Текст книги "Мой профессор (ЛП)"
Автор книги: Р. С. Грей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
– Просто чтобы внести ясность, я пытаюсь держаться от тебя на расстоянии, как ты и просил. Это ты держишь меня за руку.
Его взгляд пронзает меня насквозь.
– Не будь ребенком.
– Я не ребенок. Ты лучше всех знаешь, что мой день рождения только что прошел. Вряд ли двадцатипятилетний человек – это ребенок.
– Дело не в возрасте. А в том, что ты такая наивная и капризная. Даже сейчас тебе нелегко пойти со мной, мне приходится тащить тебя по коридору.
Я чуть не смеюсь.
– Может, хоть раз попробуешь быть вежливым? – я привожу ему примеры. – Эмелия, пожалуйста, пойдем со мной. Или даже, Эмелия, возьми меня за руку.
Его хватка на моем предплечье только усиливается.
– Ты бы не отреагировала, и мы оба это знаем.
Его слова испепеляют меня.
Как он это делает? Как он может копаться во мне и так легко находить эту жемчужину правды? Никто другой не может, так почему же он?
Я должна молчать и позволить всему этому поскорее закончиться. Он оставит меня на тротуаре и поспешит обратно на вечеринку, чтобы поболтать со всеми своими богатыми, модными друзьями. Красивые женщины будут весь вечер любоваться на него в смокинге, и я так завидую, что готова закричать. Я хочу большего. Хочу спрятаться под воздействием двух своих напитков и притвориться, что все это не имеет значения. Все это нереально. Завтра все будет как прежде.
Мы подходим к тяжелой металлической двери, и он распахивает ее.
Черный внедорожник уже стоит на холостом ходу у обочины.
Я паникую, когда он тянет меня к нему. Возможность почти упущена.
– Вы ничего не сказали о моем платье, профессор Барклай.
– Ты же не хочешь услышать, что я думаю о тебе в этом платье.
О, но я хочу. Очень-очень хочу.
– Одно слово не повредит, – говорю я, невинно улыбаясь.
Он открывает заднюю дверь машины и усаживает меня внутрь. Его голубые глаза находятся на одном уровне с моими, когда он наклоняется, чтобы пристегнуть меня ремнем безопасности.
– Смертельно.
Затем дверь захлопывается, и я остаюсь одна на заднем сиденье, моргая.
Думаю об этом слове всю дорогу домой, сдерживая самодовольную улыбку. Затем, уже лежа в постели, я просматриваю определение, просто чтобы убедиться, что улавливаю каждый нюанс его комплимента (или это была критика?).
Смертельно (прилагательное):
1) относящийся к смерти или вызывающий ее.
2) наносящий серьезный ущерб или разрушительный.
3) очень мощный или эффективный.
Глава 15
Джонатан
Думаю, что если буду бежать достаточно быстро и упорно, то смогу убежать от своих чувств к Эмелии.
Бегу по тротуару, пока не чувствую, что мои колени вот-вот взорвутся. Мне следовало остановиться две мили назад, но все еще не удалось подавить безумное желание наброситься на свою бедную маленькую сотрудницу, поэтому я продолжаю наказывать себя.
Сегодня понедельник после гала-концерта, а я не могу перестать думать о ней. Я не поэт, но мог бы написать сонет о ней в этом красном платье. Я увидел ее с другого конца бального зала, когда она пробиралась сквозь толпу к выходу. Ее голова была опущена, и она изо всех сил старалась незаметно обходить людей и оставаться в тени. Она и не подозревала, что осветила эту комнату, как фейерверк. Соблазнительница в красном. Женщина, которой я всецело хотел обладать.
Тяжелые, темные дождевые тучи словно подражают моему настроению.
Звонок от матери прерывает мои мысли и пробежку, и я принимаю его, надеясь, что она окажется хорошим отвлекающим фактором.
– Я смотрю фотографии субботнего вечера, – говорит она мне. – Вижу, ты пропустил рекламный баннер. Неужели ты не мог вежливо постоять и улыбнуться ради благотворительности? Они могли бы разместить изображения по всему сайту. Хотя неважно, зато им удалось поймать тебя внутри, когда ты стоял с Кристофером и какой-то женщиной в красном платье, и именно поэтому я звоню.
