Текст книги "Культура заговора: от убийства Кеннеди до «секретных материалов»"

Автор книги: Питер Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Помимо дела О. Дж., имел место ряд других случаев, в результате которых тема «черной паранойи» стала широко обсуждаться. Так, пытаясь объяснить непреодолимый разрыв между взглядом на жизнь белых и черных, белые комментаторы регулярно приводили в пример данные опроса чернокожих американцев, проведенного в 1990 году. По мнению 60 % опрошенных, власти действительно специально распространяли крэк в гетто или по крайней мере это было похоже на правду, а 29 % выразили убежденность или подозрение по поводу того, что СПИД был результатом заговора с целью геноцида против чернокожего населения.[304]304
  Jason DeParle. Talk of Government Being Out Get Blacks Falls on More Attentive Ears // New York Times, 29 October 1990, A12. Более подробный анализ этого опроса см.: Anita М. Waters. Conspiracy Theories as Ethnosociologies: Explanation and Intention in African American Political Culture // Journal of Black Studies 28 (1997): 112–125. См. также: M. Cooper. The Return of the Paranoid Style in American Politics // U.S. News and World Report, 12 March 1990, 30–31.


[Закрыть] В сентябре 1991 года негритянский журнал Essence опубликовал статью под названием «СПИД: геноцид?»[305]305
  K. Bates. AIDS: Is It Genocide? II Essence, September, 1990, 76–117.


[Закрыть] В том же году комик Билл Косби намекнул на то, что СПИД – это «что-то такое, что придумали люди, чтобы достать других людей, которые им не нравятся», Спайк Ли объявил, что «СПИД – это болезнь, разработанная правительством».[306]306
  Bill Cosby’s AIDS Conspiracy // New York Post, 12 April 1991, 26; комментарий Спайка Ли появился в рекламе Benetton в Rolling Stone, 12 November 1992.


[Закрыть] Ли также настаивал на том, что «никакой ошибки в том, что большая часть наркотиков в нашей стране распространяется в черных и латиноамериканских районах, нет». Это обвинение можно часто слышать, начиная с рэпер-ских песен и заканчивая замечанием конгрессмена Максин Уотерс, заявившей: «Ne, кто сидит наверху, знают об этом, смотрят сквозь пальцы, закрывают глаза, а тем временем в Южном Центральном округе Лос-Анджелеса умирают наши дети»'. Эти страхи наглядно продемонстрированы в фильме Джона Синглтона «Парни из Южного Централа» (1993) в эпизоде, когда Фьюриес Стайлз везет своего сына и его приятеля к рекламному щиту в Комптоне, чтобы рассказать им (и быстро собравшейся вокруг толпе), что на самом деле происходит в Южном Центральном округе. Для начала Фьюриес объясняет, как в процессе джентрификации сначала из жилых кварталов вытесняют бедных, а затем повышают стоимость жилья для новых владельцев; единственное, что здесь можно сделать, – это постараться удержать дома за чернокожими. Тут вмешивается какой-то старик и говорит, что единственная причина, по которой дешевеет местная недвижимость, – это уличные банды с их оружием и наркотиками. В ответ Фьюриес спрашивает: «Как, по-вашему, крэк попадает в страну? У нас нет самолетов. У нас нет кораблей. Не мы привозим это дерьмо сюда по воздуху или по морю». Потом он говорит, что употребление крэка стало проблемой лишь тогда, когда его заметили в белых кварталах.[307]307
  Хотя этот эпизод неоднократно приводился в качестве примера «черной паранойи», важно задуматься над тем, как он работает в контексте всего фильма. Комментарий Фьюриеса Стайла по поводу эпидемии крэка вписан в более широкий контекст разворачивающейся на улице беседы о том, кто виноват в страданиях черной общины, а именно банды из белой элиты. Сходным образом насколько герой стремится обвинить других людей («они») в проблемах черной общины, связанных с оружием, алкоголем и наркотиками, с не меньшей силой он настаивает на том, что черные должны взять ответственность на себя, сделав так, чтобы в черной общине все принадлежало чернокожим, и отказавшись участвовать в эскалации бандитского насилия. Более того, этот эпизод работает как шарнир между надеждой и тщетностью: Тре и Рики только что вернулись с экзамена, и их будущее висит на волоске; в следующем эпизоде они ввязываются в бандитскую разборку, которая приводит к трагической перестрелке, которой фильм и заканчивается. Если вырвать этот эпизод из контекста, получится, что заявления Фьюриеса намекают на то, что фильм продвигает упертую теорию заговора, идею паранойи, но общая структура фильма уравновешивает соперничающие интерпретации и не ведет к какому-то однозначному выводу.


