Текст книги "Полегче на поворотах (сборник)"

Автор книги: Питер Чейни

Соавторы: Майкл Гилберт,Френсис Дэрбридж
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)

– Я не ожидал, что вы примете мою линию защиты, Гагель, – сказал он. – Если вы получили такие показания, как мы договорились, вашу работу можно считать законченной. Вы легко получили тысячу. Ну, что с показаниями?

Он откинулся на спинку кресла и усмехнулся. Гагель пожал плечами.

– Это смертный приговор. Смягчающих обстоятельств нет. Предполагается, что показания взяты для защиты, но тот, кому придется с ними работать, может смело надевать петлю на нашего подзащитного. Если бы вы работали на обвинение, я мог бы понять…

Каллаган помолчал и спросил:

– Он признался, что стрелял в Рафано?

– Он признался во всем, чего вы ожидали от него. Сказал, что отправился на яхту, чтобы разделаться с Рафано, что Рафано был чертовски раздражен и что он, Ривертон, потерял выдержку, выхватил пистолет и увидел, что Рафано из стола достал свой. Ривертон утверждает, что он тут же выстрелил и мгновенно почувствовал ответный выстрел. Он признался, что первым схватился за пистолет. И это называется действовать защищаясь? – Гагель пожал плечами. – Дьявольские показания, – закончил он.

– Что из этого сказал он и что домыслили вы? – спросил Каллаган.

– Практически все сказал он, – ответил Гагель. – Он говорил медленно, и я успевал записывать за ним, выбирая то, что нужно. Я не изменил материал, только расставил нужные акценты. Конечно, вам известно, что я мог получить другие показания – сделать так, чтобы представить его действия в более выгодном свете, если бы задавал нужные вопросы. Вопросы, которые мог бы задать.

Каллаган посмотрел на Гагеля.

– Например?

– Например, почему он так внезапно отправился на яхту и как попал туда; откуда он узнал, что Рафано на «Сан-Педро»; кто еще был на яхте, кроме Рафано. И вы…

– И вы не задавали ему этих вопросов? – спокойно спросил Каллаган.

– Вы хорошо знаете, что я не… вы дали мне определенные инструкции. Но от одного вопроса я не смог удержаться. Вы понимаете, что я имею в виду?

Каллаган усмехнулся.

– Профессиональная привычка, я полагаю. Да… Я знаю, что вы имеете в виду. И какой же это вопрос?

– Я спросил, по собственной ли воле он приехал на яхту, а если нет, то кто был с ним, – ответил Гагель. – Он послал меня к черту.

– Молодец парень! – восхитился Калаган. – Вот это рыцарский поступок! Ладно, – продолжал он. – Спасибо, Гагель. Я думаю, что вы закончили работу. Согласитесь, оплата была обычной. Вы довольны?

Гагель встал.

– Я доволен. Правда, предусмотрительность не вознаграждается.

– Это не так, – сказал Каллаган. – До свидания, Гагель.

Гагель положил на стол Каллагана конверт и попрощался.

Шел сильный дождь, когда Каллаган остановил свой «ягуар» среди деревьев, в двадцати ярдах от телефонной будки, на окраине Фаллтона. Он вышел из машины, посмотрел на часы, поднял воротник пальто и закурил сигарету. Было семнадцать минут одиннадцатого. Он пошел по мокрой траве к телефонной будке. Кругом ни души. Каллаган начал беспокоиться. Обычно Келлс не опаздывал.

Он прислонился к будке и, подумав о показаниях молодого Ривертона, которые лежали у него в нагрудном кармане, улыбнулся.

Каллаган ждал до половины одиннадцатого. Дождь прекратился, и из-за туч выглянула луна. Он вернулся в машину, достал из-под сиденья фонарь и начал бродить, не удаляясь, однако, от места свидания, в поисках Грин-Плейса, который знал только по описанию Келлса.

Была четверть двенадцатого, когда он нашел Грин-Плейс. Одна половина железных ворот была открыта, и Каллаган направился по гравийной дорожке к дому. Снова начался дождь.

При скудном лунном свете Каллаган увидел перед собой запущенный дом в георгианском стиле, с парком, в котором торчали редкие деревья. Света в доме не было. Тяжелая входная дверь под небольшим портиком с колоннами оказалась запертой.

