Текст книги "Охота на канцлера"

Автор книги: Платон Обухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Англия – США (Лондон – Нью-Йорк)

Оказавшись на борту «Викинга», Вера Наумова стала гражданкой небольшой республики со своим королем – капитаном корабля и обширными владениями, представлявшими три палубы огромного «Викинга» и трюм, где стояли клетки со слонами, тиграми и лошадьми «Медрано». Норвежский трехцветный флаг развевался на корме и на мачте судна, принадлежавшего богатым судовладельцам братьям Вильхельмсенам из Бергена.

Атлантический океан был на редкость спокоен. Могучие гребные винты неумолимо гнали «Викинг» к берегам Соединенных Штатов. На горизонте не было видно ни единого клочка суши. Это придавало морскому пейзажу особую прелесть.

На «Викинге» жизнь шла во всем ее дивном многообразии. Работали пять баров и три ресторана, крутили фильмы в кинотеатре, пассажиры плавали в двух бассейнах. В обширной оранжерее по веткам тропических деревьев скакали макаки, ползали лемуры, хриплыми голосами перекликались попугаи, проносились в воздухе миниатюрные колибри, а в мутной воде искусственного пруда нежился боливийский кайман по кличке Фредди – главная достопримечательность этого небольшого зоопарка.

Капитан «Викинга», широкоплечий норвежец Арне Йохансен, охотно разрешил Вере совершать прогулки на лошади по верхней палубе. По утрам Альстон неторопливо бежал вокруг бассейна, труб и радиорубки. В первые дни он пугался видневшихся далеко внизу свинцовых вод океана, но потом привык и перестал обращать на них внимание.

* * *

Соломон Гинзбург сидел в одном из баров «Викинга» и увлеченно подсчитывал доходы. Рядом с его локтем росла горка исписанных листков. Про стакан виски с содовой он и думать забыл.

Вера подсела к нему:

– Уже одиннадцать часов. Чего ты все считаешь?

Соломон хитро прищурился.

– Результаты будущих битв. Не удивляйся! Я – тоже полководец. Только в моем подчинении не солдаты, а артисты. Но добыча у меня, как и у военных, одна: золото. Чем его больше, тем лучше.

Под грудой исписанных листков Вера разглядела карту Соединенных Штатов. Она была исчеркана жирными синими и красными линиями.

– Ты бы выпил виски, – насмешливо посоветовала Вера.

– Чего? А, виски… – Соломон послушно поднес стакан к губам. Поперхнувшись, поставил его на место… – Пытаюсь выбрать наилучший маршрут, – отдышавшись, кивнул он на карту. – У меня есть два варианта: либо мы добьемся успеха в маленьких городах и на его волне будем брать такие твердыни, как Чикаго, Торонто, Нью-Йорк, либо сразу ввяжемся в бой… Ты куда?

– На носовую палубу. Подышать воздухом.

За исключением узкой сиреневой полоски там, где солнце недавно опустилось за горизонт, небо над океаном стало темно-синего бархатистого цвета. На нем, словно драгоценности на сафьяновой подкладке, переливались звезды.

Вера ощущала под собой едва заметную мощную дрожь судовых двигателей. Свежий бриз шевелил волосы на голове молодой женщины.

– Мисс Наумофф? – услышала Вера тихий голос.

Перед ней стоял стюард в белоснежной отглаженной форме. В руках у него был серебряный поднос с фирменным конвертом. «Письмо от лорда Уорбертона?» – быстрыми толчками забилось сердце Веры.

– Только что получено с почтового катера, мисс, – поклонившись, передал Вере письмо стюард.

Дождавшись, пока шаги стюарда затихнут, циркачка встала под мощной лампой, заливавшей ярким светом носовую палубу, нетерпеливо разорвала конверт и первым делом взглянула на подпись. Письмо было от Сесиля.

«Я люблю вас. И ничего не могу с собой поделать, ничего! Я полюбил вас с первого взгляда – в Гайд-парке. Неделю назад я написал вам письмо, да только не отправил, разорвал. Что мне делать?»

