Текст книги "Культура заговора: от убийства Кеннеди до «секретных материалов»"

Автор книги: Питер Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Эти откровения и открытия считаются доказательством того, что над американскими гражданами нависла угроза лишиться своих свобод по милости могущественных и непостижимых международных сил. В редакторской статье The New American, журнале Общества Джона Берча, признается, что «сам по себе Совет по международным отношениям не является заговором». И в то же время далее читаем, что «за СМО и другими могущественными интернационалистическими объединениями, такими как Трехсторонняя комиссия, за гигантскими фондами, свободными от налогов, за финансовыми и банковскими кругами с Уолл-стрит и из Федерального резервного банка, за президентами и премьерами, за осью НАФТА/ГАТТ/МВФ/НАТО/ ООН*,[83]83
  НАФТА – Североамериканское соглашение о свободной торговле (1994), членами которого стали Канада, США и Мексика; ГАТТ – Генеральное соглашение по таможенным тарифам и торговле, преобразованное о Всемирную торговую организацию (ВТО); МВФ – Международный валютный фонд.


[Закрыть] даже за самой коммунистической угрозой стоит заговор с целью установления контроля во всем мире».[84]84
  Gary Benoit, ed. New American (Special Report: Conspiracy for Global Control), 16 September 1996,1.


[Закрыть] В более официальном духе Пэт Робертсон и Пэт Бьюкенен развивают идею о заговоре международных финансистов и организаций вроде Всемирного банка, которые медленно пытаются тайно подчинить себе экономику, а значит и политический суверенитет Соединенных Штатов. Так, в своей ставшей бестселлером книге «Новый Мировой Порядок» Робертсон утверждает, что «истэблишмент» замышляет создать «мировую систему, в которой просвещенный монополистический капитализм сможет связать все валюты, банковские системы, кредит, производство и добычу сырья в единое целое под управлением одного правительства и под надзором, разумеется, одной всемирной армии».[85]85
  Pat Robertson. The New World Order (Dallas: Word Publishing, 1991), 97.


[Закрыть] Бьюкенен также настаивает на том, что «реальная власть в Америке принадлежит денежным мешкам с Манхэттена».

Эти страхи перед заговором с целью введения Нового Мирового Порядка могут легко вылиться в утомительные и порочные поиски козла отпущения с плохо замаскированной антисемитской направленностью.[86]86
  В рецензии на книгу «Новый Мировой Порядок» Майкл Линд предлагает правдоподобное объяснение зашифрованной природы антисемитизма Робертсон. Lind. Rev. Robertsons Grand International Conspiracy Theory // New York Review of Books, 2 February 1995, 21–25.


[Закрыть] В своих самых страшных крайностях идеология милиции и патриотического движения, предлагающих подозревать федеральные власти в намерении отобрать у граждан их права, приводит к ужасающим случаям наподобие взрыва в Оклахоме. Но среди людей, кого привлекает это направление конспирологического мышления, намного больше тех, кто официально не состоит в милиции.[87]87
  Обзор оценок масштаба этого движения см.: Mark Rupert. A Virtual Guided Tour of Far-Right Anti-Globalist Ideology, http://ww.maxwell.syr.edu/maxpages/ faculty/merupert/Research/far-right/mainstrm.htm. Southern Poverty Law Center, например, готовит ежегодный список активных групп патриотического движения, с которым можно познакомиться в интернете: http://www.igc.apc.org.


[Закрыть] Хотя порой и надуманные, истории о том, что правительство США сознательно сотрудничает с властями «инопланетян», или о плохом влиянии никем не избранных призрачных международных организаций, в современную эпоху быстрой глобализации не лишены смысла. Многие правительства действительно обнаруживают, что они становятся все более уязвимыми перед глобальными экономическими силами и организациями, которые им почти неподвластны. В своей работе о глобализации Ричард Барнет и Джон Кавана пишут о том, как «чудовищная власть и мобильность всемирных корпораций подрывает эффективность работы правительств отдельных стран по проведению политики в интересах своих народов». В частности, «налоговое законодательство, предназначенное для другого века, традиционные способы контроля за движением капитала и процентными ставками, методы обеспечения полной занятости и прежние подходы к разработке природных ресурсов и защите окружающей среды устаревают, теряют свою эффективность или актуальность».[88]88
  Richard Barnet and John Cavanagh. Global Dreams: Imperail Corporations and the New World Order (New York: Simon & Schuster, 1994), 19.


