Текст книги "Собака и Волк"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

Соавторы: Карен Андерсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

– Это не просто слухи. Когда я услышал об этом, то сам поехал туда и навел справки. Не в городе, как вы понимаете. На фермах, в деревнях. В тех местах, где не знают, кто я такой.

– Да разве деревенские люди обладают политической информацией такого рода? И все же, что они тебе рассказали?

– Граллон вернулся с богатой добычей. В этот раз он отнял ее у пиратов, которые припрятали ее на островах в Британском море.

Бакка сложил губы в трубочку, словно желая свистнуть.

– В самом деле?

– Именно так, сэр, – маленькие бесцветные глазки на плоском лице сияли от восторга. – Теперь он у вас в руках! Совсем зарвался. Организовал военизированный отряд из гражданских лиц и совершил нападение. Теперь вы можете его обезглавить.

С минуту Бакка сидел неподвижно. Нагон же трясся от возбуждения.

Наконец прокуратор вздохнул.

– Боюсь, что нет, – сказал он. – Те, кто принимал участие в этой вылазке, никогда в ней не признаются.

– Нет, но ведь слухи-то просочились, словно вода через сито.

– Он заранее знал, что об этом станет известно, а значит, просчитал ситуацию.

– Арестуйте несколько человек, принявших участие в операции, и допросите под пыткой.

– Ты не без способностей, – сказал Бакка, – но политика не твой конек. Сам подумай. Если мы выступим сейчас открыто против Грациллония, в тот самый час, когда он с победой вернулся домой, то бунта нам не миновать. Может быть, тыпойдешь тогда объясняться с преторианским префектом? Думаешь, Стилихон похвалит нас за это? А пока суд да дело, Грациллоний вместе с главными смутьянами улизнет от нас в лесные дебри. Друзья же его, трибун и епископ, заявят, что все это лишь недоразумение.

Нет, мы не можем действовать, исходя из слухов, пусть даже они выглядят абсолютно достоверными. Приказываю тебе в дальнейшем ни с кем об этом не говорить. Ясно?

Плоская физиономия налилась кровью. Нагон потряс кулаками.

– Так что же, моя работа была впустую? – закричал он. – И этот дьявол только посмеется над нами? Как вы не можете понять, что он опасен?

Бакка поднял ладонь:

– Потише. Придержи язык, перед тобой старший по должности.

Нагон обмяк.

– Простите, сэр, – выдавил он.

– Так-то лучше. – Бакка потер переносицу и вперил взор в стену. Потом заговорил: – Я твою работу ценю. Само собой, все эти слухи дошли бы до меня, но с опозданием и без подробностей, которые ты потом сообщишь. Самое главное: нам стало известно о том, что в распоряжении Грациллония имеются воинские силы, способные осуществить военную операцию. Воинство это пока невелико. Надо принять меры, чтобы войско не разрослось, и в нужный момент его уничтожить. Сейчас он добился успеха. Наша задача – таких успехов больше не допускать. А для этого следует очень тактично поговорить с правителем Арморики. Не нужно провоцировать его на поспешные действия, направленные против Конфлюэнта. Однако мы должны внушить ему, что помощь таких людей опаснее набега варваров. Мужайся, Нагон. Ты хорошо поработал. Сядь и расскажи все подробно. В свое время я тебя достойно вознагражу.

V

– Мне пока не хочется спать, – сказал Грациллоний. – Пойду прогуляюсь.

Верания зевнула, как котенок.

– Ну а я, – призналась она, – уже засыпаю.

Он потрепал ее по подбородку.

– Я ненадолго. Как только ты оправишься, никуда от тебя не уйду.

Она взглянула на него из-под тяжелых век:

– Возвращайся скорей.

Они поцеловались, не так страстно, как бы им этого хотелось.

– Я не буду гасить лампу, – сказала она. – Приятной прогулки. Вечер сегодня замечательный.

Он нагнулся над крошечным чудом в колыбели.

– Спокойной ночи, Марк, – и глянул на нее через плечо. – Неблагодарный разбойник. Скорчил мне гримасу.

Она наморщила нос:

– Весь в отца, – а потом торопливо исправилась: – Да нет, шучу. Ты не часто гримасничаешь.

