Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 11. Торгово-техническая лига"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

– Сделаться торговцами? – ответила она с намеком на прежнее высокомерие.

– Я уже говорил вам однажды, – сказал Дэвид, – что это не такое уж неблагородное занятие. Да, мы стремимся к доходам. Но ведь и рыцарь должен есть, и нашхлеб не достается нам ценой страданий рабов, или серфов, или чьих-то еще. Посмотрите на всполохи полярного сияния: они прекрасны, спору нет, но как насчет звезд, которые за ними?

Ютта стиснула его руку. Фолкейн прошептал на своей лучшей латыни:

–  «И твой корабль, купец, скользит по морю за светом утренней зари», – и, когда девушка обратила к нему вопросительный взгляд, тихо добавил:

«Их мачты в золоте рассвета, хоть паруса изодраны штормами,

И вслед за ветром обошли весь мир их корабли, чтобы домой вернуться

Нагруженными золотом, шелками, рассказами и сказками.

Цена их будет высока, конечно, но это значит лишь, что веемы—

Люди!»

– Ох-х… – услышал он тихий вздох Ютты.

Подумать только, а он еще ругал своих учителей, когда там, дома, на Гермесе, они заставляли его читать Флекера и Сандерса в оригинале…

– Я никому не скажу, – прошептала девушка. И еще: – Можно мне немножко здесь побыть?

Фолкейн искренне пожалел, когда всего через неделю ему на выручку прибыл Флот Лиги.

ИСАВ
_{Перевод с английского
М. Пчелинцева}

_Birthright

_{Copyright © 1970 by Poul Anderson}

Получив от охранной системы разрешение, такси опустилось на крышу Крылатого Креста. Эмиль Долмеди расплатился и посмотрел вслед улетающей машине; неожиданно ему захотелось, чтобы хоть кто-нибудь оказался рядом. Окутанный теплыми, густо-синими летними сумерками сад благоухал, звуками далекого морского прибоя доносились приглушенные высотой городские шумы, опутанные паутиной переходов небоскребы Чикаго казались волшебным лесом, в зарослях которого обманными эльфийскими огоньками пробирались аэрокары, а далеко внизу, насколько хватал глаз, рассыпалась фантастически многоцветная Галактика вечерних огней. Но вот громоздившийся впереди пентхаус казался сейчас Эмилю холмом, в котором соорудил себе берлогу матерый медведь.

Заходи, ничего, не съест же он тебя.Чтобы немного взбодриться, Эмиль расправил плечи. И вообще – это кто еще кого съест. Наново ощутив поднимающуюся злость, бесстрашный охотник уверенно зашагал к логову зверя – плотная, мускулистая фигура в голубом комбинезоне, широкое скуластое лицо с коротким вздернутым носом, зеленые, чуть раскосые глаза, темные, с рыжеватым отливом, волосы.

Правду говоря, при всей своей мрачной решимости, Долмеди не слишком ожидал получить личную аудиенцию у одного из королей Торгово-технической Лиги. Поэтому, когда самый настоящий живой дворецкий открыл ему дверь, когда, миновав бесконечно длинную полосу толстого, с рельефным узором ковра, он оказался в роскошной, хотя и невероятно захламленной гостиной, и собственными глазами узрел Николаса ван Рийна, у него взмокли ладони и перехватило горло.

– Добрый вечер, – пророкотал хозяин, не делая попытки подняться. – Заходи.

Долмеди не обиделся – даже погруженная в кресло, огромная туша торговца подавляла.

– Садись, – махнул ван Рийн свободной рукой, другая была занята пивной кружкой. – Расслабься малость, а то весь дрожишь, словно студень, собирающийся прыгнуть с парашютом. Что ты пьешь, куришь, жуешь, нюхаешь и вообще употребляешь для увеселения?

Долмеди пристроился на краешке кресла. Широкая, горбоносая, украшенная бессчетными подбородками, длинными усами и козлиной бородкой, обрамленная свисающими на плечи завитушками черных волос, физиономия хозяина расплылась в ухмылке, маленькие, глубоко посаженные глаза весело поблескивали.