[Закрыть]

Исходя из идеологической установки, согласно которой американская республика была основана для того, чтобы оберегать свободу личности от власти навязчивого правительства, многие правые радикалы задаются вопросом о роли правительства в современных условиях. Если после окончания «холодной войны», задумываются они, правительству уже не приходится защищать своих граждан от какой-нибудь «империи зла» и если федеральное правительство предает свою роль защитника свободы своих граждан, подписывая соглашения о торговле в глобальном масштабе (которые расцениваются как предательство интересов Америки ради интересов всемирных организаций и мегакорпораций), тогда зачем вообще правительство?[89]89
  Гэри Уиллс анализирует популярность этих взглядов у различных политических групп в New Revolutionaries // New York Review of Books, 10 August 1995, 50–55.


[Закрыть] Несмотря на то, что могло бы показаться подсечно-огневой приватизацией и прекращением регулирования, наблюдаемым за последние двадцать лет, многие правые настаивают на том, что «большое правительство» своими, как у спрута, щупальцами проникло повсюду, влившись в надвигающийся заговор с целью лишить людей их прав. Конспирологические теории о варварстве правительственных агентств (начиная с того случая, когда агенты Бюро по контролю за продажей алкогольных напитков, табачных изделий и оружия спалили штаб филиала «Ветви Давидовой» в городе Уэйко, и закачивая убийством агентами ФБР Вики Уивер и ее сына в их хижине в Руби-Ридж, штат Айдахо) отражают нарастающее ощущение нелегитимности федеральной власти. Отсюда следует, что правительство может оправдать свое существование, лишь делая свое ежедневное присутствие более заметным (а значит, и более необходимым) с помощью назойливого наблюдения и вмешательства. В итоге, с одной стороны, мы имеем истории об имплантированных чипах, обеспечивающих наблюдение за человеком, и водительских правах, отражающие страх перед возросшим правительственным контролем. С другой стороны, конспирологические теории о захвате власти силами ООН или пришельцев отражают страхи по поводу недостаточного национального суверенитета перед лицом агрессивного мира, а другими словами – конкуренции.

Хорошо это или плохо, кейнсианское обещание того, что государство будет контролировать экономику, дабы оградить своих граждан от беспощадной логики рынка, для многих правительств становится все менее реальной возможностью. Конспирологи из числа радикальных правых не одиноки в своем беспокойстве в связи с тем, что даже американское правительство передает свой суверенитет всемирным организациям и корпорациям. Многие левые, а также представители широкой разноцветной коалиции неправительственных организаций, в декабре 1999 года развернувшие «сражение в Сиэтле» в знак протеста против переговоров Всемирной торговой организации, тоже выражают тревогу по поводу того, что отдельные правительства уже неспособны определять дальнейшую экономическую судьбу своих стран, хотя и приходят к разным выводам о том, почему эта ситуация важна и что в этой связи нужно предпринять. Отдаленно вторя паникерству правых, один склоняющийся к левым наблюдатель, к примеру, предупреждает, что «с учетом наблюдающихся в учреждениях ООН крупных сокращений бюджетных расходов на социальное и экономическое развитие и увеличение затрат на «поддержание мира», существует угроза того, что Организация Объединенных Наций сама превратится в военный инструмент власти корпораций».[90]90
  Kristin Dawkins. NAFTA, GATT, and the World Trade Organization: The New Rules for Corporate Conquest // The New American Crisis: Radical Analyses of the Problems Facing America Today, ed. Greg Ruggiero and Stuart Sahulka (New York The New Press, 1996), 75.


[Закрыть]

Обе стороны сходятся на том, что глобализация породила сильную тревогу в некогда безопасной сердцевине «средней Америки». «Американская мечта среднего класса почти исчезла, – заметил один наблюдатель, – уступив место людям, напрягающимся лишь ради того, чтобы закупить продуктов на следующую неделю». Дальше он продолжает:

Что такого должно произойти, чтобы раскрыть глаза нашим избранникам? АМЕРИКА ПЕРЕЖИВАЕТ СЕРЬЕЗНЫЙ УПАДОК. У нас нет пресловутого чая, чтобы выбросить его за борт. Так что же, вместо этого мы должны потопить какое-нибудь судно, доверху забитое японскими товарами? Неужели гражданская война неизбежна? Неужели нам нужно пролить кровь, чтобы преобразовать существующую систему? Надеюсь, что до этого дело не дойдет, но это может случиться.[91]91
  Письмо, написанное Тимоти Маквеем в местную газету 11 февраля 1992 года, цит. по: Mark Натт. Apocalypse in Oklahoma: Waco and Ruby Ridge Revenged


[Закрыть]

Так рассуждал Тимоти Маквей. Теперь, уже после того, что он совершил, от этих слов мороз идет по коже, но, несмотря на это, они вполне отвечают массовому ощущению предательства и разочарования. С откатом от найденного в рамках Нового курса компромисса между трудом и капиталом, начавшимся в середине 1970-х годов, и с учетом увеличивающейся приватизации общественных полномочий, утрата чувства безопасности и возникающее негодование стали повседневной реальностью для многих рядовых американцев, особенно для тех, кого обошел стороной наблюдающийся экономический бум. Под давлением глобализации гарантии сохранения рабочего места в корпорации и вытекавшие отсюда преимущества перестали существовать: если в 1950-х годах General Motors была крупнейшим в Америке работодателем, то в середине 1990-х это символическое место заняла компания Manpower Inc.*[92]92
  Международная корпорация, занимающаяся подбором персонала.