«Мой сын, – думал он. – Продолжатель рода». Родители ее решили, что он выбрал имя Марк в честь евангелиста, и были довольны. Верания, весело приняв участие в заговоре, не стала их разочаровывать. Отца Грациллония звали Марком. Как странно, что род его возродился через много лет после того, как отец успокоился в могиле.

Он взял плащ и вышел из дома. Через несколько месяцев они переедут из дома Апулея в собственный дом. Теперь это будет не мазанка. Впрочем, таких добрых людей, как родители жены, сыскать было невозможно. Саломон иногда дерзил, но беззлобно. Он уже легко и естественно, словно семя, превратившееся в молодое деревцо, сделался лидером молодежи Аквилона.

Пусть же деревцо это станет могучим дубом.

Над Монс Ферруцием поднялась луна. Дня через два настанет полнолуние. Воздух все еще теплый, напоенный запахами земли. Грациллоний пошел вверх по тропе. Деревья отбрасывали на тропу тень, но ноги Грациллония помнили дорогу.

Он вспомнил, как поднимался по этой тропе через несколько дней после потопа. Убегал от пустоты. Сегодня все было по-другому. Как смеет он быть счастливым?

Народ его пустил корни в новом месте, но Рим мог вырвать их в любой момент. В голове его теснились мысли, наскакивая друг на друга. Стены Запада рухнули под напором дикарей, но Восток должен стоять непоколебимо. Христос силен и странен. Искалеченная Нимета живет одна. А как же Дахут с ее одиночеством?

Верания подарила ему сына.

Добравшись до вершины, встал возле плавильной печи и посмотрел вниз. Луна посеребрила поля, запятнала вершины деревьев, навела блеск на покрытые рябью реки. Мерцали звезды.

Грациллоний поднял руку.

– Все это будет твоим, Марк, – поклялся он. – Никто и никогда не отнимет этого у тебя.

И потом добавил:

– Ниалл умрет. Я сделаю это ради тебя. Христос да будет моим свидетелем.

Глава семнадцатая

I

«– …принято к сведению.

Если интерес ваш искренний, то он заслуживает всяческой похвалы. Содержание доклада, однако, вызывает большие сомнения. Кроме слухов и похвальбы, которых наслушался ваш агент в Эриу, он ничего более достоверного вам не представил. Варвары всегда отличались переменчивостью настроений. Поэтому на предполагаемое их вторжение я смотрю как на дикую фантазию мелкого племенного вождя.

Фортификации в устье Лигера весьма надежны. Следовательно, ваши рекомендации по укреплению обороноспособности тамошних саксов, подразумевающие, что солдаты-христиане попадут под начало командиров-язычников, являются не чем иным, как профанацией. Советуя усилить гарнизоны в истоке реки, вы обнаруживаете полную неосведомленность относительно угрозы, исходящей со стороны германской границы, не говоря уже о том, что политические интересы требуют сосредоточения максимального количества солдат на юге и востоке.

Ваш план по созданию народного ополчения абсолютно неприемлем. Законом это запрещено, и никаких исключений быть не может. Нам стало известно о том, что вы самовольно начали работу в этом направлении, поэтому делаю вам на первый раз самое жесткое предупреждение. В случае нарушения закона последствия для нарушителя будут самыми серьезными. Появление в долине Лигера вооруженных гражданских лиц будет расценено как мятеж. Ссылки в качестве оправдания на опасное положение приниматься не будут, и вслед за этим последует неизбежное наказание.

От вас требуется неуклонное соблюдение имперского закона и содействие в подавлении любой попытки к насильственным действиям. Копии письма направляю в…»

Грациллоний бросил письмо на стол. Он читал его вслух.

– Ничего, – сказал он глухо. – Там есть и еще кое-что, но больше я читать не буду.

– А что может сделать Апулей? – спросил Руфиний.

– Ничего. Ведь это письмо от самого правителя.

– Да, он командует всей нашей обороной. Выходит, Глабрион добрался-таки до него. – Руфиний подергал себя за бородку. – М-м… все не так просто, я полагаю, – на хитром лице промелькнула улыбка. – У Рима, стало быть, есть причина прятать оружие от своих граждан.

– Во имя Бога! – простонал Грациллоний. – Неужели они думают, что мы тут заговор готовим? Мы просто хотим помочь.

