Текст книги "Судьба Десятой"

Автор книги: Питтакус Лор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Тебе не победить, дедушка, – говорит она. – Прощай.

А потом Элла навзничь падает в лориенскую энергию.

Сетракус Ра издает вопль и бросается вперед, но уже слишком поздно. Нас буквально ослепляет яркая вспышка света. Тело Эллы, теперь практически один силуэт, зависает в воздухе, словно застряв между лориенским колодцем и механизмом Сетракуса Ра. На секунду ее тело скручивается и корчится, выгибаясь от боли, а в следующий миг из колодца вырывается порыв энергии, с которым аппарат Сетракуса Ра уже не может совладать. Приборы на нем взрываются фонтаном искр, и лоралитовые знаки тают от обжигающего жара. В то же самое время тело Эллы словно распадается на части – оно все еще парит в волнах энергии, но я уже вижу сквозь него, словно все клетки ее тела расходятся в разных направлениях.

В следующую секунду тело Эллы выбрасывает из энергетического потока. Ее, словно дымящуюся тряпичную куклу, отшвыривает на одну из стенок воронки. Потом свет от энергии Лориен рассеивается и уходит под землю, в то время как труба Сетракуса Ра издает скрежещущий звук и разваливается на части. Искореженные металлические обломки погребают под собой лориенский колодец.

Сетракус Ра неверующе пялится на разрушенную машину. А я впервые вижу старого ублюдка в состоянии полной растерянности.

Марина тут же срывается с места, бросая тело Адама и кидаясь к Элле. Ее Наследия все еще не действуют, так что, когда она кладет руки на Эллу, ничего не происходит. Все равно уже слишком поздно.

Мне не нужно видеть катящиеся по щекам Марины слезы, чтобы все понять. Элла мертва.

Пока Сетракус Ра с несчастным видом уставился на тело внучки, я подбираю самый большой камень из всех доступных.

А затем трескаю им его по затылку.

Из открывшейся раны начинает течь кровь. Могадорское заклинание сломано.

Мое нападение приводит Сетракуса Ра в чувство. Взревев, он круто оборачивается ко мне и заносит гигантский меч над головой.

Он уже собирается обрушить на меня эту железяку, когда его глаза (обычно пустые черные провалы) заполняет голубое свечение лориенской энергии. Меч выпадает из рук Сетракуса Ра, и лидер могадорцев, убийца моего народа, а также уничтожитель миров, падает в обморок прямо у моих ног.

Я в шоке поворачиваюсь взглянуть на Марину, но обнаруживаю ее в таком же обмороке. Да что за чертовщина?!

Элла. От нее исходит свечение лориенской энергии – оно вырывается из ее глаз, рта, ушей – отовсюду. То же самое происходило, когда Сущность оживила труп Восьмого.

Из кончика ее пальца навстречу мне вырывается луч лориенской энергии. Он попадает мне прямо в лоб. Я опускаюсь на колени, чувствуя, что теряю сознание. Я смотрю на Эллу… или то, что она теперь собой представляет. Из ее тела вырываются другие вспышки лориенской энергии и разлетаются в стороны, словно кометы. Они устремляются дальше от воронки, направляясь… куда? Я не знаю. Я не знаю, что происходит с ней, с Сущностью или с ними обоими.

Я просто знаю, что это – мой шанс.

– Не сейчас! – ору я, борясь с легкой сонливостью, которую пытается на меня наслать лориенская энергия. – Элла! Лориен! Стойте! Я… я могу его убить!

Но потом я отключаюсь. Меня затянуло в тот же самый искусственный сон, что и Марину с Сетракусом Ра.

Следующая картина, предстающая перед моими… перед нашими глазами – место, где все и началось.

Глава 19

ЭЛЛА

Так вот, каково это – быть мертвой.

Я парю над своим телом и едва себя узнаю. Мой дед… начал превращать меня в такого же монстра, как и он сам. Едва верится, что сломанная и изможденная девочка внизу – это я. Или точнее, была мной. Марина кладет руки на мое тело, пытаясь вернуть меня к жизни, несмотря на то, что ее Наследия заблокированы. Грустно видеть ее в таком убитом состоянии.

