Текст книги "Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста"

Автор книги: Порфирий Полосухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

В своем глубоком тылу немецко-фашистские захватчики не знали покоя от партизан. Мщение народа настигало их повсюду.

Гордые соколы

Воспоминания о работе в штабе партизанского движения у меня неразрывно связаны с летчиками, особенно с летчиками полка транспортной авиации дальнего действия, которым командовала Герой Советского Союза Валентина Степановна Гризодубова.

Многие наши пилоты совершили по четыреста рейсов в фашистские тылы! Таковы летчики Борис Лунц, Георгий Чернопятов, Николай Слепов, Иван Гришаков, Степан Запыленов, Семен Фроловский, Виталий Масленников, Василий Асавин.

Таким был легендарный герой Василий Таран. Человек, носивший эту грозную фамилию, отправлялся в тыл врага в самую ненастную погоду, когда партизаны, не ожидая наших летчиков, даже не выкладывали сигнальных костров. Но Таран всегда безошибочно сажал машину. Как волновались мы с Алексеем Ивановичем при каждом вылете! Об этом не принято было говорить. Но смотришь бывало на экипаж улетающего воздушного корабля, а на душе кошки скребут.

Однажды Василий Асавин, улетев ночью к минским партизанам, почему-то к утру не вернулся. Брюханов и я ходили как в воду опущенные. Еле дождались наступления следующей ночи. Аэродром жил обычной напряженной жизнью. Поднимались и садились самолеты. Но Асавина не было. Глядим, на рассвете приземляется какая-то непредусмотренная расписанием машина. Алексей Иванович всмотрелся в ее номер и радостно крикнул мне:

– Асавин!

Мы подбежали к самолету. Он остановился. Вздрогнув, перестали вращаться винты. Открылась дверь кабины – и на землю спрыгнули… два здоровенных фашистских генерала в полной форме, с крестами и орденами. Мы разинули от удивления рты, но тут же покатились со смеху.

– В чем дело, Асавин? Что за маскарад? – стараясь сделать строгий вид, спросил Брюханов.

– Не сердитесь, товарищ полковник. Сейчас все доложу по порядку, – лихо откозырял пилот и кивнул на второго «генерала». – Разрешите познакомить. Командир партизанского отряда Михаил Мармулев!

После выброски груза у Асавина не осталось времени для перелета линии фронта до рассвета. Он решил переждать остаток ночи и день в районе Пуховичи и сел на глухую лесную площадку, в партизанском районе. Сообщить об этом из-за неисправности рации экипаж не мог. Летчик со своими помощниками спокойно вышел из машины, и вдруг они заметили, что их окружают какие-то люди. Не успели они опомниться, как с криками: «Руки вверх, фашистские гады!» – на них бросились партизаны. Но тут же раздалось:

– Стой, товарищи! Да это же свои!

Экипаж обнимали, радостно подбрасывали на руках.

Здесь Асавин и встретился с Мармулевым, который недавно вернулся после интересной боевой операции. Узнав о том, что Кубе – так звали гитлеровского наместника в Белоруссии – созывает на совещание своих «министров», Мармулев решил организовать им «теплую» встречу. В устроенную вблизи Минска засаду попалась целая шайка самозванных распорядителей Белорусской земли. Все они были перебиты. «Министра» жандармерии партизаны хотели взять живьем. Но тот выхватил пистолет и ранил Мармулева в руку.

Мармулев обладал огромной физической силой. Не сдержавшись, он одним ударом здоровой руки замертво уложил «министра».

Форма, ордена и «регалии» фашистов могли пригодиться, и партизаны захватили их в свое соединение. Мармулева давно уже вызывали в Москву. А теперь нужно было еще подлечить раненую руку. Вот он и полетел с Асавиным.

