Текст книги "Мой профессор (ЛП)"
Автор книги: Р. С. Грей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 9
Эмелия
4 года спустя
Стою на пороге квартиры Сони, уставившись на ее приветственный коврик.
Я здесь уже несколько минут и полагаю, в какой-то момент постучу, но пока не набралась сил. У моего правого бедра стоит чемодан, а позади сложено несколько картонных коробок. Водитель Uber был достаточно любезен, чтобы помочь мне их разгрузить.
– Нашла новое место? – спросил он.
– Что-то в этом роде.
Правда заключается в том, что я бездомная, уже минут тридцать.
У меня была квартира, которая мне вполне нравилась. На третьем этаже в милом районе, с прекрасным видом из окна на деревья, но она была оформлена на моего парня, поэтому, когда вечером он пришел домой с работы со слезами на глазах и сказал мне, что нам нужно поговорить, я поняла, что это больше не моя квартира.
– Я спал с другой, – признался он.
Мой рот сложился в идеальную букву «О».
Затем наступила тишина. Молчание, пока он ждал, что у меня будет бурная реакция на его измену. Тишина, пока я ждала, когда мое тело наполнится ревностью и яростью.
– Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, – предложил он.
Вопросы… разве у меня должны быть вопросы?
Кажется, я остановилась на чем-то банальном, типа «Ты ее любишь?»
Он признался, что так и есть, и дальше последовала настоящая сенсация: он уходит от меня к ней.
Точно. Что же, это все усложнило. Я как раз готовила спагетти. Должна ли я была оставить воду кипеть или?..
В итоге я просто выключила плиту и оставила кастрюлю. Полагаю, он позаботится о ней позже.
Я должна была понять, что с Купером что-то происходит, еще несколько недель назад. Между нами все было не так. Я все чаще выходила из квартиры, находила любой предлог, чтобы побродить по книжным магазинам и кофейням, ходила на долгие бранчи с Соней и гуляла по городу в одиночестве. Он работал дольше обычного. А наша сексуальная жизнь… да. Она уже давно не существовала, но меня это устраивало. Что, оглядываясь назад, должно было быть огромным тревожным сигналом, но я предпочла его проигнорировать.
Последние несколько лет я довольствовалась тем, что игнорировала многие вещи в своей жизни.
После окончания Дартмута и получения степени магистра в области сохранения архитектуры в Нью-Йоркском университете я перестала нажимать на газ. Позволяла жизни тянуть и толкать меня, как ей вздумается, словно полиэтиленовый пакет, развевающийся на ветру.
Когда после окончания университета в мае открылась вакансия в Нью-Йоркском городском парке, я подала заявление. Неважно, что это не совсем то место, о котором мечтала. Неважно, что я не нахожусь в окопах и не помогаю сохранять здания и архитектуру в городе. Неважно, что я всего лишь помощник. Я выполняю много канцелярской работы, составляю расписание, подшиваю документы, выполняю поручения. Сказать, что используются мои ученые степени – большая натяжка.
Так что с работой все понятно. Что касается моей личной жизни…
Ну, я уже упоминала о Купере. Изначально мы сошлись, потому что, когда Соня начала встречаться со своим нынешним женихом Уэсли, он упомянул, что у него есть холостой друг по имени Купер, и все подумали, что было бы забавно пойти на двойное свидание. Я согласилась, а почему бы и нет?
Когда Купер, казалось, влюбился в меня по уши, а я не чувствовала того же самого, то не стала раздумывать. Мне нравилась ситуация. Лучшие друзья встречаются с лучшими подругами.
И когда Уэсли сделал предложение Соне, а Купер намекнул, что, по его мнению, мы скоро пойдем по их стопам, я извинилась и пошла в туалет, заперла дверь и ощутила, что у меня сейчас начнется сердечный приступ.
Так что да, если посмотреть на все это в совокупности, то моя жизнь в последние несколько лет была не из приятных.
Я знаю это.
Или, по крайней мере, я знаю это сейчас.
Соня распахивает дверь.
– Тьфу! Мужики! Не могут держать свои долбаные руки при себе! Клянусь БОГОМ.
Она уже заносит мой чемодан внутрь, я беру коробку. Вместе мы относим мои вещи в свободную спальню. Довольно большая роскошь в Нью-Йорке, но работа Сони в отделе маркетинга технологического стартапа хорошо оплачивается.
