Текст книги "Мой профессор (ЛП)"
Автор книги: Р. С. Грей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Я хотела затаить на него злобу, но это бесполезно.
Мы с ним похожи больше, чем я хочу признать. Наше детство не было одинаковым, но общая нить настолько задевает струны моего сердца, что все наши разногласия уже не кажутся такими уж важными.
– Простите, что я пропустил? – говорит Александр, пододвигаясь, чтобы занять свое место рядом со мной.
Эммет молчит, его темные брови нахмурены, когда он смотрит на переполненный ресторан.
– Ничего, – отвечаю я, избавляя Эммета от необходимости отвечать брату. – Просто… мило беседуем.
– Серьезно?
– Да. Теперь мы все можем быть одной большой счастливой семьей, – говорит Эммет с явным сарказмом.
– Я куплю нам всем одинаковые браслеты, – добавляю я.
Эммет смотрит на меня, и, хотя мы не протягиваем друг другу руки, но все равно кажется, что нам удается прийти к какому-то соглашению. Мы можем существовать вместе, быть вежливыми, и кто знает… может быть, со временем все изменится к лучшему.
Глава 28
Эмелия
В понедельник утром я с головой ухожу в работу. Приятно осознавать, что профессора Барклая нет в офисе и, следовательно, он не может отвлекать, и легко сосредоточиться, ведь в среду нам предстоит важная презентация. В то время как инженерные и архитектурные команды усердно работают над решением проблемы фундамента в Белл-Хейвене, команда по сохранению архитектуры трудится над каталогом материалов.
Мы далеки от того, чтобы учесть весь дом, но инженеры хотят получить обновленную информацию как можно скорее, чтобы иметь представление, с чем нам придется столкнуться, если мы планируем поднять эту громадину с земли для замены фундамента. В среду мы представим то, что у нас есть.
Наиболее важные элементы, которые необходимо учесть, это те, которые мы не можем легко повторить или заменить, по крайней мере, в такой степени, чтобы убедительно имитировать то, что уже существует в Белл-Хейвен. Например, на кухне есть большой эркер, состоящий из трех витражей, которые в сочетании образуют большую фреску. Мы знаем, что витраж выполнен студией Tiffany, скорее всего, самим Луи Комфортом, между 1905 и 1915 годами, поскольку стрекозы, изображенные на нем, выпускались стекольной компанией только в этот десятилетний период. Несмотря на незначительные повреждения, окна в основном сохранились в первозданном виде. По оценкам экспертов, в основном из Christie's и Sotheby's, если эти три панели будут выставлены на аукцион, то их стоимость превысит два миллиона долларов, а некоторые сомневаются, что они будут проданы меньше чем за три. Было бы нелепо, если бы они были повреждены во время работ по ремонту фундамента, и это лишь один из бесценных артефактов, которые мы пытаемся спасти в координации с другими командами в «Бэнкс и Барклай».
Во вторник вечером я задерживаюсь на работе почти до семи, дорабатывая детали своей части презентации. Мы передаем друг другу флеш-накопители, чтобы получить самые свежие файлы, и добавляем их в свои разделы по ходу работы. Это не самая эффективная система, и Хьюго постоянно ворчит, что мы застряли в каменном веке.
Льюис выходит из своего кабинета и запирает дверь.
– Эмелия, что бы ты ни делала, это, вероятно, не так уж важно.
– Так и есть, – заверяю я его, наклоняясь ближе к экрану своего компьютера, потому что мои глаза слегка затуманились оттого, что я весь день пялюсь на пиксели.
– Хорошо, тогда заканчивай и отправляй файл в типографию – он нужен им до 19:30. Не забудь.
– Не забуду, – говорю я, на самом деле не обращая внимания.
– Тогда иди домой. Поужинай. Отдохни.
Он не понимает. Я пока не могу сделать перерыв. На данный момент я не добавляю новый контент, а подправляю мелкие важные детали. Например, два слайда назад обнаружила картинку, которая не была идеально отцентрована по отношению к остальным, а в тексте, который Хьюго добавил сегодня, было две опечатки.
– Обязательно, – заверяю я его. – Во сколько я должна завтра забрать из типографии скрепленные буклеты?
– До восьми, иначе ты не успеешь на встречу.
