Текст книги "Охота на канцлера"
Автор книги: Платон Обухов
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Польша (Варшава)
Когда в шестом управлении польского министерства внутренних дел зазвонил телефон, дежурный капитан Остафиньский сразу же передал трубку начальнику секретариата, полковнику Любаньскому. Тот внимательно выслушал собеседника, попросил его подождать у телефона и побежал к генералу Шимчаку.
– Господин генерал! Звонит доверенное лицо главы преступного синдиката из Гданьска Болеслава Цимкевича. Он утверждает, что бандиты захватили полковника нашего Управления некоего Бронислава Герека и предлагает обменять его на своего сына Антонина, который отбывает срок в Варшавской тюрьме.
– Герек, – наморщил лоб начальник управления. – Герек… Нет, полковников с подобной фамилией у нас нет. Но, может быть, этим псевдонимом воспользовался кто-то из наших сотрудников, занятый в тайной операции?
Генерал снял трубку и позвонил в отдел кадров, но в конце концов разочарованно сказал Любаньскому:
– В министерстве работает всего один Герек – техник, обслуживающий копировальные аппараты в Архивном управлении. А такого псевдонима не брал себе ни один оперативный сотрудник… А кто, собственно, звонит? Неужели сам пан Цимкевич?
– Нет, конечно. Бандиты дали совершенно незнакомому с ними посреднику телефон и текст, который он должен был зачитать.
– Ладно… Скажи ему: пусть позвонит через двадцать минут.
* * *
Перед генералом Шимчаком, слегка ссутулившись, сидел его заместитель полковник Ридигер, держащий в руках черный фломастер, конец которого завис над распахнутым на чистой странице блокнотом.
– Когда мы схватили Антонина Цимкевича, то предполагали, что через некоторое время старик Болеслав даст о себе знать. Так и произошло. Он предложил обменять своего сына на якобы захваченного его людьми полковника МВД Бронислава Герека. Я проверял: таких полковников в системе нашего министерства нет. Но вся эта история – та ниточка, которая может привести нас к старому Цимкевичу!
– Понятно, – кивнул Ридигер.
– Если будет вырисовываться что-то конкретное, тебе может понадобиться помощь Кшиштофа Лещинского и его людей. Обратись к нему.
– Это приказ? – с иронией спросил Ридигер. – Вы ведь знаете мое отношение к этому хвастуну. Он же просто профессионально ни к чему не пригоден. Помните, как Лещинский провалил дело по захвату террориста Мазовецкого в аэропорту «Окенце»?
– И именно поэтому его и надо поддержать. Кшиштоф сейчас в подавленном состоянии, на всех смотрит волком. Если наше управление протянет ему руку в трудную минуту, он будет помнить этот жест до конца жизни. – Генерал Шимчак устало усмехнулся. – Когда ты сядешь в мое кресло, то поймешь: чем выше человек поднимается по служебной лестнице, тем более извилистым и сложным становится его путь.
– Я вовсе не собираюсь садиться в ваше кресло, – с обидой в голосе проговорил полковник Ридигер.
Подхватив блокнот, на чистой странице которого фломастером было выведено: «Болеслав Цимкевич», он стремительной походкой вышел из кабинета начальника шестого управления.
* * *
На квартире у Анны экстренно собрались заговорщики.
– Наша организация понесла первую потерю, – объявил Мазовецкий. – От подлых рук грабителей, позарившихся на кошелек с жалкими двумя сотнями злотых, погиб наш товарищ Бронислав Герек. Светлая ему память!
Несколько секунд все сидели, низко опустив головы. Во взглядах Куроня и Михника, которые, будучи до мозга костей польскими националистами, недолюбливали еврея Герека, можно было прочитать откровенное злорадство. Тадеуш Бальцерович был подавлен и старался не поднимать головы, чтобы не встретиться взглядом с Лехом. Он знал: это может его выдать. Анна же совсем не думала о Гереке. Бронислав был мертв. Не имело смысла вспоминать о нем. Анна размышляла о том, когда же они нанесут наконец смертельный удар по Гельмуту Фишеру.