– Да ты расслабься, расслабься, – напомнил торговец. – Надо же креслу подогнаться по форме твоего тела. Совсем не то, конечно, что объятие хорошенькой девочки, но ведь и требований у него гораздо меньше, точно? А знаешь, прими-ка ты маленький стаканчик Дженевера с травками и сухим льдом, лучший транквилизатор. – Ван Рийн хлопнул в ладоши.

– Сэр. Голос Долмеди дрожал от напряжения. – Я очень благодарен вам за гостеприимство, но…

– Но ты примчался на Землю, извергая адское пламя, и прорвал шесть линий обороны, укомплектованных самыми неподатливыми чиновниками и секретаршами, какие только есть у компании «Пряности и Спиртные напитки». Словно взбесившийся бульдозер, ты расшвыривал этих людей, давно забывших слово «да», требуя встречи с идиотом, который вместо благодарности взял да и уволил тебя. И никто не имел возможности хоть что-нибудь тебе объяснить. Понимаешь, каждый из них считал многие вещи самоочевидными, думал, что ты все и сам знаешь. Ну а ты решал, что тебя попросту отфутболили, и бросался в следующий кабинет.

Ван Рийн протянул Долмеди золотой портсигар неизвестной тому, но явно инопланетной работы. Когда молодой человек отрицательно покачал головой, торговец выбрал сигару себе, откусил кончик, сплюнул его в пепельницу и глубоко – чтобы воспламенился табак – затянулся.

– Судя по всему, – продолжал он, – в конце концов кто-то что-то понял, после этого я узнал про тебя и назначил встречу.

Даже легендами воспетый гнев ван Рийна вряд ли произвел бы на Долмеди такое ошеломляющее впечатление, как эта приветливость. «А может быть, сейчас-mo он и громыхнет», – подумал Эмиль, стараясь не дать себе раскиснуть.

– Сэр, – возмущенно ответил он, – если ваша компания недовольна моей работой на Сулеймане, мне могли хотя бы объяснить почему, а не присылать куцое сообщение, что я смещен и обязан явиться в штаб-квартиру. Пока вы не укажете ясно и четко на допущенные мной ошибки, я не приму понижения в должности. Дело не столько даже в моем профессиональном статусе, сколько в личном достоинстве, а к таким вещам у меня на родине относятся очень серьезно. Я уволюсь и без малейшего труда найду себе место в какой-нибудь другой компании Лиги.

– Верно, совершенно верно, несмотря на все свечки, которые я ставлю святому Дисмасу, – вздохнул ван Рийн, окутав Дол меди облаком сигарного дыма. – Эти бандиты всегда стараются увести у меня работников, не успевших еще дать присягу на верность. Тем временем я, бедный, толстый, одинокий старик, пытаюсь в одиночку совладать с этим хозяйством, раскинувшимся по не знаю уж скольким мирам, и даже при всей современной компьютерной технике с ног валюсь от усталости. А помощнички мои – они же почти все тупые, как бильярдный шар, и совсем мало среди них ясных голов, да и те по большей части заняты переманиванием чужих приличных работников. – Он шумно отхлебнул из своей кружки. – Ну так что?

– По всей видимости, вы, сэр, читали мою докладную записку, – осторожно начал Долмеди.

– Как раз сегодня. Сюда приходит так много информации, что где уж удержать ее в этом старом, усталом набалдашнике, через минуту опять ничего не помнишь. Дай-ка я перескажу тебе твой доклад вкратце, для полной уверенности, что я понял все тессерактно [28]28
  Тессеракт – четырехмерный куб. (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть]. Что обозначает – ха-ха – прямо и точно во всех четырех измерениях.

Ван Рийн забрался поглубже в кресло, сложил кончики пальцев и прикрыл глаза. Появился дворецкий с подносом, на котором стоял шипящий, окутанный облачком пара кубок . «И это у него считается стаканчиком!»– подумал Долмеди. Мрачно и неохотно, он заставил себя развалиться в кресле, а затем отхлебнул из кубка.