– А что касается маскарада, товарищ полковник, – лукаво закончил свой рассказ Асавин, – так ночью было очень холодно, мы и надели это барахло на себя…

Славные наши летчики, мужественные и простые, с милым, присущим авиаторам задором! Многим из них война принесла личное горе, лишила родных и близких. Мне пришлось лететь в тыл врага с летчиком Иутиным. После выполнения задания в районе города Рогачева пилот снизил машину, и я увидел при свете луны остатки какой-то сгоревшей деревни. Иутин на небольшой высоте сделал круг, помахал крыльями.

– Тут я родился. Не знаю, уцелели ли мои старики, – сказал он мне.

К счастью, после освобождения Белоруссии родители Иутина оказались живы. Укрываясь в лесной землянке и видя, что порой над деревней кружит советский самолет, они не догадывались, как близко был в эти минуты их сын.

Очень давно, на заре моей спортивной юности, приходилось мне видеть на Тушинском аэродроме худощавого молодого человека в осоавиахимовской форме с лицом, покрытым бронзовым, южным загаром. Это был планерист Сергей Анохин, работавший инструктором высшей школы безмоторного летания в Коктебеле. Я довольно часто встречал его имя в газетах. Он летал на первых планерных поездах, устанавливал рекорды, осуществил первый парашютный прыжок методом срыва с «бесхвостого» планера.

Осенью 1934 года Анохин выполнил эксперимент, о котором заговорил весь мир. Для проверки сделанных конструкторами теоретических расчетов он довел в воздухе аэродинамические нагрузки до разрушения планера. Было это так. Заставив планер пикировать с предельно большой скоростью, Анохин взял ручку управления «на себя». И произошло то, чего он хладнокровно добивался, выполняя опасное задание: планер разрушился. Молодой испытатель услышал оглушительный треск и почувствовал, что камнем летит вниз. Сделав затяжку, чтобы уйти от обломков машины, он выдернул вытяжное кольцо парашюта и благополучно опустился на землю.

Вскоре Сергей Анохин вместе со своей женой – известной планеристкой Маргаритой Раценской уехал в заграничную командировку. По заданию Советского правительства они в течение нескольких лет обучали турецкую молодежь самолетному, планерному и парашютному спорту. Возвратясь на Родину незадолго до войны, Анохин работал в Центральном аэроклубе имени В. П. Чкалова и здесь занялся опытами, имеющими прямое отношение к тому эпизоду, о котором сейчас пойдет речь.

Еще при первых перелетах воздушных поездов Анохин обратил внимание на то, что для буксировки планеров самолетами применяется чрезмерно длинный – стометровый – трос. Если полет происходил в облаках или во время сильного дождя, самолет порою скрывался из глаз планериста. В результате усложнялось пилотирование, становилось трудным предотвращать мощые броски планера и рывки, грозящие разрывом троса. Длинный трос препятствовал развитию ночных спортивных полетов, мешал воздушным поездам взлетать с площадок ограниченного размера.

Не веря установившемуся мнению об опасности сокращения расстояния между самолетом-буксировщиком и планером, Сергей стал постепенно уменьшать длину троса и после ряда полетов довел ее всего лишь до… 10 метров! Правда, этого опыта никто повторить не мог: слишком большого искусства требовало управление планером, летящим у самого хвоста самолета, но зато полная возможность летать на тросе, сокращенном вдвое, втрое была доказана.

Наш штаб для переброски к партизанам боевых грузов широко использовал планеры. Только это были не довоенные маленькие и изящные спортивные машины, а специально построенные, большие и вместительные. На этих, буксируемых самолетами, безмоторных аппаратах летали в тыл опытные планеристы. Дважды побывал у партизан и Сергей Анохин.

Темной весенней ночью на размокшем Бегомольском аэродроме опустилось несколько планеров, нагруженных минами и взрывчаткой. Вдали затихал гул самолетов-буксировщиков. Прилетевших планеристов тесно обступили люди.

– Анохин! Вот неожиданность! – воскликнул какой-то бородатый человек. – Не узнаешь? Да ведь я – Сидякин!