Зимний дождь лился на крышу и стекал по оконному стеклу. Несмотря на то, что дом только что построили, и стены сверкали яркой краской, в атриуме было холодно и мрачно. Даже стенную панель, которую в редкие свободные часы расписывала Верания, было почти не видно. Она рисовала на ней яркие цветы. Сначала хотела запечатлеть Ис, но Грациллоний воспротивился: пусть город спит в своей могиле. Верании пришлось поцелуями стереть боль, которую она ненароком причинила мужу.

– Что ж, они нам не доверяют, поэтому лучше не высовываться, – сказал Руфиний. – После того как скотты нанесут удар, они, наверняка, к нам прислушаются.

– Не слишком в этом уверен. Да к тому же – вся долина разграблена. Мертвецы на жнивье, сожженные города, Галлия с ножом в сердце. Сколько можем мытерпеть это?

– Отлично тебя понимаю, хозяин. Руки у тебя связаны. – Руфиний выпрямился. – Зато мои – нет.

Грациллоний посмотрел на худощавую фигуру, затянутую в кожаную куртку.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу, чтобы ты дал мне ранней весной корабль и команду. Ниалл до праздника Бельтайна никуда не уедет, так что у меня будет время что-то придумать.

У Грациллония заколотилось сердце.

– Один? Да в уме ли ты?

– Да вроде не меньше, чем всегда, – рассмеялся Руфиний. И тут же стал серьезен: – Я, разумеется, ничего заранее не обещаю, но попытаюсь. Я давно уже ожидал такого рода письмо и обдумывал, что сделать. Пока все выглядит довольно смутно. Нет, сейчас я ничего не могу сказать, даже тебе. Не спрашивай. Дай мне попытаться.

Грациллоний протянул дрожащую руку:

– Клянусь Геркулесом, дружище, ты настоящий человек.

Руфиний пожал ему руку и отвернулся.

– Мне нужно идти, – сказал он, не глядя на него.

– Да подожди ты, пообедаем вместе.

– Извини, но у меня дела там… в лесу. Возможно, меня не будет несколько дней. Удачи тебе, хозяин. – Руфиний поспешно вышел из комнаты.

II

Над побережьем Далриады нависло небо, туман закутал горные вершины. Холодный ветер морщил воду. Скалы, песок и карликовые каменные дубы казались в такую погоду еще более мрачными. Над домами поднимался клочковатый дым. Под навесом, возле деревянного дока, находился, скорее всего, небольшой корабль. Руфиний заметил и несколько шлюпок, когда судно его подошло к островку, находившемуся в распоряжении Эохайда Мак-Энде.

На берег торопливо выскочили воины и выстроились в линию. Гребцы Руфиния подвели судно к пирсу, а сам он выпрыгнул на берег с поднятыми руками. На Руфинии была красивая одежда: красный плащ, под ним – шерстяная туника, выкрашенная шафраном, синие полотняные бриджи, кожаные сапоги. На богатой перевязи висел длинный меч. Пояс, подсумок и рукоятка ножа украшены янтарем и гранатами.

– Мир! – закричал он на местном наречии. – Я друг вашего вождя и хочу говорить с ним.

Эохайд выступил вперед, опустив меч. Одет он был в грубую одежду. Зиму провел в помещении, и три рваных шрама на бледном лице выглядели еще уродливее.

– Кто это? – спросил он и, вглядевшись, закричал: – Да неужели ты?

Уронив меч, кинулся обнимать гостя.

– Тысяча приветствий, друг мой, тысяча приветствий!

Руфиний тоже его обнял. Эохайд обернулся к воинам:

– Это тот самый человек, который шесть лет тому назад освободил меня из плена. Неужели с тех пор прошло уже шесть лет? Да пусть бы и шестьсот лет прошло, его я никогда не забуду. Все, что у меня есть, – твое, Руфиний.

– Благодарю, – сказал галл. – И команда моя благодарит тебя, и король мой просил тебя благодарить.

– Входи же в дом. Какой бог прислал тебя ко мне, дорогой?

– Бог мщения, – понизив голос, ответил Руфиний. – Нам с тобой о многом нужно поговорить, тебе и мне.