Он обошел вокруг дома и заглянул в оконце чулана.

Келлс мог использовать его, чтобы проникнуть в дом. Потом влез в окно и зажег фонарь. Он очутился в небольшой комнате, что-то вроде кладовой. Каллаган вышел в коридор и направился в переднюю часть дома.

Он попал в прекрасные комнаты с высокими потолками, хорошо обставленные. Чувствовалось, что здесь совсем недавно были люди.

В комнате справа от входа в холл он увидел современный бар с множеством бутылок на полках. Каллаган подошел к бару, взял бутылку канадского «Бурбона» и сделал пару глотков.

Потом вернулся в холл и огляделся. Ничего не изменилось. Минуту или две он размышлял, затем начал медленно подниматься по широкой лестнице. Поднявшись на самый верхний этаж, обошел все комнаты, внимательно оглядывая углы при свете фонаря.

Двадцать минут спустя он снова был в холле. Где же Келлс? Он подумал, что, очевидно, кто-то заподозрил Келлса и тот решил смыться подальше отсюда, чтобы Каллаган мог сам обыскать Грин-Плейс, не вызывая ничьих подозрений. Вероятно, произошло это совсем недавно. Случись это раньше, до выезда Каллагана из Лондона, Келлс обязательно позвонил бы ему по телефону.

Каллаган направился по коридору в комнаты для прислуги. Он прошел через кухни, кладовые, чуланы. В последней комнате, которую, очевидно, использовали для всякого хлама, он увидел приоткрытую дверь и распахнул ее. Луч фонаря осветил каменные ступени. Перил не было. Несколькими ярдами ниже, у самого основания лестницы, лежал на спине Келлс, подложив под себя правую руку. Его тело было как-то странно изогнуто. Левая рука – в лужице крови на пыльном полу.

Каллаган спустился вниз и склонился над Келлсом. Тот был мертв. Детектив достал из кармана перчатки и надел их. Он расстегнул жилет Келлса. На груди кровавое пятно. Расстегнул рубашку. Пуля попала прямо под сердце.

Каллаган вздохнул. Застегнул на Келлсе рубашку и жилет, снял свои перчатки и сунул их в карман. Потом присел на ступеньку лестницы и закурил. Все это время он не отрывал глаз от Келлса.

Затем встал и обошел погреб. Несколько бочек и дюжина пустых тарных ящиков – вот и все. Вернулся к трупу Келлса и передвинул его. Он заметил что-то в правой руке канадца. Каллаган разжал его пальцы. Они еще не успели закоченеть. Это были сжатые в комок мужские плавки. Каллаган сунул их в правый карман своего пальто и снова сел на ступеньку, продолжая курить.

Очевидно, что-то заинтересовало Келлса в подвале. И кто-то спускался туда. Келлс пошел навстречу. Плавки он держал в руке.

Каллаган подумал, что этот «кто-то» неожиданно зажег свет. Каллаган видел на стене возле лестницы выключатель. Келлс держал руку с плавками за спиной. Он отчетливо представил себе эту сцену. Неизвестный стоит на лестнице, а Келлс внизу, с плавками за спиной.

Этот неизвестный выхватил пистолет и убил Келлса.

Он вернулся в комнату возле холла. В ту, где был бар. Он ругался спокойно и методично, на всех языках, которые знал.

Открыл бар и снова отхлебнул канадского «Бурбона». Потом достал плавки и разложил их перед собой. Это были обычные коричневые плавки с желтым поясом. Он повернул их, чтобы разглядеть фабричную метку. Метки или не было вообще, или ее содрали. Но было что-то другое. На внутренней стороне плавок был прикреплен клеенчатый кисет, какие обычно используют моряки.

Он внимательно рассмотрел кисет при свете фонаря. Внутри были табачные крошки.

Каллаган сунул плавки в карман и снова выпил. Потом, скорее по привычке, протер бутылку платком и поставил на место. Вышел из комнаты и направился к кладовой в конце дома.

Каллаган вылез из окна, прислонился к стене и, глядя на лужайку, внимательно прислушался. Он не слышал ничего, кроме шороха дождя в сухих листьях.

Прошелся вокруг дома, направляясь к выходу. Голова низко опущена, руки глубоко засунуты в карманы.

