Текст книги "Красная Армия (ЛП)"

Автор книги: Ральф Питерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Безарин приказал выдерживать между машинами интервалы в двадцать метров, но на забитой беженцами дороге они быстро уменьшились в среднем до десяти. Безарин терпел такую скученность, пока они двигались в непосредственной близости от охваченных паникой беженцев, рассчитывая, что авиация противника не атакует его колонну, пока его машины были рядом с ними. Кроме того, Безарин опасался потерять контроль над отдельными машинами.

Он отдал строгий приказ не допускать никакого бессмысленного ущерба. Но паника, которая словно волной разбегалась перед его танками, заставляла беженцев вредить себе самим, неизбежные аварии были тому доказательством. Безарин всеми силами пытался абстрагироваться, заставляя себя не замечать множество маленьких трагедий, отмечавших путь его танков. Рассеянным взглядом он смотрел вперед, на то, как его машины с грохотом двигались на запад. Он всматривался в небо и поднимающуюся из-за горизонта линию гор, за которыми скрывался Везер, и пытался вытеснить из сознания все, кроме своей задачи – достичь реки и форсировать ее. Его танки иногда сворачивали с шоссе, объезжая по вспомогательным дорогам или просто по полям участки, где обломки машин и потоки беженцев делали шоссе совершенно непроходимым. Тут и там путь преграждали остатки вражеских колонн, застигнутых на марше авиацией. Почерневшие грузовики все еще стремились в вечность, их водители превратились в усохшие фигуры, словно вырезанные из угля. Несколько раз воздух над их головами разрывали вражеские самолеты. Но ни одна ракета или бомба не устремлялась к технике Безарина. Он не знал, то ли им не было известно о его колонне, или их нагрузка просто предназначалась для других, более значимых целей. Он отделывался лишь волнами почти непереносимого ужаса, которые накатывали всякий раз, когда самолеты с ревом проносились над шоссе, направляясь, казалось, прямо к ним. Но они лишь уходили дальше на восток.

Периодически отряд Безарина сталкивался с противником – случайными транспортными машинами, либо стоящей у дорог техникой управления службой тыла. Некоторые вражеские солдаты пытались оказать сопротивление. Силы Безарина расстреливали их. Другие, пораженные увиденным, поднимали руки вверх и игнорировались. Безарин не мог позволить своему маленькому подразделению отвлекаться. Он задавался вопросом, что случилось с передовой группой Даглиева. Он пытался взывать его по радио, но ответа не было. И не было никаких признаков того, что отряд Даглиева проходил где-то здесь. Но Безарин старался поменьше беспокоиться об этой проблеме, пока все было более-менее нормально.

Колонна двигалась словно через внутренности вражеской армии, мимо тех целей, которые сами по себе ничего не значили, которым нужно было объединиться в крупные подразделения, чтобы стать элементом современной армии. Советские танки и боевые машины пехоты просто с ходу обстреливали их пулеметным огнем. Единственными машинами, которые они целенаправленно уничтожали, были те, на корпусах которых были заметны антенны. Безарин не хотел, чтобы противник смог сообщить что-то о его колонне. Когда путь на запад привел танки в деревню, посреди которой располагалась британская ремонтная база, Безарин снова чуть не потерял контроль над своими силами. Цель была слишком привлекательной, переполненной оборудованием и техникой, чтобы быть проигнорированной, солдаты и офицеры без приказа попытались все это уничтожить, насколько это было возможно. Безарин закричал в микрофон, с диким матом и угрозами требуя от офицеров вернуться в строй. Пока он кричал, его снова начали терзать сомнения, сколько еще его воля сможет сдерживать их всех, и насколько ее вообще хватит. Потом он прорычал еще одну команду и заставил сомнения вернуться в свой темный подвал на глубине сознания. Машины оторвались от разгрома базы и двинулись дальше, постреливая вокруг из легкого оружия, чтобы отбить у британцев желание обстрелять их из гранатометов.