* * *

За земляным валом располагались дома, конюшни, хлев и загоны для скота. Жавшиеся друг к другу строения эти имели жалкий вид. Незавидное имение пожаловал беглому принцу король Ариагалатис. На территориях, удаленных от берега, ему было бы лучше. Однако, как объяснил Эохайд, ему пришлось бы иметь там дело со смещенным вождем, да и от моря было бы слишком далеко.

– Здесь мы рыбачим, торгуем, иногда совершаем набег и надеемся на удачу, – сказал он. – Будет когда-нибудь и на нашей улице праздник.

Дом его был самым большим, но построен из тех же материалов, что и другие дома: дикий камень и торф, сложенные без раствора. Зато внутри были предметы из золота, серебра и стекла. У него, как и у его приближенных, имелись слуги, мужчины и женщины. В основном рабы, хотя имелось и несколько наемных рабочих из бедных семей. Среди слуг выделялась пленная женщина, знавшая латынь, все еще красивая, несмотря на тяжкую работу. Она успела родить ему двоих детей, которые, впрочем, прожили недолго. Эохайд предложил Руфинию ее или любую другую женщину на выбор.

Гость тактично отказался:

– Цель моего путешествия, дорогой, имеет такое большое значение, что я принял на себя воздержание, дабы все осуществилось как задумано. Может, пока накрывают на стол, мы с тобой побеседуем в укромном месте?

– Разумеется, если будет на то твое желание, – в голосе Эохайда звучало нетерпение. – Пойдем под навес. Там не дует, возьмем с собой бочонок меда. Я там спал раза два, когда хотел увидеть вещие сны, и они ко мне пришли, хотя растолковать их можно было двояко.

Под навесом было темно. Влажный воздух пропах смолой. Мужчины положили на землю подстилку и уселись. Потом почали бочонок с медом и налили напиток в римские бокалы.

– Мне о тебе рассказывали, – сказал Руфиний, – о том, как после плена тебя преследовали невзгоды…

– Это верно, – мрачно подтвердил Эохайд.

– …но в конце концов ты получил эту землю.

– Не слишком ли мало для сына короля Энде?

– Во всяком случае, о тебе знают и дорогу к тебе показали.

– Ниалл дотягивается даже сюда. – Эохайд осушил кубок и снова его наполнил.

Руфиний кивнул:

– Знаю. Сейчас он готовится к походу на юг и сзывает всех подвластных ему королей, а также королей-союзников. Но как случилось, что король Ариагалатис тоже ему подчиняется?

– Здесь его родина. Он родился в Далриаде, и сын его обложил этот медвежий угол данью. Лучше платить, чем допустить вторжение.

– М-м-м… я слышал, Ариагалатис вовсе не в претензии.

Эохайд оскалился:

– Еще бы. Добыча и слава ослепляют его, как и всех прочих.

– Но только не тебя.

– За кого ты меня принимаешь? – вспыхнул Эохайд. – Неужели я пойду на поклон к Ниаллу?! Пусть свиньи сожрут мой труп, если я это сделаю! Он отхлебнул меда и чуть-чуть успокоился. – Ариагалатис меня понимает, так что я могу сидеть спокойно.

– Но ты все же нервничаешь.

Эохайд вздохнул:

– Место здесь невеселое.

– Я приехал к тебе, – сказал Руфиний, подчеркивая каждое слово, – чтобы ты последовал за Ниаллом на войну.

Шрамы на лице Эохайда налились кровью.

– Ты мой гость, но все же берегись.

Руфиний улыбнулся:

– Само собой. Не подумай, дружок, что я хочу тебя оскорбить, – заворковал он. – Охотник следует за лосем, для того чтобы убить его.

Рука Эохайда дернулась. Мед вылился из кубка.

– Ты о чем?

– Выслушай, пожалуйста. Не зря ведь я к тебе столько ехал.

Руфиний подождал, пока скотт не успокоится, и продолжил:

– Если ты скажешь королю Ариагалатису, что надумал ехать из благодарности к нему, а также из желания получить свою долю добычи, – он наверняка обрадуется. Держу пари. Ты и твои люди – настоящие, проверенные воины. В то же время ты поставишь ему условие: ничего не говорить об этом Ниаллу. Ты объяснишь, что от этого будут только неприятности.