Мне не хочется возвращаться в это тело. Это такое облегчение – быть вне его. Больше нет боли, и впервые за долгое время я наконец–то способна ясно мыслить.

Вообще–то, довольно странно, что я могу думать, учитывая, что я, ну знаете… мертва. Полагаю, именно это и есть жизнь после смерти.

Подо мной остальные – Марина, Шестая, Сетракус Ра – все движутся как в супер замедленной съемке. Мне видно очень многое: как в воздухе до сих пор летают бесконечно маленькие частички разгромленного храма; бисеринки холодного пота, проступившие на загривке у моего деда; пульсацию светящейся лориенской энергии в каждом из них, даже в Сетракусе Ра. Я вижу все до последней детали.

Как такое возможно?

Я лишь хотела избавиться от власти Сетракуса Ра, разрушить его мерзкие могадорские чары, чтобы он больше не мог держать меня в заложницах. Я хотела помочь друзьям, и нечто подсказало мне, что лучший способ сделать это – броситься в тот водоворот энергии. Понимала, что умру и почти смирилась с этим. Как же хорошо, что за чертой не только тьма и черви. Однако, каким бы ни был следующий этап, я надеюсь, он не будет заключаться в одном лишь наблюдении за тем, как те, кто мне дорог, в замедленном темпе сражаются не на жизнь, а на смерть.

«Элла».

Голос раздается со всех сторон. И не один, а множество. Тысячи голосов. Немыслимо, но среди этого хора я выделяю знакомые: Крэйтон, Аделина, Восьмой. Они зовут меня.

«Тебя еще ждут дела».

Я падаю к земле и своему телу. На миг меня захлестывает паника. Неужели я вернусь в свою старую шкуру, чтобы снова стать марионеткой собственного деда? Но потом меня внезапно омывает чувство спокойствия, словно меня завернули в теплое одеяло. Ничто не может мне навредить, только не сейчас.

Земля приближается, но удара не наступает, вместо этого я продолжаю падение – прохожу сквозь почву и камни и вскоре погружаюсь в полную темноту. Кажется, я больше не падаю, а скорее парю в космосе – ни гравитации, ни тяжести, а лишь бесконечно мирное течение. Я теряю понимание, где верх, а где низ, какой путь ведет обратно в мир, к моим друзьям и моему телу. В данный момент это кажется неважным. Наверное, мне бы следовало сходить с ума, однако каким–то образом я знаю, что я в безопасности.

Медленно вокруг меня начинает загораться свет – это тысячи ярко–голубых искорок. Они плавают вокруг меня, словно пылинки в луче солнца. Они в точности, как лориенская энергия, в которую я нырнула. Частички расширяются и сжимаются, напоминая легкие. Иногда они сливаются в неясные формы, а затем быстро рассыпаются.

Откуда–то у меня появляется чувство, что за мной наблюдают.

Подо мной появляется энергетическая сеть, и я уже не чувствую, будто плыву или падаю. Скорее, похоже, будто меня поддерживают гигантские ладони. Я расслаблена, и мне уютно, как будто я могу нежиться здесь вечно. Это так отличается от ада последних дней, когда любое проявление собственной воли немедленно оборачивалось дикой болью. Часть меня хочет отключить мысли и просто позволить тому, что со мной происходит, растянуться на вечность, но другая часть знает, что мои друзья все еще продолжают бороться за мир людей. Я обязана постараться помочь.

– Ау? – зову я, проверяя, могу ли я говорить. Я слышу свой голос, хотя не чувствую, что у меня до сих пор есть рот, легкие или тело. Когда я общаюсь телепатически, все по–другому, словно некоторые из моих мыслей громче других, и именно их я транслирую остальным.

«Привет, Элла» – отвечает голос. Передо мной медленно плавают сгустки энергии, пульсируя в такт голосу. Странно, но я чувствую себя абсолютно нормально, болтая с кучкой неоновых светлячков.

– Я мертва? – интересуюсь я. – Это рай или нечто вроде того?

Я чувствую легкое, но не самое приятное покалывание там, где по идее должна быть моя кожа. По–видимому, такие ощущения рождаются, когда это существо смеется.

«Нет, дитя, это не рай. И твоя смерть – лишь временное состояние. Когда придет время, я восстановлю твою физическую оболочку».