– Поняла.
Он еще раз говорит мне идти домой, а потом уходит, и я остаюсь одиноким рейнджером в темном офисе, работающим в своей кабинке. Я просматриваю презентацию еще дважды, а затем отправляю ее по электронной почте в типографию к 19:26. Фух. Откидываюсь на спинку стула, обмякая от облегчения. Затем осознаю абсолютный беспорядок, который представляет собой поверхность моего стола, поэтому, прежде чем уйти, уделяю своему будущему «я» несколько минут на уборку. Некоторые обвинили бы меня в том, что я оттягиваю неизбежное.
Он не появится сегодня.
Я знаю это.
И не задерживаюсь допоздна только для того, чтобы профессор Барклай, выйдя из лифта, застал меня за рабочим столом, послушно работающей. Мне небезразлична эта работа. Мне не все равно, но я была бы очень рада, если бы он вернулся из Цинциннати сегодня.
На следующее утро я попадаю в ловушку, просыпаюсь так рано, что мне кажется, что могу не спеша собраться, но в итоге выбегаю из квартиры позже обычного. Приходится брать Uber, и вот уже 1 минута девятого, когда я захожу в типографию и звоню в звонок на ресепшене. Динь! Из подсобки, где на полную мощность работают промышленные печатные машины, выходит пожилой мужчина. Он вытирает испачканные чернилами руки о зеленое полотенце, улыбается и кивает мне.
– Доброе утро. Я здесь, чтобы забрать заказ для «Бэнкс и Барклай». 40 цветных буклетов, сверстанных и переплетенных. Заказ мог быть оформлен на Льюиса или на «Бэнкс и Барклай». Возможно, они даже оформили его на мое имя, Эмелия Мерсье.
Он хмурится и включает свой компьютер щелчком мыши, хватая очки, которые лежали у него на лбу, и опуская их на кончик носа, чтобы лучше видеть экран.
– Сейчас я проверю свою электронную почту, – говорит он без особой надежды в голосе. – Не помню, что собирал этот заказ сегодня утром.
Я издаю короткий нервный смешок.
– Уверена, что собирали. Я отправила его вчера вечером. И трижды проверила адрес электронной почты, чтобы убедиться, что все сделала правильно и отправила его по электронной почте в 19:26, чтобы успеть к 19:30.
Он вздыхает и бросает на меня сочувственный взгляд из-за очков.
– Вот в чем ваша проблема. Заказы на ночную печать принимаются до 18:30, а не 19:30.
Мое сердце замирает.
– Что вы имеете в виду?
Он возвращает очки на макушку, чтобы его синие глаза могли дать мне хоть какое-то утешение.
– Видите ли, я не могу обеспечить печать заданий, отправленных после 18:30. Я завален работой. Однако вижу ваш электронный адрес и могу доставить эти буклеты сегодня к пяти часам вечера.
Мой голос высокий и пронзительный, когда я отвечаю.
– Это не поможет. У меня встреча через тридцать минут.
Снова этот жалостливый хмурый взгляд. Как будто он знает, что из-за этого на кону моя работа. Сколько тупиц стояло там, где стою я? Достаточно того, что этот парень, похоже, ничуть не удивлен сложившейся ситуацией.
Клянусь, что слышала, как Льюис сказал, что надо успеть до 19:30, но опять же, я не обращала особого внимания. И не знаю наверняка, была ли это моя ошибка или его, и я не могу подойти к своему боссу и обвинить его в том, что он указал мне неправильное время. Это свалится мне на голову, я знаю.
– Мне жаль, – говорит печатник, качая головой. – Я еще не закончил. Хотелось бы. Но я с удовольствием возьмусь за дело, и к пяти часам буклеты точно будут у вас.
Наконец-то мои манеры начинают действовать. Этот человек не несет ответственности за мою ошибку. Сколько бы дерьма я ни поймала, это не его вина.
– Нет. Спасибо… все в порядке. Извините, что перепутала время.
Я могу заплакать. Выплакаться полезно. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не надо. Я повторяю это заклинание про себя, пытаясь как можно быстрее добраться до офиса. Конечно, пробки просто кошмарные, и в итоге я прерываю поездку в Uber, даю водителю чаевые, извиняюсь, а затем со всех ног пробегаю последние несколько метров до здания «Бэнкс и Барклай».