– Ты шутишь.
Я был с Эмелией на публике всего одну секунду. Полсекунды. Как они смогли нас сфотографировать?
– Она сногсшибательна. Я отправила ее фотографию твоей сестре, и мы обе думаем, что у вас получились бы прекрасные дети.
Медленно иду, тяжело дыша после бега.
– Я вешаю трубку.
– Не раздражайся. Вижу, что между вами большая разница в возрасте, но между нами с твоим отцом тоже, и это только придает пикантности…
Она не успевает закончить фразу, как я вешаю трубку.
Через несколько секунд телефон вибрирует от сообщения: «О, с тобой неинтересно. Жду новостей о мисс Брюнетке. Как я уже сказала, СНОГСШИБАТЕЛЬНАЯ».
Спасибо ей за то, что помогает мне забыть об Эмелии.
Засовываю телефон в карман и поворачиваю обратно к дому, наконец-то готовый сдаться. Я нахожусь в миле от своего дома, когда темные тучи, которые насмехаются надо мной всю пробежку, наконец решают выложить свои карты. Крупные капли дождя обрушиваются на меня, когда я вбегаю на крыльцо и вхожу в парадную дверь.
Стаскиваю с себя грязные ботинки, рубашку и шорты, бросаю одежду в прачечную и иду в душ.
Через несколько минут я отправлюсь на работу и переживу еще один день совсем рядом с Эмелией. Я изо всех сил стараюсь держаться от нее на расстоянии, оказывать ей ту же любезность, что и она мне. Не только для того, чтобы избежать лицемерия, но и потому, что пытаюсь делать то, что правильно, то, что должно быть сделано.
И все равно, когда захожу в офис, я ищу ее, но не по своей воле, а из-за какой-то врожденной потребности. Не могу сопротивляться этому желанию точно так же, как и своему следующему вдоху. Она с командой, разговаривает с Льюисом и Дагом. Выглядит прелестно, стильно, молодо. Она не замечает, как я прохожу мимо, и я рад этому. В субботу я переступил черту. Мне следовало позволить ей уйти через парадную дверь и не утруждать себя вызовом машины. Она бы прекрасно добралась до дома. Мне не нужно было звонить своему водителю и проверять, видел ли он, как она благополучно добралась до квартиры.
Чтобы продолжать свои попытки держаться от нее подальше, я пытаюсь соблюдать диету воздержания до конца дня. Не прохожу мимо ее стола, если это возможно. Более того, я даже не выхожу из своего кабинета. Мне доставляют обед. Кэндис приносит его, комментируя, что мои склонности к трудоголизму берут надо мной верх, но вместо того, чтобы слушать ее, я слегка откидываюсь на стуле, чтобы посмотреть, хорошо ли мне видно коридор – стол Эмелии. Так и есть, но ее там нет. Бл*дь.
Кристофер находит меня после обеда. Мы должны пересмотреть планы по проекту Бостонской гавани. Задаю ему вопрос об электрической схеме, и когда он с ходу не отвечает, я раздраженно вздыхаю.
Он смеется над моей чрезмерной реакцией.
– Господи, что с тобой? Не пойми меня неправильно, обычно ты мудак, но в последнее время стал еще хуже. Сделай мне одолжение, сходи на чертову пробежку или еще куда-нибудь.
– Я уже пробовал.
– Точно. Ну, а как насчет Миранды? Сможет ли она приехать в город? Может быть, она решила бы твою проблему.
Миранда – не та, кто мне нужен, и судьбе это известно.
Уже больше шести вечера, когда я позволяю себе покинуть офис, а дождь, начавшийся утром, так и не утихает. Я выезжаю с подземной парковки «Бэнкс и Барклай» и включаю дворники. Из-за погоды движение на дорогах становится все более плотным, и час пик этому не способствует. Застреваю в пробке прямо перед зданием, смотрю в зеркало заднего вида и замечаю Эмелию, идущую по тротуару и сражающуюся с ливнем. Ее зонтик хлопает на ветру, а потом она роняет что-то на землю, и ей приходится наклоняться, чтобы поднять.
Мысленно отчитываю ее за то, что она не позаботилась о себе лучше, не составила план действий на случай такого дождливого дня.
