Текст книги "Культура заговора: от убийства Кеннеди до «секретных материалов»"

Автор книги: Питер Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Выстраивая убийство Кеннеди

Оттенки, многочисленные образы Освальда, разрозненные представления о нем – цвет глаз, калибр оружия – все это кажется плохим предзнаменованием того, что должно случиться. Бесконечное выстраивание фактов в процессе расследований. Сколько было выстрелов, сколько человек стреляло, из скольких точек велась стрельба? Громкие события порождают свою сеть противоречий. Простые факты ускользают от идентификации. Сколько ранений получил президент? Каковы размер и форма этих ран? Вновь появляется многоликий Освальд. Разве это не он виден на снимке, запечатлевшем толпу людей на крыльце книгохранилища как раз перед выстрелами? Поразительное сходство, признает Бранч. Он все признает. Он сомневается во всем, включая основные предположения, существующие у нас о нашем мире света и тени, твердых предметах и обычных звуках, а также нашу способность измерять подобные вещи, определять вес, массу и направление, видеть вещи такими, какие они есть, вспоминать их с ясностью, способность рассказать, что произошло.

Дон Делило. Весы

Убийство президента Кеннеди в 1963 году в Далласе дало самый сильный толчок конспирологическому мышлению в Америке, если сравнивать с любым другим событием истории XX века. Что ни возьми: официальные правительственные расследования или любительские вебсайты, голливудские фильмы или художественные тексты, – эти семь секунд, за которые произошло убийство на Дили-плаза, без устали изучались и изучаются на предмет улик, указывающих не только на заговор с целью убийства президента, но и на скрытые намерения, сопутствовавшие последним четырем десятилетиям американской истории. В неофициальном Исследовательском центре и архиве материалов по убийству (Вашингтон, округ Колумбия) собрано более двух тысяч книг, посвященных убийству Дж. Ф. К. и связанным с этим событием темам. В связи с выходом фильма Оливера Стоуна «Дж. Ф. К.» (1991) почти половина книг в десятке бестселлеров New York Times в начале 1992 года была посвящена убийству Кеннеди и, что примечательно, во всех этих книгах излагалась та или иная конспирологическая теория.[158]158
  См.: Stephen Е. Ambrose. Writers on the Grassy Knoll: A Readers Guide // New York Times Book Review, 2 February 1992, 23–25.


[Закрыть]

Убийство Кеннеди стало синонимом самого понятия конспирологическая теория, войдя в культурную ткань повседневной жизни послевоенных Соединенных Штатов. Через такие словосочетания, как «волшебная пуля» и «травяной холм», лексика конспирологии вошла в общеупотребительный язык. Похоже, что убийство и сопутствующая ему культура заговора никогда не исчезали надолго ни из газетных заголовков, ни из массовой культуры. Теории об убийстве Дж. Ф. К. проходят вторым планом в столь разных по жанру фильмах, как «Энни Холл» и «Симпсоны». Так, в культовом фильме Ричарда Линклейтера «Бездельник» (1991) герой-зануда, работающий в букинистическом магазине, признается, что после колледжа он по большому счету только тем и занимался, что изучал детали убийства, и венцом его усилий стала рукопись, которую издатель хотел назвать «Заговор-дискотека». Не будет преувеличением повторить слова далласского психолога из первого абзаца романа Д. М. Томаса «Приземлиться в любви» (1992) об убийстве Дж. Ф. К., что «десять тысяч сновидений каждую ночь… снятся об убийстве Кеннеди».[159]159
  D. M. 'Ihomas. Flying in to Love (London: Bloomsbury, 1992), 3.


[Закрыть] Создается ощущение, что если и не прямо, то косвенно тема убийства присутствует в очень многих художественных и исторических трудах по новейшей американской истории в качестве смутного, неявного элемента скрытой причинности. Так, в классическом конспирологическом романе Томаса Пинчона «Выкрикивается лот 49» (1966) убийство президента Кеннеди не упомянуто ни разу, но в то же время кажется, что оно постоянно витает где-то рядом, почти как зловещий заговор Тристеро, о котором идет речь в романе. Написанный через год после убийства, роман Пинчона описывает попытки обычной калифорнийской домохозяйки расследовать загадочную гибель богатого и влиятельного человека со звучащим на ирландский манер именем Пирс Инверарити, наследство которого, похоже, охватывает всю Америку. Как только Эдипа Маас начинает поиски, возникает ощущение, что зловещие знаки разбросаны повсюду: вся Америка оборачивается соблазнительной разгадкой тайны, которую Эдипа не в силах постичь. После первопроходческого погружения в бездну бесконечных подозрений, проделанного Пинчоном, для многих американцев убийство Кеннеди стало неистощимым источником конспирологических теорий, основным эпизодом, откуда, похоже, берут начало все последующие события, тайные или явные. Многие современные конспирологи бьются об заклад, что вся американская история последнего времени так или иначе связана с теми семью секундами на Дили-плаза и что подробности убийства могут пролить свет на политическую картину более крупного масштаба.