[Закрыть]

Обвинения в заговоре с целью наводнить черные гетто наркотиками достигли своего пика в 1996 году, когда в San Jose Mercury News появилась серия статей о связи контрас, их спонсоров из ЦРУ и расширением торговли крэком в Лос-Анджелесе.[308]308
  Gary Webb. Dark Alliance: The Story Behind the Crack Explosion // San Jose Mercury News, 18–20 August 1996. Эти статьи легли в основу книги Уэбба «Dark Alliance: The CIA, the Contras, and the Crack Cocaine Explosion» (New York: Seven Stories Press, 1998). Более подробное обсуждение работ Уэбба и реакции на них см.: Alexander Cockburn and Jeffrey St. Clair. Whiteout: The CIA, Drugs and the Press (London: Verso, 1998), 1–62.


[Закрыть] В статье Гэри Уэбба рассказывалась запутанная история о высланном из своей страны никарагуанце Данило Бландоне, который якобы занимался торговлей кокаином. В той же статье раскрывались его контакты, с одной стороны, с сотрудниками ЦРУ и Управлением по контролю за применением законов о наркотиках, а с другой – с дилером из Южного Центрального округа по имени Рики Росс. «Тайный альянс» заявил, что предоставит первое конкретное доказательство того, о чем долгое время ходили лишь слухи, а именно что ЦРУ по меньшей мере закрывало глаза на то, что наркоторговля служила для «контрас» источником немалых доходов, которые шли на финансирование партизанской войны в Никарагуа. Поначалу эта информация мало освещалась в прессе мейнстрима, зато она быстро распространилась в черной общине. Уэбб выступал на радио и телевидении, участвуя в ток-шоу, ведущими которых в том числе были Джесси Джексон и Монтел Уильямс, а расширенная версия его статьи на вебсайте Mercury (размещенная под иллюстрацией, изображавшей курильщика крэка на фоне символики ЦРУ) ежедневно загружалась более 100 тысяч раз. Конгрессмен Уотерс (представляющая в конгрессе Южный Центральный округ Лос-Анджелеса) ухватилась за этот материал и потребовала официального расследования, а также настояла на том, чтобы пригласить тогдашнего директора ЦРУ Джона Дойча в муниципалитет Южного Центрального округа на встречу с местными жителями, которая прошла в очень горячей обстановке.

Когда массмедиа наконец обратили внимание на эту историю, они запустили статьи с опровержением показавшегося им главным утверждения о том, что ЦРУ намеренно наводняло гетто наркотиками, чтобы финансировать контрас. Наряду с критикой Уэбба многие крупные газеты, общественно-политические еженедельники и новостные программы запустили материалы (подготовленные в основном чернокожими журналистами) о так называемой «черной паранойе», видимо, чтобы помочь читателям понять, почему многие афроамериканцы верят в голословные утверждения.[309]309
  Об этой дилемме чернокожего журналиста см.: Jack Е. White. Caught in the Middle: The CIA-Crack Story Put Black Reporters in a Bind II Time, 26 May 1997; a также: Joel Dreyfus and Richard Prince. «Dark Allience»: Of Conspiracies, Theory and Silence // NABJ Journal 14, no. 7 (1997): 20–23.


[Закрыть] Рассказывая читателям New York Times о распространении слухов с места событий – из Комптона, Лос-Анджелес, Тим Голден вернулся к данным опроса 1990 года, сочтя их отправной точкой «глубокого недоверия к правительству» среди чернокожего населения Америки. Голден также привел высказывание чернокожего психиатра доктора Элвина Пуссена из Гарвардской медицинской школы о природе «черной паранойи», как будто готовность поверить в причастность ЦРУ к криминальной деятельности была признаком психического расстройства, а не разумной исходной посылкой (даже если потом она оказалась бы ложной). И эго притом, что, как выяснилось в ходе судебных слушаний по делу «Иран-контрас» о готовности правительственных организаций превысить свои законные полномочия.[310]310
  Tim Golden. Though Evidence Is Thin, Tale of CIA and Drugs Has Life of Its Own // New York Times, 17 October 1996, A14.


[Закрыть]

На фоне этого ужаса перед толпами чернокожих, страдающих коллективным бредом, возникла и тревога с заламыванием рук по поводу роли Интернета в распространении конспирологических теорий. Так, Los Angeles Times усмотрела в истории с «Тайным альянсом» «пример того, как в информационную эпоху информация проносится по стране со скоростью просвистевшего кнута».[311]311
  Eleanor Randolph and John M. Broder. The Cocaine Trail (Part 3) II Los Angeles Times, 22 October 1996, A14. См. также статью чернокожих журналистов Сэма Фулвуда и Джона Митчелла в номере за 24 октября 1996.