– Ненавижу его. Этот мудак, он думает, что может изменять тебя и это сойдет ему с рук?! Ты с самого начала была слишком хороша для него.
И еще много всего. Любая мотивационная фраза, пришедшая ей на ум, будет озвучена. Это квинтэссенция «Он только притупил твой блеск», и «Тебе будет лучше без него», и «Он только что совершил самую большую ошибку в своей жизни!».
Позволяю ей продолжать, потому что не уверена, что еще мне следует делать. Кажется неправильным признаваться в том огромном облегчении, которое я испытываю прямо сейчас.
– Можешь оставаться столько, сколько захочешь, – уверяет она меня. – Ты меня слышишь? Мой дом – твой дом. А сейчас, если ты меня извинишь, я как раз заказывала куклу вуду, похожую на Купера, чтобы мы могли мучить его, и если оформлю заказ в ближайшие пятнадцать минут, то получу бесплатную доставку.
Следующие несколько недель жизни в квартире Сони проходят почти так же, как и предыдущие несколько лет. Я продолжаю лгать себе и игнорировать проблемы размером со слона. Я уже привыкла. Так долго скрываю правду, что была бы почти удивлена, если бы смогла раскрыть все это сейчас.
Осознание того, что я несчастна – это только первый шаг. Что-то с этим сделать… Ну, ты только посмотри? В Old Navy проходит распродажа, скидки 25 %.
Вместо того чтобы что-то менять, я продолжаю работать на начальника, который мне не нравится, на работе, которую ненавижу.
Я говорю себе (и Соне), что ищу квартиру, но на самом деле просто оттягиваю время, просматривая на сайте Zillow многомиллионные дома в экзотических местах и критикуя выбранный владельцем дизайн интерьера. Диваны с принтом «зебра» в лыжном домике в Аспене? Серьезно?
Подумываю о том, чтобы зайти в приложения для знакомств и снова выйти в свет, но потом решаю, что лучше спущу телефон в унитаз.
Ровно через три недели после моего переезда Соня стучит в дверь моей спальни. Ну, технически это ее спальня, но неважно.
Она приоткрывает ее и заглядывает внутрь.
– Хэй, чемпионка. Как дела?
Закрываю ноутбук, прежде чем она успевает войти и увидеть все мои открытые вкладки, хотя в кои-то веки они не все Zillow.
Это еще хуже.
Занимаюсь тем, чем всегда, когда мне грустно: заглядываю в то, что не следует, ковыряюсь в пресловутых струпьях. Обычно это начинается с поиска информации о Фредерике, Эммете и Александре. Потом, когда и это меня не удовлетворяет, спускаюсь в кроличью нору – гуглю профессора Барклая. Проверить его достаточно просто. Он больше не преподает в Дартмуте. В год моего выпуска он покидает университет и переводится в Массачусетский технологический институт, вероятно, потому что становится невозможно ездить в Ганновер и поддерживать рост «Бэнкс и Барклай» в Бостоне. Его архитектурное бюро огромно и постоянно расширяется. О них постоянно пишут: ремонт Белого дома, реставрация Вьетнамского мемориала в Лос-Анджелесе. Они даже выступают в качестве консультантов по реконструкции Нотр-Дама после пожара, случившегося несколько лет назад.
Три месяца назад состоялся торжественный прием, посвященный достигнутому прогрессу и сбору средств на оставшуюся часть масштабных ремонтных работ, стоимость которых оценивается в сотни миллионов евро, из-за присутствия знаменитостей фотографии мероприятия были повсюду. Профессор Барклай и его партнер по фирме Кристофер Бэнкс были там, а также Эммет и Фредерик, что вполне логично. Они не только преданные парижане, Фредерик был крупнейшим частным спонсором, превзошедшим даже французское правительство. Были сделаны фотографии этой четверки, каждый из них выглядел чрезвычайно красивым и нарядным, но эти их совместные снимки меня не удивили; скорее всего, все они принадлежат к одному и тому же элитному кругу или, по крайней мере, встречались раз или два. А вот фотографии профессора Барклая с хорошенькой блондинкой не выходят у меня из головы.
