Текст книги "Охота на канцлера"

Автор книги: Платон Обухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Афганистан (Кабул)

– Лошадь просто чудо! – захлебываясь от восторга, кричала Вера. В трубке стоял шум и треск от электрических разрядов: связь Кабула с Лондоном была не на высоте. – Ее не надо ничему учить – она сама может работать инструктором малоопытных циркачей. Что? Тебе удалось снять новое помещение? Вблизи Британского музея?! Цирк переезжает завтра? Я немедленно вылетаю в Лондон! Нет, нет, к черту и Индию, и Непал, и Шри-Ланку… А лошадь доставят контейнером. Если потребуется, можно будет и конюха прислать. Открытие цирка для меня важнее! Соскучилась по тебе? Как по мужчине? Ах ты, старый шут гороховый! Все равно – люблю тебя!

Вера бросила трубку и устремилась к администратору кабульского отеля «Шангри-Ла». Ей хотелось успеть заказать билет на ближайший самолет, вылетающий в Лондон.

* * *

– Звоню тебе из такси, я уже еду в аэропорт! – надрываясь, выкрикивала циркачка. «Мерседес» нещадно швыряло из стороны в сторону и подбрасывало вверх на изрытой пыльной дороге. Вере казалось, что она несется по афганской степи на взбесившемся от жары дромадере. – Вылет через двадцать минут, но, к сожалению, рейс не прямой. Польская авиакомпания «ЛОТ». Через Варшаву. Так все равно получится быстрее, и к тому же дешевый билет. Ну вот, уже и аэропорт! Пока, до встречи в новом цирке!

* * *

Лех торчал у киоска, торговавшего иностранными газетами, и делал вид, что изучает «Файнэншл Таймс». На исполинском табло засветилась надпись: «Самолет авиакомпании ЛОТ, рейс ЛО‑207 совершил посадку». На страницу «Файнэншл Таймс» упала тень. Лех поспешил к выходу. Он сразу узнал Карбовскую по запаху духов «Шанель».

Анна пошла в двух шагах сзади.

– Все в порядке, – прошептала она. – Главное, провезти ракету через летное поле прямо к самолету. – Она вытащила из бюстгальтера сложенный листок бумаги и сунула в руку Леха. – Это схема расположения самолетов…

Лех едва заметно кивнул. Анна замедлила шаг и подошла к витрине магазина сувениров, делая вид, что рассматривает украшенные золотыми и серебряными галунами конские седла, старинные медные тазы, кувшины и грозно сверкающие лезвия кривых кинжалов.

Подъехав к решетке аэропорта с северной стороны, Лех увидел небольшой серебристый домик контрольно-пропускного пункта, покрытый гофрированным алюминием. Рядом стоял солдат в форме рядового афганской армии с автоматом на груди и охранник, сотрудник службы безопасности аэропорта. У обоих был явно скучающий вид.

Лех остановил «мицубиси-паджеро» в пяти метрах от КПП. Выпрыгнув из машины, энергичной походкой направился к солдату и охраннику.

– Мне нужно подвезти к польскому самолету товар, который не жалуют таможенники.

– Наркотики? – переполошился охранник.

Несколько недель назад афганское правительство подверглось резкой критике со стороны США и других ведущих держав мира за попустительство в транспортировке наркотиков. Был образован также специальный фонд в размере полумиллиарда долларов, который направили в Афганистан для поощрения специализирующихся на борьбе с наркотиками полицейских.

– Нет, – успокоил его Лех. – Старая рухлядь. Антиквариат.

Афганцы переглянулись. Лех нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Время отсчитывало минуты. Часы показывали 2.10. До отлета самолета оставалось 20 минут.

– Мы должны проверить, – насупился солдат.

Охранник скрылся в домике КПП. Несколько секунд спустя он появился перед «мицубиси-паджеро». На его правой руке был намотан кожаный поводок с беснующейся афганской овчаркой.

