Текст книги "Красная Армия (ЛП)"

Автор книги: Ральф Питерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Он даже не пил как мужчина. На Кубе он проводил все свободное время, обжимаясь со своей рыжей сучкой, таскаясь за ней, как собачонка. Старухин сомневался, что юнцу хватит духу поднять на жену руку, даже если бы он застал ее с любовником. Нет, конечно, у Старухина не было доказательств того, что она изменяла Антону. Эта маленькая стерва была для этого слишком хитрой. Она знала, как сделать себе хорошо. Но все равно она была шлюхой. Чтобы это понять, было достаточно одного взгляда. Это можно было унюхать. А ее независимость, отсутствие уважения… Этот парень, казалось, был абсолютно неспособен ее контролировать. А ведь к женщинам нужно относиться так же, как и к подчиненным. Сломать. Подчинить своей воле. Взять за горло.

Старухин на мгновение с отвращением подумал о своей собственной жене. Жирная корова. Женщина без гордости, без малейшего уважения к его званию. У нее была душа крестьянки, а не жены генерала. Молодая жена Малинского, по крайней мере, хорошо выглядела. Но она была маленькой расчетливой шалавой.

Услышав серию далеких взрывов, Старухин застучал большим кулаком по лобовому стеклу машины. Война не собиралась ждать его. Его война. Шанс всей его жизни. Даже время суток, казалось, отворачивается от него. Сидя в застрявшей в грязи машине, он терял контроль над ситуацией. Ему казалось, что вся вселенная сговорилась, чтобы унизить его. И Трименко, и Чибисов и все проклятое мировое еврейство, которое стояло у него за спиной. Старухину казалось, что сейчас он взорвется от чудовищного гнева.

Он распахнул дверь машины и выскочил под дождь. Посмотрел на сержанта и своих адъютантов. Они послушно копались в двигателе, но было ясно, что никто из них не понимал, что делать.

– Убирайтесь отсюда, – рявкнул он на офицеров. – Я не хочу больше видеть ваши поганые рожи возле своего штаба. Ваша карьера окончена.

Неожиданно, два натовских самолета с ревом прошли над ними на бреющем полете. Грохот сотряс уши, словно взрыв. Адъютанты и сержант бросились на землю. Но Старухин только повернул в их сторону свое широкое лицо, словно радуясь возможности увидеть что-то кроме застрявшего в грязи автомобиля. Он заметил черные кресты и камуфляж ВВС Западной Германии. А через мгновение над вертолетной площадкой, обслуживавшей его штаб, поднялся в небо огромный шар огня, расцветший оранжевым, желтым и призрачно красным цветом, рассеявшись черным дымом. Ботинки Старухина увязли в грязи словно в желе, по поверхности луж пошла рябь. Затем, звук взрыва налетел с такой силой, что, казалось, срывал кожу с лица.

Не сказав ничего и не оглянувшись, Старухин пошел под проливным дождем по раскисшей дороге к своему командному пункту, матеря каждого мужчину или женщину, которые приходили ему в голову. Он шел, почти бежал по грязи, злой и напуганный.

ДЕСЯТЬ

Подполковник Гордунов занял позицию у мокрой от дождя двери вертолета. Гарнитура трещала от беспокойных переговоров пилотов. Их говорливость раздражала его. Как назойливые торговцы на барахолке. Но он молчал и смотрел на переполненное машинами, мокрое в сумерках шоссе. Соединение боевых и транспортных вертолетов летело над последними зелеными холмами перед целью.

Гордунов знал пилотов-вертолетчиков и знал их машины. Он знал, что большинство летчиков считали себя настоящими воинами, но понимал, что немногие из них были таковыми. Слишком немногие. Он помнил, как звучали голоса пилотов в гарнитуре, когда те предупреждали десантников об опасности. В Афганистане десантные вертолеты парили в воздухе, словно раскормленные на человеческих трупах стервятники. Горы были слишком высокими, воздух слишком разреженным, навстречу сверкающими стрелами неслись ракеты. Вы слышали поспешное предупреждение с ударного вертолета, который нес облегченную нагрузку, чтобы иметь возможность активно маневрировать. И забывали гордость и прятались в середину строя. Если вы были хорошим офицером ВДВ, вы узнавали очень многое об убийстве. А если у вас не было способностей или вы не были достаточно жестки к себе и к своим подчиненным, вы многое узнавали о смерти.