Однако сразу после убийства было вовсе не так очевидно, что конспирологическое отношение к нему станет преобладающим. В сноске, добавленной к опубликованной версии лекции о «параноидальном стиле» (впервые прочитанной вскоре после убийства Кеннеди), Ричард Хофштадтер убеждает себя и своих читателей в том, что «конспирологические толкования убийства Кеннеди значительно более распространены в Европе, чем в Соединенных Штатах», и даже при этом существовала лишь горстка, по-видимому, «антиамериканских» писателей, намекавших на альтернативные версии.[160]160
  Далее Хофштадтер утверждает, что «насколько мне известно, ни один европеец не был настолько оригинален, как профессор Ревило П. Оливера из Иллинойского университета, который в конечном итоге отказался от своей должности из-за своих крайне правых заявлений о том, что Дж. Ф. К. был убит в результате международного коммунистического заговора, потому что он стал слишком «американским»». Следовательно, главный аргумент Хофштадтера – то, что параноидальный стиль в Америке выбирают лишь представители движений меньшинств, – подтверждается одним лишь этим очевидным контрпримером. Richard Hofstadter. The Paranoid Style in American politics and Other Essays (London: Jonathan Cape, 1966), 7. Социологический обзор откликов на убийство президента см. также: Bradley S. Greenburg and Edwin В. Parker, ed. The Kennedy Assassination and the American Public: Social Communication in Crisis (Stanford: Stanford University Press, 1965).


[Закрыть] Возникает ощущение, что суровый индивидуализм американской мечты требует, чтобы даже убийцы воспринимались как агенты-одиночки, действующие в духе маккиавелиевских заговоров и последовавших за ними конспирологических теорий, принадлежащих к европейской традиции. Но, несмотря на то что когда-то лишь представители крайних взглядов были убеждены в существовании некоего заговора или сокрытии реальных обстоятельств убийства Дж. Ф. К., сейчас многие американцы считают это само собой разумеющимся. В 1992 году три четверти американцев, включая якобы даже президента Клинтона и вице-президента Ала Гора, считали, что в случае с убийством Кеннеди не обошлось без заговора или официального сокрытия истинного положения дел.[161]161
  В программе «48 Hours» на CBS (5 февраля 1992) сообщалось, что 77 % опрошенных верят в заговор и 75 % в официальное сокрытие истинных обстоятельств дела. По итогам опроса, проведенного в 1993 году ICR Research Group of Media (штат Пенсильвания), выяснилось, что лишь 12 % американцев верят, что им говорят всю правду, а 71 % считает, что Освальд был частью более крупного заговора. Doubts Remain in Shooting: 7 out of 10 Say Killing of JFK a Conspiracy // Cincinnati Enquirer, 21 November 1993, A7, цит. no: Ronald E White. Apologists and Critics of the Lone Gunman Theory: Assassination Science and Post-Modern America // Assassination: Experts Speak Out on the Death of JFL, ed. James H. Eetzer (Chicago: Catfeet Press, 1998), 377. Слух о Клинтоне и Горе см.: Bob Callanah. Who Shot JFK?: A Guide to the Major Conspiracy Theories (New York: Simon & Schuster, 1993), 147.


[Закрыть]

Популярность идеи заговора обычно объясняют двояко. С одной стороны, благодаря конспирологическим теориям возникает утешительное ощущение законченности, серьезности и последовательности, противостоящее кажущейся случайности появления вероломного одиночки, убившего президента. В 1993 году Уильям Манчестер, автор классической элегии «Смерть президента», подытожил этот подход в своем письме в New York Times:

Если на одну чашу весов положить убитого президента Соединенных Штатов, а на другую – несчастного бродягу Освальда, то равновесия не будет. Вам захочется добавить к Освальду что-нибудь потяжелее. Это придало бы гибели президента смысл, наделив его ореолом мученика. В этом случае он умер бы за что-то. Заговор, конечно же, справился бы с этой задачей превосходно.[162]162
  William Manchester, цит. по: Мах Holland. After Thirty Years: Making Sense of the Assassination // Reviews in American History 22 (1994): 192.


[Закрыть]

С другой стороны, преобладание конспирологических теорий объясняют тем, что травмирующее убийство привело к повсеместной утрате веры, причем не только в добродетельность Америки, символом которой, судя по всему, стал Кеннеди, но и в легитимность властей, проводивших расследование убийства. Получается, что после этого события все пошло наперекосяк, и история последних четырех десятилетий подтверждает, что люди все больше готовы поверить в самые худшие вещи об Америке в целом и о правительственных и официальных организациях – в частности. Хотя в этих популярных объяснениях и есть доля истины, в данной главе будет показано, что поворот в сторону конспирологических теорий дела Кеннеди происходил куда сложнее, чем предполагает популярная психология. Во многих отношениях дело обстоит с точностью до наоборот. Далекие от того, чтобы подарить компенсаторное ощущение ясности и логичности, конспирологические теории обнажили – и подкрепили – тревогу, вызванную неисправимой странностью реальности эпохи постмодерна. Более того, мифическая утрата невинности задним числом связывается с убийством Кеннеди лишь при условии процветания конспирологии конца 1960-х.