Он уселся в машину и направился в Лондон. За Фаллтоном, несмотря на дождь, развил бешеную скорость и всю дорогу что-то бормотал про себя. Иногда можно было разобрать:

– Хорошо, Монти, все хорошо… Ах ты, сукин сын!

Каллаган остановил машину на Доути-стрит в четверть третьего. До дома Дарки он дошел пешком и забарабанил в дверь. Вскоре показался Дарки в голубой пижаме. Брюки были явно коротки.

– Ну и стучишь же ты! – сказал Дарки. – Я думал, пожар или еще что. В чем дело, шеф?

Он посмотрел Каллагану в лицо и замолчал. Потом впустил его и закрыл дверь. Они прошли в маленькую гостиную.

Дарки достал из шкафа бутылку «Джонни Уолкера» и два стакана. Он разлил виски. Каллаган закурил сигарету и швырнул на стол пакет.

– Выслушай, Дарки. И смотри не ошибись ни в чем. Это насчет дела Ривертона.

Дарки кивнул.

– Я слушаю.

– В среду утром, – продолжал Каллаган, – адвокат по имени Гагель пойдет к этой Азельде Диксон. Она живет в доме 17, Корт-Мэншнз, на Слоун-стрит. Он скажет ей, что хочет видеть ее по делу о разводе и устроить ей встречу с мужем.

Ее «мужем» окажется Менинуэй. Гагель договорится с Азельдой, что она встретится с Менинуэем в «Серебряном Бору» около половины одиннадцатого в среду. Она пойдет туда хотя бы потому, что ей заплатят сотню. Ты понял?

– Понял, – ответил Дарки.

– Пока она будет там с Менинуэем – а уж он постарается, чтобы задержать ее на час или два, – в ее доме не должно быть ночного портье. Это твоя работа. Завтра ты пойдешь туда и разыщешь его. Узнай, есть ли у него семья или девушка. Наблюдай за домом весь вечер в среду. И как только увидишь, что Азельда отправилась на свидание с Менинуэем, сделай так, чтобы портье убрался: позвони и скажи, что его девушка попала под машину, или что-нибудь в этом роде. Предоставляю это тебе. Понял?

– Да, сделаю. Что-нибудь плохое случилось, Слим? Ты сам не свой. Что с тобой?

– Ничего. Все расчудесно.

Дарки больше ни о чем не спрашивал, только выпил свое виски.

ВТОРНИК

Глава 9
Ничего похожего на любовь

Каллаган проснулся в девять. Он потянулся, поглядел на потолок, подумал о Монти Келлсе и цинично усмехнулся. Разве не чертовски забавно, что человека, который пять лет прослужил в королевской канадской полиции и семь – в Трансконтинентальном Детективном Агентстве Америки, прикончат в сельской Англии, в каком-то погребе, и только потому, что он не носил с собой оружия!

Он встал, принял ванну и спустился в контору. Заставил себя улыбнуться Эффи Томпсон и прошел в свой кабинет. Потом попросил Эффи соединить его с Хуанитой.

Та была в хорошем настроении. Каллаган откинулся на спинку кресла, закурил сигарету и быстро обдумал свой разговор с Хуанитой.

– Слим, – сказала она, – похоже, ты приятно проводишь время, занимаясь этим делом. Что случилось?

– Ничего. Самое обычное дело. Оно уже надоело мне.

– Не говори так. Я не думала, что в этой стране используют частных детективов в делах об убийстве.

– Не используют, – согласился Каллаган. – Разве что… неофициально. Семья Щенка наняла меня для смягчения некоторых обстоятельств.

Он услышал, как она засмеялась.

– Ну, Слим, это-то я понимаю. Лучше тебя им никого не найти. Насколько я знаю тебя, если и не будет смягчающих обстоятельств, ты найдешь их.

– Хотел бы, чтобы это удалось, – сказал Каллаган. – Но у молодого Ривертона положение незавидное.

– Как он? В газетах пишут, что ему не выкрутиться.

– Ему лучше. Пулю извлекли. Может быть, он настолько поправится, что его даже смогут повесить.

Наступила пауза.

– Зачем ты позвонил? – наконец спросила Хуанита. – Что тебе нужно? Или ты снова хочешь видеть меня?