Продолжай ехать. Она – не твоя проблема. Она промокнет, но выживет.
Поток машин движется, и вместо того, чтобы следовать за ним, я осторожно сворачиваю к тротуару и распахиваю дверь со стороны пассажира как раз вовремя, чтобы случайно напугать ее до усрачки.
Мой тон более раздражительный, чем хотелось бы, когда я говорю ей садиться.
Широко раскрытые глаза Эмелии устремляются назад, туда, откуда она пришла, а затем вперед, словно оценивая свои возможности.
Машина позади меня сигналит.
– Садись, Эмелия.
Она вздрагивает от моего тона, прежде чем закрыть зонтик и забраться внутрь. При этом она умудряется разбрызгать воду повсюду.
– Извини, – это первое, что она говорит, закрывая дверь и пристегивая ремень безопасности. Сначала я думаю, что она извиняется за воду, но, возможно, и за то, что не послушала меня в первый раз, когда я велел ей сесть в машину.
– Почему ты шла пешком? – спрашиваю я, снова вливаясь в поток машин.
Какофония гудков, которые присоединились после первого, наконец смолкает.
– Я всегда хожу пешком.
– В следующий раз вызывай Uber, – грубо говорю я.
– В следующий раз я поступлю так, как захочу.
Ее ответ, произнесенный шепотом, не разряжает обстановку. Она уже должна знать это.
Эмелия сидит лицом к пассажирскому окну, ее тело наклонено как можно дальше от меня. Она не показывает мне своего лица, и я подавляю желание потребовать, чтобы она посмотрела на меня. Весь день я хотел увидеть ее, и теперь, когда у меня наконец появляется шанс, она мне не позволяет.
– Ты насквозь промокла.
– Если ты беспокоишься о машине, я заплачу за чистку.
Она дрожит, и я включаю обогрев, убедившись, что вентиляционное отверстие направлено на нее.
– Ты что, не проверила, какая сегодня погода?
– Я не думала, что будет так плохо. Если ты собираешься продолжать в том же духе, просто высади меня. Остаток пути я пройду пешком.
Убеждаюсь, что двери заперты, и, клянусь, уголок ее рта приподнимается в интимной улыбке.
Эмелия, ты соблазняешь меня только этим – полускрытой, едва заметной улыбкой.
Крепче сжимаю руль и выключаю музыку, раздраженный медленной грустной песней, которая играет.
Проходит несколько мгновений, и я думаю, что мы всю поездку проведем в тишине, но она слегка сдвигается, позволяя мне мельком увидеть ее профиль. Я оглядываюсь и вижу, как она осматривает окружающую обстановку.
– У тебя очень хорошая машина.
– Прибегаешь к лести?
– Просто пытаюсь завязать вежливую беседу. Мы никогда этого не делали. Я хотела узнать, возможно ли это.
– Нет.
Вежливость не в моей компетенции.
– Значит, можно молчать? Отлично. Можешь сделать вид, что меня здесь нет.
– Это невозможно. С тебя все еще капает вода.
Движение впереди замедляется, и мы снова оказываемся в пробке.
Она полностью поворачивается ко мне, вероятно, сыта по горло моими выходками.
– Тогда что же нам делать, чтобы скоротать время? Ты не хочешь со мной разговаривать и не даешь мне спокойно посидеть.
О… возможности.
Вместо того чтобы дать волю своей порочности, я спрашиваю ее, где она живет.
Она закатывает глаза.
– Через несколько миль повернешь направо. Я живу довольно далеко. Как я уже сказала… ты можешь высадить меня в любое время.
Я хмурюсь.
– Почему ты живешь так далеко?
Она невозмутимо пожимает плечами.
– Потому что переехала в последнюю минуту. С деньгами туго. В городе нехватка жилья. Это достаточная причина?
– Почему туго с деньгами?
– Не твое собачье дело.
– Должны ли мы платить тебе больше?
– Конечно. Давай. Повысь мне зарплату. Я не буду тебя останавливать. Но если ты не погасишь мои студенческие ссуды и долги по кредитной карте, то в обозримом будущем я буду жить от зарплаты до зарплаты.
– Почему у тебя задолженность по кредитной карте?
Она смотрит в окно, пытаясь отгородиться от меня.
