Текст книги "Гадес"

Автор книги: Рассел Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

16

Видимо, чтобы не выбиваться из остальных событий этого неудачного дня, разговор с Билли Ди Пецио тоже не задался с самого начала.

На обмен любезностями Билли время тратить не стал (похоже, он вообще не знал, что это такое) и приветствовал Джастина в своей манере.

– Дерьмово выглядишь, скажу я тебе!

– С чего бы? – удивился Джастин. – В последнее время только и делаю, что лежу и в потолок плюю.

– Чего тебе надо? Хотя нет, сам догадаюсь. Ты хочешь, чтобы я рассказал про убийство Ронни Ла Салля.

– Не только. Но можем начать и с этого.

– Не вопрос, – заявил Билли. – Вот все, что мне известно, до последней запятой. – Он соединил в форме круга большой и указательный пальцы. – Ноль. Зеро. Пусто. Доходит понемножку?

– Да, с этого не начнешь…

– Уж бывало и получше.

– Есть мысли?

– Ты меня не первый день знаешь, Джей. У меня на все есть мысли. Про жизнь, про Ла Салля… хочешь скажу, какие у меня мысли насчет тебя?

– Не хочу, – отказался Джастин.

– Ты думаешь, если разберешься с этим убийством, тогда Снежная королева Вики наконец простит тебя за то, в чем ты ни капли не виноват.

– Тебе дать словарь? Выяснишь наконец, что значит «не хочу».

– Дружище, это просто бесплатный совет. Хоть ты наизнанку вывернись, Вики будет все так же смотреть на тебя волком. Но ты не виноват, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше. А до тебя никак не дойдет.

– Виктория.

– Что Виктория?

– Она говорит, что теперь ее зовут Виктория, а не Вики. Она уже взрослая.

– А закидоны как у глупой девчонки!

– Заткнись, Билли. Я не шучу. Разговор закончен.

– Тогда давай сам думай, о чем будем говорить.

– Поближе к Рону Ла Саллю. У тебя ведь наверняка уже есть теория, почему его убили.

– Ага. Он изменял жене, а кто-то решил, что может его пощипать. Любовница, или парень его любовницы, или еще кто. Но что-то сорвалось, и вот Ронни вылавливают на Дрогановской стройке.

– Какой смысл уходить из дома на рассвете, чтобы встретиться с любовницей? А тем более с шантажистом?

– Да ладно, Джей, какой смысл вообще выходить из дома в такую чертову рань?

– Я к тому и говорю, что никакого смысла. Только если тебя заставили. Или когда тебе без разницы, что жена застукает.

– Может, ему и было без разницы. Может, он решил от нее уйти?

– Нет уж, Билли, это не про таких, как он. Если Рональд смывается тайком, значит, у него нет выбора. Его загнали в угол. Выдать себя не может, отсидеться дома тоже не может.

– Хорошо, принимается. Про богачей тебе известно больше моего.

– Не прибедняйся. Спорим, что банковский счет у тебя посолиднее, чем у тех, кого ты стрижешь?

– Жаль, конечно. – Билли оскалился в улыбке, – но спорить я не буду.

– Так что? Принимаем твою фантастическую версию или все-таки хочешь разобраться, как все произошло на самом деле?

– Ты когда-нибудь видел, чтобы я отпускал убийцу с миром?

– Нет, – согласился Джастин. – Не видел. Хотя, за приличную мзду…

– На этот раз никакая мзда не поможет.

Джастин вопросительно поднял бровь. Похоже, Билли не шутит.

– Это почему?

– Потому что это убийство переходит всякие границы.

– Какие границы?

– Медэксперт говорит, в теле ни одной целой косточки не осталось.

Джастина передернуло, а Билли пояснил:

– Вот именно. Очень мучительная смерть. К тому же медленная.

– Избили до смерти?

– Может и так, только следов на нем никаких.

– Ничего не понимаю…

– А когда мы вообще что понимали в убийствах и смерти? – спросил Билли.

Джастин отхлебнул чистого солодового виски из стакана, который Билли налил ему в начале беседы. Большинство разговоров в этом кабинете так и велось – за стаканом неразбавленного виски. Причем неважно, утро на дворе, день или вечер.