– Как же сделать, чтобы Ниалл ничего не узнал?

– Да ведь если Ариагалатис ничего не скажет (Ариагалатис и видеться-то с ним почти не будет), то всякие там разговоры в войсках вряд ли дойдут до ушей великого короля. У него, поверь мне, есть, о чем думать. Осмелюсь предположить, что он почти забыл тебя. Совершенно верно, ты однажды ограбил его страну, а потом убил сына его главного поэта, но тебе за это уже отомстили самым жестоким образом. Так что, прошу прощения, ты для него будешь просто мелким шкипером, каких много в Эриу.

Эохайд схватился за кинжал. Костяшки пальцев, сжавших рукоятку, побелели.

– Я и в самом деле не больше, чем шкипер, – прохрипел он. – И это я, сын короля! И все это из-за Ниалла Мак-Эохайда.

– Сделай так, чтобы сыновья оплакивали его.

– Но как?

– Там видно будет. Я поеду с тобой. – Руфиний помолчал, отхлебнул меда и, посмотрев хозяину прямо в глаза, сказал: – Это необходимо. Поэтому я тебя и отыскал. Если я поеду на своем корабле, меня сразу заметят. Все начнут спрашивать, кто я такой и где я тебя нанял. В твоей же команде я затеряюсь. Им будет известно лишь, что я твой заморский друг, присоединившийся к тебе в поисках приключений. Между прочим, таких людей будет довольно много. И в грохоте оружия мое имя никто не услышит.

Эохайд не спускал с него глаз.

– Зачем тебе это надо? – спросил он глухо.

– Я человек короля Граллона, – ответил Руфиний, – а ему есть за что отомстить Ниаллу.

– Король Иса… – голос его задрожал. – Каков же твой план?

– Я тебе уже сказал. Пока не знаю. Нам нужно дождаться благоприятного момента. Экспедиции такого рода сопряжены с неразберихой, так что момент такой непременно придет, тем более что ловить мы его будем вдвоем и поймаем.

Эохайд отвернулся и посмотрел в темноту.

– Я здесь не дома, – голос шелестел, словно опавшие листья на ветру. – Если после убийства Ниалла я опять стану бесприютным странником или даже умру, судьбу эту приму с радостью, – он вздрогнул. – Однако надежда эта так несбыточна. Мы с тобой погибнем ни за что.

Руфиний достал подсумок.

– Сегодня за ужином обменяемся подарками, достойными друг друга, – сказал он. – Сейчас же я подарю тебе самую дорогую вещь, которую ты не должен никому показывать.

Он развернул обертку и вытянул ладонь. Эохайд взял в руки предмет и поднес к глазам. Это был череп сокола с выгравированной на лбу стрелой.

– Этой зимой я навестил колдунью. Она живет в лесу, – сказал Руфиний. – Я попросил ее помочь мне. Она произнесла заклинания и сделала вот это, хотя у нее действует только одна рука. Она сказала, что этот амулет принесет тебе удачу.

Эохайд недоверчиво повертел амулет.

– Что ты ей за это дал?

– Ничего, – ответил Руфиний. – Она поблагодарила меня. Она тоже хочет отомстить за Ис и… за Граллона, которого любит.

III

Праздник Белтейна отметили в том году с размахом, какого не могли припомнить и старожилы Миды. К Тамиру стекались толпы людей, изъявивших желание пойти с Ниаллом в поход на юг сразу после праздника. Торжества продолжались три дня. Повсюду стояли палатки, развевались яркие знамена, сверкало оружие. На священной горе собрались короли и их жены.

Толпы любопытных хотели увидеть кроме Ниалла и других королей. В пиршестве принимал участие и Конуалл Коркк из Муму. Воины, сопровождавшие его, были прекрасны и вместе с тем ужасны. Гремели колесницы, скакали всадники, лошади вставали на дыбы, колыхались пики, словно зрелые колосья на ветру. Блестели щиты, ревели горны.

Королю Конуаллу вовсе не хотелось сражаться против римлян. Он и приехал сюда, надеясь остановить задуманное Ниаллом предприятие.

В этом он, однако, не преуспел.

– Я боялся, что слова мои его не разубедят, – признался он потом. – Но во имя дружбы должен был сказать их.