Сегодня вечером я изучаю именно это, пытаясь выяснить, продолжаются ли их отношения. После торжественного мероприятия их не фотографировали вместе, но это ведь ничего не значит, верно?! Профессор Барклай не похож на человека, который объявляет о своих отношениях в Instagram или где-то еще.
В любом случае Соне не нужно ничего об этом знать. Она знает о моем прошлом, но ничего о профессоре Барклае. Я имею в виду то, что сказала ему в последний раз, когда мы разговаривали: я никому не расскажу о той ночи в баре.
– Тебе пришло письмо из Шотландии, пересланное из Данлани. Это от мистера Пармера?
Я киваю и забираю письмо, одаривая ее небольшой благодарной улыбкой в знак признательности.
– Так и будешь торчать здесь всю ночь? – спрашивает она, обводя взглядом комнату. Мне вдруг становится стыдно за чашки, скопившиеся на прикроватной тумбочке, и за стопку белья, бесконтрольно растущую в углу.
Я еще не очень хорошо устроилась. Мои коробки для переезда все еще заклеены скотчем. Одежда не висит в шкафу. Она перекочевывает из чемодана на мое тело, затем в кучу грязной одежды, после чего я ее стираю, сушу и кладу обратно в чемодан. Если бы я обратилась к психотерапевту, он, скорее всего, сказал бы, что мой нераспакованный чемодан – это метафора чего-то.
– В конце концов, я собираюсь рискнуть… – говорю я ей. – Когда больше не смогу игнорировать урчание своего желудка.
Она усмехается.
– В холодильнике полно продуктов. Я зашла в Whole Foods по дороге с работы.
– А, спасибо. Я переведу тебе деньги.
Чувствую себя ужасно по еще одной причине. С тех пор как приехала, я была хреновой гостьей. Поскольку не готовлю и никогда добровольно не хожу в магазин. Только убираю за собой и вношу деньги за все, что она покупает, но не похоже, что действительно ценю, то что нахожусь здесь. Во всяком случае, мое присутствие только отнимает силы у Сони, которая сейчас занимается подготовкой к свадьбе.
Даже сейчас у нее под мышкой зажата свадебная папка. Она повсюду носит с собой эту розовую штучку с оборками. Я уверена, что она пришла сюда, потому что хочет открыть ее и узнать мое мнение: «Как ты думаешь, льняные салфетки – это слишком официально? Считается ли бежевый свадебным цветом или это просто нейтральный? Возненавидят ли меня подружки невесты, если я заставлю их зачесать волосы наверх?».
Я изо всех сил стараюсь заботиться обо всем, даже о тривиальных вещах. Соня была мне хорошим другом, и даже если сейчас моя жизнь полный отстой, не хочу портить ей это время.
– Итак… я не хочу тебя расстраивать или что-то в этом роде… – начинает она.
Я сажусь на кровати.
«Пожалуйста, не говори, что ты меня выгоняешь. Пожалуйста, не говори, что ты меня выгоняешь».
Она морщится и продолжает:
– Я только что увидела, что Купер опубликовал фотографию с Самантой на Facebook. Похоже, что это официально. Скорее всего, она будет его второй половинкой на свадьбе.
Она изображает рвотный позыв, а я обмякаю от облегчения.
«О. Это… ха. Это…»
Я не знаю подходящего слова.
Она плюхается на мою кровать и хмурится.
– Хочешь, чтобы я отменила его приглашение на свадьбу?
Не могу удержаться от смеха. Она неправильно истолковала мое настроение и думает, что я расстроена этой новостью.
– Не уверена, как ты сможешь это сделать, учитывая, что он шафер Уэсли.
Она невозмутимо пожимает плечами.
– Да, но до свадьбы еще два месяца, так что у Уэсли есть время найти нового шафера. Что? Как будто это трудно?
Я улыбаюсь.
– Все хорошо. Я обещаю. Смотри, – я подняла руки. – Я не рассыпаюсь на миллион кусочков или что-то в этом роде.
Понимаю, что за последние несколько недель поставила себя в неловкое положение. Скрывая от Сони многое, и она вынуждена предположить, что мое недомогание и грусть вызваны разрывом с Купером. Это так далеко от истины, но, если признаюсь, что меня это не беспокоит, последуют дальнейшие вопросы, которых я очень-очень хочу избежать. Поэтому прикидываюсь дурочкой. И позволяю ей предполагать все, что она пожелает, и не поправляю ее. Я знаю, что это ужасно и считается ложью, но это все, что могу сделать в данный момент. Я просто пытаюсь держать себя в руках.