– Это заставляет нас еще теснее сплотиться ради осуществления нашей великой цели. Памятуя о том, какие жаркие дискуссии разгорелись на прошлом заседании по вопросу о том, кто будет стрелять в канцлера, я хочу предложить иной принцип отбора кандидата на это святое дело. Может быть, среди нас просто найдутся добровольцы?
– Я готов сделать это, – после некоторого раздумья произнес Тадеуш, перехватил восхищенный взгляд Анны и зарделся.
«Она понимает, что этот героический поступок я совершаю ради нее – ради моей возлюбленной!» – подумал он. Ему, конечно, хотелось также искупить вину, которую он чувствовал за собой. Ведь он довольно своеобразно «выполнил» приказ Леха о ликвидации Герека.
– Прекрасно! Я научу тебя, как обращаться со «стингером». К сожалению, мне удалось вывезти из Афганистана только одну ракету, так что предметной тренировки не получится. Придется стрелять один-единственный раз и наверняка! Покушение на Фишера запланировано на двадцатое марта.
– В этот день он будет выступать перед народом? – спросил Куронь.
– Нет. Двадцатого марта в президентском дворце будет проходить совещание германского кабинета по польскому вопросу. Если «стингер» попадет в зал, где соберется все правительство, помимо Фишера погибнет немало других германских националистов. Завтра мы в последний раз соберемся в Варшаве, а послезавтра начнем по очереди выезжать в Германию.
Франция (Париж)
Холодный сырой ветер трепал волосы на голове Тюренна. В последние дни ему было не до парикмахерской. Пожилой привратник, подойдя к стеклянной двери, несколько секунд внимательно смотрел на него. Потом в микрофоне переговорного устройства прозвучало:
– Вы к кому?
– К Мишелю Вальману. У меня важное дело.
Тюренн почистил костюм и плащ, повязал свой самый лучший галстук и знал, что выглядит пока еще представительно. Его уверенный внешний вид и голос произвели впечатление на привратника. Стеклянная дверь распахнулась.
– Я позвоню господину Вальману.
Мишель перехватил руку привратника.
– Вальману не понравится, если ты сунешь нос в это дело.
– Это почему же?
– А ты, что думаешь, Вальман ангел? – усмехнулся Тюренн. – Неужели и впрямь считаешь его законопослушным барашком?
Привратник задумался. Такие мысли и раньше приходили ему в голову. Бальзак не зря говаривал: «За каждым большим состоянием стоит преступление».
– А у меня к Вальману как раз не совсем законное дельце, – веско заявил Тюренн и решительно направился к лифтам.
Он знал: привратник поверил ему и не станет поднимать тревогу.
Дверь в кабинет Вальмана была полуоткрыта. Банкир, оставшийся один на этаже, что-то увлеченно считал на микрокалькуляторе.
– Здравствуй, Вальман, – тихо произнес Тюренн, входя в кабинет банкира и запирая дверь на засов.
Лицо Мишеля перекосилось. Он потянулся к селектору. Но Франсуа в несколько прыжков преодолел отделявшее его от стола расстояние и прижал руки банкира к полированной столешнице:
– Не вздумай поднимать тревогу! Поплатишься собственной шкурой!
– Ты сошел с ума! – с придыханием проговорил Вальман. – Если немедленно не уберешься отсюда, то прямиком отправишься в тюрьму!
– Я уберусь не раньше, чем ты выдашь мне чек на полмиллиона франков!
Услышав о такой сумме, банкир внезапно обрел хладнокровие.
– Ты в последний раз просил меня по телефону двадцать тысяч, и я послал тебя к черту, – ехидно произнес Вальман. – Теперь аппетиты растут!
– Не сомневаюсь, что ты безропотно отдашь мне полмиллиона, если не захочешь проститься со своей поганой жизнью, – прошептал Тюренн, выхватив из-за пазухи пистолет.
Банкиру хватило мгновения, чтобы незаметно сдвинуть под столом ногу вправо и надавить носком лакированного ботинка на вмонтированную в пол кнопку.
Теперь Вальман успокоился. Он знал, что через несколько секунд два-три мощных «пежо», набитых хорошо тренированными молодыми полицейскими, сорвутся с места и примчатся к нему.
– Ладно, Франсуа, – великодушно заявил он, – твоя взяла. Я признаюсь, что поступил несправедливо.
– Выписывай чек на полмиллиона! – побагровел Тюренн.
