Текст книги "Собака и Волк"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

Соавторы: Карен Андерсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

Грациллоний и лидеры, собравшиеся в Воргие, положили себе месяц на сборы. Они расценили, что захватчики не смогут прийти в Арморику раньше этого срока. Дорога сюда была длинная, к тому же в пути варвары занимались грабежом. Иногда, очень редко, натыкались на слабое сопротивление. Крепости они обходили стороной, гарнизоны же не отваживались ударить им в тыл. Так как войскам отпущен был лишь небольшой отрезок времени, вышли они как можно позже, чтобы не находиться в долгом ожидании нападения. Месяц, к тому же, давал возможность собрать дополнительные силы, раздобыть продовольствие, нанять хирургов и тому подобное.

За это время, однако, Глабрион мог узнать об их замысле и принять меры. Как бы ни держали они свои приготовления в секрете, слухи тем не менее достигли Турона. К Грациллонию пошли письма с запросами. Он откладывал их в сторону. Помогало то, что и у губернатора, и у правителя были свои заботы. В Британии легионы сбросили Марка – которого сами же до этого и избрали, – а потом убили его и провозгласили императором некого Грациана.

Затем Грациллоний оповестил губернатора о своих намерениях, но в этот момент остановить его уже было поздно.

Издалека сначала слабо, а потом все громче запели горны, послышались крики. На гребне противоположной горы появились люди. Армориканцы вздохнули, как один человек. Приближалась битва.

«Жребий брошен», – сказал Цезарь. Грациллоний знал, что егожребий брошен уже давно, но когда? Когда он вышел из Кондата Редонума, открыто нарушив закон, или на собрании в Воргие, когда принял решение? А может, еще в Конфлюэнте, когда надумал созвать это собрание, или еще раньше, на мысе Сизун, а, может, давным-давно, в бытность его королем Иса, или когда он только отправился туда по приказу Максима, или… не важно. Сейчас перед ним были германцы, а позднее придется иметь дело с римлянами.

До этого момента он все надеялся, что сражения не будет вовсе. Люди ворчали бы из-за того, что их потащили зимой в эти холодные биваки, но во всяком случае, вернулись бы домой живыми и невредимыми. Бакка согласился бы и уговорил губернатора с правителем замять этот эпизод. Сказал бы, что армориканцам это будет наглядным уроком и подобной глупости они не повторят.

«Ладно, – думал Грациллоний, – было бы ужаснее, если бы мы вернулись, а потомпожаловали бы варвары».

С противоположной горы зигзагами стремительно спускались стрелки. Они понесли тяжелые потери, но все же дело свое сделали.

– Можно я пойду? – закричал Саломон. Лошадь его проявляла нетерпение. Фавоний, заразившись ее настроением, встал на дыбы.

– Нет, я же тебе сказал: ты мне нужен здесь. Отсюда ты увидишь, что происходит, – отрезал Грациллоний. – Возможно, научишься чему-нибудь. Ведь ты в ответе за людей, которых поведешь.

– Сэр! – в голосе послышались бунтарские нотки. Потом он закричал: – Вот же они!

Германцы потекли с горы лавиной. Они не мчались сломя голову, а вприпрыжку, по-волчьи, преследовали врага. Когда в передних рядах увидели, что ждет их в лощине, тут же приостановились, и поток отхлынул назад, словно большая морская волна, разбившаяся при отступлении о скалу. Послышались крики, загудели горны. Пики закачались, словно трава в бурю.

– Плохо будет, если они остановятся на горе, – сказал Грациллоний. – Атака – самая трудная военная операция, даже для профессиональных войск. Я, правда, не думаю… да нет, пошли опять.

И в самом деле, с воплями и криками покатилась волна. В большинстве своем это были крупные светловолосые мужчины с длинными усами и заплетенными в косичку волосами. Многие в кольчугах, почти на всех – железные шлемы. В передних рядах ехали всадники на косматых лошадках. Ноги их чуть не касались земли. Затем они соскочили с лошадей и передали их мальчикам, бежавшим рядом. Среди германских племен только готы были кавалеристами.

– Обрати внимание, – учил Грациллоний. – Атака их вовсе не такая беспорядочная, как это может показаться. Тренируются они с детства. Посмотри на их штандарты.