Мне кажется, что я веду проигранную битву, но не готова сдаться.
Еще нет.
– И еще, не хочу указывать на очевидное, но… Ты ее видела?
Я хмурюсь.
– Кого?
– Его новую девушку. Другую женщину.
Мне впервые приходит в голову, что я понятия не имею, как выглядит любовница Купера, ставшая девушкой. Потому что, в отличие от профессора Барклая, мне даже не пришло в голову проверить Купера теперь, когда его больше нет в моей жизни.
– Нет.
Она издает короткий смешок.
– О боже. Мы с Уэсли были в шоке, когда впервые увидели ее. Я имею в виду… она выглядит… как ты. Ну, не совсем, похожа, потому что ты, ну… чертовски великолепна. – Она поднимает руку, когда я открываю рот. – И остановись, я знаю, что ты сейчас попытаешься опровергнуть очевидное, но не хочу этого слышать. Я была твоей лучшей подругой на протяжении стольких лет. Мне приходилось терпеть все эти взгляды каждый раз, когда мы проходили через переполненный ресторан, парней, которые буквально спотыкались, чтобы получить твой номер. Нет, эта девушка тебе и в подметки не годится, но если прищурить один глаз и прикрыть другой, она может быть похожа на твою кузину или что-то вроде того. Очевидно, что Купер еще не забыл тебя.
Знаю, она говорит мне это, чтобы заставить почувствовать себя лучше, но это только усиливает чувство вины.
– Ну, это он изменил.
– Придурок.
Качаю головой, затем указываю на ее папку, готовая переключить передачу и отвести от себя внимание.
– Тебе что-то нужно сделать для свадьбы?
Она смотрит вниз.
– О. Да, я собираюсь пойти к Уэсли. Мы сегодня работаем над цветами. И под «мы» имею в виду себя. Я просто хотела проверить тебя перед уходом.
– Спасибо. Ты хороший друг.
Она подмигивает.
– Разве я этого не знаю? И только между нами… в морозилке есть мороженое «Рокки Роуд».
Я издаю стон, словно никогда в жизни не слышала ничего более возбуждающего, и она смеется, прежде чем смех резко обрывается, а ее глаза расширяются от забытой мысли.
– О! Ты слышала новости?
Я ожидаю, что она расскажет еще о Купере или, возможно, о чем-то, связанном со свадьбой.
– Всего час назад «Нью-Йорк таймс» опубликовала статью о каком-то ранее не обнаруженном особняке позолоченного века, построенном по заказу Вандербильтов. Ты видела пост об этом в Instagram?
– Что? Нет.
Я уже сажусь прямее и наклоняюсь вперед.
– Да. В Белл-Хейвене, на какой-то закрытой прибрежной территории, которая когда-то принадлежала Альве Вандербильт. Разве не ей принадлежали «Брейкеры»? Или это была Элис? Я забыла. В любом случае не могу вспомнить точных деталей, но дом просто стоял там, полуразрушенный и пустой, неизвестно сколько времени. Альва заказала проект какому-то известному архитектору.
– Наверное, Ричарду Моррису Ханту.
– В статье говорилось, что это «жемчужина» всех поместий Вандербильтов, затмевающая даже Билтмор.
– Как же получилось, что они только сейчас его обнаружили?
– В том-то и дело! – взволнованно продолжает она. – Никто не знал об этом, потому что он находится на частной территории, и, по-видимому, заросшей, деревья действительно густые, не говоря уже о том, что дом расположен на участке таким образом, чтобы скрываться от посторонних глаз. В «Таймс» даже предположили, что Альва хотела, чтобы все было именно так – секретно и все такое. Ты помнишь, какими чертовыми конкурентками были эти женщины Вандербильт. Одна построила особняк на Пятой авеню, а затем другая построила еще один, побольше, несколькими ярдами ниже. Иисус. Я не могу вспомнить, кто, по их словам, купил его…
– Наверное, Общество сохранения Белл-Хейвен. А если они не могли позволить себе это, то, скорее всего, привлекли департамент туризма штата Коннектикут. Просто посмотри на особняки позолоченного века в Род-Айленде – эти вещи сейчас приносят доход. Коннектикут наверняка воспользовался бы этой возможностью.
