Текст книги "Мортальность в литературе и культуре"
Автор книги: "Правова група "Домініон" Колектив
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
Похоронная «Азбука» Дмитрия Александровича Пригова в контексте традиции азбучного текста
Ю. Б. ОрлицкийМосква
Как известно, в христианском понимании индивидуальная смерть лишена трагизма591591
Об этом см., например, «Слово о смерти» Игнатия Брянчанинова и многие другие аналогичные тексты.
[Закрыть]. А о том, что Пригова можно и нужно рассматривать в контексте христианской традиции, точно и убедительно написал после его ухода художник Н. Алексеев:
Дмитрий Александрович Пригов был похоронен по православному обряду. Некоторые этому удивились: поэзия и изобразительное искусство Пригова вряд ли свидетельствовали о его православии, да и в разговорах он не указывал на свои конфессиональные предпочтения.
Удивляться нечему. Во-первых, религиозность это, как бы то ни было, интимное дело общения с внеположенным, во‐вторых, как хоронить большого русского поэта и художника, если не в соответствии с канонами православия? А что «Проект Д.А.П.» – один из ключевых феноменов в отечественной культуре последних десятилетий, давно не вызывает сомнения; в будущем, несомненно, это станет только яснее.
И столь же ясно, что Дмитрий Александрович Пригов – очень религиозный писатель и художник. Если всмотреться внимательнее, все его произведения, даже самые, казалось бы, анекдотические, об одном. О том, «кто мы, откуда, куда мы идем?», об одиночестве человека и о возможности или невозможности его общения с чем‐то высшим, о том, что, в конечном счете, в начале было Слово592592
Алексеев Н. Лютер культурной вменяемости [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.gif.ru/persona/prigov-lueter/. Загл. с экрана.
[Закрыть].
Азбучный принцип организации Слова и любого текстового материала – один из древнейших в истории человечества: он лежит в основе огромного количества текстов, в том числе сакральных593593
См., например: Степанов Ю. С., Проскурин С. Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия. М., 1993.
[Закрыть]. Как отмечал М. Л. Гаспаров, «алфавитный принцип организации текста в поэзии известен еще с ветхозаветных псалмов…»594594
Гаспаров М. Л. Художественный мир М. Кузмина: тезаурус формальный и тезаурус функциональный // Избр. статьи. М., 1995. С. 284.
[Закрыть].
В предисловии к 118‐му псалму, истолкованному Святителем Феофаном Затворником, дано следующее объяснение:
Сто восемнадцатый псалом отличается от других псалмов такими видными особенностями, которых нельзя не заметить с первого же раза. <…>
Есть и еще одна характеристическая особенность этого псалма; в переводах греческом и славянском, как и во всяком другом, ее не видно, а в подлиннике еврейском она прямо бросается в глаза. Это то, что псалом расположен по алфавитному акростиху, и притом не так, чтобы каждый стих начинался новою буквою, следующею за начальною буквою предыдущего стиха, например, чтобы первый стих начинался с «а», второй с «б», третий с «г»; но каждою буквою начинаются восемь стихов подряд, потом другие восемь стихов начинаются следующею буквою. Таким образом, восемь стихов первых начинаются с «а», восемь следующих с «б», и так далее. Всего в еврейской азбуке 22 буквы. Положив на каждую по восьми стихов, выйдет 176 стихов. Столько их и есть в псалме595595
Святитель Феофан Затворник. Толкование на псалом 118. Предисловие [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://hesychia.in.ua/theof_ps_cont.htm#pref. Загл. с экрана.
[Закрыть].
Известно также, что «в древнейшей славянской поэзии были очень распространены азбучные стихи – жанр, опиравшийся на богатую византийскую традицию…»596596
Демкова Н. С., Дробленкова Н. Ф. К изучению славянских азбучных стихов // Тр. Отд. древнерус. лит. Л., 1968. Т. 23: Лит. связи древних славян. С. 27. См. также: Куев К. Азбучната молитва в славянските литератури. София, 1974.
[Закрыть]. Они представляли собой «акростих: начальные слова стихотворных строчек соответствуют названиям или наименованиям славянских букв»597597
Демкова Н. С., Дробленкова Н. Ф. К изучению славянских азбучных стихов. С. 35.
[Закрыть].
Вот начальная часть наиболее известного стихотворения этой традиции «Аз есмь всему миру свет», или «Азбука толковая о Христе» (в более поздних списках – «Христова азбука»):
А Азъ есмь всему мироу свѣт,
Б Б(о)гъ есми преже всѣх вѣк
В Вѣдаю всю тайну ч(е)л(ове)ч(е)скоую,
Г Г(лаго)лю людемъ законъ мои.
Д Добро есть вѣроующим во iмя мое,
Е Есть гнѣвъ мои на грѣшникы.
Ж Животъ далъ всеи твари,
Ѕ Ѕло боудет законопреступнiком.