– Опять же… не твое дело.
– Ты небрежна в тратах?
Она раздраженно вскидывает руки.
– Да. Ты поймал меня. Я люблю покупать дорогие вещи, которые не могу себе позволить. Я капризна, глупа и не умею распоряжаться деньгами. Мой шкаф до краев забит всякими модными вещами.
– Ты закончила?
– Ты закончил?
Я умеряю пыл, прекрасно понимая, что никому из нас это больше не нужно.
– Итак, ты взяла кредит, потому что не могла позволить себе колледж и израсходовала все деньги с кредитных карт, потому что не могла работать во время учебы, если не хотела получать хорошие оценки и иметь время на стажировку…
Она не подтверждает и не опровергает мои подозрения, но я знаю, что прав.
– Может, нам поменяться ролями, профессор Барклай? – ее взгляд, кажется, видит меня насквозь. – На что ты тратишь деньги? Дорогой алкоголь? Дизайнерские костюмы? Женщины?
Даже не отвечаю ей, что, как я знаю, раздражает ее.
Она ерзает на сидении, одергивая платье так, чтобы подол был ближе к коленям.
Мои мысли становятся гнусными.
Возбужденный ее раздражительностью, я хочу протянуть руку и просунуть ее между ног, раздвинуть бедра ровно настолько, чтобы моя рука достигла своей конечной цели. Я прослеживаю воображаемый путь моих пальцев, и когда понимаю, что она наблюдает за мной, перевожу взгляд обратно на дорогу.
– Поверни направо на следующей улице.
У нее звонит телефон. Она проверяет его, затем отключает, собираясь отправить на голосовую почту, вероятно, из вежливости.
– Ответь, – настаиваю я, включая поворотник.
Она отвечает, прижимает телефон к уху и прислоняется к окну.
– Эй… э-э, я не могу говорить.
В тишине машины я слышу, как на другом конце линии говорит женщина.
– Ты все еще на работе?
– Нет, меня везут домой.
– Кто? Этот парень, Зак?
– Нет.
– Тогда кто же?
Она не отвечает.
– ЭМЕЛИЯ.
Она вешает трубку.
– Кто такой Зак?
Она вздыхает.
– Неужели твои плохие манеры не знают границ? Я помню, как давным-давно ты отругал меня на одной из своих лекций за то, что я подслушивала.
Не слушаю ее разглагольствования. У меня одностороннее мышление.
– Тот парень со светлыми волосами?
– Да. – Она указывает в окно. – Поверни налево на этой улице.
– С чего бы ему подвозить тебя домой?
– Потому что он мой друг. Вон то здание, справа.
– Заброшенное?
Подъезжаю к обочине, и, прежде чем успеваю припарковаться, Эмелия уже собирает свои вещи и распахивает дверь. Она поспешно выскакивает из машины, пытаясь убежать от меня, но я включаю аварийку и выхожу.
– Я провожу тебя, – говорю я, огибая машину и забирая зонтик у нее из рук.
– Не стоит.
Не обращая внимания, беру ее вещи, говоря себе, что всего лишь пытаюсь облегчить ее ношу, а затем машу ей, чтобы она шла вперед. Спорить бессмысленно. Меня не остановить, и она это знает.
Ее квартира расположена в здании, которое выглядит так, словно за ним не ухаживали более десяти лет. Перила крыльца перекошены и недостаточно надежны, чтобы выдержать какой-либо вес. Внутри ощутимо воняет. Линолеум на полу в прихожей отслаивается, а в дальнем углу просто свалены мешки для мусора (вероятно, это и есть источник запаха). Эмелия направляется к лестнице и ведет меня на третий этаж, мимо громких телевизоров и орущих соседей.
– Как ты нашла это место? – спрашиваю я, когда она достает ключ и отпирает дверь.
– На Craigslist2. Я снимаю его у одной девушки.
Дверь заедает, и ее приходится приподнимать, одновременно наваливаясь всем весом, чтобы открыть. Затем передо мной открывается ее маленькая студия.