Гордунов заставил себя вернуться в реальность. Рядом с дорогой в долине под брюхом вертолета показались железнодорожные пути. Они были уже очень близко. Гордунов знал этот маршрут вдоль шоссе N1, так как он ездил по нему несколько месяцев назад в ходе подготовки, маскируясь под помощника водителя-дальнобойщика. Шоссе и второстепенные дороги, ведущие к Хамельну, были впечатляющего качества, как в плане технического совершенства, так и в плане организации движения. Сейчас же на них царил хаос.

Периодически колонны снабжения НАТО двигались в восточном направлении, пытаясь разминуться с ползущим на запад потоком беженцев. На ключевых перекрестках солдаты военной полиции отчаянно пытались взять ситуацию под контроль, размахивая руками под нудным дождем. С появлением вертолетов десантно-штурмового батальона солдаты и беженцы разбегались, напуганные новой опасностью. Некоторые наиболее дисциплинированные солдаты пытались стрелять по волне вертолетов, но огонь из стрелкового оружия не волновал пилотов. Самые нервные летчики отвечали короткими разрушительными очередями из своих пулеметов Гатлинга.

Гордунов не останавливал их. Только не переусердствуйте. Террор был великолепным оружием. Он выучил уроки афганской войны. На войне значение имела только победа. Убей врага, пока он не убил тебя. Он убивали одного вашего, или даже просто пытались это сделать, а вы отвечали им убийством десятков или сотен.

Транспортные грузовики в оливковом камуфляже и отличные, ярко окрашенные немецкие гражданские машины взрывались огромными огненными шарами. Уцелевшие водители бросались в окружающие поля или отчаянно пытались проехать под огнем. Другие разбивались друг о друга. Мокрое от дождя лицо Гордунова не выражало ничего.

Он знал, как о нем отзывались в части, чтобы унизить, оскорбить и загнать туда, где ему якобы было место. «Афганский синдром». «Кровопийца». «Бешеный «Афганец». Клички, в конечном счете, исходящая от нервозности, трепета и даже страха тех, кто не шел в бой вместе с ним.

У разрушений на дорогах была цель. Посеять панику. Убедить врага, что он повержен. Убедить его, что сопротивление бесполезно и слишком дорого ему обойдется. Парализовать дороги. Обездвижить противника. Конечно, это палка о двух концах. Но, если повезет, британские и немецкие силы расчистят дороги как раз к подходу советских танковых соединений, которые направятся к переправе через Везер, к захваченным Гордуновым мостам.

Ваши люди погибали. Но вы не могли позволить этому ослабить вас. Крайне важно научиться относиться к ним как к ресурсам, которые нужно беречь по мере возможности, но быть способным пожертвовать ими, если будет нужно. В Афганистане, а теперь и в Германии, ракеты и очереди крупнокалиберных пулеметов прочерчивали небо, и вертолеты взрывались оранжево-желтыми сгустками огня, которые рассеивались черным дымом. Никто не мог выжить в этих огненных шарах.

Но это было в порядке вещей. Гордунов готовился к потере до половины своего батальона еще до того, как он достигнет цели. Но ПВО вдоль маршрута их полета была ослаблена. Он не знал точно, но из того, что видел своими глазами и из разговоров пилотов он мог заключить, что уцелело около семидесяти пяти процентов сил. Теперь все зависело от ПВО в самом Хамельне, и от того, что будет твориться в зоне высадки.

Рельсы, идущие параллельно шоссе N1, внезапно вошли в череду зданий города, втиснутого в долину по обоим берегам Везера. Он пролетели над первыми зданиями.

– «Сокол», что у тебя там? – Спросил Гордунов через микрофон гарнитуры, переключив рацию на передачу. Он хотел связаться с начальником штаба батальона, который находился в одном из вертолетов первой волны, идущей сразу за передовым отрядом.