Его мутило от льстивых рассуждений Вальмана, на краю могилы ставшего вдруг кротким, как овечка.
Банкир вытащил из кармашка ручку с золотым пером «Монблан», раскрыл чековую книжку и стал каллиграфическим почерком выписывать чек.
В это время мозг Мишеля лихорадочно отсчитывал секунды. По его расчетам, полицейские машины уже должны были подъезжать к зданию банка Вальмана. Сирены Тюренн не услышит: банк обслуживало специальное полицейское подразделение, главной задачей которого было соблюсти безопасность богатых клиентов. Полицейские принимали все мыслимые меры предосторожности, чтобы не спугнуть бандитов раньше времени и не заставить их в припадке отчаяния покончить со своими жертвами или же попытаться взять их в заложники.
Внезапно Вальман разорвал чек и бросил его в урну.
Тюренн побелел от бешенства. Щелкнув предохранителем, он подбежал к Вальману и прижал холодное дуло ко лбу банкира.
– Что ты делаешь, Франсуа? – отшатнулся финансист. – Да, я разорвал этот чек. Решил переписать его на большую сумму. Ты прав: несправедливость должна быть вознаграждена. Впрочем, коли ты возражаешь… – На физиономии банкира заиграла гнусная улыбочка.
Тюренн опустил пистолет. В глазах бывшего владельца цирка светилось нескрываемое торжество. Благодаря своей смекалке, а где надо и наглости, он победил этого самоуверенного скупого старика!
В ту же секунду за дверью послышалась приглушенная возня. Потом в дверь яростно заколотили чем-то тяжелым.
Тюренн с перекошенным лицом метнулся к банкиру:
– Ты обманул меня, сволочь!
Вальману больше всего хотелось сейчас обратиться в гусеницу и забиться в какую-нибудь щель. Полицейские мощными ударами взломали дверь.
– Руки вверх! – мгновенно оценив обстановку, крикнул командир спецподразделения, ворвавшийся в кабинет первым. Он целился в грудь Тюренна короткоствольным «узи».
Нападение полицейских превратило Тюренна в бешеного зверя. Все достижения цивилизации и блистательные итоги эволюции, в результате которой на Земле возник венец творения – человек разумный – были вмиг отброшены. Не помня себя от ярости, Тюренн наставил пистолет на полицейских и выпустил всю обойму.
Но Франсуа было далеко до профессиональных полицейских. Он лишь слегка ранил командира в плечо. Пуля, начиненная сильнодействующим снотворным, попала в грудь Тюренна, и он бессильно опустился на ковер перед столом Вальмана.
– Не очень-то вы спешили, – упрекнул полицейских банкир. – Если бы не моя смекалка, этот негодяй смог бы вытянуть у меня полмиллиона франков и смыться, не оставив следов!
Польша (Гданьск)
– Да никакой он не полицейский! Неужели не ясно? – кипятился Казимир Лято.
– Может быть, он такой важный чин в министерстве, что боится назвать свое настоящее имя и должность, – отрезал Стефан Мащик.
Оба молча уставились на Герека. Бронислав сидел в старом разбитом кресле на первом этаже скромного особняка в северном предместье Гданьска. Руки и ноги его были прикручены веревками к креслу. Только что к груди Герека подносили раскаленный докрасна паяльник, и он пока еще не пришел в себя. Голова потерявшего от боли сознание Бронислава бессильно свесилась к правому плечу.
– Полицейские сказали, что обдумывают вопрос об обмене этого кретина на сына босса, – угрюмо проговорил Мащик. – Это ровным счетом ничего не значит! Они могут водить нас за нос.
– Черт, – потер вспотевший лоб Лято, – мне почему-то начинает казаться, что мы зря вляпались в это дело!
Мащик с иронией посмотрел на Казимира:
– Ты стал похож на слабонервную барышню…
– У нас один выход: заставить этого кретина заговорить. Под дулом пистолета. Если он будет молчать или в самом деле не имеет никакого отношения к министерству, с ним надо кончать. И побыстрее сматывать удочки. Мы здесь второй день, и мне что-то явно не по себе…
– Да, если полиция доберется сюда… На втором этаже четыреста килограммов взрывчатки!
