Текст книги "Падение Трои"

Автор книги: Питер Акройд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

София и Александр заказали билеты в пароходной конторе рядом с причалом. Из соображений экономии они предпочли верхнюю палубу, и теперь возвращались в гостиницу, чтобы забрать нехитрый багаж. Софии нужно было взять шкатулку с драгоценностями, которую она положила в гостиничный сейф.

Пароход отплывал через два часа. Им не хотелось оставаться еще на день в Чанаккале, и они взяли билеты на ближайший рейс в Константинополь. Они не знали, что известно Оберманну или о чем он догадывается, но им хотелось покинуть город как можно скорее. Ни один из них не подозревал, что Рашид видел, как они вместе уезжали из Трои.

Идя через площадь к гостинице, они увидели Оберманна. Он стоял рядом с хозяином, Асадом Думанеком, и указывал куда-то в сторону моря. Александр и София остановились и чуть было не повернули назад.

– Он не должен нас видеть, – сказала София. – Мы можем уйти на базар.

– Нет, я отказываюсь прятаться. – Он заметил ее нерешительность. – Ты боишься его?

– Боюсь? Нет. Конечно нет.

– Мы не сделали ничего дурного.

– Ты прав. Сейчас я вижу его таким, каков он есть.

– Что он может нам сделать? Мы отплываем через два часа. Пойдем. Пройдем через площадь. Помни, мы ни в чем не виноваты.

– Это он виноват перед нами. Это он должен бежать от нас.

Оберманн заметил их, когда они подходили к гостинице.

– Друзья мои! – воскликнул он, раскрыв объятия. – Я искал вас. Я тревожился за вас. По счастью, мне встретился Асад, который сказал, что вы живы и здоровы.

– Да, живы и здоровы, Генрих.

– Боги хранят тебя, София. Но мне ужасно тебя не хватает. Пора вернуться, не правда ли?

Она покачала головой:

– Нет. Я не вернусь.

– Разве "нет" подходящее слово при разговоре с мужем?

– Ты не муж мне. И знаешь это.

Оберманн смотрел на них с явным удивлением.

– Неужели законы этого мира рухнули? Или я сплю?

– Разве Леонид не сказал тебе, что я видела твою жену? Я видела фрау Оберманн.

– Телемак так забывчив. Он ничего мне не сказал.

– Удивительно. Тем более что он твой сын.

Оберманн посмотрел на нее и громко рассмеялся:

– Ты словно оракул, София. Говоришь больше, чем понимаешь.

– Я знаю, что ты лгал мне, что ты обманывал и предавал меня.

– Не надо так громко.

– Я могу прокричать это с самого высокого здания. – Ею все больше овладевал гнев.

– Не здесь, София.

– Здесь самое подходящее место. Разве не на городской площади судили прелюбодеев?

– Жестокие слова. Незаслуженные. Ты моя жена в глазах богов. Они благословили наш союз. Человеческие законы неважны.

– Твоих богов на самом деле не существует, Генрих.

– Смотри, как бы они не поразили тебя.

– Они – плод твоего воображения. Твоей гордыни.

– Думаю, этому научили ее вы, мистер Торнтон. – Оберманн повернулся к Торнтону. – Вы постоянно подрывали и осмеивали мои верования.

– Меня никто не учил, Генрих, – сказала София, – опережая Торнтона.

– Я никогда не осмеивал вас, герр Оберманн.

– Я относился к вам с величайшим уважением, – произнес Торнтон.

– Но, как я вижу, мою жену вы уважаете больше.

– Я не твоя жена.

Два-три горожанина остановились понаблюдать за ссорой иностранцев. Асад встревоженно посмотрел на них и повел Софию и Торнтона через дорогу на площадь.

– Нам не нужны неприятности. Никаких неприятностей рядом с гостиницей. Другие постояльцы…

Оберманн шел за ними, покачивая головой, словно испытывая жалость. Разговор продолжился.

– Я не сделал ничего против своей совести. Не совершил ничего дурного, – настаивал Оберманн.

– Ты лгал мне, – упорствовала София.

– Женщина, которую ты видела, умерла для меня. Она все равно что мертвая. Телемак не хотел, чтобы ее поместили в лечебницу. Вот и все.

– Мы отплываем через два часа, – сказала София.

– Если ты оставишь меня сейчас, то оставишь навсегда. Ты это понимаешь?

– Разумеется.

