Текст книги "Недосягаемый соблазн"

Автор книги: Р. С. Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Я целую Мэдди в волосы и велю закрывать глаза. Я знаю, что в ее голове миллион мыслей. Я знаю, у нее есть тысяча вопросов, которые Мэдди хочет задать, но день выдался долгим, и сейчас в моей постели все, что мне нужно. Не хотелось бы все испортить.

• 20 •

Мэдди

– Счастливого Рождества.

Это первые слова, которые я услышала, проснувшись следующим утром. Протерев глаза, я вижу Эйдена, сидящего на краю кровати, на котором нет ничего, кроме черных пижамных штанов. От вида его взъерошенных волос и лица, которое освещает утреннее солнце наполовину, сложно закрыть рот; сердце сдается от борьбы, которую вела, казалось бы, тысячелетия.

Наверное, я бы смогла прожить так жизнь, и следующую жизнь... и следующую, всегда любя Эйдена. Бежать от этого бессмысленно. Отталкивая его, я лишь погружаюсь в смехотворные и постыдные ситуации.

Эйден приподнимает уголок губ, ожидая от меня движения, слов или хотя бы любой признак функционирования мозга. Я собираю одеяло у груди, усаживаюсь... и чувствую кофе... блаженный кофе – на тумбочке стоит кружка с кучей подарков.

Я... озадачена.

Затем вспомнила, что он сказал, разбудив.

– Это мне? – Я смотрю ему в глаза.

Эйден смотрит на подарки и пожимает плечами:

– Да. Знаю, много, но я не собирался дарить их все на Рождество. Вот этот я приобрел на первом задании в Париже. Планировалось подарить его тебе в следующую встречу, но...

Но на то были причины.

Я беру подарок и дразня улыбаюсь Эйдену:

– Ну, фактически, ты так и подарил.

Эйден усмехается и качает головой.

В руках темно-синяя, смятая до ужаса, бумага. Угол уже разорван, поэтому решаю начать с него. За бумажкой оказывается маленькая акварельная живопись. Я сразу узнаю вид Парижа с высоты птичьего полета, хотя мазки кисти свободные и импрессионистические.

– Я увидел, как художник писал ее, – говорит Эйден, пока я смотрю на картину. – Шел третий день, а я скучал по дому и не находил себе место. Я хотел пообедать снаружи, пытаясь найти свободную лавочку у Сены, и нашел рядом с этим художником. Он рисовал все то время, что я ел, и от этого я чувствовал себя менее одиноким.

– Поэтому ты купил картину.

– Для тебя. В конце концов, ты была причиной моей грусти.

Я удивленно смотрю на него:

– Я?

– Да, ты. Конечно, ты, Мэдди. Я уехал из Парижа после того звонка в аэропорту. Это было похоже на самое тяжелое расставание в мире, как будто мы с тобой расстались еще до того, как начали.

Я себя также чувствовала. Даже сейчас не надо глубоко копать, чтобы достать те эмоции. Они прямо под поверхностью.

– Красивая, – смущенно выдавливаю из себя я.

– Мэдди.

– М-м?

– Можешь посмотреть на меня?

А мне надо?

Я смотрю на Эйдена и едва не падаю с кровати. Никогда не получалось так легко посмотреть на него, пытаясь скрыть всю любовь. Она, вероятно, льется из меня как только можно, насыщая вокруг воздух. Эйден знает. Должен.

– Завтра мне нужно вернуться в Нью-Йорк.

Это, возможно, самые болезненные слова в английском языке. В детской песенке, где говорится о том, что слова никогда не ранят, так как камни, откровенная ложь. Слова ранят больнее всего. Лучше бы меня закидали камнями, чем Эйден бы опять заявил, что бросает меня. Снова и снова.

Мне нужно больше воздуха. Надо выйти из комнаты прежде, чем моя привязанность вырвется из меня громким воплем.

Я встаю и понимаю, что до сих пор голая, поэтому стаскиваю одеяло с кровати, пытаясь в него завернуться, но, видимо, у людей в кино это получается намного лучше, чем у меня, потому что оно все спутывается и остается ниже грудей.

Я ругаюсь и дергаю ткань снова.

Эйден все повторяет мое имя, но я сейчас зациклена только на одеяле. Он касается меня, и я от испуга отпрыгиваю назад, вытягивая ладонь вперед в знаке: «Не приближайся, приятель».

