Текст книги "Сэр Невпопад из Ниоткуда"

Автор книги: Питер Дэвид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 44 страниц)

12

Вышеописанные события, любезный читатель, как я в своё время и обещал, переносят нас в самое начало моего повествования. Тем, кто успел позабыть, напомню: став невольным виновником смерти сэра Грэнитца по прозвищу Гранит, я, как мне казалось, ловко выкрутился из создавшейся ситуации и сумел избежать справедливого возмездия за это деяние. Выставил себя, так сказать, в наилучшем виде, вследствие чего король, уходя из покоев убиенного рыцаря, изрёк:

– Я намерен поручить тебе выполнение весьма важной и опасной миссии. Явишься через час в мои личные покои.

Эти слова зловещим эхом отдавались у меня в ушах на протяжении всего того недолгого времени, пока я собирал свои нехитрые пожитки и связывал их в узелок, чтобы незамедлительно покинуть королевскую резиденцию.

Тело сэра Грэнитца уже вовсю готовили к погребению, и я имел все основания рассчитывать, что когда будет совершаться этот печальный обряд, я окажусь на весьма и весьма приличном расстоянии от всех его участников, включая усопшего.

Как всегда, меня угораздило, избежав одной опасности, тотчас же лицом к лицу столкнуться с другой. Сумев выдать случайную гибель Грэнитца за самоубийство, я предстал пред очами его величества героем, которому будет поручено ответственное и опасное задание. Только этого мне ещё не хватало! Явиться к королю через час? Как же, дождётся он меня! Я к этому времени буду уже в нескольких милях от крепости – разумеется, если сумею раздобыть себе быстроногого коня. Нет, вы только подумайте, Рунсибел решил, что для выполнения его поручения во всей Истерии никого лучше меня не сыскать! Да он просто понятия не имеет, каков я на самом деле и насколько мало гожусь для чего-либо серьёзного, ответственного и тем паче опасного!

Я уже не раз упоминал, что вещей у меня было раз-два и обчёлся, поэтому, когда в мою каморку заявился сэр Умбреж, я успел уже всё собрать и уложить. С момента своего саморазоблачения он в моём присутствии больше не прикидывался слабоумным и не пытался придать своему взгляду выражение рассеянного, идиотского благодушия. Увидав, чем я занимаюсь, он прямо-таки насквозь прожёг меня злобным, презрительным взглядом старческих глаз.

– Я только что говорил с королём, – мрачно сообщил он. – И пытался внушить его величеству, что ты, по моему скромному мнению, непригоден для того дела, которое он решил тебе поручить...

– Вы... В самом деле, милорд?.. Не могу выразить, как я вам благодарен! Просто, что называется, от всего сердца вас...

– ... И тогда король, вняв моим доводам, повелел мне составить тебе компанию.

Я из вежливости немного помедлил, словно обдумывая эту новость, потом забросил за плечо свой узел и поклонился старику:

– Что ж, всего вам наилучшего, сэр.

– И куда, позволь полюбопытствовать, ты направляешься? – В голосе Умбрежа зазвучал металл.

– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда, – с горьким смешком ответил я. И повернулся к двери.

Старик вцепился в моё запястье с такой силой, что я подумал: ну всё, сейчас кости хрустнут, – и развернул к себе лицом. Свободной рукой я инстинктивно прикрыл свой многострадальный нос, но Умбреж, как оказалось, не собирался меня дубасить.

«Хоть на этом спасибо», – пронеслось у меня в голове.

– Ты, – старик грозно сдвинул брови, – устраивает это тебя или нет, являешься моим оруженосцем. И потому я отвечаю за твои поступки. Одно дело – прикидываться выжившим из ума слабосильным старцем, и совсем другое – покрыть себя позором, воспитав оруженосца, готового сбежать из крепости, лишь бы не участвовать в выполнении миссии, которая на него возложена лично королём. Такого я не потерплю!

– Значит, по-вашему, мне придётся рисковать своей шкурой ради идиотских и превратно толкуемых понятий о чести и доблести?! – запальчиво воскликнул я.