Квадратная комната с двуспальной кроватью, угловой кухней и маленьким столом с двумя складными стульями. Мебели здесь самый минимум, но она сделала все возможное, чтобы украсить помещение и создать в нем ощущение тепла. Кровать аккуратно застелена огромным стеганым одеялом и кремовым пледом в изножье. Стол застелен желтой клетчатой скатертью, а на стене над ним висит доска с фотографиями и памятными вещами.
Я приглашаю себя войти и подхожу ближе, разглядывая фотографию на доске, которая, должно быть, сделана еще во времена ее учебы в Дартмуте. Ее щеки становятся немного мягче, глаза – проницательными и взволнованными. Ее подруга, подельница по преступлению, тоже на фотографии. Они сидят на одеяле для пикника, прижавшись друг к другу, и смотрят в камеру. Я узнаю библиотеку Бейкера на заднем плане.
Над фотографией прикреплено письмо, частично скрытое под другой фотографией сада. Я не успеваю ничего прочитать, как Эмелия прочищает горло позади меня.
– Вы проводили меня, профессор. Выполнили свой долг.
Мой позвоночник напрягается.
Я бы хотел, чтобы она выбрала другое слово.
Долг – моральная ответственность или обязательство.
Это слово лишает меня возможности хоть на секунду забыть о том, кто она для меня. Там, где дело касается ее, всегда будут осложнения и последствия. Поворачиваюсь к ней и осознаю, какое жалкое зрелище она представляет, стоя у двери: красивая, как всегда, но в то же время промокшая и печальная. Она промокла с головы до пят. Ее волосы полночно-черные, с них капает вода.
Она ждет, что я уйду, но вместо этого встречаю ее любопытный взгляд.
– Я просмотрел твое личное дело сегодня.
Одна из ее бровей вопросительно приподнимается.
Засовываю руки в карманы костюма.
– Я могу только представить, в чем ты убедила себя, когда речь заходит о должности в «Бэнкс и Барклай». Хотя это может показаться притянутым за уши, я не подозревал, что ты новый сотрудник, пока не увидел сидящей в конференц-зале.
Она сглатывает и молчит, взвешивая мои слова.
– Я видел, как ты представляла свою работу. В Дартмуте.
Хмурится, вероятно, не совсем понимая, на что я намекаю, и прямо сейчас нет причин давать ей ответ.
– И хотя это было достаточно убедительно, твое резюме и рекомендательные письма еще раз доказывают, что ты достойна работы в моей фирме. Тот факт, что мы с тобой познакомились много лет назад, еще ничего не значит. Ты понимаешь?
Она слабо кивает.
Я обвожу взглядом ее скромную квартирку, жадно воруя уединение, которое она создала для себя. Вкратце представляя, что могло бы быть. Хочу, чтобы она лежала на кровати, опираясь на локти, и смотрела на меня, затаив дыхание. Хочу приготовить ей что-нибудь, сесть напротив нее за тот столик и смотреть, как она съедает каждый кусочек.
Плач ребенка, доносящийся из коридора, возвращает меня в настоящее, и я снова поворачиваюсь к ней, глядя прямо в глаза.
– Что бы я ни делал… что бы ни случилось, я надеюсь, ты не упустишь из виду тот факт, что это твои самостоятельные заслуги.
– Что вы хотите этим сказать?
Да, Джонатан, что, черт возьми, ты несешь?
Какого хрена ты стоишь в квартире своей молодой сотрудницы?
Я качаю головой и начинаю пробираться мимо нее, но она протягивает руку, чтобы остановить меня. Не сильно, но она прижимает ладонь к моей груди и удерживает меня на месте, спрашивая:
– Вы думали обо мне после той ночи?
Я не отвечаю.
И не смотрю на нее.
Мой взгляд прикован к двери, когда она продолжает.
– Когда вы увидели меня снова, то почувствовали это? То же напряжение? Войну? Желание? Как бы это ни называлось…
Она становится нетерпеливой. Кончики ее пальцев нежно впиваются в мою грудь, словно пытаясь вытянуть из меня ответ. Мучительное мгновение мы стоим там, и я почти поддаюсь желанию устроить хаос.
Затем убираю ее руку со своей груди, крепко сжимаю и отпускаю, прежде чем уйти.
