Работу свою знал. И я говорю: «Хорошо. Только сначала подыщи нам кого-нибудь вместо тебя».

– Эван Хармон…

– Жадный жучила!

– И вы вложили свои… ладно, назовем так… корпоративные средства в «Восхождение»?

– Мы заключили сделку.

– Какую?

– Ему позарез нужны были наши деньги. Мы сказали: «По рукам. Но нам нужна гарантия».

Рубинелли выдержал паузу. Джастин прекрасно знал, что это для пущего драматизма, и не стал портить Ленни удовольствие.

– Двадцать процентов.

– Гарантированных двадцать процентов с ваших вкладов?

– Точно.

– И он согласился? – подала голос Реджи.

– Не раздумывая. Твой дружок Ла Салль наверняка ему потом говорил, что он спятил. Но жадного жучилу ничем не проймешь.

– А ты знаешь, как он собирался обеспечить гарантированный процент?

– Так тесно мы с ним не общались. Но кое-что я слышал, и у меня закрадывались подозрения. А теперь, благодаря тебе, я знаю точно. – Рубинелли ткнул сигаретой в пепельницу. Потом, выйдя в маленькую ванную при кабинете, стряхнул пепел в туалет и смыл. – Жена. Вот кроме шуток. Яйца оторвет, если узнает, что я тут курил. – Он посмотрел тоскливым взглядом на пачку сигарет, но мужественно убрал ее в ящик. – Знаешь, в старости тянет философствовать.

– О чем?

– О том, как все меняется. Я ведь в этих делах давно. С малолетства. Многое меняется. Как мы работаем, как мыслим. Все думают, мы живем как в кино. Собираемся за большим столом и творим свои темные дела. Мы давно уже бизнес. У нас много «белых» фирм. Дети живут честной жизнью. Все изменилось. Поневоле задумаешься.

– Жан-Поль Рубинелли, – скаламбурила Реджи.

– Да кто бы ни был. Что там говорить, даже политические взгляды меняются. Когда я начинал, все главы кланов были демократами. До ниггеров им дела не было, в общем-то, но грела мысль, что можно пробиться из низов. Это по-нашему. У нас был политический вес. Это было время Хоффы.[8]8
  Джимми Хоффа – влиятельный американский профсоюзный лидер, вступивший в сговор с мафией. В 1975 г. исчез при таинственных обстоятельствах.


[Закрыть] Эпоха, когда мэром в Чикаго был Дэли. Мне рассказывали о выборах Кеннеди и Никсона. Западному побережью нужен был Никсон, у них на него были виды. Но мы велели им держать карман шире. Его время тогда еще не пришло. Пришлось посылать наших во Флориду к этому… как его… Никсонову банкиру. Дурацкое такое имя… А, Ребозо. Бебе Ребозо. Послали, значит, наших к нему домой, они потолковали с ним и с Никсоном, объяснили, что это не их год, ну, вы понимаете…

– Тебе бы книгу написать, Лен. Скажи, ты это к чему начал?

– К тому, что все меняется. Люди богатеют. Жиреют. Обзаводятся домами – вроде моего. Когда-то мы работали с профсоюзами. С маленькими фирмами. Теперь – с Уолл-стрит, инвесторами, лоббистами. Чинно-благородно. Скукотища.

– Значит, мафия превратилась в кучку благообразных республиканцев, ты это хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что все меняется. У нас другие связи, новые друзья. Образ мыслей другой. Но есть люди, которые остаются прежними. Я вот прежний. Ну, не полностью, конечно. Я тоже иду в ногу со временем. Но не разгоняясь. Мне нравятся старые времена.

– Бруно тоже прежний?

– Бруно? Не, он вообще не меняется. Делает, что делал. Что раньше, что теперь. Кому-то это нравится, кому-то нет. У тебя ко мне все?

– Давай уточним напоследок: ты ничего не знал про дефицит платины на рынке?

– Ты меня что, до утра мурыжить собрался? Вроде хотел с Бруно поговорить?

– И сейчас хочу.

– Вот у него и спросишь. Я все, что мог, рассказал. Мы ведь, умник ты эдакий, финансовых академий не кончали.

– Как мне найти Бруно?

– Он тебя сам найдет.

– Когда?

– Скоро, – пообещал Рубинелли. – Очень скоро. Можно мне теперь обратно к столу? Пока мы тут болтаем, от торта одни крошки останутся. Родня жены, чтоб их!