В ночном воздухе возник нарастающий с каждым мгновением рокот лопастей вертолета. Вера невольно задрала голову вверх и увидела мигающие зеленые и красные огоньки на днище винтокрылой машины. Она на несколько секунд зависла над лайнером, затем развернулась и улетела прочь.

Вера снова поднесла к глазам письмо Сесиля Уорбертона и перечитала его с тихой улыбкой.

– Вера, – услышала она негромкий голос.

Циркачка едва не выронила письмо из рук. Перед ней стоял лорд Генри.

– Я не мог больше оставаться без вас и прилетел сюда на вертолете.

Вера удивленно посмотрела на лорда, неподвижно стоявшего спиной к борту. Она молчала, не зная, что ответить. Уорбертон шагнул к Вере:

– Вы околдовали меня.

Голос лорда прерывался. Он подошел к Вере, схватил ее за руку и почувствовал, как вся она отозвалась на его движение. Вера склонилась к нему, не узнавая сама себя, вся поглощенная и наполненная этой внезапно вспыхнувшей любовью. И лорду Генри казалось, что он существует всего лишь как отражение во влажных глазах Веры. Она положила руки ему на плечи и поцеловала. Его лицо показалось ей огромным.

– Пойдемте. На палубе холодно, – пробормотал наконец лорд Генри.

Хлопнула окованная железом дверь. Пробежав по обитым мягким ворсом ступенькам винтовой лестницы, Вера толкнула спиной дверь своей каюты.

Лорд Генри вошел вслед за ней. Он обнял Веру и почувствовал очертания нежной женской спины, шелк мягких волос, запах духов «Хлоя»… Маленький полураскрытый рот призывал без слов.

Уорбертон слышал только свое участившееся дыхание…

* * *

Целый час выраставший перед глазами Нью-Йоркский порт, блистательный фасад Соединенных Штатов, показался Вере печальным, оттого что был неотделим от предстоящей разлуки с лордом Генри.

Отвернувшись от иллюминатора, она на мгновение припала к Уорбертону, уткнувшись головой в его плечо.

– Господи, – вздохнул Генри, – да не переживай ты так.

Пристав на цыпочки, Вера в последний раз поцеловалась с ним и пошла в трюм. Надо было проведать Альстона. Лошади обычно нервничают перед выгрузкой с парохода на землю.

Германия (Вальхензееталь)

Курт Шпеер охотно принял предложение фон Мольтке поохотиться вместе. Но на этот раз министр обороны и вооружений пригласил творца внешней политики Германии не в окрестности Франкфурта-на-Одере, а в долину озера Вальхензее.

Когда вертолет с опознавательными знаками германских ВВС опустил Шпеера на уютную лужайку, с которой долина была видна как на ладони, у министра иностранных дел захватило дух. Ему никогда раньше не доводилось видеть такой красоты.

Поросшие вечнозелеными елями горы карабкались круто вверх. Их снеговые шапки блистали подобно сахарным головам в лучах яркого альпийского солнца. Сплошной зеленый ковер леса прерывался изумрудным пятном небольшого озера. И над всем этим голубело бездонное небо.

Где-то неподалеку звенел говорливый ручей. Перекликались певчие птицы, деловито постукивали клювами дятлы. Шпеер с особой остротой ощутил, как не хватает ему всего этого в городе, где пение птиц заменяют гудки автомобилей, а траву – истертые полоски асфальта.

Из леса навстречу Шпееру вышел Отто фон Мольтке в охотничьем костюме. На голове у него красовалась тирольская шапочка с серебряной пряжкой и кокетливым серым перышком.

За ним следовал один из адъютантов министра – майор Клинсман. Он держал в руке охотничье ружье фон Мольтке и большую зеленую сумку.

– Если хотите, для вас здесь есть охотничий костюм, – сказал Отто, дружески обняв Шпеера.

Министр иностранных дел с помощью майора облачился в зеленый костюм и надел тирольскую шапочку.

Отто предоставил ему на выбор три ружья – «Айа Шервуд», «Беретту С 686» и «Браунинг». Взвесив ружья на руке, Шпеер остановился на «Айа Шервуд», ложе и приклад которой были инкрустированы серебром и перламутром.