В незнакомом партизане Сергей узнал планериста, которого он когда-то обучал летать в Москве. Константин Сидякин был сброшен в фашистский тыл на парашюте и успешно возглавлял партизанскую группу. Об этих успехах красноречиво свидетельствовал поблескивавший у него на груди орден Ленина.

Сидякин представил Анохина командиру партизанского соединения Титкову. За ужином в штабе Титков рассказал о том, что в недавних боях ранено много партизан. Некоторые из них, в том числе командиры, находились в тяжелом состоянии, им требовалась срочная хирургическая помощь, но получить ее было неоткуда.

– И обстановка у нас серьезная. Каждый день жди событий. Разве тут поправятся тяжело больные люди? А вывезти их отсюда нельзя – аэродром раскис, большой самолет не сядет, – говорил Титков.

Сергей задумался. Чем можно помочь партизанам?… А что, если… у Анохина мелькнула смелая мысль.

– Сколько у вас самых нуждающихся в помощи? – спросил он.

– Человек двенадцать, – сказал Титков. – Почему вы об этом спрашиваете?

– Надо вывезти их планером.

– Планером? – удивился партизанский командир. – Как же здесь приземлится буксировщик?

А в голове Сергея уже созрел план. Состояние аэродрома, он оценил привычным глазом сразу же после посадки. Аэродром действительно был непригодным. Но очень опытный летчик все же мог бы посадить на нем двухмоторный бомбардировщик. Анохин перебирал в уме летчиков своей части… Желютов! Вот кто справится с этой задачей. Безусловно справится! Самое важное – взлет. Для пробежки, конечно, слишком мало места. На длинном тросе с тяжелым планером здесь не разбежишься. Да, но трос-то можно сократить до минимума. Сергей недаром умеет это делать!

Далеко, за линией фронта в одной из воздушно-десантных частей усталый радист принял радиограмму Анохина, и через короткое время она лежала на столе у генерала. Генерал задумался, подчеркнул карандашом слова «Ввиду сложности посадки» и приказал адъютанту:

– Передайте: пусть ждут у рации. Вызовите ко мне Желютова…

Прошло минут тридцать, и в штаб партизан пришел ответ: «Желютов прилетит завтра».

В напряженном ожидании тянулся день. Анохин обдумывал предстоящий полет. Нелегко придется ему! Самолет будет слишком близко к планеру. Малейшее неверное движение грозит катастрофой. А что если их в воздухе встретит враг? Ведь планер скует действия Желютова, не позволит ему маневрировать…

К вечеру раненых перенесли в лес, поближе к аэродрому, на котором собралось много партизан. В ночной тиши раздался нарастающий гул моторов. Опытная рука Желютова вывела самолет прямо к цели. В небе вспыхнули условные ракеты. В ответ на земле запылали костры.

Летчик мастерски посадил машину. Раненых разместили в фюзеляже планера. Анохин следил за присоединением троса. Всего лишь 10 метров отделяло планер от самолета!

«Ничего! Долетим!» – говорит себе Сергей. Ему подают парашют. Зачем? Если что-нибудь случится, раненые не смогут спастись. Тогда и Сергею нечего думать о себе! Он подходит к своим молчаливым, беспомощным пассажирам.

– Ну, дорогие друзья, скоро будем дома. Подлечимся, поправимся и еще повоюем! Так что ли?

Самолет осторожно трогается с места. Анохин внутренне собран, готов к борьбе. Он неотрывно следит за указателем скорости. Наконец, планер в воздухе. Самолет начинает набор высоты, и Сергей плавно берет штурвал на себя.

Титков и Сидякин не отходили от рации, нетерпеливо глядели на медлительные часы. Радист вращал ручки настройки приемника, вслушивался в шумы эфира. Вдруг, он встрепенулся, что-то быстро записал. Потом сдернул с себя наушники, обернулся радостный, сияющий:

– Долетели! Все в порядке!

– Какие люди! Настоящие соколы! – тихо сказал Титков.

Две недели спустя стало известно, что раненые выздоравливают, а Анохин и Желютов награждены боевыми орденами.