Чуть не пробегаю мимо охраны, и охраннику приходится кричать, чтобы я вернулась и предъявила свой пропуск. Его укоряющий взгляд никак не помогает обуздать мое беспокойство.
Все время, пока ехала в Uber, я пыталась дозвониться до кого-нибудь в офисе, предупредить о буклетах как можно скорее, но никто не отвечает на звонки, а у меня нет ни одного прямого номера, сохраненного в телефоне. Заходя в лифт, я снова пытаюсь дозвониться по основной линии, но как только двери закрываются, звонок обрывается.
Делаю глубокие прерывистые вдохи, пытаясь справиться со своими эмоциями в меру возможностей. Выйдя из лифта на седьмом этаже, я обнаруживаю, что моя команда столпилась вокруг конференц-зала, явно ожидая меня.
Льюис подбегает с облегчением на лице.
– Покажи мне буклеты, – говорит он, махая рукой, чтобы я передала их.
– Я пыталась вам дозвониться…
Он смотрит на мои пустые руки и сумку, которая слишком мала, чтобы вместить 40 переплетенных буклетов.
– Я… я не отправила файл в типографию вовремя. Вы же сказали, что у меня есть время до 19:30, но…
– У вас нет буклетов?
Его глаза расширяются в панике, что только заставляет меня паниковать еще больше.
– Они не были готовы.
Он подходит на дюйм ближе и понижает голос.
– Все ждут в конференц-зале, Эмелия.
– Я могу пойти и распечатать их прямо сейчас. Просто… Я могла бы воспользоваться принтером, а потом быстро скрепить все степлером…
Мой голос затихает, когда он сжимает переносицу и качает головой. Я вздрагиваю, когда он ругается.
– Нет времени. Пошли.
Он уходит, оставляя меня, в то время как остальная часть моей команды смотрит на него. Хьюго и Мира бросают на меня сочувственные взгляды, но это все. Все остальные следуют примеру Льюиса. Раздраженные взгляды трудно игнорировать, когда я быстро складываю вещи на стол и следую за всеми в конференц-зал, где, конечно же, сидит и ждет вся команда «Белл-Хейвен». Я прихожу на совещание последней.
Бросаю взгляд в сторону длинного стола для совещаний, зная, что там найду. Профессор Барклай вернулся. Он сидит рядом с мистером Бэнксом, и, хотя они тихо разговаривают, он не пропускает моего появления. Наши глаза встречаются на долю секунды, мое сердце готово разорваться, а затем я отвожу взгляд, осознавая тот факт, что едва держу себя в руках. Уверена, что у меня слезятся глаза и покраснело лицо. Мои руки сжаты в кулаки по бокам. Не хочу быть здесь. Не хочу терпеть эту встречу, и больше всего я хочу, чтобы его здесь не было, и он не стал свидетелем моего провала.
Пока Льюис начинает говорить, команда специалистов по охране архитектуры сгруппировалась в углу у входа. Он не теряет времени, чтобы бросить меня под автобус. Поблагодарив всех за участие, он извиняется за то, что мы будем работать только с цифровой составляющей презентации, выведенной на монитор за его спиной.
– Один из членов нашей команды не успел вовремя получить распечатанные буклеты, и, хотя это не удобно, если вы будете следить за презентацией, мы справимся.
Не упускаю из виду, что Инес отступает от меня на полшага, словно пытаясь дистанцироваться от моего недоразумения.
Тонкие уколы не прекращаются. В течение пятнадцати минут Льюис заставляет меня чувствовать себя только хуже.
– Вы могли бы лучше разглядеть это, если бы буклет был перед вами, но я говорю об этих окнах, и в буклете у нас была фотография, которой здесь нет, и на которой вы могли бы увидеть детали этой части наружного камня.
Все это время моя голова опущена от стыда.