Неразбериха сообщений пилотов забила сеть, одна передача мешала другой.

– «Орел», я «Ястреб», – вызвал его командир вертолетного звена. – Вижу железнодорожную станцию. Вывести из строя подвижной состав?

Гордунов уже мог рассмотреть расходящиеся воронкой железнодорожные пути.

– «Ястреб», я «Орел», – сказал он. – Огонь только по военным целям. Если есть любые составы с военными грузами, открывайте по ним огонь.

– Целей не вижу. Но здесь жарко. Попал под сильный пулеметный огонь.

Не дожидаясь приказов, пилот вертолета Гордунова отвернул с курса с намерением отойти подальше от станции.

– Черт тебя возьми, – крикнул ему Гордунов. – Следуй прямо к цели. Это ничто. Не нарушать строй.

Пилот исправно вернулся на курс. Но строй терял ровность.

Начальник штаба, майор Духонин, наконец, вышел на связь.

– «Орел», контакт на северном мосту. Там какие-то огни. И они движутся. Принимаю решение атаковать.

Да. Все правильно. Только пусть сначала уберутся с моста на берег, подумал Гордунов.

– «Орел», я «Сокол», – снова вышел на связь Духонин. – Наблюдаю танки на севере. Видимость плохая, но я насчитал, вроде бы, пять… может шесть. Движутся в восточном направлении, пересекая реку по понтонным мостам.

– «Шмелям», заняться ими, – приказал Гордунов, используя старый афганский жаргон. – «Ястреб», ты там не заснул?

– Работаю.

– «Сокол», они могут помешать высадке?

– Не уверен. Им придется отойти назад. Черт подери, красота. Атакуем.

– Начать высадку.

Даже через наушники гарнитуры Гордунов услышал пуски ракет и отдаленные взрывы.

– Мы достали их! Один танк подбит посреди реки, горит синим пламенем. Еще два на берегу. Потерь нет.

Справа от себя Гордунов заметил, как один из транспортных вертолетов врезался в высотное здание, как будто пилот сделал это нарочно. Еще одна история, о которой никто не расскажет, подумал он. Он уже видел такие примеры бессмысленных смертей во время десантных операций. Пилоты ошибались, или на мгновение теряли управление, и вертолет врезался в склоны гор. Взрывная волна, казалось, смахнула капли дождя с его лица.

Еще меньше ресурсов для выполнения поставленной задачи. Захватить и удержать северный мост любой ценой. По возможности захватить южный мост. Уничтожить понтонные мосты, если не будет возможности взять их под контроль.

Командирский вертолет ушел вправо из строя, заходя в атаку.

– Не стрелять по движущимся целям на мосту, – приказал Гордунов. – Пусть сначала уберутся оттуда.

– Я «Сокол». Высадились на западном берегу. Направил передовые группы к мосту, – доложил майор Духонин. – Готов выдвигаться следом.

– Вперед, – приказал Гордунов пилоту.

Через несколько мгновений их вертолет в сопровождении еще двух двинулся на север, прочь от намеченной зоны высадки на юге города у южного моста. Передовые группы десантировались на противоположном берегу, чтобы захватить главный, северный мост. План предусматривал, что Гордунов, взвод управления и два штурмовых взвода спецназа десантируются на крышу здания больницы, с которого открывался отличный вид на подходы к мостам, и откуда Гордунов смог бы командовать своим батальоном. Еще одна группа спецназа должна была блокировать подходы с северо-востока, но была потеряна в полете. Теперь подходы по шоссе с севера были оголены. А Духонин видел там танки.

Скоро показалась больница, вынырнув из промежутков между окружающими зданиями. Гордунов увидел реку. И мост. Горящий остов боевой машины пехоты стоял у восточного подхода. Последние случайные машины отчаянно пытались достичь западного берега.

Гордунов ощущал давление происходящих событий. У него было время только для одной короткой передачи.