– О-о, – следующие слова я произношу не сразу: – А что если я не хочу обратно?

«Захочешь».

«Не будь так уверен, приятель», – думаю я, но вслух не произношу.

– Итак… что это за место?

«Ты отвергла свое тело и, используя свой телепатический дар, спряталась в моем разуме. Соединила свое сознание с моим. Могла ли ты предположить, что на такое способна, дитя?

– Э-э, нет.

«Вот и я о том же. Это было крайне опасно, юная Элла. Мой разум огромен и простирается не только в пространстве, но и во времени моего существования. Я оградил тебя от этого знания, чтобы не переполнить тебя».

Наверное, именно поэтому мне так уютно в этой тьме, бестелесной и убаюканной чистейшей лориенской энергией. Потому что Сущность Лориен позаботилась обо мне.

– Спасибо, – благодарю я.

«Всегда, пожалуйста».

Тут мне приходит на ум, что не дурно бы задать важные вопросы. Не каждый день удается разделить разум с божественной энергией.

– Что именно ты из себя представляешь?

«Я – есть я. Источник».

– Ага. Так и как же мне лучше к тебе обращаться?

Голос отвечает после короткой заминки, но точечки энергии ни на миг не прерывают своего движения напротив меня.

«Меня называли по–разному. Однажды, я был Лориен. Сейчас, я – Земля. Твои друзья назвали меня Сущностью.

Значит вот, что скрывалось под Святилищем, то за чем охотился Сетракус Ра. Марина и остальные ребята, должно быть, разговаривали с этим существом прежде, чем его убежище было взорвано к чертям. Сущность… по–моему, звучит слишком формально, чуждо и холодно. У меня оно вызывает совершенно другие ощущения.

– Я буду звать тебя – Наследие, – решаю я.

«Как пожелаешь, дитя».

«Наследие» – звучит так спокойно. А ведь всего лишь несколько минут назад Анубис высасывал его из–под земли здоровенной механической соломинкой.

– Мой дед не навредил тебе, когда стал вытягивать тебя из Земли? – спрашиваю я.

«Он не может навредить мне. Лишь изменить. А изменившись, я уже не буду собой, и, значит, боль уже не будет принадлежать мне».

– Ясно, – отвечаю я, не испытывая ни капли понимания. – Так что, ты теперь, типа, заперт на борту Анубиса?

«Лишь малая моя часть, дитя. Я существую во многих местах. Твой дед прежде уже пытался взять меня на исследования, но я значительно превосхожу размерами его представления обо мне. Идем. Я покажу тебе».

Прежде чем я успеваю хотя бы спросить: «Идем – куда?», меня сметает волна лориенской энергии. Я больше не парю среди мирной темноты. Вместо этого я оказываюсь внутри Земли. Словно я в срезе планеты, где можно видеть различные слои Земной коры – тектонические плиты, скелеты динозавров, раскаленную жидкую лаву вблизи ядра. Я могу представить все это визуально. По сравнению с этим я чувствую себя букашкой.

Через каждый Земной слой, сплетаясь с корой, тянутся светящиеся вены лоралита. В каких–то местах энергия очень тонка, в других – сильнее, но нигде на планете нет места, не освещенного ее мягким сиянием.

– Ого! – восклицаю я. – Да ты и правда устроился тут как дома.

«Да», – отвечает Наследие. – «Но это не все».

Мы поднимаемся вверх. И вновь подо мной появляется поле сражения. Мои друзья и Сетракус Ра продолжают двигаться так, будто они завязли в патоке. Шестая в процессе поднятия камня, которым надеется отколошматить моего дедулю.

В груди Шестой, прямо напротив сердца, сверкает уголек лориенской энергии. У Марины с Адамом тоже. И у меня, хотя мой уголек горит слабее, чем у других, скорее всего вследствие всей этой байды с умиранием. Даже у Сетракуса Ра внутри есть искра Лориен, правда у него она частично облеплена какой–то черной субстанцией. Зачем он испортил себя так… не понимаю. Эта мысль заставляет меня бросить взгляд вверх, на Анубис. Там, на его днище, приютилось трепещущее сияние отсеченного лоралита. Его и близко нельзя сопоставить с тем, что я видела под землей, и все же…

– Что он собирается с этим делать? – спрашиваю я Наследие. – В смысле, с тобой?

