Текст книги "Мой профессор (ЛП)"

Автор книги: Р. С. Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава 3

Джонатан

У таких занятых людей, как я, остается не так много времени для социальных контактов вне работы. В последние годы я полагался на старые знакомства, легкие связи и отношения без обязательств. Хотя в последнее время и это отошло на второй план. Вне работы я дистанцировался от них.

Но кое-что еще остается. Одна постоянная связь.

Прошлой осенью я сидел в своем небольшом помещении в Дартмуте, готовясь к лекции. В какой-то момент поднял глаза и увидел девушку, сидящую прямо перед моим окном. Она сидела с вытянутыми вперед ногами на скамейке, прислонившись спиной к изогнутому подлокотнику. На коленях у нее лежал учебник, а в руке девушка держала кружку кофе.

В этой сцене нет ничего необычного. Студенты находят места для учебы по всему кампусу, и я никогда не обращаю на это внимания. Мне нужно было отвернуться и сосредоточиться на лекции, которая почти закончена, однако я этого не сделал.

Девушка сидела в одиночестве и ничего не подозревала, поэтому я смог хорошо рассмотреть ее из своего окна.

У нее были блестящие красные губы. Каштановые волосы подстрижены так, что короткие пряди не скрывают изящную линию подбородка. Когда она поворачивается, чтобы взглянуть через плечо, я начинаю рассматривать ее лицо детальнее. Большие карие глаза напоминают кошачьи. Ее нос маленький и торчащий. А полные губы по форме напоминали бантик.

Я смотрел на девушку дольше, чем следует. Она опьяняла, и я сразу понял, что дело не только во внешности. Студентка казалась противоречивой. Она похожа на ребенка с румяными щеками и свежим цветом лица, но все же, когда сильно хмурилась, смотря вдаль и о чем-то размышляя, казалось, что за привлекательными чертами скрывается не такая молодая душа.

Я наблюдал за тем, как она снова пытается сконцентрироваться на учебнике. Прикусывает нижнюю губу и, тяжело вздыхая, опускает ноги со скамейки и уходит.

Это так странно, наблюдать за ее уходом, словно смотрю на финальные титры фильма, который, я надеюсь, продлится еще какое-то время.

Особо не обращаю внимания на студентов в кампусе. Каждый семестр несколько человек обращаются ко мне за советом или консультацией. Конечно, как только оглашаются финальные оценки, запросы на рекомендательные письма льются рекой, однако за эти годы мало кто мне запоминается.

Тем не менее ни один студент до этого не кажется мне настолько любопытным, как эта девушка.

Я с беспокойством думаю, что это наша первая и последняя встреча. Однако проходит несколько недель, и она снова сидит на скамейке около моего окна, читает и ест круассан. На этот раз я не пытаюсь обманывать себя в том, что она меня не интересует. Сдвигаю монитор компьютера всего на несколько дюймов, чтобы он не мешал мне наблюдать за девушкой. На ней темно-зеленое платье, часть волос собрана в пучок. Она доедает круассан, безуспешно проверяет пакет на наличие остатков, а затем возвращается к учебнику.

Вот уже почти год она приходит к этой скамейке. Мне жаль, что я, скорее всего, пропускаю большую часть ее посещений этого места, ведь бываю на территории кампуса всего два раза в неделю. Но ловлю себя на том, что впадаю в отчаяние, когда не вижу ее неделями. Мне по-прежнему о ней ничего не известно. Что за учебник она читает, как она пьет кофе, является ли она студенткой университета… Однако каждый раз, когда я поднимаю глаза и вижу ее, то будто чувствую толчок.

Вопреки здравому смыслу, когда бываю в кампусе, я начинаю ее искать. Ищу ее в кофейнях и столовых залах Дартмута. Я никогда не вижу ее нигде, кроме той скамейки, до сегодняшнего утра, когда во время лекции услышал шум, поднял взгляд и обнаружил ее в аудитории.

Ее зовут Эмелия Мерсье.

Видеть ее там – это вишенка на торте наполненного дерьмом дня.