(Знамена были такими же разнообразными, как и у армориканцев.)

– Посмотри, как они выстраиваются. Видишь – идут клином. Это обычное построение у германцев. Так им лучше координировать силы, – Грациллонию не много приходилось иметь с ними дело, но он слышал рассказы других людей, например, Друза.

Саломон весь подался вперед, так хотелось ему оказаться в долине.

– Сколько их? – гадал он. – Бессчетное число. Подними земля дрожит.

– Обман воображения. А что до их численности… м-м… я так думаю, тысячи две, может, немного больше. Здесь мы имеем преимущество, но они превосходят нас в вооружении и опыте. Не следует недооценивать их командование. Этому мелкому королю – так я о нем думаю – не откажешь в дальновидности и смелости. Видимо, он пользуется авторитетом. Не зря же ему так далеко удалось пройти.

Человек амбициозный, это ясно. Захотелось без особых хлопот снять сливки раньше других. Потом он, видимо, думает остановиться, занять территорию, какую только сможет удержать, и будет перед римлянами и германцами, пришедшими после него, отстаивать на нее права. Скорее всего, селиться здесь он не намерен. Просто ограбит все дочиста, а потом двинется дальше.

Воины его, должно быть, ведут за собой краденых животных – лошадей и мулов, – навьюченных добычей и продуктами. Если победим, еда будет весьма кстати.

Возьми щит, Саломон. Прикрой лицо и смотри поверх. Сейчас они близко, сюда могут долететь стрелы.

Отдал команду. Со страшным свистом полетела первая порция стрел. Затем еще и еще. Захлестали камни, выпущенные из пращи.

Так как варвары атаковали, отвечать они в полную силу не могли. Из их клина, правда, полетело несколько снарядов. Грациллоний увидел, как двое его людей упали. Никто, правда, не погиб, товарищи оттащили их в сторону. Хорошо: первую реку удалось перейти вброд. Другие реки за это время сильно разольются. Германцев все же много упало, и их затоптали свои же бойцы, ринувшиеся вперед.

– Стой спокойно, – приказал Грациллоний Саломону. – Держи лошадь в узде. Приглядывайся и оценивай обстановку.

Подал сигнал. Послышались команды. Копьеносцы опустили свое оружие.

Враг ударил.

Казалось, начались одновременно гроза и землетрясение. Германское войско обратилось в рой дикарей, ревущих, визжащих, бросающихся на противника. Со всех сторон посыпались удары, люди, умирая, падали под ноги наступавших сзади бойцов. Армориканцы выстроились в линию шириной в четыре человека и держались стойко. Когда человек, стоявший в первом ряду, падал, тут же следующий становился на его место. Мечи, топоры и ножи, копья и дубинки резали и рубили, кололи и ударяли. Щит стукался о щит, тело наваливалось на тело. Человек, глядя в незнакомые глаза, убивал человека. Над горами словно бы поднялась кровавая дымка.

Надо все время следить за своей линией, когда она дрогнет. А она дрогнет. Люди ведь не железные. Это самые обычные люди, вставшие на защиту своих очагов. Необходимо выбрать нужный момент…

Грациллоний повернулся к мальчику, сидевшему на пони.

– Поезжай к тем, что в лесу, пусть приступают.

Мальчик отсалютовал и поскакал рысцой, огибая поле боя.

Грациллоний, отбросив ужасные мысли, спокойным голосом сказал Саломону:

– Хорошо, сынок. Будь по-твоему. Только не иди в атаку, пока не услышишь трубу. Понял? Когда услышишь трубу.

Похлопал по молодому плечу:

– Господь с тобой.

– И с тобой, Грэдлон, – Саломон сказал это без всякой торжественности. Он весь горел от нетерпения. Пришпорил лошадь и, свернув направо, легким галопом поскакал вниз. За ним ехал знаменосец. На штандарте его Ровинда и Верания вышили эмблему – на голубом фоне золотая буква «А», символ Аквилона и Апулея, и обозначающая новую эру.

Красный плащ Саломона летел по ветру. На шлеме покачивался белый плюмаж. Голубой щит с золотым крестом он держал в левой руке. Молодой бог, идущий в бой под пение лиры Аполлона. Но, Господи, каждую минуту бог этот мог обратиться в обезображенный труп!