– «Ястреб», ударным вертолетам работать по целям на севере и западе. Не выходить из района, пока не очистите те понтонные переправы на севере, или я тебя своими руками придушу.

Гордунов отстегнул ремень безопасности и посмотрел через плечо. Группа была готова к работе. Напуганные. Лица отражали гремучую смесь решимости и страха.

– Сейчас медленно. Медленно, черт подери, – сказал он пилоту.

Он снял гарнитуру и подался вперед. Надел шлем и взял в руки автомат. Вертолет медленно двигался, паря над плоской крышей здания, достаточно высоко, чтобы не столкнуться с вентиляционными трубами.

Очень поганый момент. И не важно, в который раз.

Только бы не на трубу, следить за трубами…

Гордунов прыгнул через дверь, скользнув одной ногой по мокрому полу десантного отсека. Прыгая, он сразу ощутил присутствие следующего человека за ним.

Он приземлился на одну ногу и упал от боли. Черт возьми, подумал он, злясь на собственную неуклюжесть. Правая нога. Кажется, лодыжка. Он не мог понять, что именно болело.

Так. Нужно действовать.

Гордунов сжал оружие, как будто мог выдавить из себя боль. Мелкий дождь теребил шею под ободом шлема. Взрыв ударил по ушам. Он поднялся, злясь на неудачу. Противотанковая ракета с шипением сошла с направляющей пролетавшего поблизости вертолета и погналась за целью где-то на севере. Несколькими секундами позже Гордунов услышал лязг и грохот.

Только не перелом, сказал Гордунов ноге. Ты не можешь быть сломана, черт тебя подери. И заставил себя привстать и осмотреться.

Южная часть крыши была чиста. Он слышал голоса своих. Кто-то выкрикивал имена. Ян. Жора. Миша.

Кто-то коснулся рукой спины Гордунова.

– Что с вами, товарищ подполковник?

Гордунов хмыкнул и оттолкнул руку. Хаотичный огонь из стрелкового оружия звучал отовсюду.

– Первый взвод сообщает, что в здании чисто. Сопротивления нет. Но больница переполнена.

Это был капитан Левин, заместитель командира по политической части, сопляк, выучившийся цитировать Ленина и нынешних партийных шишек. Гордунов подозревал, что он даже верил половине, если не больше всей этой мути. И очень хотел быть настоящим солдатом. Ну что же, капитан Левин, вам представился шанс.

Гордунов приподнялся на колени за низкой стенкой какого-то сооружения на крыше. Мучительная боль определенно исходила из лодыжки. Возможно, просто растяжение, подумал он. Растяжение могло болеть сильнее, чем перелом.

Он заключил со своим телом сделку. Он вытерпит любую боль, только бы лодыжка не была сломана.

– Связист! Бронч! – Крикнул Гордунов. – Сюда, черт т-т-ебя подери. Мне нужна связь.

Солдаты взвода управления занимали позиции вдоль крыши. Один из стрелков быстро высунулся из-за парапета и дал очередь по улице. Он не разложил приклад автомата, так что слабо мог контролировать отдачу. Но затем присел еще ниже, почти карикатурно, и дал вторую очередь. Затем парень нырнул под защиту парапета.

Гордунов понимал, что парень сам не знал, в кого стреляет. Он знал, что в бою многие чувствуют себя уверенно, только если стреляют из оружия. А других приходилось уговаривать кулаками, чтобы заставить сделать один-единственный выстрел.

Сержант Брончевич протянул ему микрофон.

– Батальон на связи, товарищ командир.

Гордунов схватил микрофон.

– Переключи на командование, – сказал он связисту. Вертолет, затем другой прошли над ними, уходя один за другим.

Что за черт? Гордунов знал, что вертолеты еще не закончили зачистку зоны операции.

– Бронч, дай летунов. Быстрее!

Сержант Брончевич лихорадочно заработал переключателями. Его карманы были набиты карточками и распечатками. Между тем, заработала связь с батальоном. Раздался голос майора Духонина:

– Эти сукины дети уходят, вертушки уходят! «Орел», у меня еще танки на подходе.