Моя иллюзия была разрушена. Она не нимфа, не сирена, не мечта. А студентка одного из последних курсов, которая записалась на мои лекции.

Осознание реальности сильно поражает меня. Ее присутствие в моей жизни, каким бы незначительным оно ни было, оказалось важнее, чем я думал. В моей голове она является простым двухмерным персонажем, которого я могу поместить в любой сценарий, любую сцену. В тяжелый день мне хватает только одного взгляда на нее, чтобы настроение поднялось. Честно говоря, я уже близок к тому, чтобы чувства к ней стали глубже. Или же это не чувства. Надежда, влюбленность.

После занятий я возвращаюсь в Бостон на поезде и размышляю, стоит ли мне заказать штору для окна в моем кабинете в Дартмуте, чтобы закрыть вид на внутренний двор. В этот момент слышу мелодию телефона.

Моя мать звонит мне чаще, чем я ей, и я постоянно говорю себе, что нужно изменить это, но в результате этого не происходит.

Мама всегда начинает говорить быстро, будто знает, что мне дорога каждая минута.

– Ох, отлично, ты ответил. Обещаю, это не займет у тебя много времени, – так она начинает разговор.

– Все хорошо. Я еду в Бостон из Ганновера на поезде.

– Поезд? – ее голос звучит оскорбленно. – Почему не на своей машине? Или еще лучше, чтобы тебя вез водитель? У твоего отца потрясающий водитель, мы всегда пользуемся его услугами, когда едем на восточное побережье. Я могу позвонить его секретарше и попросить ее отправить тебе всю информацию.

– Все хорошо. Я ничего не имею против поезда.

– Я практически чувствую, как запах мочи обжигает мои ноздри во время нашего разговора, – усмехается она.

– Как мило.

– Ладно, хорошо, у меня нет никаких важных новостей, чтобы обсудить их с тобой, – мама вздыхает. – Просто в моем календаре была пометка «позвонить Джонатану», и вот я выполняю свои обязанности, как хорошая мать, коей и являюсь.

Я улыбаюсь и качаю головой.

Люсиль Барклай совсем не такая, какой ее видят окружающие. Посторонние люди могут сказать, что она сурова и холодна, но, честно говоря, моя мать чертовски умна, неистово преданна и одна из самых саркастичных и забавных людей, каких я знаю. Она научила меня готовить идеальный мартини в двенадцать лет: «Джонатан, нужно встряхивать, а не перемешивать. В этом доме мы следуем советам мистера Флеминга».

– Когда ты снова будешь дома? Я хотела бы тебя познакомить кое с кем. Кажется, она может родить много детей.

– Разве тебе недостаточно трех внуков? – я кашляю, чтобы скрыть смех. – Ты становишься жадной.

– Да. Нэнси О’Нил только что родила ребенка и никак не хотела об этом молчать. Ты должен был слышать, как она хвасталась этим в клубе. Недавно даже показала мне фото одного из своих детей, я еле сдержала выражение ужаса. Он похож на гремлина. Клянусь, когда я сказала, что это мило, она могла бы раскусить мою ложь. В любом случае, так как твоя сестра решила остановиться на трех малышах, ты – моя единственная надежда превзойти Нэнси. Я могу прислать тебе фотографию той девушки, если хочешь. Она кажется милой. Может, немного тусклая, но, как я уже сказала раньше, у нее хорошее соотношение бедер и талии, и это то, что важно.

– Меня беспокоит то, что ты, скорее всего, не шутишь.

– Джонатан… Конечно же, я не шучу, – невозмутимо говорит она.

После этого мы оба смеемся, и меня накрывает волна тоски по дому.

– Я просто хочу, чтобы ты был счастлив и нашел свое место, – добавляет она после молчания.

У меня возникает щемящее чувство в груди от ее искренности, но, как человек, который никогда не зацикливается на настоящих чувствах, я переключаюсь на другую тему.

– Ты будешь довольна, если я скажу, что устал и работаю слишком много? – съязвил я.

– Неужели это так важно? Все то, что ты делаешь?

– Я чувствую, что это так.