[Закрыть] Сталкиваясь с международной конкуренцией, транснациональные корпорации (которые верны уже не своей нации, а рассредоточенной по всему свету группе акционеров) сокращают штаты, перебрасывают производство и переезжают без предупреждения. Рекламный слоган 1950-х годов утратил свою искренность: то, что хорошо для General Motors, уже необязательно хорошо для всей Америки.

Начиная с 1950-х годов обывательские представления о надежной и стабильной семье-ячейке общества стали постепенно меркнуть, чему способствовало уподобление внутренней экономики США странам третьего мира, сужение экономических горизонтов для многих и воображаемый «постиндустриальный» образ жизни для избранных. В процессе продолжительного экономического роста углубился разрыв между богатыми и бедными, что сопровождалось усилившейся поляризацией американского общества и снижением заработной платы в реальном исчислении, которое ощутили представители размывающегося среднего класса. Многие приверженцы прежде безопасного мейнстрима обратились к языку и логике экстремистской политики. Эта позиция ставшей привычной враждебности дает о себе знать в разных областях, начиная с возобновившейся тревоги по поводу иммигрантов и заканчивая кризисом маскулинности, о котором так много говорят последнее время. Возможно, прекращение регулирования и стимулирует гибкость, но только гибкость в понимании корпораций нередко означает отсутствие безопасности для рабочих (чем дальше, тем больше эта же гарантия исчезает и для среднего класса, который, в отличие от «синих воротничков», обычно не знал страха потерять работу). Более того, молчаливое признание структурной неполной занятости вместе с исчезновением отдельных базовых элементов государства всеобщего благосостояния усиливает ощущение отчуждения от политического процесса и американского идеала.[93]93
  Широкое освещение разочарования американской общественности политическим процессом см.: Michael J. Sandel. Democracy’s Discontent: America in Search of a Public Philosophy (Cambridge: Harvard University Press, 1996). Сэндел утверждает, что наряду с размыванием общности ощущение того, что мы «утрачиваем контроль над силами, которые управляют нашей жизнью», определяет «тревогу эпохи» (3).


[Закрыть]

Роман Уильяма Пирса «Дневник Тернера» (1978)*[94]94
  «Роман «Дневник Тернера» в переводе на русский язык был опубликован издательством «Ультра. Культура» в 2003 году.


[Закрыть] является, пожалуй, самым известным культурным выражением этой ментальности, доведенной до самой кровавой и опасной грани. Многие полагают, что эпизод с подложенной в федеральное здание бомбой с удобрением и вдохновил Маквея. В романе речь идет о популистской революции, которую совершают недовольные белые, чтобы установить «арийскую» республику. Все это сопровождается убийствами черных и евреев. Автор торжествующе описывает «день веревки», когда происходят массовые повешения белых «предателей своей расы», до революции проявлявших либеральную терпимость к евреям, иммиграции, позитивной дискриминации[95]95
  Правовая защита интересов исторически ущемленных групп, выражающаяся, например, в предоставлении квоты на прием на работу.


[Закрыть] – и лобби, выступавшему за введение контроля за оружием.

В связи с взрывом в Оклахоме в медиамейнстриме много говорилось о разжигающем расизм заговоре, описанном в «Дневнике Тернера». Но в поспешном стремлении осудить жестокое послание, заложенное в книге, мало кто заметил, о чем, в сущности, этот роман. У многих критиков центральная идея бурной революции практически тонет в беспорядочной массе механических деталей. Чаще всего в дневниках Тернера говорится о планировании, подготовке и осуществлении конкретных действий. Отвечая в «Организации» (название революционного движения белых, убежденных в превосходстве своей расы) за секретную аппаратуру связи, Тернер, помимо этого, изготавливает мины вместе с Биллом, «слесарем, механиком и печатником».[96]96
  Andrew MacDonald [William Pierce]. The Temer Diaries (1978; New York: Barricade, 1996), 56. Далее сноски на эту книг)' обозначаются в тексте как TD.