– Вообще-то часть этой долины принадлежит Австрии. Там за рекой Изар – их заповедник Карвендельгебирге, – сделал широкий жест Отто. – Но поскольку с Австрией ее связывают лишь совершенно непроходимые зимой горные тропы, в экономическом отношении Вальхензееталь всегда оставалась частью Германии. Год назад мы резко ограничили въезд сюда туристов и предложили жителям трех здешних деревень Гармиш-Партенкирхен, Кохель и Шарниц содержать в порядке лес и разводить диких животных. Результаты не замедлили сказаться… Смотрите сами! – воскликнул фон Мольтке, указывая на выпорхнувшую из-под куста боярышника дрофу.

Шпеер поднял было ружье, но министр обороны и вооружений мягко опустил ствол вниз:

– Не торопитесь…

Вслед за Клинсманом они стали подниматься в гору. Через несколько минут у Шпеера закололо в боку, а по упругой походке фон Мольтке даже не чувствовалось, что он хоть немного устал.

Наконец Шпеер не выдержал:

– Я не успеваю за вами! – крикнул он.

– Привал, – мгновенно распорядился Отто.

Клинсман расстелил под огромной столетней елью большой кусок брезента. Министры с комфортом растянулись на нем. Усыпанная иголками почва оказалась такой мягкой, что лежать на ней было даже удобнее, чем на матрасе.

– Открой-ка бутылку «Рейнрислинга», Клинсман, и достань бутерброды! – приказал фон Мольтке.

Подкрепившись, охотники продолжили путь. Шпеер полной грудью вдыхал альпийский воздух. Наконец они дошли до места, где высокие ели, постепенно снижаясь, переходили в луговину. Среди некошеной травы выделялись заросли рододендронов и черники, яркими точками горели примулы и цикламены. А дальше шли уже скалы и ледники.

– Теперь – тихо! – прошептал Отто.

Он выставил левую ногу вперед и щелкнул предохранителем.

Казалось, животные гор поняли, зачем к ним пришли эти мужчины, потому что над лугом повисла напряженная тишина. Даже дятлы, стук которых постоянно сопровождал охотников, внезапно замолкли.

В этот момент Шпеер заметил белого с черным кончиком хвоста горностая, устроившегося на сером плоском камне рядом с кустом черники. Его маленькая головка быстро поворачивалась во все стороны, находясь в постоянном движении.

Министр вскинул ружье и выстрелил. Предостерегающий крик Отто прозвучал слишком поздно.

Шпеер давно не охотился. Пуля угодила в основание хвоста горностая и оторвала его. Покалеченный зверек с резким криком устремился на обидчика. Прежде чем Шпеер успел что-либо понять, горностай вцепился ему в шею. В довершение беды на крик подбитого зверька прибежали его сородичи и не замедлили наброситься на министра иностранных дел.

Фон Мольтке только и успевал перезаряжать свою двустволку. Он убил шесть зверьков. Тем временем майор Клинсман с трудом оторвал от Курта раненое животное. Горностай успел все же сильно искусать руки, лицо и затылок Шпеера.

– Черт, – с трудом переводя дыхание, проговорил фон Мольтке, – мне надо было вас предупредить, что здешние горностаи очень агрессивны. Стоит хотя бы случайно задеть одного, как все остальные бросаются мстить…

– Ничего, – пробормотал Шпеер, прикладывая поданный Клинсманом платок к ранам. – Ничего…

– Может быть, прекратим охоту? Вам надо показаться врачу! – обеспокоенно взглянул на него Отто.

– Не волнуйтесь…

– Тогда придется подняться выше. Выстрелы напугали крупных зверей, и они долго не приблизятся к этому месту.

Шпеер кивнул. Клинсман подхватил его ружье, зеленую сумку. Цепочка охотников двинулась вперед.

Через несколько десятков метров луг круто обрывался в глубокую ложбину. С другой стороны возвышался высокий уступ. Сквозь покрывавший его плотный ковер травы торчали похожие на кости гигантских доисторических животных валуны.

Спускаться приходилось очень осторожно. Утренняя роса, блестящим бисером окропившая траву и кустарники, еще не успела испариться. Подошвы ног скользили. Охотникам то и дело приходилось хвататься пальцами за пучки травы, чтобы удержаться на склоне.