32

На обратном пути от аэропорта до дома Реджина включила карманный компьютер. Джастин сидел с закрытыми глазами, запрокинув голову на спинку. Однако когда Реджи сказала, что на ее запросы пришел ответ (не только по тем пунктам, которые он просил ее проверить, кое-что она выясняла по собственной инициативе), Джастин открыл глаза и посмотрел на нее, не поворачивая головы. Она зачитала присланную информацию. Джастин моргнул, давая знать, что он понял и что для него это, как и для нее, полная неожиданность.

Такси остановилось, и Реджи вылезла, чтобы довести Джастина до дома. Он отказывался, но вяло. Разговаривал теми же отрывистыми фразами, что и до этого. Объяснил, что устал и отправится спать, на что Реджи ответила:

– Хорошо. Но я никуда не пойду.

– Реджи…

Он понял, что возразить ему нечего.

– Буду спать на диване. Не надо тебе сейчас оставаться одному.

– Я в норме.

– Тебе сегодня пришлось убить человека, Джей. Это жутко, и ты еще до конца не отошел, сам знаешь, так что до нормы еще далеко.

– Ладно. Может быть…

Он, кряхтя, откинулся на спинку дивана, и Реджи поняла, как ему сейчас больно. Она встала и налила по стакану односолодового виски себе и ему. Джастин сделал маленький глоток, поморщился, как будто обжег губы, но потом довольно прикрыл глаза, а открыв, сделал еще глоток.

– Странный ты, – сказала Реджи. Он не ответил, только посмотрел на нее. – Куришь травку, спишь с замужними женщинами, не против экстремального секса – это я по собственному опыту.

Он отхлебнул виски, на этот раз побольше.

– Все как у всех. Может, чуть веселее.

– Тебе ведь приходилось убивать.

– Тебе тоже, – медленно проговорил он.

– Но я после этого не могу спать спокойно. А ты?

– Сплю. Бывает, что вскакиваю посреди ночи. Но не поэтому.

– Ты полицейский. Стоишь на страже порядка и морали. Поэтому, что бы ни случилось, ты остаешься человеком порядочным.

– Я не стою на страже морали. Я охраняю закон. Это разные вещи.

– Значит, ты не думаешь о порядочности?

– Думаю. Постоянно.

– Как по-твоему, у меня совесть чиста?

– Об этом я не думаю.

– Не верю. Для тебя такие вещи принципиальны.

– Может быть.

– А ты? У тебя чиста? Третьего не дано, да или нет?

– Ладно, да. Относительно. Да.

– Тогда объясни.

– Что значит порядочность? Но это мое личное мнение, учти.

– Ну?

– Дисциплина.

– В смысле?

– Для меня – дисциплина. Делаю, что считаю нужным и правильным, пока это необходимо. Пока не пойму, что переступаю черту. Тогда дисциплина заставляет меня прекратить.

– А если так и не поймешь, что перешел черту?

– Тогда не прекращаю.

Она осторожно поцеловала его в губы. Он не ответил. Но и не отстранился. И не закрыл глаза.

Она поцеловала снова, на этот раз настойчивее. Тогда он ответил. И, обвив ее голову рукой, притянул поближе. Он чувствовал ее горячее дыхание на губах, запах ее тела с капелькой духов.

– Я не такая дисциплинированная, – прошептала она.

– И хорошо, – ответил Джастин. – Мне не хочется прекращать.

Ему пришлось опереться на нее, когда они поднимались в спальню.

Она устроила его поудобнее, аккуратно уложив на спину, и начала нежно целовать, стараясь не задеть ребра, повязку на руке и швы на лице. Она целовала его в грудь, в шею, в здоровую щеку и губы. Поцелуи становились все более страстными, она проникла языком ему в рот. Осторожно снимая с него одежду, Реджи увидела огромные синяки, оставшиеся после недавнего побоища. Потом так же медленно и не спеша разделась сама. Ей не хотелось резких движений, пусть Джастин успеет насладиться. Она дала ему рассмотреть свое обнаженное тело в полный рост, потом вернулась в постель, и он провел здоровой рукой по ее лицу, шее, по спине. Они снова слились в поцелуе, она оседлала его, и когда оба начали двигаться, услышала стон. Но по глазам она поняла, что это не от боли, и они продолжили. Все завершилось довольно скоро. Обессиленная, Реджина поняла, как сильно хотела его, как ей это нужно было, именно с ним. Она посмотрела на него, собираясь сказать это вслух, но увидела, что все-таки сделала ему больно, заставила слишком напрячь силы.