Каллаган протестующе хихикнул.

– Ну, я не такой уже щенок! Послушай, Хуанита, ты не права. У тебя есть Джилл Чарльстон, он прекрасный парень.

– Ты уже говорил мне это. Но все равно, Слим, я была бы рада увидеть тебя.

– И я хочу видеть тебя. Хочу поговорить с тобой как отец. Поэтому и звоню. Я занят днем, но мы смогли бы где-нибудь выпить. Что ты думаешь об этом?

– Согласна. Это мне нравится. Послушай, Слим, а почему бы тебе не приехать ко мне домой часов в шесть на коктейль?

– Хорошо. Я буду. Приготовь мне джин.

– Зачем? У меня есть бутылка рисового виски.

– Тогда лучше приготовь две, на всякий случай.

– Договорились.

– Спасибо. До встречи, Хуанита.

Он положил трубку. Потом велел Эффи позвонить в гараж.

Было уже двенадцать, когда Каллаган остановил свой «ягуар» возле Манор-Хауза в Саутинге.

Он нажал кнопку звонка, надеясь застать Торлу Ривертон дома.

Его провели в ту же комнату, где он был в прошлый раз. Как и тогда, она стояла у камина. В черном платье из ангоры, отделанном мехом у шеи и рукавов. Каллаган с удивлением поймал себя на том, что немного волнуется.

Она устало смотрела на него, но бледное лицо было непроницаемо. Каллаган отметил про себя, что на этот раз перед ним «миссис Ривертон».

– Я подумал, что нам лучше увидеться, – начал он. – Думаю, вам будет интересно узнать о положении дел. К сожалению, не могу сообщить ничего хорошего.

Она кивнула.

– Садитесь, пожалуйста., мистер Каллаган. Хотите сигарету?

– Спасибо. Я закурю свои. Но не отказался бы чего-нибудь выпить.

Торла позвонила и сделала необходимые распоряжения. Когда виски принесли, она разлила его по бокалам, добавив себе содовой. Потом вернулась к камину.

– Я бы хотела узнать о вас больше, – неожиданно сказала она. – Думаю, вы не обычный человек. Не скрою, сначала вы мне не понравились, я даже презирала вас… Но потом я стала думать о вас лучше…

– На вашем месте я не стал бы беспокоиться, мадам. Прежде чем закончится эта работа, я полагаю, мы хорошо узнаем друг друга. Во всяком случае, я рад, что вы больше не испытываете ко мне неприязни.

Она пожала плечами.

– Что толку сейчас от неприязни…

– Я нашел адвоката, – сообщил Каллаган. – Он достаточно хорош. Один из лучших адвокатов в Лондоне. Хоть и не первоклассный юрист, но лучше многих других. Маленький человек всегда работает на совесть, особенно когда знает, что ему хорошо заплатят.

Вчера у меня был с ним долгий разговор. Вы, надеюсь, понимаете, миссис Ривертон, что самым важным в этом деле являются показания вашего пасынка. То, что ему предстоит вынести на перекрестном допросе, нелегко выдержать даже в лучшем положении, чем у него.

– Я понимаю это, – сказала она.

– Отлично. Юрист – его зовут Валентин Гагель – вчера был в больнице и выслушал рассказ вашего пасынка. Насколько я могу судить, в этом деле для него нет смягчающих обстоятельств. – Он помолчал. – Кстати, каково состояние Щенка?

– Утром ему было значительно лучше. Говорят, что он поправится.

Каллаган помрачнел.

– Вы не должны удивляться, если через неделю-другую его обвинят в убийстве. Судя по обстоятельствам убийства и по тому, что он рассказал Гагелю, его могут и повесить.

Торла Ривертон внезапно опустилась в кресло у камина, сложив руки на коленях. Она пристально смотрела на Каллагана.

– Этого не должно случиться… Этого не должно случиться, – повторяла она.

– Почему вас это так волнует? – удивился Каллаган. – Прежде всего, он ваш пасынок, а судя по тому, что я видел и слышал, он к тому же и порядочный негодяй.