– Ты в молодости тоже так философски мыслил? – поинтересовался Джастин.

– У меня не было молодости, – ответил Билли Ди Пецио. – Мы с тобой так и родились на свет стариками. А вот умрем молодыми.

Оба замолчали, размышляя над словами Билли. Наконец Джастин произнес:

– Ты иногда такую чушь несешь!

– Конечно, – согласился Билли. – А зачем ты таскаешь с собой путеводитель по Род-Айленду? Решил на досуге по экскурсиям поездить?

Джастин протянул ему книгу, предусмотрительно завернутую в салфетку из «Ла дольче виты».

– Можешь проверить на отпечатки пальцев?

– Мочь – могу, а вот хочу ли, посмотрим. Что это?

– К Ла Саллю не относится никак. Но мне очень нужно.

– Если тебе нужно, Джей, сделаем. Только я что-то не врубаюсь – а где твой собственный полицейский участок со всякими прибамбасами и техникой?

– Меня отстранили.

– Вот козлы!

– Я тоже так думаю. Ну что, снимешь отпечатки?

– А ты меня не обманываешь? Учти, друзей обманывают только козлы!

– Не обманываю. Ла Салль тут ни при чем, честное слово!

– Хорошо, сниму.

– Да, Билли…

Начальник полиции покачал головой.

– Чего тебе еще?

– У тебя людей достаточно?

– Людей у меня всегда недостаточно. А что?

– Может, возьмешь одного безработного копа?

– Это не ко мне, это в министерство. У них там вечно средств на новые ставки не хватает.

– Тебе повезло, я не ради денег, – не отставал Джастин.

– Ты что это? Решил вернуться?

– Некоторым образом.

– Каким же?

И Джастин объяснил. За этим он, собственно, и пришел к Билли, за этим и приехал в Провиденс. Когда он закончил с объяснениями, на лице Ди Пецио сияла самая широкая улыбка, которую Джастин видел за последнее время.

Джастин упивался собственной изобретательностью. Отныне Билли платит ему один доллар в неделю, а Джастин отрабатывает это королевское жалованье, числясь в полицейском управлении Провиденса консультантом, и получает официальный доступ к делу Эвана Хармона. А заодно и к делу Рона Ла Салля. А Силвербуш пусть умоется. Теперь Джастин может беспрепятственно беседовать хоть с Г. Р. Хармоном, хоть с Линкольном Бердоном, хоть с чертом лысым. И никакой Силвербуш ему не запретит. Джастин жалел только об одном: что не запечатлел на седой макушке Билли Ди Пецио горячий поцелуй, ограничившись вместо этого простым «спасибо».

Он спускался по внушительной бетонной лестнице полицейского участка, восхищаясь тем, как хитроумно удалось все провернуть. Интересно, какую рожу скорчит Силвербуш, когда узнает? Занятый собственными мыслями, Джастин не заметил, что его догоняет какой-то тип в темных очках и легком сером костюме. Поравнявшись с Джастином, он скомандовал вполголоса:

– Не останавливайтесь!

Джастин тут же запнулся, и тип повторил чуть громче:

– Вперед! Идите, как идете. С вами хотят поговорить.

Джастин скосил глаза влево, пытаясь разглядеть его получше: короткий ежик темно-русых волос, подтянутая жилистая фигура, на вид лет сорок—пятьдесят, крепкий, спортивного вида. Пистолет в кобуре под тонким летним пиджаком Джастин тоже успел заметить. В голове мелькнуло предупреждение Бруно: «Поглядывай по сторонам!» Джастин кивнул, покорно сделал еще шаг и в то же мгновение резким ударом локтя двинул типу в челюсть. Брызнула тонкая струйка крови, преследователь споткнулся и начал падать вперед, а рука инстинктивно дернулась к кобуре. Но Джастин успел раньше, и пистолет оказался у него. Рукояткой он изо всех сил саданул типа в висок. Тип потерял равновесие и кубарем полетел с лестницы, но где-то у самого подножия затормозил. Джастин направил на него пистолет и велел не шевелиться. И тут раздались выстрелы и крики:

– Бросай оружие! Пистолет на землю!