– Именно так, Невпопад. Как раз это тебе и предстоит. – Он насмешливо улыбнулся и погрозил мне пальцем. – Ведь не кто иной, как ты, привёл всю махину в движение, по твоей, а не по чьей-либо ещё вине закрутились все эти колёса и шестерни. И я тебе не позволю позорно удрать, нанеся мне этим бесчестье, и оставить меня одного расхлёбывать последствия твоих поступков. Вспомни, я ведь помешал Морнингстару и его прихвостням вышибить из тебя дух. Но при желании... Что ж, эту свою оплошность я ещё вполне мог бы исправить. Итак... Его величество король Рунсибел ждёт нас с тобой в своих покоях через десять минут. И мы оба туда явимся, иначе, молодой человек, тебе же будет хуже. Ты понял меня, оруженосец?

Тут мне снова пришло на ум, до чего ж некоторые жаждут удержать меня в этой проклятой крепости, не дать мне удрать. И при этом движут ими отнюдь не добрые чувства ко мне.

Я швырнул свой узел на пол, и сэр Умбреж одобрительно кивнул. А что, скажите на милость, мне ещё оставалось? Покачав головой, я тоскливо пробормотал:

– Наверняка эта дурацкая миссия окажется мне не по силам и я погибну ни за грош. Вот будет весело, да?

– Ну-ну, дружочек, – с жизнерадостной ухмылкой, показавшейся мне отвратительной, ответил Умбреж и похлопал меня по плечу, – лучше уж ты, чем я. Вот тебе моё слово.

Можете себе представить, как меня это воодушевило.

Мы не мешкая отправились в королевскую личную приёмную. Рунсибел далеко не все государственные дела вершил, сидя в огромном парадном зале на своём троне. Во всяком случае, для того чтобы послать бог весть куда на верную гибель несчастного хромоногого оруженосца, вполне годились и личные покои. Так что выслушать свой смертный приговор мне предстояло, так сказать, в камерной, интимной обстановке. Но всё в жизни относительно, и даже самые небольшие из помещений, занимаемых в крепости его величеством, раза в три превосходили нормальное жилище целой семьи.

У входа в покои навытяжку стоял часовой. Просто потому, что так полагалось. На самом же деле охранять Рунсибела ему было не от кого: проникнуть в эту часть крепости могли только свои, доверенные лица, не представлявшие для его величества никакой угрозы. Вроде Умбрежа и меня, например. Часовой нас приветствовал едва заметным кивком, и мы поклонились ему в ответ. Никакого оружия при нас, разумеется, не было, даже обыкновенных кинжалов. Ношение оружия в покоях их королевских величеств не допускалось. На всякий случай.

Страж, не поворачиваясь к нам спиной, протянул руку и легонько постучал в дверь костяшками пальцев. Ещё одна мера предосторожности. Хотя, говоря по правде, в данном случае ею можно было бы и пренебречь – едва ли во всей крепости можно было сыскать ещё двоих столь же безобидных существ, как мы с Умбрежем. Изнутри донеслось властное:

– Пусть войдут!

Мы повиновались. Умбреж ткнул кулаком мне в спину. Хоть и не сильно, но чувствительно. Это чтобы я держался прямо. Просторное помещение, в котором мы очутились, было обставлено роскошно и вместе с тем изящно. Оно условно делилось на две зоны – для работы и отдыха. Слева виднелся огромный письменный стол в окружении нескольких стульев с высокими спинками, справа вдоль стен стояли низкие кушетки и мягкие кресла, а между ними в центре – невысокий чайный столик. Всю мебель украшали богатые инкрустации из золота и слоновой кости, кушетки и кресла были обиты тёмно-пурпурным плюшем. Окна оказались полуприкрыты тяжёлыми пурпурными шторами, что придавало приёмной уютный, мирный и какой-то домашний вид. Это впечатление усиливалось ещё и тем, что за чайным столиком в скромном и простом наряде сидела её величество и с улыбкой разливала в три фарфоровые чашки ароматный горячий чай. Две из них, судя по всему, предназначались для меня и Умбрежа.

– Джентльмены, – произнесла Беатрис, и улыбка на её лице стала шире, – прошу садиться. – Жестом она указала на низкий диванчик подле себя.