З Землю на водахъ основахъ,
И Иже пр(е)ст(о)лъ на н(е) б(е)сѣхъ,
I I око мое на вся пр(а)в(е)днiкi призирает.
К Како на мя съвѣщаша людiе,
Л Людiе мои неразоумнiи,
М Мыслите мене погоубити598598
Там же. С. 54–55.
[Закрыть]
<…>
По мнению некоторых специалистов, сам славянский алфавит можно рассматривать как азбучный текст:
В целом же в первых 27 наименованиях букв глаголицы прочитывается вдохновенное пятистишное «Благовествование от Кирилла», хотя и очень краткое в силу своего особого жанра, но позволяющее прочувствовать вселенскую евангельскую радость преодоления смерти жертвенным подвигом Богочеловека:
Азъ боукы вѣдѣ / Глаголи добро естъ //
Живѣте sѣло земля / Иже (и) како //
Людие мыслите / Нашь онъ покои //
Рьци слово тврьдо / Оукъ ферть //
Хѣр[овим]ъ отъ пе[чали] / Ци чрьвь
(Я грамоту познаю. Говори: Добро существует!
Живи(те) совершенно, земля! Но как?
Люди, размышляйте! У нас потусторонний покой.
Проповедуй Слово истинное. Учение избирательно:
Херувим, – отрешением земной пе[чали?], – или червь.)599599
Савельева Л. В. Славянская азбука – Благая весть от Кирилла [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://right.karelia.ru/rus/index.php?razdel=articles&page=2009020750. Загл. с экрана.
[Закрыть]
Дидактическую роль азбучный тип построения текста играл и в новейшее время: от Я. А. Коменского и Кариона Истомина до советских и постсоветских азбук и букварей, написанных классиками русской литературы (от К. Д. Ушинского и Л. Н. Толстого до С. Маршака и Г. Сапгира)600600
Ср.: «Связывать в представлении ребенка букву с каким‐то предметом, название которого обычно начинается с этой буквы, – старый, испытанный дидактический прием» (Лейбсон В. И. Чему учат стихи? Детская поэзия и эстетическое воспитание. М., 1964. С. 20).
[Закрыть]. Напомним, как оценивал свою работу над этим «прикладным» сочинением автор «Войны и мира»: «Пишу я эти последние года “Азбуку”… <…> Гордые мечты мои об этой “Азбуке” вот какие: по этой “Азбуке” только будут учиться два поколения русских всех детей от царских до мужицких, и первые впечатления поэтические получат из нее, и что, написав эту “Азбуку”, мне можно будет спокойно умереть» (из письма Л. Н. Толстого к А. А. Толстой от 12 января 1872 г.)601601
Толстой Л. Н. Собрание сочинений: в 22 т. М., 1984. Т. 18. С. 701–702.
[Закрыть].
К началу ХХ в. в азбучной форме начинают создаваться юмористические и сатирические сочинения. Так, в 1919 г. В. Маяковский пишет стихотворную «Советскую азбуку»:
А
Антисемит Антанте мил.
Антанта – сборище громил.
Б
Большевики буржуев ищут.
Буржуи мчатся верст за тыщу.
В
Вильсон важнее прочей птицы.
Воткнуть перо бы в ягоди´цы.
Г
Гольц фон-дер прет на Ригу. Храбрый!
Гуляй, пока не взят за жабры!
Д
Деникин было взял Воронеж.
Дяденька, брось, а то уронишь.
Е
Европой правит Лига наций.
Есть где воришкам разогнаться!
Ж
Интересно, что в печати русского Зарубежья появляется и немало сатирических «антисоветских» азбук. Для нас эта линия особенно важна, потому что имеет непосредственное отношение к приговским текстам.
Не менее любопытен также опыт М. Кузмина, создавшего в 1920‐х гг. вполне серьезную стихотворную азбуку-стилизацию:
1. Айва разделена на золотые, для любви, половинки. Предложить – вопрос, отведать – ответ.
2. Желтая бабочка одна трепещет душою на медовых шероховатых округлостях, пока не появится
3. всадник, и не будет
4. гостем.
5. Друг, —
6. он редок, как единорог, что завлек Александра Рогатого на заводи, где вырос город для счастья любви,
7. он слаще жасмина,
8. вернее звезды (в море, над лиловой тучей, в одиноком бедном окне).
9. Италия, вторая родина, нас примет! Коринфская капитель обрушилась, как головка спелой спаржи, и обломок стоит в плюще под павлиньим небом, как переполненная осенними, лопающимися от зрелой щедроты плодами, корзина.
10. И ты, Китай, флейтой лунных холмов колдуешь дружбу.
11. Лодка, лодка! место – двоим, третий тонет,
12. и мандолина миндально горчит слух. Испано-Рим и арабо-Венеция загробным кузнечиком гнусаво трещат, как крылышком богини Пэйто – убеждения.
13. Навес полосатый и легкий скроет твою убежденность, когда язычок умолкнет.
