Текст книги "Клуб адского огня"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 42 страниц)

72

– Что же мне делать? – спросила Нора. – Я не могу доказать, что дед Дэйви убил четверых человек пятьдесят пять лет назад. Все это имеет смысл для Эверетта Тайди, вас, Джеффри, и для меня, но кто еще поверит нам?

– Я думаю, Эв имел в виду, что вам следует продолжать то, что вы делаете.

Небо было по-прежнему ясным, и по обе стороны прямой дороги в Нортхэмптон трепетали в знойном мареве зеленые поля. Теплый ветерок дышал в лицо Норе, ерошил ей короткие волосы, но до Джеффри, казалось, не долетал.

– А что я делаю? – спросила Нора.

– Продвигаетесь шаг за шагом.

– Блестяще. После всего, что мы узнали, вы думаете, что «Ночное путешествие» написала Кэтрин Маннхейм?

– Сейчас это кажется мне более вероятным, чем казалось сегодня утром.

– А почему так важно, чтобы я встретилась с вашей матерью?

– Я всегда забываю, как красиво в этой части Массачусетса.

Сбить с толку Джеффри было невозможно.

– Ну, ладно, – сказала Нора. – Попробуем сменить тему. Чем занимался ваш отец?

– Он был поваром. Точнее, шеф-поваром. Все мои предки по отцовской линии были великими кулинарами. Прапрадед служил шефом в «Гранд Палаццо делла Фонте» в Риме, а его брат – в «Эксельсиоре». Моя мать, несмотря на то что она не итальянка, готовит не хуже. Перед смертью отца они собирались открыть ресторан. Мама до сих пор любит готовить.

– И теперь она готовит для государственных банкетов и президентских приемов.

Джеффри искоса взглянул на Нору.

– Ваша тетя Сабина что-то говорила об этом.

– У вас хорошая память.

– Сабина – сестра вашей матери?

Джеффри чуть надвинул на лоб козырек итонской кепки. Впервые Норе показалось, что ветерок наконец-то коснулся его.

– А, понимаю. Тема исчерпана. Но вы можете мне рассказать хотя бы о Пэдди?

– Я могу рассказать вам часть этой истории, а с остальным придется подождать. Вы почувствовали, как Сабина относится к Ченселам? Она обвиняет их во многом, но главное – в том, что случилось с ее дочерью. Пэдди была хорошей девочкой, пока не сбилась с пути. Возможно, она была немного похожа на меня, и поэтому я так любил ее. Пэтти – тогда ее звали так – была намного моложе меня, но мне всегда нравилось быть с ней. Конечно, я часто уезжал, поэтому не был рядом, когда она открыла для себя «Ночное путешествие». Эта книга перевернула ее жизнь. Она даже изменила свое имя. Иногда Пэдди изображала из себя других персонажей книги. Думаю, Пэдди погружалась в это наваждение все глубже и глубже, пока не стала исчезать из дома и встречаться с другими помешанными на Драйвере. Она стала употреблять наркотики, дома начались постоянные скандалы. Пэдди изменилась целиком и полностью. Теперь она не стала бы проводить время с человеком, который не способен был сутками разговаривать только о Драйвере и его книге, а когда ей исполнилось шестнадцать, она сбежала из дома.

Один поклонник Драйвера рассказывал ей о других, и Пэдди путешествовала по этой преисподней с людьми, преданными Маленькому Пиппину, живя в домах то одного помешанного на Драйвере, то другого. Эти люди занимались лишь тем, что целыми днями разыгрывали сцены из «Ночного путешествия». Никто не знал, где Пэдди. Через пару лет она умудрилась каким-то непостижимым образом пробиться в Род-айлендскую школу дизайна – не могу даже представить себе, как ей это удалось. Сабина посылала ей деньги, но видеться с ней Пэтти отказывалась. Она проучилась в школе около года, а затем снова исчезла. Сабина получила всего одну открытку из Лондона. Пэтти училась в другой школе искусств и жила в доме другого фаната Драйвера. И снова наркотики. Потом она переехала в Калифорнию – та же ситуация – и наконец объявилась в Нью-Йорке, где моталась между Ист-Виллиджем и Чайнатауном, совершенно растворившись в сумасшедшем мире Драйвера. Именно тогда она и докатилась до Дэйви. Как бы там ни было, Пэтти снова исчезла, и никто не знал, где она, пока несчастная не умерла от передозировки героина в Амстердаме и полиция не связалась с Сабиной.