– Ты можешь остановиться на секунду? Я бы хотел, чтобы ты вернулась со мной. Вместе.

– Что?

– Не удивляйся. Конечно, я хочу поехать вместе. Хочу отношений. Чтобы ты была моей девушкой, Мэдди. Поехали в Нью-Йорк со мной.

И прямо в эту секунду раздается стук в дверь.

– Эйден? Ты встал? Надо поговорить.

Это Джеймс.

– Сейчас не время! – кричит Эйден.

Ручка двери начинает дергаться, отчего начинаю кричать, пытаясь доползти до ванной прежде, чем Джеймс откроет дверь.

Хотя Эйден быстрее меня – он добегает до двери как раз вовремя, чтобы захлопнуть ее прежде, чем Джеймс что-нибудь увидит.

– Не сейчас, идиот!

– Ты вел себя как лунатик прошлой ночью! Нам надо поговорить.

– Не. Сейчас!

– Ладно. Встретимся на кухне.

Я не слышала другую часть разговора, потому что спешу обратно в свою комнату. Там, на краю кровати сидит сестра, скрестив руки на груди.

Здорово. Просто офигенно.

– Надеюсь, ты счастлива. – Первая вещь, которую она мне говорит.

Если бы Джоли с Джеймсом были нашими родителями, нас бы наказали. Суть очень долгого разговора, который приходится терпеть, заключается в том, что сестра очень разочарована решениями, которые я приняла прошлой ночью, и она ожидает от меня каких-то решений и хочет дать понять, что мои действия отражаются на ней.

О, боже мой. Просто убирайся из моей комнаты, чтобы я смогла одеться, выпить кофе и переварить тот факт, что Эйден попросил меня переехать с ним в долбаный Нью-Йорк.

Я снова настраиваюсь на ее длинную обличительную речь:

– Я бы хотела, чтобы ты сегодня позвонила в ресторан и извинилась.

Джоли, я бы хотела, чтобы ты ушла, но мы не всегда получаем то, чего хотим.

Я успокаиваю ее множеством кивков и почтительных мычаний в знак согласия, прежде чем она, наконец, исчерпывает себя и оставляет меня в покое.

Первый раз в таком состоянии... и в замешательстве. Мышцы живота сжимаются от беспокойства, но я не могу забыть ту маленькую картину, которую Эйден подарил мне минуту назад. В это рождественское утро я проснулась рядом с Эйденом. Санта действительно решил показаться в этом году.

Я достаю из чемодана красную клетчатую пижаму и несколько уютных носков. Раздается стук в дверь, после чего поворачиваюсь и вижу Эйдена, стоящего в дверном проеме, который не в силах стереть улыбку с лица.

– У нас проблемы, – дразнит он.

Я изображаю беспокойство.

– В этом году за плохие поступки мы определенно запасемся углем?

– Хуже. Джеймс «глубоко разочарован мною».

– Ох, бедный.

– Ага, держу пари, они даже не оставили нам завтрак.

– Можем приготовить свой.

– Договорим позже насчет Нью-Йорка, хорошо?

Я киваю в согласии, радостная, что он не давит на меня.

~

День не так уж плох. Конечно, Джоли и Джеймс немного сдержанны по утрам, но я утомляю их большим количеством выпечки.

– Кто-нибудь видел сахар?!

– Ты только что взяла его, – говорит сестра с дивана. Уже ранний вечер, и все собрались в гостиной, чтобы посмотреть рождественские фильмы. Я торчу на кухне и не собираюсь уходить. У меня в духовке готовится пряничный домик. На решетке для охлаждения лежат две дюжины печений с клюквой и белым шоколадом. В миксере готовится пирог, а на плите разогревается гоголь-моголь. В доме пахнет, как после взрыва на свечном заводе.

– Как я, по-твоему, буду печь сахарное печенье без сахара?

– Нам нужно сахарное печенье? – мягко спрашивает сестра.

Я бросаю на нее раздраженный взгляд.

– Это Рождество, Джоли.

Настроение ясное: перестань быть Гринчем!

Выпечка в основном отвлекла меня от мыслей о приглашении Эйдена. Когда он время от времени присоединяется ко мне на кухне, то не пытается снова заговорить об этом, хотя эта идея плотно засела у меня в голове.

Переехать в Нью-Йорк с Эйденом? Получится ли?