14. С облака на облако третий скачет все выше к фазаньим перьям зари. Дитя вдохновенья.
15. Пастух на синих склонах.
16. Рыбак усердно каплет.
17. Сыпется снег на черно-зеленый мох.
18. Еще неизвестная, но уже полная значенья тропа на свиданье —
19. и утро, возвращенье.
20. Фонарь тушится. Он не нужен.
21. Огромный холм, как комод, как Арарат,
22. внизу часовой, будто убежал ангел из восточного рая.
23. Наконец, шатер, как скиния наслаждения, он закрыт.
24. Щегленок поет невинно для отвода глаз.
25. Но эхо перекладывает все это в другую тональность двусмысленно и соблазнительно.
26. Из шатра выходит юноша.
27. Он как яблоня. Впрочем, у шатра и вырастает яблоня, словно для сравнения не в свою пользу603603
Без заглавия (РГАЛИ, ф. 232, oп. 1, ед. хр. 28, л. 77). Цит. по: Гаспаров М. Л. Художественный мир М. Кузмина: тезаурус формальный и тезаурус функциональный. С. 284–285.
[Закрыть].
Здесь важно то, что буквы алфавита, как нередко и у Пригова, расположены не в абсолютном начале строк, а в самых разных местах. C них, как правило, начинаются опорные слова текста. Кроме того, в ряде случаев инициальные буквы начинают не одно, а два и более слов в одной строке: «мандолина миндально», «С облака на облако», «Сыпется снег» и т. д.
Для нас важен и так называемый псевдо-Барков, на авторитет которого ссылается Пригов в первом предуведомлении604604
Имеется в виду приписываемая И. Баркову стихотворная обсценная «Азбука», написанная намного позже – в ХХ в.
[Закрыть]. Рассуждая о традиции, которую продолжает его сочинение, он сразу после древнерусских текстов упоминает азбуку
знаменитую необщеобразовательную барковскую (дело нисколько не меняет, что она псевдо-барковская, в том же смысле, как и авторство Дионисия Ареопагита, замененной на еще более таинственное псевдо-Дионисия Ареопагита, что не отнимает у четырех знаменитых книг ни тонкости в тонких дифинициях, ни малой степени в тайных озарениях, ни строгости в строго-логических построениях – но это так, к слову). И если столь прославленная мной через прославление псевдо-Дионисия псевдо-барковская Азбука во всей его сочности и неподражаемости раскрывала несколько узкий пласт русского языка, то я пытался явить, быть может, несколько менее интенсивный, но зато несравненно более широкий пласт общественно-политико-идеологической лексики605605
Пригов Д. А. Азбука 1. Предуведомление [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://prigov.com/azbuki/469/. Загл. с экрана.
[Закрыть].
Как видим, Пригов прекрасно понимает, какая мощная традиция предшествует его азбукам и сознательно вписывает в нее произведения данного типа606606
См. обзор современных стихотворений, написанных с применением «азбучных» технологий: Грищенко А. И. Образ славянской азбуки в современной поэзии как отражение традиции алфавитного акростиха (на примерах стихотворений Н. Н. Моршена, Э. В. Лимонова, А. Н. Нитченко и др.) // Актуальные вопросы изучения православной культуры: материалы секцион. засед. Всерос. науч.‐практ. конф. «Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие». VII Кирилло-Мефодиевские чтения. М.; Ярославль, 2006. Ч. 4., вып. 2. С. 84–96.
[Закрыть].
Нам известны 111 нумерованных азбук Пригова, из них пять разных под одним номером и еще шесть без номеров, т. е. всего – 122. Первая датирована 1980 г., 111‐я – 2004 г., текст «Конец азбуки» – 2007 г. Таким образом, эта группа текстов создавалась автором на протяжении почти тридцати лет – по сути, всего его творчества.
Интересно, что сам Пригов определял азбуки как особый жанр – на авторском сайте они выделены в самостоятельную рубрику. В предуведомлении читаем: «Азбука сия написана строго в соответствии весьма нехитрым и нестрогим правилам подобного жанра, имея своими предшественниками букварные опусы всех времен всех народов, и, конечно, в особенности, русского…»607607
Пригов Д. А. Азбука 1. Предуведомление.
[Закрыть] А в статье «Что надо знать о концептуализме» Пригов подчеркивает: «Для концептуализма – как литературного, так и в сфере искусства – характерно использование непривычных, неконвенциональных языков, таких, как язык общественно-политических и научных текстов, каталогов и квазинаучных исследований, причем не в качестве цитат, а как структурной основы произведений»608608
Пригов Д. А. Что надо знать о концептуализме [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://azbuka.gif.ru/important/prigov-kontseptualizm. Загл. с экрана.
[Закрыть].