Золотые всходы

Пламя партизанской борьбы охватило всю Белоруссию. Мне довелось неоднократно видеть, какие огромные районы контролировались партизанами. Так, вокруг Бегомоля, этого небольшого городка, они занимали все деревни в радиусе 50 километров. Здесь, как и во многих других партизанских районах, сохранялись советские порядки. Несколько раз побывал я у озера Червонного в крупном партизанском соединении, которым командовал Василий Иванович Козлов, ныне председатель Президиума Верховного Совета БССР. За бесстрашную организацию борьбы населения с фашистскими захватчиками ему, одному из первых партизан, было присвоено звание Героя Советского Союза.

Чем ближе подходила к Белоруссии победоносная Советская Армия, тем сильнее становились удары по тылам противника. Партизанские соединения в полном контакте с войсками выполняли крупные операции. Одна из таких операций, носившая у нас условное название «Концерт», имела своей целью одновременное и повсеместное разрушение путей сообщения врага, полную дезорганизацию работы фашистского транспорта. Мы перебросили в тыл на самолетах огромное количество взрывчатки, оружия, боеприпасов.

Подпольные обкомы и райкомы партии привлекали для «концерта» всех партизан. На помощь им вышли даже старики, женщины и дети.

В ночь со второго на третье августа 1943 года целая армия сосредоточилась у железных дорог. От взрывов, казалось, содрогнулась вся белорусская земля. Фашисты не смели высунуть носа из укреплений. А наутро они увидели партизанские подарки: неподвижно застывшие эшелоны, сотни километров разрушенного полотна, множество взлетевших на воздух мостов на железных и шоссейных дорогах, разгромленные железнодорожные узлы.

Гитлеровское командование, взбешенное успехами партизан, пыталось обречь белорусский народ на голодную смерть.

Немецкие части усилили грабеж населения, вывозили продукты питания, посевные семена, скот, уничтожали сельскохозяйственный инвентарь. Нашему штабу было необходимо предпринять все меры к тому, чтобы обеспечить продовольствием партизан и жителей.

Однажды Алексей Иванович сказал мне:

– Я получил от товарища Пономаренко важное задание. Нам придется заняться весенним севом.

– Так, понимаю, – кивнул я, решив, что «весенний сев» – какая-либо новая операция вроде «концерта».

Полковник по своему обыкновению внимательно глядел на меня большими, чуть навыкате глазами.

– Речь идет о настоящем севе, – пояснил он. – Нужно, чтобы партизаны весною обеспечили сев в колхозах. Мы должны довести это указание до всех подпольных партийных организаций и партизанских соединений.

Так возник один из любопытнейших этапов партизанского движения. Всю зиму велась подготовка к севу на каждом свободном участке белорусской земли. Чтобы достать семена, партизанские бригады захватывали немецкие склады зерна, с боями расширяли посевные площади. Весною колхозники стали организованно выходить на поля и впервые после долгого перерыва обрабатывать родную землю. Партизаны помогали им и с оружием в руках защищали посевные работы от фашистов, стремившихся зверски расправляться с колхозниками. Действовали усиленные немецкие патрули. Самолеты обстреливали с бреющего полета даже одиночных крестьян. Во многих районах сеять приходилось по ночам. Между немцами и партизанами, защищавшими колхозников, порою завязывались серьезные бои, но весенний сев продолжался.

А когда Советская Армия начала разгром захватчиков в Белоруссии, наши воины увидели на освобожденных полях созревшие золотые массивы колхозного хлеба.

Боевые дела

К концу 1943 года в Белоруссии насчитывались сотни тысяч партизан. Они занимали большую часть территории республики и выросли в силу, способную оказать серьезную помощь наступающим на запад советским войскам.

Важную задачу поставило Верховное командование перед партизанскими соединениями и бригадами, действовавшими в районе Витебска, Полоцка и Минска. Они должны были освободить район протяжением более 300 километров, прочно удерживать его и, оттягивая на себя резервные части противника, содействовать наступлению войск 1го Прибалтийского фронта, которым командовал маршал Советского Союза Баграмян.