Что делать? Опасности не избежать. Он должен был постичь военную науку, взять на себя роль лидера, обрести имя, услышав которое, воины ринулись бы в бой. Народ его нуждался в вожде.

Линия армориканцев была уже не столь монолитна. В некоторых местах стоял один человек. Подошли резервы, но это были все нетренированные, довольно слабые люди. Если сражение затянется, они обречены. К тому же они могут запаниковать, и тогда вся операция будет загублена.

Саломон был уже возле ветеранов. Отряд их посылал в бой своих представителей – штурмовые группы, вернувшиеся назад. Возле них лежали мертвые солдаты, снег подтаял от горячей крови. Отряд с трудом удерживался от желания ринуться в бой. Варвары наступали всем войском, за исключением отряда, стоявшего в нескольких ярдах от сражающихся и молча наблюдавшего за битвой.

Из леса тем временем на полной скорости выскочили старые багауды, старшие их сыновья, охотники, дровосеки, угольщики, отшельники. Впереди них на лошади, сверкая оружием, ехал Кэдок. Они тоже построились клином и пронзили германскую линию с фланга и с тыла. Сошлись и, как в лесу, стали прокладывать просеку, укладывая противника на землю.

– Труби атаку, – обратился Грациллоний к трубачу. Звук трубы поплыл, перекрывая крики, бряцание металла, резкие голоса горнов. Саломон и его знаменосец повели в бой солдат. До Грациллония донеслись издалека их крики: «Салаун, Салаун!» Так назвали галлы своего нового лидера.

Сражение напоминало морской прилив: атаки шли волнами, то накатывали, то отступали. Казалось, ревет море в бухте Иса. Мало-помалу каждый германец ощутил на себе бешеную атаку и, несколько растерявшись, старался отразить ее.

Армориканцы то вставали во весь рост, то пригибались, прячась за лежавшими на земле мертвыми и ранеными, хватали ртом воздух. Тяжелого дыхания их не было слышно за криками раненых.

Грациллоний дал знак Фавонию и поехал вдоль линии.

– Молодцы ребята, – кричал он на их языке, – хорошая работа. Еще немного, и мы их прикончим. Во имя Христа, во имя Луга и Эпоны, Кернунноса и Геркулеса, вперед!

И наконец, подбодрив людей и отдав распоряжения, он вместе с сопровождавшими его всадниками пошел вперед. Знаменосец поднял его штандарт, работу Верании, черная эмблема на золотом фоне, с красной каймой. Сначала он хотел в качестве эмблемы взять орла, птицу Рима, но потом они решили, что это будет невежливо, и он выбрал волчицу, вскормившую основателя Рима.

Он вынул меч, поднял его над головой и осторожно пришпорил лошадь. Фавоний с рыси перешел на легкий галоп, а потом показал все, на что способен. Слева и справа от него в бой пошли и другие всадники. У некоторых из них были современные пики и копья, которыми они обучились пользоваться, но большинство сжимали в руках мечи. Пройдет еще немало времени, прежде чем Арморика вырастит профессиональных воинов.

Они вступили в бой.

И начался хаос, сумятица; о планах, построении все забыли. Человек шел на человека, за ударом следовал ответный удар. Ты либо падал из седла, либо удерживался в нем, стоял на ногах или умирал. Грациллоний оставался в седле. Фавоний не запаниковал, как другие лошади, но вошел в раж: он ржал, бил копытами, хватал зубами, крушил все вокруг. Грациллоний старался держать его подальше от своих. Врагов было пока много.

И вдруг их не стало. Они лежали вокруг либо убитые, либо раненые. Оставшиеся в живых бежали по полю поодиночке, стараясь спастись. Другие формировали маленькие отчаянные отряды. Арморикские стрелки собирали свои стрелы и камни с окровавленного снега и хладнокровно убивали врага. Слышен был топот ног и ржание лошадей: это армориканцы гнались за убегавшим противником, а догнав и уничтожив, оглядывались по сторонам и бежали за следующим. Охотиться наконец стало не за кем, и в полном изнеможении они вернулись назад.