– Прости! Прости меня, пожалуйста! – воскликнула она.

Но Джастин притянул ее к себе забинтованной рукой и успокоил:

– Все хорошо, не волнуйся.

– Тебе же больно! Я не хотела.

Она потянулась за таблетками, которые им дали в больнице. Попыталась открыть, но Джастин забрал их. И зашвырнул в дальний угол. Пузырек покатился по полу и стукнулся о стену. Джастин прижался губами к краю Реджининого уха и прошептал:

– Еще!

Она удивленно посмотрела на него, начала качать головой, чтобы сказать: «Не надо, тебе это вредно», но он прошептал:

– Хочу тебя опять.

И начал двигаться, медленно. Она видела, что ему по-прежнему больно, но видела и другое: ему хочется, он очень хочет ее, и она тоже начала двигаться. Реджи старалась быть как можно внимательнее, не давая выхода страсти, боясь повредить Джастину. Он приподнялся и, притянув ее к себе, приблизил губы к самому ее уху.

– Боль – это хорошо, – прошептал он. – Это значит, я еще жив.

Они проснулись в объятиях друг друга. Обнаженные тела переплелись, ее голова у него на груди, его рука у нее на плече.

На будильнике пять утра. Ни он, ни она не поняли, почему больше не спят, решили, может, все-таки спят, а им обоим это снится. Тут Реджина села в кровати, и Джастин вслед за ней.

Они поняли, что их разбудило. Внизу кто-то ходит.

До них донесся шелест страниц, потом тихое покашливание, потом движение. Джастин попытался выпрыгнуть из кровати, но не смог, невольно застонав от боли. Реджина выскользнула из-под одеяла, метнулась к двери в ванную и сняла с крючка махровый халат Джастина. Накинула и, присев на корточки, зашарила по полу, пытаясь найти пистолет, оказавшийся тут вчера. Остался у порога вместе с одеждой. Но едва сжав пистолет в руке, она услышала шепот Джастина:

– Брось оружие!

Она подняла голову и уперлась взглядом в наставленный на нее ствол.

– Руки прочь! И шаг назад! – продолжал командовать полицейский.

Только тут она поняла, как Джастин воспринял происходящее, и у нее чуть не разорвалось сердце. В тот самый первый раз, когда они переспали, год назад, она устроила на него засаду. Она сыграла роль живца, дала себя уговорить. Среди ночи в дом ворвались вооруженные люди и взяли Джастина. Это был удар в спину – во всех смыслах. И теперь она поняла по глазам, что он переживает все заново. Она замотала головой, но Джастин не убрал пистолет. Реджи попыталась скрыть отчаяние и душевные муки, сама зная, что у нее все на лице написано.

Приглушенным голосом Джастин велел:

– Иди в ванную. Хоть один звук, и я стреляю!

Реджи подумала, что сейчас заплачет, но не заплакала. Просто шагнула на ватных ногах через порог и закрыла за собой дверь.

Джастин поднялся с кровати. С трудом управляясь одной рукой, стал натягивать джинсы. Удалось. Подобрав оружие Реджины, он бесшумно спустился по лестнице, выставив перед собой пистолет. Вот и гостиная, где спрятались незваные гости. Джастин заорал во всю глотку:

– Ни с места! Полиция!

Крик больно ударил изнутри по ребрам.

Незваный гость не прятался, он сидел на диване и листал школьные альбомы, которые Джастин позаимствовал у Винса Эллерби. Оторвавшись от альбомов, он увидел в дверях Джастина – с голым торсом, в джинсах, целящегося прямо в него. Похлопал рукой по альбому и сказал:

– Занимательное чтиво.

Джастин вздохнул и опустил пистолет. Поднялся наверх и открыл дверь ванной. Реджи стояла посреди крохотного помещения с безнадежно потерянным видом.

– Можешь спуститься, – произнес Джастин мягко. Она ничего не сказала, уставившись на него во все глаза, и он добавил: – Прости.

Она покачала головой.

– Как ты мог подумать?

– А что мне еще было думать? Что еще оставалось? – и, помолчав, пообещал: – Больше я так никогда не подумаю.

– Хорошо. Но недостаточно.

Она обошла его и начала спускаться. Джастин последовал за ней. Увидев их обоих внизу, человек на диване медленно повел головой из стороны в сторону.

– Невероятно… – проговорил Бруно Пекоцци. – Чем больше все меняется, тем меньше перемен.

– Слышал я, что тебе понадобилось поговорить, – начал Бруно.