[Закрыть] В этой фразе есть намек на то, что чернокожее население стало оболваненной жертвой технического контроля над сознанием. Этот вывод не учитывает более важный урок истории с «Тайным альянсом», а именно то, что афроамериканцы могли оказаться продвинутыми пользователями технологии (по-видимому, той, что приберегли про запас белые компьютерщики-гики), чтобы обойти обычные медиаканалы.

Не обращая внимания на «Тайный альянс» на протяжении нескольких месяцев, Washington Post вдруг нанесла мощный удар, предложив в одном выпуске пять статей на эту тему, включая статью Майкла Флетчера о черной паранойе на первой полосе, а также материал в рубрике «Стиль» о причудливых выдумках афроамериканцев. Флетчер выступил с анализом того, что он счел склонностью позволять «мифам – а порой откровенной паранойе – бурно разрастаться», несмотря на «нехватку фактических доказательств».[312]312
  Michael Fletcher. History Lends Credence to Conspiracy Theories // Washington Post, 4 October 1996, Al.


[Закрыть] О чем были слухи, быстро позабыли, – настоящим событием стала сама «черная паранойя». Несколько дней спустя передовица Post, например, прилежно заявила, что «самым большим потрясением стала не сама эта история, а доверие, которое, по-видимому, она вызвала, достигнув каких-то частей черной общины».[313]313
  The Story of the Crack Explosion // Washington Post, 9 October 1996.


[Закрыть] Вспоминая свою бесплодную попытку успокоить разгневанных чернокожих на встрече в муниципалитете, бывший директор ЦРУ Дойч заявил, что «главное значение этого события заключается в доверии, которое подстрекательские и недостаточно обоснованные утверждения пробудили у многих афроамериканцев, особенно в Южном Центральном округе Лос-Анджелеса».[314]314
  John M. Deutch. A Time to Open Up the CIA // New York Tiimes, 18 May 1997, B17.


[Закрыть]

Таким образом, для многих комментаторов подлинным событием стали не запутанные отношения между ЦРУ, крэком и контрас, а широкое и быстрое распространение «черной паранойи», представшее в виде шокирующего открытия. Как и в случае суда над О. Дж., здесь на первый план выходил следующий факт: то, что кому-то казалось имеющим право на существование с точки зрения здравого смысла, в США больше таковым не считалось. Многим чернокожим американцам было очевидно, что эта история была по меньшей мере правдоподобной, если не совершенно реальной, тогда как многие белые точно гак же не сомневались в том, что черные страдают почти патологической склонностью верить подобным слухам. Как объяснил Джесси Джексон, «меня заставляет в это верить множество косвенных доказательств. Нашему правительству, – продолжил он, – известна масса способов, которые можно использовать против чернокожих враждебным или заговорщическим образом. Контекст – вот что движет этой историей».[315]315
  Цит. no: Golden. Evidence is Thin, Al.


[Закрыть]

Пытаясь объяснить этот феномен в анекдотических и полу-социологических рассуждениях, массмедиа стали доказывать: не стоит удивляться, что такое большое количество афроамериканцев верит слухам, с учетом того угнетения, которое им пришлось претерпеть. Многие комментаторы неоднократно и довольно поверхностно повторяли уже известный список справедливых причин: рабство; Ку-клукс-клан; опыты по изучению сифилиса в органах здравоохранения (или в Таскиджийском институте, когда 400 негров-бедняков специально заразили сифилисом, ничего им об этом не сказав, чтобы изучить последствия болезни, если се не лечить); слежка за Мартином Лютером Кингом и его притеснение со стороны ФБР; внедрение своих людей к «черным пантерам» и в другие организации в рамках операции ФБР COINTELPRO и т. д. В этих статьях признавалось (в чем-то покровительственно), что в прошлом действительно могли быть веские причины, заставлявшие афроамериканцев обратиться к конспиративистским трактовкам. Но посыл был такой, что теперь, в деле с бурным распространением крэка в гетто, все обвинения были необоснованны, вследствие чего подобные взгляды были не просто ошибочными, но бредовыми и явно параноидальными. Признавая обоснованность страхов перед расовой несправедливостью в прошлом, по сути, авторы этих статей отказывались делать то же самое применительно к настоящему. То, что поначалу казалось убедительным и сочувственным объяснением популярности конспирологических теорий у чернокожего населения Америки, в конце концов обернулось вдвойне обидным обвинением в патологии, охватившей всю черную общину. Риторический маневр состоял в том, что, если паранойя оправданна, то это она перестает быть паранойей. В этом смысле рядовые комментаторы мейнстрима затушевывали тот факт, что никаких ясных доказательств в деле, насквозь пронизанном двурушничеством и коррупцией со стороны разведки и правоохранительных органов, не существовало, даже если все это и не было обширным и умышленным заговором против негритянской общины.