– Так вот. – Торговец начал помахивать сигарой, словно дирижируя собственной речью. – Эта самая звезда, получившая от первооткрывателей название «Осман», лежит за Антаресом, на самом краю зоны, охваченной к настоящему моменту деятельностью Лиги. Одна обитаемая планета, названная людьми «Сулейман». Гигант класса Юпитера, но поменьше, жизнь там базируется на водороде, аммиаке и метане, низкоразвитые, но вполне дружелюбные туземцы. Выяснилось, что на крупнейшем из материков растет кустарник, названный нами… м-м-м… голубец, листья которого идут там как тонизирующее средство и приправа. Анализ показал присутствие сложной смеси химических веществ типа гормонов, смесь эта обладает синэргическим действием. Для кислорододышащих без пользы, но возникла мысль перепродавать эту заразу каким-нибудь инопланетным водорододышащим.

Рынки мы нашли, но среди них было очень мало таких, где можно получить в обмен хоть что-нибудь подходящее. Слишком уж специфическую нужно иметь биохимию, чтобы голубец оказывал на тебя благоприятное воздействие. А при малом спросе стоимость синтеза – а к ней добавится еще и стоимость капиталовложений, а в будущем и стоимость провоза из химических центров – оказывалась слишком высокой, проще подрядить туземцев Сулеймана на уборку урожая и расплачиваться с ними товарами. При такой постановке дела можно получить хоть какую-то прибыль. Совсем крохотную – вся эта операция буквально висит на грани убыточности – однако, если все идет тихо и путем, зачем отказываться от возможности честно заработать кредит-другой?

А все так и было, тихо и путем, и продолжалось это много лет. Туземцы не причиняли никаких хлопот, исправно доставляли голубец на склады. Чтобы не омертвлять без дела капитал, мы не стали заводить для такого незначительного вывоза собственные корабли, а подрядили одну из транспортных линий, чтобы они регулярно заходили на Сулейман. Да, конечно, препятствия препятствовали, помехи мешали, а как же иначе? То плохая погода, то бандиты ограбят караван, то какой-нибудь королек чересчур пожадничает с налогами, но все это – обычная ерунда, с которой справится любой компетентный руководитель фактории, так что никто никогда даже и не совался ко мне с подобными сообщениями.

А потом – Ахмед, еще пива! – возникла настоящая неприятность. Лучший рынок для голубца – планета, называемая Бабур. Ее центральное светило, Могол, расположено примерно в тех же местах, в трех десятках световых лет от Османа. Главная тамошняя держава уже несколько десятилетий поддерживает кое-какие отношения с технической цивилизацией. Пытаясь модернизироваться, они почему-то заинтересовались в первую очередь роботикой, но через некоторое время подкопили денег и на то, чтобы заказать пару кораблей с гипердрайвом, а заодно обучить их экипажи. Поэтому теперь Солнечному Содружеству и прочим державам приходится относиться к ним с большим уважением – когда получаешь пучковое оружие и ядерные ракеты, манеры твоих собеседников резко улучшаются. Эти самые бабуриты – мелкая рыбешка, но с большими амбициями. И для них, при большом внутреннем спросе на голубец, эти листики – весьма серьезное дело.

Ты, верно, спрашиваешь себя, а на кой черт он рассказывает мне вещи, которые я и без него знаю? – Ван Рийн подался вперед, вышитый халат, облегавший его брюхо, собрался в складки. – Иногда появляется необходимость ознакомиться с обстановкой на планете, почти мне неизвестной, вроде того же твоего Сулеймана, но ведь невозможно просмотреть все доклады за многие десятилетия. Поэтому информационная машина готовит мне кратенький обзор. И вот теперь я проверяю на тебе – ведь ты долго там проторчал, – всю ли необходимую информацию выдала мне эта железяка. Так как, все пока что правильно?