Я украдкой огляделся по сторонам, что не ускользнуло от взора королевы, и она своим мелодичным голосом ответила на мой невысказанный вопрос:

– Нет, юный Невпопад, король отсутствует. Ведь это его ты высматриваешь?

Я кивнул.

Беатрис со мной держалась так же сердечно, дружелюбно и непринуждённо, как и во время первой нашей встречи, когда я с её помощью «возродился» для новой жизни. Она обращалась со мной как с равным. И вместе с тем было в манере королевы нечто величественное, что вызывало к ней безусловное почтение. Именно к ней самой, а не к её сану. В ней угадывалась личность во всех отношениях достойная и незаурядная, если вы понимаете, о чём я.

– Вашего милостивого внимания к нам вполне довольно, чтобы мы сочли себя совершенно польщёнными, ваше королевское величество, – с поклоном ответил я.

Беатрис рассмеялась.

– Твой наставник сэр Умбреж, как я погляжу, наряду со всем остальным обучил тебя ещё и искусству лести.

– Благодарю, ваше величество! – с чувством произнёс мой старикан. – Научить его льстить прелестным дамам было легче лёгкого. А я всегда стараюсь только то и делать, что легче лёгкого. – И он глупо хихикнул.

Королева оставила это вздорное заявление без ответа. Лишь бровь слегка изогнула, продолжая разливать чай.

– Я его сама заваривала.

– Неужто? Какая честь для нас, ваше величество!

– Сперва попробуй, оруженосец, может, он придётся тебе не по вкусу.

Я помотал головой, давая понять, что подобное решительно невозможно, и собрался было это высказать в напыщенных выражениях, как принято при дворе, но королева жестом велела мне помолчать и заговорила сама:

– Перейдём к делу, господа. Из вежливости вы не стали меня расспрашивать, почему его величество не присутствует при нашей встрече. Причина проста: разговор пойдёт о деле весьма личного характера. Здесь нужна, как принято выражаться, женская рука.

– Так вы, ваше величество, – радостно заблеял Умбреж, – намерены поручить нам женскую работу? С которой справится женская рука?

Я не знал, что и подумать. Старик либо всё ещё пытается выдать себя за слабоумного, либо... Либо сообразил, что нас и впрямь ожидает какая-то ерунда, а вовсе не опасности и приключения. Но тут Умбреж с деланным сожалением прибавил:

– А я-то решил было, что король желает отправить нас в дальнее и трудное путешествие.

– И вы не ошиблись, – ласково кивнула королева. У меня душа в пятки ушла. – Но... разные бывают приключения и рыцарские подвиги... В том числе и довольно деликатного свойства. Именно поэтому говорить с вами выпало мне, а не его величеству.

– Рад служить вашему величеству чем только смогу! – браво воскликнул я. – Только прикажите!

Королева задумчиво взглянула в свою чашку, словно решила погадать о будущем по чайным листьям. Я отхлебнул глоток чаю, который, право слово, оказался недурён, и приготовился слушать.

– Энтипи стала взрослой, – вздохнула Беатрис. Совершенно сбитый с толку этой фразой, я уставился на Умбрежа. Старик и правда был осведомленнее меня. Погладив усы, он вежливо переспросил:

– Энтипи? Наша принцесса?

– Так это вы о принцессе? – Разговор принял совершенно неожиданный для меня оборот. – Её, значит, зовут Энтипи? Я, признаться, никогда прежде такого имени не слыхал. Странное оно какое-то.

Умбреж послал мне через стол свирепый взгляд, но королева лишь улыбнулась и, нисколько не обидевшись на мою бестактность, охотно пояснила:

– Имя и впрямь не совсем обычное, составленное из нескольких частей, любезный оруженосец. Много было у нас семейных раздоров по поводу того, как наречь принцессу. Раздоров, которые могли бы повлечь за собой весьма прискорбные последствия. В итоге новорождённой было дано три имени, чтобы умиротворить все враждующие стороны: Наталия Томазина Пенелопа.