На площадку перед зданием сбегались полицейские, вышедшие из участка перекурить или перехватить кофе с хот-догом. Под прицелом десятка служебных пистолетов Джастин завопил:

– Не стреляйте! Я из полиции!

И тут подал голос поверженный к подножию лестницы преследователь:

– А я из федеральной службы! Бросай пистолет, немедленно!

Джастин, прикинув свои шансы против десятка стволов, вскинул левую руку вверх, правой отбросил пистолет, а когда тот покатился вниз по ступенькам, вскинул вверх и правую. Двое из окруживших Джастина копов кинулись поднимать типа в костюме. Вернувшись в вертикальное положение, тот бросил Джастину: «Ублюдок!» (не очень внятно, потому что свороченная челюсть уже начала опухать) и от души двинул ему по скуле. Джастин, охнув, согнулся и без дальнейшего сопротивления сошел наконец вниз под конвоем двух копов и серого костюма. Не прошло и минуты, как его запихнули на переднее сиденье видавшей виды «хонды». За рулем обнаружилась Ванда Чинкель, глава новоанглийского отделения ФБР.

– Господи, Джей, тебе из всего нужно цирк устроить? – поинтересовалась она вместо «здравствуй».

Джастин отхлебнул предложенной теплой минералки и, поморщившись, спросил у Ванды, говорит ли ей что-нибудь слово «сумка-холодильник». Вызвался даже пожертвовать десятку и купить симпатичный пластмассовый контейнер. Ванда, однако, широкий жест не оценила.

Они сидели вдвоем, припарковав машину в узком переулке за полицейским участком. Мужчину в сером по имени Норман Коркс, который и вправду оказался федеральным агентом, забрали в ближайшую больницу с вывихнутой челюстью и выбитым зубом. Вывих – это еще при благоприятном исходе. Как бы не выяснилось, что перелом… Хотя если все-таки перелом, Джастин сильно горевать не станет.

– Ты везде с такой легкостью заводишь друзей? – съязвила Ванда.

Джастин сделал еще глоток. В голове до сих пор звенело от удара.

– Может, у меня пунктик – не люблю ребят с пистолетами, которые пихают людей в машину. – Глотнув еще, добавил: – Какого черта вообще вся эта чепуха? У тебя же есть мой сотовый. Трудно позвонить и сказать: «Джастин, давай пересечемся»? Совсем на работе замоталась, без голливудских эффектов не можем, надо таинственности напустить? А потом людей по больницам развозят. Если ждешь извинений, не надейся, не дождешься! Еще раз полезут, будут свои зубы по тротуару собирать. Если останется чем.

– Все, показательные выступления закончены? – поинтересовалась Ванда, безучастно дослушав до конца.

Голос у нее был какой-то уставший.

– Ну да. Вроде того.

– Твои извинения, Джей, мне без надобности.

– Тогда что тебе нужно, Ванда?

Ванду Чинкель трудно было назвать привлекательной. Вполне заурядная, даже грубоватая внешность. Суровые черты лица могла бы смягчить очаровательная улыбка, однако улыбалась Ванда редко, и выходило больше похоже на гримасу, чем на искреннюю радость. Радостей в ее жизни было по минимуму, да она за ними и не гналась. Главное – работа. Работа, мысли о работе, сон – вот почти и все. Это столь явно читалось сейчас в ее лице, что и без того суровые черты стали еще суровее. И выспаться не мешало бы как следует, а то на лбу морщины, под глазами синяки.

– Я не собираюсь перед тобой оправдываться, – сказала Ванда, – но таинственность – мера вынужденная. Тем более ты со своим цирковым представлением все испортил.

Джастин промолчал.

– Мне с тобой встречаться небезопасно. Ты меченый, меня в Конторе по головке не погладят.

– Да?

– Да.

– Ох, прости, пожалуйста! Как же я не догадался. Конечно! Правильно, сперва ваш агент пытается меня убить, потом сажает мне на хвост всю полицию страны, и вот я уже особо опасный преступник. Потом вы подстраиваете заказное убийство, а я чудом остаюсь жив. Под конец ваши люди суют меня в камеру в Гуантанамо – как из меня там все кишки не выпустили, до сих пор не понимаю… Да-а, постой-ка! Кто меня туда определил, помнишь? Ты, собственной персоной!