Я ненавижу то, как быстро проходит день, который стал еще быстрее из-за раннего утреннего рейса Эйдена из Денвера. Ему придется встать в пол пятого утра, чтобы успеть доехать из Вейла и вовремя добраться до аэропорта. В эту ночь я ожидаю, что он ляжет спать пораньше, но Эйден остается на диване, свернувшись калачиком рядом со мной под одеялом, пока мы заканчиваем смотреть «Эта замечательная жизнь».

Свет на кухне приглушен. Джеймс с Джоли уже давно легли спать, так что мы одни на диване, пока за окном идет снег.

Я была так счастлива до этого момента, полна рождественского духа, когда мы провели день, лепя снеговиков и кушая, смотря фильмы, строя пряничный домик, а затем поедая и его тоже.

Но сейчас невозможно избежать того, что произойдет завтра.

Эйден уезжает, и я не знаю, что будет после этого.

Идут титры фильма, а я не шевелю ни единым мускулом. Хочется повернуть время вспять и пережить этот день заново вместе. Я не хочу, чтобы Эйден отодвигался от меня.

Я оглядываюсь и вижу, что он смотрит вниз на наши переплетенные руки.

– Ты устал? – интересуюсь я.

– Не совсем. – Голос кажется отчужденным.

– Ты был уставшим утром.

– Возможно.

– Что не так?

Эйден откидывает голову на спинку дивана и смотрит в потолок.

– Я глянул рабочий календарь, пока ты готовила.

– И?

– Меня не будет в течение следующих пяти недель. В расписании есть свободная ночь или две, когда смогу вернуться в Нью-Йорк, но это все.

– Ох, это...

– У нас все еще может получиться, – говорит он, пытаясь перебить меня.

– Конечно. Я и не собиралась утверждать обратное.

– Значит, ты больше от меня не убежишь?

– Нет.

Эйден расслабляется.

– Мы можем общаться по телефону, когда меня не будет.

– Ага.

– И по почте.

Я не могу сдержать улыбки:

– Ты будешь слать мне открытки?

– Каждый день, если хочешь.

Я наклоняюсь и целую его мягко и нежно, но Эйден яро прижимается к моим губам, запуская руку мне в волосы. Я придвигаюсь к нему и провожу рукой по его рубашке. Эйден прижимает меня к себе, и мы начинаем откидываться на спинку дивана. Его руки начинают блуждать сначала по моей спине, потом по низу рубашки. Он тянет ее вверх, проводя пальцами по позвоночнику. Затем медленно проводит руками по груди, обхватывая ее, отчего издаю тихий стон.

На диване мы не остались.

Эйден, единственный, кто обдумывает такие вещи, тащит меня за собой по коридору, толкая дверь своей спальни, чтобы мы могли проковылять к кровати, срывая одежду по пути. Мы должны провести ночь, составляя наши расписания, планируя будущее, но никаких разговоров. На самом деле наши уста используются только в других целях.

Мне кажется, я просыпаюсь, когда Эйден целует меня в щеку в предрассветные часы, но тогда это кажется всего лишь смутным сном.

Когда я окончательно просыпаюсь и оглядываюсь, Эйден не лежит на своей половине. Он уже летит обратно в Нью-Йорк.

• 21 •

Мэдди

– Где твоя голова сегодня? Черт возьми. Земля вызывает Мэдди.

Я вырываюсь из задумчивости, немного смущенная тем, что Элиза застала меня в неподходящий момент. Хотя, честно говоря, в наши дни не так уж трудно найти меня в таком состоянии. Неприятных моментов предостаточно в течение первой недели возвращения на работу после праздничных каникул.

Элиза стоит перед столом за пределами офиса, размахивая передо мной чашкой чая-латте, как будто пытаясь вернуть меня к реальности.

– Все еще мечтаешь о каникулах? – Она съеживается от этой мысли. – Не я. По-моему, я набрала полтора килограмма. Вот почему я никогда не смогу вернуться домой. Мама настаивает на том, чтобы кормить меня насильно, и я не могу отказаться от ее хлебного пудинга. Теперь мы с тобой занимаемся вело-пробежками каждый день на этой неделе. Зафиксируй это как-нибудь.

– Слушаюсь, – говорю я, перебирая беспорядок на столе, чтобы найти ручку и блокнот, дабы записать ее просьбу в список дел. Требуется больше времени, чем обычно, ведь все лежит под мусором после завтрака.