– Эн... Ти... Пи... – понимающе кивнул я, назвав первые буквы каждого из имён принцессы. И мы с королевой друг другу улыбнулись. – Великолепный, блестящий компромисс, ваше величество. Если мне дозволительно судить о таких высоких материях.

– Я твои слова принимаю как комплимент, а не как суждение, любезный оруженосец, – с милостивым кивком заверила меня королева.

– Позвольте полюбопытствовать, где находится принцесса? За всё время, что я живу при дворе, я ни разу её не встречал.

– Она отсутствует вот уже несколько лет, – с тяжёлым вздохом ответила королева. – И я очень по ней скучаю. Но что касается моей дочери... – Беатрис бессильно уронила руки на колени. Ей явно нелегко было говорить о принцессе Энтипи. – Она бывает... непредсказуема... неуправляема. Вот, пожалуй, наиболее точная характеристика некоторых её поступков. В особенности когда речь идёт о соблюдении придворного этикета и выполнении обязанностей, налагаемых саном. Его величество и я горячо к ней привязаны, и всё же... порой мы просто ума не могли приложить, как нам с ней сладить. Последние несколько лет Энтипи провела в обители благочестивых жён. Но придёт день, и она станет королевой. Будучи нашим единственным ребёнком, она унаследует престол, возьмёт в свои руки бразды правления. Однако чтобы стать хорошим властителем, следует прежде всего быть достойным человеком, состоявшейся личностью. Вот тогда мы с её отцом и решили на время удалить её отсюда, где все только и знали, что угождали ей и потворствовали её шалостям. Благочестивые жёны суровы, строги, но справедливы и милосердны, и авторитет этого ордена в вопросах воспитания юных высокородных леди чрезвычайно высок. Мы решили, что именно там наша дочь обретёт всё, чего ей недостаёт. А теперь Энтипи вполне взрослая, и ей надлежит вернуться сюда. Она должна жить при дворе и готовиться к принятию скипетра из рук своего отца.

– И вы с ней все эти годы ни разу не встречались? – удивлённо спросил я.

Королеве эти мои слова, судя по выражению её лица, были точно нож в сердце.

– Благочестивые жёны... решили, что лучше нам с его величеством не видеть дочь, пока она находится на их попечении. Поверьте, они умные, тонкие и высокоразвитые натуры, эти монахини, и нам пришлось положиться на их суждение. Мы желали нашей девочке добра. Чтобы всё сложилось наилучшим для неё образом. Какая же мать этого не захочет для своего дитя?

И Беатрис обратила к нам беспомощный, горестный взгляд. Мне стало её по-настоящему жаль.

Несколько мгновений прошли в молчании. Нарушил его Умбреж, который нетерпеливо спросил:

– Ваше величество... Я всё ещё теряюсь в догадках, какова же будет наша миссия...

– Ах, ну да! Разумеется. – Королева очнулась от своих раздумий и пригубила из чашки. – Теперь, когда моя дочь достигла зрелости под неусыпным надзором и попечением благочестивых жён, ей следует, как я уже говорила, возвратиться домой. Мы снаряжаем за ней отряд рыцарей, который её проводит от обители до королевской резиденции. И вы, сэр Умбреж, вместе с вашим оруженосцем отправитесь в обитель в составе отряда. Но тебе, Невпопад, будет дано особое поручение.

– Мне?! – Я едва не подскочил от неожиданности.

– Тебе. Я желаю, чтобы ты стал... другом моей дочери.

Я оторопело уставился на Беатрис, потом перевёл глаза на Умбрежа, но ничего не смог прочитать по его лицу, немедленно принявшему то бессмысленно-непроницаемое выражение, с каким он в последние годы неизменно взирал на придворных, разыгрывая из себя идиота. Только думаю, на сей раз он вовсе не прикидывался слабоумным, а пребывал в столь же глубоком замешательстве, как и я сам.

– Её... другом?!