– Благодарю тебя за заботу, – сказал Ниалл, – но лучше будет, если ты прибавишь свою силу к моей.

Накануне похода они сидели друг подле друга за пиршественным столом. Мясо съели, тарелки убрали. Слуги подливали вино. К дыму очага и копоти ламп примешивался запах пищи. Отблески огня играли на щитах, золоте, серебре и бронзе, янтаре и драгоценных камнях. Люди сидели на длинных скамьях, слышались разговоры и смех, однако во всем этом чувствовалась какая-то натужность, словно каждый изо всех сил старался казаться веселым.

– Я прежде всего думаю о своей стране, – сказал Конуалл. – Ведь торговля с римлянами нам выгодна.

– Да ведь ты и с Исом раньше торговал, – остановил его Ниалл. – Никогда бы, милый мой, не подумал, что ты боишься.

Конуалл поднял голову. Волосы его с годами не утратили огненного цвета.

– Я просто пытаюсь быть благоразумным, – сказал он. – Зачем обижать римлян и их Бога? В Муму тоже много христиан.

– И поэтому хочешь остаться дома? – Насмешка Ниалла была бессмысленна, да он и сам это сознавал. Они уже не раз обсуждали причины, по которым Конуалл считал экспедицию ненужной: добыча, по его мнению, не стоила такого риска. Ниалл же рвался вперед – к славе, богатству. Объявив во всеуслышание о своих намерениях, на попятный пойти уже не мог.

– Вовсе не поэтому, – спокойно ответил Конуалл, – и ты прекрасно это знаешь. Думаю все же, что будущее за Ним. Я, разумеется, отправлюсь к богам своих отцов, но очень может быть, что после меня Кэшел понесет на себе Его крест.

Ниалл покосился на друидессу Этайн, единственную женщину среди присутствующих. Лицо ее было непроницаемо. С тех пор как Этайн вырезала на четырех тисовых прутьях знаки огама, она, не сказав ничего о результатах гадания, замкнулась, и по лицу ее ничего нельзя было прочесть.

Внезапно взъярившись, Ниалл воскликнул:

– В Миде это у Него не пройдет! – И повернулся к Литеру, младшему своему сыну, наследнику королевства. (Танист Нат Ай поклялся, что в положенное время передаст ему трон.) Шестилетнему мальчику разрешалось сидеть за столом рядом с мужчинами. Вел он себя спокойно: такой уж был у него характер, однако в спорте и единоборстве проявлял азарт и сноровку, радующие отца.

– Поди сюда, сын, – позвал Ниалл.

Лигер повиновался. Вытянувшись, встал перед отцом; волосы ярко блестели. Ниалл наклонился и положил ему на плечи руки.

– Завтра от тебя уеду, – сказал Ниалл. Кругом все постепенно стихло. Так от брошенного камня расходятся на воде круги.

– Возьми меня с собой! – воскликнул Лигер.

Ниалл улыбнулся:

– Ты еще слишком молод, мой милый, – а потом, внезапно помрачнев, сказал: – Но ты должен сейчас передо мной поклясться.

Голос Лигера дрогнул:

– Готов поклясться, отец, что бы это ни было.

– Поклянись, что никогда не присягнешь римским богам.

– Это слишком тяжелый обет для короля, – сказал обеспокоенный Конуалл. – Кто знает, что будет с ним и с его народом?

– По крайней мере, он не уронит достоинство старой Эриу, – заявил Ниалл. – Выполнишь ли ты мой наказ, сынок?

– Да, – прозвенел на всю комнату детский голос.

IV

На подъезде к морю дорогу Ниаллу перебежал заяц, спасавшийся от лисы. Король подозвал к себе людей, оказавшихся свидетелями этого происшествия, и приказал никому об этом не рассказывать.

– Незачем пугать людей перед сражением. – Он поднял лицо к небу. – Я пойду туда, где ждет меня Морригу.

Старый его оруженосец Вайл Мак-Карбри не сказал ничего, однако худое лицо его омрачилось.

Прошло лет тридцать с тех пор, как в устье Боанда собиралась такая большая флотилия. Шлюпок, стоявших на берегу и покачивавшихся на волнах, было не пересчитать, так же как и воинов, сновавших вокруг. Более дюжины галер саксонской работы стояли на якоре у побережья. Ниалл прибил к форштевню своего корабля череп римлянина. В этот раз корпус корабля был выкрашен в красный цвет, цвет крови и огня.