Но подъем на высокий уступ оказался в несколько раз опаснее и труднее спуска в ложбину. Несколько раз Шпееру казалось, что еще мгновение – и он сорвется вниз. Однако вид уверенно карабкавшегося вверх фон Мольтке возвращал министру уверенность, и он продолжал восхождение.

Наконец усилия охотников были вознаграждены. Они стояли на широком плоском уступе, с которого открывался дивный вид на долину и казавшиеся игрушечными домики деревни Шарниц. С противоположной стороны вырастала гора-трехтысячник Гросглокнер. Ее склоны, покрытые внизу серыми лишайниками, а вверху блестевшие от снега, льда и инея, почти отвесно поднимались к небу. Лишь на самом верху стены сужались и переходили в подобие египетской пирамиды, увенчивающей Гросглокнер.

А между склонами горы и охотниками застыло стадо альпийских каменных козлов – козерогов. Оно состояло из двух стройных самцов с метровыми рогами, косо согнутыми назад, трех самок, рога которых были гораздо меньше, и пятерых козлят. Мех у всех был грубый и густой, но разной окраски: у самцов и самок – желтоватый, у козлят – серый.

Альпийские каменные козлы не заметили появления людей, так как ветер дул охотникам в лицо, когда они карабкались вверх по уступу. Но теперь, выйдя из состояния столбняка, козлы кинулись к почти отвесному откосу.

Шпееру показалось, что козлами овладело безграничное отчаяние. Одного взгляда на гору было достаточно для того, чтобы понять: взобраться по ней вверх и уйти за пределы досягаемости охотников – невозможно.

Но когда козлы подбежали к горе, у Шпеера глаза полезли на лоб. Животные стали смело взбираться на склон и с каждой секундой поднимались все выше и выше. При этом козлята, чья серая окраска идеально подходила под цвет покрывавшего камни лишайника, стали едва различимы.

– Каменные козлы с удивительной легкостью лазают по горам, – улыбаясь, проговорил Отто. – Неровности каменной стены, которые едва различает человеческий глаз на близком расстоянии, для них достаточны, чтобы удержаться. А щели в скале и небольшие ямки, которые неизбежно образуются при выветривании, служат им ступеньками. Но теперь – за дело!

Вскинув ружье, он дважды выстрелил в голову одному из самцов. Козел с жалобным блеянием рухнул вниз. Шпеер прицелился в самку и плавно нажал на спусковой крючок. Но в момент выстрела она скакнула вверх и пуля лишь выбила несколько кусочков камня в том месте, где только что находилась голова самки.

– Черт, – выругался Курт.

Клинсман проворно перезарядил его ружье. Шпеер снова прицелился. На этот раз он решил не ждать и сразу нажал на спусковой крючок, как только мушка совпала с туловищем самки.

Но то ли его рука слишком дрожала от возбуждения, то ли внезапно налетевший порыв горного ветра изменил траекторию полета пули, однако и на этот раз министр иностранных дел промазал.

– Наверное, у вас непристрелянное ружье, – заметил Отто и протянул Шпееру свою двустволку. – Попытайте счастья с этим!

Курт повертел в руках двустволку фон Мольтке, стараясь привыкнуть к ней. Она была в полтора раза тяжелее его ружья. Вздохнув, вдавил приклад в плечо. Немножко «потанцевал» ногами, стремясь поймать то положение, которое обеспечит наибольшее равновесие при стрельбе.

Самка, которую хотел убить Шпеер, успела за это время подняться еще выше. С каждой новой минутой поразить ее становилось все труднее. Курт решил не терять времени.

Первый выстрел оказался неудачным. Но в двустволке имелся второй патрон. Пулей из него Шпеер сумел прострелить бедро козлихе.

Она жалобно взвыла и принялась сучить раненой правой ногой, стремясь удержаться на горе. Остальные козлы, до этого отчаянно рвавшиеся вверх, застыли, глядя на изнемогающую самку.

Козлиха еще несколько секунд судорожно удерживалась на скальной поверхности, но вскоре силы изменили самке, и она полетела вниз. Несколько секунд спустя глухой звук падения возвестил о ее гибели.

