Текст книги "Ужасы: Последний пир Арлекина (сборник)"
Автор книги: Поппи Брайт
Соавторы: Харлан Эллисон,Майкл Маршалл,Стивен Джонс,Джонатан Кэрролл,Мелани Тем,Томас Лиготти,Николас Ройл,Элизабет Масси,Кевин Джеттер (Джетер),Рэй Гартон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)
– И Конклав…
– …загорелся этой идеей. Нашей целью было сделать убийства и войну похожими на развлечение. За вдохновением мы обратились к тридцатым годам (чистая интуиция!). В офисе одного из сценаристов мы нашли древний экземпляр первой космической оперы Дока Смита «Ленсмен». Оказалось, что в семидесятых публика стала более восприимчива к подобным вещам, – в тридцатых это считалось литературой для подростков. Наркотики побуждали людей приходить на сеансы снова и снова, что одновременно приносило выгоду и служило целям милитаризации. Фильм, который мы выпустили, использовал все необходимые психологические рычаги. Тот факт, что он принес больше прибыли, чем параллельные проекты, доказывает верность выбранного пути.
– Боже мой… – пробормотал Джонатан, открыв рот.
– Через полгода, совершив плагиат, мы запустили телевизионный вариант. И получили сорок процентов прибыли! Еще через год перешли на видеоигры, экспериментировали с ненаркотическим гипнозом, электрическими импульсами и восприимчивостью тела, воздействовали на центры удовольствия мозга с помощью низкого напряжения.
Джонатан! Неужели ты не видишь, чего мы добились? Меньше чем за пять лет запрограммировали целое поколение людей идти на войну вместо нас и делать это с радостью. Они покупают то, что им велят, слушают нужную музыку и смотрят нужные фильмы. Ведут подконтрольный образ жизни. И ненавидят тех, кого мы велим ненавидеть. Хомейни, [51]51
Рухолла Хомейни(1900–1989) – лидер исламской революции 1979 года в Иране, руководитель Ирана с 1979-го.
[Закрыть]Каддафи. [52]52
Муамар Каддафи(р. 1942) – лидер ливийской революции, фактический глава государства с 1969 года. В 1980-х годах Каддафи стал для США «врагом номер один», а за Ливией на Западе прочно укрепилась репутация страны, поддерживающей терроризм.
[Закрыть]Ты заметил, что лидер страны, с которой у нас напряженные отношения, автоматически становится сумасшедшим? У зрителей легко вызвать жажду крови. Это свойство человека не изменилось со времен гладиаторов. Мы заставили целый народ жить в ожидании Апокалипсиса и быть довольным такой жизнью. Они хотят убить врага, вырвать у него сердце, отправиться на войну – и все лишь для того, чтобы меньше платить за бензин! Они созрели для развязки, которая удовлетворит их любовь к книжным историям, ставшим их жизнью! Система увековечивает себя. Наши подопытные свинки платят деньги, чтобы не останавливались мясорубки, перемалывающие их судьбы. Если не веришь, вспомни самые удачные фильмы прошлого года… А потом разубеди меня в том, что целевая аудитория ждет приказа отправляться в бой. – Хэскелл потер глаза, отчего они налились кровью. – Вскоре после этого мастерского штриха я решил бежать из выгребной ямы. Я больше не чувствовал себя богом. Видеть, как манипулируют массами, и не считать себя настоящим убийцей – значит быть эгоистом в полном смысле слова. Нельзя все время лгать, тем более самому себе. Поэтому я и сошел с ума…
Хэскелл казался Джонатану истощенным. Излив свои страхи и грехи, он словно уменьшился в размере, что-то потерял. Работа буквально стала частью его существа. Навязчивое желание оставить свой след в кино пожирало его изнутри. Джонатан был почти готов к тому, что старый друг растворится в воздухе, как это бывает в фильмах со спецэффектами. Останется лишь улыбка Чеширского кота, которая тоже исчезнет спустя мгновение. Он молча и настороженно смотрел на Хэскелла сквозь сцепленные пальцы. Потом сообразил, к чему тот клонит.