Выходит, в истории Дэйви было гораздо меньше преувеличений, чем казалось Норе.

– Спасибо, что рассказали, – поблагодарила она Джеффри. – Но я по-прежнему не могу понять, почему Пэдди была так зациклена на рукописи и на Кэтрин Маннхейм.

– Перестаньте задавать вопросы и расскажите мне лучше о своем детстве и о том, как познакомились с Дэйви. Или что вы думаете о Вестерхолме.

Нора поняла, что снова уперлась в стену.

– Вестерхолм я терпеть не могу, Дэйви я встретила в Виллидже, в баре под названием «Чамлиз», а в детстве отец брал меня с собой на рыбалку. Джеффри, где я буду спать сегодня ночью?

– В Нортхэмптоне есть отличный старый отель. Вы можете жить там, сколько захотите.

Через несколько минут, проскочив под автострадой, они въехали в восточную часть Нортхэмптона. Вдоль улицы тянулись бакалейные лавки и магазинчики. У подножия холма дома стали выше и солиднее, а движение сделалось более оживленным. Они проехали под железнодорожным мостом. По широким улицам гуляла молодежь, собиралась стайками на тротуарах у широких перекрестков. Джеффри показал рукой вперед, где на плавном изгибе улицы возвышался отель «Нортхэмптон» – внушительное коричневое здание с уставленной цветами террасой, к которому было пристроено современное крыло из стекла и металла.

– Когда закончим общаться с моей матерью, я привезу вас обратно и устрою в номер. У нас будет пара дней, чтобы обсудить, что вам делать дальше. Думаю, мы сможем обедать и завтракать вместе, если вы не против.

– А что, великий кулинар не кормит вас?

– Мама не слишком увлекается домашним хозяйством.

Нора смотрела в окно на симпатичную главную улицу городка с ее фонарями и ресторанами, рекламирующими жаренную на углях в кирпичных печах пиццу, цыплят-тандури и холодный вишневый суп; на галереи, полные поделок индейских ремесленников и импортных ожерелий и бус; на группки симпатичных подростков – в основном девушек, перетянутых ремнями рюкзачков, в обрезанных джинсах и топиках на бретельках – и думала про себя: «Что я здесь делаю?»

– Почти приехали, – сказал Джеффри, направляя машину за стайкой девушек на велосипедах на более тихую улочку, где среди величавых дубов стояли старинные кирпичные здания, соединенные сетью тропинок. Девушки на велосипедах устремились дальше по дорожке, перед которой стоял указатель «Колледж Смита». Джеффри аккуратно развернул машину перед большим двухэтажным, обшитым вагонкой домом с крытым крыльцом, таким широким, что на нем можно было с успехом устраивать дискотеку. Здание напоминало небольшой курортный отель в Адирондакских горах. На щите, стоявшем чуть в стороне от дороги, было написано: «Превосходная пища и организация банкетов».

Джеффри с виноватой улыбкой повернулся к Норе.

– Разрешите мне зайти и подготовить ее, хорошо? Явернусь через несколько минут.

Она не знает о моем приезде?

– Не знает – так лучше, – открыв дверь, Джеффри опустил одну ногу на асфальт. – Пять минут.

– Хорошо.

Джеффри вышел, закрыл дверь и на мгновение прислонился к ней, глядя сверху вниз на Нору. Если он и хотел что-то сказать, то передумал.

– Я не убегу, – заверила его Нора – Идите, Джеффри.

Он кивнул.

– Я быстро.

Джеффри быстро прошел по длинной, выложенной кирпичом дорожке, одним прыжком преодолел ступени и оглянулся на Нору. Затем прошагал по крыльцу и открыл дверь. Прежде чем войти, он снял кепку.

Нора откинулась на спинку сиденья, вытянула ноги и стала ждать. В траве под рекламным щитом стрекотал кузнечик. На другой стороне улицы три раза, словно предупреждая о чем-то, отрывисто и громко гавкнула и так же внезапно умолкла собака. Едва заметно темнело.