Обычно я не такая. Я горжусь тем, что являюсь организованным человеком, но возвращаться в офис после Нового года было нелегко.

Сейчас голова забита только одним Эйденом.

Он в Новой Зеландии. Ну, как я знаю. Не могу вспомнить, возвращается ли Эйден сегодня в Нью-Йорк или же летит оттуда сразу в Дубаи. График постоянно загружен. Постоянно появляются новые дела, из-за чего запланированные пять недель работы превратились в восемь.

Что значит, если все пойдет по плану, я не увижу его в течение двух месяцев, которые ощущаются вечностью. И что хуже, вместо восьми недель будет ещё больше.

Прошлой ночью нам наконец удалось поговорить. Это был первый раз с его отъезда. С разницей в семнадцать часов сложно найти подходящее время. Он позвонит, а я буду на встрече с Элизой, или я позвоню, а он будет спать. Вчера Эйден написал мне, что уйдет с работы немного раньше обычного, поэтому я не спала, чтобы поговорить с ним. Ближе к полуночи зазвонил телефон, я сморгнула сон и села, чтобы ответить.

– Эйден?

– Да, Мэдди.

Я жмурю глаза от облегчения.

– Ты меня слышишь? – спрашивает он, вероятно, беспокоясь, что связь прервалась.

Я улыбаюсь:

– Да, слышу, а ты меня?

– Да. Боже, я так рад, что мы созвонились. Ты спала? – смеется Эйден.

– Не совсем. Просто клевала носом. Элиза заставила приходить в офис пораньше, чтобы заняться работой, которую отложили на каникулы. Это начинает сказываться.

– Мне неловко отрывать тебя ото сна.

– Нет, нет. Я хочу поговорить с тобой. Все в порядке. Я могу выпить лишнюю чашку кофе утром. Расскажи мне, что ты делаешь. Как там Новая Зеландия?

Мы проговорили больше часа, повесив трубку только потому, что мою непрекращающуюся зевоту становилось все труднее и труднее игнорировать.

~

Сегодня у нас с Элизой встречи одна за другой и поздний рабочий ужин с одним из клиентов. Когда я выхожу из ресторана и проверяю телефон, то вижу несколько текстовых сообщений от Эйдена. Он хочет знать, могу ли поболтать после работы, поэтому звоню ему, чтобы узнать, свободен ли он, но звонок сразу попадает на голосовую почту. Там сейчас рабочее время, и Эйден, вероятно, занят.

На следующий день мы с Дэном встречаемся пораньше, чтобы обсудить предложение, которое Элиза хочет получить к столу к концу дня. Мы находимся в «Бруклинском бублике» рядом с офисом, где всегда полно народу, но нам удается найти местечко в баре, расположенное у парадных окон. Мы сдвигаем друг к другу сидения, как только начинает звонить телефон. Сердце подскакивает к горлу, когда я вижу, кто это.

– Ты не возражаешь, если я отвлекусь ненадолго? – спрашиваю я Дэна, поднимая телефон, чтобы он мог увидеть имя Эйдена.

Он жестом просит меня ответить.

– Вовсе нет.

Как только звонок соединяется, Эйдена трудно услышать на другом конце из-за фонового шума.

Я прижимаю ладонь к уху.

– Эй, извини. Я в ресторане, так что здесь довольно громко.

Он смеется.

– Да, у меня тоже. Поздний обеденный перерыв. Подумал, ты могла бы поболтать со мной, пока я ем.

Сердце уходит в пятки.

– К сожалению, я на встрече.

Дэн пододвигается поближе.

– Привет, Эйден.

Я смеюсь, а Эйден нет.

– Кто это?

– Дэн. Ты не помнишь? Из агентства.

– Точно.

– Мы с ним иногда вместе работаем над кампаниями и вместе готовим презентацию для Элизы.

Шум в булочной усиливается в десять раз, когда входит мама пятерых детей.

– Ты не говорила об этом.

Я заставляю себя рассмеяться, пытаясь поднять настроение.

– Да, ну, после всего этого нам еще многое предстоит обсудить, и не похоже, что мы смогли нормально поговорить.

Он устало вздыхает на другом конце провода.

– Да. Послушай, я тебя не буду держать. Поговорим позже, хорошо?

– Да, хорошо.