Итак, выбор формы «букварной», с одной стороны, и каталожной – с другой, обусловил тип ритмической организации азбук. Это – версе, строфическая проза, особый тип стихоподобной прозы, ориентированный изначально на библейский стих (отсюда и принятое в европейской филологической традиции название «версе»)609609
Подробнее о версе см. в нашей книге: Орлицкий Ю. Б. Стих и проза в русской литературе. М., 2002. С. 177–219.
[Закрыть].
От стихотворной речи версе отличается большей длиной строки, которая, не помещаясь в типографской строке, переходит на следующую. При этом используется перенос (разрыв) слова, что свидетельствует о преобладании в этом типе текста не ритмической, а смысловой (прозаической) установки. (В сверхдлинном стихе, даже если его протяженность превышает типографские границы, перенос невозможен, поэтому используется «лесенка», не позволяющая разрывать слово.) Вместе с тем версе – проза, ориентированная на стиховую культуру. Это проявляется, например, во включении в состав версейного текста стихотворных цитат.
Азбуки Пригова имеют особую, многослойную структуру. Обычно они начинаются прозаическим названием, иногда развернутым, за которым следуют предуведомление автора и собственно текст. При этом первые четыре и еще несколько азбук не имеют названий (только номера), в то время как последние шесть не нумерованы. У остальных есть номер и название, а часто еще и подзаголовок: например, «Азбука 40 (конец света)». Таким образом, можно говорить об определенной вариативности, заданной в структуре заголовочного комплекса.
Принципиальной является также различная длина строк, что отличает азбуку от традиционного стихотворного произведения. Контраст протяженности строк используется для создания эффекта гетероморфности текста и его визуальной выразительности.
Это в полной мере относится к азбукам Пригова, связанным с проблематикой смерти: «Азбука 5» (1983), «Азбука 27 (убить человека)» (1985), «Азбука 37 (похоронная)» (1985), «Азбука 44 (уничтожения)» (1985), «Азбука 57 (поминальная)» (1985), «Азбука 72 (мертвых)» (1993), «Азбука 87 (бренных и бренности)» (1997), а также пять азбук, названных в авторском реестре «Гробики» (51, 52, 53, 54, 55). Как отмечал Н. Алексеев, «в 70‐е он заранее хоронил свои стихи, изготавливая “книжки-гробики”, и тут же писал новые – это весьма показательно»610610
Алексеев Н. Лютер культурной вменяемости.
[Закрыть]. Ему вторят, вспоминая Д. Пригова, В. Сорокин («Писал он действительно много, почти каждый день. “А что еще делать?” – спрашивал в ответ на рассуждения о “вдохновении и озарении”. Стихи отсеянные рвал и собирал в отдельные книжки – “гробики отринутых стихов”, запечатанные скрепками, чтобы нельзя было открыть. “Гробики” дарил друзьям»611611
Сорокин В. Воздух слов // НГ Ex Libris. 2007. 6 сент. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.ng.ru/ng_exlibris/2007–09-06/8_prigov.html. Загл. с экрана.
[Закрыть]) и М. Шапир («Дмитрий Александрович Пригов хоронит в бумажных гробиках сотни своих стихов»612612
Шапир М. И. О пределах длины стиха в верлибре (Д. А. Пригов и другие) // Philologica. 1999/2000. Т. 6, № 14/16. С. 119.
[Закрыть]).
Если «гробики» следует отнести скорее к разряду перфомансных и/или визуальных произведений, то семь остальных азбук – это вербальные тексты, на примере которых можно рассмотреть основные особенности приговских текстов данной типологической группы.
Самая ранняя «Азбука 5» представляет двухчастную прозиметрическую композицию, состоящую из «Предуведомительной беседы» в форме драматургического стихотворного диалога приговского «Милицанера» и Розы о единстве любви и смерти (вполне в духе европейской романтической эстетики) и стихотворного авторского монолога. В нем иронически, амбивалентно противопоставлены «положительная» любовь и «отрицательная» смерть:
…В одном краю оно – любовь
В другом – оно выходит смерть
Глядишь, бывает – вроде, смерть
Глядишь другой раз – нет, любовь
Да что ты все: любовь, любовь!
Димитрий Пригов – вот любовь
Его значение – любовь!
Его она – царица смерть
Жена его – вот вам любовь
Жена чужая – это смерть
Закон его – вот вам любовь
Закон чужой – вот это смерть
И всяка тварь – его любовь
И светится ее любовь
К звездам летит его любовь
К людям идет его любовь
Любовь его – вот вам любовь
Люблю, люблю его любовь
Мы все, мы все – его любовь
Мы сами‐то, конечно – смерть
Не то, чтобы уж очень смерть
Но и не то, чтобы не смерть
О, Неминуемая смерть!
Орлов, вот, может, ты – любовь
Подумай, может, ты – любовь
Подумай, а то, может – смерть
Рейган, Рейган – вот, кто здесь смерть
Рейган – он смерть, а не любовь
Спаси, спаси же нас любовь!