На этот раз настала очередь Ванды промолчать.

– Я, значит, меченый?! А не пошла бы ты, Ванда? За тобой долг.

– Да, ты прав, – тихо согласилась она.

– Так зачем ты меня сюда затащила? – недоумевал Джастин. – Хочешь ради смеха наконец пристрелить меня?

– Мог бы придумать что-нибудь похуже. Я пытаюсь тебе помочь.

– По старой дружбе?

– Насчет старой не знаю, но надеюсь, мы все еще друзья.

– И как ты собираешься мне помочь?

– Не суйся в эти дела.

Джастин не понял, о чем она.

– Какие дела?

– Два убийства.

– Рон Ла Салль и Эван Хармон?

– Да.

– Почему?

– Этого я тебе сказать не могу, Джей. Поверь мне на слово. Ты понятия не имеешь, во что вляпался. Я и то не сразу поняла, в чем заварушка.

Джастина пронзила страшная мысль:

– Эти убийства, они что, связаны?

– Джей, я здесь не для того, чтобы разглашать секретную информацию, а для того, чтобы тебя предупредить.

– А к тебе-то они как попали? Каким боком хоть одно из них тянет на федеральное расследование?

– Послушай, я собирала досье на Хармона…

– С какой стати?

– Неважно. Ты, главное, держись подальше и не суйся.

– Для кого главное?

– И для меня – чтобы ты не путался под ногами, и для тебя – для твоей же безопасности.

– Неужто беспокоишься за мою жизнь?

– Представь себе!

Джастин недоверчиво фыркнул.

– Это что, Силвербуш надоумил?

На лице Ванды появилась гримаса отвращения.

– Какой еще Силвербуш? Этот олух не смыслит в нашей работе ни уха ни рыла. Джей, послушай меня, пожалуйста! Если не перестанешь лезть куда не просят, мало не покажется.

– Тогда объясни, в чем дело. Как связаны эти два убийства?

– Обойдешься! Моя задача тебя предостеречь, а не втягивать незнамо куда.

– Ерунда!

– Далеко не ерунда!

– Вот и докажи.

– Не буду я ничего доказывать. Хотя нет, могу доказать, что мне известно гораздо больше, чем ты подозреваешь.

– А именно?

– От Бруно Пекоцци тоже держись подальше.

Джастин опять вспомнил, как Бруно советовал почаще смотреть по сторонам.

– Вы что, мне на хвост сели?

Ванда не ответила.

– Бруно тоже в этом замешан?

Молчание. Молчание повисло в салоне машины, как облако густого и едкого сигаретного дыма. Джастин решил не искушать судьбу и ни о чем больше у Ванды не допытываться. Она ведь прекрасно знает, что уговаривай его, не уговаривай, он все равно поступит, как сочтет нужным. Отсюда вопрос: зачем она все это рассказала? Что она пытается до него донести?

– Ты, надеюсь, не думаешь, что теперь мы с тобой в расчете? – наконец произнес он.

– А разве то, что я пытаюсь спасти твою шкуру, не считается?

– Пустыми угрозами? Нет, не считается.

– Еще спасибо мне потом скажешь.

Джастин покачал головой.

– До окончательного расчета тебе еще далеко.

– Ты упертый твердолобый кретин! Впрочем, я и так знала, что тебе хоть кол на голове теши. Ладно, мое дело предупредить.

– Считай, что предупредила.

– Тогда поступай как знаешь, Джей.

– С этого и надо было начинать, – ответил он и вылез из машины на жаркое род-айлендское солнце.