Позднее Грациллоний прикинул, что бежать удалось примерно сотне германцев. Разбежались они кто куда и поэтому, очутившись среди мстительного населения, скорее всего, погибнут. Считанное число их доберется до своих… что ж, они расскажут о том, как их приняли на Западе.

III

Быстро спустились сумерки. Наступила оглушительная тишина. Раненых германцев заставили замолчать и оставили с погибшими ранее в качестве корма для ворон. Раненых армориканцев перевязали, и они либо заснули, либо впали в забытье, из которого многие уже не вышли. Потрескивали костры, тихо переговаривались люди. Земля, напоенная кровью, замерзла. Некоторые братства раздобыли топливо, другие, не такие хозяйственные или более усталые просто собрались поближе друг к другу. На ферме выла брошенная собака.

Рассредоточение не самая хорошая военная операция, но ведь и воевали не солдаты. Вряд ли кто в эту ночь вздумает на них напасть. Возле собранных в одно место трупов выставили охрану. Утром, после похорон, пустятся в обратный путь.

Саломон, Кэдок и Друз сидели возле костра рядом с товарищами. Боматина Кузури не было: он лежал среди мертвых. Глаза Кэдока отливали стеклянным блеском, левая рука перевязана: он потерял мизинец, когда у него выбили щит. У Саломона повязка на правом предплечье прикрывала неопасную резаную рану. В бою он был неутомим – и лошадь под ним пала, и знаменосца убили, а он все размахивал мечом.

Перевозбудившись, усталости он не ощущал. Яростно жестикулировал:

– Говорю вам, в обозе у них полно золота, серебра и драгоценных камней! Каждый воин может привезти с собой ценности которых хватит на целый год. И городскую казну пополним.

– Вспомни о тех, кого они ограбили, о церквях, складах и домах, – нравоучительно сказал Кэдок.

Саломон закусил губу. В свете костра сверкнули зубы.

– Да, это так. Но что сделано, то сделано. Настоящих владельцев все равно не найти. Может, их и на свете-то уже нет, а людям надо по-настоящему воспользоваться плодами победы, ощутить ее в своих руках.

– Моральную победу почувствуют наверняка, – проворчал Друз. – Хорошо, что нам столько оружия досталось. В следующий раз потерь будет куда меньше.

Кэдок закрыл лицо руками.

– Спаси нас, Христос, и помилуй. Неужели будет и следующий раз? – Он поднял глаза. – Не поймите меня неправильно. Я пойду опять. Каковы наши потери?

Из темноты выступил Грациллоний.

– Я как раз делал обход, чтобы выяснить, – сказал он хрипло. – Около трехсот человек мертвых или тяжелораненых.

Сел, скрестив ноги, и протянул к огню ладони. На нем, как и на других воинах, были кожаные бриджи: они не промокали, и в них было не так холодно.

– Плохо. Пиррова победа. Хотя, если сказать честно, не хуже того, что я ожидал. Ну что ж, нам был преподан урок.

– Какой урок, Грэдлон? – спросил Саломон. Они с Веранией, по примеру армориканцев, стали называть его этим ласковым именем.

– Организация, обучение и дисциплина у нас не на высоте. Выиграли мы сегодня, потому что кое-чему за это время научились, да и воевали на своей территории, а это позволило избрать нужную тактику. Люди получили боевое крещение, не дрогнули, и это главное. Сейчас и мне, и командирам есть над чем подумать. Необходимо заняться организацией и наладить обучение.

– Легион нам все же создать не удастся, – сказал Друз.

– Нет, – вздохнул Грациллоний. – Не то время. Живем теперь в другом мире.

– Понимаю, сэр. И все же жаль, что не можем устроить в вашу честь не то чтобы триумфальное шествие, но хотя бы парад. Прийти домой строем, со знаменами, и чтобы встретили нас женщины, дети, все жители. В старое время это так поднимало дух.

Грациллоний улыбнулся. По-волчьи сверкнули зубы.

– Я приглашу большой отряд солдат, желающих продемонстрировать свою силу. Тебя в том числе.

Все с изумлением на него уставились.

– Вы о чем, сэр? – спросил Друз.

– Хочу, чтобы солдаты сопровождали меня, когда я с докладом отправлюсь к властям в Турон.