Спаси, спаси и ты нас, смерть613613
Пригов Д. А. Азбука 5 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://prigov.com/azbuki/465/. Загл. с экрана.
[Закрыть]
<…>
«Азбука 27 (убить человека)» начинается с краткого прозаического «Предуведомления»:
Убить человека очень просто. Берешь, значится, нож обоюдоострый, острый, заточенный, Берешь не за лезвие, значится. Подходишь сзади-сбоку, говоришь что‐нибудь такое ласково-неразборчивое, в сторону говоришь, для себя скорее, чуть вверх глядя – взгляд его, да и свой непривыкший, на мелочь какую‐нибудь мелкую в воздухе летящую отвлекая – подносишь ножичек к телу его сладкому ближе, ближе, а…
Затем «Предуведомление» по азбучной логике переходит в перечень «неубийц». Смертоубийства начинаются только с буквы «х»:
Х ххх-хххаракири, х-хххх-харакира! – вскричал молодой человек и быстрым движением ножа отрезал Милицанеру голову, которая упала со стуком на пол, а освободившийся ххх-ххх-хозяин ее, обернувшись старушкой с новой головой, молодой человек нагнал ее и снова отрезал голову, которая со стуком упала на пол, старушка же, обернувшись собакой, громко и х-ххх-хрипло залаяла и бросилась бежать, заметая х-ххх-хвостом следы, молодой человек догнал ее и отрезал голову, ххххх-хххх-ха-ха-ха, хххх-ххх-хи-хи-хи – вскричала собака, обернувшись птицей, и бросилась бежать, молодой человек догнал ее и отрезал голову, которая со стуком упала на пол, молодой человек сх-хххх-хватил птицу и стал выщипывать у нее перья, крутить суставы и сдавливать сух-ххх-хое горло
Ц ц-цццц-цепкими руками вц-ццц-цепился ей в грудь и стал выдергивать кожу и мясо, кусать, рвать, раздирать зубами, давясь и содрогаясь судорогами, пить, пить кровь, слякоть, впиваться, вгрызаться. Всасываться, сердц-ццц-це, печень, селезенки, пузырь желчный раздирая, кости переламывая в пыль, в прах, в порошок растирая, в слякоть, в жижу, в говно, напрочь, напрочь, напрочь!
Ч и никак, никак, никак! ч-ччч-чур, ч-ччч-чур, чччур меня! – никак, нигде, ни в ч-чч-чем не уловить, не захватить, не зацепить, ни с-сс-сос-сс-считать, в тисках сокрушительных не зажать, ч-ччч-члены свободные по одному выдергивая, ножки тараканьи по одной выдергивая, крылышки выгрызая, не обхватить, не разодрать, не поджеч-ччч-чь, в баноч-ччч-чку предварительно закупорив, в костер полыхающий бросив, не кресте гвоздями ржавыми приконопатив, утюгом горяч-ччч-чим проутюжив – никак! Никак! Никак! —
Ш топором, пилой, молотком, бревном обруш-шшш-шивш-шшш-шимся, кирпичом сорвавш-шшш-шимся, дубиной, палицей, мечем, саблей двуострой, ш-шшш-штыком, блядь, автоматом, блядь, пуш-шшш-шкой, ебаный в рот, пушш-шшш-шкой, танком, броненосцем, кинжалом, ядом, колбасой, блядь, на солнце для того парочку дней провалявш-шшш-шейся, грибочками, грибочками, блядь, на хуй, мыш-шшш-шьяком, петлей, пулей, снарядом, бомбой атомно-нейтронной, кастетом – чего уж проще! – камнем, блядь, булыжником, ебись он в рот, бутылкой – а что? – бутылкой, катапультой, респиратором, генератором, позитроном, протоном, синхрофазатроном, блядь, зубами, зубами, зубами, вот этими и теми
Щ не можешь, не можешь, не можешь! Ни Кабаков, ни Булатов, ни Рубинштейн, а вот, вот, вот, вот этот – Некрасов – он‐то сможет! – мужик вон какой здоровый! – и не может! Чуйков! Ваня! Батюшка, давай – не может! Сорокин – тот‐то сможет, тот все сможет – и не может! Алексеев, Монастырский пустотствующ-щщщщ-щий – не может! Орлов, Лебедев, Шаблавин, Чачко а? что? – не могут. Ерофеев, миленький, на тебя одного надежда – не может! Попов, Васильев, Понятков, Кривулин ленинградский, давай! – там у вас в Ленинграде и не то творят – не может! Шварц, Берг, Айзенберг, Сабуров, Бакштейн, Шейнкер, Ануфрикев, Летов, Макаревич, Величанский, Лён, Радецкий Чесноков, Сайтанов, Гороховский, Мироненко, Гундлах – воин, самой судьбой на то призванный – не может! Звездочетов, Захаров, Альберт, Филиппов, Рошаль, Жинадлов, Сукхотин, Гандлевский, Сопровский, Новиков, Дмитриев, Ахметьев – не могут! Не могут! – Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Некрасов, Толстой, Достоевский, ведь у вас получалось же, получалось же, получалось! – не могут, не могут!