Я вешаю трубку и смотрю на телефон, в то время как в животе завязывается узел беспокойства. Я знала, что так и будет. Мы живем в разных мирах, и отсутствие общения делает каждую мелочь намного сложнее. Эйден с самого начала никогда не уважал Дэна, но теперь можно только представить, что чувствует Эйден.

Я хочу послать ему короткое сообщение, но что тут можно сказать? Жаль, что тебя нет рядом? Он уже знает это.

~

Так проходят две недели с постоянной борьбой за то, чтобы синхронизировать наши графики. В итоге я ловлю его на пять минут, пока ужинаю, или на несколько секунд, когда мчусь на йогу с Элизой. Мы оба чрезвычайно заняты, и новизна нашей ситуации ослабевает с каждым днем. Это начинает раздражать, и это раздражение достигает пика, когда я звоню Эйдену и застаю его с группой репортеров. Ничего страшного. Просто я слышала, как девушка на заднем плане пытается привлечь его внимание. То, как она произнесла его имя, то, как я представила их сидящими вместе в баре... хотелось опровержений. Я не хотела чувствовать тугой укол ревности, волну беспокойства о том, сможем ли мы с ним на самом деле поддерживать связь на расстоянии. Дело не в том, что я не доверяю Эйдену. Я верю ему от всего сердца. Дело в том, что я ревновала оттого, что девушка просто была рядом с ним. Я скучаю по возможности сидеть напротив Эйдена в баре и разговаривать, не будучи отрезанным противоположными часовыми поясами.

Однако чувство ревности исчезло, когда Эйден поднял телефонную трубку и сказал всем передать привет его девушке.

Его девушке.

Я улыбнулась от уха до уха, стараясь, чтобы голос не звучал восторженно, когда приветствовала его друзей по телефону.

Это было несколько дней назад, и теперь эти чувства тоже испарились. Сегодня еще один тяжелый день. Я знаю, что Эйден направляется из Новой Зеландии в Дубай и не будет на связи до завтра.

Я ненавижу, что настроение начинает так сильно зависеть от него. Перспектива телефонного разговора с ним поднимает настроение на весь день. С другой стороны, осознание того, что мы не будем говорить сегодня, заставляет задуматься о весомости нужды. Я хочу прогулять работу, пойти домой и упасть лицом в кровать.

Справляюсь я плохо.

Интересно, как люди годами не видят близких? Интересно, не скроены ли они из другой ткани? Мне не нравится чувствовать себя слабой. На самом деле, я чувствую, что эта ситуация пробуждает во мне худшие качества. Я не хотела так сильно встречаться с друзьями, и знаю, что Элиза разочарована мной. В последнее время я была очень рассеяна. Не могу продолжать в том же духе.

Я решаю, что наличие конкретной даты, когда мы с Эйденом снова увидимся, поможет. Таким образом, мне есть чего ждать с нетерпением.

Я клянусь спросить его об этом во время следующего разговора.

Но затем... нам не выпадает такого шанса. Он пишет мне, пока я на встрече, объясняя, что будет работать допоздна, а у меня даже нет желания отвечать. Я так расстроена, что готова швырнуть телефон через весь конференц-зал.

Когда собрание заканчивается, я встаю, готовая бежать обратно к столу и зализывать раны.

– Мэдди, подожди. – Дэн бросается, чтобы поймать меня, и одаривает нежной улыбкой. – Все нормально?

– Да. – Я пытаюсь улыбнуться, но от него не ускользает тот факт, что это неискренне.

– Да ладно, в последнее время ты как зомби. Хочешь сходить куда-нибудь попозже и выпить? Я встречаюсь с друзьями у «О'Генри» после работы.

Часть меня хочет принять его предложение, но не делаю этого. Мне кажется неправильным проводить время с Дэном вне работы, не с Эйденом, который так далеко.

– Может быть, в следующий раз, – говорю я, и Дэн не утруждает себя попытками убедить меня. Он наклоняет голову и поворачивает налево, когда я подхожу к лифтам.

В тот вечер после работы, я распаковываю продукты, когда раздается стук в дверь. Это полное безумие, но первое, о чем я думаю, – это Эйден. Он здесь. Он вернулся и удивил меня!

Я бросаюсь к двери, поворачиваю замок и открываю ее, чтобы увидеть соседку по комнате, Люси, стоящую там с выражением облегчения на лице.

Она благодарно улыбается, проходя мимо меня.