Но если рассказывать историю официального презрения и криминального вмешательства в жизнь афроамериканцев, то в этом контексте нельзя отвергать неподтвержденные обвинения, называя их параноидальными, но следует признать, что все подобные воззрения существуют в крайне насыщенной атмосфере фольклорных объяснений и подозрений, формальная адаптация которых имеет долгую историю. Вместо символического упоминания Таскиджийского института и слежки ФБР за Кингом, намного более подробное и неопровержимое исследование плохого обращения с чернокожими американцами, возможно, помогло бы объяснить, почему так много людей начинают рассуждать с того, что власть отчасти стоит винить в преступном пренебрежении, если не в намеренном заговоре. В своей книге «Белая тьма: ЦРУ, наркотики и пресса» Александр Кокберн и Джеффри Сент-Клер рассказывают об «одной вещи, которую явно игнорировали» при объяснении «черной паранойи», а именно – о «долгой истории расистского использования американского законодательства о наркотиках».[316]316
  Cockburn and Clair. Whiteout, 70.


[Закрыть] Важно помнить, что статьи Уэбба не вызвали эпидемии «паранойи» в черной общине, но лишь подтвердили то, о чем многие уже подозревали. Эти убеждения основывались не на детальном знании сложных переплетений власти и интриг в 1980-х годах, но на наглядных примерах влияния наркотиков на черные общины – начиная с силовых полувоенных вторжений в черные гетто под флагом кампании Рейгана по борьбе с наркотиками и заканчивая неодинаковым количеством приговоров за торговлю крэком (по сравнению с кокаином их было в сто раз больше). В середине 1980-х годов это правовое несоответствие сыграло свою роль в ужасающей частоте тюремного заключения молодых чернокожих парней.[317]317
  В 1983 году 8,8 % всех заключенных отбывали срок по обвинениям, связанным с наркотиками, тогда как через десять лет этот показатель составил 25,1 %; в 1986–1991 годах количество случаев лишения свободы за преступления, связанные с наркотиками, среди белых возросло на 106 %, а среди чернокожих – на 429 %. Данные взяты из: Cockburn and Clair. Whiteout, 76.


[Закрыть] Как обнаружила в своем исследовании конспирологических убеждений, бытующих среди чернокожих американцев, Тернер, эти слухи вовсе не появляются из ниоткуда, а становятся вытесненным и символическим выражением глубоко укоренившихся страхов вокруг секса, денег и власти, которые, тем не менее, имеют корни в реальности. Несмотря на долгую историю обмана и преступлений властей, именно непрерывный повседневный опыт многих чернокожих американцев делает конспирологические теории настолько популярными. Теперь всем известная, но оттого не менее шокирующая, статистика, похоже, говорит сама за себя: в тюрьме сидит больше молодых негров, чем учится в колледже; половина всех чернокожих детей живет в нищете; средняя продолжительность жизни у чернокожих понижается; безработица среди негров вдвое выше по сравнению с другими американцами; и т. д. Вероятность того, что силы правительства и крупного бизнеса могут быть настолько бесчувственными, что угрожают афроамериканцам как не совсем полноценным людям, также перекликается с ежедневным ощущением на себе пренебрежительного и предвзятого отношения в сфере образования, здравоохранения, социального обеспечения и в судебной системе.

Анализируя конспиративистские слухи о геноциде, циркулирующие на Black Liberation Radio, Джон Фиске представляет убедительную версию этого подхода. Прежде чем повторить обрывки «украденной» информации, из которых «осведомленные гангстеры» на BLR фабрикуют обвинения в геноциде, Фиске подробно разбирает статистику, подтверждающую лишения и неравенство черных. Это введение играет роль первоначального социологического объяснения причин, по которым чернокожие американцы могут охотно верить в теории, которые для большинства людей выходят за границу допустимого, учитывая, насколько афроамериканцы далеки от экономического и общественного мейнстрима (эту разновидность альтернативной общественной сферы здравого смысла Фиске называет «блэкстримом»). Статистика, демонстрирующая неравенство белых и черных – начиная с жилищного строительства и заканчивая здравоохранением, – становится, однако, основой для серьезного отношения к обвинению в геноциде. Скрытый вызов звучит следующим образом: как еще мы можем объяснить громадное неравенство в жизненных возможностях, если не заговором против чернокожих, будь то намеренного или допущенного по умолчанию? Подробно воспроизведя теорию о СПИДе как биологическом оружии, разработанном с целью сокращения численности чернокожего населения (и геев), Фиске останавливается в нерешительности, что же ему предпочесть, и задастся вопросом, «какое из двух возможных «неправильных» мнений привело бы к худшим последствиям: не верить в СПИД как средство геноцида, притом что это правда, или верить, притом что это не правда».[318]318
  John b'iske. Blackstream Knowledge: Genocide // Media Matters: Everyday Culture and Political Change (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1994), 216.