Пять минут истекли, и Нора взглянула на дверь, ожидая, что на крыльце вот-вот появится Джеффри. Несколько минут спустя она опять подняла глаза на дверь, но та оставалась закрытой. Неожиданно она подумала о Дэйви, который в этот момент, возможно, раскладывает на полках Джеффри свои компакт-диски. Бедный Дэйви, заперт в «Тополях», как в тюрьме. Нора выбралась из «МГ» и стала ходить туда-сюда по тротуару. Может, позвонить Дэйви? Нет, конечно же, она не может ему звонить, это ужасная идея. Нора снова посмотрела на крыльцо и испытала настоящий шок. Невероятно красивая молодая темнокожая женщина с белой косынкой на волосах смотрела на нее из большого окна. Потом отвернулась и исчезла. Через мгновение дверь открылась, и на крыльцо вышел Джеффри.

– Проблемы? – спросила Нора.

– Все в порядке, просто очень трудно завладеть ее вниманием.

– Я видела девушку в окне.

Джеффри взглянул через плечо.

– Удивительно, что не целую дюжину девушек.

Нора поднялась вслед за ним по чуть пружинящим деревянным ступеням и подошла к двери.

– Входите, пожалуйста. – Джеффри открыл перед ней дверь.

Нора оказалась в большой комнате. Справа от нее под большим календарем стоял компьютер, слева – телевизор с проекционным экраном, напротив него – два потертых вельветовых дивана. Из дальнего конца зала арка вела в еще более просторное помещение, где несколько молодых женщин в джинсах склонились над рабочими столиками и куда другие несли горшочки и наполненные доверху дуршлаги. В одной из них Нора узнала девушку, которую видела в окне. Стройная блондинка лет двадцати с небольшим, смотревшая по телевизору мультфильм, подняла глаза на Нору и сказала:

– Привет!

– Здравствуйте, – ответила Нора.

– Вы – первая женщина, которую привез сюда Джеффри, и мы все заинтригованы.

По другую сторону арки с десяток девушек строгали овощи и заворачивали в тесто яблоки у огромного стола, напоминающего мясницкий. С потолочных балок свисали медные кастрюли и котелки. Перед двумя огромными плитами женщины в белых куртках и с повязками на волосах наблюдали за шкворчащими сковородами и бурлящими баками; одна из поварих быстро перемешивала содержимое вока [27]27
  Вок – котелок с выпуклым днищем (в основном – для приготовления блюд китайской кухни).


[Закрыть]. У стола, на котором упаковывали контейнеры в коробки-термосы, стоял холодильник из нержавеющей стали размером с «мерседес». Рядом виднелось окно, выходившее в большой сад, где девушка в синем переднике собирала горох. Все женщины на кухне напоминали Норе аспиранток – если бы аспиранткам было по двадцать пять лет и все они были так стройны и привлекательны. Кое-кто из них провожал Нору взглядами, когда Джеффри вел ее к группке, столпившейся около первой плиты.

Медленно, словно раскрывающийся бутон огромного цветка, группка девушек расступилась, и перед Норой оказалась низенькая женщина в просторном черном платье, на шее которой висело множество медальонов и цепочек. Женщина мешала деревянной ложкой густой красный соус Седые волосы ее были собраны на затылке в плотный пучок. На лице женщины почти не было морщин. Она посмотрела на Джеффри, затем оценивающим взглядом черных глаз окинула Нору и повернулась к женщине, которая выглядывала недавно в окно.

– Майя, ты ведь знаешь, что делать дальше, не так ли?

– Грибы Ханны, потом другие грибы, а потом все это в горшочек с телятиной Робин-Бобин, пять минут – и можно отправлять.

– Хорошо, – хлопнув в ладоши, женщина отошла на пару шагов от плиты. – Дайте Софи какую-нибудь работу. Как идет упаковка?

– С этой партией мы почти закончили, – сказала одна из девушек у стола.

– Мэрибел, пусть Софи поможет тебе отнести все в фургон. – Высокая рыжеволосая девушка в круглых очках направилась к арке. Женщина взглянула на часы.

– Джеффри выбрал очень загруженный день для визита. Мы должны обслужить Азиатское общество в девять, а перед этим еще обед в Честерфилде, но вроде бы все идет по расписанию. – Еще раз окинув быстрым взглядом свою команду, женщина повернулась к Норе. – Итак, это вы женщина, о которой все мы читаем в газетах. Джеффри сказал, что вы хотите поговорить со мной о Кэтрин Маннхейм.