Некоторое время она молчала. Потом серьезно сказала:

– Мой муж очень заботился об Уилфриде. Он никогда не думал, что подобное может случиться. Полковник надеялся, что тот в конце концов образумится. Он был прекрасным человеком, мой муж, и даже если я не очень любила, то всегда уважала его и восхищалась им. Мне кажется, он и женился на мне потому, что хотел, чтобы я стала Уилфриду другом… и помощником. Понимаете?

Каллаган кивнул. Он швырнул остаток сигареты в камин и закурил новую. Отпил глоток виски.

– Что теперь будет, мистер Каллаган?

– Сейчас я вам отвечу. Грингалл, который ведет это дело, послал своих людей в Мейфэр. Те многое узнали о Щенке и Рафано. Но Грингалл не удовлетворен, потому что в деле остались белые пятна. Он хорошо знает только основные вехи. На яхте была стрельба, но еще нужно доказать, кто стрелял первым.

Каллаган встал, подошел к окну и некоторое время молча смотрел на улицу.

– Наше уголовное право очень справедливо, миссис Ривертон, – продолжал он. – Если у нас вешают человека, так только потому, что он заслуживает этого. Когда суд услышит показания Ривертона, он найдет в них достаточно фактов, чтобы повесить его.

Она кивнула. Вид у нее был жалкий.

– Что он сказал?

Каллаган подошел к камину, достал из кармана конверт с показаниями Ривертона, полученными Гагелем, и начал читать вслух.

«Больница „Баллингтон“, понедельник, 19 ноября 1938 года.

ПОДЛИННЫЕ ПОКАЗАНИЯ УИЛФРИДА ЮСТЕЙСА РИВЕРТОНА.

Мое имя Уилфрид Юстейс Ривертон, и проживаю я в Лондоне. Где – не имеет значения.

В течение прошлых четырех месяцев я вел себя довольно глупо – пил, играл в азартные игры и связался с беспутной компанией.

Одним из тех, из-за кого у меня начались неприятности, был Джейк Рафано, человек; которого нашли на борту „Сан-Педро“, где я был ранен. Я понимаю, что Рафано мертв. Я застрелил его.

Я сознаю, и адвокат предупредил меня, что я несу ответственность за это заявление, и я также понимаю, что могу не сообщать фактов, которые могут быть использованы против меня. Но он предупредил меня, что, ради себя, я должен говорить только правду, хотя ее можно истолковать против меня, учитывая действия, которые я совершил на „Сан-Педро“ ночью в субботу, 17 ноября.

Боюсь, что я не склонен сообщить больше, чем нижеследующее.

В связи с тем, что в последнее время я много пил и пользовался наркотиками – героином и кокаином, – мои финансовые дела пришли в крайний упадок, а адвокаты моего отца сообщили, что в ближайшем будущем я перестану получать деньги. Я считаю, что за все это время растратил и проиграл около девяноста тысяч фунтов.

Днем, в прошлую субботу, я находился в комнате, где жил, и раздумывал о сложившейся ситуации и о потере денег. Я понял, что больше не могу проигрывать. На эту мысль меня натолкнул и тот факт, что моя семья наняла частного детектива, чтобы расследовать это дело и выяснить, чем я занимаюсь и куда ушли деньги.

Я не чувствую себя достаточно хорошо, и, боюсь, за последние два-три месяца моя воля слабела все больше и больше. Я узнал, что Рафано собирается покинуть Англию. Эта новость привела меня в ярость, так как я считал, что он должен дать мне шанс вернуть деньги назад. Я решил пойти и поговорить с ним. У него была моя расписка на двадцать две тысячи фунтов, и я подумал, что сумею вернуть ее. Я боялся, что перед отъездом он может переслать ее отцу или, возможно, мачехе. Я не хотел, чтобы это произошло, поскольку я хорошо знаю своего отца. Он не дал бы ни гроша. Я не хотел, чтобы он узнал об этом деле.

Я много раз бывал на „Сан-Педро“, когда там шла игра. И подумал, что Рафано может быть там. В субботу вечером я покинул Лондон, взяв с собой автоматический пистолет. Я решил, что он может мне пригодиться, если Рафано откажется вернуть расписку и оставшиеся деньги. Я думал, что, угрожая ему, смогу получить расписку назад.