– Ты симулировал сумасшествие.
Хэскелл кивнул и словно воспрянул духом:
– Я разозлился, а не сошел с ума. Но следовало убедить Конклав, что со мной произошло именно второе, а не первое. – Он допил содержимое своего бокала, потушил сигарету и с заговорщическим видом наклонился к Джонатану. – Когда проходит эйфория от получаемых в качестве гонорара сумм, ты начинаешь задумываться о будущем. О том, что происходит, когда сценарист говорит «хватит». Как это сделал я… Каждый из нас старался убедить себя в том, что просто напишет заявление об уходе, пожмет всем руки и отправится в Монако тратить деньги, лежащие на счете в швейцарском банке. За время моей работы четыре сценариста заявили о намерении уйти и сделали это, провожаемые добрыми напутствиями. Через несколько дней вакансии уже были заняты, словно у Конклава имелся неприкосновенный запас эмоционально уязвимых людей. Таких, каким был я во время вербовки. Но ко всему привыкаешь, и через несколько лет даже работа сценариста кажется чем-то обыденным. Согласен?
Джонатан кивнул, хотя представить себе не мог, как соскучиться на подобной работе. Ему хотелось еще выпить, но бутылка оказалась пустой.
– Я понял, что мыслю как тупица, и заставил себя рассуждать как сценарист, – подчеркнув последнее слово, продолжал Хэскелл. – Я решил, что Конклав способен отправить белый фургон, чтобы позаботиться о бывшем коллеге. И провернуть какой-нибудь фокус с номером счета, чтобы денежки покойного сценариста вернулись в закрома Конклава. Так можно подстраховаться от увеличения числа бывших сценаристов и появления группы людей, способных причинить неприятности. Ведь кто-то может все разболтать, как я тебе сейчас. – На его лице появилась слабая, но выразительная улыбка – улыбка больного, умирающего от рака и смеющегося над шуткой об опухоли. – Итак, я сошел с ума. Сумасшедшие непредсказуемы, а Конклав больше всего ненавидит это качество – непредсказуемость безумцев, – потому что оно не укладывается в рамки законов демографии и схем производственного процесса.
– Никаких операций «по учебнику», – подхватил Джонатан, мгновенно сообразив, что имеет в виду Хэскелл. – Никаких шаблонов. Каждое убийство индивидуально – почти случайно, как в реальной жизни, где происходят естественные, а не запланированные Конклавом смерти. Да. – Он снова сказал «да» самому себе, поднялся и принялся шарить в низком буфете из вишневого дерева, ища подходящую бутылку. Его челюсти были крепко сжаты от нервного напряжения. Почувствовав пульсирующую боль, Джонатан сообразил, что стиснул зубы и по крайней мере последние полчаса скрежетал ими. Отвернувшись от буфета, он произнес: – Погоди минутку. Надо поискать на кухне.
Возвращаясь из пустой кухни, он зашел в пустую ванную и заставил себя выдавить в унитаз несколько капель мочи. Глядя на бутылку бренди, стоявшую на крышке бачка, он сказал себе, что пока не возникло никаких проблем: Хэскелл возбужден, но не склонен к насилию. Неприятностей не предвидится.
Когда Джонатан вернулся в кабинет, Хэскелл выглядывал в щель между занавесками. Джонатан плеснул спиртного в чистый хрустальный бокал для себя и демонстративно поставил бутылку на низкий столик рядом с пустым бокалом Хэскелла.
– Дождь стихает.
– Ты еще не закончил свой рассказ, Хэскелл, – спокойно произнес Джонатан.
Тот обернулся:
– Точно. Я расскажу тебе, как и зачем я стал психом, Джон.
– Я не это имел в виду. Ты рассказал мне, как ввязался в эту историю с Конклавом, и теперь, кажется, хочешь поведать, как избавился от них. Думаю, ты ловко скрылся от парней из белого фургона. Ведь ты здесь.
– Да. – Хэскелл сунул пальцы в нагрудный карман рубашки.