IV

Ни один римлянин не понимал, зачем варвары совершили это нападение. Возможно, они и сами этого не знали. Быть может, их гнал слепой инстинкт.

Они ограбили Дурокоторум и Самаробриву. Оттуда они двинулись на северо-восток, к Неметаку и Турнаку и очистили всю эту территорию.

После разграбления они сжигали все дотла, но на юго-восток, в богатую долину Лигера, они не пошли. Отчего же? Что им помешало?

Рим знал лишь, что из Турнака орды двинулись на юг, в Аквитанию.

V

За длинным столом в комнате базилики сидели трое: правитель Арморики, губернатор Лугдунской Галлии и прокуратор. Перед ними стоял Грациллоний. Больше не было никого. К чему лишние уши?

В комнате было тихо. За окном по коричневым полям носился ветер. Бежали облака, ласково светило солнце. На ивах набухли почки.

Правитель Фламиний Мурена откашлялся. В роду этого крупного галла, как и у Грациллония, имелись и британские корни. Он и Бакка облачились в мантии, а Глабрион – в тогу. На Грациллонии была одежда для верховой езды.

– Итак, – сказал Мурена, – вы все же создали собственную армию и явились сюда с вооруженным отрядом, способным уничтожить наш гарнизон. Вы что же, рассчитываете на пурпурную мантию?

– Нет, сэр, – ответил Грациллоний спокойно, – не рассчитываю.

Пурпуром вспыхнули щеки Глабриона.

– Это, к тому же, и не настоящий военный отряд, – запыхтел он. – Это сброд, вооруженный сброд.

Бакка говорил спокойно.

– Это чрезвычайно опасно, – сказал он. – Грациан в Британии может стать еще одним Константином. А вы подняли багаудов против Рима.

– Ничего подобного, – возразил Грациллоний. – Воины мои – достойные, трудолюбивые обыкновенные люди. Они хотят лишь, чтобы их оставили в покое.

Кроме них, его сопровождали и лесные братья. Они сейчас заполонили улицы Турона и окружили базилику.

– Германцы же покоя им не давали, а римляне не смогли своими силами остановить наступление. – И обратился к Мурене: – Сэр, мы всего лишь сохранили для вас нашу территорию.

– А что вы намерены делать теперь? – грозно вопросил правитель.

Грациллоний пожал плечами:

– Отправимся домой, к своим ежедневным делам. Когда понадобится, придем к вам на помощь. О мятеже я не помышляю. Пусть Грациан придет сюда из Британии, он будет иметь дело с нами.

Бакка погладил подбородок.

– Как же вы, уважая императора и закон, – замурлыкал он, – заставляете его чиновников столько времени дожидаться вас?

Глабрион:

– Возмутительно. Я приглашал вас неоднократно, а вы и не думали явиться. Неслыханно.

Грациллоний:

– Я уже объяснил вам причины. Прежде всего, надо было вернуться домой, заняться ранеными, дать людям наладить заброшенное хозяйство, а тут и полевые работы. Они и сейчас в разгаре. У меня, как и у других, тоже дела, которые пришлось отложить, пока занимался обязанностями трибуна.

Глабрион:

– Обязанности трибуна! Вы явились с бандой и осмеливаетесь называть себя государственным чиновником?

Грациллоний:

– Все, что я делал, было для вас, господа.

Глабрион:

–  Что?!

Мурена:

– Успокойтесь, Глабрион. Продолжайте, Грациллоний.

Грациллоний:

– Если со мной что-нибудь случится, для всех будет плохо. Может и мятеж произойти, которого вы так боитесь. Поэтому на всякий случай я и взял с собой телохранителей.

Бакка:

– Против горячих голов?

Грациллоний:

– Я уверен, что прокуратор не из их числа.

Бакка:

– Что вы предлагаете?

Грациллоний:

– Я вам уже сказал. Я спокойно поеду домой и займусь хозяйственными и публичными делами.

И размеренно произнес:

– Но люди, что спасли Арморику, все до одного, – рабы, резервисты – должны получить амнистию. Ни одному из них не должно угрожать преследование. Иначе я за последствия не отвечаю.

Бакка:

– И что же, тогда последуют… инциденты?