– Нам нужно собраться, – сказал Торнтон. – Время поджимает.

– Но кто поверит вашим лживым рассказам, мистер Торнтон? Вернувшись в Лондон, вы начнете говорить, что Троя – родина азиатов и каннибалов. Вряд ли кто-нибудь примет эту теорию. Это бессмыслица, причем бездоказательная.

– Доказательства уничтожили вы.

– Я – огонь. Я – буря. Я – ливень. Все ваши выводы сводятся к этому? Вас засмеют.

– У меня нет намерения обсуждать с кем-либо таблички.

– Чудесное молчание!

– Но я уверен, что доказательства где-нибудь появятся.

– Станете держать порох сухим. Так ведь, мистер Торнтон?

– Я напишу статью, которая будет опубликована лишь в том случае, если в каком-то другом месте будут найдены неопровержимые доказательства моих предположений.

– Браво! Как благородно! – Оберманн обернулся к Софии. – Куда вы направляетесь? – Она бросила быстрый взгляд на Торнтона. – Можешь не раздумывать, София. Я узнаю подробности вашего путешествия через секунду после того, как вы отплывете.

– Мы едем в Константинополь.

– Город цветов. Город золота. В молодости, мистер Торнтон, я любил золото. Когда я был купцом в Санкт-Петербурге, мне страшно нравилось, как истертая монета переходит из рук в руки. Вы знаете, что я когда-то был банкиром и скупал золотоносный песок в Калифорнии? Как-то, напившись своего немецкого пива, я покрыл лицо драгоценной пылью, и оно превратилось в золотую маску!

– А ты таким образом превратился в великого царя, – заметила София.

– Я уже это знал. Я знал, во мне кроется нечто, что вознесет меня. Как вы будете жить в Константинополе?

– Будем жить, – ответила она.

– Оттуда вы поплывете в Лондон. Я прав?

– Там мой дом, сэр, – сказал Торнтон.

– Британский музей придет в восторг, мистер Торнтон, видя, что вы вернулись. Вы уцелели, побывав у легендарного чудовища Оберманна. Вы станете героем!

– Сомневаюсь, что меня так назовут.

– Но вы привезете с собой бесценную награду. – Оберманн хотел положить руку на плечо Софии, но она отшатнулась.

– Я не награда, Генрих. Александр не завоевывал меня. Я еду с ним по собственной воле.

– Браво! Но ты обманываешься, София. Ты не будешь счастлива в Англии. Когда ты работала в Трое, я видел, что ты довольна, как никогда. Я помню твою радость, когда ты обнаружила лестницу.

– Разве ты не понимаешь? Я делала это ради тебя.

– Ради меня? – Он на мгновение смутился.

– Да, Генрих. Ради тебя.

– То есть ты говоришь, что любила меня, София?

– Я не могу ответить на этот вопрос.

– Нам пора возвращаться в гостиницу, – сказал ей Торнтон. – Скоро на пароход. – Он взял ее под руку и, не сказав. больше ни слова Оберманну, они перешли дорогу.

Оберманн смотрел им вслед, потом вдруг бросился вслед за ними.

– Ты вправду любила меня, София?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Леонид решил скакать в Чанаккале. Рано утром, сразу после отъезда Оберманна в город, была совершена находка. Сильный ливень, смыв камни и мусор, открыл вход в построенную из камня комнату к юго-западу от дворцового комплекса; убрав последние помехи, туда вошли двое рабочих и тут же выбежали назад, чтобы сообщить о своем открытии. Они увидели сотни, если не тысячи глиняных табличек, аккуратно сложенных с внутренней стороны стены. Леонид пошел вместе с ними. Он зажег серную спичку и в ее мерцающем свете разглядел такие же знаки, как те, что пытался расшифровать Торнтон. Значит, англичанин сможет возобновить работу после катастрофы, вызванной ливнем.

Кадри-бей сразу же приказал перенести глиняные таблички в безопасное место. Леонид, понимая значимость находки для Торнтона и Оберманна, решил ехать в Чанаккале немедленно. Таблички могли помочь уладить конфликт. Если Торнтон вернется в Трою, его побег с Софией может быть забыт или подобающим образом объяснен. Может быть даже, Леонид успеет встретиться с англичанином раньше, чем отец.

Взяв Пегаса, он галопом поскакал по равнине. По мере приближения к городу ощущение неотложности поездки все возрастало, возрастало и его возбуждение.