Она прыгнула в салон автомобиля и обнюхала все предметы. Залезала под сиденья, долго исследовала запасную камеру.

Лех кусал губы. Последние два года реклама польских авиалиний провозглашала: «„ЛОТ“ – ни минуты задержки!»

Наконец солдат промолвил:

– Все в порядке.

Лех подал ему пачку стодолларовых бумажек:

– Две тысячи.

Солдат даже не протянул руки за деньгами. Поляк яростно выгреб из кармана оставшиеся деньги:

– Шесть тысяч… за железки!

Охранник махнул рукой:

– Проезжай!

Лех успел выучить наизусть карту-схему кабульского аэропорта и не потерял лишнего времени, разыскивая «Боинг‑747». До отлета оставалось восемь минут, и трап уже готовились убрать от самолета. Пассажиры давно сидели в салоне.

Как только «мицубиси-паджеро» поравнялась с трапом, из-за дверцы выглянула Анна. Поляк заметил, что девушка, стремясь скрыть свою бледность, не пожалела малиновой пудры. От этого лицо ее стало похожим на раскрашенную маску.

– Клади сюда, – прошептала Анна, введя Леха в отсек, где стояли ящики с лимонадом и высилась горка упакованных в полиэтилен готовых обедов.

Лех вытащил из кармана билет, который успел приобрести перед встречей с Анной. Помахивая им, прошел на свое место в хвосте лайнера.

В нескольких метрах сзади от Леха находились туалеты «экономического класса» «Боинга». Когда завершался первый час полета, мимо него стали сновать люди. В основном это были матери с детьми.

Лех перечитал все газеты, которые имелись у стюардесс, и принялся за «Сейчас». Он специально попросил Анну, чтобы перед вылетом в Кабул она захватила несколько последних номеров журнала.

С удовлетворением заметив собственные фотографии, Лех захлопнул журналы и сложил их аккуратной стопкой на соседнем незанятом сиденье.

В этот момент мимо него прошел к туалету импозантный господин в дорогом клетчатом пиджаке из шотландской шерсти. В зубах у него торчала трубка. Он бережно нес в руках портативный компьютер «Notebook».

«Боится, как бы не украли компьютер», – подумал скользнувший по нему взглядом Лех. Он откинулся на сиденье, закрыл глаза и задремал.

Германия (Бонн)

Отто фон Мольтке вздрогнул, когда из-за спины у него выросла мощная фигура Курта Хаусхофера. Он никак не мог привыкнуть к неожиданным появлениям шефа военной разведки, проникавшего в его кабинет через замаскированную под книжные полки потайную дверь.

Фон Мольтке сразу нажал красную кнопку на пульте управления. За дверьми кабинета тревожно замигала надпись: «Вход воспрещен!»

– Только что я получил сообщение от нашего агента, который сопровождает террориста Леха Мазовецкого в самолете, выполняющем рейс Кабул – Варшава. Мазовецкий доставил на борт авиалайнера «стингер», упакованный в афганский ковер. Через шесть часов самолет совершит посадку в варшавском аэропорту «Окенце».

– У нас есть два варианта действий, – прищурился министр обороны и вооружений. – Первый, очень эффектный и позволяющий набрать множество пропагандистских и политических очков: дать Мазовецкому возможность приземлиться в Варшаве и привезти ракету в Германию. Если мы арестуем его в тот момент, когда он наведет «стингер» на кабинет канцлера, поляки заткнутся, по крайней мере, на несколько лет. Второй вариант – куда более прозаический. Мы можем предупредить польские органы государственной безопасности о том, что рейсом «ЛОТа» из Кабула в Варшаву прибывает вооруженный «стингером» террорист. Они не откажут нам в любезности арестовать его…

– Второй вариант – более безопасный, – заметил Хаусхофер. – А это стоит всех возможных политических и пропагандистских дивидендов…

Отто фон Мольтке несколько секунд подумал и заявил:

– Будем действовать по второму варианту.