Глава 16
Эмелия
После ухода профессора Барклая опускаюсь на один из кухонных стульев, чувствуя, что из меня выкачали всю энергию. Поездка домой на его машине приводит меня в состояние повышенной готовности. Словно добыча, загнанная в клетку с хищником, я следила за каждым его движением. Каждый раз, когда он поправлял свою хватку на руле. Каждый раз, когда он оглядывался на меня. Каждый нюанс. Я дразнила его обещанием выйти из машины, но никогда не стала бы этого делать. Он мог отвезти меня куда угодно. Он мог бы ехать вечно, и я бы с радостью осталась.
Обвожу взглядом квартиру, смущенная тем, что теперь вижу свою квартиру его глазами. Она маленькая, скудная, может быть, даже немного детская, с моей желтой скатертью и глупыми картинками. Он ясно дал понять, что невысокого мнения о моем доме. Внизу, в холле, он задрал нос, и я могу только представить, насколько он сдерживался, чтобы не сказать что-нибудь негативное о самой квартире. Если по его машине можно судить о том, как выглядит его дом, то он живет в роскоши.
Но затем мое смущение и стыд уступают место любопытству, когда вспоминаю его слова, сказанные незадолго до того, как он ушел: «Что бы я ни делал… что бы ни случилось, я надеюсь, ты не упустишь из виду тот факт, что это твои самостоятельные заслуги».
Но после этого предупреждения он ничего не предпринял.
Я была той, кто остановил его на выходе, чтобы смело задать вопрос, который уже много лет не дает мне покоя, но он не ответил.
Но даже без ответа его слова что-то значат.
Они должны значить.
Я цепляюсь за них, когда встаю и готовлю ужин. Нарезаю и обжариваю овощи и добавляю их к рису и остаткам курицы. В еде нет ничего особенного, но она питательна и насыщает меня. После ужина убираюсь в квартире, навожу порядок, словно ожидая, что профессор Барклай снова войдет в дверь. Я представляю, как он стоит на пороге, только на этот раз остается. Снимает пиджак и аккуратно складывает его, прежде чем повесить на спинку стула. Он подходит ко мне, подталкивая к кровати, как хулиган, берущий то, что хочет.
Мои фантазии переносятся на следующие несколько дней, обретая собственную жизнь, и они не всегда сексуальны. Некоторые из них просты… почти печальны, что свидетельствует о том, насколько одиноко я чувствую себя в Бостоне. Иногда я представляю, что было бы, если бы профессор Барклай помог мне приготовить ужин или если бы мы вместе распили бутылку вина после работы. Иногда представляю, как он привозит меня домой и не хочет уходить, остается на ночь и делит со мной мою маленькую кровать.
Но независимо от темы, факт в том, что я фантазирую и фантазирую, и ничего не могу сделать, чтобы это прекратить.
Сны о профессоре Барклае – это то, чего я жажду, потому что они находятся вне моего контроля. А это? Я на кровати с рукой между ног? Это полностью сформировавшееся, осознанное признание. Я хочу профессора Барклая, и это не всегда сладко, просто и легко объяснимо. Смутное согласие, запретные места, он в своем кабинете в «Бэнкс и Барклай», я на его столе.
Чувствую себя такой виноватой из-за всего этого, что едва могу встретиться с ним взглядом, когда мы пересекаемся, а это бывает редко, учитывая, что я из кожи вон лезу, чтобы избегать его. Чем больше думаю о нем, тем больше меня пугает мысль о том, что он узнает грязную правду. Я виновна, и это написано на моей покрасневшей коже. Ему достаточно лишь взглянуть на меня, задержаться на мгновение, и он все поймет. В этой влюбленности я – невинная школьница с широко раскрытыми глазами и до невозможности очевидная.
Проходит еще несколько дней, и я молюсь о дожде, чтобы ему снова пришлось отвозить меня домой, намеренно оставляя зонтик каждое утро, но небо ужасно и жизнерадостно голубое. Поют птицы, и мимо проплывают пушистые белые облака.
Однажды, возвращаясь с обеда в «Бэнкс и Барклай», погруженная в собственные мысли, я заворачиваю за угол в вестибюле и вижу профессора Барклая, стоящего в открытом лифте с мистером Бэнксом. Двери вот-вот закроются, но мистер Бэнкс выходит вперед и придерживает их для меня.