Ы-ыы-ы-ы-ы-ы– не могут
Э-э-э-э-э-э-э-э-э не могут
Ю-ю-ю-ю-ю-ю-юдоль, ю-юююююю-юдоль – вот она! Бренная! Что она? Уважаемый сын мой, когда оставляя землю-ююю-ю подземную-юююю-ю со всех сторон плотно обнимаю-ююю-ющую-юююю бестрепетную-ююю-ю и несопротиваляю-ююю-ющю-юююю-юся плоть мою-юююю, летел я в пространстве воздушном, вспоминая муки пульсировавшего чрева моего, тебя, от точечки малой ю-юююю-юрокой, колю-ююю-ючей, неведомой, постепенно, постепенно смыслом обрастаю-ююю-ющей, ножками вперед плывущей, выплываю-ююю-ющей в этот мир, выгашивал, теперь внизу подо мной в пространствах расстилаю-ююю-ющихся, воздухом, эонами моего нынешнего пребывания обнимаемый – вижу, вижу тебя внизу, столько сил моих выпившего ласкательных, принудительных, дабы защитить, уберечь тебя от ужасов видимых, под боком, промежду пальцев обитаю-юююю-ющих и тех, дальних еще, сейчас в полном объеме не видимые, уже и не ужасы даже, а нечто такое, просто данное, такое нечто и не словами определяемое даже, но как, как мне защитить тебя малюю-ююю-юсенького, что бы такое совершить, сотворить, сделать – вот нож возьму огромный-огромный, в руке сожму, на волоске своем жестком, безгрешном уже попробую-юююю-ю неземную-ююю-ю остроту его и вот, вот нож возьму огромный, заточенный, и вот нож возьму – что, что ты говоришь? Зачем? – а затем, что не смогу, не смогу, говоришь? Не смогу, не могу, не могу? Не могу! Господи, не могу, не могу! Не могу!
Я Я? НЕ могу?
Я все могу614614
Пригов Д. А. Азбука 27 (убить человека) [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://prigov.com/azbuki/448/. Загл. с экрана.
[Закрыть]
«Азбука 72 (мертвых)» интересна прежде всего своим «предуведомлением», переводящим проблематику смерти в метафизическую плоскость языка:
Что тут поймешь у самих‐то мертвых. Есть, правда, достоверные источники, легитимированные высшим откровением, сакральным опытом, вековой традицией и сугубой посвященности этому делу. Что я могу? – только имея опыт порхания некой бабочкой полумертвости по языкам, описаниям дискурсам – имею я возможность сотворить некий абстрактный экстракт.
Наконец, азбуки 37 и 57 – это «списки жертв». «Азбука 57 (поминальная)» начинается с краткого предуведомления, построенного на мандельштамовской цитате, за которым следует перечень «невинно убиенных». Чтение прерывается протестом героя, не желающего присоединяться к этому списку и отстаивающего свою уникальность:
Предуведомление
Уберите, уберите от меня орудия убийства это! Потому что не волк я по крови своей! Не волк! Не волк! Не воооолк! Не воооооооолк! Не волк!
А-а-а-а-а-а-аааааа!
Ба-ба-ба-ба-баааааа!
Ваба-а-а-а-а-ааааааааа!
Гаваба-а-а-а-ааааааааааа!
Дагаваба-а-а-а-а-ааааааааааа!
Едагаваба-а-а-а-а-а-аааааааааааааа!
Жедагаваба-а-а-а-а-ааааааааааааааааа!
Зежедагаваба-а-а-а-а-а-ааааааааааааааааа!
И Дмитрий убиенный! И Годунов убиенный! И Алексей убиенный! И Петр убиенный и сыыын егооо убиенннный! И убиенный Александр, и убиенный Николай, и Воровский убиенный! И Павлик Морозов убиеннннннныыый! И Кеннеди убиенннныыый!
Ка-а-ааааааааа-занова убиенннныыый!
Лакао-о-о-оооо-бы убиенннныыыый!
Малака-а-ааааа-анин убиенннныыый и сыыыыннн его убиенннныыыый! Намалааааа-ааа-бвгдлежзиклмна-аааа убиеннныыыый и сыыын его убиенннный!
О! Отче Наш, иже еси на небеси и Сын Твой убиенннныыый!
Памяяяяять!
Раааа-ааазными там убиенннный!
Пааамяяяять!
Са-ааа-мим собой убиеннныый!
Пааамяяяяяять!
Тооо-бой, ооооо-бой, тобой-тобой-тобой-тобой-тобойубиенннный!
Памяяяять!