– Да-да, ты не ослышался. Ты будешь официально назначен её личным телохранителем, но в добавление к этому... Я желаю, чтобы ты подружился с принцессой. Моя дочь, пока жила при дворе, практически не имела общения ни с кем из своих ровесников. Я повелеваю тебе приложить максимум стараний, чтобы понравиться ей, заслужить её приязнь и доверие. Будь с ней мил и любезен. Будь ей опорой и защитой на пути из монастыря в крепость. Это может оказаться для тебя трудной задачей, потому что характер у моей дочери... тот ещё. Одним словом, огненный. И я сомневаюсь, чтобы благочестивым жёнам при всём их старании и мастерстве удалось полностью загасить огонь, что в ней бушует. Да это и к лучшему – ей нужны силы, чтобы со временем начать править государством. Но я желаю, чтобы ты мягко и тактично дал Энтипи понять – вовсе необязательно сжигать всякого, кто осмеливается к ней приблизиться. Будь внимателен к моей девочке. Слушай, что она станет тебе говорить. Приспосабливайся к ней, но в то же время не бойся ей противостоять, когда сочтёшь нужным. И в случае чего имей в виду: я, королева Беатрис, даю тебе личное своё разрешение противоречить её высочеству, оспаривать её мнение.

– Ваше величество... я... – Бросив беспомощный взгляд на Умбрежа, но не добившись от него даже сочувственного кивка, я набрал полную грудь воздуха и твёрдо заявил: – Я не уверен, что вы, избрав меня для этой миссии, приняли верное решение. Ведь я ни в коей мере не могу себя причислить к знатокам человеческой психологии, да и вообще, принцесса наверняка скорей поладит и подружится с девицей, своей ровесницей, чем со мной.

– Девица, – поморщившись, возразила королева, – превратится в хранительницу её тайн, не более того, или в служанку, рабыню, покорную её воле. Принцесса нуждается совсем в другом, оруженосец.

– Я преклоняюсь перед вашей мудростью в данном вопросе, ваше величество, – с лёгким поклоном произнёс я, – но смею вас заверить, что, в свою очередь, никак не являюсь тем, в ком нуждается принцесса.

– Так ты отказываешься выполнить моё поручение?

У меня вдруг пересохло во рту. Я не знал, что на это ответить.

– Если это так, – продолжала Беатрис, – говори смело, я не обижусь.

Я вздохнул с невероятным облегчением:

– Это... так великодушно с вашей стороны, ваше величество!

Краем глаза я заметил, какая ликующая улыбка появилась на лице моего старого наставника. Ему не меньше моего хотелось отказаться от этой дурацкой поездки.

– Нет, нет и нет, никаких обид, – подтвердила Беатрис. – Но мне, право же, очень жаль. Не скрою, жаль. Я очень надеялась, что ты и Энтипи станете друзьями. Невыдержанная, избалованная молодая девушка с мужским складом ума могла бы стать для тебя настоящим товарищем. Вы с ней дополнили бы друг друга, и это скрасило бы обоим долгие дни пути. Но не стану же я в самом деле тебе навязывать это поручение, это путешествие, к которому у тебя совсем душа не лежит. Которое, по-твоему, не стоит внимания...

– Ну что вы, ваше величество! При чём же здесь внимание! Я просто непригоден для...

Но Беатрис продолжала, словно не слыша моих слов:

– Хотя эту просьбу и произнесли, между прочим, королевские уста. Но тебе-то что за дело, верно, оруженосец? Ладно, так и быть. Есть и другие дела, которые я вполне могу тебе поручить взамен отвергнутого тобой.

У меня по коже пробежали мурашки.

– И что... что бы это такое было? – промямлил я.

– Сейчас узнаешь! – жизнерадостно заверила меня Беатрис и, поднявшись из-за стола, стремительно подошла к письменному столу мужа. По пути она даже негромко насвистывала! Выхватив из кипы лежавших на нём листков пергамента первый попавшийся, она с весёлым энтузиазмом прочитала: – Ревущая Глотка Вечного Безумия!

– Что?! – в ужасе хором переспросили мы с Умбрежем.