– Да, – кивнул Долмеди. – Только…

– В чем дело, Эмиль? – Ивонна Вайланкур перевела взгляд с приборного пульта на начальника фактории, как раз проходившего мимо открытой двери компаративной лаборатории. – Ты так топочешь, что я услышала тебя еще из. того конца коридора.

Долмеди остановился и заглянул в лабораторию. В теплом внутреннем климате базы одевались по минимуму, и ему давно надоели полуобнаженные тела всех здешних обитателей, единственным исключением была стройная белокурая Ивонна. Возможно, думал он, это потому, что я родился и вырос на Алтае. Поселенцы этой стылой планеты по необходимости кутались с головы до ног, а стремление к выживанию прививало им суровые, аскетичные нравы; кроме того, обитая по большей части в диких, малоосвоенных местах, они имели очень слабое представление о стиле жизни ядра человеческой цивилизации. У полудюжины людей, живущих в полной изоляции на планете с ядовитым для них воздухом, у людей, которых даже изредка не навещает никто из сородичей, потому что регулярно прилетающий к ним корабль принадлежит цинтианам, у этих людей просто нет иного выхода, как жить легко и свободно. Долмеди узнал об этом во время подготовки, перед выездом на новое место работы, и он согласился с таким положением вещей и старался по возможности вписываться в обстановку, не переставая мучиться сомнениями – удастся ли ему когда-нибудь привыкнуть к непринужденности и простоте весьма непростых своих подчиненных.

– Даже и не знаю, – ответил он девушке. – Талассократ [29]29
  Правитель моря (древнегреч.).


[Закрыть]просит меня явиться во дворец.

– Зачем? Он что, не мог ограничиться видеовстречей?

– Он-то мог, но там есть еще и кочевник, который принес с Нагорья известие о каких-то крупных неприятностях, а этот тип и близко подходить к установке не желает. Боится, наверное, что я украду его душу.

– М-м-м… пожалуй, нет. Мы еще только пытаемся схематично набросать психологию сулейманитов – информации крайне мало, да и та получена на каких-то трех или четырех культурах – но уже ясно вырисовывается, что они, в отличие от людей, лишены анимистических [30]30
  От латинского anima – дух, душа.


[Закрыть]тенденций. Ритуалы – сколько душе угодно, но ровно ничего, достойного называться магией или религией.

– Временами мне кажется, – нервно хохотнул Долмеди, – что все мои сотрудники считают коммерцию жутким занудством, которое попусту путается под ногами их драгоценной науки.

– И ты совершенно прав, – проворковала Ивонна. – Чего бы ради мы здесь торчали, если бы не возможность провести исследования?

– Ну и сколько времени вы бы тут происследовали, прикрой компания эту базу? – ощетинился Эмиль. – Что она и сделает, если вместо доходов пойдут убытки. Я обязан следить, чтобы такого не случилось, это моя работа. И мне очень пригодилась бы ваша помощь.

Легко поднявшись с табуретки, девушка подошла к Эмилю и чмокнула его в лоб. От ее волос шел почти забытый запах согретой оранжевым солнцем, колышащейся под кольцами Алтая степной травы.

– А разве мы тебе не помогаем? – промурлыкала она. – Прости, милый.

Эмиль закусил губу и посмотрел поверх обнаженного плеча на ярко расписанную стену. Страшно подумать, сколько времени угроблено на эти художества, и ведь так продолжается год за годом.

– Нет, это ты меня прости, – сказал он с характерной для уроженцев Алтая несколько напыщенной честностью. – Конечно же, все вы вполне лояльны, дело тут во мне самом. Я младше любого из вас, без пяти минут варвар, недавний пастух, и задача у меня самая пустая – поддерживать деятельность одной из самых простых, самых рутинных факторий всего этого сектора… и через какие-то пятнадцать месяцев…

«А провалюсь я тут, – думал он, – всегда можно вернуться домой, забыть о жертвах, на которые пошли родители, чтобы послать своего сыночка в инопланетную бизнесшколу, плюнуть на ту невероятную удачу, что совершенно неожиданно образовалась здешняя вакансия, а у «Специй и Спиртных напитков» как раз не было под рукой ни одного более опытного работника. Забыть про все свои мечты, как придет время, и я пройду по новым, совсем неизвестным мирам, которые потребуют полной отдачи всех сил и способностей, какие только у меня есть. Да, конечно, неудача не будет смертельной – разве что в некотором тонком, неуловимом смысле, для которого у меня и слов даже нет».