[Закрыть] Хотя Фиске справедливо задумывается о вреде или пользе подобных убеждений, в идее сознательного выбора – во что верить исходя из политических последствий, – есть что-то тревожащее. Фиске заключает, что его «контрзнание» заслуживает серьезного отношения, поскольку оно предлагает некое сопротивление расизму и гомофобии. Существует, однако, опасность того, что вера Фиске в политическую полезность альтернативных популистских верований заставит его подписаться под этими слухами, даже если он сам не будет в них верить. В защите чужой паранойи с надеждой, что она может служить чьей-то политической программе независимо от степени собственной объективности, есть что-то тревожно снисходительное. Доказывать, что имеется множество веских причин, объясняющих, почему чернокожие американцы могут выражать свои обиды в форме конспирологии, – это еще не означает подтверждать эти взгляды. Хотя теории заговора на тему геноцида, распространенные среди чернокожих, вполне способны в популярной и провокационной форме конкурировать с непроверенными допущениями мейнстрима, это не делает их автоматически трансгрессивными и политически полезными.[319]319
  В работе «Conspiracy Theories: Secrecy and Power in Amercian Culture» (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1999) Марк Фенстер утверждает, что Фиске ошибается, заявляя, что конспирологические теории, выдвигаемые чернокожими, являются устойчивой формой контрзнания, ибо массовые практики лишь тогда обретают политический смысл, когда они смыкаются с более крупными политическими проектами в особом историческом контексте. Однако, как мы отмечали во введении, Фенстер делает безосновательно однозначный вывод о том, что «теория заговора как политическая и культурная практика в конечном итоге терпит поражение» (225–226).


[Закрыть]

Но точно так же «черная паранойя» не обязательно заканчивается тем, что отвлекает на себя исполненное благих намерений про-тополитическое рвение от реальной борьбы за достойное образование, рабочие места и здравоохранение. Вместе с тем, это расхожее обвинение. Роберт Робинс и Джеральд Пост, например, утверждают, что, «несмотря на то что подобные взгляды психологически обнадеживают и даже льстят, они уводят страдающего ими человека от настоящих проблем и заставляют его сражаться с вымышленными ветряными мельницами заговора».[320]320
  Robert S. Robins and Jerrald M. Post. Political Paranoia: The Psychopolitics of Hatred (New Haven: Yale University Press, 1997), 62.


[Закрыть] Схожим образом, хотя и с другой точки зрения, Дэвид Гилберт (бывший подпольный студент-революционер, отбывающий пожизненное заключение) утверждает в Covert Action Quarterly, что чернокожие американцы оказывают себе плохую услугу, веря в конспирологическую теорию о СПИДе как оружии геноцида против цветных. Гилберт предупреждает, что вера в подобные теории (а верить им – значит поддаваться паранойе, с его точки зрения) может лишь увеличить число зараженных людей. «Больше девяти лет я рассказывал в тюрьме, как бороться со СПИДом, – пишет Гилберт, – и после этого понял, что мифы о заговоре оказываются главной внутренней преградой в сознании заключенных, мешающей введению практики, снижающей риск заражения».[321]321
  David Gilbert. Tracking the Real Genocide: AIDS: Conspiracy or Unnatural Disaster? // Covert Action Quaterly 58 (1996), см. также: http://caq.com/CAQ/ CAQ58TrackGenocide.2.html.


[Закрыть] Как мы более подробно будем обсуждать в пятой главе, в предупреждениях Гилберта есть рациональное зерно. Поверив идее об опасном заражении через вакцины, в которых содержатся неизвестные или, возможно, выведенные человеком вирусы (все эго следует из байки о склонности правительств и фармацевтических компаний к геноциду), «Нация ислама» посоветовала черной общине бойкотировать все программы по обязательной вакцинации для детей в США.[322]322
  Leonard J. Horowitz. Emerging Viruses: AIDS and Ebola – Nature, Accident or Intentional? (1996; Rockport: Tetrahedron, Inc., rev. and expanded ed., 1998), 517–530.