Я прибыл на пристань в Фаллтон примерно без четверти одиннадцать. Взял одну из двух лодок, на которых обычно подплывают к „Сан-Педро“. Лодку я привязал у яхты и поднялся на борт. Потом спустился вниз, в маленький салон, расположенный возле большого.

Рафано сидел за столом и считал деньги. Очевидно было, что он готовился уехать. Он спросил, какого черта мне нужно. Я ответил, что хочу получить назад свою долговую расписку, и сказал, что все игры в Лондоне и здесь, на борту „Сан-Педро“, в которых я принимал участие, были мошенническими. Я сказал, что он выиграл у меня достаточно денег, чтобы уделить мне хотя бы тысяч пять, когда у меня ничего не осталось.

Рафано засмеялся и обругал меня. Я достал пистолет и заявил, что намерен получить обратно деньги и расписку. Он сказал: „Ну, если ты так настаиваешь, я заплачу“. Он открыл ящик стола, и я думал, что он достанет расписку. Но когда он вынул руку из ящика, я увидел в ней пистолет. Я выстрелил и тут же почувствовал боль в груди. Я упал и больше ничего не помню.

Это все, что я могу сказать.

Уилфрид Ривертон».

Каллаган свернул заявление, убрал его в карман, достал портсигар и закурил. Потом снова сел в кресло и допил виски.

– Это дьявольское заявление, миссис Ривертон. Здесь нет смягчающих обстоятельств. Любой суд скажет, что Ривертон специально поехал на «Сан-Педро», чтобы забрать деньги и долговую расписку. Он признает, что собирался угрожать Рафано пистолетом, если тот откажется вернуть деньги и расписку. Вы можете себе представить, какое впечатление это произведет на суд?

Она стояла и смотрела в огонь. Потом неожиданно повернулась лицом к Каллагану.

– Я не верю этому. Во всем этом есть что-то странное, что-то ложное. Я убеждена, что это неправда. Я уверена, что Уилфрид стрелял, защищаясь.

Каллаган обезоруживающе улыбнулся.

– Вам лучше знать! Ведь вы были там!

– Это еще одна ложь. – Голос ее звучал холодно. – Я не была там.

– Хорошо, – мягко согласился Каллаган. – Значит, во время стрельбы вас там не было. В таком случае вы были там после… Я так и думал. А если это не так, откуда, черт возьми, вы знаете, как это случилось? Отвечайте! – Она молчала.

– Ладно, – взорвался Каллаган. – Поступайте как хотите. Но я думаю, что вы ведете себя как дура. Если вы хотите помочь Уилфриду Ривертону, то ваше поведение тем более странно. Мне это не нравится. Подозрительно… дьявольски подозрительно.

Он вызывающе улыбнулся, а ее лицо побелело от гнева.

– Я ненавижу вас, – сказала она. – У вас какая-то извращенная логика. Вы, видимо, слишком часто имели дело с преступниками и мошенниками и не можете поверить, что нормальный порядочный человек может поступать честно и помогать правосудию…

– Вот это здорово! – громко рассмеялся Каллаган. – Вы что, воображаете себя помощником правосудия? Но если это так, то почему вы скрываете правду? Почему вы не расскажете, что случилось, – насколько вам это удалось узнать, пока вы находились на борту «Сан-Педро»? Вам нечего беспокоиться, можете спокойно рассказать мне все, потому что ответ я и сам знаю. Вы не говорите, потому что не можете сказать – вы боитесь.

– Может быть, я и боюсь, мистер Каллаган, – мрачно отозвалась она. – Но мое молчание сейчас, возможно, полезнее, чем все эти разговоры.

– Возможно, – усмехнулся Каллаган.

– Вы ужасно уверены в себе, не так ли? Какой он умный, этот мистер Каллаган! Вы даже не представляете себе, насколько разумнее для вас вести себя тактично. Ведь я могу попросить «Селби, Рокс и Уайт» потребовать от вас отчета об израсходованных пяти тысячах фунтов. Вы хотите, чтобы я это сделала, мистер Каллаган?