Польша (Варшава)

– Видите самолет? – прокричал в микрофон командир отряда особого назначения министерства внутренних дел Польши Кшиштоф Лещинский.

– Да… да… да… – отозвались подчиненные из разных точек аэропорта.

– Как только он коснется колесами посадочной полосы, начнем действовать по плану!

Вскоре серебристый лайнер с польским флагом на фюзеляже и хвостовом стабилизаторе замер в нескольких десятках метров от окрашенных в защитный цвет автомобилей спецгруппы.

Лещинский терпеливо ждал, когда к лайнеру подъедет трап и первые пассажиры начнут сходить на землю, с тем, чтобы не спугнуть террориста.

* * *

Командир грузового аэробуса «А‑300‑600» «Люфтганзы» Хорст Кюнхакль прикинул, как он проведет в Варшаве остаток дня, и улыбнулся. Спору нет, Варшава по сравнению с Берлином или Мюнхеном грязный город с забитыми автомобилями улицами. Но такого количества красивых девочек, готовых ради долларов на все, Кюнхакль не встречал даже в Кении, куда раньше часто летал. Он не считал себя расистом, но спать с белокожими девушками было гораздо приятнее, чем с негритянками. Тем более, что ласки их стоили почти одинаково.

«Надо бы назвать Варшаву „Сексуальной столицей Европы“», – улыбаясь, подумал Кюнхакль и поудобнее устроился в кресле. Самолет совершит посадку в аэропорту «Окенце» через каких-нибудь пару минут.

Раньше аэробус «А‑300‑600» обслуживали два пилота. Но после нескольких лет успешной эксплуатации этих машин руководство авиакомпании решило, что держать второго пилота – значит, расходовать деньги попусту. Совершенная электроника полностью брала на себя заботу о взлете и посадке аэробуса и уверенно пилотировала его в воздухе. Кюнхакль не без оснований опасался, что на каком-то этапе руководство «Люфтганзы» сочтет и его присутствие в кабине излишним.

Обширный грузовой отсек аэробуса был заставлен наполовину коробками с живыми цветами, наполовину – банками с маслом для двигателей и роторов турбин. Кюнхакль надеялся, что ему удастся быстро оформить сопроводительные документы и менее чем через полчаса появиться в одном из ресторанов на хорошо ему известной Кролевской улице.

* * *

Салон самолета опустел. Расточая направо и налево обворожительные улыбки, Анна протолкалась сквозь толпу спешивших к выходу пассажиров и остановилась возле Леха. Он по-прежнему сидел на одном из задних сидений «Боинга».

– На летном поле стоят… – деревянным голосом начала Анна.

Лех оборвал ее коротким:

– Уже видел…

– Что же делать? – прошептала стюардесса. Сейчас она походила на блондинку кисти Пальма Веккьо, которую Лех видел в Национальной галерее в Лондоне.

– Ничего, – усмехнулся поляк. – Готовиться к следствию, суду и заключению в тюрьму.

* * *

– Что за черт! – прошептал Хорст Кюнхакль, с ужасом наблюдая за тем, как аэробус, внезапно изменив курс, начинает круто пикировать на летное поле в районе пассажирских терминалов. Он схватился за рукоять управления, резко потянул на себя. Однако это не оказало никакого воздействия на траекторию полета самолета. Наоборот, она стала еще круче. Серые плиты взлетно-посадочных полос «Окенце» неумолимо приближались. Вскоре Кюнхакль мог уже различить зазоры между ними.

Его плечи ссутулились, голова поникла. Что бы пилот ни делал, он был не в силах предотвратить гибель самолета. Совершенная электронная система управления и навигации позволяла пилоту отдыхать, летая на «Аэробусе». Но она же делала его абсолютно беспомощным в случае отказа компьютерных систем. На ручное управление перейти было невозможно.