«Я покажу. Но сначала тебе надо собрать остальных. Я решил, что они все должны увидеть, за что сражаются».

– Кого это – остальных?

«Всех их. Я помогу».

Без предупреждения мой разум начинает растягиваться – это похоже на то, как я пользуюсь телепатией, нащупывая знакомые сознания, только мой диапазон значительно удлиняется. По правде, это не очень–то приятно – как будто мой мозг растянули во всех направлениях невероятно мощными магнитами.

– Что… ты что делаешь?

«Увеличиваю твои таланты, дитя. Сперва, это может быть немного неприятно. Прошу за это прощения».

– Что я должна делать?

«Собирать вместе тех, кого я пометил».

Чокнуться можно, но вообще–то я знаю, что это значит. Когда я открываюсь телепатически, то чувствую всех, кого коснулось Наследие. Я нацеливаюсь на блестящую голубую суть Марины, хватаю ее телепатической рукой и прицепляю. Очень напоминает то, как я затягивала Джона в свои видения, только сейчас получается гораздо легче. Хватаю Адама тоже, приводя его в теплое сознание Наследия. А затем я торможу, раздумывая.

– А что насчет него? – спрашиваю я, взирая сверху вниз на своего деда.

«Даже его. Нужно собрать всех».

Борясь с легким отвращением от необходимости устанавливать телепатический контакт с этими мозгами набекрень и его дефектным лориенским сердцем, я затягиваю Сетракуса Ра. Следующей я хочу втянуть Шестую, но ее сознание вступает с моим в борьбу. Я слышу где–то внутри ее физического тела какой–то крик.

– Что она пытается сказать? – спрашиваю я у Наследия.

«Она еще не понимает, что я не причиняю зла», – певуче произносит Наследие. – «Увидят все, или никто. Исключений не будет».

Я не совсем понимаю, что подразумевает Наследие, и у меня нет времени над этим размышлять, поскольку, как только сознание Шестой уступает моему, мы с Наследием растягиваемся еще дальше.

Передо мной раскидывается весь мир. Сотни маленьких лоралитовых точек–угольков по всем континентам. Это новые Гвардейцы, люди, которым лишь недавно были дарованы силы. Наследие хочет собрать и их тоже. Я тянусь сознанием, захватывая одного за другим.

Вот паренек в Лондоне уставился на могадорский крейсер и, то сжимая, то разжимая кулаки, пытается решить, что ему делать. Камушки на улице подскакивают от каждого его движения, пойманные его неконтролируемым телекинезом.

Девушка в Японии – еще несколько дней назад она была прикована к инвалидной коляске, а теперь обнаруживает, что двигается по маленькой квартирке своих родителей с невообразимой скоростью.

Мальчик из затерянной где–то в дебрях Нигерии деревеньки, где еще даже слыхом не слыхивали про вторжение пришельцев. Его мать с отцом заливаются слезами, когда он взлетает над ними, излучая ангельский свет.

Я захватываю разумы их всех. Куда бы ни забирало нас Наследие, они тоже туда приглашены.

Некоторые напуганы. Ладно, испуганны почти все. Не успели они получить Наследия, а теперь еще и это… внезапный, непрошенный телепатический опыт? По–моему, это уже перебор. Я говорю с ними, пытаюсь их успокоить. Я обнаруживаю, что мой разум достаточно силен, чтобы одновременно удерживать сразу несколько разговоров и при этом продолжать рыскать на телепатическом уровне.

Я заверяю их, что с ними все будет в порядке. Что все происходящее скорее сон. Только умалчиваю, что понятия не имею, чем занимаюсь.

Наконец, я добираюсь до Нью – Йорка. Я так рада, что Сэма наградили Наследием и просто хочу его обнять, что выхватываю его первым. Потом гаденыш Пятый, за ним красавчик Девятый (которого я бы тоже с удовольствием пообнимала), какая–то незнакомая девчонка – все они попадают в мои телепатические объятия. А затем я добираюсь до Джона. Я тренировалась на нем в своем телекинезе больше, чем на ком–либо другом; с ним все должно пройти гладко. Но, как и Шестая, он принимается со мной бороться. И тут я замечаю громадного уродливого монстра, который возвышается над ним и ребятами. Джон хочет сражаться. Или, как бы сказать, не хочет быть раздавленным. Не могу его за это винить, вот честно.