День был безоблачный. Воины дружным криком приветствовали своего короля. Поднятое кверху оружие сверкало под солнцем. Рубашки и килты, плащи и щиты создавали многоцветную радугу. Сотни чаек носились над головой. Казалось, с неба летят снежные вихри. Ниалл спрыгнул с колесницы и быстро зашагал к кораблю.

Вайл, прищурившись, поднял голову и тихо сказал Катуэлу, королевскому вознице:

– Последний раз, помнишь, огромный ворон уселся на его щит. Что-то будет сегодня?

– Боюсь, больше мне его не возить, – сказал Катуэл. И поспешно добавил: – Я ведь уже не прежний легконогий юноша. Однако горжусь тем, что именно мне он доверил держать вожжи перед его последним походом, – поморщился. Опять он сказал что-то не то.

В своих предчувствиях он был не одинок. Последние месяцы то и дело случались события, предвещавшие беду. Это были не только мелочи, например, кукушка, прокуковавшая слева, но и приметы посерьезнее: в канун праздника Белтейна из могил доносились ужасные стоны. Старые женщины вязали амулеты для сыновей. Жрицы гадали и качали головой.

Это не было предчувствием тотальной катастрофы, такой, например, что случилась в Исе. Просто людям казалось, что их подстерегает большое горе, хотя никто не мог бы сказать, какое именно. Похоже, Ниалл, покоритель Севера, не разделял их настроения. Воины старались заглушить сомнения и с радостными криками следовали за своим повелителем. В откровенные разговоры с друзьями они не пускались, поэтому никто не знал, насколько глубоко и широко разлился этот холодный поток. Шум за спиной напоминал Ниаллу объединенный хор волков и диких котов.

Он пошел вброд к своему кораблю, схватился за перила и в один прыжок оказался на палубе. Высокий и красивый встал на носу корабля. Солнце осветило ему голову, и волосы зазолотились, как в юности. Взял в руки красного петуха и принес его в жертву Мананану, сыну Лера. Мечом отрезал ему голову и обмазал кровью птицы череп римлянина.

– Когда я с победой вернусь домой, принесу тебе в жертву белого быка, – закричал он.

Воины пошли к кораблям. Загремели весла, и флотилия двинулась в море.

Ниалл ни разу не оглянулся на свою землю.

Прошел первый день пути. Они разбили лагерь к югу от реки Руиртех в Койкет Лагини. Их никто не побеспокоил. Скота они, правда, тоже не обнаружили, даже отар не было. Перед ними раскинулось безлюдное побережье. Люди так и не оправились от горя, которое принесла им сатира Лэйдхенна. «Когда же они придут в себя, – думал Ниалл, – наверняка отомстят». Да ладно, он за себя постоит, но на этом дело не кончится: после него придется разбираться Нату Ай, а за ним – настанет день – и Лигеру. Такова уж участь короля.

С рассветом продолжили путь. Во все время путешествия погода стояла прекрасная. В последний вечер Ниалл позвал к своему костру вождей туатов. Их было много, и они не были похожи друг на друга: некоторые светлые, как и он, были и брюнеты, и рыжеволосые, встречались и седые. Одежда тоже была разная: кто в полотняной, кто в шерстяной, кто в кожаной. У некоторых вождей волосы были собраны в хвосты: такие прически были у галлов, тела крусини украшала татуировка. Здесь была представлена вся Эриу: от западных скал Кондахта до восточной колонии с побережья Далриады.

– Вы видите, что боги с нами, – начал он, – но они хотят, чтобы мы отчаянно сражались в бою. Прежде всего, нам нужно туда проникнуть, а для этого требуются хитрость и терпение. – О его намерениях они более-менее знали, а теперь он сообщил им подробности и терпеливо ответил на вопросы.

На юго-западное побережье Британии они высаживаться не будут. Римляне наверняка пронюхали о его затее и будут поджидать их. Пусть войска их сейчас и ослаблены, все же с помощью диких горцев, что живут к северу от реки Сабрины, они могут устроить им засаду.