Теперь Безарин был уверен, что противник знал о них. Он сидел, стуча пальцами по краю люка, когда еще одно скопление машин беженцев на перекрестке дорог в долине заставило его танки остановиться. Когда угрозы и предупредительные выстрелы не помогли разогнать их, Безарин приказал механику давить преградившие путь автомобили. Их уничтожение показалось Безарину бессмысленным, преступным и неизбежным. Словно в наказание, у одной из боевых машин пехоты Ласки, пытавшейся объехать затор по склону, слетела гусеница. На ремонт не было времени, хотя эта операция была очень простой, так что Безарин приказал вывести машину из строя. Экипаж присоединился к своим более удачливым товарищам. Ему казалось, что судьба постепенно уничтожала его силы, вопреки его желанию достичь реки. В общем, им пока что везло. Было очевидно, что его танки двигались быстрее, чем противник успевал реагировать, так что ни один из мостов через мелкие реки не был взорван. Переправы через мелкие реки, которые могли бы задержать колонну, только задерживали потоки беженцев. Танки Безарина пронеслись мимо еще одной британской базы поддержки, и стало понятно, что никто их не предупредил о советских танках. Британский тыл медленно разваливался, не подозревая о них.

Сумерки начали сгущаться, наползая вниз по поросшим лесом склонам долины. Темнеющие силуэты невысоких гор впереди выглядели черной крепостной стеной, преграждавшей путь к реке. Колонна двигалась по дороге на дне долины, и Безарин понимал, что если они попадут в засаду, у них не будет выхода. Но вражеские выстрелы, которых он постоянно ждал, так и не раздались. С каждой минутой советские танки приближались к реке.

Наконец, вышел на связь Даглиев. Его передовое охранение, задачей которого была разведка и расчистка пути для основной колонны, с самого начала отклонилось от намеченного маршрута, уйдя на северо-запад, в горы. Это, по крайней мере, частично объясняло, почему британцы у шоссе оказались не готовы к появлению танков Безарина. Даглиев клялся, что пытался выйти на связь последние несколько часов, но не смог связаться с Безариным, очевидно потому, что мешали горы. Безарин вышел из себя. Он не мог понять, как Даглиев умудрился так сильно отклониться от маршрута. Даглиев привел несколько оправданий, но, судя по его позиции, несмотря на ошибку, он находился в получасе марша от плацдарма в Бад-Эйнхаузене. Он нашел прямой путь к Везеру через окрестные холмы. Несмотря на остатки гнева, Безарин понимал значение этого. Он приказал Даглиеву без промедления двигаться к плацдарму и соединиться с силами воздушно-десантных войск.

Безарин не мог разобраться в своих чувствах с какой-либо ясностью. Часть его испытывала напряжение и ревность оттого, что Даглиев настолько обогнал основные силы. Держась наиболее очевидной дороги, Безарин потерял много времени, пробираясь через беженцев. Даглиев был почти у цели, а он все еще полз по долинам, огибая с севера хребет, озаренный розовым свечением, говорящим, что где-то там находился Хамельн, и мог только пугать немногочисленных британских тыловиков. Кроме того, Безарин опять ощутил себя уязвимым оттого, что у колонны не было передового охранения, и его сознание опять наполнилось мыслями о подстерегающих опасностях. Однако он решил, что не будет останавливаться и отправлять кого-то еще в качестве передового охранения. Его силы и так усохли до довольно незначительных размеров, чтобы дробить их еще больше, кроме того, он не был уверен, что кто-то из его оставшихся офицеров сможет найти дорогу в темноте. Безарин решил изменить маршрут, чтобы как можно быстрее выйти непосредственно к реке. Он рассчитывал, что сможет выйти к ней у Ринтельна, а дальше двинуться по долине. Безарин резонно решил, что беженцам не будет никакого смысла двигаться на северо-запад от шоссе, и принял решение. В любом случае, ему хотелось держаться подальше от горных долин.

Сумерки сгустились в первую темноту, ночь опустилась на землю слоем черного шелка. Безарин решил держать свои силы вместе и двигаться так быстро, как только мог. Они были так близко. Все последствия будут потом. Последствия бойни на дороге будут такими серьезными, что Безарин понимал, что немногое сможет навредить ему еще больше. Нужно было идти на риск. Даже если его потом отдадут под трибунал и расстреляют, он понимал одно: его не осудят, пока он не доберется до реки.