Затем начинается самое интересное: каждый член команды по сохранению архитектуры по очереди выходит на сцену, чтобы рассказать о своей части презентации. Например, Хьюго назначен ответственным за атриум в передней части дома. Он рассказывает о некоторых проблемах, с которыми мы сталкиваемся при работе со стеклянным потолком и железными конструкциями. Мира рассказывает о парадной лестнице и фойе. Я освещаю стеклянные окна от Тиффани и ужасно нервничаю, когда Мира отходит в сторону и позволяет мне протиснуться вперед, так что все взгляды устремлены на меня. Даже в хороший день я бы нервничала, выступая перед залом, заполненным таким количеством важных людей. Сегодня же меня почти парализовало.
– Далее я буду говорить об окнах в комнате для завтрака.
– Говорите громче, пожалуйста, – говорит кто-то.
– Эм…
Мое горло сжимается так сильно, что мне приходится выдавливать каждое слово, пока я продолжаю. Эмоции видны в каждом дрожащем слоге.
– Я… я сказала, что окна от Тиффани, которые вы видите здесь, являются самой важной деталью в восточном крыле дома.
– Они тебя не слышат, Эмелия, – упрекает Льюис.
Изо всех сил стараюсь сохранить самообладание, когда слеза скатывается по моей правой щеке. Я поворачиваюсь, чтобы спрятать ее, но от этого всем становится только труднее меня услышать.
– Окна…
Льюис подходит и кладет руку мне на плечо, оттаскивая меня назад, чтобы он мог закончить мою часть презентации. Его гулкий голос вибрирует во мне, когда я отступаю за спины всех остальных, укрываясь за ними и смахивая слезы, которые теперь свободно текут по моим щекам.
Я только усугубляю ситуацию, ругая себя за то, что не сдержалась перед всеми на работе.
Когда собрание заканчивается, я с облегчением подаюсь вперед, немедленно поворачиваясь к двери, чтобы убежать, но затем слышу голос профессора Барклая, перекрывающий все остальные разговоры.
– Льюис, ты останешься на минутку. И Эмелия тоже.
Мое сердце болезненно колотится в груди, когда я жду, пока конференц-зал опустеет. Мира успокаивающе гладит меня по руке и держится в стороне, сколько может, но в конце концов ей тоже приходится уйти.
Когда мы остаемся втроем, смотрю в сторону Льюиса. Его самодовольное выражение лица в точности говорит мне о том, что, по его мнению, сейчас произойдет.
Профессор Барклай обходит стол зловещими шагами, подходит и встает передо мной, поворачиваясь к Льюису и становясь непроницаемой стеной между мной и моим непосредственным начальником.
Стоя спиной ко мне, он обращается к Льюису.
– Я едва смог высидеть эту презентацию. То, что вы только что сделали… – он качает головой, словно пытаясь успокоиться. – Хочу прояснить, что я не допущу, чтобы хоть с одним сотрудником этой компании обращались так, как вы только что обошлись с мисс Мерсье. Вы поняли?
Его тон не оставляет места для споров. Глаза Льюиса расширяются от шока. Очевидно, он не ожидал, что гнев профессора Барклая будет направлен на него.
– Теперь, что касается буклетов, которые ваша команда не смогла предоставить… – он снова поворачивается ко мне и спрашивает. – Эмелия, ваш непосредственный руководитель отправил их в печать?
Сначала колеблюсь, не желая злить Льюиса, но профессор Барклай снова произносит мое имя, на этот раз более настойчиво, и я качаю головой.
– А ваш руководитель – это Даг, верно? Даг или Льюис проверяли вчера вечером и убедились, что буклеты были отправлены в типографию к нужному времени?
Я снова качаю головой.
– А сегодня утром Даг или Льюис связывались с типографией, прежде чем вы пришли забрать буклеты?
– Нет.
– Это было всего лишь задание на печать, – раздраженно говорит Льюис. – Не так уж и важно.
Профессор Барклай резко поворачивается к нему лицом.
– Вот именно, и все же ты заставил Эмелию чувствовать себя дерьмово из-за этого перед всей компанией.
Его голос звучит так злобно, что я удивляюсь, как Льюис не съеживается от страха. Однако его щеки краснеют, и я отвожу взгляд, пытаясь выказать ему хоть каплю уважения, хотя сегодня утром он не оказал мне такой же любезности.
– Это была простая ошибка, допущенная новым сотрудником. Я ожидал от вас большего.
Льюис тяжело выдыхает.
– Понятно. – Он смотрит на меня, и выражение его лица смягчается. – Эмелия, я приношу свои извинения. Стресс доконал меня.