[Закрыть] На пару они изготовляют минометные мины для нападения на Капитолий, в результате которого «погиб лишь 61 человек» (TD, 62):

Вчера мы с Биллом закончили работать над специальным оружием. Мы переделали миномет 4,2 дюйма так, чтобы из него можно было стрелять 81-миллиметровыми минами. В нем пришлось поковыряться, потому что пока нам не удалось раздобыть миномет 81 мм, чтобы использовать мины, которыми мы разжились во время налета на испытательный полигон в Абердине в прошлом месяце. Зато у одного из наших ребят из ударной группы оказался исправный миномет 4.2, который он схоронил еще в конце 1940-х (TD, 56).

В какой-то момент Тернер начинает писать о трудностях с радиопередатчиком у какой-то другой подпольной группы. Он с удивлением обнаруживает, что они запороли простое задание:

Я сразу понял, в чем загвоздка, как только они проводили меня на кухню. Там на столе лежал передатчик, аккумулятор от автомобиля и еще какой-то хлам. Несмотря на подробные инструкции, которые я написал для каждого передатчика, и на отчетливую маркировку рядом с контактами на корпусе передатчика, они умудрились перепутать полярность, когда подсоединяли аккумулятор к передатчику (TD, 25).

Вскоре Тернер понимает, что эти люди просто никуда не годятся (явно намекая на то, что они не просто ошиблись с полярностью, а вообще занялись не своим делом): это сборище писателей и мыслителей, не привыкших решать проблемы самостоятельно и с немудреной изобретательностью. Тернеру быстро удается во всем разобраться, что сопровождается подробным описанием всяких диодов, сигналов и транзисторов.

Насколько «Дневник Тернера» является планом заговора с целью развязывания расовой войны и наступления на мульти-культурализм, в такой же степени здесь отдается должное ценности профессионализма. Во многих отношениях дотошное описание всех изобретений главного героя (электротехника по образованию) – это плач автора, сокрушающегося из-за того, что в послевоенной Америке от профессионалов стали отказываться. Немаловажно, что вымышленная история Пирса о том, как «рядовой» член Организации начинает управлять своей судьбой в процессе технического соревнования, была написана в середине 1970-х годов. Этот роман во многом стал символическим результатом ухода США из Вьетнама и нефтяного кризиса, вызванного появлением ОПЕК, что все вместе привело к началу конца господства Америки на международной арене, а также явного превосходства типично американского рабочего (читай гетеросексуальных белых мужчин) во внутренней экономике Соединенных Штатов. Поэтому не удивительно, что интерес к роману вновь обострился в середине 1990-х, когда в результате нового этапа глобализации эта социальная группа стала утрачивать последние остатки своей уверенности в завтрашнем дне.

То обстоятельство, что выполнение Америкой ее предназначения с окончательным утверждением во всем мире свободного рыночного капитализма в американском духе привело к размыванию и постепенному исчезновению традиционного для американцев ощущения собственной идентичности, многие склонные верить в заговоры правые не считают ни иронией судьбы, ни совпадением. Неудивительно, что многих волнует, что значит быть американцем, когда «американские» рабочие места вывозятся к югу от границы и когда они вынуждены конкурировать с иммигрантами, меньшинствами и женщинами в борьбе за социальные привилегии и денежное вознаграждение, которые прежде казались их неотъемлемым правом. (В «Дневнике Тернера» белые женщины в составе Организации превращены в верных помощников мужчин, выступающих в более эффектной и героической роли.) Исходя из этой логики, глобализация и мульти-культурализм – это неотделимые друг от друга элементы заговора против нормального мужчины. С другой стороны, в условиях постфордистской экономики, которой не хватает ни финансовой свободы, ни политической воли для поддержания программ позитивной дискриминации, усиливающееся соперничество за сокращающиеся социальные ресурсы среди так называемых меньшинств порождает взаимное недоверие в среде обделенных. По иронии судьбы, теперь даже белый мужской англо-американский истэблишмент пытается позиционировать себя иначе – как защищенное и объединенное общими интересами меньшинство, сплотившееся перед лицом более крупного заговора.[97]97
  Увлекательное исследование того, как новые правые возродили себя в образе осаждаемого меньшинства перед лицом конспирологического призрака гомосексуальности, которого они сами же и вызвали, см.: Cindy Patton. Tremble, Hetero Swine! // Fear of a Queer Planet: Queer Politics and Social Theory, ed. Michael Warner (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1993), 43–77. Паттон отмечает, что «в новой правой литературе [1980-х годов] лесбиянки и геи начинали с тайного заговора и заканчивали открытым и дерзким лобби». Затем автор доказывает, что хотя эта трансформация по сути означала то, что лесбиянки и геи были признаны и приняты в качестве некой политической силы, теперь новые правые получили возможность основывать свою идентичность на новом толковании гордого обещания «выйти» как невольного признания в извращенности. «Нели лозунг «открыться» звучит как «мы геи, мы рядом, привыкайте к этому», – пишет Паттон, – то для своей идентичности новые правые переиначили его как «мы так и знали», а для общества – «мы же вам говорили»» (146).