– Рассказывают, – продолжала королева, всё более одушевляясь, – что у зверя, который там обитает, желудок битком набит алмазами. Королевская сокровищница со времени прискорбных событий в Пелле... Вы ведь помните, там было какое-то недоразумение с налогами... Так вот, королевская сокровищница заметно опустела, и её необходимо пополнить. Любой ценой. Вы, достойные сэры, могли бы отправиться в Ревущую Глотку Вечного Безумия, изловить и убить зверя, а после вспороть ему живот и вынуть алмазы. За последние несколько столетий всего-то двести семнадцать... Нет, позвольте, двести восемнадцать, – она взяла перо, обмакнула его в чернильницу и сделала какую-то пометку на листке, – доблестных рыцарей пытались это проделать. Лишь нескольким из них удалось возвратиться живыми, но и эти несчастные пребывали на разных стадиях умопомешательства. Один из них вырвал ногтями собственные глаза, другой откусил и проглотил язык. – Она пожала плечами. – Но о судьбе остальных можно только догадываться. Поговаривают, правда, что их безумные вопли до сих пор доносятся из ущелья... Но вам двоим наверняка повезёт больше, чем всем предыдущим смельчакам. Я почти уверена, чудовище с течением лет утратило былую силу и свирепость.

И королева безмятежно улыбнулась.

Я вскочил на ноги и выпалил:

– Почту за великую честь для себя познакомиться с принцессой Энтипи.

– Я так и думала, что ты согласишься, – ласково кивнула мне королева. – Допивай же свой чай, пока он не остыл. Это напиток полезный, бодрящий.

Я последовал её совету. Уж чем-чем, а собственной пользой никогда не стоило пренебрегать.

* * *

Никто о ней ничегошеньки не знал.

Мне этого было не понять. Не только сэр Умбреж ничем не мог удовлетворить моё любопытство, но и все прочие, к кому я обращался с вопросами о принцессе, в ответ лишь пожимали плечами или мотали головами. Ну или руками разводили. Я никак не мог взять в толк, чем объяснялось это полное отсутствие каких-либо сведений о принцессе, единственной наследнице престола, у всех без исключения её будущих подданных, обитавших в королевской резиденции.

Но кое-что мне всё же удалось выяснить. Оказывается, принцессу Энтипи с ранних лет держали в довольно суровой изоляции от всех обитателей крепости. Она жила в специально отведённых для неё покоях, и вход в них был заказан всем без исключения, кроме нескольких особо доверенных служанок и учителей. Среди придворных, как водится, поползли на её счёт всевозможные слухи. Например, что девица на редкость безобразна и мало кто может, увидев её вблизи, устоять на ногах от ужаса. Что у неё имеется какой-то серьёзный физический недостаток. Что она слабоумная, вернее, буйнопомешанная и опасна для окружающих. Но никто, повторяю, ничего не знал наверняка. И никто не мог похвастаться, что видел её живьём хоть разок.

Всю вышеприведённую информацию я добывал буквально по крупицам, но в результате затраченных усилий убедился только в одном: нам предстояло иметь дело с очень и очень странной юной особой. Одним словом, с живой загадкой. Это открытие, как вы легко можете догадаться, радости мне не доставило. И ещё одно я узнал о принцессе Энтипи совершенно наверняка – она пользовалась услугами учёных мужей и наёмных наставниц с такой же расточительностью, с какой иные расходуют воду и дрова. Всё то время, что она проживала в своих покоях при дворе, они сменяли друг друга с калейдоскопической скоростью. Ни один не задержался дольше месяца. Ещё говорили, что эти несчастные покидали свою должность, очень заметно переменившись внешне – каждый из уходящих выглядел на несколько лет старше, чем когда заступал на этот почётный пост. Но в один прекрасный день этот парад учителей прекратился, и на вопрос о самочувствии принцессы, заданный одним из придворных, король Рунсибел напыщенно ответил, что его дочь отправлена для продолжения своего образования и совершенствования в манерах в обитель благочестивых жён.

– Ей это пойдёт на пользу, – уверенным тоном прибавил его величество.

Никакой иной информацией в добавление к сказанному он ни с кем не поделился, и все обитатели крепости удовольствовались этим скупым объяснением. А что ещё им оставалось делать? Донимать короля вопросами, тем более на такую щекотливую тему, никому и в голову не пришло. Это было бы неслыханной дерзостью.