– Прости! Я снова забыла ключ. Слава богу, ты дома. Я опаздываю на выпивку с Оуэном, и он собирается меня убить.

Я напеваю что-то вроде ответа, просто чтобы дать ей знать, что я жива, но в то же время борюсь с желанием не заплакать. Так нелепо расстраиваться из-за того, что в дверях стоял не Эйден. Я знала, что этого не будет. Он ни разу не намекнул, что собирается навестить меня. Он в Дубае. Знаю это, и все же… Я только что обнадежилась.

Я рада, что Люси собирается выпить. Когда мы с ней обе дома, обычно торчим на диване и тусуемся, но мне нравится, как тихо в квартире, когда ее нет. Можно было бы представить, что это старые времена, когда Люси не жила в старой комнате Эйдена, и он мог вернуться домой с работы в любую минуту.

Я ложусь пораньше и наполняю ванну таким количеством пузырьков, каким только могу. После того, как зажигаю свечу, снимаю одежду и вхожу в теплую воду. Приятно сесть и позволить пузырькам поглотить тебя. Я откидываюсь назад и скольжу глубже под воду, закрываю глаза и пытаюсь побороть грусть.

Телефон звонит, отчего резко реагирую. Я оставила его на коврике рядом с ванной, поэтому, когда перегибаюсь через край, вижу, что Эйден пытается связаться со мной по FaceTime.

Я пытаюсь ответить немедленно, хотя для успешного проведения пальцем по экрану требуется несколько попыток из-за мокрых пальцев.

Подключается видеовызов, и я вижу, как Эйден выходит на улицу, держа телефон перед лицом.

– Привет, – говорю я немного застенчиво.

Мы не часто общались по FaceTime, поэтому мне кажется почти странным видеть его таким. На нем черный костюм без галстука. На солнце его волосы кажутся светлее.

– Мэдди, – говорит Эйден с облегченной улыбкой, прежде чем его брови сходятся в замешательстве. – Где ты?

– Дома.

Я повернула телефон так, чтобы он мог видеть только мое лицо и плитку позади меня.

Он прищуривается, поднося телефон ближе, чтобы мог осмотреть мое окружение. Затем его глаза расширяются.

– Ты в ванной?

Я смеюсь, несмотря на кислое настроение.

– Да.

– Я везде узнаю эту плитку.

Она такая же, как и в его старой ванной.

– Ты прям в ванной? – переспрашивает он. Когда я киваю в подтверждение, Эйден стонет и проводит рукой по лицу. – Господи, подожди. Я всего в минуте езды от отеля. Мне нужно убить час перед собеседованием.

– Мне сегодня надо лечь пораньше.

Эйден смеется так, словно это нелепо:

– Нет, это не так, Мэдди. Ты остаешься со мной.

– У меня был долгий день.

Его зеленые глаза привлекают мое внимание через экран телефона.

– У меня тоже. Такое чувство, что я прожил миллион долгих дней с тех пор, как покинул Вейл. – Затем его внимание переключается, когда он толкает дверь. – Подожди, связь может пропасть, когда войду в лифт.

Я вижу фон отеля, когда Эйден мчится через вестибюль. Там есть гостиный уголок и стойка регистрации. Он кричит человеку, чтобы тот придержал для него дверь, а затем запрыгивает в лифт.

– Мне на второй этаж, – говорит он человеку, а затем, секунду спустя, двери закрываются, и звонок завершается.

Это было очевидно, но все равно раздражительно.

Я кладу телефон обратно на пол и подумываю о том, чтобы оставить его там на всю ночь. Однако Эйден звонит мгновение спустя, и, видимо, уже из своей комнаты. Я должна ответить, но чувствую себя мелочной, злой, настолько неуправляемой в такой чертовой ситуации, что хочу где-нибудь отыграться. Не отвечая на его телефонный звонок, я чувствую, что каким-то образом выигрываю, поэтому позволяю ему звонить и звонить. В конце концов это прекращается, и сила, которую почувствовала в тот момент, быстро улетучивается.

Я впадаю в панику, беспокоясь, что смачно облажалась. Затем телефон начинает звонить заново, после чего уже отвечаю.

– Черт, – вздыхает Эйден. – Я думал, ты не ответишь.

– Почти не ответила.

– Что так?

Я не отвечаю очень долгое время.

Эйден должен знать почему. Он обязан чувствовать то, что чувствую я.

Я пытаюсь проглотить ком в горле.