* * *

Силы Безарина захватили мост через Везер в Ринтельне почти случайно. Это не было частью плана. Целью был и оставался Бад-Эйнхаузен. Но когда танки Безарина свернули к Ринтельну и покатились вниз по холмам, на связь вышел Даглиев и сообщил как хорошие, так и плохие новости. Ему удалось связаться с десантниками на восточном плацдарме в Бад-Эйнхаузене. Но у переправы продолжался жестокий бой, и он не мог провести бронетехнику через мосты, так как те простреливались прямой наводкой противником, расположившимся на высоте к югу. Противник не успел подорвать мосты, прежде чем десантники захватили плацдармы на обоих берегах, и теперь обстреливал их всем, что было в его распоряжении, пытаясь обрушить их или, по крайней мере, не дать никому пересечь реку. Похоже, их артиллерия все еще сохраняла боеспособность. Ее огонь прямой наводкой блокировал дальнейшее продвижение. Советские силы на обеих частях плацдарма не могли поддержать друг друга, и Даглиев подозревал, что скоро противник попытается контратаковать, потому что было глупо просто тратить время. Напряженность в голосе Даглиева успокоила уязвленное самолюбие Безарина, который ощутил прилив сил. Была проблема, требующая решения, а он был человеком, способным ее решить.

Судя по карте, в Ринтельне был мост. Если он не был взорван, то его захват позволил бы Безарину выйти в тыл противнику по западному берегу реки. Если же мост был взорван, или просто не удастся его захватить, то он рисковал потерять в уличных боях драгоценное время, возможно, просто потерять свои силы. Но он понимал, что его танки не будут иметь большого значения, если просто выйдут к тому же плацдарму, к которому вышел Даглиев. Безарин последний раз взглянул на карту, изучая дороги на западном берегу. Там была идущая вдоль Везера дорога, которая приведет его прямо в тыл противнику. Если они смогут переправиться в Ринтельне. Безарин принял решение.

Он повел свою колонну прямо к мосту. Безарин надеялся достичь внезапности, захватить переправу прежде, чем враг успеет заминировать и подорвать мост. Но все сразу пошло не так.

На окраине Ринтельна танки Безарина попали в затор. Очередная волна беженцев была остановлена, чтобы эвакуировать на запад колонну британских самоходных орудий. Безарин скомандовал танкистам открыть огонь по орудиям, а машины поддержки обстреливать только пулеметным огнем. Его целью не было уничтожение вражеских сил. Они были явно вторичны по сравнению со стоящей перед ними задачей – достичь моста и двигаться к Бад-Эйнхаузену. Но ничего не поделаешь. Чтобы добраться до моста, нужно было пробиться через британскую колонну, однако вскоре остовы уничтоженных машин преградили танкам путь.

Вспышки мелькали в ночи. Взрывы возимых боекомплектов орудий, а также горящая небронированная техника очень скоро озарила город настоящим садом огня.

– Ласки, – сказал Безарин в микрофон. – Выводи своих засранцев из машин и двигайся к мосту. Прямо по главной дороге. Я с танками попробую объехать затор. Но займи этот долбаный мост прежде, чем они его подорвут.

Ласки подтвердил получение приказа. В его голосе звучало волнение, но все же он был не настолько потерян как тогда, на шоссе, в окружении убитых беженцев. Безарин надеялся, что на этот раз Ласки сможет справиться с поставленной задачей.

Безарин двинул танки в обход вдоль границы города, надеясь найти другую дорогу. Он боялся завязнуть в уличных боях, где несколько солдат с противотанковыми гранатометами могли положить конец его силам. Но другого пути к мосту не было.

Вспышка едва не ослепила его, и он приказал механику включить фары, понимая, что сделал свой танк идеальной мишенью. Но вот он обнаружил переулок, выходящий в поле. И повел свои танки в город.

Они двигались по жилым кварталам, размалывая в пыль бордюры, снося заборы и изгороди. В нескольких сотнях метров Безарин слышал, как взрываются машины разгромленной британской колонны. Он приказал своей батарее самоходных артиллерийских установок занять позиции на окраине города. Не было смысла просто тащить их в город вслед за танками.