– Я… все в порядке.
И так оно и есть. Я просто хочу, чтобы все это поскорее закончилось. Хочу притвориться, что этого никогда не было.
Льюис почтительно кивает профессору Барклаю, затем обходит его, направляясь к двери. Конференц-зал теперь пуст, и мне требуется некоторое время, чтобы смириться с этим фактом.
Никто из нас не говорит.
Медленно поднимаю голову и смотрю на человека, по которому так сильно скучаю последние несколько дней. Его профиль обращен ко мне, и я рассматриваю его строгий черный костюм, накрахмаленную белую рубашку, фирменные часы. Мой взгляд скользит по гладко выбритой челюсти, а затем, когда он поворачивается ко мне лицом, я неохотно встречаюсь с ним взглядом.
– Льюис теперь подумает, что ты мне благоволишь.
Выражение его лица профессора суровое, когда он качает головой.
– Я бы сделал то же самое для любого из своих сотрудников, если бы они были на твоем месте, – настаивает он.
Верно.
Я отвожу взгляд.
– Ты так и не позвонила мне. – Его голос становится мягче… немного.
– А я должна была? – спрашиваю я, изображая невинность.
Он делает шаг ко мне, и я жалею, что мы в офисе. Хочу знать, что бы он сделал со мной, если бы мы сейчас были где-нибудь в другом месте.
Его пристальный взгляд медленно скользит по мне, не спеша осматривая меня сверху донизу. Может быть, он тоже скучал по мне.
– Чем ты занималась, пока меня не было? – спрашивает он.
– Ничего особенного. Много работала. Ходила на ужин с Александром и Эмметом.
Он заинтригован.
– Мы с Эмметом пришли к своего рода взаимопониманию, – добавляю я.
– Правда?
Я пожимаю плечами.
– Да. Я бы не назвала нас друзьями…
– Но он извинился?
– Да.
– Хорошо. Ты сказала, что много работала. Значит, никаких свиданий?
Я хмурюсь, не совсем понимая, что он имеет в виду.
– С мужчинами?
Он улыбается.
– С кем угодно.
– Нет. – Я делаю паузу, прежде чем спросить. – А как насчет тебя? Ты был хорошим мальчиком в Цинциннати?
Он думает, что это забавно, что я назвала его мальчиком. Его взгляд прикован к моим губам, как будто он обдумывает, как наказать меня за это.
– Да.
Я выгибаю бровь.
– Значит, в твоей жизни больше никого нет? Больше никто тебя не интересует?
Он перехватывает мой взгляд.
– Эмелия… мы все еще этим занимаемся?
– Ответь на вопрос.
Он подходит ко мне, принимая мою игру слов, и повышает ставки, наклоняясь так, чтобы оказаться на уровне глаз, когда отвечает.
– Больше никого нет. В Цинциннати я работал весь день, потом вернулся в свой гостиничный номер и постоянно проверял свой телефон, удивляясь, почему ты мне не звонишь. Я не мог выбросить тебя из головы.
Он так близко, что мы могли бы поцеловаться.
– Я тоже, – говорю я, не отрывая взгляда от его губ.
– Тогда избавь нас от этих страданий. Сходи со мной на свидание в пятницу.
Я даже не колеблюсь, прежде чем ответить.
– Нет.
Я не могу. Я не могу. Я не могу.
Вместо того чтобы рассердиться, он, кажется, забавляется моим отказом.
Он выпрямляется во весь рост, отчего я чувствую себя маленькой, когда он так близко, а затем засовывает руки в карманы с озорной искоркой во взгляде.
Я прищуриваю глаза, с подозрением относясь к его игре.
– Тогда хорошего рабочего дня, Эмелия.
Он оставляет поцелуй на моей щеке, но так быстро, что я едва успеваю почувствовать запах его одеколона. Затем он оставляет меня в конференц-зале, думать, какая же я дура, что отказала ему. Снова.
Глава 29
Джонатан
В среду вечером мне уже давно пора уходить. Я остаюсь в офисе слишком долго. Сегодня утром я приехал сюда прямо из аэропорта. Встал с рассветом, и мне отчаянно хочется выйти и пробежаться, прежде чем завалиться спать. Весь день я чувствую беспокойство, но физическая нагрузка должна помочь.