– Ты хотя бы оставляешь место для личной жизни? Твоей настоящей жизни? Того, чтобы, возможно, однажды найти девушку?

То место, которое оставалось, я посвятил девушке за окном… Эмелии или идее Эмелии. К сожалению, теперь я знаю, что эта дверь закрыта и опечатана.

Я вздыхаю, ощущая, как тяжесть этого дня ложится на мои плечи. Еще нет и половины второго. В Banks and Barclay я пробуду минимум семь – восемь часов.

– Мне нужно идти.

– Хорошо. Избегание – ключ к успеху. Я слышала, что рецепт счастливой жизни в том, чтобы работать день и ночь, а также любой ценой избегать любой общественной жизни. Ты же не хочешь в восемьдесят лет оглядываться назад и сожалеть, что очередную субботу провел не за рабочим столом.

– Намек понят.

Глава 4

Эмелия

Перед занятием в четверг я прокручиваю в голове наш с профессором Барклаем разговор не меньше пяти раз. Конечно, все было не так плохо, как я об этом думаю. Конечно же, мозг искажает воспоминания и делает их хуже, чем они были в реальности.

Прихожу к выводу, что нужно начать все сначала. На лекции я буду сидеть в одном из первых рядов, поджимать губы, делать важные заметки, не привлекая внимания профессора Барклая. Все, кроме первого пункта. Когда я прихожу на несколько минут раньше, все места уже заняты, и это невероятно абсурдно. Ответственные за регистрацию не стали бы перегружать аудиторию. Они знают, сколько студентов здесь помещаются.

Я осматриваю зал в поисках Сони и взглядом нахожу ее в самом первом ряду рядом с Аннет. Она оглядывается, замечает меня и вскидывает руки, извиняющимся жестом пожимая плечами, будто говоря: «Я сделала все, что могла». Обращаю внимание на задние ряды, пытаясь найти место на полу или у стены.

Протискиваюсь мимо двух девушек в углу, которые, судя по всему, сильно раздражены моим столь близким присутствием, но сейчас я больше ничего не могу поделать. Поэтому бросаю сумку на пол и достаю распечатанные слайды лекций.

– Какое занятие ты пропустила ради этого? – спрашивает девушка свою подругу.

– Я сейчас должна быть на органике, но профессор записывает лекции, так что потом посмотрю.

– Да, а у меня английская литература. Думаю, я пропустила тест, но кому не плевать.

Подождите, что?

Я поворачиваюсь к девушкам и озвучиваю мысли прежде, чем подумать:

– Вы двое зарегистрировались на это занятие?

– Нет, – смеется ближайшая ко мне брюнетка с резкими чертами лица и небольшим количеством веснушек. – Мы поступили так же, как и остальные.

– Что ты имеешь в виду? – я хмурюсь.

– Половина студентов не зарегистрированы.

– Ты шутишь?

– Что я могу сказать? – она пожимает плечами, ничуть не беспокоясь о сказанном. – Это интересное занятие.

– С горячим профессором, – добавляет ее подруга себе под нос.

Они задыхаются в порыве смеха, а я тем временем скриплю зубами, раздраженная неудачей. Делать заметки стоя почти невозможно, но если я сяду, то не смогу видеть центральную часть лекционного зала.

Профессор Барклай уже стоит на месте, его презентация подготовлена и транслируется на большом экране позади преподавателя. Ровно в десять он выходит в центр и начинает лекцию о консервации зданий, так как ее предыстория начинается с четырнадцатого века. Я делаю заметки так быстро и разборчиво, как только могу, а учебник в руках использую как планшет.

С моего места в конце зала профессора сложно услышать, и, что еще хуже, у незарегистрированных студентов нет такой мотивации следить за словами профессора, как у меня. Девушки рядом со мной разговаривают шепотом, посматривают в телефоны и начинают бессовестно фотографировать профессора Барклая. Я оглядываюсь, и девушка замечает меня, наклоняет телефон так, чтобы я могла видеть надпись.

«Папочка».

Я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, а после этого слышу свою фамилию из центра зала.

– Мисс Мерсье.