Для координации боевых действий и оказания помощи партизанам в тыл врага вылетела оперативная группа, возглавляемая представителем ЦК КП БССР Героем Советского Союза Владимиром Лобанок и полковником Брюхановым.

Алексей Иванович поддерживал со мною регулярную связь. У меня сохранилось несколько записок, полученных от него из вражеского тыла. Коротко сообщая о делах, он торопил с доставкой боеприпасов: их требовалось все больше и больше. Восторженно отзывался Брюханов о Лобанке, который в мирное время был учителем. Он показал себя талантливым организатором, смелым и опытным командиром, сумевшим в тяжелых условиях организовать крупное партизанское соединение.

Брюханов писал мне, что волнуется за Машу Сухову и Отю Ройзман. Эти отважные девушки – операторы студии кинохроники, рискуя жизнью, запечатлевали на пленке ход операции. Порою им приходилось, откладывая в сторону съемочные аппараты, с автоматами в руках сражаться плечом к плечу с партизанами. Они ходили в разведку, исполняли обязанности поваров, прачек и ухаживали за ранеными. Увы, не напрасной была тревога Алексея Ивановича. Маша Сухова погибла. Она пала смертью храбрых в бою, отдав за Родину свою молодую жизнь. Навеки сохранила память о боевой подруге Отя Ройзман, продолжающая до сих пор работать в кинохронике и дважды удостоенная Сталинской премии.

Партизанские бригады при поддержке местного населения выполнили приказ командования и овладели заданным районом. Поняв значение происшедшего, фашисты яростно пытались вернуть потерянную территорию. Они располагали всеми средствами борьбы, в том числе танками и авиацией. У партизан же не было тяжелого оружия и противотанковых мин, не хватало боеприпасов. Однако народные мстители мужественно оборонялись, одновременно действовали вне района обороны, срывали перевозки противника по железным и шоссейным дорогам, разрушали мосты и линии связи, громили отдельные гитлеровские гарнизоны.

Четвертый месяц удерживали партизаны огромный район в тылу врага. Боеприпасы были на исходе, а нелетная погода не позволяла нам посылать самолеты ночью. Командование фронта приняло решение сбросить партизанам боеприпасы днем с штурмовиков и истребителей.

Брюханов и Лобанок впоследствии рассказывали мне, как это было. Стояло пасмурное февральское утро; туман, низкие облака. И такое же пасмурное настроение было у людей – обстановка сложная, отсутствуют боеприпасы и нет особой надежды на прилет самолетов. Вдруг раздался быстро приближающийся гул моторов и откуда-то вынырнули летящие на низкой высоте машины. «Наши! Родные!» – закричали люди, увидевшие на крыльях красные звезды. Из домов выбегали радостные жители. Женщины плакали, поднимая детишек, чтобы они поглядели на советские самолеты. Даже бывалые партизаны украдкой смахивали слезы радости. Ликование было всеобщим. Появление наших самолетов днем предвещало скорый приход Советской Армии.

Сброшенные боеприпасы быстро собрали. Особенно отличалась детвора. Ребятишки неслись по глубокому снегу к упавшим ящикам. Некоторые ящики разбились, и дети, разрывая снег, собирали все патроны до единого.

Брюханов говорил мне, что невозможно было без душевной боли смотреть на этих голодных, обтрепанных детей. Многие из них лишились родителей и о довоенной жизни советского народа знали только по рассказам старших. Как жадно тянулись они ко всему советскому, как любили партизан и ненавидели фашистов! Подростки с гордостью выполняли задания по разведке и связи. А для малышей не было большой радости, чем носить советскую фуражку, звездочку, ремень или играть патронными гильзами советского производства.