– Как она боролась за жизнь! – прищурившись, заметил Отто. – Совсем как человек – до конца!

Шпеер вернул ему ружье и пошел смотреть на свою добычу. Подстреленная самка весила не меньше восьмидесяти килограмм. Он вопросительно взглянул на Отто. Фон Мольтке прочитал его мысли:

– Когда мы пообедаем, нас и туши козлов заберет вертолет.

Зеленая сумка майора Клинсмана оказалась настоящей скатертью-самобранкой: адъютант фон Мольтке извлек из нее и расставил на белоснежной скатерти две бутылки «Шато д’Икем», русскую черную икру, лимоны, две тарелки с шампиньонами, анчоусы и пиццу. Благодаря термосу, шампиньоны и пицца были горячими, словно их только что сняли с плиты.

Министры принялись за еду, а Клинсман отправился осматривать туши альпийских козерогов.

– Сегодня в пять заседание кабинета, – обронил фон Мольтке.

– Да… – неопределенно протянул Шпеер.

– Вертолет прибудет через десять минут и нам как раз хватит времени распить «Шато д’Икем», – заметил фон Мольтке, разливая вино в высокие хрустальные бокалы.

– А ведь вы были бы рады, если бы горностай загрыз меня насмерть! – неожиданно сказал Шпеер.

Рука Отто с бокалом замерла в воздухе.

– Впрочем, если бы на моем месте оказался Гельмут Фишер, вы были бы еще более счастливы. А горностая наградили бы всеми военными орденами Германии!

Фон Мольтке медленно опустил бокал на скатерть:

– Что с вами, Курт?

– Вы, очевидно, держали меня за идиота. Но я оказался гораздо умнее, чем вы предполагали, Отто, – с ненавистью отозвался Шпеер. – Мне с самого начала было ясно, что вся демагогическая игра, которую вы затеяли вокруг проблемы безопасности канцлера, не более чем прикрытие, маскирующее ваш истинный замысел. Вы не собирались мешать ликвидации Фишера, чтобы попытаться занять его место. А вся ваша так называемая забота о его безопасности – что-то вроде алиби, которое вы старательно создавали на протяжении последних шести месяцев.

– Я не понимаю вас, герр Шпеер! – торжественно произнес фон Мольтке.

– Вы старательно создавали образ германского патриота, истового служаки, больше всего на свете озабоченного престижем родины, – отхлебнув вина, продолжал Шпеер. Он словно не расслышал реплики фон Мольтке. – Но за этой маской скрывается человек, алчно жаждущий власти и готовый ради этого на все!

– За кого вы меня принимаете? – удивленно спросил фон Мольтке.

– Не беспокойтесь! Бесспорных доказательств у меня нет. Вы слишком хитры и умело скрываете свои замыслы. Но вас выдают глаза, выражение лица, складки на нем. Достаточно внимательно понаблюдать за вами, когда вы находитесь в обществе Гельмута.

Шпеер допил вино, поставил пустой бокал на скатерть. В слегка разреженном горном воздухе послышался нарастающий рокот вертолета.

– Я высказал все, что давно копилось у меня на душе. Думаю, вам лучше знать это. Но все равно спасибо за великолепную охоту…

Германия (Бад-Эмс)

Яцек Михник и Войцех Куронь сидели за столиком открытого кафе перед ратушей городка Бад-Эмс и потягивали пиво. Время от времени Михник озирался по сторонам. Наконец он заметил высокую стройную девушку в черной кожаной куртке и таких же брюках. Она уселась за свободный столик, спиной к ратуше, и заказала рюмку красного вина.

– Действуй! – прошептал Куронь Михнику. – Это явно местная уроженка, которая изнывает от безделья.

Михник встал, одернул легкую серую куртку, заменявшую ему пиджак, и подошел к незнакомке. Учтиво поклонившись, он попросил разрешения присесть рядом. Официант принес вино. Яцек заказал то же самое и кинулся в атаку.

– Я и мой друг проводим в Германии две недели отпуска. Побывали в Берлине, Мюнхене, Дюссельдорфе, Майнце, осмотрели все картинные галереи и архитектурные памятники и решили завершить путешествие прогулкой на лодке по Рейну. Но вот беда – мы не взяли с собой жен, а без женского общества любое путешествие становится унылым. Не составите ли нам компанию?