В последнюю секунду Хорст вспомнил, что говорил ему и другим пилотам грузовых лайнеров «Люфтганзы» инструктор на курсах повышения квалификации в Дюссельдорфе полтора года назад: «Шанс выхода аэробуса из строя – один из сотни тысяч». Что ж, судьбе угодно именно на нем проверить эту математическую закономерность…

* * *

– Погоди, – вдруг яростно прошептал Лех.

Стиснув зубы, он ринулся вслед за последней пассажиркой, покидавшей салон лайнера. Террорист настиг ее, когда Вера Наумова уже перенесла ногу в дорогой красной туфле через порожек самолета, готовясь ступить на трап.

– Обожди, красотка! – с деревянной улыбкой сказал Мазовецкий, стискивая локоть пассажирки. В спину Веры уткнулось тупое дуло пистолета, и она покрылась холодным потом.

– Мы еще поглядим, как запоют эти подонки, когда увидят, что взяли заложницу! – криво улыбнулся Мазовецкий. Его глаза сверкнули: – Тем более такую красивую!

Вера умоляюще взглянула на стюардессу, но та пустыми глазами смотрела мимо нее. Ей было не до сантиментов. Инстинкт самосохранения в этот критический момент сработал у Леха. Требовалось напрячь все силы, как духовные, так и физические, чтобы продумать, как попытаться реализовать этот ничтожный в последнее мгновение подвернувшийся шанс вырваться из глухого тупика.

В эту секунду трап задрожал от топота десятков ног. Бойцы отряда особого назначения рвались на штурм лайнера.

Неожиданно уши Леха заложило от страшного грохота. «Боинг» дернулся в сторону и с обломленным крылом повалился на бок. На Леха и Анну, отброшенных к иллюминаторам, посыпались пластмассовые детали обшивки салона. От ядовитого серого дыма горло раздирало словно наждаком.

– Где… «стингер»? – прохрипел Лех.

Анна уставилась на него безумными глазами. До нее не доходил смысл вопроса.

– Куда ты положила «стингер»? – настойчиво повторял Лех.

– Рядом с дверью, – выдавила Анна.

Лех с трудом поднялся, перешагнул через распростертую без каких-либо признаков жизни на полу Веру и заковылял к двери. Неожиданно прогремел мощный взрыв. Корпус сильно тряхнуло, Лех потерял равновесие и упал на пол. Он сильно кашлял – с каждой минутой дышать становилось все труднее.

– Подожди! – послышался сзади истошный крик Анны.

Она рвалась вслед за Лехом.

– Не бросай меня!

Но поляк даже не оглянулся. Он подсознательно чувствовал: вызванные взрывом всеобщие суматоха и растерянность – его единственный шанс на спасение.

– Не оставляй меня одну! – молила Анна.

Но для Леха не существовало сейчас ничего, кроме «стингера», до которого он должен был во что бы то ни стало доползти.

Наконец он добрался до нужного отсека «Боинга», до неузнаваемости искореженного взрывом. Лех сразу узнал «стингер» благодаря афганскому ковру, в который была запеленута ракета. Он ухватился за его край и изо всех сил потащил на себя. Высвободив «стингер» из-под обломков, Лех подпрыгнул и уцепился руками за край дверного проема. Подтянувшись, выбрался наружу. Переводя дыхание, уселся на искореженную и почерневшую от копоти обшивку «Боинга».

Рядом догорал остов большого самолета. Лех понял, что произошло. В бетонные плиты взлетной полосы врезался аэробус. Взрывная волна разметала бойцов спецгруппы, опрокинула «Боинг» и сломала его крыло. Грузовой лайнер пылал, и огонь перекинулся на пассажирский «Боинг».

Прикрывая лицо ладонью, чтобы спастись от нестерпимого жара, Лех зорко оглядывался по сторонам. К горящим останкам «Боинга» и аэробуса, завывая и мигая синими огоньками, мчались пожарные машины и «Скорая помощь».