Улицы, переулки и арки проносились мимо. Безарин опасался, что они просто ездят кругами, и пытался найти основную дорогу, которая привела бы его прямо к мосту. На каждом маленьком перекрестке он выбирался из башни и осматривал улицы, ища путь и ожидая, что сейчас его танк получит попадание из гранатомета.

Спешно пытаясь найти путь к мосту, Безарин приказал механику повернуть на улицу, которая вскоре начала опасно сужаться. Здания сходились так плотно, что он боялся, что они могут зажать его танк, словно тисками. Надгусеничные полки заскрежетали по бетону. Когда Безарин оглянулся, он увидел темный силуэт следующего танка совсем близко он них и подумал, что на то, чтобы выехать с этой улочки и найти другой путь уйдет не меньше часа.

– Пройдем? – Спросил Безарин у механика.

– Не знаю, товарищ командир.

Так. Значит, решать только ему.

– Вперед, – сказал Безарин. – Давай попробуем.

Выхлопная труба кашлянула, словно прочищавший горло великан. Металлические борта заскрежетали по стенам узкого переулка.

Мгновение спустя они прошли. Вырвавшийся танк рванулся вперед.

– Стой, – крикнул Безарин. – Стой. Давай назад.

Он заметил что-то, пока они катились по перекрестку.

Он скомандовал механику дать назад как раз в тот момент, когда из переулка выскочил второй танк. Машины чуть не столкнулись. Но левее и ниже, в конце благословенно широкой аллеи, Безарин заметил поднимающийся в небо темный силуэт совершенно целого моста.

Безарин помог механику развернуть танк в узком пространстве, обливаясь потом и снова и снова бросая взгляды на мост. Он ожидал, что тот в любой момент исчезнет в пламени взрыва.

– Ласки, – вызвал Безарин по рации. – Как слышишь меня? Где ты сейчас?

Мотострелковый офицер не ответил. Безарин бы не удивился, если тот просто не взял с собой радиста.

Когда танк Безарина приблизился к открытому пространству у моста, он заметил, что сзади, в центре города, шел тяжелый бой. Защитники дали Ласки прикурить. Но сам мост остался практически незащищенным. Несколько британских военных полицейских открыли огонь из стрелкового оружия по его танку, вынудив Безарина нырнуть под защиту крышки люка. Он открыл ответный огонь из зенитного пулемета, быстро повалив их на землю. Безарин надеялся, что пехоты здесь было не слишком много, так как у него осталось слишком мало патронов для пулеметов и снарядов для орудия, чтобы расходовать их без толку. Следующие танки подошли к ним сзади и Безарин скомандовал механику двигаться вперед. Они подошли к мосту под неудобным углом, и было трудно въехать на него. Сзади гремели гусеницы следующего танка.

Возможно, подумал он, британцы подготовили мост к взрыву и просто ждали, когда побольше советских танков въедет на него, чтобы обрушить мост в реку вместе с ними. Но он не мог ждать подхода спешенных мотострелков Ласки, чтобы отправить их вперед и проверить, есть ли на мосту подрывные заряды. Успех зависел от считанных минут, даже секунд. И самым сильным чувством, которое испытывал Безарин, был не страх, а своего рода возбуждение, задор. Он вышел к реке. Даже если ему суждено погибнуть, это все равно будет самый прекрасный момент в его жизни. И он не верил, что действительно погибнет. Он ощущал такую уверенность, какой не испытывал еще ни разу в жизни. Его танк фыркнул и рванулся вперед.

Во время штурма мост был очищен. Безарин осмотрелся и увидел, что на его пути лежал только один полуразбитый британский бронетранспортер. Он снова высунулся из башни, готовясь открыть огонь из зенитного пулемета последними патронами. Он ощущал, что прямо сейчас входит в историю, и величие момента захватило его. Ему казалось, что он может чего-то добиться в этом мире. Внизу темнела мутная вода, которая казалось почти живой. И обиженной. В ней отражалось зарево от горящего города. Но в этом не было никакой красоты. Она напоминала Безарину сточную канаву.