[Закрыть]

Как мы уже видели, Хофштадтер убеждал себя и своих читателей в том, что параноидальный стиль – это не что иное, как последнее средство представителей крайних флангов американской политики, неспособных или не желающих участвовать в «сделках и компромиссах», ставших сутью либерально-демократической политики. Однако «обычные методы политической тактики взаимных уступок» могут оказаться эффективными лишь в условиях общественного благосостояния и широкого процветания, необходимых для того, чтобы смягчить реальное столкновение интересов и оградить распространенную веру в то, что политический процесс работает на благо каждого. Хофштадтер успокаивал читателей тем, что, коль скоро параноидальный стиль ограничивается лишь пограничной областью американской политики, значит мейнстрим к нему невосприимчив. Однако сейчас можно утверждать, что традиционная сфера общественной жизни разрушается из-за соперничающих между собой и подозревающих друг друга групп с общими интересами, многие из которых выражают свои притязания, используя риторику заговора. (В четвертой главе мы рассмотрим, возможно, самый печально известный пример этой ситуации, а именно обострение конспирати-вистского диалога между организациями воинствующих черных и евреев). Можно заключить, что если когда-то возникновение параноидального стиля и свидетельствовало о неспособности понять американскую политику консенсуса изнутри, то сейчас культура заговора обнаруживает полное понимание невозможности идеализированного консенсуса. Если какая-нибудь нация все больше распадается на различные меньшинства, каждое из которых чувствует в осажденной со всех сторон крепости, паранойя становится типичным политическим стилем.

Культурная логика паранойи

Итак, за последние десятилетия для многих американцев паранойя стала чем-то само собой разумеющимся. Однако современная культура заговора функционирует совсем не так, как описанный Хофштадтером параноидальный стиль в политике. Произошла радикальная трансформация и того, что рассматривают как примеры этого стиля. Хофштадтер приглушает важность принципа подбора используемых им примеров: отдавая предпочтение примерам из американской жизни, он объясняет это тем, что он американист (хотя все-гаки говорит и о возможности существования связи между параноидальным стилем и формированием национальной идентичности в американской республике периода становления). Он считает доказанным, хотя и не поясняет почему, что все приводимые им примеры носят более или менее явно политический характер. Хофштадтер и его последователи считают параноидальный стиль способом политической деятельности, особенностью явно политических событий, режимов, партий и движений. Параноидальный стиль нужно искать в брошюрах, выступлениях, манифестах, газетных передовицах и прочих традиционных формах выражения политических взглядов. На него стоит обращать внимание лишь в том случае, когда он начинает представлять опасность государственных масштабов, начиная с антимасонской партии в XIX веке и заканчивая раздутыми маккартизмом страхами перед красной заразой в XX столетии. Как мы уже видели, Пайпс, Роберт Робинс и Джеральд Пост, ставя, вслед за Хофштадтером, акцент на политике, утверждают, что если опасные проявления параноидального стиля сейчас можно найти по всему миру, то в США за последние десятилетия он в основном исчез, утратив влияние на национальную политику. Так, последние два автора отказываются считать правый антисемитизм Линдона Ляруша проявлением «настоящей культурной паранойи».[98]98
  Robert S. Robins and Jerrold M. Post. Political Paranoia: The Psychopolitics of Hatred (New Haven: Yale University Press, 1997), 198.


[Закрыть] А Пайпс настаивает на том, что параноидальный стиль, может, и получил сейчас «широкое распространение» на Западе, особенно в массовой культуре, но вместе с тем этот поворот в культуре означает, что параноидальный стиль уже не способен изменить ход истории.

Даже если мы не согласны с выводом, что «культурная паранойя» не имеет значения, нельзя отрицать тот факт, что параноидальный стиль больше не ограничивается одной только политикой. Если бы исследование на тему параноидального стиля появилось не в начале 1960-х годов, когда работал Хофштадтер, а позже, то в нем пришлось бы приводить уже куда более разнообразные примеры.[99]99
  Однако это не означает, что параноидальный стиль нужно искать только в прошлой политике. См., к примеру: Robert S. Levine. Conspiracy and Romance: Studies in Brocken Brown, Cooper, Hawthorne and Melville (Cambridge: Cambridge University Press, 1989).