А где были вы?

Для многих американцев новейшая история США разбивается на два периода – до и после убийства Кеннеди. Картина идиллической невинности начала шестидесятых накануне впадения общества в насилие, цинизм и раздробление стала характерной чертой многочисленных голливудских фильмов и телепередач.

Так, в фильме «Поле любви» (1992) Мишель Пфайфер играет жену «синего воротничка», домохозяйку из южного штата, помешанную на чарующей жизни клана Кеннеди. Несмотря на запрет своего мужа, она чувствует, что просто обязана добраться до Вашингтона, чтобы проститься с президентом в тот роковой уикенд. Во время этого путешествия, обернувшегося для нее массой открытий, героиня начинает уважать не только чернокожего, который в конце концов поможет ей, но и саму себя как независимую женщину. Схожим образом звучащий за кадром голос главной героини «Грязных танцев» (1987) в начале фильма увязывает потерю собственной девственности с утратой невинности всей американской нацией: «Это случилось летом 1963 года, когда все звали меня Бейби, а я над этим не задумывалась. Это было до убийства президента Кеннеди, до Beatles, когда мне не терпелось вступить в Корпус мира и когда я думала, что никогда в жизни не повстречаю такого классного парня, как мой отец. В то лето мы поехали к Келлерманам».

Для целого поколения американцев такие, похожие на вспышку, воспоминания о том, что они делали в момент убийства президента, стали иметь свое значение.[163]163
  См., к примеру, подборку доказательств: Abigail van Buren, ed. Where Were You When President Kennedy Was Shot?: Memories and Tributes to the Slain President, as Told to «Dear Abby» (Kansas City: Andrews and McMeel, 1993).


[Закрыть] Даже те, кто слишком молод, чтобы самим помнить то время, считают убийство Кеннеди поворотным пунктом американской истории, когда Америка сбилась с предназначенного ей пути. В научно-фантастических книгах о путешествиях во времени убийство Дж. Ф.К. действует как исходный троп необратимости. Так, в романе Грегори Бенфорда «Панорама времени» повествование то и дело возвращается к тем семи секундам в Далласе в попытке изменить будущее истории, то есть предотвратить экологическую катастрофу в настоящем.[164]164
  Gregory Benford. Timescape (London: Victor Gollancz, 1980). Марк Лоусон же представляет, что было бы, если бы Кеннеди выжил, а Мэрилин Монро не совершила самоубийства: Mark Lawson. Idlewild, or, Eventhing is Subject to Change (London: Picador, 1995).
  Judith A. Eisner. Мае Brussell: Fears ‘Hidden Government’ Plans Assassinations // The Pine Cone (Carmel-by-the-Sea, CA), 21 September 1972, 43–44. Биографический очерк о Брасселл см.: Jonathan Vankin. Conspiracies, Cover-ups and Crimes: Political Manipulations and Mind Control in America (New York: Paragon House, 1991).


[Закрыть] Даже без фокусов со временем, фигурирующих в подобных романах, убийство Кеннеди нередко становится частью повествования о сожалении, ностальгии и утрате. Эту историю о потерянной невинности можно, к примеру, увидеть в триллере «На линии огня» (1993), где впервые за всю свою кинокарьеру крутой парень Клинт Иствуд плачет на экране. В этом фильме Иствуд играет стареющего агента контрразведки Фрэнка Хорригана. Тридцать лет назад он находился в автомобильном кортеже, сопровождавшем Кеннеди в Далласе, и его долгом было прикры-выть президента своим телом и «взять пулю». Слезы выступают на глазах у Хорригана не только из-за бесконечного сожаления о том, что он заколебался в тот роковой момент, но и из-за ностальгии: он чувствует, что теперешней президент не стоит того, чтобы ради него бросаться под пули. Очевидный посыл фильма в том, что Клинт не проронил бы ни слезинки из-за Клинтона, несмотря на все попытки последнего связать свое имя с именем Кеннеди.

Таким образом, в разных сферах массовой культуры убийство Кеннеди рисуется не просто как особенно яркая встреча с историей, творящейся на глазах у современников, и даже не как своего рода водораздел между двумя историческими эпохами, но в качестве причины, вызвавшей необратимый исторический упадок. Кроме того, с убийством президента связывается утрата невинности в подчеркнуто личном смысле, и эта утрата неотделима от заговора. Так, например, покойная Мэй Брасселл, известная на Западном побережье тележурналист-конспиролог, до поры до времени была «простой домохозяйкой, которую интересовали теннисные корты, уроки танцев и волновало исправление прикуса у своих детей».[165]165
  Judith A. Eisner. Мае Brussell: Fears ‘Hidden Government’ Plans Assassinations // The Pine Cone (Carmel-by-the-Sea, CA), 21 September 1972, 43–44. Биографический очерк о Брасселл см.: Jonathan Vankin. Conspiracies, Cover-ups and Crimes: Political Manipulations and Mind Control in America (New York: Paragon House, 1991).