– Я знаю, твою мать. Пытаюсь связаться с ними. Буду на связи.

Загрохотал крупнокалиберный пулемет. Не советский. Еще пара вертолетов прошла над головой. Гордунов попытался встать, изо всех сил махая им руками, пытаясь хотя бы так привлечь их внимание.

Они уходили. Эти твари уходили.

* * *

… Пройдя низко над деревьями, вертолеты высадили их в пересохшем скалистом ущелье. Душманы очень терпеливо поджидали их. Дикари с великолепной выдержкой. Они подождали, пока вертолеты уйдут и открыли по позициям роты огонь со всех направлений. Казалось, сами горы ожили, окатывая их чудовищными плевками. И Гордунов видел, как его люди падают вокруг, словно в кино. Вертолетчики всегда бросали работу слишком рано. Из-за страха. И Гордунов ждал смерти на том перевале в той бесполезной земле. Они ждали весь день. Всю ночь. Когда помощь прибыла на следующий день, от роты осталось только одиннадцать человек. Гордунов не понимал, почему душманы не пришли, чтобы прикончить их. Когда они вернулись на базу, он оставил десятерых подчиненных и молча пошел в расположение летчиков. Там он разбил морду первому попавшемуся пилоту, потом набросился на следующего и еще одного, называя их трусам и сукиными детьми. Потребовалось полдесятка солдат, чтобы утихомирить его. Но, в конце концов, он отделался устным выговором. Его уже считали несколько сдвинутым, поэтому дали медаль в качестве компенсации за потерянную роту, а вертолеты продолжили как можно скорее покидать зону боевых действий. Но Гордунова это больше не заботило. Он просто убивал всех врагов, кого было возможно, и сам ждал смерти. Здесь он ждал другого. Глупость, сумасшествие.

– Товарищ командир, – смущенно, нервным голосом сказал Бронч. – Я не могу связаться с летчиками. Они не отвечают.

Гордунову захотелось ударить его. Но он удержался. Это не принесет никакой пользы. Внезапно он расслабился, как будто в присутствии старого друга. Даже боль в лодыжке, казалось, утихла.

Так. Ситуация. Они были сами по себе. Как тогда, в горах. То есть только бой и все равно, что творится в мире. Гордунов испытал знакомый прилив возбуждения.

– Левин!

Замполит послушно посмотрел на него. Он был самым раздражающе-добросовестным офицером из всех, кого Гордунов знал. Он выполнял все предписания Партии и многие другие. Не пил. Изучал тактику, потому что замполит должен быть готов заменить павшего товарища в бою. Проводил на полигоне больше времени, чем иные командиры рот. И у него была привлекательная жена, которая ему изменяла. Гордунов не ждал слишком многого от замполитов. Но он презирал любого мужчину, который позволял женщине манипулировать собой или доставлять себе неудобство. При разработке плана операции Левин высказывался против высадки на крыше больницы, хотя это была единственная точка, с которой можно было надежно контролировать район моста. Гордунов сомневался, что противник будет испытывать какие-то угрызения совести относительно этого здания. Но Левин распинался о законах войны и бесчисленных параграфах вздорных правил. Гордунову и самому не нравилась идея использовать больницу, но это был вопрос практичности. Теперь он собирался дать капитану-рогоносцу шанс применить на практике некоторые знания, которые тот так старательно зазубривал и втискивал в свой ограниченный ум.

– Левин, бери первое отделение и двигайся к мосту. Подавить любое сопротивление. Оставь пулеметчика на крыше, чтобы он мог прикрыть вас. Просто очистите подходы к мосту и держитесь до подхода Духонина. И следи за севером, там могут быть танки. Мы прикроем вас отсюда, но смотрите в оба. Понял?

Замполит отдал честь.

Гордунов опустил его руку вниз.

– Не надо показухи. Это не ноябрьский парад на Красной площади.

– Товарищ командир, – вмешался Бронч. – Рация заработала.

Левин побежал по крыше, собирая первое отделение. Гордунов еще не знал, что делать. Он решил сообщить в штаб, что они прибыли к цели и закрепились. Он полез в нагрудный карман и вытащил небольшой блокнот, перелистывая страницы. Было все труднее видеть что-то в дождливых сумерках.