В марте установилась благоприятная погода. Мы стали регулярно снабжать партизан боеприпасами, и они активизировали свои действия. Тогда командование немецко-фашистских войск решило сосредоточить крупные силы, окружить плотным кольцом партизанский район и превратить его в «зону пустыни».

О таком решении гитлеровцев стало известно из перехваченного партизанами в первых числах апреля приказа. Пленные подтверждали, что фашистские генералы придавали огромное значение этой операции. Они считали, что сильная партизанская группировка в их ближайшем тылу может нанести смертельный удар в спину немецких войск, обороняющихся на фронте Орша – Витебск – Полоцк. Они требовали от своих подчиненных самых решительных действий для полного разгрома партизан.

Немцы сосредоточили резервную танковую армию, несколько соединений «СС», большое количество артиллерии, танков, самолетов и более 100.000 войск. Появился неизмеримый перевес сил в пользу фашистов. Но партизаны раскрыли замысел врага, знали, что он создал сильную группировку на востоке, предполагая, что партизаны будут выходить из окружения в сторону советских войск.

Перед партизанскими бригадами возникла задача, используя местность и оборонительные сооружения, нанести противнику как можно большие потери и, прорывая окружение, уйти со всем населением на запад и юго-запад.

Накануне первого мая фашисты перешли в наступление. Завязались жестокие бои. Партизаны подпускали врагов на близкое расстояние и расстреливали их в упор. Горели немецкие танки, подбитые партизанскими бронебойщиками. Противник нес потери, откатывался, оставляя на поле боя убитых и раненых, бросая боевую технику, которая немедленно пускалась партизанами в ход. Атаки продолжались. Там и здесь завязывались рукопашные схватки. Наша авиация, помогая партизанам, бомбила гитлеровцев. Соседние, находящиеся вне окружения партизанские бригады наносили удары по тылам наступающих фашистов.

Партизаны, преодолев огромные трудности, прорвали окружение и, спасая население, уходили в намеченные места. Овладевая тем или другим участком партизанской зоны, фашисты находили пустые дома и землянки. Это выводило их из себя. Они вымещали свою злобу, расстреливая не успевших уйти с партизанами детей и стариков.

Выйдя из окружения, партизанские бригады сохранили свою боеспособность и, в ожидании решительного наступления советских войск, громили вражеские тылы.

Весной 1944 года для организации взаимодействия партизан с наступающими советскими войсками в тыл врага вылетели офицеры нашего штаба и представители ЦК КП БССР.

Василий Игнатенко получил задание передать Могилевскому подпольному обкому партии приказ о выводе из строя железнодорожных линий Орша – Борисов и Орша – Могилев, доставить в обком медали «Партизану Отечественной войны» и помочь в подготовке боевых действий.

Переброску Игнатенко организовывал Григорий Богомолов. С большим трудом, рискуя разбиться, летчик, с которым летел Игнатенко, посадил самолет на маленькую лесную поляну, и Василий оказался вблизи Могилева.

Для подготовки операции имелось очень мало времени. Секретарь обкома Шпак и командир соединения Солдатенко вместе с Василием двигались верхом от бригады к бригаде, давали необходимые указания командирам, проверяли состояние боевых средств.

Игнатенко запомнилось, как они побывали в полку, которым командовал двадцатитрехлетний сержант, организовавший этот полк из небольшой партизанской группы после гибели ее командира. В полку соблюдался строгий порядок, словно в образцовой кадровой части, велась политическая работа и даже имелся коллектив художественной самодеятельности.

Вскоре операция была подготовлена. Ночью 20 июня около восьми тысяч партизан вышли к железнодорожным магистралям, представлявшим собою боевые, укрепленные линии. Фашисты вырубили лес по обе стороны путей, через каждые 300400 метров установили дзоты с пулеметами, соорудили укрепленные пункты. Подойдя на расстояние ружейного выстрела, партизаны открыли огонь из всех видов оружия и стремительным натиском погнали гитлеровцев, выбивая их из укреплений.

В течение двух часов на значительной части магистралей Орша – Борисов и Орша – Могилев были взорваны рельсы и остановлены продвигающиеся к фронту эшелоны противника.