Джастин хотел пропустить его слова мимо ушей, обнять Реджину, поцеловать, чтобы она поняла, что ему пришлось пережить, почему это больше не повторится. И не мог. Не было времени. Первым делом работа, расследование, поэтому он посмотрел в глаза человека на диване. И поразился, что разницы между Бруно под дулом заряженного пистолета и Бруно с кружкой пива нет абсолютно никакой. Джастин и Реджи успели переодеться – она надела вчерашнее, Джастин каким-то чудом натянул рубашку с длинными рукавами. Бруно, успевший пересчитать синяки и ссадины на голом торсе Джастина, поинтересовался, где это его так уделали. Джастин рассказал. Бруно выслушал, не меняясь в лице. Что для него жестокость? Неотъемлемая часть обычной жизни; он привык к ней, как жители предместий привыкают к ежедневной необходимости трястись в душном вагоне, чтобы добраться до работы.

– Ты ведь давно уже обещал заглянуть, – напомнил Джастин. – Помнишь, мы с тобой беседовали?

– Пришлось лечь на дно. Помнишь, как мы расстались?

– Еще как, – ответил Джастин. – Пьетро Ламбраско.

– Его так звали? – Бруно ничуть не удивился, что Джастин в курсе.

– Да.

– Вообще-то, – заметил Бруно, – мне было без разницы, как его звали.

– Да, тебя больше занимало, почему он появился. – Бруно кивнул. – Ну как, выяснил?

– Я тебе еще тогда сказал, что есть несколько версий. Подтвердилась вторая – я кое-что сделал, а его это не устроило.

– Дома, в Италии? Когда ты ездил отдыхать?

– Возможно.

– А где у тебя дом, Бруно? Не напомнишь? Ну та чудесная вилла твоей тети, высоко на утесе? Это в какой части Италии? Ты мне тогда не сказал.

– На юге.

– В районе Сицилии?

– Да, примерно.

– А эта вилла, она случайно не на острове?

– Ты сейчас при исполнении? – поинтересовался Бруно. – С тобой я буду говорить. – Он ткнул большим пальцем в сторону Реджи. – А с ней мне страшновато. ФБР, знаешь ли…

– Правильно тебе страшновато, Бруно, – заметил Джастин. – Ты убил Эвана Хармона. А еще, правда, не знаю как, потопил судно на Сицилии. Об этом знала Ванда Чинкель.

– Знала?

– Да, знала. И нашла способ передать мне.

– Что она тебе передала?

– Название судна. От коллег Реджи только что пришло подтверждение. Иногда от «ФБР, знаешь ли» тоже польза есть.

– Уверен?

– Уверен. – Джастин повернулся к Реджи. – Сама ему расскажешь?

– «Гадес». Вы потопили сухогруз под названием «Гадес» у берегов Сицилии, а точнее, у острова Фавиньяна. Судно назвали в честь Гадеса не потому, что он был владыкой подземного царства, и даже не потому, что символизировал изобилие. Гадес ведает ценными металлами. А ценного металла на сухогрузе было очень много. Он, собственно, их обычно и перевозил.

– Платина, – пояснил Джастин. – В этом рейсе на борту находилась платина стоимостью около пятидесяти миллионов.

– Вы прилетели в Палермо за пять дней до аварии, – продолжила напарница. Голос у нее звучал все более уверенно, хотя на Джастина она по-прежнему не смотрела. – Потом в Трапани сели на паром до Фавиньяны. И через три дня после того, как затонул сухогруз, покинули остров.

– Твой гость, Пьетро Ламбраско. Он приезжал с личной целью, не по делу, – снова перехватил инициативу Джастин. – Мы получили список команды сухогруза. Все на месте, никто не пропал. Погибших нет – среди команды. Однако на судне обнаружился безбилетный пассажир. Как он пробрался на борт, неизвестно, но он там был. Подросток, совсем мальчишка. Он утонул. Его звали Анджело Торнабене. Хочешь знать фамилию жены Пьетро Ламбраско? Девичью фамилию, разумеется?

– Нет. Я и так знаю. Джованна Торнабене.

– Старшая сестра Анджело. Бруно отхлебнул пива.

– Я так и не получил ответа на свой вопрос. Ты при исполнении?

– Да, – ответил Джастин. – Мы оба при исполнении, и я, и она. Так что разговор официальный.

– А если я не убивал Эвана Хармона, тоже официальный? – уточнил гангстер. – Я ведь не убивал. Мог бы. Запросто. Но меня опередили.