Бронч ждал, чтобы передать сообщение.

Гордунов, наконец, передал ему код сообщения: приблизительный процент уцелевших сил, характер боевых действий, а также то, что главный мост цел. Затем он тщательно спрятал блокнот обратно в карман.

Стрельба на ближайшем берегу реки не давала возможности понять, что там происходит. Возможно, шла перестрелка с охраной моста, скорее всего, это были военные полицейские и несколько солдат усиления. Но на западной стороне моста стрельба была значительно более интенсивной. Духонин вел действительно серьезный бой.

– «Сокол», я «Орел». Докладывай.

Голос Духонина ясно давал понять, что тот находится в боевой обстановке.

– Ведем бой с танками противника. Они уничтожили последние вертолеты на земле. По крайней мере, один взвод ездит туда-сюда, играя с нами в прятки. Старые танки, похожи на эм-сорок восьмые. Немецкие. Похоже, резервисты. Но проблем хватает.

– Кто-нибудь пробился к мосту?

– Пока нет. Рота Карченко пытается пробиться к нему. Но тут пока слишком много проблем.

– Послушай, я не думаю, что мост заминирован. Просто нутром чую. Но Карченко нужно пробиться к мосту, пока в чью-то голову не пришло исправить это упущение. У меня хороший обзор, но я не могу прикрыть все подходы. Гони Карченко пинками. И запусти танки в город. Там их проще бить из зданий. Особенно в темноте.

– Вас понял. Выполняю.

– «Гриф», я «Орел», прием.

– Я «Гриф», – ответил капитан Ануреев, командир южной группы. – Слышу вас слабо.

– Просто скажи, что у вас происходит.

– Сопротивления нет. Отдельные столкновения. У меня вся рота и половина минометного взвода. Похоже, летуны по ошибке высадили взвод ПТО на другом берегу.

– Что с боеприпасами?

– Они просто сбросили ящики. Мы разбираем их сейчас. Половина разбита. Я думаю, что транспорты были сбиты.

– Потом покопаетесь. Возьмите под контроль южный мост так быстро, как это возможно. Будьте готовы поддержать наши силы у северного. И мне нужно точно знать, какие силы в нашем распоряжении. Собери всех, пока не стало слишком темно.

– Мы потеряли, как минимум, роту. И взвод ПВО.

– Саперы?

– Я не видел их. Они могут быть вместе с противотанковым взводом.

– Выясните это. И быстрее выдвигайтесь.

Вдали выстрелил танк. Где-то за рекой. Похоже, Духонин был прав. Резервисты. Для орудия не было целей. Здесь, в тесноте улиц могли применяться только пулеметы. Если вас, конечно, не загнали в угол.

Бронч подошел к нему.

– Передача прошла, товарищ командир. Командование передает вам поздравления.

– Они могут оставить их себе. Собери ребят и найди хорошую позицию на верхнем этаже. Мы не можем все стоять здесь. И я не могу потерять рацию.

Бронч отошел. Гордунов уважал его как связиста. Парень бы радиолюбителем еще в школьные годы, активно участвуя в ДОСААФ, организации, созданной для обучения молодежи основам военной подготовки. Он мог сделать антенну из всего, кроме куска мяса. Рация работала бесперебойно, что не всегда бывало нормой за долгие годы службы Гордунова.

Гордунов расстегнул застежки и распустил шнурки правого ботинка. Затем он затянул шнурки так крепко, что боль от сдавливания заглушила боль в ноге. Нужно было двигаться. Гордунов ощущал, как ситуация выходит из-под контроля. Они были так близко. Он был в ярости оттого, что оба моста еще не были захвачены.

Гордунов скомандовал сержанту принять командование остатками штурмового взвода. Приказал прикрывать подходы к мосту. Затем он начал спускаться по лестнице, крепко ухватившись рукой за перила, как только вышел из поля зрения солдат. Боль была непредвиденным, нелепым врагом.