– Нет, – ответил Каллаган. – В настоящий момент я не могу ответить на этот вопрос утвердительно. – Он встал. – Я буду действовать, как считаю нужным. Но должен сказать вам, что не стоит особенно беспокоиться из-за показаний Уилфрида. Об этих показаниях знают только клиент и юрист, то есть Уилфрид и мистер Гагель. Никто другой их не видел, а если Щенок сам решит дать ход делу, никто не будет ему мешать. Возможно, они получат новые доказательства. Или вы что-либо сделаете. – Он улыбнулся. – Считайте для себя большой удачей, что этим делом занимаюсь я. Если бы не я, могло быть гораздо хуже. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Не знаю. – Она почти хрипела от злости. – И не хочу этого знать. Я вам не верю. И почему вы считаете, что делаете это ради меня? Вы думаете, меня это интересует?

– Не очень, – весело ответил Каллаган. – Не думаю, что и меня это особенно интересует. В таких делах я действую, невзирая на личности, если вы понимаете, что я имею в виду. Вы ужасно приятный человек, пока у вас хорошее настроение, но, когда вы не в духе, вы просто чудовище. Я готов заплатить, чтобы разозлить вас и посмотреть, как вы будете себя вести. Но я не намерен заходить дальше, чем сегодня. Я бываю очень любопытным, особенно если речь идет о женщинах, в которых я не уверен. Никогда не угадаешь, что они собираются делать. И еще: вы иногда кажетесь очень глупой, а единственное, чего я не могу простить женщине, – это глупость… Я ухожу, – продолжал он. – Но позволю себе один намек. Бывают моменты, когда человеку необходим кто-то, кому он может довериться. Жаль, что вы этого не понимаете. И не поймете. Вы только чертовски злитесь, потому что я люблю дразнить таких, как вы. Самое смешное в том, что вы ведь не просто не ненавидите меня, гораздо больше – я вам нравлюсь.

– Вот как, – сказала она и улыбнулась. – Бывают минуты, когда вы кажетесь мне невинным агнцем, мистер Каллаган. В такие моменты вы и пытаетесь убедить меня, что я вас нежно люблю.

Он подошел к двери и почти счастливо улыбнулся.

– Я не буду стараться убеждать вас, миссис Ривертон. Я оставляю это вам. Забыл, как звали человека, который заметил, что ненависть сродни любви. Если вы ненавидите меня, то в один прекрасный день измените свое отношение ко мне. Надеюсь, в этот день я окажусь рядом с вами.

Он захлопнул за собой дверь прежде, чем она сумела ответить.

Она опустилась в кресло и заплакала. И сама удивилась, что плачет. Мысль об этом привела ее в еще большую ярость.

Хуанита, очень привлекательная в черном платье, сидела на диване возле камина, когда заявился Каллаган.

– Пойло в шкафу, сыщик, – сказала она. – Ты уже поймал убийц?

Он сказал, что не поймал и что сезон убийств кончился. Смешал себе «Бурбон» с содой и льдом, добавил немного мяты, закурил сигарету и уселся в кресло напротив нее.

– Как дела, Хуанита? Все в порядке?

– О чем ты говоришь, Слим? – улыбнулась она. – Ты такой таинственный.

– Ничего таинственного. – Каллаган тоже улыбнулся. – Ты спокойна сейчас? Ты перестала волноваться, и я начинаю думать, что твои дела с Чарльстоном идут отлично. Надеюсь, он хорошо относится к тебе?

Хуанита перестала улыбаться. Ее лицо приняло странно серьезное выражение, не свойственное ей.

– Я должна сказать тебе кое-что, ты, старый хрен. И ради всего святого, держи язык за зубами. Я выхожу замуж за Джилла Чарльстона, и ты повинен в этом. Ты говорил мне… может быть, чтобы избавиться от меня…

Он засмеялся.

– Я не скажу ни одной живой душе. Я думаю, что это великая новость. Вы оба будете жить как в огне. Во всяком случае, вы подходите друг другу. Только не забудь пригласить меня крестным отцом.

Он подошел к столу и налил себе еще выпить.

– Когда это произойдет, Хуанита?

– Очень скоро. Как только Джилл закончит свои дела. Мы поедем в Штаты и начнем новую жизнь.

Каллаган кивнул.

– Это прекрасно… Но вам понадобятся свидетели, когда вы будете жениться. И я буду считать себя оскорбленным, если вы не пригласите меня, особенно теперь, когда с делом Ривертона практически покончено.

– Да? А что они с ним сделают, Слим? Он ведь плохо вел себя.