– То, что ты делаешь – его не вырубит? – спрашиваю я у Наследия. – В смысле, ну, его не сожрут?

«Нет. Все закончится в одно мгновение».

– Не беспокойся, Джон, – ликующе заверяю я. – Это займет лишь секунду.

Втягиваю сознание Джона. Все, у нас есть все до единого. Каждый Гвардеец на Земле. Все их бьющиеся лориенские сердца втянуты в мое обширное сознание.

– Что теперь? – спрашиваю я Наследие.

«Смотри».

Глава 20

ЭЛЛА

Я оказываюсь в каком–то другом месте. Оно кажется одновременно знакомым и незнакомым. Парю в воздухе и вижу все, что происходит вокруг, но не могу предпринимать никаких действий. Я ощущаю, как ко мне присоединяются сотни других разумов.

Именно это хочет показать нам Наследие.

Теплая летняя ночь. В безоблачном темно–фиолетовом небе ярко сияют две белые луны – одна на севере, другая на юге. Значит, для моего народа наступило особое время. Две недели в году обе луны находятся в этом положении, и целых две недели лориенцы отмечают это событие. Лориен – вот где мы находимся.

Я знаю это, потому что Наследие это знает. Единственное, чего я не знаю, так это насколько далеко нас забросило во времени.

Мы на пляже. Песок подсвечен дрожащим оранжевым светом сотен костров. Повсюду народ – едят, пьют, смеются, танцуют… Какая–то группа играет музыку, которая не имеет ничего общего с земной. Мой взгляд притягивает девочка–подросток с копной золотисто–каштановых кудряшек. Вскинув руки над головой, она танцует под музыку, словно мира вокруг не существует. Ткань ее платья переливается и, подхваченная легким океанским бризом, развевается волнами.

Дальше по пляжу, на краю шумной вечеринки, на песке сидят два паренька, взявших передышку от веселья. Первый довольно высок для своего возраста, с короткой стрижкой темных волос, и резкими чертами лица. Второй парень ниже его ростом, но более симпатичный, с копной пепельных волос и квадратной челюстью. На блондине не заправленная свободная рубашка с пуговицами. Его приятель одет более строго – в выглаженную и накрахмаленную темно–красную рубашку с аккуратно закатанными рукавами. Они оба – в особенности высокий – ОЧЕНЬ заинтересованно наблюдают за танцующей девушкой.

– Давай, не дрейфь, – говорит блондин, подталкивая друга локтем. – Ты ей нравишься. Все это знают.

Темноволосый парень хмурится, загребая рукой песок.

– И что? Какой в этом смысл?

– Ты что, не видишь, как она танцует? Приятель, я могу назвать еще сотню причин.

– Она не Гвардеец. Она не такая, как мы. Мы не сможем… – темноволосый уныло качает головой. – Мы слишком разные.

– По–моему, ей плевать, Гвардеец она или нет, – возражает блондин. – Она наслаждается жизнью. Только ты один на этом зациклился.

– Почему же у нас есть Наследия, а у нее нет?! Это так несправедливо, что они обречены на такую… тривиальную жизнь, – темноволосый поворачивается к своему другу и серьезно смотрит ему в глаза. – Ты когда–нибудь над этим задумывался?

В ответ блондин протягивает раскрытую ладонь. Над ней образуется огненный шар, тотчас обретающий форму танцующей девушки.

– Не-а, – с ухмылкой отвечает он.

Темноволосый на секунду концентрируется, и маленькая огненная танцовщица, мигнув, внезапно пропадает. Блондин хмурит брови.

– Прекрати, – недовольно говорит он. – Ненавижу, когда ты так делаешь.

Темноволосый сконфуженно улыбается другу и снова активирует его Наследия.

– Дурацкое Наследие, – говорит он, покачав головой. – Какой с него прок, если оно работает только против других Гвардейцев?

Блондин взмахивает рукой в сторону девушки:

– Вот видишь, ты – идеальная пара для Сельв. У нее вообще нет Наследий, а у тебя самое странное из них.