Внутри больницы, казалось, был свой отдельный мир. Истерично плакала медсестра. Несмотря на надвигающуюся темноту, коридоры были ярко освещены. Воздух был сухим и теплым. Несколько сестер и врачей стояли в коридорах, готовые вступиться за больных. Было заметно, что в больнице много раненых с передовой.

Плач медсестры перерос в крик. Гордунов подошел к старейшему врачу, полагая, что тот сможет ответить.

– Заткни эту шкуру, – сказал ему Гордунов по-русски. – И выключи долбаный свет.

Врач не понял. Он коснулся рукава Гордунова, затараторив что-то непонятное по-немецки. Гордунов оттолкнул его, и когда врач попытался снова, он направил ему в лицо автомат. Затем он прицелился в одну из потолочных ламп и дал очередь.

– Понял? – Спросил его Гордунов. Он выстрелил в другую лампу. Врачи и медсестры бросились на пол. Гордунов подозвал одного из солдат, стоявших сложа руки.

– Боец, убери людей из коридора. И проследи, чтобы они выключили свет во всем здании.

Пулеметчик и автоматчик прикрывали главный вход на первом этаже. Гордунов приказал автоматчику следовать за ним, потому что не знал, сколько еще сможет терпеть боль в лодыжке, и хотел иметь возможность отправить кого-то с сообщением.

Автоматный огонь заставил его укрыться за автомобилями на стоянке. Мост был совсем рядом, но, чтобы попасть к нему, нужно было пересечь широкую открытую площадь перед ведущей к мосту дорогой. Группа солдат противника расположилась в здании напротив и блокировала подход. На самой улице не было никакого движения, только горели несколько уничтоженных автомобилей и дымились обломки боевой машины пехоты, уничтоженной вертолетами.

Не было никаких признаков присутствия Левина или отделения, перешедшего под его командование. Убью этого сученка, подумал Гордунов, размышляя, куда делся замполит. Гордунов пожалел, что не высадил больше людей на крыше больницы. Это было настолько рискованным, что он даже не поставил командование в известность об этой небольшой детали операции. Слишком многие офицеры авиации и ВДВ не были в Афганистане. Слишком многие из них были мягкими и безвольными, такими, как Левин, и возражали бы даже против малейшего использования здания больницы. Гордунову казалось, что ему приходилось бороться с врагами по обе стороны линии фронта.

– Возвращайся, – сказал Гордунов солдату. – Занять позицию на крыше. – Гордунов указал на юго-западный угол здания больницы. – Передай сержанту Дуброву приказ сосредоточить огонь на противоположной стороне улицы…

Прежде, чем солдат смог побежать прочь, взрыв гранаты осветил здание магазина на противоположной стороне улицы, выбивая последние уцелевшие стекла в витринах. Сразу после взрыва темные фигуры бросились на штурм вражеских позиций. В считанные секунды автоматные очереди залили здание, и вражеские солдаты повыскакивали с поднятыми руками, что-то крича на иностранном языке.

Подход к мосту был чист.

Капитан Левин со своим отделением обошел вражескую позицию с тыла. Гордунов испытал одновременно и облегчение, так как насущная проблема была решена, и, в тоже время, определенное смущение оттого, что замполит оказался настолько хорош.

Гордунов поймал солдата за руку.

– Забудь все, что я говорил. Просто поднимись наверх и скажи сержанту Брончевичу прибыть сюда с рацией. Понял меня?

Солдат кивнул. На его лице явно читался страх. Кого он боялся больше – боя или командира, Гордунов не мог сказать.

Когда солдат убежал назад к больнице, Гордунов короткими перебежками направился через улицу, укрываясь за машинами, на случай, если поблизости остались еще вражеские солдаты. Каждый шаг отзывался болью в лодыжке.

Левин уже отправил отделение дальше к мосту. На том берегу продолжался бой, но на этом никто больше не стрелял. Левин был взволнован, но доволен. Его восторг от выполнения поставленной задачи делал его похожим на подростка.

– Товарищ командир, мы взяли пленных.

– Я видел.