– Ну, это меня не волнует. Даже если полицейские перевернут вверх дном весь дом, они ничего не обнаружат. Им и в голову не придет искать между балками пола. Кстати, предчувствие может и обманывать меня. Скорее всего, мне только кажется, что полицейские ищейки идут по нашему следу. Но с этим, – кивнул в сторону Герека Казимир Лято, – пора разобраться.
Мащик подошел к Гереку, пощупал пульс. Потом набрал в стоявшем рядом с креслом ведре кружку холодной воды и плеснул Брониславу в лицо.
Герек застонал. Мащик снова окатил его. Пленник приоткрыл помутневшие глаза и тут же закрыл. Ему было страшно глядеть на своих мучителей.
Лято схватил Бронислава за волосы и отчаянно дернул. В руке остался окровавленный клок волос. Гереку пришлось открыть глаза.
– Сейчас, мерзавец, ты либо признаешься, кто ты на самом деле, либо прощайся с жизнью! – прошипел Мащик. Он выхватил пистолет и сунул дуло в рот Брониславу. Герек отчаянно замотал головой, пытаясь освободиться. Но Казимир был настороже. Он вновь схватил Герека за волосы и силой повернул его голову к Мащику.
– Признайся: ты работаешь в министерстве внутренних дел? – прорычал Яцек.
– Помолчи! – вдруг предостерегающе поднял руку Казимир. Он осторожно подошел к приоткрытому окну и выглянул наружу.
Домик, в котором подручные Болеслава Цимкевича пытали Герека, был окружен миниатюрным садом. В нем росли две груши и три куста сирени. Между ними располагались цветочные клумбы. Сейчас деревья стояли еще без листьев и лишь кое-где на земле пробивалась изумрудная травка.
Казимир внимательно осмотрел садик. Ничего подозрительного он не заметил. «С ума сойти можно, – напряженно размышлял Лято, высунувшись из окна. – Слышал же я слабые шорохи…»
Внезапно перед самым носом Казимира взметнулась вверх нога в шнурованном черном ботинке и коричневом галифе. Лято едва успел отшатнуться. Замешкайся он на доли секунды – и мощный удар ногой в грудь повалил бы его на пол.
– Берегись! – заорал он, отбегая в глубь комнаты, но в это время входную дверь уже высаживали мощными ударами ног.
Казимир опрометью бросился на второй этаж, а Мащик застыл перед Гереком с пистолетом в руке. Все произошло так неожиданно, что он даже не нашел в себе силы сопротивляться, когда ребята из группы Кшиштофа Лещинского выбили у него пистолет и скрутили за спиной руки.
Лейтенант Шолтысик участливо склонился над Гереком. Один из бойцов вложил в его руку острый десантный нож, и Шолтысик перерезал путы Герека. Бронислав блаженно потянулся и зло посмотрел на упиравшегося Мащика, которого бойцы уводили к машинам.
В это время затаившийся под диваном на втором этаже Казимир Лято срезал ножом линолеум, раздвинул половицы и достал из кармана зажигалку. Яростно крутанув колесико, он поднес пламя к взрывчатке.
* * *
Кшиштоф Лещинский вылез из своего автомобиля и прислонился спиной к капоту. Его шатало, как пьяного. После «позора в „Окенце“», как окрестили его антитеррористическую миссию злоязычные журналисты, генерал Шимчак подарил ему уникальную возможность отличиться и заставить злопыхателей забыть о неудаче в аэропорту. И снова все его надежды развеялись в дым…
Польша (Варшава)
– Мне кажется, с некоторых пор я нахожусь в центре внимания организаций, претендующих на право охраны государственной безопасности, – криво улыбаясь, заявил Мазовецкий в день отъезда в Германию. – Подтверждение тому – прибытие отряда особого назначения в аэропорт «Окенце». Тогда меня спасла от разоблачения и ареста счастливая случайность. Но больше на подобное рассчитывать не приходится. Дважды в жизни редко везет…
Мазовецкий договорился, что «стингер» в Германию повезут Тадеуш и Анна.
– Вы будете изображать молодоженов. Это у вас хорошо получится.
Однако он решительно воспротивился робкому предложению Тадеуша заключить в целях наилучшей маскировки настоящий брак.