Грациллоний:

–  Обязательно.Братства.

Мурена:

– Значит, вы отказываетесь их расформировать?

Грациллоний:

– Я просто не смог бы, сэр. Люди сами идут, чтобы вступить в них. По-моему, самое разумное – разрешить их и поощрять их создание. Укреплять и поставить их на службу Риму.

Мурена:

– Под вашим началом.

Грациллоний:

– Я могу давать советы.

Бакка:

– Вы имеете в виду – оказывать услуги.

Глабрион:

– Услуги? Невозможно! Абсурдно! Я отменил ваши полномочия, как только услышал об этом безобразии.

Грациллоний:

– На то воля губернатора. Однако вспомните, что я отправил императору петицию. Прошу я там не за себя, но за народ Арморики, я прошу рескрипта, гарантирующего нам право самообороны. А если губернатор захочет снять меня с должности трибуна, я помогу подыскать вместо себя подходящего человека.

Мурена:

– Ха! Глабрион, в это змеиное гнездо жалко посылать человека.

Грациллоний:

– Если Аквилону и Конфлюэнту дозволена будет самостоятельность, мы будем неукоснительно соблюдать закон и вовремя платить налоги.

Глабрион:

– А если из Равенны придет ордер на ваш арест и экзекуцию… что тогда?

Грациллоний:

– Не думаю, что так будет, сэр. Стилихон может подсказать его имперскому величеству, что Арморика является основанием римской крепости.

Бакка:

– Если он так поступит, то, грубо выражаясь, он просто дурак, не видящий дальше своего вандалского носа. Прецедент…

Грациллоний:

– Времена меняются, сэр.

Бакка:

– От Стилихона, правда, всего можно ожидать.

Последовала пауза. Слышно было, как ревет ветер.

Наконец Мурена сказал:

– Кто еще хочет высказаться? – В голосе его слышна была сдерживаемая ярость.

– Если выразиться по-простому, все остались при своем мнении, – сказал Грациллоний.

– Придется посмотреть сквозь пальцы на нарушение вами закона, дабы избежать большей опасности. – Улыбка на лице Бакки больше была похожа на болезненную гримасу. – Вы правы, времена меняются. Сильный император, понимающий, что такое настоящее государство… ну да ладно, кончим на этом.

– Тогда я возвращаюсь домой, – сказал Грациллоний.

VI

– Хайль, Цезарь! – гремели звучные молодые голоса.

Стоя на башне, Константин оглядывал свои владения. Под ласковым небом и ярким солнцем шелковым блеском отливала река. На противоположном ее берегу краснели черепичные городские крыши, за ними поднимались горы и ярко зеленели долины. Цвели фруктовые деревья и боярышник, ветерок доносил запахи пробудившейся земли и зелени. Такой же была весна и пять лет назад, у Дэвы, в дальнем уголке Британии, когда ему удалось повернуть назад войско могущественного варвара Ниалла.

– Хайль, Цезарь!

Окинул взглядом крепостные стены. Они стояли так уже несколько столетий. Когда-то пришел сюда император Адриан, он и построил этот вал. Здесь скончался император Константин; и легионы провозгласили императором его сына, тоже Константина. Он первый победил именем Христа. В то время как империю терзали войны, люди здесь жили мирно, поколение за поколением. Странно, что именно ему, Флавию Клавдию Константину, предстояло нарушить это долгое спокойствие.

– Хайль, Цезарь!

Возглас этот устарел. Слово «цезарь» означало лишь союзник империи и законный наследник. Войска избрали его императором. Они отправятся туда, куда он их поведет, а если потерпит поражение, то убьют и выберут другого. Вот и сейчас, внизу, смотрит на него насаженная на копье голова Грациана.

Константин поднял руку. С плеч его спадала пурпурная мантия. Голову украшал лавровый венок. С обнаженными мечами стояли рядом его сыновья, справа – старший сын Констанс, слева – младший, Юлиан.