Я медлю на пороге, как олень, пойманный светом фар, и когда не сразу присоединяюсь к ним, мистер Бэнкс с любопытством улыбается.
– Ты собираешься подняться наверх?
Мой взгляд перебегает на профессора Барклая. Он выглядит потрясающе красивым в своем черном костюме. Этот цвет только придает ему еще больше устрашающего вида, резко контрастируя со светлыми глазами.
– Я…
Жду разрешения профессора Барклая, и когда он просто стоит с таким видом, словно едва знает меня, я отступаю назад и качаю головой.
– Я кое-что забыла. Извините.
С каждым проходящим днем все больше и больше чувствую себя не в своей тарелке. Не могу взять в толк, что происходит. Если бы он не отвез меня домой, если бы он не говорил так, как будто собирался что-то сделать, я бы предположила, что он вообще не хочет иметь со мной ничего общего. Тогда, я думаю, было бы легче отбросить свои чувства в сторону, а не питать их изо дня в день.
Чувствую себя голодной и ненасытной, встревоженной и неспособной обрести покой.
Работа захлестывает, но в хорошем смысле. Мне нравятся задачи, которые отнимают все мое внимание, нравится отвлекаться. Вместо того чтобы позволять профессору Барклаю негативно влиять на мою продуктивность, я работаю еще усерднее, стремясь угодить больше, чем когда-либо, как будто ожидаю, что слухи о моих достижениях дойдут до него.
Эта Эмелия, она такая труженица.
Как будто это может убедить его трахнуть меня.
Я безнадежна и понимаю, что безнадежна, и это понимание не успокаивает мои переживания, а лишь делает ситуацию еще более болезненной.
Когда Александр звонит мне в пятницу, через две недели после гала-концерта, я хватаюсь за возможность отвлечься от мучительных мыслей о моем боссе. Я все еще на работе, поэтому, отвечая на звонок, отхожу от стола и направляюсь к окну.
– Александр! Привет!
– Эмелия, как дела? – спрашивает он.
Впервые за всю неделю моя улыбка искренняя.
– Нормально. Занята работой
– Значит, нас двое. Они там дают тебе достаточно свободного времени? Ты знаешь, я мог бы поговорить с твоим боссом…
Я не хочу, чтобы мне напоминали о профессоре Барклае. Мне и так достаточно о нем напоминают.
– Нет, все в порядке. Почти каждый день я ухожу с работы в шесть, это совсем неплохо.
– Хорошо. Что ж, я звоню, потому что завтра у меня небольшой званый ужин, и я бы хотел, чтобы ты пришла. Знаю, что это в последнюю минуту. Но если ты свободна, это будет хороший способ познакомиться с моими друзьями вдали от посторонних глаз, и Эммет тоже будет там.
Он вставляет последнюю деталь как бы невзначай, но мое сердце бешено колотится при мысли о возможности встречи с Эмметом.
Я не колеблюсь.
– Конечно. Да!
В его голосе слышится улыбка, когда он отвечает.
– Хорошо. Я пришлю за тобой водителя. Ты живешь недалеко от «Бэнкс и Барклай»?
Не думаю, что Александру обязательно знать, где я сейчас живу.
– Ммм… Знаешь что? Нет нужды. Я могу достаточно легко добраться туда сама. Просто пришли мне адрес и детали ужина.
– Ладно. Я напишу тебе после того, как повешу трубку. Дай мне знать, если передумаешь насчет водителя.
– Обязательно. До завтра.
Вешаю трубку и испытываю радостное возбуждение, пока двери лифта не открываются, привлекая мое внимание к великолепной блондинке, выходящей с секретаршей профессора Барклая, Кэндис.
Мне требуется полсекунды, чтобы узнать таинственную блондинку в лицо. Она одна из тех редких людей, которые выглядят точно так же, как на фотографиях, а может быть, даже лучше. Она смеется и болтает с Кэндис, когда они проходят мимо, и внезапно мне становится так плохо, что я едва могу дышать. Я застываю в шоке, когда они проходят мимо меня, направляясь прямо к кабинету профессора Барклая в конце коридора.
Я слышу, как Кэндис произносит ее имя.
Миранда.
Тайна раскрыта.