– Анне это ни к чему. Ты можешь попасть в лапы полиции. Тогда достаточно будет поднять твои документы, и Анна попадет под подозрение. А наша борьба должна продолжаться!
Польша (Згожелец)
Мотор подержанного «фольксвагена», на котором ехали Анна и Тадеуш, работал как часы, и к половине шестого вечера заговорщики подъехали к контрольно-пропускному пункту на польско-германской границе в районе Згожелеца.
Увидев длинную очередь автомобилей, Тадеуш заволновался. Не успел он встать в конец, как сзади пристроились новые машины. Очередь двигалась медленно. Тадеуш заглушил мотор, выскочил из «фольксвагена» и подбежал к окошку автомобиля, стоявшего впереди.
– Пан не знает, отчего задержка?
– Вы что, газет не читаете? – изумился сидевший за рулем запыленного «фиата» седоусый поляк. – Немцы ввели ограничение на ввоз спиртного. Не больше трех бутылок водки на человека.
– А вина?
– Вина можно ввозить сколько угодно, – вздохнул водитель. – У немцев оно отличное и они не боятся конкуренции.
Вернувшись в «фольксваген», Тадеуш объяснил:
– Немцы ввели запрет на провоз водки.
Анна спокойно пожала плечами:
– Нас это не должно волновать. Мы спиртное не везем…
– Я бы на твоем месте не был так спокоен! Если они начнут обыскивать автомобиль, то могут наткнуться на «стингер». Он всего лишь прикрыт ковром и бумажными пакетами.
– Ты что, трусишь?
Интонация Анны выражала неприкрытое презрение. Тадеуш в который раз подивился ее выдержке и промолчал.
Очередь подошла через сорок минут. Из фальшивого бензобака «фиата», проходящего осмотр перед ними, немецкие таможенники, не скрывая своего торжества, извлекли двадцать контрабандных бутылок «Выборовой». У Тадеуша сжалось сердце, когда он встал на проверку.
– Молодожены, – произнес Бальцерович на скверном немецком языке. – Решили провести медовый месяц в вашей замечательной стране.
Анна подарила таможеннику самую обаятельную улыбку, на которую была способна.
– У вас великолепная жена! – воскликнул таможенник. – Медовый месяц с ней пролетит быстро!
Он не стал даже досматривать багажник «фольксвагена». Перед ветровым стеклом автомобиля поднялся бело-черный шлагбаум. Машина выехала на широкую автостраду и словно птица понеслась по ней.
Германия (Берлин—Бонн)
В аэропорту «Тегель» Лех взял в аренду у «Хертца» белую «хонду» и не спеша покатил в центр Берлина. Времени у него было предостаточно.
Хотя Лех и был до мозга костей польским патриотом, он не мог не признать, что Берлин по-своему красив. В то время как в Варшаве все деревья стояли еще голые, в парке Тиргартен зеленела трава и тянулись молодыми клейкими листочками к солнцу липы и платаны. Рядом возвышалась величественная громада рейхстага без купола. А за ним в прозрачном воздухе поднимались величественно-помпезные Бранденбургские ворота. Прохожие были одеты ярко, по-весеннему, у большинства на лицах вспыхивали беспричинные улыбки. А в Варшаве веселились в основном иностранные туристы с туго набитыми бумажниками…
Проехав по Унтер-ден-Линден, Мазовецкий стал выбираться из города в направлении на Потсдам-Ганновер. К пяти часам Лех уже въезжал в Бонн.
За аккуратно подстриженными деревьями сверкали витрины дорогих магазинов. Заметив впереди вывеску «Офелия. Меха», Лех поискал глазами свободное место для парковки. В этот момент стоявший между черным «кадиллаком» и синим «вольво» серебристый «мерседес» начал отъезжать от бровки. Лех мгновенно затормозил. «Мерседес» выкатился на дорожное полотно, и поляк немедленно устремился в образовавшийся проем.
По соседству с «кадиллаком» и «вольво» его белая «хонда» выглядела убого. «Зато хозяева этих дорогих лимузинов, в отличие от меня, не имеют шанса оставить свое имя в истории», – утешил себя Лех и вошел под своды «Офелии».