Стало тихо. Лишь ветер шелестел да пел в вышине жаворонок. Лица, лица и лица смотрели наверх. Солнце играло на орлах – римских эмблемах. В Европе главной силой на поле брани были всадники. У британцев же действовала до сих пор не поломанная военная машина, олицетворявшая мощь Рима от Каледонии до Египта. Машина эта, правда, порядком проржавела. Константин нуждался в кавалерии и надеялся, что его легионы – шестой и второй – да британская инфантерия, попав на галльскую почву, станут теми драконьими зубами, из которых произрастут потом его армии.

Константин набрал полные легкие воздуха. Голос прокатился, как гром, так что слышал его каждый солдат. Выучился он этому давно. Начинал он как простой солдат, дослужился до центуриона, затем сделался старшим центурионом. Был и префектом, правда, недолго. К этому времени войска начали выражать недовольство Грациан ом. Тот ничего не делал, как, впрочем, и его предшественник Марк. Константин знал, как этого недовольства избежать…

– Приветствую вас, легионеры! Вы оказали мне величайшую честь. Словно богу на земле. Благодарю вас. Бог свидетель: я докажу, что достоин этого. Вы солдаты, и я солдат. Такой же, как вы. И я воевал и ходил в походы под снегом и дождем, терпел голод и холод, терял товарищей. А разве не испытывал я горечи, глядя на земли, разграбленные и сожженные варварами? Они убивали наших людей, насиловали женщин, разбивали головы наших детей о стены, возведенные нашими предками. И не только Британия от них пострадала. Готы снова и снова вторгаются в южные земли, даже в Италию. Сколько времени осталось до того, как заполыхает Рим? Сейчас германцы терзают Галлию, а слабый наш император со своим советником палец о палец не ударят. Надо действовать. Риму нужен сильный человек, воин. Такой император, который предпочитает сидеть в седле, а не на троне. Если Господь пошлет нам подобного лидера, мы обязательно одержим победу. Уничтожим язычников, но сначала нужно убрать дураков и предателей, которых они к себе допустили. Вот это я вам и обещаю. Обещаю именем Иисуса Христа, Господа нашего и Спасителя. Клянусь именем великого тезки моего Константина. Предки ваши славили его в этой самой крепости. Он делал все для восстановления империи и утверждения веры. Клянусь именем своего соотечественника Магна Максима. От этих стен он пошел освобождать империю. Пусть он пал, но пока дух его живет, он бессмертен. Клянусь собственной душой и надеждой на спасение, я обещаю вам победу!

И замолчал, ожидая одобрительных криков.

VII

Настала середина лета. Год этот был замечательный, не то что предыдущий. Наливалась пшеница, лоснились коровы на роскошных лугах, в лесах полно было дичи, а в реках – рыбы. Армориканцы охраняли свои берега, пиратов было уже мало: перебили почти всех. Саксы и скотты, казалось, выжидали, когда им дадут знак. Народ готовился к празднику летнего солнцестояния.

В Туроне, в уединенной комнате базилики, правитель Мурена стоял перед сидевшими за столом губернатором Глабрионом и прокуратором Баккой. В руках у правителя было письмо – торопливые каракули на деревянной дощечке. Он ронял фразы, словно камни.

– Вот какие новости.

Глабрион облизал пересохшие губы. Одутловатое лицо его побледнело.

– И больше ничего?

– Больше пока ничего, – сказал Мурена. – Разве вы не слышали? Пока шло это письмо, он успел подойти к берегу. Думаю, когда британцы закончат переход и подойдут его галльские союзники, он будет контролировать все дороги из Гезориака и все коммуникации.

– И куда он направится потом? – дрожащим голосом спросил Глабрион.

– Разумеется, на юг, – нетерпеливо ответил Мурена.

– Эти германцы…

– Они идут в юго-западном направлении. На месте Константина я отправился бы в Арелату. Сначала он, разумеется, укрепит свои позиции на севере.

Бакка поднялся из-за стола.

– Новый Константин, и опять из Британии, – тихо проговорил он. – Новая эра? – В глубоко сидящих глазах застыло недоумение.

– Что нам делать? – закричал Глабрион.

Мурена пожал плечами:

– То, что покажется целесообразным.

– Может, лучше сохранять нейтралитет?

– Это может оказаться нежелательным.

– Арморика стояла в стороне, когда пришел Максим.

К Бакке вернулась его резкость.