– Наверное, ты перехитрил их или нашел способ шантажировать. Или и то и другое. Если они задумают убить кого-нибудь еще…
– У меня не было никакого желания всю оставшуюся жизнь озираться в поисках преследователей. Я спланировал свой побег как сценарист, а не как жертва. Собрал компромат и спрятался, а затем позволил им себя найти. Я был в неадекватном состоянии… и без документов. Они не осмелились убить меня или накачать наркотиками, боясь, что я припрятал где-нибудь пакет, который в случае моей кончины нанесет удар по организации. Запихнули в очень уютный дурдом, чтобы держать под контролем. Точнее, я позволил им сделать это.
– Значит, компромат был блефом?
– Нет. Я бежал на север с двумя рюкзаками наличных и документов. Сейчас они в надежном месте.
– И что дальше? – Джонатан чувствовал нарастающее раздражение. – Твой блестящий план заключался в том, чтобы закончить свои дни в психушке? – Произнеся последнее слово, он удивился сам себе.
– Джон, какая еще психушка? Ты давно читал газеты?
Джонатан взял газету и стал ее просматривать.
В глазах Хэскелла мелькнуло нездоровое веселье.
– Я тебе помогу. Они еще выгребают трупы из-под обломков и пепла.
– Брайар Лейн, – пробормотал Джонатан. – Боже милосердный, они заперли тебя в Брайар Лейн?!
– А ты можешь назвать более шикарный дурдом? Там хранятся истории болезни всех пациентов, стоматологические карты – тоже. – Он вернулся в свое кресло, вертя в руках какой-то странный металлический предмет, извлеченный из кармана.
– Значит, это тыподжег Брайар Лейн? – Джонатану ужасно хотелось выпить, но он запретил себе прикасаться к бутылке.
– Это был классический старый особняк, Джон. Одни мультимиллионеры. Пироманьяки не принимались. Конклав заплатил за мое содержание – самое лучшее для тех, кто может причинить тебе неприятности, – а доступ к досье оказался необыкновенно легким для нормального человека. Или являющегося сумасшедшим в нужном смысле слова.
– Ты действительно думаешь обмануть Конклав с помощью старой хитрости Гитлера? Тело, обугленное до неузнаваемости, фальшивые отпечатки зубов. Если верить твоим рассказам, этим их не проведешь.
– Посмотри на это с другой стороны. Прошло уже больше года с тех пор, как я «рехнулся», а шантаж со стороны моих предполагаемых представителей не начался. Инцидентом в Брайар Лейн я хотел их успокоить – дать понять, что можно расслабиться и приступить к новым проектам. В идеале – вовсе забыть обо мне. Они меня не трогают, а я – их. Есть шанс исчезнуть с накопленными деньгами.
– Неужели они не могли выследить тебя по деньгам?
– Счет был открыт на вымышленное имя, – произнес Хэскелл так, словно повторял заученный ответ.
– А что ты делал в период исчезновения? Когда «скрылся»? – Джонатан сообразил, что он смотрит на друга слишком пристально, пытливо и что поза его стала агрессивной. Забывшись, он словно допрашивал Хэскелла с пристрастием. Чтобы сгладить это впечатление, он добавил: – Я сейчас говорю как «адвокат дьявола».
Хэскелл поднял брови:
– Джон, Конклав не верит в то, что страховые компании называют деяниями Господними. Они стараются предупредить жульничество. Я – не первый, кто попытался их надуть, хотя, возможно, мне первому светит успех. Фокус в том, чтобы в нужный момент прекратитьмыслить как сценарист. Я хотел перестать что-либо планировать и действовать безо всякой логики – в книжках так не бывает. Я взял свои рюкзаки, полные компромата, и поехал автостопом. Пока я голосовал на дорогах, они прочесывали Калифорнию и проверяли банки, следили за аэропортом Лос-Анджелеса и прочими, за автовокзалами и Юнион-стейшн, [53]53
Железнодорожный вокзал в Вашингтоне.