– Да, ты права. Теперь я припоминаю, и они сказали, что оно было куплено за нераскрытую сумму до того, как его смогли выставить на аукцион. Ты можешь себе представить, за сколько это было продано? – она недоверчиво качает головой. – И теперь, конечно, они…
– Восстановят его, – говорю я, обрывая ее.
Она сияет.
– Вот именно. Насколько это круто?! Поговорим о возможности, которая выпадает раз в жизни. Тебе нужно пойти и прочитать эту статью. Это важный день в вашем природоохранном мире.
У меня практически текут слюнки. Мое сердце, которое было холодным и бесчувственным, начинает бешено колотиться.
– Как ты думаешь, кто займется восстановлением?
Ее улыбка исчезает, и она спрашивает меня.
– Кто? Да, я бы поставила миллион долларов на то, что контракт заключат «Бэнкс и Барклай».
Я откидываюсь на спинку стула, мое возбуждение уже начинает спадать.
– Конечно. Верно.
Нет никого лучше.
Глава 10
Джонатан
Я возвращаюсь домой из Парижа, пролетаю над Атлантикой, когда получаю известие о том, что моя фирма выиграла контракт на реставрацию поместья Вандербильтов в Бель-Хейвене.
Остальные пассажиры первого класса спят, пока почтовый ящик заполняется письмами. Уверен, что телефон тоже разрывался бы от звонков, если бы я не поставил его на авиарежим.
Электронные письма от моих друзей с поздравлениями.
От банков и отдела маркетинга «Бэнкс и Барклай»: «Запрос на собеседование. Пожалуйста, сообщите о наличии свободных мест».
От Кристофера: «Возвращайся нах*й домой!»
Контракт – это большое дело. Нам противостояла дюжина других фирм со всего мира, даже более крупных, и я точно знаю, что мы не были на самом дне с точки зрения ценообразования. Однако наша работа говорит сама за себя. Я не удивлен, что мы получаем это предложение.
Первоначальное волнение, которое я испытываю, почти сразу же отходит на второй план, уступая место масштабным проблемам, требующим немедленного решения.
Хватаю свой блокнот и нетерпеливо откусываю колпачок от ручки, прежде чем начать строчить список дел. Когда мы только приступили к консультированию по реставрации Нотр-Дама, нам пришлось нанять двадцать новых сотрудников, чтобы покрыть объем работы. Мы перерастаем наше старое офисное помещение и переезжаем в здание в центре Бостона, которое «Бэнкс и Барклай» отреставрировали несколькими годами ранее. Два верхних этажа сдавались в аренду, и вместо того, чтобы позволить какой-нибудь финансовой фирме ворваться и вывесить название на стене здания, мы размещаем там свое. К счастью, здание достаточно большое, чтобы справиться с очередным витком расширения. Ничего не поделаешь; нам понадобится по меньшей мере десять новых сотрудников, и это только офисный персонал.
На стройплощадке нам понадобится множество мастеров: кузнецы, каменщики, маляры, плотники – каждый из них обучен искусству исторической реставрации.
– Могу я вам что-нибудь предложить, сэр?
Поднимаю взгляд на стюардессу, только с опозданием понимая, что не могу ей ответить, поскольку колпачок от авторучки все еще зажат у меня в зубах.
Вынимаю его и качаю головой.
– Я в порядке.
Ей с трудом удается оторвать свое внимание от моих губ, когда она продолжает:
– Никакого шампанского поздней ночью?
– Я не любитель шампанского.
Думаю, что это достаточно вежливые проводы, но оказалось, что они слишком вежливы.
Она не уходит, а вместо этого втискивается в проем сидений первого класса и пробует другую тактику.
– Знаете, вы единственный, кто еще не спит. Обычно, если все гости спят, нам разрешают сделать перерыв…
В тоне нет и намека на раздражение по поводу того, что ей все еще приходится быть на ногах. Я думаю, может быть, она просто пытается дать мне понять, что мы можем уединиться, если я этого хочу.
Если бы я не был так занят, принял бы ее предложение.
Нет.
– Конечно, отдыхайте. Мне ничего не нужно.
Я поужинал и выпил, теперь мне нужно шесть часов непрерывной тишины, чтобы поработать.
Она натянуто улыбается и кивает.