И тут его глазам предстало зрелище, способное наконец скрасить этот неудачный день. Навстречу шла сногсшибательно красивая женщина. Высокая и стройная, она двигалась плавной танцующей походкой. В ее облике было что-то невыразимо чувственное. Прямые темные волосы слегка шелестели на ветру. Гордо расправленные обнаженные плечи, изящные крепкие руки. Длинные ноги, обворожительные, как и все остальное. Но больше всего Джастина поразили глаза. Он заглянул в них лишь на мгновение, когда незнакомка поравнялась с ним и прошла мимо. Никогда он не видел глаз такой совершенной формы и цвета, казалось, они, как омут, затягивают куда-то в темную глубину. «Она азиатка, – мелькнуло у Джастина. – Наверное, из Китая». На фоне гладкой темной кожи золотисто-карие глаза светились таинственным блеском. Он невольно улыбнулся, и она, проходя, повернула голову. Слегка. Не отвечая на улыбку, но и не оставив без внимания. Приняла как дань. Они разошлись, не сбавляя шага, и Джастин с трудом удержался, чтобы не посмотреть ей вслед. Стало пусто, как будто она забрала часть его с собой. А когда он понял, что больше никогда не увидит это неземное создание, откуда-то вдруг повеяло холодом. Небо померкло. Летний день показался бессмысленным и ненужным.

«И так во всем, – подумал Джастин. – Ни в чем нет смысла». С этой догадкой он пошел к своей машине.

17

Сперва она подумала: «Ну вот, опять», – решив, что вывернула колено и порвала связку. Так уже было два года назад. Споткнулась на улице – и на тебе. Прооперировали успешно, но через что она прошла потом – врагу не пожелаешь. «Нет, сейчас еще больнее. Что же со мной случилось?» – промелькнуло у нее в голове. И тут она увидела азиатку, прекрасную, как сон, даже дух захватывает, и не поняла, почему у этой красавицы такой счастливый вид. Как можно быть такой счастливой, когда ей так больно, когда печет уже не только в ноге, а в спине и в шее, – и тут азиатка пропала, и все вокруг пропало. Глаза закрылись, она почувствовала, что падает. Боль наконец отпустила.

На мгновение.

Ли Лин стало интересно, каково жить с такой отталкивающей внешностью, как у этой женщины. Фигура плотная, но формы никакой. Ноги, как бревна. Жидкие волосы, даже прикасаться не хочется. Бедра широкие, а грудь плоская. Кожа сухая, бесцветная, потрескавшаяся, совсем не похоже на светящуюся и нежную кожу самой Лин, которую хотелось гладить и гладить. Она рассматривала лежащую перед ней голую женщину, и в голове рождался один вопрос за другим. Интересно, ее кто-нибудь любил? Мужчина, который смотрел ей вслед вожделеющим взглядом, мечтая затащить в постель? Или, может, женщина?

Лин осталась с пленницей одна, Того ушел добыть транспорт. Теперь эта женщина им уже не понадобится, все необходимые сведения получены. Не так легко, как в прошлый раз. Эта сопротивлялась дольше. Крепкая, не то что предыдущий. Чтобы добыть информацию, Того пришлось проявить чудеса техники. Но Лин с Того своего добились. Они всегда получают, что хотят. Женщина выдала имена других. И нужные сведения. Еще на шаг ближе к заветной цели.

Лин восхищенно смотрела на лежащую, изумляясь ее силе. Эта сила, несмотря на внешнюю непривлекательность женщины, вызывала у Лин желание дотронуться, приласкать, подарить пленнице что-то еще, кроме боли.

Женщина не шевелилась, но Лин знала, что она жива. Нагнувшись, девушка положила руку ей на лоб, потом провела чуткими пальцами по шее. Рука спустилась ниже, к левой груди, и задержалась там, слегка поглаживая. Затем Лин обхватила губами сосок и, высунув проворный язычок, дотронулась до кожи. Соленая от пота. Вкусно.

Тогда она припала ко рту женщины, почувствовала на своих губах ее неслышное дыхание. Поцеловала, сначала медленно, потом сильнее и настойчивее. Женщина едва заметно шевельнулась.

Лин подумала, что, возможно, дарит пленнице счастье. Она его заслужила.

Любой заслуживает умереть счастливым, считала Ли Лин.

Она почувствовала чье-то прикосновение. Как во сне. Может, она спит? Прикосновение кажется ненастоящим, но от него становится спокойнее. Ласковое прикосновение, снимающее адскую боль. Может, она у врача? Может, свершилось чудо, о котором она молила. Может, ее спасли?