Девушка допила вино, оценивающе взглянула на Яцека. Михник, словно невзначай, поднял левую руку и на его запястье блеснул золотой «Ролекс». Девушка полезла было в сумочку за сигаретами, но поляк предупредительно протянул ей свои «Мальборо» и щелкнул зажигалкой.

– Сабина, – представилась девушка.

– Якоб.

– Вилли, – назвал себя подошедший Куронь. – Сабина, мы в этом городке впервые. Вы не поможете нам найти агентство, где можно нанять катер?

– Конечно, помогу, – улыбнулась девушка. – И давайте сразу перейдем на «ты».

Германия (Бонн)

– Сабина… мы причаливаем! – послышался обеспокоенный голос Яцека Михника. Куронь только что шепнул ему, что через десять минут катер достигнет предместий Бонна.

– Ну и что! – капризно воскликнула девушка и еще крепче прижала Яцека к своей груди. – Неужели тебе плохо со мной?

– Что ты, напротив, – забормотал Михник, – но…

– Тогда еще раз покажи, на что ты способен!

Сабина неистово сжала Яцека в объятиях, и поляк почувствовал, как в нем против воли просыпается желание.

– Якоб, пора!

Резкий голос Куроня заставил Яцека прийти в себя. Он с сожалением оторвал от себя девушку и, скрипя зубами, произнес:

– Одевайся. Мы причаливаем.

Сабина обиженно взглянула на поляка, но Яцек уже отвернулся от нее.

Девушка фыркнула и пошла в каюту одеваться. Куронь в это время стоял в рубке и внимательно следил за облицованными красноватым гранитом берегами Рейна. Часы показывали 4.20. Они находились уже в черте города.

Произведя некоторые вычисления, Куронь увеличил скорость катера и в 4.29 причалил к лодочной стоянке на левом берегу невдалеке от президентского дворца.

Сабина и Яцек выбрались на палубу катера. Вид у девушки был донельзя хмурый. Ветер, гнавший упругую короткую волну по темной поверхности реки, растрепал ее длинные волосы.

– Я никогда не встречал такой красотки, – задорно сказал Яцек и обнял Сабину за плечи. – Давайте посидим в ресторане. А потом погуляем по городу. Может, придумаем что-то еще более заманчивое…

Глаза Яцека стали масляными.

Сабина перестала дуться и рассмеялась:

– С тобой не соскучишься, Якоб!

* * *

Лех взял карту Бонна и нарисовал на набережной красный крест:

– Здесь тебя будет ждать катер.

– Как я узнаю его? – спросил Тадеуш, натягивая чехол на «стингер». Он только что проверил ракету. Она была в исправности.

– Яцек и Войцех поднимут датский флаг – красный с белым крестом.

– Похож на польский, – усмехнулся Тадеуш. – Надеюсь, он принесет мне удачу.

– Удачу может принести только хладнокровие и твердая рука. Ты хорошо запомнил, где находится «Зеленая комната»?

– Да.

– Счастья тебе. – Лех поцеловал Бальцеровича в лоб и проводил до двери номера.

Он ничего не сказал друзьям о пропавшей дискетке. Но, по-правде говоря, и не придал этому большого значения. Может быть, она просто выпала во время дорожного происшествия? А если и нет, менять план было уже слишком поздно.

* * *

– Я ведь могу и не вернуться.

– Надейся на лучшее, – пробормотала Анна. Она прибавила газу, но так и не успела проскочить на желтый сигнал светофора. Стюардесса досадливо хлопнула ладонями по рулевому колесу белой «хонды».

– Анна… – голос Бальцеровича дрогнул. – Я благодарен тебе за то, что узнал счастье в твоих объятиях.

Карбовская нахмурилась. Когда на светофоре загорелся зеленый огонек, она резко тронула с места и, проехав около пятисот метров, остановилась у обочины. Потом повернулась к Тадеушу:

– Я тоже благодарна тебе за любовь. Прекрати разговоры о том, что ты можешь не вернуться! – Она прижалась к узким губам Тадеуша, крепко поцеловала его и ободряющее добавила: – Не вешай носа! Все будет хорошо! Ты убьешь канцлера, и мы, как договорились, отправимся на какой-нибудь необитаемый остров в Тихом океане!