[Закрыть]агентствами по прокату автомобилей… А меня даже не было в штате! Но поймали меня именно в Калифорнии. Когда я вернулся. – В его глазах снова мелькнула искорка веселья, будто он смеялся над шуткой, понятной ему одному, и нарочно пропустил в своем рассказе какую-то важную деталь.
– Без рюкзаков. – Джонатан попытался подытожить крохи полученной информации, чтобы сделать какой-то вывод.
Хэскелл снова встал и принялся расхаживать по комнате, как Шерлок Холмс, собирающийся указать на убийцу среди подозреваемых, собравшихся у викторианского камина.
– Я знаю, о чем ты думаешь, Джон. Я напридумывал столько хитростей, что было неосторожно с моей стороны просто зайти к тебе после стольких лет разлуки, случайно… А?
– Я как раз собирался спросить, почему ты пришел сюда.
– Просматривая картотеку в Брайар Лейн, я нашел список врачей – знаешь, такую папку, куда время от времени вставляют новые листы. Поискал твое имя, и, дьявол, оно было там! В точности как мы с тобой мечтали. Я стал сценаристом – Сценаристом с большой буквы, а ты – психиатром. Там даже был твой домашний адрес.
– Очень удобно, – сказал Джон. – Параноику на основе этого простого факта померещился бы целый заговор.
– Ну да. Это было моей первой мыслью – неплохое подтверждение диагноза! Но подумай, Джон: если бы тебя заманили в Конклав, ты бы подсыпал мне снотворного в выпивку и сдал бы парням в белом фургоне, чтобы те выбили из меня сведения… Если бы не одна вещь. Единственное, что они не смогли вытянуть из меня, когда поймали, – ни наркотиками, ни угрозами, ни обещаниями, – единственное, ради чего они могли бы пойти на подобную хитрость. Единственное, о чем я до сих пор не упомянул, – местонахождение компромата. Место, куда я ездил во время своей небольшой экскурсии.
– Здесь без моего ведома могли установить микрофоны, Хэскелл.
– Вот теперьты мыслишь как сценарист. Соблазн велик, правда? По крайней мере, если смотреть на это со стороны. Манипулирование целым народом кажется особенно интригующим занятием для психиатра или социолога. Я видел у тебя дипломы по обеим дисциплинам, Джон. Они висят прямо за письменным столом. – Он смотрел, как Джонатан переводит взгляд с его лица на рамки и обратно. – Но я не думаю, чтобы они решили провернуть столь масштабную операцию, как прослушка всех моих старых знакомых в Лос-Анджелесе. Конклав предпочитает покупать не оборудование, а людей.
Джонатан сделал нетерпеливый жест:
– И что дальше, Хэскелл? Ты собираешься меня надуть или все-таки скажешь, доверяешь мне или нет?
Хэскелл улыбнулся:
– Ага, теперьты верно играешь свою роль, видишь? Озабоченный состоянием пациента психоаналитик, ждущий полного доверия; точно подобранные нормы рассудительности и интереса. – Он сделал жест рукой, раздвинув на дюйм большой и указательный пальцы. – Немного раздражения, чтобы сподвигнуть пациента говорить правду. – Он подошел к занавешенному окну, раскинув руки, словно обращаясь к невидимой аудитории. – Он играет роль? – Хлопнул в ладони. – Или он говорит искренне?
– Хэскелл, черт бы тебя побрал! – Джонатан стиснул ручки кресла, и его пальцы стали похожи на мраморных пауков; лицо вспыхнуло от негодования. – Я согласен играть в эту глупую игру, чтобы помочь тебе! – Он направил на него палец, как дуло пистолета. – Берегись! Что ты сделал с компрометирующими документами? – Хозяин выпучил глаза, его губы изогнулись, обнажив зубы, а на лице застыла злобная гримаса.
– Вот он, этот вопрос! – вскричал Хэскелл. – Наконец-то! И знаешь что, Джон! Я отвечу на твой вопрос откровенно, если ты честно ответишь на мой. – Он засунул руки в карманы и прислонился к стеллажу. – Если ты действительно мой друг, значит, я рассказал свою историю настоящему живому человеку, непохожему на бездушных кукол из Конклава. К тому же теперь у меня есть безопасное место для компромата, а это стоит того, чтобы рискнуть – прийти сюда, всплыть на поверхность. Верно?