Поздним вечером накануне нашего отъезда в обитель я чистил в конюшне Титана. Готовил его к дальнему походу. И вдруг в разгар этого занятия услыхал позади себя сдавленный смешок. Я оглянулся. В дверях, прислонясь к косяку, стоял Булат Морнингстар собственной персоной и злорадно ухмылялся. Я инстинктивно протянул руку к посоху, стоявшему у дощатой стены, но Булат замахал на меня руками, давая понять, что намерения у него вовсе не воинственные.

– Пришёл пожелать тебе попутного ветра, Невпопад, – сказал он, продолжая ухмыляться. – Тебе хоть лошадь-то дадут или пешком похромаешь?

– Обещали привести маленького конька перед самым выступлением, – хмуро ответил я, поглядывая на посох. С Морнингстаром следовало держаться начеку.

– Вот это хорошо. Просто здорово. – Ухмылка на его нагловатой физиономии сделалась ещё более торжествующей. – Что ж, спокойной тебе ночи, оруженосец.

– Погоди! – Мне теперь только пришло в голову, что Булат оставался едва ли не единственным в крепости, кого я не расспросил о принцессе. И то лишь потому, что неизменно старался его избегать. Но раз уж он сам заявился... Да и что мне, собственно говоря, терять? – Ты хоть что-нибудь знаешь о нашей принцессе?

– Я? Да откуда, скажи на милость? – Но по его тону, по тому, как он внезапно отвёл глаза, я понял: он что-то утаивает.

Учитывая ситуацию, а также всё, что мне было известно о Морнингстаре и о подобных ему самовлюблённых, надутых болванах, я с самым невозмутимым видом постарался спровоцировать его на откровенность, слегка кольнув его самолюбие:

– Твоя правда. Извини, не сообразил: и впрямь, откуда тебе, простому оруженосцу, может быть хоть что-то о ней известно. О самой принцессе!

Я кивнул ему и вернулся к своему занятию.

Разумеется, моя уловка сработала на все сто! Нет, Булат отреагировал на прозвучавший в моих словах вызов не мгновенно, он помедлил, задумчиво пожевал соломинку, выдернутую из кормушки, а после лениво, вразвалочку подошёл к нам с Титаном.

Я сделал вид, что удивлён:

– Как, ты, оказывается, ещё не ушёл?

– Она красивая, – сказал Булат.

– Да ну? И где ж это тебе удалось её увидеть?

– Здесь, в замке. Несколько лет назад дело было, я ещё не был оруженосцем, меня тогда в первый раз сюда привёз отец. Я сказал другим мальчишкам, что смогу взобраться на любую стену, ну, мы и поспорили. Пришлось мне карабкаться по боковой стене замка.

– И ты, конечно же, добрался до самого верха?

– Конечно, – кивнул Булат. – Я высоты не боюсь. Да и вообще ничего, между прочим.

– Поздравляю.

– И где-то на полпути, – продолжал он, словно не слыхав моей реплики, – встретилось мне окошко. Ну, я возьми и загляни в него.

– Ты, поди, рассчитывал увидеть там полуголую фрейлину – предположил я.

– Именно, – подтвердил Булат, нимало не смутившись. Чувство неловкости вообще, по-видимому, было ему неведомо. Мне, по правде говоря, тоже, но насколько с моей стороны это было осознанной линией поведения, настолько у Морнингстара – одним из проявлений его природной тупости. – А наткнулся взглядом на принцессу. Волосы у неё были цвета осенних листьев, глаза – как бушующее море, а голос, когда она заговорила, показался мне похожим на шелест южного ветра в кронах деревьев...

– Прямо какой-то прогноз погоды... – вставил я.

– Она разговаривала с учительницей-иностранкой, толстой тёткой с родинкой на подбородке. Родинка была преогромная, чёрная, из неё росли седые волосы. Бр-р-р... Принцесса о чём-то её спрашивала, и когда учительница повысила голос, отвечая на вопрос, принцесса...

– Что?!

– И тогда она как даст ей! У меня глаза на лоб полезли.

– Погоди, что ты такое мелешь? Кто кого ударил?

– Да принцесса же, говорю тебе! О, ничего серьёзного, никаких увечий и тем более убийства! Она просто схватила перо и воткнула остриё учительнице в руку. Та её как раз на стол положила ладонью вниз.