– Да, – ответила Нора – Если вы сможете уделить мне немного времени.

– Конечно. Только давайте выберемся отсюда и присядем в первом зале. – Женщина протянула руку, и Нора пожала ее. – Добро пожаловать. Насколько я понимаю, вам надо на какое-то время спрятаться. Если хотите, можете пока побыть у нас. Не могу предложить вам комнату, но вы можете спать на диване, пока мы не подберем что-нибудь более подходящее. Лишняя пара рук всегда пригодится, а компания здесь достаточно приятная.

– Думаю, мне лучше снять ей номер в отеле, – сказал Джеффри.

Мать его все это время не сводила глаз с Норы.

– Делайте так, как вам больше нравится, но если захотите, всегда можете отсидеться здесь.

– Спасибо. Я буду иметь это в виду.

– Я буду счастлива помочь женщине, которая вышла замуж за Дэйви Ченсела.

Нора удивленно посмотрела на Джеффри, а женщина продолжала:

– Похоже, мой сын оставил все объяснения на мою долю.

– Разве посмел бы я поступить по-другому?

Софи и Мэрибел остановились по дороге к столу, чтобы стащить с дымящегося большого плоского блюда по фрикадельке по-шведски.

– Загружайте фургон, проказницы, – скомандовала женщина, и девушки, дожевывая на ходу, поспешили к выходу из кухни. – Пойдемте присядем. Я на ногах с самого утра.

Она жестом указала на диван, с которого еще минуту назад смотрела телевизор Софи. Нора села, а Джеффри, сунув руки в карманы, молча наблюдал, как его мать выключает телевизор. Затем пожилаяженщина опустилась на противоположный от Норы край дивана и сложила руки на коленях.

– Джеффри не представил нас друг другу, и вы, кажется, не имеете ни малейшего понятия, кто я, если не считать того, что я мать этого человека, – она кивнула в сторону Джеффри.

– Извините, но так оно и есть, – сказала Нора – Вы знали Кэтрин Маннхейм? И Ченселов тоже?

– Разумеется, – сказала женщина. – Кэтрин была моей старшей сестрой. С Линкольном Ченселом я познакомилась в «Береге», и, прежде чем я успела сообразить, что к чему, он предложил мне на него работать. И я работала в его доме еще в те времена, когда ваш муж был маленьким мальчиком.

Нора изумленно переводила взгляд с женщины на Джеффри. Последний нервно прочистил горло.

– Мистеру Ченселу не нравились итальянские имена и фамилии.

– Когда он нанял меня, я была Хелен Деодато, но вы могли слышать обо мне как о Хелен Дэй. Когда дом перешел к Элдену Ченселу и его жене, они стали называть меня Чашечницей.

Книга VIII
Чашечница

Долго-долго Пиппин сидел в тепле и мерцании горящего очага, не произнося ни слова. Он пристально вглядывался в лицо старухи. После всего, что поведала ему эта женщина, седые усики над ее верхней губой и торчащий вперед острый подбородок уже не пугали Пиппина. И даже череп, из которого она пила свое вонючее темное зелье, и даже груда черепов за ее спиной больше не пугали мальчика. Он слишком увлекся ее историей, чтобы бояться.

– Не понимаю, – сказал Пиппин. – Вы – его мать, но он – не ваш сын?

73

На несколько секунд, показавшихся ей вечностью, Нора лишилась дара речи. Она не могла пошевелиться. Решительная пожилая женщина рядом с ней, на груди которой покоились тяжелые золотые цепи, ожерелья из старинных монет, из глиняных бусинок, из серебряных птичек с серебряными перьями, из сверкающих красных и зеленых камней, сидела, опустив широкие ладони на колени и чуть подавшись вперед, и наблюдала за эффектом, произведенным на Нору ее словами, в то время как Нора вбирала в себя ровные черные брови, умные темные глаза, рельефный нос, полные, красиво очерченные губы и округлый подбородок Хелен Дэй. Чашечница О'Дотто – Дей и О'Дотто – две половинки ее настоящей фамилии, не известной Дэйви, потому что его дед считал итальянские фамилии слишком пролетарскими, чтобы произносить их в своем доме.