Он посмотрел назад. Второй танк двигался прямо за ним, а третий как раз объезжал парапеты, чтобы въехать на мост. Вдруг темные здания на дальнем берегу озарились вспышками выстрелов, шальные пули застучали по броне танков Безарина. Он упал обратно в башню. В инфракрасном приборе ночного видения он заметил несколько вроде бы машин на противоположном берегу, которые открыли по ним огонь, укрываясь за старинными зданиями. Но они не были похожи на танки, и, похоже, это не были танки. Никто не стрелял по ним из танковых орудий. Безарин приказал наводчику не стрелять. У них осталось слишком мало снарядов, чтобы позволить хоть один лишний выстрел, а кроме того, снаряды нужно было сохранить для прорыва в Бад-Эйнхаузен. Безарин решил рискнуть и просто быстро прорваться через воронку застройки. Он вызвал другие танки и приказал им следовать за ним и не открывать огня без крайней необходимости.

Он снова попытался вызвать Ласки. Но в эфире не было ничего, кроме интенсивных помех и слабых призрачных людских голосов. Он хотел приказать Ласки оставаться в городе и удерживать мост во что бы то не стало. Но не имея возможности это сделать, Безарин мог только надеяться, что Ласки сам поймет ситуацию. Безарин не намерен был допускать каких-либо дальнейших задержек. Он должен двигаться с оставшимися танками к Бад-Эйнхаузену. Мотострелки и артиллерия могут оставаться в Ринтельне. Ничто, даже целостность подразделения, сейчас не было важнее времени.

Танк Безарина съехал с моста. С грохотом двигаясь сквозь каньон домов и магазинов, он дал несколько пулеметных очередей по зданиям, чтобы отбить у любых укрывшихся гранатометчиков желание высунуться. То, что он видел в окуляре прибора ночного видения, на мгновение сбило его с толку. Но потом он понял, что переправа была отлично защищена, но от другой угрозы. Танки Безарина оказались на позициях зенитно-ракетного подразделения НАТО. Противник ожидал ударов с воздуха или высадки десанта. Но они не ждали, что советские танки продвинуться так далеко и так быстро.

Безарин связался с батареей самоходных гаубиц, оставшихся на восточном берегу реки и развернувшейся напротив сада. Он приказал командиру батареи ждать пять минут, чтобы танки успели пройти, а затем открыть огонь по западному берегу. Также он приказал артиллеристу использовать свою мощную радиостанцию, чтобы связаться с любым вышестоящим командованием и доложить о ситуации в Ринтельне и о том, что Безарин повел оставшиеся танки к Бад-Эйнхаузену. Наконец, командир батареи должен был найти Ласки и приказать ему занять оборону и удерживать мост до последнего.

Экипаж последнего в колонне танка сообщил, что у них во время въезда на мост разорвалась одна из гусениц. Безарин понимал, что не может ждать. И хотел, чтобы артиллерия уничтожила вражеское подразделение противовоздушной обороны раньше, чем покалеченная машина сможет двигаться. Он приказал танкистам оставаться на месте и поддерживать мотострелков. Танк Безарина уже добрался до открытого шоссе, где движению мешали только некоторое количество обломков и, иногда, потерявшиеся беженцы. Теперь нужно было двинуться на запад, затем выйти на дорогу, идущую вдоль реки, и повернуть на север к Бад-Эйнхаузену. Предстояло преодолеть еще десятки километров. Но путь был ясен. Он попытался связаться с Даглиевым и сообщить ему, что помощь уже идет. Ландшафт в долине реки затруднял радиосвязь. Но Безарин остался удивительно спокоен. Еще несколько километров, и он снова попробует выйти на связь. И будет пытаться, пока не свяжется с Даглиевым. А потом он со своими танками доберется к цели. В то же время, Безарин позволил себе немного расслабиться, совсем немного, и насладиться ощущением того, что он беспрепятственно двигается через сердце Западной Германии.

* * *

Горстка Безаринских танков, открыв огонь последними снарядами, ворвалась на высоту к югу от Бад-Эйнхаузена. Жизненно важным оказалось то, что им удалось застать врага врасплох и зайти расположившимся на высоте танкам и боевым машинам пехоты в тыл. Техника противника была расположена таким образом, чтобы уничтожать все, что могло попытаться пройти по шоссейным мостам к северу от них. И они была настолько поглощены этой задачей, что совершенно пренебрегли возможностью атаки с тыла. Танки Безарина быстро смяли всю вражескую технику на высоте.