[Закрыть] Но увидев, как Ли Харви Освальда застрелили в прямом эфире, она занялась расследованием убийства самостоятелыю. Точно так же Роберту Гродену, прославленному автору улучшенных фотографий, запечатлевших убийство, и «техническому консультанту» режиссера Стоуна на съемках фильма «Дж. Ф. К.», в день убийства президента Кеннеди исполнилось восемнадцать лет, и с тех пор он пытается смириться с этим событием. В своих работах он напрямую связывает свое совершеннолетие с тем, что общественность постепенно стала узнавать о поступках власти в Америке.[166]166
  Robert]. Groden. The Killing of a President // Arena, Autumn 1993,120–135. В последние годы Гроден кое-как перебивался продажей копий своей видеообработки событий на Дили-плаза, а также обеспечивая «экспертные» заключения по фотоматериалам во время суда над О. Дж. Симпсоном.


[Закрыть] Сам фильм Стоуна (подробнее речь о нем пойдет ниже) – это яркая история падения, объединяющая травму, полученную американцами во Вьетнаме, и травму, нанесенную Америке убийством Кеннеди, в одно причинно-следственное и конспирологическое повествование. Как замечает окружной прокурор Нового Орлеана Джим Гаррисон (чей материал стал основой фильма): «Любой человек, который наделен здравой объективностью и у которого хватит ума прочесть эти двадцать шесть томов, не может не увидеть, что все главные выводы комиссии Уоррена относительно убийства ошибочны. Для меня это стало концом невинности».[167]167
  Eric Norden. Jim Garrison: A Candid Conversation with the Embattled District Attorney of New Orleans // Playboy, October 1967, 59–60; см. также в Интернете: http://members.aol.com/Labyrinthl3/Main/Garrison.htm.


[Закрыть]

При всей популярности истории об утраченной невинности следует помнить, что представления о подобных катастрофических разломах бытуют в Соединенных Штатах уже давно, выливаясь в бесконечное оплакивание периодически теряемой невинности, которая потом чудесным образом обретается вновь. В XX веке, задолго до Вьетнама и Уотергейта, нанесших казавшийся непоправимым удар, даже до последовавших одно за другим и выбивших у американцев почву из-под ног трех политических убийств в 1960-х, в 1950-х годах имели место, к примеру, шокирующие разоблачения систематического надувательства в телевикторинах, а также вмешательства в результаты ежегодного чемпионата США по бейсболу в 1919 году. Учитывая вечную склонность американцев удивляться и ужасаться, узнавая об измене и предательстве, стремление считать убийство Кеннеди неповторимым и зловещим поворотом к худшему не только теряет свою обоснованность, но и полностью обесценивает позитивные социальные достижения 1960-х годов. Если убийство Кеннеди явилось результатом заговора реакционных сил, замысливших нарушить ход истории, как утверждают выставляющие себя либералами фигуры вроде Оливера Стоуна, то как насчет гражданских прав, феминизма, движения за права геев и лесбиянок, движения в защиту природы? Получается, что конспиративистские представления о политических убийствах 1960-х как переломном моменте, после чего все пошло не так, отчасти игнорируют прогрессивные достижения этого и последующих десятилетий.

По всей вероятности, упоминавшиеся ранее опросы общественного мнения отражают постоянно нарастающее сомнение в официальной версии событий, а если прибавить к ним опросы, свидетельствующие о подрыве доверия народа к правительству, о чем говорилось во Введении, то можно предположить, что убийство Кеннеди и стало основой культуры заговора. Вместе с тем есть повод усомниться в таком изложении причины и следствия, принимая во внимание образ невинности, уступающей опыту, коль скоро теорий о деле Дж. Ф. К. развелось великое множество. В добавление к двум опросам, о результатах которых мы уже говорили, можно привести еще парочку опросов, проведенных в 1964 году. Согласно данным первого из них, проведенного до появления официального отчета комиссии Уоррена, лишь 29 % американцев считали, что Освальд действовал в одиночку; после обнародования отчета в конце 1964 года 87 % американцев поверили в версию комиссии.[168]168
  Данные опросов Гэллапа приводятся по: Мах Holland. After Thirty Years: Making Sense of the Assassination // Reviews in American History 22 (1994): 203.