– Джеффри, ты должен был рассказать ей хотя бы что-то, – упрекнула Хелен сына – Негуманно выплескивать на нее все вот так, сразу.

– Я думал о том, что так будет гуманнее по отношению к тебе, – сказал Джеффри.

– Ничего, переживу, – сказала Нора.

– Конечно, переживете.

– Вы правы, все так сразу принять нелегко... Я много слышала о вас от Дэйви. Вы – легендарная личность. В доме до сих пор вспоминают о ваших десертах.

– В этой семье все сладкоежки. Старый мистер Ченсел мог в одиночку съесть целый торт из семи коржей. Иногда мне приходилось печь два торта – один для него, а второй – для всех остальных. И маленький Дэйви был таким же. Помню, я все переживала, что он растолстеет, когда вырастет. Не растолстел? Думаю, нет. Вы не вышли бы за него замуж, если бы он был таким же мешком с жиром, как его дед.

– Нет, не вышла бы, но он не растолстел.

– С кем мне еще было посудачить, как не с ним? – В голосе Хелен мелькнула грустинка. – Дэйви наверняка скучал по мне, когда его родители от меня избавились. Бедный мальчик, конечно, скучал, да еще с такими родителями...

– Как-то он сказал мне, – вставила Нора, – что порой думал, будто вы его настоящая мать.

– Его настоящая мать проводила с ним немного времени. Частенько она и не знала, в доме он или нет.

– И даже онане была его настоящей матерью, – сказала Нора. – Вы ведь наверняка были в «Тополях», когда умер первый ребенок.

Хелен Дэй приложила палец к губам и внимательно посмотрела на Нору.

– Да, – кивнула она. – Этот «переполох» случился при мне.

– На самом деле Дэйзи и Элден не хотели ребенка, не так ли? Это Линкольн Ченсел заставил их усыновить Дэйви.

И вновь оценивающая пауза.

– Я бы сказала так: старик дал им понять, что хочет иметь наследника. В те дни на Маунт-авеню было немного спокойных ночей. – Хелен отвела взгляд, и ее миловидное лицо стало вдруг каменным. – Джеффри сказал, вы хотите поговорить со мной о моей сестре.

– Очень хочу, но нельзя ли сначала задать несколько вопросов о других членах вашей семьи?

Хелен подняла брови.

– О других членах моей семьи?

– Сабина Мэнн – ваша сестра?

Пожилая женщина стегнула взглядом сына.

– Нам надо было повидать Эва Тайди, – пояснил он. – Его номера нет в справочнике, и я позвонил Сабине и попросил пригласить его к себе в дом.

– Что она с радостью и сделала, не сомневаюсь... Небось сновала туда-сюда с дешевым печеньем и чашкой «Эрл Грея» [28]28
  «Эрл Грей» – сорт черного листового чая высокого качества. – Ты права, – сказал Джеффри. – Билл Тайди не имел ни малейшего понятия о том, что писала Кэтрин.


[Закрыть].

– На этот раз был «Порох». И Сабина приносила его только один раз. Но вынужден признать, что она опять на меня ворчала.

– "Порох", – покачала головой Хелен. – Бог ты мой. Ну, ничего, переживет. Полагаю, Эверетт Тайди понадобился вам для того, чтобы поговорить о его отце?

– Да, – кивнула Нора.

– Он помог вам чем-нибудь?

– Высказал кое-какие предположения, – сказал Джеффри, бросая Норе предупреждающий взгляд, который не укрылся от его матери.

– Не стану допытываться, – сказала она. – Не мое это дело, за исключением того, что касается моей сестры. Однако насколько я помню отца Эверетта, о Кэтрин он мог рассказать немного. Мне казалось, они почти не разговаривали друг с другом. Вряд ли он сказал что-то такое, что впечатлило бы бедняжек Эффи и Грейс. – Заметив, что Нора перестала ее понимать, Хелен пояснила: – Это мои сестры. Те дурочки, которые посмотрели кино и наняли адвоката.

– Ничего удивительного. Это была просто дурацкая идея. А теперь, насколько я знаю, эта дурацкая идея захватила и мерзавца, похитившего вас из полицейского участка – Хелен с отвращением покачала головой. – Но позвольте мне ответить на ваш вопрос. Сабина Мэнн, слава богу, не сестра мне. Она была Сабиной Крафт, прежде чем вышла за моего брата Чарльза. Это завершило ухудшение отношений между мной и братом, которое началось, когда он поменял имя.