– Слишком уж ты дергаешься, – потрепала его по щеке Ивонна. – Скорее всего ничего тут особенного, очередная буря в стакане воды. Сунешь кому-нибудь взятку, или выкрутишь кому-нибудь руки, или еще что-нибудь сделаешь – и снова все будет как надо.

– Надеюсь. Но только во всем поведении Талассократа чувствовалось… ну, я ведь не связан вашей ксенологической точностью, так что скажу попросту – он тоже озабочен. – Долмеди хмуро помолчал, а затем на мгновение обнял девушку. – Ладно, я побегу. Спасибо, Ивонна.

Ивонна посмотрела ему вслед, а затем вернулась к работе. Официально она выполняла, обязанности секретаря-казначея, но в промежутках между редкими и краткими визитами транспортного корабля эти обязанности практически не возникали, так что все свое время девушка отдавала попыткам найти какую-то осмысленную структуру в тех обрывках информации, которые ее коллегам удавалось вытащить из окружающего мира, мира огромного и бесконечно разнообразного. И занималась она этим в надежде, что где-нибудь когда-нибудь несколько ученых бегло проглядят статью о Сулеймане (одной из многих тысяч планет) и заинтересуются.

Долмеди надел скафандр и вышел наружу через главный шлюз. Сегодня он направился во дворец пешком – хотелось по пути через город успеть собраться с мыслями.

Если только это дворец. И если только это город.

Этого он не знал. Книги, пленки, лекции и нейроиндукторы загрузили его информацией, касавшейся данной части данного материка; но вся эта информация состояла из повседневных фактов и навыков, необходимых для работы. Долгие беседы с подчиненными дали кое-какое понимание здешней жизни, но именно – кое-какое. Прямое общение с туземцами что-то иногда проясняло, но иногда оно же запутывало все вконец. Мало удивительного, что, заключив однажды довольно удовлетворительное соглашение с прибрежными и нагорными племенами (?), предшественники Эмиля бросили все попытки что-либо расширить или улучшить. Когда не понимаешь механизм и он вроде бы крутится более-менее гладко, не возникает особого желания лезть в него с отверткой.

Местная гравитация, навалившаяся на Эмиля за пределами поля базы, была на сорок процентов сильнее земной. Для удаления просачивающегося через любой материал водорода прибор очистки воздуха включал в себя дополнительный блок, что утяжеляло скафандр; несмотря на крепость своих мускулов, Эмиль вскоре вспотел. И все равно ему казалось, что царящий снаружи смертельный холод пролезает между витков термостатирующей обмотки, добирается до самых костей.

Высоко над головою белой искрой сверкал Осман. Из-за большого радиуса своей орбиты Сулейман получал от этой – в два раза более яркой, чем Солнце, – звезды всего одну шестнадцатую часть света, получаемого Землей. По мрачному небу, на котором смутно проглядывала одна из трех лун, неспешно плыли облака, розоватые от каких-то органических соединений. Здешняя атмосфера состояла из водорода и гелия с примесью аммиачных и метановых паров, а также еле заметными следами других газов; давление в три раза превосходило земное. Парниковый эффект здесь имелся, но далеко не такой сильный, чтобы превратить лед в воду.

Лед этот, перемешанный с камнями, пронизанный слоями бедных металлами пород, окутывал все ядро планеты; почва, по которой ступал Долмеди, скрипела под ногами и серо поблескивала. Местность плавно опускалась к темному, неспокойному морю из жидкого аммиака, но далекий – радиус Сулеймана составлял семнадцать тысяч километров – горизонт совершенно терялся в пропитанном розоватой дымкой воздухе.