Мне необходимо сделать несколько дел, но моя мама выбирает именно этот момент, чтобы позвонить и поприставать ко мне. Я говорю ей об этом, но она настаивает на том, что приставать – дело субъективное.
– Я считаю это развлечением, если хочешь знать. Добился ли ты какого-нибудь прогресса с девушкой в красном платье? Последние несколько недель я просматривала светские страницы, но вас нет ни на одной фотографии. Почему ты ее прячешь?
Набираю электронное письмо и отвечаю:
– Я не прячу ее. Мы не встречаемся.
– Жаль. Скажи мне еще раз, как ее зовут?
– Вообще-то, я никогда не называл тебе ее имени.
Она раздражена, что ее уловка не срабатывает.
– Неужели ты должен быть таким невыносимым? Я думала, что воспитала тебя лучше. Дай своей старой матери то, ради чего стоит жить…
– Тебе едва перевалило за 60. Ты занимаешься пилатесом четыре раза в неделю.
– Да, и учитывая то, как твой отец сводит меня с ума, завтра я буду на пороге смерти, занимаюсь пилатесом или нет.
– Эмелия Мерсье.
Эта фамилия останавливает ее на полпути.
– Ты шутишь. Она родственница Александра и Эммета?
– Вроде того. Это долгая история.
– Что ж, это делает ситуацию интересной, не так ли? А теперь ответь, почему вы не встречаетесь?
– Она мне отказывает.
Это заставляет мою мать рыдать от смеха. Бесконечно долго. Я переключаю ее на громкую связь, кладу телефон на стол и возвращаюсь к работе. Отправляю одно электронное письмо, читаю другое, а она все еще продолжает смеяться.
– Прости, – говорит она, пытаясь взять себя в руки. – О, я ужасна. Должна ли я сказать тебе, что все в порядке, и напомнить, какая ты находка? Нет, не стоит, ты это знаешь, и я только увеличу твое эго. Почему она тебе отказала? У вас что, нет химии?
Я прочищаю горло.
– Нет… это не проблема.
Раздается тихий стук в дверь, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть Эмелию. Она избегает меня весь день, и я облегчаю ей задачу, отсиживаясь в офисе и наверстывая упущенное, пока был в Цинциннати.
Я смирился с тем, что у меня не будет возможности увидеть ее сегодня после презентации. Поскольку дверь моего кабинета закрыта, то не уверен, ушла она уже или нет, но предположил, что ушла. Теперь она топчется на пороге, ожидая приглашения войти. В этом нежно-розовом платье она выглядит как конфетка, и, что самое главное, я рад, что утренние слезы давно прошли.
Я машу ей рукой, приглашая войти.
– Может быть, дело в том, что она считает, что тебе недостает индивидуальности, – услужливо подсказывает моя мама. Я все еще держу ее на громкой связи, так что Эмелия это слышит.
– Может быть, – отвечаю я, ничуть не смущаясь. – Вообще-то, она сейчас здесь. Только что вошла в мой кабинет.
Эмелия хмурится в замешательстве.
– Я разговариваю по телефону с матерью, – говорю я.
Ее глаза расширяются, и она колеблется на полпути к моему столу.
– Эмелия, познакомься с Люсиль. Люсиль, Эмелия.
– О! Эм, привет, – застенчиво щебечет Эмелия.
– Здравствуй, моя дорогая, приятно с тобой познакомиться. Я задавала своему сыну всевозможные вопросы о тебе, но это еще лучше, я могу получить информацию прямо из первых уст.
Эмелия робко улыбается и подходит еще на шаг ближе, явно заинтригованная.
– Джонатан говорит, что ты его отвергла.
Смех вырывается у Эмелии, прежде чем она успевает сдержаться.
Затем ее взгляд встречается с моим, и она отвечает.
– Да… отвергла.
Эмелия находит это таким же забавным, как и я.
– Вы рассказали своей маме обо мне? – шепчет она.
– Конечно, – одними губами отвечаю я.
– Понятно, – говорит моя мама, – но мне любопытно, не связано ли это с его отношением, потому что я сказала, что ему действительно нужно поработать над собой. Никто не хочет встречаться с брюзгой, Джонатан.