Добравшись до Чанаккале, Леонид быстро проехал по оживленной улице, отходившей от восточных ворот, и свернул к городской площади; он увидел справа гостиницу, но не стал сдерживать коня. Вдруг кто-то побежал через дорогу. Пегас поднялся на дыбы и ударил бегущего передними копытами. Человек упал, испуганный конь снова встал на дыбы, и его копыта со всей силы нанесли удар по распростертому телу.

Оцепеневший Леонид услышал крик женщины.

София, обернувшись на ржание коня, увидела, что Оберманн сбит с ног и опрокинут на землю. Она с ужасом смотрела, как Пегас топтал его тело.

Леонид соскочил с коня. Он увидел своего отца, раненного, истекающего кровью, лежащего в грязи на оживленной улице. Шок от увиденного, казалось, отбросил его назад; он, пошатываясь, подошел к деревянному столбу на обочине и безучастно смотрел, как София и Торнтон бегут к упавшему. Потом увидел, как двое прохожих взяли коня под уздцы и отвели на площадь.

– Нам надо перенести его в гостиницу, – сказала София. – И немедленно позвать к нему доктора. – Оберманн не шевелился. Одна рука была неестественно согнута, а голова пробита копытами. На лбу зияла открытая рана. Кровь заливала лицо и стекала в грязь. – Поднимите его, – попросила София Торнтона и Асада, в замешательстве стоявших рядом с ней. – Поднимите его и позовите на помощь.

Асад взялся за плечи Оберманна, а Торнтон за ноги. Казалось, они несут охапку одежды, так мало жизни оставалось в Оберманне, а рука его, свисая, покачивалась, словно перебитое крыло.

С трудом они внесли его в гостиницу и положили на диван в вестибюле. Асад с тревогой отметил, как быстро зеленый шелк намокает от крови Оберманна.

– Он не выживет, – сказал Асад.

София вышла из гостиницы, подошла к Леониду и обняла за плечи.

– Ты ничего не мог сделать, – тихонько сказала она. – Я видела. Он перебегал дорогу.

– Он – мой отец.

– Я знаю. Ты ни в чем не виноват. Он не заметил тебя. Пойдем, Леонид. Мы должны помочь ему.

Они поспешили в гостиницу.

– Я послал за доктором, – сообщил Асад, как только они вошли. – Но… – Он посмотрел на Леонида.

– Он умер? – спросил Леонид.

– Не знаю точно. Но я не вижу признаков жизни.

Торнтон наклонился над телом и взял Оберманна за запястье.

– Пульса нет, – сказал он. – Не думаю, что какой-либо доктор сможет его спасти.

– Нужно подождать, – возразил Асад. – Этот доктор грек. Очень знающий.

– Мы можем что-нибудь сделать для него? – спросила София и подошла к дивану. Кровь начала свертываться, и София увидела лицо мертвеца. Она поняла, что Оберманн ушел навсегда, и удивилась собственным слезам. Она собиралась оставить мужа, но эта внезапная разлука повергла ее в глубочайшую скорбь. Без Оберманна она ощущала свою незначительность. Она вернулась в обычный мир, в котором не было людей, подобных ему. Все кругом стало меньше и словно выцвело. Ей уже никогда не почувствовать себя такой живой, такой восторженной. Не в том ли состоит смысл трагедии? В том, что жизнь на какое-то время озаряется светом, а затем погружается во тьму?

– Мне будет не хватать тебя, – прошептала она. – Вечная память, Генрих.

Доктор появился довольно скоро и бегло осмотрел тело.

– Он мертв, – констатировал он. – Предпринимать что-либо бесполезно. Прошу извинить меня. – Он подошел к Асаду, стоявшему в коридоре гостиницы. – Единственное, что я могу сделать, это написать свидетельство о смерти.

– Будет дознание?

– В этом нет нужды. Эти люди были свидетелями несчастного случая? – Асад кивнул. – Обстоятельства совершенно ясны. Так значит, это был великий Оберманн. Он скончался мгновенно.

Леонид сидел на позолоченном стульчике в вестибюле, спрятав лицо в ладонях. Он плакал. Затем встал и подошел к Софии.

– Его нужно привезти назад, в Трою, – сказал он ей. – Он так хотел.

– Откуда ты знаешь?