Вот дотронулись до щеки, вот спускаются ниже. В груди потеплело. И на губах тоже, а может, ей все это мерещится. Все, теплое и ласковое закончилось. И тут она поняла, что ее куда-то несут. Сперва показалось, что на носилках, – неужели спасение? Но счастливая мысль улетучилась, не успев оформиться. А если это не носилки? Может, это совсем другое? Может, как раз так и приходит за тобой смерть? Поднимает на руки и несет в мир иной?

Потом она какое-то время не чувствовала ничего. Ни рук, ни тепла, ни прикосновений.

Хотя нет, в ушах стоит какой-то гул. Значит, она не умерла. А может, так и должно гудеть, когда возносишься на небеса? Голос мира живых тает, звучит все тише и тише. Тишина – это хорошо. Тишина – это приятно. Но ей внезапно с невыносимой остротой захотелось шума.

Гул стих – сколько он длился, она не знала, блуждая вдоль размытой границы между явью и бредом, – и тут снова почувствовала руки на своем теле. Снова движение. Ее опять куда-то несут. Не похоже, чтобы она возносилась ввысь – и при этой мысли ее сковал страх. Она летит, но не вверх, а вниз. Падает!

Она догадалась, что на небеса ей не попасть. В тисках боли, когда в темноте все ощущения сплелись в один тугой клубок, ее озарило – она летит прямо в ад.

Ли Лин четко знала инструкции. Ничто не мешало их выполнить. Того предоставил ей лишить пленницу жизни, зная, чем ее порадовать. Но в этот раз она почему-то не испытывала обычного подъема. Ей было жаль, что эта сильная женщина сейчас исчезнет. Лин чувствовала, как жертва цепляется за жизнь. У нее, разумеется, ничего не выйдет – в этой битве она обречена на поражение, потому что Лин не вправе позволить ей победить, – но все равно она заслуживает шанса побороться и умереть так, как выберет сама. Лин нащупала двумя пальцами едва уловимый пульс на шее женщины, но нажимать, чтобы разом покончить со всем, не стала. Она постояла так, пока пульс не стал совсем редким. Тогда она развернулась и пошла прочь. Добивать нет нужды.

Жизнь некрасивой женщины со стальной волей угаснет сама через несколько секунд.

Теперь не осталось ни шума, ни движения, ни тепла, ни холода – вообще ничего. Такое чувство, что ее оставили одну. Одну в целом мире – неизвестно, в этом или уже ином.

Она не знала, сможет ли пошевельнуться, но вдруг выйдет. Почувствовала руку, потом пальцы. Попыталась двинуть рукой – получается!

И тут же тело пронзила боль.

Такая жгучая, такая нестерпимая, что легче было бы умереть. Теперь она осознала, на каком свете находится. Все правильно. Но долго ей здесь не продержаться, скоро она будет там, где боль исчезнет.

Однако прежде, чем это случится, можно кое-что сделать.

Нет, не можно. Нужно.

Нужно все исправить. Это самое главное. Закончить работу. Исполнить долг. Особенно долг.

Плохо слушающейся рукой она дотронулась до груди. И снова чуть не умерла, почувствовав, как впиваются в тело тысячи кинжалов. Только в этот момент ей стало уже не до боли. Она поняла. Есть жизнь. И есть смерть. Где-то между ними прячется боль, но она не вечна, она скоро исчезнет навсегда. Уже почти исчезла. Заставив руку двинуться дальше, она только тут осознала, что одежды на ней нет. «Это не страшно, – подумала она. – Пусть. Так будет легче исполнить долг». Ей удалось разлепить веки, чуть-чуть, чтобы получилась узенькая щелочка. Но видеть она все равно ничего не видела, что с открытыми глазами, что с закрытыми. Боль уходила, угасала постепенно, вместе с последними каплями жизни. Рука сползла обратно на землю, пальцы зашарили вокруг. Нужно найти. Что-нибудь острое. Поймет ли она, что это острое, если даже наткнется? И тут она нащупала. Твердое, с тонким краем. Она прижала к нему палец и снова почувствовала тепло, но не такое, как тогда, когда до нее дотрагивались. Не такое ласковое. Однако оно наполнило ее счастьем, настолько сильным, что губы сами растянулись в победной улыбке.

У нее получится, теперь она точно знает. Все будет как надо!

Она все исправит.

И если повезет, улыбка останется на ее лице и после смерти.