Ледяными были и высившиеся со всех сторон дома; в местах, не нарушенных дверными проемами и резной вязью непонятных символов, поверхность их стен сверкала, как стекло. Улицы, в обычном смысле этого слова, отсутствовали, однако аэросъемка выявила в расстановке зданий некоторую замысловатую систему, о которой туземцы то ли не могли, то ли не хотели ничего рассказать. Между домов гулял ветер, медленный и какой-то тяжеловесный; водородно-гелиевая атмосфера превращала его шорох – как и все прочие звуки – в визг.

Город кипел движением, большей частью это были пешеходы, направлявшиеся по каким-то своим делам, переносившие куда-то странной формы орудия и контейнеры, созданные неземной, не знающей огня культурой примерно неолитического уровня развития. Прогромыхало несколько телег с привезенными из прибрежных областей товарами; упряжные животные напоминали миниатюрных динозавров, скопированных творцом, знакомым с этими существами сугубо понаслышке. Более стройные родственники сулейманских битюгов использовались для верховой езды. На морских волнах раскачивались лодки, их команды занимались чем-то вроде рыбной ловли, хотя настоящая рыба прожила бы здесь без скафандра не дольше человека.

В наушниках Долмеди не раздавалось никаких других звуков, кроме визга ветра, отдаленного бормотания волн, топота ног и скрипа телег. Сулейманиты относятся к разговору серьезно, они не разговаривают на улице, на ходу. И в то же время они общаются непрерывно – жестами, волнами, пробегающими по шерсти, запахами. Туземцы старались не приближаться к человеку, но только потому, что поверхность его скафандра была для них обжигающе-горячей. Со многими из встречных Эмиль обменивался приветственными жестами. За последние два года – двадцать пять, если по земному счету – как Побережье, так и Нагорье попали в сильную зависимость от пластика и металла, от устройств с батарейным электропитанием. Когда рядом с городом, на столовой горе, начали сооружать космопорт, местные жители не просто соглашались, а прямо рвались принять участие в строительстве, они же и по сию пору исполняли почти всю физическую работу, нужную базе. В результате удалось сэкономить на доставке и монтаже. автоматического оборудования, что тоже являлось одной из причин хотя умеренной, но все же доходности этой фактории.

Обреченно вздохнув, Долмеди начал преодолевать подъем; через десять минут он был во дворце.

Десять туземцев, выстроившихся у входа в массивное, увенчанное башенками здание, не имели ничего общего с охраной. На Сулеймане случались и войны, и грабежи, но убийство Короля было здесь совершенно немыслимой вещью. (Действие феромонов? В каждой общине, до которой успели добраться ксенологи, вождь получал специальное питание, ядовитое, по всеобщему мнению, для любого из его подданных. Не исключено, что мнение это было верным.) Барабаны, трости с плюмажами и прочие, менее понятные предметы экипировки имели чисто церемониальное назначение.

Предвидя неизбежную задержку, Долмеди вздохнул и предался созерцанию ритуалов – действительно очень интересных, – сопровождавших открывание дверей дворца и препровождение гостя пред ясные королевские очи. Существа грациозные и симпатичные, сулейманиты были плоскоступающими двуногими и сильно напоминали людей, хотя имели более широкое тело, а ростом достигали среднему человеку примерно до плеча. Кроме четырехпалых рук (оба крайних пальца каждой кисти – большие) они активно пользовались ловкими, цепкими хвостами. Круглая голова имела клюв, вроде как у попугая, две слуховые полости (без ушных раковин), один большой золотистый глаз посреди лба, а на висках – два меньших, слабее развитых, предназначенных для периферийного и бинокулярного зрения. Одежда туземцев ограничивалась чаще всего украшенным сложной символикой спорраном [31]31
  Спорран – шотландская плоская кожаная сумка, пристегиваемая спереди к поясу.