Страх останавливает меня.

Быть этого не может.

Конечно, мы это не повторяем.

Конечно, я не буду отрывать взгляд от телефона девушки, чтобы посмотреть на профессора Барклая, который сосредоточил на мне все свое внимание.

Мой желудок сжимается из-за беспокойства, когда я поднимаю взгляд. Конечно же, вся аудитория поворачивается, чтобы посмотреть на меня, вслед за преподавателем.

– Ваше поведение становится привычкой?

Девушка рядом со мной отодвигается, оставляя меня в одиночестве. Не то чтобы это имеет значение. Думаю, профессор Барклай даже не заметил, что я смотрела на него, а телефон держал совсем другой человек.

– Нам нужно кое-что прояснить, не так ли? – продолжает он резким тоном.

Затем обходит кафедру и берет деревянный стул, на котором лежали его вещи. Убирает сумку и ставит его в переднюю часть аудитории, прямо в центр напротив кафедры и проектора.

– Присаживайся.

– Везучая, – шепчет девушка с телефоном.

Нет. Не везучая. Совсем наоборот. Проклятая. Это предзнаменование. Один плохой эпизод можно было бы списать со счетов, но теперь еще и это? Он ни за что не поверит, что я дважды оказалась не в том месте не в то время.

Быстро собираю вещи, но из-за спешки роняю пенал на пол. Нет. Мои вещи на полу рассыпаны повсюду. На глаза наворачиваются слезы, и это только раздражает меня еще больше. Я не буду плакать из-за таких глупостей. Девушки рядом помогают мне собрать ручки и карандаши, пока профессор Барклай прочищает горло. Одна горячая слеза катится по щеке.

Боже, как же хочется провалиться сквозь землю.

Когда удается собрать все вещи, я опускаю голову и иду в центр аудитории по проходу между рядами. Все студенты смотрят на меня, как на идущую навстречу жениху невесту.

Профессор Барклай стоит на месте, скрестив руки на груди, и я смотрю на него из-под мокрых ресниц.

Когда он видит меня вблизи, клянусь, на его лице можно увидеть тень раскаянья, которая вскоре исчезает.

Может, я просто хотела, чтобы это было так.

– С этого дня Вы будете сидеть здесь, – произносит он, указывая на стул. Я нахожусь рядом, поэтому он говорит тише, но из-за микрофона это слышит вся аудитория. – Думайте об этом, как о персональном месте.

Я сажусь на стул, как он и попросил, кладу учебник на колени и в течение всей лекции держу голову опущенной. Слушаю его, но не могу набраться смелости поднять глаза из-за страха, что он прочитает на моем лице все чувства.

Я презираю его. Вызывать меня вот так в центр и посадить на стул, как наказанного ребенка на переменке… Да кем он себя возомнил.

После окончания лекции я встаю со стула и пробираюсь к выходу еще до того, как большинство студентов закрывают ноутбуки и кладут их в сумки.

Почти подхожу к двери, но кто-то тянется ко мне и касается рукой. Это Соня, и на ее лице ухмылка. Покидая аудиторию, я совсем забыла о том, что они с Аннет были со мной в одном помещении.

– Вот это достижение! Он вытащил тебя прямо в центр.

Я хмурюсь и отворачиваюсь, но она все еще спешит за мной.

– Будто этого школьного буллинга было недостаточно. Сегодня он смотрел на тебя около миллиона раз. Черт возьми. Какое напряжение! Мне жарко.

– Я уверена, что если он и смотрел на меня, то только ради того, чтобы убедиться, что я сижу на своем месте, конспектирую и больше не мешаю ему вести лекцию.

После этого я раздражена и снова пытаюсь удалиться, но Соня наступает мне на пятки. К счастью, у Аннет хватает ума не идти за нами.

– Знаю, что ты и близко настолько не помешана на парнях, как я, – продолжает Соня. – Вообще, ты встречалась с кем-нибудь после расставания с этим занудой Оуэном? Или это был Оливер? Ай, кому не плевать. Я думаю, ты можешь попытать удачу с профессором Барклаем.