Каллаган усмехнулся.

– Они повесят его. Щенок вышел из себя и застрелил Рафано. Он признался в этом. – Он нащупал в кармане конверт Гагеля. – Вот его показания. Но только это между нами. Прочти.

Хуанита начала читать.

– О боже! Ужасно! Как в детективных романах.

Она прочла показания и вернула их Каллагану.

– Так ты все закончил, Слим?

Он кивнул.

– Я закончу это дело завтра, в среду, а сегодня я был в Саутинг-Виллидже и сказал, что думаю об этом деле. Больше я ничего не могу. Поэтому, когда у тебя будет свадьба, позвони мне… Кроме того, Хуанита, я хочу купить тебе что-нибудь особенное… действительно прекрасное… что-то вроде бриллиантов.

– Я согласна, Слим, – обрадовалась она. – И вот что. Вечером я увижу Джилла и поговорю с ним. Я скажу ему, что ты хочешь быть на свадьбе, и, если он согласится, позвоню тебе.

– Отлично. – Каллаган допил свой «бурбон». – Я пойду, Хуанита. Надо еще заглянуть в контору. Не забудь сообщить мне. Ты же знаешь, я всегда считал вас подходящей парой.

– Я знаю это, Слим. Я думаю, что всегда буду помнить это.

– Молодец. – Он поцеловал ее в кончик носа. – До свидания, милая.

Каллаган зашел в телефонную будку на углу Хей-Хилл и Беркли-сквер и набрал номер Гагеля. Тот сам подошел к телефону.

– Ну? – спросил Каллаган.

– Все просто великолепно, мистер Каллаган. Я позвонил мисс Азельде Диксон и сказал, что мне нужно поговорить с ней. Я сказал, что мистер Менинуэй встретится с ней завтра вечером, все обсудит и заплатит ей сто фунтов в качестве аванса. Встреча в «Серебряном Бору». Кажется, она обрадовалась. Сказала, что придет.

– Как она разговаривала? Может быть, была пьяна или накачалась кокаином?

– Кажется, нет. По-моему, она была в норме. Очевидно, ей нужны деньги.

– Хорошо. Спасибо, Гагель.

– Не за что. Я всегда готов устроить все наилучшим образом для своих клиентов. До свидания, мистер Каллаган.

Каллаган нажал рычаг и позвонил Менинуэю.

– Я насчет работы с Азельдой Диксон, – сказал он. – Ты будешь в «Серебряном Бору» завтра в одиннадцать вечера и задержишь ее там. Расскажешь ей ту историю, которую мы придумали, и уплатишь сотню. Утром зайди в мою контору. Эффи Томпсон даст денег. И задержи Азельду не менее чем до двенадцати. Понял?

– Разумеется, – ответил Менинуэй. – Да, кстати… когда я сам получу остальное?

– Когда закончишь свою работу.

– Спасибо. Все ясно.

Каллаган повесил трубку. Он вышел из будки и закурил сигарету. Потом сел в такси и поехал в контору. Просмотрел пару писем и поднялся к себе. Выпив виски, лег в постель и стал думать о Торле Ривертон. С женщинами всегда трудно: они умеют иногда заставить считаться с собой.

Если бы она с самого начала не была такой набитой дурой, все было бы гораздо проще. Он может, конечно, повернуть по-своему. Надо только хорошенько потрудиться. Но это дьявольски сложно. Если что-нибудь будет не так, один неверный шаг…

Он усмехнулся. Будет чертовски забавно, если не выйдет. У него и так слишком много неприятностей. Грингалл начнет орать: «Оскорбление правосудия!», «Обструкция!» и т. д. и т. п. Гагель будет качать головой, а «Селби, Рокс и Уайт» только выиграет от этого.

Он встал и начал прохаживаться по комнате, на ходу раздеваясь и бросая одежду куда попало.

Конечно, можно начать действовать и сейчас. Но Грингалл узнает об этом… а он, Каллаган, может, ничего и не добьется. Полицейские всегда отличались тупоумием. Им нужны доказательства.

И снова стал думать о Торле. Подумал, что платье из ангоры очень идет женщине с такой фигурой… Да, она умеет носить одежду. Он лег в постель и выключил свет.

В таком положении нельзя думать о женщинах.