Темноволосый смеется и задорно пихает друга в плечо:

– Твои слова всегда в тему!

– Точняк, – ухмыляется блондин. – Я тебя еще и не тому могу научить.

Здесь у меня нет зрения в традиционном смысле этого слова, но изображение начинает как бы мигать. И в одно мгновение сидящие на пляже ребята превращаются в мужчин, в которых они вырастут. Блондин стал красавцем–атлетом с добрыми глазами – но он меня мало занимает. Вместо этого мой взгляд приковывает к нескладной фигуре, сидящей рядом с ним – мертвенно–бледной и с отвратительным шрамом вокруг шеи.

Сетракус Ра.

Должно быть, эта сцена имела место сотни лет назад. А может, и больше тысячи. Это произошло еще до того, как Сетракус Ра примкнул к могадорцам, до того, как он стал монстром.

Через мгновение они снова подростки. Блондин хлопает молодого Сетракуса Ра по спине, и они продолжают наблюдать за танцующей девушкой. Глазам не верится: он выглядит совершенно обычным парнем, сидящим на пляже и печально глазеющим на девушку, которая ему нравится.

Когда же все пошло не так?

* * *

Видение тает, гармонично перетекая в другое.

Мой дед и его друг стоят в огромном зале с куполом вместо потолка. Весь купол, высеченный из светящегося лоралита, представляет собой карту Лориен. Они больше не мальчики, скорее, молодые мужчины. Сколько же лет прошло? Если учесть, как взрослеют лориенцы, это могут быть десятилетия. Будь они людьми, я бы сказала, что им около тридцати, но кто знает, как это перевести в лориенские годы. Они стоят перед массивным круглым столом, будто растущим прямо из пола, как если бы он был сделан из дерева, которое не потрудился выкорчевать. В центре стола вырезан лориенский символ единства.

Я знаю это, потому что Наследие знает.

Вокруг стола стоят десять стульев, на которых восседают серьезного вида лориенцы. Только два стула остаются свободными. Стол окружен амфитеатром, на котором плечом к плечу сидят Гвардейцы. Все ряды заполнены до отказа.

Я понимаю, что это – зал Старейшин. Именно здесь они собираются и выносят важные решения перед всеми Гвардейцами. Вся эта сцена напоминает мне заседание Сената, которое я видела на Земле, не считая большого количества мерцающего лоралита. Сейчас все взоры прикованы к худощавому Старейшине с прямыми белыми волосами и мягким взглядом. Если не брать в расчет его белые волосы, выглядит он не старше моего деда. Однако его манера держаться выдает в нем человека солидного возраста.

Это Лоридас. Он – Этернус, как я, а значит, у него есть способность выглядеть значительно моложе своих лет. Когда он начинает говорить, все с почтением слушают.

– Мы собрались здесь, чтобы почтить память наших павших товарищей, – говорит Лоридас, и его голос достигает самых дальних уголков зала. – Наша последняя попытка наладить дипломатические отношения с могадорцами была отвергнута. Жестоко отвергнута. Похоже, могадорцы впустили нашу делегацию в свой мир, только для того, чтобы ее уничтожить. В последовавшей за этим битве наши Гвардейцы смогли повредить их средства межзвездного сообщения, что на некоторое время удержит их на родной планете. Мы все еще верим, что среди них есть те, кто выбирает мир, а не войну, но их сообщество должно само прийти к этому выбору. Мы, Старейшины, считаем дальнейшие взаимоотношения с могадорцами неблагоприятными и разрушительными для обоих народов. Таким образом, все контакты с Могадором запрещены до последующего уведомления.

Лоридас на мгновение прерывает речь. Он бросает взгляд на пустующие стулья и нахмуривается, углубляя морщины на лице, отчего в мгновение ока начинает выглядеть гораздо, гораздо старше.

– Во время последней битвы мы потеряли многих наших братьев и сестер. Среди них было и двое Старейшин, – продолжает Лоридас. – По древней традиции для того, чтобы стать Старейшинами, они должны были принять особые имена. До этого мы знали их как Занифф и Баншевус. Они много лет верой и правдой служили Совету, уверенно вели свой народ вперед как в военное, так и в мирное время. В будущем мы еще не раз их вспомним, но сейчас места Сетракуса Ра и Питтакуса Лора не должны пустовать. Мы, лориенцы, всегда должны двигаться вперед. На Могадоре мы не только понесли потери, но и обрели новых героев. Вы двое, выйдите вперед.