– Соня, меня это не интересует.

– Так даже лучше! Я сомневаюсь, что он бы ухаживал за той, кто сильно хочет его получить. Ты знаешь, что он преподает уже четыре года и ни разу даже не отпускал шутки со студентами? Он абсолютно серьезен и всегда действует по правилам. Никаких улыбок. Никакого флирта.

– И?

– «И»?! Это такая потеря. Ты когда-нибудь вообще видела такого чертовски великолепного мужчину?

– Кому есть дело до его лица? Он отвратительно относится к людям, – я продолжаю, чтобы привести еще больше аргументов на случай, если это не сработает. – Если ты считаешь его таким привлекательным, то почему бы тебе самой с ним не встречаться?

Она указывает на меня пальцем и водит им вверх-вниз в воздухе.

– Если бы он был заинтересован во мне так же, как в тебе, поверь, я бы это сделала.

Я закатываю глаза и машу на прощание, оставляя Соню рядом с кабинетом, где будет проходить ее следующее занятие.

Разговор окончен.

Во всяком случае, мне хочется в это верить.

Во вторник впервые после инцидента с телефоном я прихожу на лекцию к профессору Барклаю. Отведенное мне место находится не там, где мне хотелось бы. Я вхожу в аудиторию, колеблюсь и на секунду задумываюсь, мог ли преподаватель забыть о своем распоряжении или, возможно, просто не имел в виду того, что сказал. Однако затем наши взгляды встречаются, его бровь практически незаметно поднимается прежде, чем он несет стул именно туда, куда ему хотелось бы. Я вздыхаю, отхожу от Аннет и Сони и пробираюсь вперед, чтобы сесть на стул.

До начала лекции остается несколько минут. Позади меня студенты тихо болтают, но со своего места я могу видеть только профессора Барклая, который стоит сбоку от кафедры и что-то смотрит в телефоне. На нем приталенные темно-синие брюки и белая рубашка. Его часы поблескивают на свету, и я исследую гладкую линию мышц от запястья до рукава рубашки с манжетами. Я не знаю, почему мне так хочется смотреть на него. В моих мыслях он уже превратился в некое чудовище, разъяренного засранца, которому, я уверена, нравится меня унижать.

Я понимаю, что пялюсь на него слишком долго, только когда он отрывает взгляд от телефона и ловит меня на горячем.

Мне хочется быть сильной и смотреть на него, таким маленьким, незаметным образом бросая ему вызов, но, будучи легкой добычей, я сразу же опускаю глаза в пол. В такой позе на своем месте я почти что склоняюсь перед его ногами.

Четверг оказывается еще хуже, чем вторник. Одеваясь утром, я не думаю о профессоре Барклае или его предмете. Когда надеваю платье кроя «бэби-долл» с рукавами длиной три четверти, то делаю это только потому, что мне нравится его носить. Бело-голубая ткань с цветами напоминает мне о платье, которое когда-то было у моей матери, то самое, что все еще лежит в сундуке с ее вещами, с которыми я не могла расстаться несколько лет назад.

Когда прихожу в аудиторию, то почти сразу понимаю, что моя одежда неуместна, ведь всю лекцию я буду сидеть. В обычных обстоятельствах, потерявшись где-то в средних рядах, в этом платье я осталась бы незамеченной. Среди студентов я была бы в безопасности, так как ноги и подол были бы скрыты. Однако, сидя на стуле, я не могу скрыть почти всю верхнюю часть бедер.

Слава Богу, когда я захожу в аудиторию, профессора Барклая нет на месте.

Я наклоняюсь, стараясь приседать, а не сгибаться, чтобы достать конспект, ручку и слайды с лекцией. Затем быстро сажусь, кладу учебник на колени вместе со слайдами и ручкой. Опускаю взгляд, пытаюсь отдернуть подол платья вниз и молюсь, чтобы вся аудитория не смотрела за тем, как я ерзаю на стуле. Я все еще тяну за юбку, когда профессор Барклай входит в боковую дверь, а солнце светит ему в спину.