[Закрыть] А из двух опросов Гэллапа, проведенных с разрывом в двадцать лет, мы узнаем, что в 1976 году 11 % респондентов считало, что Освальд был один, и столько же человек думало точно так же и в 1996-м. Вполне возможно, что за последние сорок лет имел место постепенный сдвиг общественного мнения к конспиративистскому мышлению, но само общественное мнение часто склонно к разбросу и непостоянству. Эта ситуация далека от расхожих представлений о конспирологах как о людях, поверивших во что-то раз и навсегда и ни на йоту не отступающих от своих убеждений.

Теории о стрелке-одиночке

Наряду с уроком, что опросам общественного мнения доверять нельзя, из этих данных напрашивается и вывод о том, что история расследования убийства Кеннеди полна метаний и противоречий. Для разных людей это убийство означает и разные вещи, так что какого-то одного однозначного и легкого урока, который можно было бы из него извлечь, не существует. Для исследователей, встречающихся каждый год на конференции в Далласе, события 1963 года – это не только тайна, которую нужно разгадать, и не только объединяющий призыв для действий со стороны общественности, но также и повод собраться вместе, как любая другая группа со своими специфическими интересами. Убийство Кеннеди и сопутствующая ему культура заговора не только породили процветающую самопальную торговлю памятными вещами на конвентах и во Всемирной паутине, но и стали темой картин авангардистов и экспериментального ви-деоарта, например «Jackie» («The Week That Was») Энди Уорхола (1963) и «The Eternal Frame» ЭнтФарм и Т. Р. Атко (1975)'. Однако при всем разнообразии подходов споры об убийстве Кеннеди по большей части вертятся вокруг кажущегося строго заданным выбора между недовольным стрелком-одиночкой или заговором того или иного рода. Говорить об убийстве, не втянувшись при этом в спор о том, имел место заговор, подробности которого известны на удивление многим американцам, или нет, практически нереально. Противостояние сторонников и противников заговора нередко принимает нешуточный оборот и даже оказывается явно идеологическим, но между ними гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд. Каким образом эти точки зрения переплелись между собой? Почему заговор (или его подчеркнутое отсутствие) стал практически единственной повествовательной логикой, по которой выстраиваются события?

Официальная версия о виновном в убийстве «стрелке-одиночке», отрицающая заговор, появилась очень быстро. Спустя полтора часа после убийства президента полиция арестовала Ли Харви Освальда в техасском кинотеатре в связи с убийством полицейского Дж. Д. Типпита, которое произошло примерно на полчаса раньше. В тот же вечер Освальду было предъявлено обвинение в убийстве президента.[169]169
  Полное описание видеоматериалов, связанных с этим делом, см.: Art Simoti. Dangerous Knowledge: The JFK Assassination in Art and Film (Philadelphia: Temple University Press, 1996).


[Закрыть] Через два дня, уже после того, как сам Освальд был застрелен Джеком Руби, окружной прокурор Далласа Генри Уэйд созвал пресс-конференцию, на которой рассказал о ходе расследования. Уэйд заявил, что несколько свидетелей видело Освальда в «снайперской берлоге» на складе школьных учебников, а на спрятанной там винтовке был обнаружен отпечаток его ладони. При покупке оружие было оформлено на имя Освальда, кроме того, видели, как в то утро он принес на работу какой-то длинный пакет.[170]170
  Dallas Prosecutor’s News Conference // New York Times, 26 November 1963, 14.


[Закрыть] Так что «официальная» версия о стрелке-одиночке Ли Освальде, убившем президента, сформировалась в течение двух суток. На самом деле сейчас появились некоторые доказательства, позволяющие предполагать, что Дж. Эдгар Гувер настоял на том, чтобы ФБР надавило на местную полицию Далласа и заставило ее признать, что Освальд действовал один еще до того, как были собраны улики. Возможно, Гувер опасался, что связи Освальда с разведывательными службами (по одним отчетам, неясные, под другим – явно заговорщические) могут бросить тень на Бюро.

Двадцать девятого ноября президент Джонсон создал комиссию для расследования убийства под руководством председателя Верховного суда США Эрла Уоррена. К середине декабря ФБР и Секретная служба провели независимые расследования и передали свои пространные отчеты в комиссию Уоррена. В феврале комиссия начала заслушивать показания свидетелей и в сентябре 1964 года наконец представила свой 888-страничный отчет, хотя прилагающиеся к нему 26 томов, в которых собраны улики и свидетельские показания, появились только месяц спустя. Комиссия пришла к выводу, что Освальд совершил убийство в одиночку. «Комиссия не нашла никаких доказательств, – говорилось в отчете, – свидетельствующих о том, что Ли Харви Освальд или Джек Руби участвовали в каком-то внутреннем или иностранном заговоре, целью которого было убийство президента Кеннеди».[171]171
  Report of the President’s Commission on the Assassination of President John F. Kennedy (Washington, DC: United States Government Printing Office, 1964), 21.