Эмелия уже вовсю сияет.
– Иногда он бывает сварливым, – подтверждает она.
Моя мать стонет.
– Должна сказать, что это не с моей стороны семьи. Мне нравится думать, что я очень добродушная. Спроси кого угодно.
– Не верь ни единому ее слову, – возражаю я.
– Джонатан! – шипит моя мать. – Я чрезвычайно приятный человек!
– У нее острый ум и суховатое чувство юмора. Она съест тебя живьем, если ты не будешь осторожна, – предупреждаю я Эмелию.
– Она мне уже нравится, – говорит Эмелия, продолжая подходить ближе.
– Спасибо. А теперь вернемся к нашему вопросу. Ты сейчас с кем-то встречаешься, Эмелия, или ты одинока?
Я протягиваю руку, чтобы взять телефон, с меня хватит.
– Было приятно с тобой поболтать, но мне нужно идти.
– Ну и ладно. Ты такой зануда. Эмелия, дорогая, было приятно с тобой познакомиться. Ты кажешься замечательной, и, если когда-нибудь решишь встречаться с моим сыном, несмотря на сварливое отношение и все такое, я обещаю тебя баловать. У нас есть виноградник, он тебе говорил? Я пришлю тебе столько вина, сколько ты захочешь…
– До свидания, – вставляю я, прежде чем повесить трубку.
Эмелия склоняет голову набок, изучая меня.
– Ваша мама, должно быть, очень хочет, чтобы вы остепенились.
Я откидываюсь на спинку стула.
– Ей бы это понравилось.
– Почему?
– Она считает, что для меня важно иметь семью. Она знает, что это то, чего я хочу для себя, и беспокоится, что я посвящаю слишком много времени работе.
– В этом есть смысл… Мне просто трудно поверить, что у нее на примете нет какой-нибудь привлекательной девушки, на которой вы могли бы жениться. Возможно, кто-то, с кем вы выросли.
Понятия не имею, откуда у нее берется эта идея, но я быстро пресекаю ее.
– Она будет счастлива, кого бы я ни выбрал, лишь бы не скрывал от нее ее будущих внуков. Она привязалась к тебе, потому что увидела нашу совместную фотографию на том благотворительном вечере несколько недель назад. Она считает тебя сногсшибательной и говорит, что мы были бы милой парой.
Эмелия краснеет и опускает глаза.
– О…
– И, между прочим, так и есть. Что ты хотела?
Хочу, чтобы она сказала, что ей ничего не нужно, хочу, чтобы она пришла сюда с единственной целью – побыть в моей компании. Хочу, чтобы она признала, что так же влюблена в меня, как и я в нее. Тогда бы у нас что-то получилось.
Вместо этого она поднимает руку. Ключ от моего дома болтается у нее в руке.
– Подумала, что вы захотите его вернуть.
Это похоже на удар, хотя так не должно быть. Возвращаюсь к своему столу и хватаюсь за контракт, который просматривал до звонка матери.
– Ты хочешь вернуть его мне? – спрашиваю я, смачивая кончик указательного пальца, чтобы быстро пролистать страницы в поисках определенного раздела, который юристы хотели, чтобы я просмотрел.
– Это ваш ключ, – говорит она, протягивая его мне, чтобы я взял.
Не смотрю на нее и отвечаю несколько резко:
– Я не это спросил. Если ты хочешь оставить его себе, то оставь. Уверен, что он достаточно скоро снова понадобится.
– Не понадобится.
Пожимаю плечами, как будто это меня не касается, и указываю на угол своего стола.
– Тогда оставь там.
Я не даю ей того, чего она хочет. Ее тихое недовольство говорит мне об этом.
Краем глаза я вижу, как она подбрасывает ключ на ладони и крепко сжимает его, после чего огибает мой стол и направляется к двери. Видимо, она решила оставить его себе.
– Спокойной ночи, Эмелия, – говорю я, едва сдерживая торжество в голосе.
Не могу точно сказать, когда решил отказаться от борьбы и держаться подальше от Эмелии. На протяжении всех наших отношений я сдерживаю себя рядом с ней, но в какой-то момент между ее возвращением в мою жизнь и сегодняшним днем та небольшая решимость, которая у меня была, уничтожена раскаленным добела желанием. Я полностью бросаю игру, в которую играю. И больше не буду себя наказывать. Не пойду по пути: она слишком молода, сотрудница, слишком невинна и кротка, мне уже все равно.