– Лех! – послышался снизу голос Анны. – Где ты?

– Я здесь, наверху, – спокойно ответил Лех. – Подай мне «стингер».

Стюардесса нагнулась, с трудом подняла ракету и протянула ее Леху, который бережно положил «стингер» на обшивку.

– Давай руку…

Черный от сажи и копоти, Лех вытащил дрожащую Анну из «Боинга», лег на живот и, притормаживая руками, съехал по полукруглому краю обшивки на бетон.

– Бросай ракету! – крикнул он.

Анна нетвердыми руками приподняла «стингер», бросила Леху. Поляк поймал его и уложил между ног.

– Теперь прыгай!

Стюардесса, закрыв глаза, прыгнула. Лех бережно подхватил ее и опустил рядом с собой.

– А теперь бежим! Самолет может в любую минуту взорваться!

Не успели они отбежать от останков «Боинга», как над ними взметнулся столб оранжевого огня, сопровождаемый взрывами, подобными раскатам грома.

Анна и Лех бросились на прохладный бетон и несколько секунд неподвижно лежали, уткнувшись в шероховатую поверхность плит. Потом Анна вскочила на ноги и бросилась бежать. Лех остался лежать на бетоне. Встревоженная стюардесса оглянулась, но Мазовецкий по-прежнему не двигался с места.

Превозмогая страх, Анна вернулась к нему. Заглянув Леху в лицо, увидела, что глаза поляка закрыты, а зубы плотно сжаты. Мазовецкий тихо постанывал, и Анна поняла, что он ранен.

Она прижала ухо к его груди. Сердце Леха громко билось. В эту секунду, визжа тормозами, к ним подъехала машина «Скорой помощи». Выскочившие из нее санитары мгновенно оценили ситуацию. Они положили Леха на носилки и внесли в машину.

– Вы поедете с ним? – спросил один из санитаров Анну.

– Конечно!

Анна торопливо подхватила «стингер» и уселась на железной скамье между носилками и корпусом машины, которая сразу же сорвалась с места.

Останки двух самолетов уже окружила плотная цепочка врачей, работников службы безопасности «Окенце», всех, кто был в этот час свободен от оформления пассажиров или багажа. Они с тревогой и надеждой всматривались в горящие обломки, надеясь, что в этой свалке отыщется хоть кто-нибудь живой. Пожарные машины заливали огонь пенистыми струями из мощных брандспойтов.

* * *

Отсек автомобиля «Скорой помощи», в котором были установлены носилки с Лехом, отделялся от кабины, водителя и врача, матовой перегородкой. До склонившейся над Лехом Анны доносились приглушенные голоса медиков.

Внезапно Мазовецкий приподнялся на локтях и осмысленно посмотрел в глаза стюардессе.

– Со мной все в порядке, – улыбнулся он остолбеневшей Анне. – Нам надо поскорее выбраться отсюда.

Германия (Бонн)

Помедлив, Отто фон Мольтке снял трубку. Звонил Курт Хаусхофер.

– В наши планы вмешался слепой рок, – взволнованно кричал он. – В тот момент, когда предупрежденная нами польская спецгруппа готовилась ворваться в кабину, где находился Лех Мазовецкий, в самолет компании «ЛОТ» врезался грузовой аэробус нашей «Люфтганзы».

– Выходит, Мазовецкий погиб?

– Скорее всего. Наш резидент в Варшаве сообщает, что сейчас на месте происшествия в «Окенце» царит паника. Все растеряны, мечутся вокруг горящих обломков и не знают, что предпринять. Если ко мне поступят дополнительные сведения, я немедленно доложу!

Польша (Варшава)

Машина «Скорой помощи» мчалась по улицам Варшавы, почти не снижая скорости. Но тут Лех и Анна почувствовали, как она замедлила движение и вскоре совсем остановилась.