В магазине было всего две покупательницы. Одного взгляда на их туфли «от Тиффани» и сумочки из крокодиловой кожи было достаточно, чтобы понять: эти дамы принадлежат к тому сословию, представителей которого не отпугивают написанные на ценниках «Офелии» цифры.
Лех прошел мимо ряда шуб из меха шиншиллы. Они висели перед огромным зеркалом, занимавшем всю стену. Цены колебались от тридцати до ста пятидесяти тысяч марок.
«Дороговато, но если продать парочку „стингеров“, – немного пофантазировал Лех, – можно было бы собрать деньжат на такую шубейку…»
Мелодичное позвякивание колокольчика у двери возвестило о появлении еще одной покупательницы. Это была Кунигунда фон Мольтке в сопровождении адъютанта ее мужа – капитана Хедемана в сером штатском костюме.
Кунигунда подошла к одной из шиншилловых шуб завораживающего сиреневого оттенка. Капитан накинул ее на плечи министерше.
– Ну, как? – кокетливо изогнувшись перед зеркалом, спросила Кунигунда.
– Вам идет любая одежда, фрау, – с полупоклоном ответил Хедеман. – Но эта шуба вам особенно к лицу.
– Да, но прежде чем покупать такую дорогую шубу, мне придется попросить разрешения у мужа, – со вздохом сказала Кунигунда.
Хедеман повесил шубу обратно на плечики и похлопал по ней, расправляя складки. Бросив прощальный взгляд на шубу, фрау фон Мольтке направилась к выходу.
Дождавшись, когда дверь закроется, Лех подошел к шубе, которая еще хранила тепло жены министра обороны и вооружений. Сделав вид, что рассматривает ценник, поляк незаметно запустил руку в правый карман шубы. Вздохнув, словно и ему пришлось бы спрашивать разрешения на покупку, Лех вышел из магазина.
Мазовецкий сел в машину, немного проехал по улице и припарковал «хонду» у магазина вычислительной техники «Космос». Он отыскал портативный Notebook в самом дальнем конце ряда выставленных для продажи компьютеров. Убедившись, что никто за ним не наблюдает, поляк вставил в компьютер дискетку, извлеченную из кармана шубы, которую положила туда Кунигунда. Через несколько секунд на экране высветился план президентского дворца. Красной стрелкой была обозначена комната, в которой должны были собраться на свое завтрашнее заседание члены кабинета ФРГ.
Шантаж сработал великолепно! За негативы, предъявленные Лехом, Кунигунда готова была выполнить любое его задание.
Услышав шаги приближающегося покупателя, Лех торопливо вывел на дисплей одну из развлекательных программ. По экрану забегали, гоняясь друг за другом, футболисты.
Плотный мужчина в джинсовом костюме, улыбаясь, стоял за спиной Леха и смотрел на игру. Внешне поляк был спокоен, но в его душе клокотала жгучая ненависть к этому типу. Тот, заметив недоброжелательный взгляд, через полминуты отошел. Лех смог снова вывести на дисплей содержимое дискетки Кунигунды.
Заседание кабинета должно было начаться в пять часов в так называемой «Зеленой комнате». Так назвали ее за цвет обоев и штор. Для целей Мазовецкого она подходила более всего, так как была угловой.
Вытащив дискетку из компьютера, он улыбнулся продавцу и вышел из «Космоса».
На улице Лех огляделся по сторонам, но не заметил ничего подозрительного. Он быстро пошел вперед. Вскоре поляка обогнало черное «вольво». Неожиданно водитель резко вывернул руль, и машина, въехав колесом на тротуар, задела Мазовецкого, который, больно стукнувшись затылком об асфальт, ненадолго потерял сознание.
Олег Смирнов выскочил из «вольво» и побежал к распростершемуся поляку. Быстрым движением осмотрел карманы и, наконец, нашел то, что высмотрел еще в «Космосе» – маленькую компьютерную дискетку. Убедившись, что Лех жив, Олег сел в машину, рванувшую с места, и исчез с места происшествия.
Мазовецкий очнулся, протянул руку к ноющему затылку: она была вся в крови. С трудом встав на ноги, он медленно зашагал по улице. В первой же попавшейся поляку аптеке ему оказали первую помощь, забинтовав голову. Теперь Лех чувствовал себя уже совсем неплохо. Судорожными движениями он обшарил карманы. Дискетки не было…