– Боже правый! – с чувством воскликнул я. – Но постой, ты, часом, не придумал ли всё это, а? С тебя ведь станется!

– Жизнью отца клянусь, так всё и было! – торжественно произнёс Булат, и я ему поверил. – Прямо на моих глазах взяла и воткнула чёртово перо учительнице в руку. Я и не думал, что его остриё может так глубоко войти в тело! На добрый дюйм, представляешь? Ну, тётка завизжала, как свинья недорезанная, стала что-то лопотать на своём родном языке, и в комнату вбежала наша королева и спросила, что случилось, а та орать сразу перестала и только кивала в сторону принцессы. А наша Энтипи спокойно так подняла голову от книги и сказала: «Вот ведь какая она неловкая, мама! Что тут поделаешь?»

– И ты всё это видел собственными глазами? – уточнил я.

– Вот этими своими собственными зоркими, как у сокола, глазами, в которые ты сейчас так подозрительно уставился. Королева и толстая учительница быстро ушли, а я полез дальше, окно осталось чуть в стороне. Но мне показалось, что Энтипи меня успела заметить. Во всяком случае, когда я уже спускался и снова полз мимо её окошка, она высунулась наружу. А потом... Потом прямо мне в голову полетела чернильница. Хочешь верь, хочешь нет, но я от неожиданности свалился вниз и сломал ногу. Целых шесть месяцев потом лечился, но до сих пор немного прихрамываю. И потому отношусь к тебе с сочувствием, Невпопад. Честное слово. Мы вроде как товарищи по несчастью.

– Ни на грош я твоему сочувствию не верю. Особенно если учесть, что ты меня после турнира подкараулил и хотел избить до полусмерти.

– Так ведь то было дело принципа. Ничего личного. И потом, стал бы я тебе рассказывать о принцессе, если б желал тебе зла, сам подумай.

– Не знаю.

– Ещё как знаешь! Вот, смотри-ка! – Он отвёл в сторону прядь светлых волос, и я увидел у его макушки полукруглый шрам. – След от проклятой чернильницы, – пояснил Морнингстар. – Первое боевое ранение, можно сказать.

– Да уж... – задумчиво проговорил я и, помолчав, прибавил: – Но я тебе всё-таки не вполне поверил. Получается, ты меня предупредил об опасности, которую собой представляет наша принцесса. Но с какой стати? У тебя для этого должна быть более веская причина, чем сомнительное дружелюбие ко мне.

– Мне-то что? – пожал плечами Булат. – Не верь, коли не желаешь.

Некоторое время мы смотрели друг на друга в упор, потом он улыбнулся. Улыбка его была самая настоящая, открытая и дружеская, и это больше всего меня озадачило и сбило с толку.

Никаких других объяснений своему внезапному решению предупредить меня насчёт принцессы Морнингстар не дал. Возможно, он в тот момент и сам не вполне отдавал себе отчёт в мотивах своего поступка. Восстанавливая в памяти тот эпизод, я склонён считать, что ему просто хотелось меня напугать. Подозревая, что я могу втайне радоваться возможности совершить подвиг и гордиться честью, которую оказала мне сама королева, доверив сопровождать из монастыря свою единственную дочь, Булат стремился во что бы то ни стало отравить мне эту радость, посеять в моей душе сомнения и тревогу. Этот кретин не долго думая приписал мне свои собственные мысли и чувства, упустив из виду, что я совсем иначе смотрел на вещи и потому не чаял, как избежать участия в этой долгой и опасной экспедиции.

Боже, как хорошо я изучил тип людей, подобных красавчику Булату. Я их встречал на своём веку во множестве, и не только при дворе, а повсюду. Все помыслы Морнингстара были сосредоточены на одном – как бы поскорей да повыше подняться по социальной лестнице. И у него просто в голове не укладывалось, что я могу этого вовсе не желать. Он наверняка подозревал, что я рассчитываю благодаря предстоящему знакомству с принцессой пробиться поближе к трону, к королю, к почестям и власти. И потому горел желанием лишить меня радости предвкушения, испортить мне настроение.