Больше они не останавливались. В тридцати метрах от катера Анна высадила Тадеуша, и поляк потащил «стингер» к катеру.

* * *

В ресторане «Елисейские поля» поляки заказали роскошный обед: айсбайн, шампанское, икра, омары, миноги, мороженое с фисташками. Яцек не переставал расточать Сабине комплименты. Девушка расцветала на глазах. Она еще никогда не проводила время в такой приятной компании.

Когда они приступили к миногам, Яцек внезапно застонал и схватился за живот. Сабина с тревогой посмотрела на него. Войцех с беспокойством откинул кресло в сторону и подошел к другу. Михник что-то слабо прошептал.

– Что с ним? – спросила Сабина.

– Наверное, омары. Сейчас отведу его в туалет. Думаю, все уладится… Он взял Михника за плечи и повел к уборным. К ним подбежал встревоженный официант и поддержал поляка с другого бока.

Сабина доела миноги, выпила бокал шампанского. Прошло уже десять минут, а Якоб и Вилли не возвращались.

«Такой хороший ужин – и надо же, расстроился желудок…» – подумала Сабина, принимаясь за мороженое.

Время шло, а поляки по-прежнему отсутствовали. Сабина забеспокоилась и обратилась к официанту, помогавшему Якобу добраться до туалета:

– Не знаете, куда запропастились двое молодых людей?

– Как куда? Уехали в отель.

– Какой?

– Не знаю, – пожал плечами официант. – Сказали лишь, что один из них почувствовал себя плохо и вы расплатитесь за ужин. Ведь вы были с ними? Тот, другой господин, который не был болен, выходя из ресторана, шепнул мне, что оставил вам деньги…

* * *

С мостика Тадеуш ясно видел шпили башен президентского дворца. Мотор катера работал на самых низких оборотах. Через три-четыре минуты катер проплывет мимо окон «Зеленой комнаты», выходящих на Рейн.

Часы показывали 4.59. Тадеуш начал распаковывать «стингер».

* * *

Курт Шпеер первым получил слово для доклада о германо-польских отношениях. Он встал, расправил в руках странички и стал зачитывать параграф за параграфом. Время от времени министр останавливался, чтобы ответить на вопросы, которые возникали по ходу доклада.

Отто фон Мольтке, поджав губы, злобно следил за ним. Он не мог забыть утреннего инцидента в Вальхензеетале. «Если уж он заподозрил меня во всех смертных грехах, то нечего было давать указания Клинсману, куда доставить тушу альпийского козерога!» – с обидой подумал Отто.

Внезапно двери «Зеленой комнаты» распахнулись. В нее стремительно вошел Курт Хаусхофер.

Шпеер оборвал себя на полуслове. Канцлер недовольно взглянул на начальника военной разведки и контрразведки. Потом перевел взгляд на Отто фон Мольтке. Министр пожал плечами. Он не имел понятия, чем вызвано вторжение Хаусхофера.

Курт наклонился к уху канцлера и что-то взволнованно зашептал ему на ухо. До фон Мольтке донеслись последние слова Хаусхофера: «Дело касается также министра обороны и шефа службы безопасности».

Канцлер поднялся со своего председательского места и сумрачно заявил:

– Прошу извинить меня. Вместе с господами фон Мольтке и Роммелем мне придется на минуту покинуть вас.

Четверо высших должностных лиц Германии потянулись к выходу из «Зеленой комнаты».

Когда фон Мольтке последним выходил из комнаты, он обернулся и встретил презрительный взгляд министра иностранных дел. Отто нахмурился, опустил голову и поспешил покинуть помещение.

– Только что получено сообщение о том, что группа польских террористов собирается произвести выстрел управляемой ракетой типа «стингер» по «Зеленой комнате» около пяти часов! – слегка шепелявя от волнения, произнес Хаусхофер.

Фишер посмотрел на Роммеля. Шеф службы безопасности покачал головой. Его ведомство такие сигналы не получало. Канцлер бросил взгляд на стрелки больших круглых часов, висевших под потолком.