[Закрыть] В первые годы после своего появления отчет и подробно изложенная в нем теория о стрелке-одиночке пользовались огромным доверием в Соединенных Штатах. New York Times выпустила отчет в полном объеме в своем специальном приложении, а затем публиковала отрывки слушаний, причем тогда тираж газеты превышал миллион экземпляров. Во многих отношениях комиссии Уоррена удалось унять страхи по поводу того, что убийство американского президента было делом рук Советов или кубинцев. Возможно, эго было одной из целей, в достижении которых Джонсон был непосредственно заинтересован, ведь после Кубинского кризиса прошел всего год. В обстановке развитой в условиях «холодной войны» паранойи американцы быстро поверили, что политические убийства не характерны для американских традиций. Но в своем намерении успокоить американскую общественность отчет комиссии Уоррена продемонстрировал почти параноидальное стремление развеять любые домыслы по поводу заговора.

Категорически отрицая какое-либо наличие заговора, комиссия заявила, что «для установления мотивов убийства президента Кеннеди, необходимо обратиться к личности самого убийцы».[172]172
  Report, 22.


[Закрыть] Изучив «историю его семьи, его образование или отсутствие такового, его поступки, написанные им документы и воспоминания тех, кто тесно с ним общался», комиссия пришла к следующему выводу:

Освальдом двигала перекрывающая все враждебность к своему окружению. Судя по всему, он был не способен завязывать значимые отношения с другими людьми. Он был постоянно недоволен окружающим миром. Задолго до убийства он выражал ненависть к американскому обществу и совершал действия в знак протеста… Он искал себе место в истории… Его увлеченность марксизмом и коммунизмом, по-видимому, стала еще одним важным фактором, побудившим его пойти на убийство. Кроме того, он продемонстрировал способность к решительным действиям без оглядки на последствия при условии, что эти действия будут способствовать его главным целям. Под воздействием этих и многих других факторов, которые, возможно, сформировали характер Ли Харви Освальда, появился человек, способный пойти на убийство президента Кеннеди.[173]173
  Report, 423.


[Закрыть]

Как неоднократно сетовал один из штатных юристов комиссии, этот отрывок звучит как набор клише из какой-нибудь телевизионной мыльной оперы.[174]174
  См. об этом: Callanah. Who Shot JFK, 35.


[Закрыть] Хотя, как уверяют читателей, «комиссия не считает, что отношения Освальда с женой заставили его убить президента», в отчете можно найти еще несколько стереотипов из сферы популярной психологии, необходимых для изображения Освальда недовольным жизнью одиночкой. Сделав акцент на политических симпатиях Освальда и одновременно на его неспособности к социальной адаптации, комиссия оказалась в ловушке: с одной стороны, ей нужно было придать хотя бы какой-то смысл убийству в глазах общественности, списав его на рациональные политические мотивы Освальда, но, с другой стороны, комиссия была убеждена, что убийство американского президента было необъяснимым поступком, окрашенным психопатией. По сути, членам комиссии пришлось заключить, что убийство совершил неудовлетворенный жизнью, но во всем остальном заурядный американец, и признать, что на подобный поступок не отважился бы ни один правый американский гражданин. Обвинение, выдвинутое против конспирологических теорий – мол, пытаясь объяснить все, они не объясняют ничего, – с таким же успехом можно было предъявить и теориям о стрелке-одиночке, которые, в отличие от конспирологических теорий, объясняют убийство Кеннеди, полагая мотивы Освальда необъяснимыми.

Попытка комиссии составить любительскую психологическую биографию убийцы была лишь первой среди многих, за ней последовавших. Доктор Ренатус Хартогс, проводивший психиатрическое обследование Освальда, когда тот еще был прогуливавшим уроки подростком, в работе «Два убийцы» утверждает, что в лице Кеннеди Освальд убил отца под влиянием Эдипова комплекса, то есть подавляемого сексуального желания по отношению к своей матери.[175]175
  Dr Renatus Hartogs. The Two Assassins (New York T. Cromwell, 1965).


[Закрыть] Журналистка Присцилла Макмиллан, впервые повстречавшая Освальда и его жену в России в начале 1960-х годов и взявшая у Марины несколько углубленных интервью после убийства, пришла к выводу, что Освальд был недовольным жизнью неудачником с манией величия.[176]176
  Priscilla Johnson McMillan. Marina and Lee (New York: Harper & Row, 1977).


[Закрыть] Биографию Освальда написал даже член комиссии Уоррена, будущий американский президент Джеральд Форд. Его «Портрет убийцы» был немногим больше краткого изложения результатов работы комиссии, хотя там и присутствуют какие-то тайные намеки на усилия комиссии разобраться с заявлениями о том, что Освальд был тайным агентом ФБР.[177]177
  Gerald Ford. Portrait of the Assassin (New York: Simon & Schuster, 1965).