Лех приподнял белую занавеску и выглянул в окно. Так и есть. Грохольская была перекопана строителями. Через узкий проход с трудом могла проехать лишь одна машина. Мигалки и сирена здесь уже не помогали.

– Бери «стингер» и убегай! – прошептал Лех. – Он осторожно открыл заднюю дверь машины. – Давай!

Анна подхватила ракету и вылезла на улицу.

– Береги «стингер»! – крикнул ей вдогонку Мазовецкий. В это время проход освободился и «Скорая помощь» ринулась вперед. Анна отскочила в сторону, освобождая дорогу рванувшимся вслед автомобилям. Встав на обочину, вытянула правую руку и через пару минут уже сидела в такси.

Германия (Бонн)

Заседание германского кабинета подходило к концу, когда помощник Фишера положил ему на стол пакет с пометкой: «Срочно! Важно!»

Канцлер разорвал пакет. Там оказалось донесение немецкого посла в Варшаве.

Члены кабинета ждали, пока канцлер не закончит чтение. Наконец Фишер оторвался от послания и с раздражением посмотрел на Отто фон Мольтке:

– Посол сообщает, что его утром вызвал министр иностранных дел и предъявил нечто вроде ультиматума: либо мы выплачиваем польскому министерству внутренних дел полуторамиллионную компенсацию, либо они раздуют шумиху о «новых немецких провокациях».

Речь идет о том, что неделю назад ваш заместитель Хаусхофер потребовал арестовать в аэропорту «Окенце» прибывающего из Афганистана с несколькими ракетами «стингер» террориста Мазовецкого. Хаусхофер утверждает, что с помощью «стингеров» Мазовецкий собирался совершить на меня покушение. Поляки выслали для захвата террориста спецгруппу. Но в это время рядом с «Боингом», на котором он прибыл из Кабула, в землю врезался лайнер «Люфтганзы». Бойцы отряда особого назначения погибли, чудом спасшегося Мазовецкого доставили в реанимацию. Анализ места происшествия показал: в прибывшем из Кабула «Боинге» «стингеров» не оказалось. Поэтому поляки считают, что Хаусхофером затеяна провокация с целью замарать доброе имя Польши обвинением в терроризме. Они требуют компенсации за жизнь и снаряжение погибших бойцов – полтора миллиона марок.

Фон Мольтке подавленно молчал.

– Не могли бы вы разъяснить членам кабинета, в чем замысел всей этой комбинации? – язвительно спросил Шпеер.

– Мазовецкий попал в поле зрения нашей разведки после того, как нарисовал свастику на лобовом стекле «мерседеса» немецкого посла в Варшаве и угодил в тюрьму, – проронил фон Мольтке. – Агентурные данные позволяли подозревать его в антигерманских настроениях и склонности к террористическим актам против крупных государственных деятелей. Поездка Мазовецкого в Афганистан встревожила нас. Мы решили, что он отправился туда за оружием, оставшимся после войны афганских моджахедов против Советов. А в девяноста девяти случаях из ста за «стингерами» ездят в Афганистан. Мазовецкий проник на борт самолета в Кабуле, минуя регистрацию. Он подъехал к лайнеру на собственной машине и внес сверток, который по всем параметрам походил на обернутый ковром «стингер». Вот и судите сами, – повысил голос фон Мольтке, – надо или не надо было предупреждать польские власти…

– Демагогия, – недовольно фыркнул Шпеер.

Но остальные члены кабинета не разделяли мнения министра иностранных дел. Это ясно читалось на их озабоченных лицах.

– Компенсацию полякам, видимо, придется выплатить, – заметил канцлер. – В конце концов, полтора миллиона марок для германской экономики – ничто. А министру иностранных дел я бы посоветовал, – ледяным тоном добавил он, – воздерживаться от опрометчивых замечаний…