– Уже пятнадцать минут шестого, а ни одна ракета не влетела в окна «Зеленой комнаты». Нецелесообразно из-за такого пустяка прерывать важное заседание кабинета.

– Но, господин канцлер, сведения поступили от агента ЦРУ, русского разведчика Смирнова, который давно работает на американцев. А он дело свое знает.

– А, русский, – заметил канцлер, – вот уж кому я ни на грош не верю.

Хаусхофер хотел еще что-то сказать, но под холодным взглядом канцлера осекся и вслед за ним вышел из кабинета.

* * *

Взрыв «стингера» унес жизни почти всех членов германского кабинета, кроме случайно оставшихся в живых канцлера, министра обороны и вооружений и начальников двух служб безопасности.

Полиция наглухо перекрыла все выезды из Бонна. Начались тотальные обыски.

Прошел уже час с момента взрыва, но поиски террористов не принесли положительных результатов. Эксперты установили, что взрыв в «Зеленой комнате» произведен ракетой типа «стингер». А ее могли запустить откуда угодно – из любого дома на правом берегу Рейна, с вертолета или из кузова грузовика.

Полиция не смогла найти даже свидетелей выстрела. Лишь одна пенсионерка, выгуливавшая собачку на площади перед президентским дворцом, утверждала, что слышала со стороны Рейна звук, напоминающий выстрел.

На всякий случай полицейским было дано распоряжение осмотреть все суда, плававшие по Рейну с половины пятого до половины шестого.

Но Тадеуш Бальцерович, сошедший с катера на берег через четыре минуты в окрестностях Кельна, давно добрался до города и сейчас блаженствовал в мягком кресле курьерского поезда, мчавшегося по маршруту Кельн – Гамбург.

* * *

– Ну, вот и все, – сказала Анна Леху, когда на экране телевизора в доме, где Мазовецкий снял квартиру, в последний раз мелькнули кадры хроники из президентского дворца. – Тадеуш честно выполнил свой долг. Он не мог предугадать, что канцлер именно в этот момент покинет «Зеленую комнату». Сейчас я поеду в Гамбург. Мы возьмем билеты до Папеэте и попробуем пожить на каком-нибудь диком тихоокеанском острове…

– Подожди…

Лех достал из сумки вчетверо сложенную газету небольшого формата. Анна с удивлением узнала «Вестник министерства внутренних дел Польши».

– Репортеру «Сейчас» доступны даже закрытые газеты серьезных ведомств, – усмехнулся Лех. – Прочитай заметку на второй странице под заголовком: «Кшиштоф Лещинский уходит в отставку».

Прочитав газету, Анна закусила нижнюю губу. Ее плечи опустились, и она даже не стала поправлять упавшей на лоб пряди.

– Скажу честно: я с самого начала не был на сто процентов уверен в Тадеуше. Как видно, он не стал убивать Бронислава сразу и позволил болтливому еврею произнести щемящую душу исповедь. Скорее всего, Герек пообещал твоему другу навсегда исчезнуть – уехать в Азию или Африку, взять новое имя и затаиться до конца жизни в глухом уголке света, в котором его никто никогда не потревожит. Разумеется, как только Тадеуш отпустил его, Герек побежал в полицию. Но то ли вышла какая-то накладка и он не успел донести на нашу организацию, то ли…

– Что? – глухо спросила Анна.

– То ли кое-какие функционеры в польских органах государственной безопасности, к которым попала информация от Герека, сочувствуют целям нашего движения. Ведь в Польше сейчас трудно встретить человека, который был бы доволен возрождением германской военной машины…

– Ты думаешь, те, кому по долгу службы следовало ликвидировать нашу организацию, предпочли вместо этого заткнуть рот Гереку?

– Если моя теория верна, то ради смерти канцлера эти поляки готовы пожертвовать десятками тысяч Гереков. Но что тебе делать с Тадеушем – решай сама. Тут я не указчик.

Он довел Анну до двери квартиры, крепко сжал руку стюардессе:

– Будь осторожна. Сейчас немецкие полицейские подобны голодным волкам, шныряющим в поисках добычи!

Рука Анны показалась Леху безвольно вялой и очень холодной.