– Их больше. Мы застали их врасплох. – Он повернулся к проходу. – Сержант… Приведите пленных.

Ночная темнота полностью сгустилась вокруг. Но свет, исходящий от горящих машин, освещал восемь человек в чужой форме; всем им было под тридцать или даже больше, а некоторые явно были не в той физической форме, чтобы быть солдатами.

– Они засели на дороге, – сказал Левин. – Я думаю, они просто пытались решить, что будут делать. А мы пришли и помогли им определиться.

– Вы разбираетесь в форме. Это немцы?

– Так точно, товарищ командир. Срочники. Этот имеет звание, аналогичное старшему сержанту.

Пленные выглядели жалко. В Афганистане, если удавалось захватить пленных, у них было только два возможных выражения лица. Они смотрели либо с мрачным вызовом, либо так, как будто уже были мертвы. Каковыми вскоре и становились. Но эти смотрели испуганно, удивленно, робко. Они действительно не были похожи на настоящих солдат.

– Остальные британцы. Те, что стреляли. Мы взяли троих.

Где-то далеко раздало два последовательных выстрела из танковых орудий. Над низкой аркой моста темноту ночи прорезали трассеры. Дождь ослабел так, что почти прекратился, и влажный воздух у реки пропитался резким запахом боя.

– Этот город, – Левин продолжал свою речь с нервным возбуждением в голосе. – Вы должны увидеть, чтобы поверить, товарищ командир. Когда мы обходили противника, мы прошли вон там. – Левин указал на темный переулок. – Это просто музей. Так красиво. Домам в центре города, должно быть, четыреста-пятьсот лет. Это самый красивый город, какой я только видел…

– Мы здесь не на экскурсии, – оборвал его Гордунов.

– Так точно, товарищ командир. Я понимаю это. Я только хотел сказать, что мы должны постараться свести к минимуму ненужные разрушения.

Гордунов ошарашено посмотрел на замполита. Он не мог понять, в каких облаках тот витал.

– Мы должны постараться не вести боев в старой части города, – продолжил Левин.

Гордунов схватил его за гимнастерку и оттолкнул к ближайшей стене. В Афганистане при зачистках вы вольны были поступать с кишлаками на свое усмотрение. Кишлаки были смертельно опасны для солдат и бронетехники. Когда какой-то кишлак был виновен в поддержке душманов, его окружали бронетехникой. Потом очень высоко проходили самолеты, обрушивая на него бомбы. Потом бронетехника, артиллерия и танки несколько часов вели огонь по развалинам. Наконец, когда пехота входила в остатки кишлака, там все равно оставались снайперы, которые появлялись из лабиринта подземных тоннелей. Как крысы. Гордунов ненавидел бои в городах и селах. Он любил чистое поле. Но постоянно были случаи, когда офицеры бесполезной Афганской Народной армии приводили свои войска в засады. И советским десантникам приходилось выручать их. Хуже всего, когда бои шли в городе. Города были сплошной смертью.

Замполит не пытался защищаться. Он только недоуменно смотрел на Гордунова. Было очевидно, что они не понимают друг друга.

Гордунов отпустил молодого офицера.

– Радуйся, – сказал он Левину. – Просто радуйся… Если завтра в это же время ты будешь жив.

Сержант Брончевич спешил к нему через бардак на улице, неся на спине рацию. Несмотря на темноту, он быстро нашел Гордунова, как будто его вел инстинкт.

– Товарищ командир, «Сокол» срочно вызывает вас.

Гордунов взял у него микрофон.

– «Сокол», я «Орел».

Сначала Гордунов не узнал голос в микрофоне.

– Я «Сокол». Майор Духонин погиб. Нас теснят. Мы рассеяны.

Это был Карченко, командир роты. Гордунов ожидал от него большего самообладания.

– Я «Орел». Возьми себя в руки. Что с мостом? Мы можем выдвигаться к вам?

– Я не знаю. Мы взяли мост под контроль. Но здесь полно английских солдат. И немецкие танки дальше в городе. Их действия несогласованны. Но они здесь везде.