Время для того, чтобы решить проблему с платьем, закончилось. Мне не хочется привлекать еще больше внимания к своему наряду, поэтому я свожу ноги вместе и скрещиваю лодыжки.

Я чувствую его тяжелый пристальный взгляд на своей шее. Это может быть просто мое воображение, а мой разум искажает реальность до худшего из возможных кошмаров, или это – шестое чувство, но я знаю, что он заметил мой наряд. Представляю, как он взглядом украдкой скользит по моим ногам, вдоль игр и чувствительной впадинки под коленями, по боковой части бедер, которые не удалось прикрыть учебником. Я ерзаю на стуле и скрываю дрожь, все еще смотря в пол. Если он смотрит и видит меня таким образом, то я не хочу об этом знать. Даже не хочу допускать, что он подумал, что это не случайность, а я, возможно, оделась так для того, чтобы вызвать у него какую-то реакцию.

Просто хочу выжить на очередной лекции профессора Барклая. Это все, на что я могу надеяться.

В следующий вторник, перед началом занятий, когда я сижу рядом с лекционным залом и читаю «Богатое наследие» Майера, прямо передо мной на пол опускается Соня, готовая продолжить разговор, к которому мы периодически возвращались после начала семестра.

– Ты занята? – спрашивает Соня. Она – настоящий сгусток энергии.

– Да.

– Это плохо, потому что я хочу кое-что тебе показать, – она расстегивает рюкзак, вытаскивает ноутбук и включает его. – Не поверишь, что я сделала.

Я хмурюсь, так как за время нашего общения поняла, что не доверяю Соне. Определенно, она не самая уравновешенная среди моих друзей. Но спонтанная, веселая, и, насколько я убедилась сейчас, весьма настойчивая.

– Это произведение искусства.

– Соня, я пытаюсь почитать материал перед лекцией, – я не поднимаю глаза.

– Отлично. Ты такая прилежная студентка. А теперь посмотри сюда.

Девушка поворачивает ко мне экран ноутбука, и на нем появляется фото в хорошем качестве, где мы с профессором Барклаем обнимаем друг друга. Одеты празднично: он в черном костюме с галстуком, а я – в серебристом облегающем платье. Выглядим как на ковровой дорожке какой-то церемонии награждения.

Моя челюсть падает на пол.

– Ты где это взяла? – шиплю я.

– Я это сделала! – восклицает Соня.

Она привлекает внимание ближайшей группы студентов, которые оборачиваются и видят изображение на экране ноутбука, прежде чем я успеваю закрыть его.

– Разве это не великолепно?! – продолжает подруга. – Что-то вроде реального воплощения того, что могло бы произойти, не будь ты такой занудой!

– Это действительно… пугающе, – я прищуриваюсь, пытаясь рассмотреть все детали. Наши лица на фото немного размыты. В лучшем случае это делал ребенок. – Соня, это… Действительно, плохо.

– Ну, ты права. Хорошо. Я сделала это в каком-то дурацком приложении. Загружаешь фото лиц, и все остальное программа делает за тебя. Я занималась этим все утро, сохраняла свое фото с молодым Ди Каприо периода популярности «Титаника», и тут мне в голову пришла прекрасная идея показать тебе, насколько хорошо вы с профессором Барклаем будете смотреться.

Лицо преподавателя, которое она, скорее всего, взяла с фото на сайте нашего университета, смотрится до смешного крупным в сравнении с моим, а его кожа светлее, чем у человека, на которого она его «наложила».

– Чье это тело? – спрашиваю я, указывая на экран.

– Блейк Лайвли. Лицо профессора Барклая я поставила на Райана Рейнольдса. Я думала, что они чем-то схожи.

– Да мы вообще на них не похожи. У меня не светлые волосы.

– Ладно, да, небольшая оплошность с моей стороны, но особого выбора в приложении нет. В конце концов, оно бесплатное.

– Ты могла хотя бы брюнетку выбрать?

– Знаешь, это не звучит как благодарность. Я от тебя не услышала ни единого «спасибо».

Я бросаю на нее взгляд, будто говоря: «Ты, наверное, шутишь».