– Если вам что-нибудь понадобится, звоните мне.
Она указывает на кнопку вызова рядом с моим креслом, но я уже переключаю свое внимание на записи.
Специалистов, прошедших обучение в этой области, найти сложно. Любой плотник может зайти в современный новострой и сделать молдинг и встроенные книжные полки. Для того чтобы сделать то, что делаем мы, нужны преданные, натренированные руки человека, в совершенстве владеющего приемами старых мастеров.
В прошлые проекты мы привлекали людей из Флоренции, работников, чьи семьи из поколения в поколение передавали знания в этих областях. Мне нужно будет проконсультироваться с Кристофером и посмотреть, что, по его мнению, требуется. Возможно, нам удастся обучить ребят и избежать расходов, в зависимости от сроков, о которых мы в конечном итоге договоримся.
Я до сих пор сам не осмотрел поместье Вандербильтов. И не знаю, с чем мы столкнемся.
Кристофер следит за проектом в течение последних нескольких недель. Я присутствовал на совещаниях и высказывал свои соображения по мере возможности, но в основном не принимал участия в работе, так как работа заставляет меня находиться в Париже большую часть прошлого года.
Консультации по Нотр-Даму возникли органично. Когда я впервые увидел новости о пожаре, мое сердце сжалось от сочувствия к жителям Парижа. Было ужасно наблюдать, как сгорает кусочек истории, и я все еще был прикован к телевизору, наблюдая за прямой трансляцией, когда мне впервые позвонил Эммет.
– Мой отец уже переводит средства, – сказал он мне. – Что касается контрактов, мы будем настаивать на тебе и твоей фирме. Ты сделаешь это, не так ли?
Я не колебался.
– Конечно, сделаю. Но… Эммет, фирма должна быть французской. Ты это знаешь. Даже если бы у меня было время…
– Тогда ты будешь консультировать. Вносить свой вклад. Лучше тебя в этом никто не разбирается.
В его голосе звучало отчаяние, поэтому я согласился, наивно полагая, что это будет чем-то таким, что я мог бы делать время от времени. Но все оказалось не так. За последний год я шестнадцать раз летал в Париж. Участвовал в бесчисленных совещаниях со строителями, главными архитекторами, инженерами, представителями Римской католической церкви, парижского Совета по архитектурному планированию и дизайну и французского правительства, которые затянули реконструкцию до предела. Проще говоря, на кухне слишком много поваров. Никогда еще проект не продвигался так медленно. Нужно проявлять доверие, заботу и уважение там, где это необходимо. Все это какой-то кошмар. Жители Парижа жалуются, что это слишком дорого, а ремонт занимает слишком много времени. Критики опасаются, что новое здание не будет идеально повторять то, что было раньше. Никто не согласен.
В общем, это отнимает слишком много времени в моей жизни. Я испытываю облегчение оттого, что лечу домой, в Бостон.
Стюардесса могла бы помочь, но я дохожу до того, что мой мозг начинает саботировать меня. Он работает на три недели вперед, минуя быстрый секс и поверхностное удовольствие от погони, прямо к пресному, неловкому финалу, а потому кажется, что оно того просто не стоит.
В прошлом году я пытался дать отношениям реальный шанс с Мирандой. Нас познакомил Эммет, когда я был в Париже в начале прошлого лета. Она работает в GHV, в отделе по связям с общественностью, и из нашего мира. Воспитанница школы-интерната, наследница Лиги плюща, все поняли, когда мы с ней нашли общий язык. Миранда – это все, что должно делать меня счастливым: умная, красивая, целеустремленная, не слишком навязчивая, не слишком отстраненная. Она знает, как приготовить идеальный французский омлет, и свободно владеет немецким и мандаринским языками. Когда я ей не перезваниваю, она, кажется, не возражает. Никогда не заставляла меня посвящать ей больше времени и не жаловалась на то, что мы никогда не устанавливали четких границ в наших отношениях. Каждый раз, когда мы разговариваем или находим время, чтобы увидеться, это хорошо, интересно, весело.
Она прислала мне письмо сегодня вечером, как и все остальные.
«Полагаю, нам придется отпраздновать это в следующий раз, когда ты будешь в Париже.
Какое замечательное достижение, Джонатан.