– Турон был вовлечен в кампанию Максима, как и все остальные, а потом полностью попал под его контроль. А нейтралитет Арморики был делом Грациллония, и действовал он от имени Максима.

Лицо Глабриона пошло пятнами. От злости у него даже страх прошел.

– Грациллоний! Может, он и узурпатора этого признает?

– Скорее всего, нет, – сказал Бакка. – Он отрицал такую возможность, а он человек слова. Я сделал ошибку, когда рекомендовал его на должность трибуна, хотя ошибка эта была неизбежна. Говорят, в Максиме он разочаровался.

– Да ведь он уже не король Иса, – прорычал Мурена. – Всего лишь мятежный негодяй с бандой багаудов, готовых для него на все.

– Но за него стоят еще и очень много обычных армориканцев, – заметил Бакка. – Вряд ли они захотят новых разборок.

– Грациллоний, Грациллоний! – пыхтел Глабрион. Он бил пухлым кулаком по колену. – Когда он перестанет нас мучить? Арморика всего лишь отдельная часть моей провинции, а мне нужно думать о всей территории.

– И о Риме, – спокойно добавил Бакка.

Глабрион, моргая, посмотрел на него:

– Разумеется, но…

– Если вы искренно этого хотите, тогда вы должны признать Константина.

У Глабриона заходил кадык.

– Будет ли это… благоразумно?

Мурена заходил по комнате:

– Думаю, ничего иного не остается, иначе придется уже завтра утром ехать в Испанию. Я все это время следил за событиями в Британии. С этой стороны Пиренеев остановить его некому. Стилихон очистил Галлию от регулярных войск и от волонтеров и бросил ее готам на съедение. Те, что вернулись, – а сведения у меня верные – чувствуют себя обманутыми. Они думают, что варвары вторглись на их родину, воспользовавшись их отсутствием. Скорее всего, они правы. Они понесли большие потери, и галльская армия с тех пор так в себя и не пришла. Италия лежит в руинах, а Стилихон препирается с Востоком. Думаю, очень скоро люди Константина окажутся здесь, в Туроне, а солдаты западной Галлии перейдут на его сторону.

Бакка пошел в атаку:

– Поэтому мы должны его сразу же признать, и постараться войти в доверие к будущему императору.

– Может, это излишний риск? – негодование Глабриона пошло на убыль. Он затеребил свою мантию. – Константин может потерпеть поражение. В этом случае мы должны будем заявить, что другого выхода у нас не было.

– И станем политическими евнухами, – скорбно откликнулся Бакка. А потом, воодушевившись, продолжил: – Если будем действовать сразу – он ведь похож на сильного человека, миссия которого – спасение Рима, – то сам Господь улыбнется нам.

– Что-то вы слишком уж на него надеетесь, – насмешливо сказал Мурена.

– Я говорю искренно.

– М-м…

– Следует принять во внимание Арморику.

– Что вы хотите сказать?

– Нарушение субординации, открытое неповиновение. Небеса посылают нам прекрасную возможность.

Глабрион выпрямился.

– Какую? – пропищал он.

Бакка сделал паузу, стараясь в полной мере завладеть вниманием присутствующих.

– Не имея побудительного мотива, Константин не будет заходить в Арморику. Ведь это малонаселенный полуостров. И если он не ожидает от них удара по своим тылам, то он их и проигнорирует. Так в свое время и Максим поступил, потому что Грациллоний гарантировал ему безопасность.

Мурена сердито на него взглянул:

– Вы что же, думаете, что Грациллоний призовет армориканцев защищать Гонория?

– Вряд ли, – ответил Бакка. – Не думаю, что он смог бы его защитить, да и вряд ли он этого хочет. – Он поднял указательный палец. – А думаю я, что мы, как первые друзья Константина, покажем ему преимущество взять под контроль Арморику. Тут вам и доход, и людские ресурсы. И то, и другое ему ой как нужно! А в дальнейшем – и это нам особенно нужно – он уничтожит эту вооруженную деревенщину, эту раковую опухоль в нашем государстве, прежде чем она разрастется дальше. Одно это покажет европейским магнатам, кто он такой. Они посмотрят на него как на своего освободителя. С самого начала он продемонстрирует готовность взять власть в свои руки, а за этим последуют и покорность, и поддержка.