Когда Лоридас это говорит, мой дед и его друг делают шаг к столу. Блондин позволяет себе мрачно улыбнуться и кивает сидящим на галерее. Мой дед, высокий и худощавый, каким он будет и сотни лет спустя, наоборот, кажется, не понимает, что вокруг него происходит. У него явно затравленный вид.

– Ваши своевременные действия, храбрость и мощные Наследия спасли многие жизни на Могадоре, – говорит Лоридас. – Мы, Старейшины, уже давно за вами наблюдаем. Мы заметили ваш потенциал и уверены, что вы сможете творить великие дела для нашего народа. Как следствие, именно в этот день мы хотим предложить вам занять эти пустующие места и вступить в ряды лориенских Старейшин, чтобы служить Лориен и защищать его жителей. Принимаете ли вы эту святую обязанность и клянетесь ли ставить нужды вашего народа выше собственных?

Зная эту часть церемонии, блондин склоняет голову.

– Принимаю, – говорит он.

Мой дед молчит, погруженный в свои мысли. Через пару секунд неловкого молчания его друг подталкивает его локтем.

– Да, – говорит Сетракус Ра, также склоняя голову. – Принимаю.

* * *

Годы спустя, светловолосый мужчина врывается в коридор скромного вида домика. Под его ногами хрустит битое стекло. В комнатах словно пронесся ураган: столы перевернуты, картины сорваны со стен, повсюду осколки разбитых ваз.

– Сельв! – кричит он. – Ты где?!

– Здесь, – отвечает дрожащий женский голос.

Через двойные бамбуковые двери мужчина врывается в ярко освещенную спальню. За высоким окном открывается вид на изумительный пляж. В этой комнате также царит хаос. Кровать перевернута, книжные полки валяются на полу, а их содержимое разбросано по комнате. Даже на полу не хватает нескольких половиц. Создается ощущение, что здесь бесчинствовал обладатель телекинеза.

Женщина с золотисто–каштановыми волосами – та, что много лет назад танцевала на ночном пляже, – обхватив себя руками, стоит у окна и смотрит куда–то вдаль. Сельв. Когда мужчина заходит в комнату, она не оборачивается.

– Там мы впервые встретились, – говорит Сельв, созерцая пляж. – Сначала он был такой робкий. Все время о чем–то думал. Иногда я поражаюсь, как у него хватило духу на мне жениться.

– Что тут произошло? – спрашивает мужчина, неспешно подходя к ней.

– Мы поссорились, Питтакус.

– Вы с Сетракусом?

Сельв фыркает и оборачивается к нему. Да, это друг детства моего деда, тот, кто стал следующим Питтакусом Лором. У нее красные от слез глаза, но, по всей видимости, от ссоры она не пострадала.

– Ой, не называй его так. Это звание не принесло ничего, кроме горя.

– Теперь это его суть, – серьезно отвечает Питтакус. – Это ведь большая честь.

Она прищуривается:

– Быть замужем за Гвардейцем и так непросто… Знаешь, мы думали завести детей… А теперь, после полета на Могадор, после того, как он стал Старейшиной, я практически его не вижу. А когда мы видимся, он только и делает, что болтает об этом своем проекте, как одержимый.

Сельв запинается, возможно, поняв, что сказала лишнее. Она отходит от окна и идет к кровати. Она пытается отодвинуть деревянную раму от матраса, чтобы поставить все на место, но потом ей в голову приходит идея получше, и она бросает взгляд на Питтакуса.

– Не поможешь?

Питтакус использует телекинез, чтобы перевернуть кровать и одновременно натянуть покрывало, но его взгляд так и прикован к Сельв.

Питтакус наклоняет голову:

– О каком проекте?

– Для тебя это так просто, – глухо говорит она, садясь на только что застеленную постель.

Питтакус садится рядом.

– Над чем работает Сетракус?

Она глубоко вздыхает.

– Он вырыл пещеру. Там, в горах. Мне не стоит… Я даже не знаю, как толком объяснить. То, что он там делает… Он говорит, что делает это ради меня, Питтакус. Это как бы подарок, – голос Сельв срывается, в глазах появляются слезы. – Но я его не хочу.