Он спешно вызвал по рации Даглиева, и приказал сообщить десантникам на обоих плацдармах, чтобы они не стреляли. Затем разделил свои крошечные силы на две части, оставив половину танков удерживать высоту и повел оставшиеся, численностью до танкового взвода, вниз по склону, к большим мостам, выпустив сигнальные ракеты, сообщая десантникам, что они были советскими силами. Несмотря на все эти меры, по ним дали несколько автоматных очередей, но они только загнали Безарина внутрь башни.

Даглиев со своими танками выдвинулся через реку, как только заметил идущий на высоте бой и теперь ждал Безарина неподалеку от западного подхода к мостам. Командир десантного подразделения тоже вышел навстречу. Офицеры обняли друг друга, не обращая внимания на все еще рвавшиеся вдалеке снаряды, которые целый день заставляли их судорожно искать укрытия. Даже в темноте было видно, что Даглиев был перемазан грязью, маслом и пороховой гарью. Подполковник, командовавший десантом, выглядел еще страшнее, весь покрытый смесью крови, сажи и грязи. Все это мало походило на лакированные сцены в фильмах о Великой Отечественной войне, подумал Безарин. Но чувства были несравненно сильнее.

Командир десанта был разочарован, узнав, как мало танков привел Безарин, и еще больше его беспокоило, что они остались почти без боеприпасов. Но Безарин сохранял уверенность. Несомненно, противник получил сведения, что советские танки вошли в Бад-Эйнхаузен. Это должно отложить попытку контратаковать до тех пор, пока они не разберутся в изменившейся ситуации.

Безарин приказал Даглиеву вернуться на восточный берег и блокировать любые попытки противника контратаковать с той стороны, а сам двинулся назад, чтобы правильно расположить свои танки для парирования угрозы с юга или запада. В центре города все еще слышался огонь из стрелкового оружия, но, похоже, командира десантников это не беспокоило. В конце концов, мост был важнее всего.

Теперь стоял вопрос о том, кто придет сюда первым – контратакующий противник или советская бронетехника. Безарин ожидал высокодраматического действа, возможно, даже некоторого подобия блокады. Но реальность оказалась прозаичнее. Мелкие советские подразделения вскоре начали появляться по мере того, как передовые и разведывательные силы продвигались на запад. Прибыл еще один передовой отряд, и его командир был разочарован тем, что Безарин опередил его. Прибыли передовые силы полка вперемешку с машинами из других подразделений. Появились передовые силы армейского корпуса, потребовавшие, чтобы их технике предоставили безоговорочный приоритет в проходе на тот берег. Если судить по тактическим наставлениям, советские подразделения двигались в полнейшем беспорядке. Но в течение следующего часа мосты в Бад-Эйнхаузене пересекло достаточно сил, чтобы парировать любую контратаку, которую мог бы предпринять противник. Наконец, Безарин восстановил связь со своими силами, оставшимися в Ринтельне, и узнал, что туда также добрались советские войска и начали переправляться на западный берег.

Задание было выполнено. Ютясь в вонючих внутренностях своего танка, Безарин пытался составить отчет о своих действиях. Он испытывал отчаянную потребность изложить произошедшие события с точки зрения себя как командира батальона. Он не был уверен, был ли он героем или военным преступником. Безарин хотел по возможности честно изложить ситуацию, когда потерял контроль над подразделением в ходе инцидента с колонной беженцев. Он хотел быть максимально честен. Потому что не собирался прожить всю жизнь с этой тайной, словно один из измученных персонажей любимых Аниных романов. В любом случае, он сомневался, что такое можно было скрыть. Оно было слишком значительным и слишком страшным. Он вспомнил девушку в разорванном свитере, как она взмахнула рукой, как брызнула кровь, как она упала. Его воображение рисовало ее костлявое тело все четче и четче, хотя она была слишком далеко, чтобы он действительно мог заметить те мелкие детали, которые сейчас возникали в его сознании. Уходящая девушка превратилась в Аню, идущую к покрытым медными листьями березам Галицкой осенью, и видение наполнилось глубоким смыслом, прежде, чем он провалился в тяжелейший сон.