– Мэдди, – произносит Эйден почти шепотом. – Скучаю по тебе. – Я зажмуриваю глаза и откидываю голову назад, чтобы не потекли слезы. – Поговори со мной.

Не могу. Я беспокоюсь, что недостаточно хорошо контролирую эмоции. Не хочу плакать по телефону. Я была так осторожна, чтобы поддерживать хорошее настроение ради него, когда мы разговариваем, но это сказалось, и теперь я молчу.

– Давай перейдем на видеозвонок.

– Нет.

– Почему?

– Я просто...

Уже поздно. Эйден уже нажал на кнопку.

– Прими, Мэдди. Позволь увидеть тебя.

– Нет.

– Мэдди.

В его голосе появляются опасные нотки. Он дает понять: «Не издевайся надо мной». На мгновение я подумываю о том, чтобы продержаться, но потом хочется просто сдаться. Включается видео, и я ставлю телефон на край ванны так, чтобы он был направлен к потолку.

– Это не твое лицо, – указывает Эйден.

– Не хочу уронить телефон в воду, – лгу я. – Так безопаснее.

– Я куплю тебе новый телефон.

Тихий смех все-таки вырывается из меня, после чего беру телефон и наклоняю его так, чтобы он мог видеть мое лицо и плечи.

Эйден снял пиджак. Белая рубашка расстегнута у шеи. Волосы слегка взъерошены, как будто он провел по ним руками, поднимаясь в лифте. Мы смотрим друг на друга через экран. Его глаза рассматривают каждый видимый сантиметр меня, останавливаясь на волосах, шее и плечах. Как будто он пытается насытиться, отчего жду, что он сделает какое-нибудь грубое замечание по поводу наклона камеры, но он этого не делает. Эйден просто смотрит на меня так, словно не совсем верит, что я здесь.

Я вижу себя в крошечном прямоугольнике внизу экрана. Теплая вода окрасила грудь и плечи в розовый цвет. Щеки пылают, а рот похож на печальную опущенную линию. Как будто я разваливаюсь на части прямо у себя на глазах.

Эйден не спрашивает, почему мне грустно, – он знает.

– Я не хочу тебя обидеть, – говорит Эйден.

Я отворачиваю взгляд и фыркаю, пытаясь, как только можно, подавить эмоции.

– Знаю, это нелегко.

– Я просто не понимаю, как должно быть.

– Не говори так.

Я смотрю на полотенце, аккуратно сложенное рядом с ванной. Я сосредотачиваюсь на шитье, теряя его из виду, когда глаза застилают слезы.

– Я вернусь в Штаты через несколько недель, – обещает Эйден.

– А затем? – бросаюсь я.

– Затем посмотрим.

– Этого недостаточно, Эйден. Скажи мне сейчас же, что потом? А?

– Потом мне надо будет снова уехать.

– Точно.

– Это моя работа.

– ТОЧНО! – Я опускаю руку в ванну, выплескивая воду на экран телефона.

Когда я, наконец, оглядываюсь на Эйдена, его лицо – маска разочарования. Нахмуренные брови. Сжатая челюсть. Острые скулы.

– А как насчет твоего переезда в Нью-Йорк? Ты хотя бы думала об этом?

– Зачем мне переезжать в Нью-Йорк? Ты даже не живешь там!

Он делает глубокий вдох, как будто совершенно зол на меня. Затем отвечает:

– Верно. Хорошо. Сейчас явно не самое подходящее время говорить об этом...

Я киплю от гнева, и то, что он хочет прекратить это, не помогает. Эйден думает, что я не в своем уме, думает, что мне нужно успокоиться.

– Ты прав. Давай поговорим об этом в другой раз. – Мой тон полон сарказма. – Как насчет завтра в два часа ночи по вашему времени? Или как насчет того, чтобы запланировать пять минут для разговора в неделю, начиная со вторника?

– Ты думаешь, мне легко? – вспыхивает он.

– Похоже на то!

– Я в гребаном гостиничном номере в тысяче часов езды от тебя! Я работаю по двенадцать часов в день! Я, черт возьми, пытаюсь, Мэдди!

– Вот именно! Мы оба пытались, и кажется, не получится. Этому не видно конца. Какой у нас план, Эйден? Мы что, всегда будем далеко друг от друга?

– Я не знаю.