– Я не понимаю, – отвечает Питтакус.

– Ты должен сам это увидеть, – говорит она. – только не говори… не говори ему, что это я тебе рассказала.

– Ты его боишься? – вполголоса спрашивает Питтакус. – Он поднял на тебя руку?

– Ничего такого. Я только боюсь того, кем он может стать, – Сельв берет Питтакуса за руку. – Просто верни его домой, Питтакус. Пожалуйста. Образумь его и верни мне моего мужа.

– Хорошо.

* * *

Питтакус стрелой несется по небу, прорезая облака. Он спускается к горной гряде, а потом ныряет в глубокое ущелье, похожее на увеличенную версию Большого Каньона. В процессе спуска вокруг него высятся скалы цвета песчаника, испещренные крапинками лоралита. В это же время Питтакус замечает под собой вереницу сложных механизмов и оборудования, предназначенных для тяжелых работ. Кто–то здесь глубоко копает, словно это ущелье и так недостаточно глубокое.

Одновременно со взглядом Питтакуса мой взгляд падает на механизм, возвышающийся прямо посреди раскопок. Перекрученные стальные балки, дополненные мигающими схемами и символами из лоралита – все это выглядит, как более громоздкий, недоработанный вариант трубопровода, который Сетракус Ра спустил из Анубиса.

Так вот о чем говорил Наследие, когда сказал, что Сетракус Ра уже брал его частицы. Вот где все началось – многие, многие века назад. Для моего деда это стало отправной точкой на пути к безумию.

Когда Питтакус приземляется, молодой лориенец в лабораторном халате спешит ему навстречу, чтобы поприветствовать. Для лориенца его кожа неестественно бледна, и он двигается практически как робот, будто его конечности немного выбились из–под контроля мозга. Похоже, Питтакус ошарашен видом парня, но это не заставляет его отступиться от задуманного.

– Где Сетракус? – спрашивает он.

– Он у «Освободителя», – говорит лориенец, указывая на гигантскую конструкцию. – Он ожидает вас, Старейшина Лор?

– Это неважно, – отвечает Питтакус и устремляется к так называемому «Освободителю».

Бледнолицый парень пропускает его, но Питтакус вдруг останавливается и оборачивается, чтобы получше к нему присмотреться.

– Чем он тут занимается? Что он с тобой сделал?

– Э-эм… – парень мешкает, словно ему не велели об этом рассказывать.

Затем он протягивает руку, сосредотачивается и силой мысли поднимает в воздух кучку камней. Это действие явно требует от него большого напряжения.

Питтакус в удивлении склоняет голову:

– Ты – Гвардеец? Почему я тебя не знаю?

– В том–то и дело, – отвечает парень. – Я не Гвардеец. Я – никто.

В процессе этой жалкой демонстрации телекинеза на лбу лориенца проступают черные вены. Питтакус замечает их и протягивает руку к лицу юноши. Тот уворачивается.

– Это… это все еще в процессе разработки, – говорит бледный парень. – Сегодня я еще не получал подкрепление.

– Подкрепление… – еле слышно шепчет Питтакус, затем широким шагом устремляется к «Освободителю». На своем пути он проходит мимо еще нескольких ассистентов. Все они так же бледны и пугливы. Я чувствую, как в его груди зарождается злость. Или это моя собственная злость? Или наша общая? Мы оба стали свидетелями чего–то действительно порочного.

«Освободитель» работает на полную мощность. Он испускает такой же пронзительный визг и шум, как механизм, который Сетракус Ра спустил из Анубиса. Вокруг валяются большие куски лоралита, словно местным рабочим пришлось вырвать голубоватые камни из земли, чтобы добраться до источника в глубине. Из земли вытягивается лориенская энергия и распределяется в большие стеклянные контейнеры в форме пилюли. Попадая в контейнер, энергия подвергается переработке: на нее воздействуют высокочастотными звуковыми волнами и порывами наполненного химикатами воздуха минусовой температуры, пока она каким–то образом не становится плотной материей. Затем ее дробят покрытым острыми лезвиями валиком и пропускают через несколько фильтров.