[Закрыть]

Наряду с тем, что «черная паранойя» действительно может вызвать политическую и личную апатию (не говоря уже об уклонении от вакцинаций), конспирологические теории способны и побудить своих приверженцев к действию. Работая над статьей по социологии теорий заговора в афроамериканских общинах, Теодор Сассун брал интервью у выходцев из черных кварталов Бостона. Он обнаружил, что в самые распространенные конспирологические теории о крэке и СПИДе верят многие чернокожие из гетто, но эти подозрения не только не успокоили их, но и заставили лучше осознать эти проблемы и вызвали желание как-то действовать.[323]323
  Theodore Sassoon. African American Conspiracy Theories and Social Construction of Crime // Sociological Inquiry 65 (1995): 265–285. Сходным образом самыми успешными антитабачными акциями последних лет стали не те, в которых используется тактика запугивания, и не те, где предоставлены прямые факты, указывающие на сопутствующий риск и болезни, и даже не те, в которых предпринималась попытка сделать образ некурящего человека таким же крутым, как и образ курильщика. Самыми эффективными, особенно в черной общине, оказались те акции, которые играют на опасении людей быть обманутыми бессовестными компаниями, производящими табачные изделия.


[Закрыть] В отличие от тех, кто заявляет, что готовность обвинять зловещие внешние силы не дает черной общине добиться чего-то своими силами, консультант по вопросам образования Джаванза Кунфуджу в серии книг «Как противостоять заговору с целью истребления чернокожих мальчиков» предлагает своего рода программу сопротивления. Для начала Кунфуджу очерчивает контуры заговора, направленного на сохранение превосходства белых, а затем переходит к перечислению образовательных и социальных мер, которые негритянская община под руководством «Нации ислама» должна реализовать самостоятельно – не в последнюю очередь потому, что чернокожие не могут положиться на то, что двуличный белый мейнстрим сдержит свои политические обещания. Рекомендуя создавать отдельные классы для чернокожих мальчиков под началом преданных делу учителей-мужчин, поддерживающих афроамериканцев, Кунфуджу предупреждает: «…вы становитесь участником заговора, если позволяете ребенку просидеть один лишний день в классе, где преподает безразличный педагог».[324]324
  Kunfuju. Countering, 15.


[Закрыть] Оставляя в стороне вопрос о том, обернется ли внедрение этой образовательной политики к лучшему (не удивительно, что NOW и Американский союз борьбы за гражданские свободы оспаривали этот подход в судах), необходимо признать, что рекомендации Кунфуджу по проведению социальных и образовательных мер в рамках помощи чернокожим самим себе неразрывно связаны с его анализом заговора, охватившего все общество. Как мы видели в случае с феминизмом, возможность называть и обвинять (начиная с политики правительства и заканчивая плохим корпоративным управлением) в действительности может способствовать возвращению проблемы действия и ответственности, помогая объединить общинные формы оппозиции и самопомощь, даже если конечный результат этого переосмысления социальной ответственности лично вам не понравится. Конспирология сама по себе не является ни радикальной, ни вредоносной.

Вместе с тем некоторые политические обозреватели утверждают, что теории заговора, распространенные в чернокожей Америке, вредят не потому, что отвлекают внимание от реальных проявлений социальной несправедливости, а потому что с их помощью чернокожие перекладывают на других людей ответственность за проблемы, в которых они виноваты сами. Далее они рассуждают так: вместо того, чтобы самим отвечать за рост наркоторговли, болезней и криминала в своих кварталах, афроамериканцы полагаются на конспирологические теории, списывающие вину на расизм и превосходство белых. Так, в книге «Конец расизма» Дайнеш Д’Суза критикует афроамериканцев за их «патологическое» пристрастие к «расовой паранойе», которую он определяет как «рефлекторную склонность винить во всех своих неудачах расизм».[325]325
  Dinesh D’Souza. The End of Racism: Principles for a Multiracial Society (New York: The Free Press, 1995), 487.


[Закрыть] Д’Суза приводит известные утверждения и данные опросов общественного мнения, как упомянутые выше, так и некоторые другие, с еще более критическими показателями, доказывая, что раз расизм уже не имеет в Америке никакого смысла, следовательно, подобные взгляды являются признаком социальной патологии.

Д’Суза не одинок в своих нападках на конспирологию, полагая, что она не только приносит психологический вред, но и нецелесообразна с политической точки зрения. Несколько чернокожих интеллектуалов, преимущественно из числа консерваторов, гоже говорят о том, что афроамериканцам стоит тратить меньше времени на поиски виновных со стороны, а лучше пытаться решать проблемы своими силами. Как советовал президент Национальной городской лиги Хью Прайс,[326]326
  Национальная городская лига (National Urban League) – общественная организация, основная цель которой борьба против дискриминации этнических меньшинств путем лоббистской деятельности и работы в в судах. Основана в 1910 году. Насчитывает около 50 тысяч членов в 115 местных отделениях.