Все, что касается ее, фиксируется в памяти так же быстро, как удар топора. Дизайнерское платье, безукоризненная прическа, изящные украшения – она ходячее воплощение той женщины, с которой профессор Барклай мог и должен быть рядом. Мое платье от TJ Maxx по сравнению с ним кажется до смешного глупым. На моих туфлях, кажется, в два раза больше потертостей, чем было всего минуту назад. Думаю о том, с какой тщательностью и вниманием делала прическу и макияж на этой неделе, а затем о профессоре Барклае, который все это время за закрытыми дверями звонил Миранде, говорил ей грязные слова, очаровательные слова и слова любви, и, прежде чем осознаю это, оказываюсь в ванной, сгорбившись над унитазом и избавляясь от позднего обеденного салата.
– Эмелия? Ты в порядке? – спрашивает Мира из-за двери кабинки.
Смутившись, смываю воду и хватаю комок туалетной бумаги, чтобы вытереть рот.
– Да. Я в порядке.
– Принести тебе воды или еще чего-нибудь?
– Нет-нет. Мне лучше, честное слово. Думаю, просто испорченный обед.
– Ты уверена?
Я не отвечаю.
Она вздыхает.
– Слушай, почему бы мне не сходить за твоими вещами? В любом случае уже почти пора уходить. Льюис поймет.
Терпеть не могу уходить рано, но она права: уже четыре. Большинство людей все равно уйдут в течение следующего часа, и так будет лучше.
Она собирает мои вещи, пока я полощу рот и мою руки в раковине, старательно избегая отражения в зеркале. Затем покидаю здание, так и не возвращаясь к своему столу, и не проверяю, заходила ли Миранда в кабинет профессора Барклая и заперла ли за собой дверь. Конечно, я представляю себе это, раня себя все глубже и глубже каждым ужасным сценарием.
Они все еще вместе?
Они были вместе все это время?
Был ли у меня вообще хоть один шанс?
Я звоню Соне, когда прихожу домой, но она не отвечает. Запоздало вспоминаю, что в эти выходные она собиралась вместе с Уэсли провести последний осмотр места проведения свадьбы, и оставляю сообщение, попросив ее не беспокоиться и не перезванивать мне, мы поговорим в понедельник.
Поскольку впереди у меня целый пятничный вечер, я чувствую беспокойство и вот-вот расплачусь. Я рада, что у меня нет возможности связаться с профессором Барклаем. В самый отчаянный момент я, наверное, совершила бы какую-нибудь глупость, например, позвонила бы ему и потребовала рассказать правду о том, что происходит между ним и Мирандой. Имею ли я вообще право расстраиваться, или я напридумывала себе всякой всячины и заставила ее казаться более важной, чем она есть на самом деле? Мы почти не общались с тех пор, как я заняла эту должность в «Бэнкс и Барклай». Я для него никто. Каким-то образом я упустила это из виду на прошлой неделе, но сегодняшний день становится болезненным напоминанием об истине.
Профессор Барклай не мой и никогда им не будет.
Я решаю сохранить лицо и полностью сосредоточить свое внимание на том, в каком наряде буду завтра вечером. Александр присылает мне подробности ужина, время и место проведения. Я смотрю адрес и узнаю, что его квартира находится в самом дорогом жилом доме в городе. Меня немного пугает перспектива присоединиться к Александру и его друзьям, и я не хочу быть для него разочарованием или смущением.
Я просматриваю свой шкаф и прихожу в восторг от того, что у меня уже есть (шок).
Мой первый чек от «Бэнкс и Барклай» уже получен и лежит на банковском счете. После того как я выделяю достаточно средств на самое необходимое, а именно на оплату счетов, остается еще немного. Обычно я направляю их на погашение студенческих кредитов, но убеждаю себя, что в этот раз можно потратиться на платье для званого ужина. Конечно, мой разговор во время поездки на машине с профессором Барклаем не ускользает от внимания. Уверена, он бы отчитал меня за то, что я так трачу свои деньги, но, к счастью для него, он слишком занят Мирандой, чтобы беспокоиться обо мне.
В субботу днем я захожу в модный бутик, мимо которого прохожу каждый день по дороге на работу. Здесь всегда нескончаемый парад элегантных женщин, входящих и выходящих из него, и сегодня моя очередь быть одной из них.