– Спрашивай. – Во взгляде Джонатана сверкнула сталь.
– Ты когда-нибудь слышал о Конклаве до сегодняшней ночи? – Теперь Хэскелл сложил руки на груди, и его лицо стало серьезным.
– Нет!
– А почему ты не стал пить бренди, которое принес с кухни?
Джонатан занервничал:
– Я подумал, что ты… – Он смолк, вытер лицо. – Я хотел, чтобы сначала немного выветрился «Гран Марнье». – Бренди стояло нетронутое, как и бокал.
– А сейчас выпьешь? – Хэскелл говорил ровным, рассудительным тоном. Странно, но сейчас он выглядел абсолютно нормальным человеком – в отличие от безумца, который пришел в дом Джонатана вечером.
– Всему свое время, Хэскелл. – Он вздохнул и снова ткнул в воздух пальцем. – Я не желаю с тобой ругаться. Ты…
– Хватит, Джонатан! – Хэскелл развернулся, провел пальцем по корешкам книг, к которым он прислонился, и вытащил тысячедолларовое издание «Моби Дика». Он открыл книгу – на месте страниц зияла дыра, а в нише лежал маленький диктофон. Хэскелл резко захлопнул том, со стуком бросил его на пол и, вытащив из кармана магнитофонную кассету, помахал ею в воздухе. – Я взял это, когда ты был в сортире, Джонатан! Больше получаса назад!
У Джонатана отвисла челюсть. Он побледнел и забыл, что хотел сказать.
– Ты все время переводил взгляд с книги на телефон, Джон. Ты прекрасно знаешь номер, как и я: 727–3933. Цифры составляют слово, так мы его запоминаем. Набери этот номер, и через пять минут к твоему крыльцу подъедет белый фургон. – Хэскелл медленно покачал головой. – Я надеялся, что ты не станешь меня продавать! – Он яростно взмахнул кулаком. – Дерьмо! Ты не мог пойти на это ради денег! Наверняка соблазнился предложенной властью…
Джонатан медленно поднялся с дивана.
– Пленка – часть моего рабочего оборудования, Хэскелл; запись – стандартная процедура при разговоре с человеком в таком раздраженном состоянии, в каком ты ко мне пришел. Нет никакого заговора, нет ловушки… – Он снова вошел в роль и заговорил авторитарным тоном психоаналитика.
– Выпей глоток, Джонатан, – повторил Хэскелл, указывая на нетронутую бутылку и стараясь постичь всю глубину высокомерия, могущего заставить человека вырезать дыру в книге ценой в тысячу долларов только ради того, чтобы подстроить западню.
– Не буду, – сказал Джонатан непокорным, бунтарским тоном.
Он повернулся спиной к Хэскеллу и подошел к столу. Затем услышал, как Хэскелл подбежал сзади, и почувствовал его руку у себя на локте, ожидая резкого движения, вероятно даже удара. Он думал, что контролирует ситуацию, и не мог представить поражения.
– Боюсь, мне придется настоять на своем, – задыхаясь, произнес Хэскелл, развернул бывшего друга к себе лицом и ударил. Но не так, как ожидал Джонатан.
Джон увидел, как Хэскелл наносит ему удар наотмашь, ладонью. Удар был несильный. Джонатан почти не почувствовал боли и остался стоять на ногах. Затем он увидел металлический предмет, зажатый между указательным и средним пальцами гостя, – тот, что Хэскелл достал из кармана; почувствовал укол и резкую боль в шее.
Хэскелл отскочил в сторону. Рука Джонатана рассекла пустой воздух.
– Черт!
Крошечная ранка болела, что привело его в ярость. Джон поднял трубку и успел набрать только две цифры, затем рука словно распухла и больше не повиновалась. Трубка выскользнула из пальцев, стукнулась о столешницу и упала на пол, потянув за собой провод. Джон с выражением недоверия на лице попытался схватиться за край стола, но промахнулся и вслед за телефоном рухнул на пол, развалившись, словно какое-то существо без рук и без ног, безуспешно пытавшееся двигаться.