А в это время гитлеровцам наносили сокрушительный удар советские войска. Когда партизаны отошли в район Кличевских лесов, Игнатенко узнал, что Советская Армия форсировала Днепр. Нападая на отступающих фашистских вояк, партизаны двигались навстречу своим войскам, и вскоре Василий стал свидетелем незабываемых сцен соединения партизанских частей с войсками 2го Белорусского фронта.

В Ивенецкую пущу к барановичским партизанам был переправлен Борис Бондаренко. В северо-восточную часть Минской области улетел другой мой товарищ по работе в штабе Иван Кривошеев, смелый офицер, получивший большой опыт борьбы в фашистском тылу еще у калининских партизан. Он перелетал линию фронта на самолете ПО2 при очень сильном встречном ветре. Порою казалось, что машина совсем не движется вперед. В ту ночь наша авиация громила крупные скопления противника в Минске. В небе рыскали фашистские истребители. Один из них увязался за самолетом Кривошеева, но его летчик на бреющем полете ушел от преследования.

Бригады, которыми руководил Кривошеев, вывели из строя железные дороги, идущие от Минска на Борисов и Бобруйск, и не давали гитлеровцам возможности восстанавливать движение на этих магистралях. Партизаны окружили и наголову разбили два усиленных фашистских батальона, захватив несколько пушек, много пулеметов и другие трофеи.

По Могилевскому шоссе отступала огромная колонна гитлеровцев. Штурмовики «Ил2» беспощадно громили эту колонну, растянувшуюся километра на три. Фашисты рады были бы укрыться в лесу, но там их встречал меткий партизанский огонь.

Народные мстители взяли в плен штаб гитлеровской дивизии во главе с высоким, обросшим рыжей щетиной генералом. Его привезли к Ивану Кривошееву как раз, когда тот брился.

– Пожалуйте, бриться, господин генерал! – сказал Кривошеев и кивнул партизану, исполнявшему по совместительству обязанности парикмахера: ну-ка, побрей, мол, господина генерала. Партизан, с любопытством поглядывая на фашистского вояку, стал точить бритву. Генерал испугался, вообразив, что его собираются резать. Он успокоился лишь после того, как ему принесли безопасную бритву. Через непродолжительное время этот генерал «маршировал» по Москве вместе с десятками тысяч других пленных гитлеровцев.

…Навстречу наступающей Советской Армии шли партизанские разведчики. Они помогали авангардным частям скрытно подходить к Минску. В городе Червень фашисты решили оказать нашим войскам сопротивление. Две партизанские бригады вместе с армейскими частями окружили город и перебили фашистов.

По узкой лесной дороге отступали гитлеровские танки. Партизаны, заминировав дорогу, подорвали передний танк; остальные не смогли двинуться ни вперед, ни назад. Немало других славных подвигов совершили советские патриоты, помогая освобождать Белоруссию.

Наступили радостные дни соединения партизан с войсками 2го Белорусского фронта. Среди многих ярких впечатлений и событий тех дней Ивану Кривошееву особенно запомнилось, как один из партизан встретился со своим братом – командиром танкового корпуса. Эта встреча словно символизировала соединение родных братьев – народных мстителей и воинов Советской Армии, сражавшихся против общего ненавистного врага.

О старых товарищах

А где мои старые друзья-воздухоплаватели? – быть может, поинтересуется читатель. Война надолго разлучила нас. Лишь изредка удавалось мне встречаться с ними или что-нибудь о них узнавать.

Будучи у брянских партизан, я совершенно случайно услышал, что они переправили в Москву вышедшего из фашистского окружения Виктора Почекина. Случайно узнал я и о судьбе Людмилы Ивановой. Она летала радисткой, нередко участвовала в боевых действиях, была тяжело ранена и два месяца лежала без движения у партизан. У нее неправильно срослась кость ноги. Чтобы восстановить работоспособность, ей пришлось перенести серьезную операцию.