[Закрыть]

Стремление комиссии Уоррена разобраться в загадочной душе Освальда вызвало и многочисленные попытки поставить диагноз как ему самому, так и породившей его американской культуре. Так, авторы учебника по паранойе, выпущенного в 1970 году, сопровождают его приложением, в котором приводится краткая история болезни не только Освальда, но и всех тех, кто совершил убийство или покушался на американских президентов либо кандидатов на президентский пост.[178]178
  David Swanson, Philip Bohnert and Jackson Smith. The Paranoid (Boston: Little, Brown & Co., 1970), 378–394. Разумеется, после 1970 года было множество других покушений на убийство президента: покушение на Никсона, два покушения на Джеральда Форда, одно на Рейгана, заявление Буша, что группа иракцев замышляла убить его, а из недавних случаев мы можем включить в этот ряд таинственный легкий самолет, который врезался в Белый дом в 1994 году.


[Закрыть] Свонсон и его соавторы пишут о том, что детство Освальда было «загублено смертью отца, случившейся еще до его рождения», а также о том, что «его мать была подозрительной, напыщенной особой и верила в разные выдумки». Далее они обнаруживают, что Освальд был «слабым мужчиной ростом 170 см» и что «он не работал, зато много читал, в том числе и биографию Джона Кеннеди». Анализируя убийства и покушения на президентов до и после Освальда, авторы выясняют, что все преступники похожи между собой. Так, мы узнаем, что Чарльз Гито, в 1881 году убивший президента Гарфилда, был «невзрачным на вид и ростом 165 см. Работу он постоянно менял и зарабатывал себе на жизнь мошенничеством и кражей». На случай, если этого недостаточно, чтобы признать Чарльза Гиго параноиком, авторы добавляют, что он – «угрюмый прожектер, был склонен к сутяжничеству, и у него были грандиозные планы насчет создания газеты». Может, из-за явных признаков паранойи он «бросил школу в восемнадцатилетнем возрасте [только в 18 лет!?] и остаток года провел за чтением Библии». Этот психологический портрет как под копирку повторяется в большинстве из десяти рассказов о «стрелках-одиночках». По мнению Свонсона и его соавторов, все убийцы «были людьми с утраченной национальной принадлежностью», кроме того, «нигде толком не работали», «все были худыми и ростом между 152 см и 173 см», и «все страдали паранойей на момент совершения убийства». Отсюда сам собой напрашивается вывод о том, что убийцы президентов в большинстве своем были нищими, недоедавшими иммигрантами, по вполне понятным причинам питавшими злобу – и порой открыто ее проявлявшие – по отношению к стране, которая, увы, обманула их ожидания.[179]179
  Эту точку зрения Стивен Сондхайм исследует в своем мюзикле «Ассасины» (New York: Theatre Communications Group, 1991). Так, последними словами Леона Чолгоша, в 1901 году убившего Уильяма Маккинли, были: «Я убил президента, потому что он был врагом хороших людей. Я не жалею о своем преступлении».


[Закрыть] Но этот коллектив авторов заключает, что паранойя была не только «определяющей причиной» в случае Освальда, но и решающим фактором почти всех предыдущих и последующих покушений на американских президентов. Больше того, для многих культурологов паранойя также является главным следствием убийства, когда нация в отчаянии окунается в конспирологическое мышление.

Таким образом, следует отметить, что лишь в атмосфере отрефлексированной паранойи, охватившей страну к концу 1960-х годов после нескольких политических убийств, психологи и историки тоже стали считать паранойю одной из движущих сил американской истории.[180]180
  Описание историографического поворота к психологической истории см.: Michael Rogin. American Political Demonology: A Retrospective // «Ronald Reagan, The Movie»; and Other Episodes in Political Demonology (Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1988), 272–300; а также Gordon S. Wood. Conspiracy and the Paranoid Style: Causality and Deceit in the Eighteenth Century // 'Ihe William and Mary Quaterly 39 (1982): 401–444.


[Закрыть] Так, в сборнике статей «Убийцы и политический порядок» (1971), авторами которых стали специалисты-гуманитарии, три статьи были посвящены исследованию, как сказано в заголовке одной из них, «психопатологии убийства».[181]181
  Вот эти три статьи: Lawrence Zelic Freedman. Psychopathology of the Assassin; David A. Rothstein. Presidential Assassination Syndrome: A Psychiatric Study of the Threat, the Deed and the Message; а также 'Ihomas Greening. The Psychological Study of Assassins // Assassinations and the Political Order, ed. William J. Crotty (New York: Harper & Row, 1971), 143–266.


[Закрыть] Вместе с тем сборник расширяет дискуссию, затрагивая вопросы социальной психологии и социологии: в нем есть статьи о культуре насилия в Америке и других странах.[182]182
  См. в частности: Crotty. Assassinations and Their Interpretation within the American context; а также: Ivo K. Feierabend, Rosalind L. Feierabend, Betty A. Nesvold, and Franz M. Jaggar. Political Violence and Assassination: A Cross-National Assessment // Crotty, Assassinations, 3–140.