– О, это потому, что я совсем не благодарна. Вообще, я не исключаю, что ты сумасшедшая. Тебе нужна помощь.

– Ты серьезно? – она оскорблена моими словами. – Это была тяжелая работа. Которая заняла почти десять минут. Мне пришлось просмотреть несколько твоих действительно тошнотворно-милых фото, чтобы найти подходящую для этого снимка. Она пододвигает ноутбук, чтобы я могла посмотреть на фото еще раз, но мне это не нужно.

– Мне удалось тебя убедить? – спрашивает она.

Тишина.

Она вскидывает руки.

– Вот как? Ты официально заявляешь, что это не катит? И не собираешься меня слушать? Просто продолжишь вести свою скучную жизнь?

– Да, – отвечаю я категорично.

– Какая огромная ошибка, – Соня закрывает ноутбук и засовывает его обратно в рюкзак. – Ты могла бы улизнуть с профессором Барклаем прямо сейчас, чтобы уединиться с ним перед лекцией.

Она не утруждает себя регулировкой громкости голоса, и я знаю, что ей даже не стоит об этом говорить. У моей подруги есть только один режим: громкий.

– В данный момент я не особо в этом заинтересована. Сейчас я пытаюсь заработать средний балл для поступления в аспирантуру, желательно на стипендию. Не думаю, что секс с профессором поможет мне в этом.

Двери в аудиторию открываются, и студенты начинают заходить. Я собираю вещи и встаю, после чего протягиваю руку, чтобы Соня пожала ее. Недовольно нахмурившись, она все-таки делает это.

– Извини, я больше не хочу приключений. Если честно, то от мысли о романе с профессором у меня начинает болеть живот.

– Думаю, я понимаю, о чем ты. Но по-прежнему уверена, что ты совершаешь ошибку, и теперь знаю, что ты безнадежна.

Я смеюсь, понимая, что в ее словах нет и капли сарказма. Она имеет в виду все то, что сказала. В мире Сони имеет смысл поставить под угрозу все свое будущее ради ночи с горячим профессором. Я бы никогда так не поступила.

– Покончим с этим раз и навсегда?

– Да, – Соня кивает. – Тема официально закрыта.

Мы заходим в аудиторию вместе, и подруга начинает рассказывать мне об одном сексуальном парне на ее лекциях по психологии. Я слушаю ее до тех пор, пока не бросаю взгляд на центр зала и не вижу профессора Барклая, который общается с несколькими студентами. В них я сразу узнаю тех студенток, которые стояли рядом с нами в коридоре… Те, кто увидел работу Сони до того, как я закрыла ноутбук.

Я чувствую, как румянец начинает заливать мое лицо.

Нет.

Это просто совпадение.

Это должно быть совпадение.

У них возникли вопросы по книге. Они хотят узнать, какие главы из прочитанных будут на первом тесте. ЧТО-ТО ТАКОЕ.

Профессор Барклай оглядывается через плечо, замечает нас с Соней, идущих по проходу, после этого кивает девушкам. Они расходятся и занимают места в первом ряду. Одна из них – симпатичная блондинка, в ней я узнала девушку, у которой профессор Барклай согласился быть консультантом, ехидно улыбается мне, прежде чем отвернуться. В этот момент я понимаю, что моя судьба предопределена.

Мне едва удается успевать за Соней, которая совсем не понимает, что происходит. Она идет вниз, не задумываясь ни о чем, и рассказывает о парне-психологе. Тем временем профессор смерил меня взглядом, наполненным таким гневом, что я удивлена, как не растаяла на месте. Он жестом приглашает меня подойти.

Мне хочется развернуться и убежать, но ноги не слушаются.

Не успеваю оглянуться, как оказываюсь рядом с преподавателем. Неужели я действительно считала его привлекательным? Он пугающий.

– Мисс Мерсье, мне нужно встретиться с Вами и Вашей подругой в кабинете после занятия, – резко говорит он.

– Вы хотите обсудить…

Он пресек мою попытку исправить ситуацию здесь и сейчас.

– После занятия.