Убиеннный! убиеннный! Убиенный! Побиеннный! Избиеннннный! Забиеннный! Разбиенный! Добиенный! Пробиенный! Перебиенный! Заперебиенный! Запоперебиенннный! (тобой-тобой-тобой убиенннный!) иззапоперебиенннный! Неиззапоперебиеннннный! Снеиззапоперебиеннннннный! Воснеиззапоперебиенннннный! Провоснеиззапоперебиенннннный! (тобой-тобой-тобой убиенннннный-убиенннный-убиеннный тобой-тобой убиеннннный!) Напровоснеиззапоперебиеннный! Июонапровоснеиззапоперебиеннный! (тобой-тобой-тобой-тобой убиенный, убиеннный, убиеннный, тобой-тобой-тобой-тобой убиенннннный) Кхрпаибонеапрвоизпропизнапоубиеннннннны!
Фашисты! Сволочи! Гады! Засрааааа-анцыыыыы!
Дром нихе цвай драй! (как Брехт, Брехт непобедимый!), дром нихт цвай-драй! Абер фенстер нате гезунд! Иммер вохен цурюк, иммер вохен берюмт! Потому что рабочий ты сам! Рарара-раррарирарар-рам!
Цеткин, Цеткин убиенннннааааая!
Чапаев, Чапаев убиеннннныыыыый!
Шверник, Шверник убиеннннныыыый!
Щорс! Щорс убиенннный и сын его, сын его, сын его убиенннный!
Ы-ы-ы-ы-ы-ы–ы-ы-ыыыыыы!
Э-э-э-э-э-э-э-ээээээээээээээээ!
Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ююююююююю!
Я-я-я-я-яяяяя! Я-я-я-я-я-яя! Я! Я! Я! Это же я, я, я! Это же я убиеннннныыый! Сволочи! Гады! Засраааанцыы! Дром нихт цвай-драй, дром нихт цвай-драй!
Из всех приговских азбук самая известная – «Азбука 37 (похоронная)». Она сохранилась в трех исполнительских вариантах: авторское чтение без сопровождения и две синтетические композиции в сопровождении джазового ударника Тарасова и джазового трио С. Летова. Азбука разворачивается как длинный «поминальник» из серии небольших списков, построенных по разным основаниям: на «а» – «все греки» (в том числе Ахматова!), на «б» – русские, на «г» – немцы. Но уже с «в» принцип построения списков нарушается и довольно длинные перечни имен сменяются короткими сентенциями или намеками (например, на «ж» после «е»).
Еще три списка начинаются на «к», «л» и «м». Под этими буквами даны не имена, а групповые характеристики профессий, человеческих качеств и национальностей. При этом каждый из шести длинных перечней наряду с ожидаемыми именами и характеристиками содержит парадоксальные аномалии (упомянутая в ряду греков Ахматова; отнесение к «русским» Бодлера, Баха, Бетховена, Берлиоза, Бернулли, Бендеры и Бебеля и т. д.). Всё это создает впечатления абсурдности списков, их нарочитой условности:
Вымерли Аристотель, Архилох, Аристофан, Аристогитонг, Аристипп, Алкей, Агамемнон, Агриппа, Апулей, Ахматова, в общем, все греки вымерли.
Вымерли Бородин, Бурдин, Бодлер, Бехтерев, Брюллов, Боровиковский, Бах, Быков, Бажов, Баженов, Белинский, Бялыницкий-Бируля, Брешко-Брешковский, Бернулли, Буденный, Бендера, Бабель, Барков, Белов, в общем все русские вымерли.
Все вымерли.
Вымерли Гете, Гейне, Гендель, Гедель, Гогенцоллер, Гогенлоэ, Гофман, Гоголь, Гегель, Гартман, Гауптман, Гамсун, Грундиг, Гофмансталь, Гессе, Гессен, Гартфильд, Гитлер, Геринг, Геббельс, Гимлер, Гесс, Гейдрих, Гудериан, в общем все немцы вымерли.
Вымерли все на Д – только лохмотья, пыль да прах.
Вымерли все на Е и евреи вымерли.
Вымерли все на Ж, женщины, женщины, женщины все вымерли.
Вымерли все на З.
Вымерли все на И.
Вымерли кучера, кочегары, кулинары, кровельщики, купцы, капуцины, капитаны, кондитеры, колористы, кружевницы, крановщики, красильщики, корчеватели, кирпичники, кузнецы, кадровики, керосинщики, кашевары, композиторы, кордебалетчики, киноактеры, кинорежиссеры, кинооператоры, кинетисты, картофелеводы, корчмари, крысоловы, комбайнеры, коробейники, казаки, кондуктора, каретчики, кардиологи, крепильщики, конструктора, кипятильщики, каскадеры, крестильщики, кабатчики, кузовщики, прочие все вымерли.
Вымерли все ласковые, лелейные, любимые, любовные, лиловые, летучие, легковейные, легкоперстые, легкокрылые, лукавые, ледово-луговые, лимонные и прочие все вымерли.