[Закрыть]«мы не должны позволить себе и особенно нашим детям угодить в параноидальную ловушку рассуждений о том, что расизм ответственен за все, от чего мы страдаем».[327]327
  Программная речь Хью Прайса (Hugh Price) на Национальном съезде Городской лиги, Индианаполис, 24 июля 1995 года; цит. по: D’Souza. The End of Racism, 522.


[Закрыть] Обозреватель Washington Post Уильям Распберри задеглся схожим вопросом: даже если заговор с целью наводнить гетто крэком действительно существует, то разве не от негритянской общины зависит, откажется она от наркотика или нет?[328]328
  Цит. no: Dreyfus and Prince. Dark Allience.


[Закрыть] В том же духе Шелби Стил утверждает в New York Times: «Если вы действительно верите, что общество, в котором вы живете, подсовывает вам СПИД и наркотики, чтобы вас уничтожить, то в таком обществе вы не увидиге для себя никаких возможностей… Это глубоко деструктивный взгляд на вещи».[329]329
  Цит. no: Deparle. Talk of Government.


[Закрыть] В редакционной статье одного электронного журнала чернокожий журналист Эрл Офари Хатчинсон также предупреждает, что «проблема вины чернокожих, личной ответственности и наказания чернокожих наркоторговцев была похоронена в стремлении раздуть версию заговора».[330]330
  Earl Ofari Hutchinson. Blacks Should Avoid of the Conspiracy Trap // Jinn Magazine, 30 October 1996


[Закрыть]

Критика «расовой паранойи» вырастает из консервативного убеждения в том, что вместо того, чтобы искать козла отпущения, на которого можно было бы свалить свои проблемы, люди сами должны нести ответственность за свою жизнь. Этот критический настрой гарантирует, что любая ссылка на какие-то мощные институты в качестве объяснения несправедливости получит то же самое клеймо экстремизма. В такой обстановке практически невозможно обсуждать идею согласованных моделей предрассудков, не опасаясь быть причисленным к «параноикам». Самое понятие теории заговора и диагноз паранойи становятся крайне важны при вынесении решения о том, какие взгляды в обществе считать допустимыми, а какие – нет, из-за того, что они основываются на заблуждениях.

Впрочем, в осуждении конспирологического мышления чернокожих, которому предаются правые, есть что-то парадоксальное. Как мы уже видели, конспирологов традиционно обвиняют в их неспособности понять, что история не является результатом деятельности могущественных и безжалостных людей, но является, скорее, медленным кумулятивным сдвигом безликих социально-экономических сил. С этой критикой обычно выступают прогрессивные комментаторы, отчитывая чокнутых правых конспирологов за их устаревшую веру в духе Карлейля в способность отдельных людей (объединенных в маленькую группу заговорщиков) своими действиями направлять ход истории. Однако для консервативных критиков «расовой паранойи» как раз характерно объяснять вещи в плоскости крупных социальных, психологических и экономических явлений вроде расизма, который отвергается как параноидальный. Как мы видели в случае с Д’Сузой, теперь обвинение звучит так: афроамериканцы страдают патологической потребностью винить организационный расизм во всех своих бедах «Сам расизм, – замечает Д’Суза, – становится козлом отпущения».[331]331
  D’Souza. The End of Racism, 487.


[Закрыть] Следовательно, тот вид распространенных среди афроамериканцев конспирологических теорий, которые я рассматриваю в этой главе, по сути, переворачивает обычные ожидания. Таким образом, взгляд на историю как на результат сложного взаимодействия социально-экономических сил больше не считается панацеей от бреда в конспирологическом духе, а становится одним из его проявлений. Ситуация безнадежная: если вы свалите все на группку каких-нибудь злодеев, вас обвинят в паранойе, а если нет, то все равно назовут параноиком. В феминизме и черном активизме конспирология обернулась грубым и доступным копированием языка и логики общественных наук, самодельной социологией в эпоху, когда любое обсуждение социальных причинно-следственных связей вызывает серьезные подозрения. Если всегда винить только других людей, то, несомненно, впадешь в заблуждение, но, возможно, еще больший вред будет в том случае, если постоянно игнорировать роль внешних сил, независимо оттого, злая она или нет.