[Закрыть]; темная, цвета красного дерева, шерсть и внешние железы, использовавшиеся для «разговоров», оставались неприкрытыми. Значительная роль, играемая в сулейманитских языках невокальными составляющими, была не последней причиной неудач в достижении взаимопонимания с туземцами.

Талассократ встретил Долмеди в сверкающей голубым льдом комнате для аудиенций и обратился к нему посредством одного только голоса. Наушники переводили верхние частоты в область спектра, доступную для человеческого слуха, однако визг этот и смутное бормотание неизменно смазывали внушительное впечатление, производимое увитой цветами короной и резным посохом. Карлики, горбуны и калеки, рассевшиеся на коврах и покрытых шкурами скамейках, также не добавляли зрелищу величественности. Никто из людей не знал, почему домашние слуги набираются исключительно из таких вот Богом обиженных; сулейманиты пытались что-то объяснить, но смысл их ответов неизменно оставался непонятным.

– Удачи, мудрости и могущества тебе, о Фактор, – обитатели этого мира не пользовались именами и явно не понимали смысла идентификационной символики, не построенной на запахах.

– Да пребудут они с тобой, о Талассократ. – Установленный на спине скафандра вокалайзер преобразовывал «человеческий» вариант местного языка в звуки, недоступные голосовому аппарату Долмеди.

– К нам прибыл Предводитель караванщиков, – сообщил монарх, после чего Долмеди обменялся столь же церемонными приветствиями с горцем. Высокий и стройный для сулейманита, тот был вооружен каменным томагавком и купленной у людей специально сконструированной для местных условий винтовкой. Варварство караванщика выдавали только украшения из ярких самоцветов и браслеты. За все про все, эти горные кочевники были вполне приличными ребятами. Заключив договор, они следовали его условиям с буквальностью, немыслимой для рода человеческого.

– В чем состоит неприятность, из-за которой меня позвали, Предводитель? Может быть, ваш караван, следовавший к Побережью, ограбили бандиты? Пошли на их подавление отряд, я охотно предоставлю экипировку.

Непривычный к общению с людьми, вождь перешел на полный сулейманитский язык – в своем, к тому же, горском варианте – и понять его стало совершенно невозможно. Вперед вышел, неуклюже переставляя коротенькие ноги, один из карликов. Долмеди узнал его: в этом уродливом тельце обитал блестящий разум, жадно впитывавший все сообщаемые ему сведения о Вселенной и, в свою очередь, нередко помогавший людям советами и информацией.

– Позвольте мне с ним поговорить, о Фактор и Талассократ, – предложил он.

– Если ты того хочешь, Советник, – согласился король.

– Буду крайне обязан тебе, Переводчик, – сказал Долмеди, в меру своих способностей изобразив пританцовывающий жест благодарности.

Любезности любезностями, но Фактора никак не оставляли тревожные мысли; он поймал себя на том, что невольно затаил дыхание, ожидая окончания беседы Переводчика с караванщиком. Ну не может быть, чтобы новости и вправду оказались катастрофическими!

Долмеди вспоминал основные факты, словно надеясь найти в них незамеченный прежде путь к спасению. Имея малый наклон к плоскости, эклиптики, Сулейман не знал времен года. Голубец предпочитал холодный, сухой климат Нагорья и рос там круглый год. Первобытные туземцы, охотники и собиратели, кочевали с места на место, а по пути собирали урожай. Раз в несколько месяцев (земных) каждая такая группа встречалась с одним из более развитых скотоводческих племен и обменивала сушеные листья голубца и фрукты на какие-либо товары. Затем караван проделывал долгий путь в город, где люди расплачивались за связки листьев земными товарами. В месяц доставлялось примерно две партии, а четыре раза в земной год цинтианский корабль забирал все содержимое склада фактории и оставлял взамен безмерно более ценный груз писем, пленок, газет, книг и новостей со звезд, так редко проглядывавших на этом хмуром небе.