Вымерли все моавцы, мидийцы, монголы, московитяне, мексиканцы, мавританцы, маврикийцы, маркизцы, малийцы, моарцы, микронезцы, мингрелы, манту, мордвины, марийцы, монреальцы, массачусетцы, мичиганцы, миссисипцы, мусульманцы, магометанцы, мамлюки, маздийцы, молоканцы, мириклийцы, маркузеане, маоисты, марсиане, масоны, жиды и прочие все вымерли.
Но не вымер дух наш! Нет, не вымер дух наш! Надежды наши! Чаяния наши!
Покойники вокруг! Покойники – далеко, во все стороны видать, и падаль! падаль!
Разложение вокруг! разложение!
Смрад, смрад! и стервятники реют на крыльях пурпурных с подбоем розовым!
Трупы! Трупы вокруг! И только слышны их тяжкие глухие перекликания:
У-гу-гуууууу, да у-гу-гуууууу!
Фатум, фатум, фатум, фатум, фатум!
Хоругви, хоругви несут огромные, гигантские!
Цинь-цинь-цинь – колокольчики какие‐то дальние: цинь-цинь-цин-н-н-н-н-н-нь!
Чаннг-чаннг-чаннг – гонги буддийские отдаленные в горах высоких небесных чан-тибетских чангают.
Шшшшшшшш – несется поземка по степям необъятным российским.
Вымерли, вымерли все на Щ – кто они?
Вымерли все на Ы, вымерли – кто они?
Вымерли все на Э, этажом ниже, этажом выше, этажом рядом, дальнем, дальнем, дальнем этаже – кто они?
Вымерли все на Ю, вымерли на юге, юго-востоке, юго-севере, западе – кто они?
Вымерли все на Я, на Я все вымерли, все вымерли на Я, вымерли на Я все, на Я, на Я все вымерли, вымерли, вымерли на Я, на Я, на Я все, все, все, все-все-все, все вымерли, на Я, на Я, на Я, все, все, все вымерли… (многократный вариационный повтор. – Ю. Б.)
Я, я один остался, один-одинешенек616616
Пригов Д. А. Азбука 37 (похоронная) [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://mp3‐sait.info/listen/%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D0%B2%2037. Загл. с экрана.
[Закрыть].
Г. Витте и С. Хэнсген отмечают:
Азбука как языковой принцип упорядочивания par excellence является трамплином для свободного полета в космосе букв и слов. Пригов доводит до абсурда миф о письменном тексте как сакральном средоточии смысла, в истории культуры часто воплощавшийся в жанре литературной азбуки. <…>
Русская поэзия в разные эпохи… прибегала к этому жанру, чтобы подчеркнуть свой смысловой авторитет. Однако в азбуках Пригова такой гарантии смысла больше нет. Они оказываются пустым формальным каркасом для идиотического лепета и заикания коллективного сознания, оказавшегося не в состоянии контролировать свои распавшиеся на части языки. «Оральные кантаты» Пригова, его переходящая на крик декламация инсценируют эту ситуацию распада языковых систем. Аффектация, «дикая» энергия голосового ритуала создают прорыв, открывают возможность выражения высшего хаоса экстаза617617
Витте Г., Хэнсген С. О немецкой поэтической книге Дмитрия Александровича Пригова «Der Milizionär und die anderen» // Новое лит. обозрение. 2007. № 87. С. 297.
[Закрыть].
Как представляется, эта мысль не полностью определяет смысл приговских азбук. Кроме негативной составляющей соц-арта, они содержат и позитивный смысл собирания, упорядочивания того самого космоса, в котором буквы совершают свой полет – не такой уж и свободный. Перед нами не столько критика «советского текста» через косноязычного персонажа (к такому пониманию творчества Пригова склонялись многие его ранние интерпретаторы), сколько исследование универсальных законов текстопорождения, последовательное ощупывание границ текста. С этой точки зрения азбуки «неканонического классика» находятся в русле многовековой традиции описания вселенной с помощью азбучного (т. е. простого и универсального) принципа.
Думается, для понимания структуры и смысла этого ключевого произведения писателя полезной может оказаться мысль, высказанная отечественными медиевистами по поводу другой русской азбуки:
Нетрудно заметить, что некоторые строки «Азбуки» – отточенные афоризмы…
Эта афористичность стихотворных строк присуща и началу, и середине, и концу «Азбуки». Славянский поэт создавал апофеоз христианского божества, для этого надо было отвлечься от всего конкретного, частного в деяниях бога, сосредоточиться на эмблемах, выражающих религиозное и философское содержание идеи. Как драгоценное ожерелье, нанизывал автор афоризмы во славу божеству на нитку славянского алфавита.
Сочленение строк афоризмов в единое целое достигалось не только единой темой и организующей ролью акростиха, но и единым принципом самой стихотворной структуры618618
Демкова Н. С., Дробленкова Н. Ф. К изучению славянских азбучных стихов. С. 36.
[Закрыть].