[Закрыть] Здесь по-прежнему осталось бы несколько примеров из политической жизни, но теперь они были бы уже взяты из новых общественных движений, таких как феминизм и активизм афроамериканцев. Но даже при этом подобное исследование представляло бы собой мешанину из политизированных высказываний и интерпретаций стоящих за ними взглядов. На примерах из Интернета и альтернативных медиа автору такого исследования пришлось бы перечислить формы повседневной любительской политики, которые редко стремятся интегрироваться в узнаваемые политические движения, однако имеют отношение к главным проблемам, стоящим на повестке дня. В такое пересмотренное исследование пришлось бы включить множество примеров конспирологического мышления, пронизывающего культурное пространство. Риторика заговора пропитывает американскую поп-культуру от голливудских триллеров до гангстерского рэпа, от таблоидов из супермаркетов до «Секретных материалов». Точно так же в центре постмодернистской литературы обычно находятся писатели, темой произведений которых является паранойя: Томас Пинчон, Уильям Берроуз, Джозеф Хеллер, Уильям Гэддис и Ишмаэль Рид.

Итак, за последние десятилетия паранойя стала объектом осмысления в сфере развлечений и философии, вошла в повседневную американскую культуру. Популяризация параноидального стиля, несомненно, является частью общего и так часто оплакиваемого культурного поворота в американской политике, в результате которого суть подменяется стилем. Импичмент президенту Клинтону является, пожалуй, самым наглядным примером такого поворота. Здесь не обошлось без обвинений и контробвинений в более обширном заговоре. В конечном итоге пришлось разбираться скорее с массмедиа, чем заботиться о предвыборной политике. Вместе с тем проникновение параноидального стиля в культуру отражает изменившийся стиль и функцию конспирологического мышления. Примеры Хофштадтера в основном ограничиваются односложными нативистскими движениями вроде противников масонов и католичества, которым конкретные демонологические убеждения помогали создавать определенное ощущение групповой и даже национальной идентичности, тогда как сейчас многие люди обращаются к теориям заговора в эклектичной и нередко противоречивой форме; здесь намешаны и развлечения, и размышления, и обвинения, при этом необязательно официально вступать в милицию или какое-нибудь политическое движение. Хотя примеры параноидальной политики, в основе которой лежит неизменная идея поиска козла отпущения, встречаются и до сих пор, объяснения в конспиративист-ском духе для многих американцев являются скорее несогласованными проявлениями сомнений и недоверия, чем предметом какой-то твердой веры. В процессе опровержения конспирологические теории часто обвиняют в догматическом списывании болезней общества на какие-нибудь меньшинства, из которых делают козла отпущения. Но за последние несколько десятков лет параноидальный стиль стал по преимуществу связываться с неясным ощущением присутствия неподконтрольных кому-либо сил, вступивших в заговор с целью изменить историческое прошлое. При этом описание точного сценария этого заговора начисто отсутствует. Если раньше точный образ воображаемого врага скреплял идентичность какой-либо группы людей, то в наше время смутное ощущение присутствия замешанного в заговоре врага (нередко оказывающееся всего лишь убеждением, что во всем виноваты «они») препятствует формированию сплоченной группы, объединенной какими-то общими интересами. Таким образом, отдельные вспышки контрподрывных движений и теорий уступили место повседневной вялотекущей паранойе, реализующейся скорее на уровне образа и языка, чем в сфере политических убеждений. Официальный член Национальной серебряной партии, существовавшей в 1890-х годах, когда в США развернулись подогреваемые идеей заговора дебаты о биметаллизме, в 1990-х превратился в покупателя кресел из «Секретных материалов».

Теория заговора становится чем-то таким, на что люди покупаются – зачастую в буквальном смысле, и при этом не по убеждению. Множество посвященных заговорам сайтов больше похожи на супермаркеты альтернативных взглядов, чем на святыни определенных нативистских доктрин. Хорошим примером служит сайг disinfo.com, популярный поисковик и шлюз, обеспечивающий доступ к ряду «тайных» и конспирологических идей. Детище Ричарда Мецгера, disinfo.com появился в 1996 году в результате сделки на миллион долларов с всемирной медийной компанией TCI. Как и многие другие медийные корпорации, TCI хотела приобрести какой-нибудь горячий контент для пополнения своего веб-трафика, однако обнаружив (по словам Мецгера), насколько радикальным является содержание предоставленного ей материала, компания-учредитель поставила на проекте крест. После этого сайт перебрался под крыло модного манхэттенского интернет-провайдера razorfish.com. Помимо сведений о контркультурных героях, наподобие Алистера Кроули, сайт disinfo. com представляет снабженный комментариями контекст и ссылки на «альтернативные» газетные материалы – от правдоподобных до самых фантастических. Сайт также связан с Infinity Factory, построенным на интервью шоу, которое производится в Нью-Йорке для местного кабельного телевидения с использованием веб-технологий. Кроме того, сайт имеет отношение и к последнему начинанию Мецгера – Disinfo Nation. Этот тележурнал посвящен заговорам и рассказам о таинственных явлениях. Он идет поздно ночью на Channel 4 в Великобритании. Вслед за многими новыми интернет-проектами, disinfo.com привлек к себе крупные инвестиции и вызывал большой интерес, однако оказался не таким уж рентабельным. Хотя этот сайт держится на бескорыстном труде авторов и дизайнеров, в то же время это еще и бизнес: здесь продаются книги и сопутствующие товары, плюс идет доход от рекламы.