– Мы, разумеется, одержали бы победу и продолжили путь, однако не обошлось бы без потерь, да к тому же у них нечем поживиться, – сказал Ниалл. – Не следует их недооценивать. – Он вспомнил сражение возле Дэвы три года назад и центуриона, произведшего на него впечатление. – Рим – старый зверь, но клыки у него сохранились. Лучше сразу идти к Лигеру.

Теперь они пойдут без остановок. Путь предстоит большой, к тому же им придется сделать большой крюк: надо будет обойти опасное место, там где раньше был Ис. Необходимо держаться вместе. Если разразится шторм или опустится туман, и они отстанут друг от друга, для них все будет кончено.

– Нам нужно все преодолеть, – закончил свою речь Ниалл, – и слава о нас не померкнет.

Он ждал возражений, но их было немного. Все знали, что жизни их в его, и только в его, руках. Казалось, он не только одержит победу в войне, но совладает и с ветром, и с морем. Во всяком случае, они должны в это верить.

Настал рассвет, и они продолжили путь на юг. И снова выдался отличный денек. Ветер дул в паруса, за бортом бежали белые барашки, паруса, словно цветы, распустились над морем. За кормой осталась невероятно зеленая Эриу. Смотреть, как она исчезает из виду, было так же непереносимо, как пробудиться от сна, в котором видел любимого человека.

Ниалл не смотрел. Глаза его были устремлены только вперед.

Закат позолотил бесконечно одинокую линию горизонта и скрылся. Ночь была безлунной. Все шло по его плану. Римляне наверняка подумают, что он переждет на берегу, пока не рассветет. Он делал все, для того чтобы застать врага врасплох. Галеры шли на большом расстоянии одна от другой. На перилах установили зажженные фонари. Шлюпки ориентировались на эти маяки.

Ветер по-прежнему им благоприятствовал. Он и паруса раздувал и в то же время не холодил тело. Он словно убаюкивал моряков, ласково журчало море, тихонько поскрипывал такелаж. Небо усеяли бесчисленные звезды. Вон там Небесная Река, а вон Колесница Луга, Лосось, Серп, а вот и Пламя Свечи. По этой звезде моряки узнают, где находится север. Она подскажет ему, когда свернуть на восток. Желтые вереницы огней протянулись в океане: это фонари горели на галерах.

Ниалл стоял на носу. Кроме него, да рулевого, да двоих вахтенных, все на корабле спали. Море таинственно мерцало. Серый череп кивал кому-то.

«Я иду к тем, кто много лет назад ограбил меня», – думал он.

Мысль эта была спокойной. Он не чувствовал ни надежды, ни гнева. Мысль его, как ветер, неуклонно летела на юг. «Наконец-то я иду к своей удаче».

В воде что-то мелькнуло. Из большой волны вынырнуло стройное округлое белое тело. Тело это плыло рядом с кораблем, а, может, летело – легко и свободно, как ветер. Струились длинные тяжелые волосы. Она повернулась к нему и подняла правую руку – то ли поприветствовать, то ли поманить. Звезды освещали мокрую обнаженную грудь. Лицо, бледное, словно снег, глаза – две ночи с крошечной звездой в каждом глазу.

– Клянусь Манананом! – вырвалось у него. Вахтенные матросы его не услышали. От нее ли повеяло холодом, или его охватил озноб?

Она улыбнулась. Сверкнули белоснежные зубы. Сам не зная как, он услышал обращенную к нему речь:

– Я ведь говорила, что никогда не разлюблю тебя, Ниалл, мой Ниалл.

– Дахут! Но ведь мы так далеко от Иса, от места, где ты умерла.

– Я услышу твое имя с другого конца света, Ниалл, любимый. Его принес ко мне ветер, оно прилетело на крыльях чаек. Я узнала о тебе от океанского прилива и никому не известных рек, услышала шепот мертвецов, что лежат на морском дне. И боги сообщили мне о тебе, через меня они мстят людям. Имя твое – словно песня. Я шла вслед за ним и теперь наконец-то я вижу тебя.

В нем поднялось желание, которое его ужаснуло.

– Отчего ты никак не успокоишься?

– То, что мы сделали в Исе, месть богов, связывает нас с тобой, и так будет всегда. Мне судьбой назначено любить тебя.