Я понимаю, что ставлю его в тупик. Я бы никогда не хотела заставлять Эйдена выбирать между мной и работой. Знаю, как много значит для него работа в «Таймс», но что я должна делать? Я годами ждала возможности быть с Эйденом, и до сих пор даже не чувствую, что мы по-настоящему вместе. Мы провели неделю в Вейле, и что теперь? Телефонные звонки? Текстовые сообщения?

– Такое чувство, что мы можем поговорить об этом сейчас или через год, но...

Эйден перебивает меня:

– Нет.

– Все становится только сложнее.

– Ты сдаешься.

– Я просто реалистка!

– Кого должно это волновать? Я люблю тебя, Мэдди. Это важно. Это единственная важная вещь.

– Этого не дост...

– Ты любишь меня, Мэдди?

– Это важно?

– Ты любишь меня?

– Конечно, Эйден?

– Тогда дай мне время все исправить.

• 22 •

Мэдди

– Тост за королеву дня рождения! – говорит Блайт, приказывая нам всем поднять бокалы за столом.

– Миа, пусть каждый день твоего двадцать восьмого года будет таким же пьяным, как этот! – кричит Блайт, перекрывая шум толпы.

Мы смеемся и чокаемся бокалами, поздравляя Мию с днем рождения.

Бар, в котором мы сидим, «Изи Тайгер», просто переполнен. Даже в феврале открытый внутренний дворик заполнен гостями, которые неловко топчутся на краю, разглядывая столы для пикника и ожидая, когда один из них освободится. Мерцающие огоньки низко опускаются над нашими головами, когда мы обходим наш столик, делясь забавными воспоминаниями о Мии.

Мне приятно гулять с друзьями. У нас не было такой ночи с тех пор, как я уехала в Вейл. До меня было трудно достучаться и еще труднее прижать, но я знала, что пожалею, если пропущу день рождения Мии. Так что, хотя на самом деле мне было не до вечеринок, я заставила себя собраться и пойти.

Сделав прическу и макияж, я улучшила настроение. Белое платье-свитер и ботинки были рождественскими подарками от Джоли, которые сидят как влитые. Сегодня вечером я чувствую себя хорошо, почти как раньше. Большая часть этого связана с фактом, что я выключила телефон. Он все еще в сумочке на крайний случай, но сегодня вечером я не хотела ни с кем разговаривать и ни о чем беспокоиться.

– Не смотрите, но там действительно горячая компания парней, которые только что вышли на улицу, – говорит Люси, разглядывая их поверх своего бокала. – Я думаю, они направляются к столу позади нашего.

– Тебе ли не по фиг? – смеется Миа.

Миа и Блайт определенно не заботятся о группе парней, у Люси постоянный парень, а у меня есть... неважно, что у меня есть.

Люси смеется и легонько шлепает ее по лбу:

– Ах да. Я все время забываю, что Мэдди снята с продаж.

Я смотрю в свой напиток.

– Честно говоря, это, наверное, потому, что я с ним не встречалась. Он настоящий хоть? – дразнит она.

Миа смеется:

– Да, он настоящий. Хотя так странно думать, что вы, ребята, наконец-то встречаетесь. Кстати, как идут дела?

– О, нормально.

– Звучит не так восторженно, – смеется Блайт.

Я пытаюсь стряхнуть с себя дурное настроение.

– Прости. Просто была долгая неделя.

– Где он опять?

– Сейчас? В Дубаи.

– Черт возьми, это круто, – говорит Миа с благодарным кивком.

Я пожимаю плечами, когда группа парней обходит наш столик. Я поднимаю взгляд и встречаюсь взглядом с одним из них. Он улыбается и слегка кивает мне, и я делаю то же самое, чувствуя, что было бы невежливо не сделать этого.

Люси громко прочищает горло, и когда я оглядываюсь, на ее лице появляется дерьмовая ухмылка.

В ту секунду, когда парни проходят мимо нас, она наклоняется и сжимает мою руку:

– Боже. Ты хорошо его разглядела?

– Честно, не совсем.

– Черт. Ну, он был чертовски сексуален и определенно улыбался тебе.

– Кого это волнует? – вмешивается Миа.

Люси вскидывает руки в знак поражения.

– Фу, вы, ребята, такие скучные! Я скучаю по тому, что у меня есть единственный друг, через которого можно прожить опосредованно. Теперь нам просто остается сидеть здесь и ковырять в носу от скуки.