В эпоху революционной электронной коммерции конспирологические теории становятся таким же продуктом, как и все остальное, элементом самообеспечивающейся кустарной промышленности альтернативной Америки – от мелких издателей вроде Feral House до фирм по заказу почтой книг о заказных убийствах, от изданий в «самиздатовском стиле» вроде Paranoia до продавцов сувениров со съемок «Секретных материалов». В итоге получается, что вовлечение людей в мир теории заговора сводится не к членству в соответствующей организации, а скорее к нерегулярному поиску во Всемирной паутине, когда на сайт schwa.com заходят для того, чтобы узнать о шуточной одежде, защищающей от инопланетян, а на alt.conspiracy – чтобы написать что-нибудь о Монтокском проекте*.[100]100
  «Остроумное замечание автора. О Монтокском проекте чего только не пишут… И о том, что это проект по разработке психотропного оружия, и том, что это продолжение другого тайного проекта, Филадельфийского, по экспериментам со временем, и даже о том, что Монток был планом спасения Земли в грядущей смене магнитных полюсов.


[Закрыть] Чем бы еще ни стала теория заговора, в любом случае на стыке двух тысячелетий она является неотъемлемой частью развлекательно-информационной культуры, колеблясь между убежденной верой и культурой потребления.

Как будто бы

Колебаться между серьезными вещами и мистификацией начал не только интерес к заговорам, но и сами конспирологические теории. В отличие от интереса Хофштадтера к исключительно серьезным политическим проявлениям параноидального стиля настоящее исследование сводит вместе фактические и явно вымышленные примеры, не в последнюю очередь потому, что они зачастую незаметно переходят друг в друга. Если брать крайности, то теории-мистификации воспринимались всерьез, а прямые утверждения считались основой для вымысла. Ярким примером первого случая служит книга Леонарда Левина «Доклад с Железной горы» – вымышленный анонимный сатирический рассказ о якобы тайных планах американского правительства сохранить военную экономику в мирное время.[101]101
  [Leonard C. Lewin]. Report from Iron Mountain (New York: Dial Press, 1967).


[Закрыть] Одна ирония состоит в том, что всего лишь четыре года спустя после выхода книги Левина Даниэль Эльсбург передал газете New York Times самые настоящие документы Пентагона, в которых шла речь о тайной истории войны США во Вьетнаме в изложении самих военных.[102]102
  С учетом ненасытного параноидального подозрения неудивительно, что легендарный конспирологический текст «Досье «Драгоценный камень»» (более подробный рассказ об этом см. в шестой главе) настаивает на том, что документы Пентагона сами являются поддельными разоблачениями, которые Эльсбург устроил для того, чтобы отвлечь внимание общественности от политических убийств 1960–1970-х годов.


[Закрыть] Вторая ирония в том, что к началу 1990-х годов первоначальная мистификация Левина стала всерьез восприниматься правой милицией и участниками патриотического движения, распространявшими пиратские издания книги. Они были убеждены в том, что этот доклад действительно был случайно просочившимся правительственным документом. Левину пришлось признать свое авторство и авторские права, и в 1996 году издательство Simon & Schuster выпустило переиздание его книги.