Как– то я прилетел на фронт в обслуживавшую наших партизан авиационную дивизию. Вместе с другим товарищем, прибывшим сюда для отправки в фашистский тыл людей и боевых грузов, мы остановились в одной из деревенских хат. Мой коллега завершил свои дела, но почему-то не отправлял нескольких человек.

– Они полетят в далекие районы, – пояснил он мне.

– Так что же вы их задерживаете?

– Да вот жду командира эскадрильи. В такие рейсы он отправляется сам. Людвиг – не знаете случайно такого?

– Так это же мой приятель! – воскликнул я.

Вечером я сидел в хате, греясь у жарко натопленной печи. Кто-то открыл наружную дверь и удивительно знакомо запел:

Она – моя хорошая -

Забыла про меня…

– Юрка! – позвал я.

В комнату вбежал стройный, подтянутый летчик с погонами капитана. На его груди сверкали ордена и медали. Мы обнялись. Юрий Людвиг, учившийся вместе с Голышевым и Неверновым, был одним из самых способных курсантов воздухоплавательной школы. Прекрасный спортсмен, он прыгал с парашютом, овладел пилотированием аэростата, дирижабля, планера и самолета. В дивизии он прославился как лучший командир эскадрильи учебных самолетов ПО2, на которых наши летчики, как известно, во время войны творили чудеса.

Через несколько лет я увидел художественный фильм «Небесный тихоход». Наблюдая за развертывавшимися на экране событиями, я вспоминал Юрия Людвига и других знакомых летчиков-спортсменов, благодаря мужеству которых безобидный ПО2 стал серьезным оружием борьбы с фашистами.

Изредка я встречал Голышева, работавшего заместителем директора Аэрологической обсерватории. Обсерватория эвакуировалась на Урал, но в Москве осталась оперативная группа, которая обслуживала противовоздушную оборону столицы. Аэрологи Боровиков, Тонкова, Ларченко самоотверженно летали на «зондаж» атмосферы, чтобы получить необходимые нашей авиации сведения о погоде.

В войне находила применение и воздухоплавательная техника. Когда фашистская авиация совершала налеты на Москву, по вечерам над городом поднимались на тросах десятки аэростатов заграждения, похожих на крошечные дирижабли. Боясь натолкнуться на них, вражеские летчики старались держаться повыше, а там их поджидали наши истребители.

По предложению воздухоплавателей привязные аэростаты были впервые использованы для парашютной подготовки десантных частей Советской Армии. Прежде десантники учились прыгать с тяжелых самолетов. Требовались оборудованные аэродромы, расходовался высокосортный бензин. При неблагоприятных метеорологических условиях прыжки значительно усложнялись. Парашютисты иногда попадали в лес, на воду, в населенные пункты. Иное дело массовые прыжки с аэростатов. Они связаны с незначительными расходами. Привязной аэростат всегда может быть поднят так, чтобы люди приземлились в том месте, где это необходимо и безопасно. В отдельных случаях с одного аэростата в течение суток сбрасывалось по две тысячи человек.

На фронте в некоторых артиллерийских частях привязные аэростаты наблюдения с большим успехом применялись для корректировки стрельбы. Воздухоплаватели помогали артиллеристам точнее разить врага. На эту опасную работу, как я уже упоминал, и ушли аэронавты из аэрологической обсерватории. В октябре 1941 года, когда гитлеровцы прорвали фронт в районе Ельни, артиллерийский полк, в котором служили мои друзья, попал в окружение. Георгию Коновальчику, Станиславу Карамышеву, Клаве Фадеевой с огромным трудом удалось прорваться через вражеское кольцо. Они рассказывали о сложной обстановке, создавшейся в момент окружения, о тяжелых, неравных боях и больших наших потерях. В те дни они в последний раз видели Фомина и Крикуна и ничего не знали о их судьбе. А вскоре жена Крикуна получила «похоронную». Но мы надеялись, что это ошибка.