– А почему он поменял имя?

– Чарльз ненавидел нашего отца. Сменив имя, можно было причинить отцу боль. Чарльз сделал это, как только ему исполнился двадцать один год. Тот позор чуть не стоил Эффи и Грейс тех крохотных крупиц рассудка, которыми они обладали. А Кэтрин, разумеется, ничто не волновало. Как всегда. Для нееэто ничего не значило. Кэтрин всю жизнь была как бы независимой державой.

Нора думала о том, что сама Хелен Дэй, которая, по-видимому, безропотно позволила Линкольну Ченселу изменить ее собственное имя, была не менее своеобразной особой, чем ее сестра.

– Вы были не очень близки с Чарльзом и сестрами? – спросила Нора.

– Я всегда ладила с Деодато куда лучше, чем со своей семьей, если вы это имеете в виду. Добропорядочные, благоразумные, сердечные люди, они рады были принять к себе Джеффри, когда выяснилось, что я не справляюсь с обязанностями одинокой матери. Разумеется, мне никогда бы не пришло в голову отдать моего маленького мальчика Чарльзу, не говоря уже о Сабине, а Эффи и Грейс были едва способны позаботиться о самих себе. А Деодато – это был славный клан: повара, полицейские и учителя средних школ. Я очень любила их всех, и они никогда не осуждали мой образ жизни, так что я могла видеться с Джеффри всегда, когда это позволяли обстоятельства. Покинув Ченселов, я знала, что должна вернуться сюда – в эту часть Массачусетса Здесь был мой дом, здесь умер мой муж. Это единственное место в мире, которое я любила по-настоящему. Джеффри понимал меня.

– Понимал, – подтвердил Джеффри. – Понимаю и теперь.

– Я знаю это. Просто не хочу, чтобы Нора судила меня строго. Ведь, между нами говоря, мы с Джеффри замечательно работали, не так ли? Ему удалось добиться в жизни столько необычайного, хотя в жилах его течет кровь Маннхеймов, а это означает, что людям бывает очень нелегко его понимать. В Джеффри есть очень многое от меня и многое от Кэтрин. Но Джеффри добродетельнее Кэтрин. Да и меня самой, если уж на то пошло.

– Разве Кэтрин не была добродетельной?

– А я? Ну-ка, скажите мне.

– Вы более возвышенны, чтобы назвать вас только добродетельной, – сказала Нора.

Глубоко в глазах пожилой женщины запрыгали задорные огоньки.

– Вы только что описали мою сестру Кэтрин. Я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили мое предложение: если когда-нибудь вам понадобится безопасное укрытие, вас всегда рады будут видеть у нас. Здесь вы научитесь готовить блюда из любой кухни и сможете поднакопить деньжат, у нас тут своеобразная общественная собственность – доходы делятся поровну.

– Спасибо вам, – сказала Нора – С трудом сдерживаю себя, чтобы не подписаться под контрактом сию же минуту.

– Ну вот, так и знал, – сказал Джеффри. – Знаменитый «Дом Хелен Дэй: Райская пища Кулинарная школа. Интеллектуальный салон и прибежище всех женщин» снова вербует работников.

– Чепуха, – сказала Хелен. – Нора понимает, что я имею в виду. А теперь поговорим о моей сестре Кэтрин, чтобы вы перестали наконец мучиться.

– Аллилуйя. – Джеффри подошел ко второму дивану и сел лицом к ним.

– Кэтрин говорила с вами когда-нибудь о том, что пишет? – спросила Нора.

– Я помню, она читала мне какие-то стихи, когда ей было лет двенадцать-тринадцать, а мне девять. Правда, это была случайность, потому что Кэтрин не любила обсуждать свое творчество. Но только не свои мнения – уж их-то она не скрывала. Если Кэтрин что-то не нравилось, она сразу давала это понять. Но, как я уже говорила, я частенько видела, как она пишет свои стихи, и однажды попросила дать мне почитать их. Нет, сказала Кэтрин, но я сама почитаю тебе кое-что. И она прочитала – два или три коротеньких, не помню уже. Я не поняла ни слова и больше уже никогда не просила.