Есть еще, к примеру, «Список заказчиков убийства», фотокопированная рукопись, изданная под псевдонимом Уильям Торбитт и распространившаяся среди конспирологов еще в начале 1970-х годов. Торбитт предлагает поразительную трактовку убийства Кеннеди, называя его нацистским переворотом с участием Линдона Джонсона, Дж. Эдгара Гувера, Джона Коннолли и бывшего немецкого ракетостроителя Вернера фон Брауна. В этом документе прослеживаются связи между мафией, НАСА, сверхсекретной Командой безопасности оборонной промышленности (DISC), ФБР и корпорациями. Перегруженный деталями текст местами выглядит правдоподобно не в последнюю очередь там, где говорится об операции «Скрепка», когда в конце войны американцы планировали спасти нацистских разведчиков и ракетостроителей. В других эпизодах, похоже, больше выдумки, например в отношении программы НАСА по изучению НЛО. Реализация программы происходила в знаменитой зоне 51 в пустыне Невада. В этом документе упоминаются многие конспирологические теории второй половины XX века, а самиздатовский характер публикации придает ей культовый характер. Вместе с тем таинственное происхождение документа заставило кое-кого заподозрить в нем мистификацию. В послесловии к первому печатному изданию документа Торбитта Лен Бракен задумывается, не мог ли он оказаться подсунутой Советами дезинформацией. И действительно, как следует из документов (в той мере, насколько этим разоблачениям можно верить сейчас), тайно вывезенных из России бывшим сотрудником архива КГБ Василием Митрохиным, какие-то конспирологические теории об убийстве Дж. Ф. К. были придуманы в Советском Союзе в подстрекательских целях.[103]103
  См.: М. Andrew. The Mitrokhin Archive: The KGB in Europe and the West (London: Allen Lane, 1999). Исследователи убийства Кеннеди сразу усомнились в подлинности заявлений Митрохина, заподозрив в них намеренную дезинформацию, призванную скрыть правду о подлинных теориях заговора, например, о том, что письмо, якобы написанное Освальдом Говарду Ханту (который впоследствии участвовал в проникновении в «Уотергейт»), в действительности является подлинным, несмотря на то, что в 1978 году Специальная комиссия по убийствам заявила, что это подделка. См., например: Gary Mack. RE: Dear Mr Hunt Letter/ KGB/Joestin, JFK Lancer Listserv 9online posting), 15 September 1999.


[Закрыть] Однако (как станет ясно из второй главы) в некоторых конспирологических теориях об убийстве Кеннеди, пожалуй, тайн раскрывается больше, чем надо, даже если они и ошибочны. Как пишет Бракен, «как в любой информации присутствует дезинформация, точно так же в любой хорошей дезинформации заложена и информация».[104]104
  Leri Bracken. Afterword to NASA, Nazis and JFK The Torbitt Document and the Kennedy Assassination, ed. Kenn Thomas (Kempton, IL: Adventures Unlimited, 1996), 229.


[Закрыть]

Таким образом, некоторые конспирологические мистификации стали восприниматься всерьез. Порой какая-нибудь выдуманная история начинает жить собственной жизнью, метафорическое становится материальным. Эта возможная линия развития событий превосходно раскрыта в романе Умберто Эко «Маятник Фуко» (1989). Героями романа становятся трое праздных сотрудников одного издательства, которые шутки ради сочиняют стройную теорию заговора, продуманную вплоть до мельчайших деталей. Но шутку сыграли над ними, когда начинает казаться, что придуманный ими заговор материализуется прямо у них на глазах. И действительно, размывание границ между фактами и вымыслом сейчас нередко переходит в раскручивающееся по спирали свободное падение, при этом конспирологи подозревают, что ложные подсказки были специально подсунуты им властями, чтобы помешать им открыть еще более зловещую истину. Этот ход часто используется в «Секретных материалах». С другой стороны, немало зрителей «Секретных материалов» стали воспринимать заговор и разоблачения на грани науки, о которых говорится в фильме, в качестве факта. Возможно, их убедило то, что нередко обстоятельства каждого эпизода тщательно изучаются. Так, в фильме постепенно складывается запутанный рассказ о вторжении и заговоре пришельцев. Но многие подробности о маленьких серых инопланетянах, доисторических пришельцах и экспериментов по выведению гибридной ДНК, использованные в фильме, взяты из доклада Крилла, в котором говорится об ожесточенных столкновениях между силами особого назначения и угрожающими космическими захватчиками. Этот доклад был вывешен Джоном Лиром на доске объявлений Paranet UFO в 1987 году и с тех пор бродит в Интернете. Составленный якобы О. X. Криллом (инициалы расшифровываются как «первый заложник»), доклад раскрывает историю контакта людей с пришельцами. В нем говорится, что пришельцы нарушили свое слово: сначала они пообещали правительству США проводить исследовательские опыты лишь на крупном рогатом скоте и отдельных людях, а потом стали похищать людей в больших количествах, а также имплантировать им электронные контрольные устройства, чтобы создать генетически гибридную расу в целях колонизации. Хотя доклад Крилла и похож по своему стилю на официальный документ, все же это невероятно изобретательная фальшивка, детали которой получили собственное развитие.