Хэскелл стоял у дивана, рядом с окном.
– В ЦРУ эту штуку называют пчелиным жалом, Джонатан. Похоже? Ты не сможешь шевелить руками и ногами еще примерно час. Фокусировать взгляд, слышать меня – да, но это все.
Он в очередной раз раздвинул занавески и посмотрел на улицу.
– Я тоже провел небольшое дедуктивное расследование, Джонатан, и должен сказать, что ты, мягко говоря, попал в затруднительное положение. Мне очень жаль. Но я не мог не прийти к выводу о том, что Конклав обратился к тебе за помощью. Должно быть, они вышли на тебя сразу после развода с Дженис. И в качестве теста, вступительного испытания рассказали тебе мою историю и приказали заманить меня в ловушку. Ты устроил так, что твое имя занесли в список врачей Брайар Лейн, – это так предсказуемо, словно даешь кому-то университетский справочник. Одинокий человек обязательно начнет искать старых товарищей. Я поступил так же и нашел список специалистов-психиатров. Верное дело! Ты пообещал выведать место хранения компромата на Конклав, втершись ко мне в доверие. В конце концов, мы – друзья с юности: тебе легко найти слабые места.
На твоем месте я бы сейчас задумался вот о чем, Джон: а что, если все это – испытание на лояльность? Может, история сфабрикована; это проверка на прочность – как далеко заходит старая дружба? Я сам сбежал сегодня ночью или ты позволил мне скрыться? Пора придумывать объяснения для Конклава: как мне удалось исчезнуть и почему ты не раздобыл нужные сведения. Это одна часть твоей проблемы. Вторая такова: если я говорю правду, тебе придется меня покрывать. Я это предугадал, потому что я – ветеран, а ты – новичок в игре. Еще тебе придется постараться убедить их в том, что я мертв либо не представляю угрозы. В противном случае они убьют тебяза провал.
Если удастся запудрить им мозги, тебя возьмут в дело и ты станешь сценаристом. А через год, три, пять лет тебя будет тошнить от этого, как тошнит меня. Понимаешь, Джон, ты сейчас точно такой, каким был я, когда вляпался во все это. Я знаю, как ты будешь себя вести. Возможно, через несколько лет мы случайно встретимся где-нибудь в глуши… Я избавился от бремени страха, которое тяготило меня со времени побега, и передал его тебе. Теперь, когда у тебя за спиной все время будет маячить тень, ты поймешь, как ужасен на самом деле Конклав. Иначе этого не понять. Возможно, в конце концов ты станешь моим союзником. А пока…
Хэскелл вытащил бумажник из кармана Джонатана, взял себе наличные и вернул бумажник на место. Тело Джонатана походило на бесформенный мешок с отсыревшей почтой. Его глаза яростно сверкали; в них мелькали удивление и беспомощность. Струйка слюны вытекла из уголка безвольного рта и утонула в дорогом ковре.
Хэскелл выскользнул из кабинета и вскоре вернулся с банкой «Доктора Пеппера» из холодильника Джонатана, быстро осушил ее.
– Подобные разговоры вызывают у меня жажду. Не волнуйся, Джон! Я скоро исчезну, только позвоню кое-кому.
Он поднял с пола трубку и начал нетерпеливо нажимать кнопки, пока не послышался длинный гудок.
–. Ты, разумеется, помнишь слово, Джон? Слово, которому нас научили, чтобы мы никогда не забыли номер телефона? ПРОВАЛ.
Услышав длинные гудки, Хэскелл положил трубку на стол, насмешливо помахал рукой бесчувственному телу старого друга и ушел. Джонатан услышал, как хлопнула входная дверь, почувствовал вибрацию пола, к которому привалился щекой. Больше он ничего не мог поделать. На пути к выходу Хэскелл предусмотрительно погасил все лампы в кабинете, было ничего не видно.
Через пять минут за шторами мелькнули фары белого фургона. Затем дом снова погрузился во тьму.