[Закрыть] В любом случае, убийство стало объяснять немного легче, если рассматривать его как результат болезни отдельного человека или общества. С этим связана надежда на то, что, установив эту модель «самовыражения» через насилие и дав ей теоретическое объяснение, подобные случаи можно предотвратить. Следует заметить, что упомянутый сборник стал результатом работы его редактора Уильяма Дж. Кротти в должности одного из директоров Специальной группы по изучению убийств и политического насилия в составе Национальной комиссии по исследованию причин и предотвращению насилия. Итак, с появлением работ, объяснявших мотивы убийц-одиночек с точки зрения психологии, а также подозрительного отношения американцев к официальным версиям событий, паранойю начинают считать следствием и одновременно причиной политических убийств 1960-х годов. Другими словами, паранойю начинают называть и причиной, и вызванной ею симптомом того, что считалось исключительно американской болезнью и кризисом.

Все сорок лет, пока изучают убийство Кеннеди, исследователи не могут решить, насколько Освальд был в своем уме и насколько он ответственен за свои действия. И в самом деле, во многих отношениях этот случай стал своеобразной лакмусовой бумажкой, демонстрирующей, насколько мы вообще контролируем собственные поступки в эпоху, когда все вокруг становится все более взаимосвязанным и контролируемым. Так, Джеральд Поснер, автор книги «Дело закрыто» (1992), в которой версии об убийце-одиночке подвергаются тщательной повторной проверке, утверждает, что «единственным убийцей на Дили-плаза 22 ноября 1963 года был Ли Харви Освальд, которого привели туда его собственные запутанные и непостижимые злость и ярость».[183]183
  Gerald Posner. It Was Him All Along II Mail on Sunday (London), 2 October 1993, 13.


[Закрыть] Автор предполагает, что хотя, возможно, Освальд и действовал в одиночку, в психологическом смысле он не полностью контролировал свои действия. Но ведь конспирологические теории, как правые, так и левые, точно так же не верят в самостоятельность Освальда, считая его жертвой тайных сил, манипулировавших им без его ведома, или контроля, – «всего лишь козлом отпущения», как кричал сам Освальд репортерам в полицейском управлении Далласа. Впрочем, некоторые комментаторы попытались восстановить последовательность «непостижимых» действий Освальда. Так, Александр Кокберн утверждает, что Освальд действовал, исходя из хотя и неправильных, но «радикальных политических мотивов», нанося упреждающий удар по президенту, которого кое-кто подозревал даже в том, что он приказал ЦРУ организовать убийство Кастро.[184]184
  Alexander Cockbum. Propaganda of the Deed // New Statesman & Society, 19 November 1993, 30–31. Похожим образом в своей ранней статье об убийстве Стоун побуждал своих читателей «задаться честными вопросами», то есть о том, «сколько американцев с одобрением допускают, что ЦРУ, возможно, пыталось найти способ убить Кастро?» Стоун признал, что, молчаливо одобряя подобные секретные операции, «мы все мысленно тянемся за кинжалом или пистолетом, когда это удобно нашему политическому мышлению» (I.F. Stone. We All Had a Finger on That Trigger // l.F. Stone’s Weekly, 9 December 1963,12).


[Закрыть]

В своем толстом романе «История Освальда: Американская загадка» (1995) Норман Мейлер тоже рисует довольно убедительный портрет Освальда как достойного – пусть отчасти и нелепого – политического мыслителя и агитатора. И хотя на завершающем этапе анализа этот портрет убийцы оказывается, в сущности, очередным открытием Мейлером самого себя в биографиях малосимпатичных личностей, в «Истории Освальда» интересен тот путь, который прошел Мейлер от своих более ранних заявлений по поводу убийства. В рецензии на книгу Марка Лейна «Стремление к правосудию» Мейлер призывал к созданию комиссии из писателей вместо комиссии Уоррена. «Любой бы предложил создать эту новую комиссию, – писал Мейлер, – единственную настоящую комиссию из литераторов, которая, существуя за счет подписки, потратила бы несколько лег на расследование дела». Далее Мейлер заявляет, что лично он «поверил бы комиссии, возглавляемой Эдмундом Уилсоном, чем комиссии под руководством Эрла Уоррена. А вы разве нет?»[185]185
  Norman Mailer. The Great American Mystery // Book Week Washington Post, 28 August 1966,1,11–13.


[Закрыть] Как и большинство представителей контркультуры 1960-х, Мейлер предполагал, что правительство что-то скрывает, и лишь писатели и интеллектуалы, как совесть народа, могут рассказать подлинную версию событий, которая, казалось, неизбежно перетекает в теорию заговора. Мейлер действительно все время демонстрирует, насколько привлекательны в его глазах представления об интеллектуальном сообществе как источнике экзистенциальной тайны, ритуальной и тайной власти. Эта увлеченность достигает кульминации в романе «Призрак проститутки» (1991), где рассказывается о грандиозном полувымышленном расследовании ЦРУ, которое одержимо кружит вокруг черной дыры убийства и даже не в состоянии понять, куда оно идет.