Не то чтобы самая эффективная из возможных систем, но самая дешевая, если прикинуть, во сколько обошлась бы – с учетом первоначальных капиталовложений и цивилизованной заработной платы – закладка плантаций. А расходы нужно было держать по возможности низкими, иначе фактория быстро превратится из малодоходной в убыточную и, как таковая, будет прикрыта.

Если разобраться, здешняя фактория была весьма типичной в своем роде: для ученых – место, где можно провести интереснейшие исследования, хороший шанс завоевать себе имя в научном мире; для Фактора – довольно легкая работа, первая ступенька длинной лестницы, на верху которой успешного восходителя ожидало крупное, престижное, великолепно оплачиваемое место в администрации.

Именно что былатипичной. До последнего времени.

Переводчик повернулся к Долмеди.

– Предводитель сообщил следующее, – пропищал он. – Последнее время в Нагорье появились… нет, этого, пожалуй, не скажешь одними словами. Во всяком случае, мне ясно, что это – машины, передвигающиеся с места на место и собирающие голубец.

– Что?! – Долмеди не сразу сообразил, что закричал по-английски, в ушах его гулко, бешено застучало.

– Дикари испугались и бежали из тех мест, – продолжал Переводчик. – А машины забрали все, приготовленное ими к следующей встрече с кочевниками. Предводитель каравана, с которым я разговаривал, рассердился, собрал кочевников, и они поехали, чтобы посмотреть на эти машины и как-нибудь выразить свое возмущение. Еще издали они увидели корабль, похожий на тот, который прилетает сюда; рядом строилось какое-то сооружение. Наблюдавшие за строительством были… низкие, у них много ног и клешни… и длинные носы. Собирающая машина подъехала и выстрелила над головами кочевников молнией. Тогда они поняли, что надо убегать, пока вместо предупредительного выстрела не последовал настоящий, смертельный. Пользуясь одними словами, я не могу передать больше.

Долмеди тупо уставился в окружавшую его со всех сторон твердую синеву.

– Бабуриты. – Во рту у него пересохло, ноги сделались какие-то чужие, желудок болезненно сжался. – Ну конечно же, они. Только почему они так поступают?

Кусты, трава, листья нечастых деревьев – все было окрашено в различные оттенки черного цвета. Кое-где картину оживляли красные, коричневые или синие цветы, иногда – бурная аммиачная река, стекающая с холма. Вдали ослепительно сверкала цепь ледяных гор. Двенадцатичасовой сулейманский день подходил к концу, и лучи Османа пробивались сквозь разрыв мутно-красной облачной пелены почти горизонтально. На другом краю неба черной, исписанной огненными буквами молний стеной вздымалась грозовая туча, плотный воздух планеты превращал раскаты грома в звенящую барабанную дробь. Долмеди почти не обращал внимания на тучу – резкие шквалы, бросавшие машину из стороны в сторону, воздушные ямы, в которые она поминутно проваливалась, – все это не позволяло отвлекаться от пилотирования. Автоматическая машина – слишком большая роскошь для этой скупо оплачивающей все твои усилия планеты.

– Вон там! – воскликнул Предводитель; вместе с Переводчиком он занимал задний, снабженный наблюдательным куполом отсек, в котором сегодня остались местные атмосфера и температура. Из уважения к его суевериям – или как уж назовут это ксенологи – видеоблок интеркома был выключен.

– Да. – Переводчик говорил совершенно спокойно. – Теперь и я увидел. Немного направо от курса, Фактор – в этой долине, рядом с озером – видите?

– Одну секунду. – Долмеди заклинил управление высотой. Теперь начнется такая тряска, что только бы зубы не вылетели, но вот разбиться машина не разобьется, гравитационное поле не позволит. Натянув привязные ремни, он подался вперед и отрегулировал экран сканнера. Человеческая раса не видит в тех длинах волн, которые лучше всего проникают сквозь здешнюю атмосферу, а расстояние было порядочным – как оно почти всегда и случается на таких больших планетах.