– А потом? Когда вы обе выросли?

– К тому времени мы разговаривали друг с другом не чаще чем раз в два месяца, и все, что она говорила о своих стихах, – это только то, что по-прежнему пишет их. Но перед отъездом в «Берег» Кэтрин позвонила мне. Она была очень довольна предстоящей поездкой и хотела, чтобы перед этим мы провели пару дней вместе. В то время я уже жила здесь. Я собралась и поехала к ней – Кэтрин тогда жила одна в Нью-Йорке, в Гринвич-Виллидже, в крохотной квартирке на Пэтчин-плейс. Потом, через две недели, я вернулась туда прямо из «Берега». Я знала, что Кэтрин мертва, уж можете мне поверить.

– Как вы думаете, что с ней случилось? – спросила Нора.

– Через много лет эта старая глупая сплетница Джорджина Везеролл притворилась, будто решила, что Кэтрин сбежала с каким-то там рисунком и поменяла имя, чтобы ее не поймали. Ну что за сказки! Кэтрин в жизни не брала чужого. Да и зачем – она никогда ничего не хотела. Просто Джорджина спасала свой имидж: так она выглядела лучше, чем если бы призналась, что одна из ее гостей умерла так далеко в лесу, что не могли даже обнаружить тело.

– Вы уверены, что было именно так.

– Я поняла это в ту же секунду, когда увидела эту нелепую женщину. Кэтрин наверняка знала, как поиграть ей на нервах, а особы вроде Джорджины не переносят, когда кто-то смеется над ними. Дразнить таких вот дурищ было вполне в характере моей сестрицы. А потом, за мгновение до того, как ее попросят покинуть помещение, – вдруг сорваться и уехать. Просто беда застала ее где-то в середине того внезапного путешествия, и она умерла так далеко, что мы не смогли даже похоронить ее. Сердце остановилось в самое неподходящее время, вот и все.

– Как Джорджина догадалась позвонить именно вам, когда Кэтрин исчезла?

– Сестра дала ей мой номер. Кто же еще? Видит бог, она ни за что не дала бы номер Чарльза или Эффи и Грейс. Кэтрин всегда любила меня больше их всех... Я хочу показать вам кое-что.

Она поднялась с дивана – цепочки и ожерелья зашуршали-зазвенели – и прошла за арку. Нора и Джеффри слышали, как она дает указания на кухне, а потом медленно поднимается по лестнице.

– Как вы полагаете, что она хочет показать? – спросила Нора.

– Неужели вы думаете, я знаю, что сделает моя мать в следующий момент?

– А чем ей не угодили Эффи и Грейс?

– Они слишком просты и понятны для нее. К тому же сестры очень возмущались, когда мама покинула дом и стала работать на Линкольна Ченсела. Они считали, что это недостойно. Моим тетушкам и сейчас не очень нравится то, чем занимается мама. Они думают, что такое дело не подходит для настоящей леди.

– По-моему, нет ничего более подходящего для настоящей леди, – сказала Нора.

– Вы просто не знаете Эффи и Грейс, – улыбнулся Джеффри.

– А как они нашли блокнот – или что там они нашли? – из-за которого вышел весь этот переполох.

– Моя мать хранила бумаги сестры в подвале этого дома, но когда там оборудовали две лишние комнаты, у нее просто не осталось места. Грейс и Эффи согласились взять бумаги – четыре картонные коробки, в основном черновики рассказов и поэм. Когда-то давно я просматривал их.

– И романа там не было.

– Не было. – Джеффри оглянулся и посмотрел через арку на суетящихся на кухне женщин. – Кстати, несмотря на то, как она отзывается о Линкольне Ченселе или даже об Элдене и Дэйзи, моя мать по-прежнему сохраняет лояльность по отношению к их семье. Пожалуйста, не упоминайте о том, о чем мы беседовали с Эвом Тайди, хорошо? Мама рассердится.

– Я заметила ваш предупреждающий взгляд.

– Вспомните, когда мать перестала работать на Ченселов, она порекомендовала им Марию, которой едва исполнилось восемнадцать лет. Хотя девушка едва говорила по-английски, ее взяли в дом. А потом и меня. Мама считает, что Ченселы очень много сделали для нашей семьи.