XX, Миранда»
Чтение ее слов ничего не дает. Мое сердце стучит в том же ровном ритме, как будто пытаясь подчеркнуть мне, что нет никакого способа заставить себя полюбить кого-то. Ты либо любишь, либо нет.
Я ненавижу, что мои мысли возвращаются к Эмелии.
Понимаю, что она стала чем-то вроде миража. Те реальные воспоминания, которые у меня есть, так долго были испорчены фантазиями, тоской и отчаянием, что не могу доверять себе, когда дело доходит до моих настоящих чувств к ней. Я возвел ее на пьедестал и сделал невозможным для любой другой женщины подняться на него, не из-за какой-то нелепой связи, которая бывает раз в жизни, а потому, что у меня, вероятно, недиагностированная фобия обязательств или что-то в этом роде.
Сначала, много лет назад, я ругал себя за то, что не стал добиваться ее после той ночи, которую мы провели в баре.
Но что, черт возьми, мне было делать? Пытаться завязать отношения со студенткой? Боже, ей только исполнился двадцать один год. Она была молода и не подходила мне во многих отношениях. Но это не значит, что я не фантазировал о ней. Это не значит, что я не допускал мысли о том, что между нами может что-то произойти. Весь оставшийся семестр в Дартмуте я заходил в ARC 521, смотрел на этот деревянный стул и жалел, что на нем не сидит Эмелия. Я искал все, что мог найти о ней в интернете, следил за ее расписанием на семестр, написал не одно письмо на ее университетский электронный адрес, только для того, чтобы в последнюю минуту поумнеть и нажать «Удалить». Снова и снова я поднимал трубку, чтобы позвонить Эммету, спросить его о сестре, но, когда мы разговаривали, никак не мог набраться смелости.
Я представил себе, как прошел бы этот разговор.
«О, Эмелия посещала твой курс в Дартмуте? Была ли она хорошей ученицей?»
И что бы я ответил на это?
«Не знаю, Эммет. Я вел себя с ней как мудак в течение нескольких недель, а потом сделал ей выговор за что-то, что сейчас кажется незначительным, и вынудил бросить мои занятия, а затем просунул руку ей под юбку в туалете бара».
Проигрывая все это в голове, я должен чувствовать себя виноватым и порочным.
Но я не чувствую.
Как бы пафосно это ни звучало, я был одержим. Следил за ее работой в Дартмуте, за дипломным проектом, и в тот день, когда она должна была его представить, прокрался в приемную после того, как все расселись, и толпа заполнила помещение, встал сзади, вне поля ее зрения, и слушал. Ее проект представлял собой концептуальную кампанию экотуризма во Французском квартале, способ привнести в Новый Орлеан чистую энергию и экологичные методы строительства, сохранив при этом квинтэссенцию архитектуры, которой он известен. Она рассказала о проблемах, окружающих город: о том, как инфраструктура, хрупкость и нормативные акты, защищающие историческую застройку, могут затруднить или запретить благоустройство зелеными насаждениями. Кроме того, многие предприятия, пострадавшие в результате недавних наводнений, потратили свои ресурсы на восстановление, чтобы встать на ноги, забыв об экологичности, что, по понятным причинам, является упущенной возможностью.
В ее диссертации предполагалось, что в Новом Орлеане можно восстановить сразу несколько ключевых исторических зданий во Французском квартале, в частности, в районе Бурбон-стрит, и при этом создать первые в городе отели, сертифицированные по стандартам LEED или Green Seal.
Для нее не было предела. Она хотела уменьшить количество автомобильного транспорта и увеличить количество пешеходных улиц, улучшить дренаж, чтобы подготовиться к будущим наводнениям, и установить солнечные батареи на крышах, а также разбить сады под открытым небом.
Несмотря на то что проект был в некотором роде идеалистическим и наивным, факт остается фактом: ее проект был лучшим среди сокурсников. Я бы похвалил ее, вознаградил. Но был достаточно хорошим человеком, чтобы понимать, что больше не могу переступить эту черту с Эмелией. Тем не менее это не мешало мне жалеть о том, что я этого не сделал.
После нашего последнего разговора в кампусе, когда она поклялась мне, что никогда никому не расскажет о том, что произошло между нами, Эмелия больше никогда не возвращалась на скамейку под окном моего кабинета. Какой бы покой и уединение она ни обрела в этом дворе, они исчезли благодаря мне.