Заговор под каким-нибудь другим названием

Одна из причин этого удивительного перевертыша связана с именованием определенных взглядов параноидальными или конспирологическими. По мнению большинства критиков, обсуждающих слухи о геноциде, циркулирующие среди афроамериканцев, для опровержения какой-нибудь точки зрения достаточно заклеймить ее как конспирологическую или параноидальную. Если следовать этой логике, слух является ошибочным не потому, что носит конспирологический характер, но он рассматривается как конспирологический из-за того, что считается ошибочным – или просто-напросто потому, что он не совпадает с чьей-то теорией причинности. Однако внимание массмедиа к конспирологическим теориям в черной общине за последнее десятилетие привело к расширению сознательного употреблении терминологии, повысив политические ставки в уже и без того напряженном споре. С одной стороны, критики-консерваторы второпях обвиняют черную общину в том, что она поддалась, как они это называют, дисфункциональной логике паранойи, которая сама по себе является «нагруженным» понятием, только обостряющим любую дискуссию. С другой стороны, многие афроамериканцы нарочито используют язык заговора, прекрасно осознавая тот зажигательный заряд, который несет в себе эта риторика. Так, Кунфуджу начинает серию «Как противостоять заговору с целью истребления чернокожих мальчиков» с определения геноцида, как оно дается в словаре, после чего обсуждает провокационный заголовок своей книги:

Использовать слово заговор для описания отдельных сторон нашего общества – значит выдвигать серьезное обвинение против общественного устройства в нашей стране. Сотни раз в различных спорах и в массмедиа меня критиковали за употребление слова заговор. Многие из критиков хотят, чтобы я документально засвидетельствовал участников этого заговора, место и время их встречи.

В ответ на эти возражения Кунфуджу сам задает несколько вопросов: «Как вы объясните, что на белых, которые составляют менее 10 % населения земного шара, приходится более 70 % материальных ценностей во всем мире?» или «Случайно ли то, что, составляя 6 % от всего американского населения, мужчины-афроамериканцы – это 35 % детей, получающих специальное образование и 50 % заключенных?» Затем Кунфуджу обрушивает на читателя поток подобной статистики и наблюдений и спрашивает, «может ли все перечисленное быть случайностью, иронией судьбы, фортуной или заговором?»[332]332
  Turner. I Heard, 189–190.


[Закрыть] По мнению Кунфуджу, из огромного множества доказательств вытекает лишь один логический вывод, а именно – вывод о существовании заговора с целью геноцида чернокожих. Однако после такого провокационного начала оставшаяся часть книги оказывается сравнительно спокойной по своему языку и в своих выводах. Слово «заговор» мелькает время от времени, но главный упор делается на проблему пробуждения у чернокожих подростков интереса к школе. В любом случае «заговор» для Кунфуджу – это не просто декларация веры. Вместо этого он употребляет понятие «заговор» в качестве стратегически полезного и заведомо провокационного термина в борьбе (как бы она ни была неправильно реализована на практике) за улучшение образования городских чернокожих детей. Он намеренно смешивает спланированный заговор, то есть практику организованного расизма как «более изощренной» формы заговора, и сознательное или невольное соучастие как белых, так и чернокожих, проявляющееся в том, что они позволяют и дальше существовать несправедливости. Можно было бы сказать, что Кунфуджу просто-напросто неверно употребляет понятие заговора, но важно признать, что для него определение этого понятия является такой же важной частью борьбы за образование чернокожих, как и продвижение учителей-афроамериканцев или подготовка ориентированной на афроамериканцев учебной программы.

Главный вопрос, с которым мы сталкиваемся снова и снова, заключается в том, существует ли заговор на самом деле или просто есть что-то похожее на него. В связи со статьей о «Тайном альянсе» от Уэбба неоднократно требовали объяснений, поскольку он увидел заговорщические действия гам, где их не было. Так, Los Angeles Times настаивала на том, что «бурное распространение в 1980-х годах дешевого кокаина, использовавшегося для курения, было эгалитарным, походившим скорее на кустарный семейный бизнес, чем на зловещую руку санкционировавшего заговор правительства».[333]333
  Jesse Katz. Tracking the Genesis of the Cocaine Trade (Part 1 of The Cocaine Trail) // Los Angeles Times, 20 October 1996, Al.


[Закрыть] Но щепетильный в отношении терминологии, Уэбб настаивает на том, что он никогда не декларировал теорию заговора: «Я никогда не считал и никогда не писал, что за наплывом крэка стоит крупный заговор ЦРУ». Действительно, как продолжает Уэбб, «чем больше я узнавал об управлении, тем больше укреплялся в этом мнении. ЦРУ не могло даже заминировать гавань, не напялив на своего шпиона цээрушный плащ».[334]334
  Webb. Dark Alliance, 438.


[Закрыть] В то же время многие читатели и критики Уэбба понимали, что даже если он и не использовал слово «заговор» буквально, то имел его в виду.