– Я никогда не понимала, почему Элден и Дэйзи уволили ее, – сказала Нора. – Ведь Хелен была как член семьи.

– Не думаю, что ее уволили. Скорее всего, мать ушла сама, как только скопила достаточно денег, чтобы открыть собственное дело.

Заскрипели ступеньки лестницы.

– Я уверена, что Дэйви говорил мне, будто Хелен Дэи уволили. Ему было очень больно ее терять.

– Сколько ему было тогда – четыре года? Он не понимал, что происходит в доме. – Джеффри напряженно улыбнулся. Шаги его матери по лестнице становились громче. – Жаль, что они не послали его на Лонг-Айленд. Это могло пойти ему на пользу.

– Наверняка пошло бы на пользу, – уточнила Нора и, повернувшись к кухне, увидела, что Хелен Дэй, вокруг которой стояли трое ее ассистенток, склонилась над медным котлом, втянула ноздрями воздух, задумалась на секунду и сказала что-то обеспокоенной девушке, которая упорхнула и тут же вернулась с чашкой коричневого порошка, щепотку которого Хелен бросила в котел.

Нора вдруг почувствовала чудовищную усталость, сладко зевнула и тут же воскликнула:

– Какой ужас! Извините меня.

Хелен Дэй вышла из-под арки, извиняясь за задержку. Она села в футе от Норы и поставила между ними на диван какие-то два предмета. Нора посмотрела на фотографию в рамке, лежащую поверх скоросшивателя с пружиной, такого старого, что его бугристая и черная когда-то обложка приобрела неровный светло-серый оттенок.

– Вот, – сказала Хелен. – Взгляните-ка на фото.

Нора взяла рамку в руки. Две девочки, одной из которых было года три, а другой – около восьми, подняв головы и улыбаясь фотографу, стояли в залитом солнцем саду. Младшая держала в руках крохотную чашку с блюдцем от кукольного чайного сервиза. У обеих девочек, явно сестер, были коротко подстриженные черные волосы и премиленькие мордашки. Старшая улыбалась одними губами.

– Угадали, кто это? – спросила Хелен Дэй.

– Вы и Кэтрин.

– Я играла в саду в кукольную вечеринку, и – о чудо из чудес! – Кэтрин оказалась рядом и снизошла до моих забав. Мой отец поспешил запечатлеть этот момент, несомненно затем, чтобы напоминать Кэтрин в будущем, что когда-то она тоже была ребенком. А Кэтрин знала,что он делает: это видно по ее лицу. Она видела отца насквозь.

Нора обратила внимание на самодостаточность в выражении глаз восьмилетней девочки. Пожалуй, такой ребенок действительно мог видеть многих насквозь.

– Вы нашли эту фотографию у нее в квартире? – спросила Нора.

– Нет, там я нашла рукопись. А фотография стояла на ее письменном столе в «Пряничном домике», и это было первое, что я увидела, когда вошла туда. «Боже мой! – сказала я себе. – Вы только посмотрите на это!» Вы ведь понимаете, что это означало, не так ли?

Нора понятия не имела, что бы это могло означать, но нетрудно было догадаться по глазам и голосу Хелен Дэй, что это значило для нее.

– Ваша сестра считала вас самым близким человеком, – сказала она.

Пожилая женщина подалась чуть назад, звякнув ожерельями, и показала пухлым розовым пальцем на горло Норы.

– Суперкубок ваш! Из всей нашей сумасшедшей семейки я была для Хелен ближе всех. Чей адрес и телефон дала она на экстренный случай? Мои. Чью фотографию привезла в «Берег» и поставила на почетное место на своем письменном столе? Мою. Это ведь была фотография не зануды Чарльза, не так ли?

Палец был все еще нацелен на горло Норы, поэтому она покачала головой.

– Правильно. И это не была фотография тех двух дурочек, Эффи и Грейс, за всю свою жизнь не прочитавших ни одной книги. Кэтрин чувствовала себя не более близкой к этим троим, чем к прохожим на улице. Поначалу-то я не взяла в толк, как она могла уехать, забыв мою фотографию, но когда я поняла, что она оставила также шелковый халат и связку книг, я догадалась, для чего она это сделала Она оставила эти вещи для меня, потому что знала, что я обо всем позабочусь. И – готова держать пари – вы сейчас догадаетесь почему.