К сожалению, похоже, что я пришел к этому решению раньше, чем она, а значит, ожидание еще не закончилось.
Тоска.
Желание.
Все это зреет под поверхностью.
Отчаянно хочу, чтобы Эмелия полностью сдалась, и не только для того, чтобы я смог соблазнить ее, и она позволила бы мне прикоснуться к ней физически, я хочу большего. Не хочу, чтобы этот ключ был спрятан в каком-нибудь ящике в ее квартире. Хочу, чтобы он был прикреплен к ее связке ключей и использовался дважды в день.
На следующий день раздается тихий стук в дверь моего кабинета, но я не утруждаю себя тем, чтобы оторвать взгляд от компьютера. Скорее всего, это Кэндис, менеджеры не стесняются стучать кулаком в мою дверь, а Кристофер даже не утруждает себя этим, прежде чем ворваться внутрь.
– Войдите, – зову я, готовясь к неизбежному.
Дверь скрипит.
– Вы оставили свой кофе в комнате отдыха.
Голос Эмелии – это укол адреналина, и мой взгляд устремляется в дверной проем, где она стоит, держа белую кружку за ручку. Она подходит к белой блузке, заправленной в простую юбку верблюжьего цвета. Она слишком коротка для офиса, но черные колготки пытаются скрыть этот факт.
Я быстро улавливаю суть игры.
– Спасибо. Ты можешь принести сюда? – спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.
Она входит и осторожно закрывает за собой дверь. Не полностью, но нам все равно обеспечена конфиденциальность. Поступок выглядит невинным, совсем как она.
Смотрю, как она идет, жадно впитывая ее вид.
Она с грохотом ставит полную чашку кофе на угол моего стола, прямо рядом с моей пустой.
– Я не забыл свой кофе.
Она нахально улыбается, проводя пальцем по краю моего стола.
– Нет, но это то, что ты скажешь людям, если они спросят, зачем я сюда пришла.
– Зачем ты пришла?
Ее карие глаза заманивают меня в ловушку.
– Потому что ты не приходишь ко мне.
Бедная, бедная Эмелия.
Протягиваю руку, чтобы она подошла ближе, и она позволяет взять ее за запястье и потянуть. Я не сажаю ее к себе на колени. А практикую сдержанность. Поворачиваю ее руку так, чтобы она была обращена вверх, а затем провожу подушечкой указательного пальца по линиям ее ладони, чувствуя ее легкую дрожь.
– Что ты делала вчера вечером, когда вернулась домой? – спрашиваю я.
– Приготовила себе ужин, приняла душ…
– И?..
Она пытается сомкнуть ладонь и загибает пальцы, как будто все доказательства того, что она делала прошлой ночью, прямо передо мной.
Сомневаюсь, что скрываю тот факт, что злорадствую, когда отвечаю с намеком.
– Ты могла бы позвонить мне…
– Могла бы… да. На днях я так разозлилась на себя за то, что так часто смотрела на вашу визитку, что выбросила ее в мусорное ведро. Закопала ее на самом дне, под контейнерами с едой на навынос, но это неважно, я запомнила ваш номер.
Уголок моего рта приподнимается.
Отпускаю ее руку и откидываюсь в кресле. Она все еще стоит передо мной, и я просто рассматриваю ее, запоминая розовый оттенок ее помады, то, как он дополняет цвет ее щек.
– Чего ты хочешь от меня? – спрашиваю я, надеясь, что, если застану ее врасплох, она хоть раз скажет мне правду.
Она долго тянет с ответом и, наконец, качает головой.
– Я не знаю.
Вот в чем наша проблема.
Временами Эмелия может казаться кроткой и маленькой, но это означает, что она может быть и неуловимой. Она так хорошо умеет убегать и ускользать.
– Прошлой раз ты сказала мне, что притворялась, – предлагаю я, пытаясь понять, заставит ли это ее заговорить.
Она кивает, но больше ничего не отвечает.
Я не борюсь с тишиной. Что еще я могу сказать?