– Он однажды говорил об этом. Говорил о погребальном костре в Трое. Он хотел, чтобы его прах развеяли над Скамандром. – Леонид бросил взгляд на тело отца. – Не могу видеть его в таком виде. Надо прикрыть его. Мы должны отвезти его домой. – Леонид подошел к Асаду и тихонько поговорил с ним. – Все сделано, – сказал он, вернувшись. – Асад даст нам экипаж, который держит для лучших постояльцев.

Через несколько минут ко входу в гостиницу подъехало старомодное ландо, выкрашенное в красный и желтый цвет, в него были впряжены две лошади с упряжью в тех же тонах. Асад задержал Леонида и Торнтона, которые хотели забрать тело Оберманна.

– Подождите минутку, – сказал Асад. Он позвал из задней комнаты жену и быстро переговорил с ней. Через несколько минут она появилась вместе со служанкой. Они принесли охапки свежесрезанного камыша и разбросали по полу экипажа. Леонид с Торнтоном вынесли тело на улицу.

Снаружи собралась толпа горожан, и, при виде Оберманна, женщины запричитали. Оберманна осторожно уложили на камыш, а жена Асада вышла вперед и прикрыла камышом тело, так что оно оказалось под зеленым покрывалом.

– Вы поедете со мной? – спросил Леонид Софию и Торнтона.

Ответила София.

– Конечно, – сказала она. – Мы должны вернуться в Трою.

Когда они подъехали к месту раскопок, их встретили Лино и Кадри-бей. Заметив яркое ландо на равнине, они сразу же поняли, что что-то произошло. Они молча ждали, пока Леонид выйдет и поможет выйти Софии.

Под узкими листьями камыша виднелось тело Оберманна. Кадри-бей, спрятав лицо в ладонях, стал шептать молитву. Лино отвернулся.

– Это был несчастный случай, – сказала София. – Ужасный. Чудовищный.

Торнтон вылез из экипажа и подошел к Лино, стоявшему лицом к равнине. Обнял плачущего француза.

– Он перебегал дорогу и попал под копыта коня Леонида, – объяснил Торнтон. – Ничего нельзя было сделать. Лино произнес несколько слов по-гречески. – Что это?

Отрывок из двадцатой песни "Илиады". Генрих часто повторял эти строки:

 
После претерпит он всё, что ему непреклонная
Участь
С первого дня, как рождался от матери, выпряла
с нитью.
 

– Это не Участь. Это случайность, Лино.

– Генрих думал бы иначе. Для него это была не одолимая Участь. Вы знаете, что Леонид его сын?

– Да. София это выяснила. А вы давно знали?

– Много лет. Разумеется, мы никогда об этом не говорили. Возможно, мне следовало предупредить Софию. Но она приехала сюда, уже став его женой.

– Не женой. Нет. Он уже был женат.

– Разве он не развелся с Еленой?

– Мы думаем, что нет.

– Значит, он сам выпрял свою губительную участь. Бедняга. – Лино вздохнул. – Вы знаете, что мы нашли еще таблички?

– Простите?

– Мы нашли сотни обожженных глиняных табличек, таких, как вы изучали. Так что у вас много работы, мой друг. У вас и у Софии.

София стояла рядом с Леонидом, пока турецкие рабочие вытаскивали тело из экипажа.

– Все кончилось, – сказал Леонид. – Троя без Оберманна – не Троя.

– Здесь еще много работы.

– Но он понимал душу Трои. Ее жизнь. Он передавал нам ее магию.

– Магия появится снова.

– Нет. Больше никогда.

– Что ты собираешься делать?

– Вернусь в Россию. Вместе с матерью. Буду заботиться о ней. Не могу представить, как теперь жить здесь. В присутствии отца каждый камень был благословенным, а каждое дерево казалось пристанищем бога. Сейчас я вижу все таким, как есть на самом деле.

– Значит, ты верил в его истории?

– Конечно. В них была истина воображения. Каков мир без воображения? Что ж, теперь мне предстоит это выяснить.

– Мне тоже.

Леонид настаивал на том, что Оберманна нужно сжечь на погребальном костре, а пепел развеять над рекой. Все согласились.

При такой жаре и влажности медлить было нельзя. Церемония состоялась в тот же вечер перед закатом. Священник не понадобился, поскольку, как сказал Леонид, Оберманн был чужд религии священнослужителей.

Мужчины и женщины, работавшие на раскопках, построились в две шеренги, между которыми тело Оберманна пронесли к высокой насыпи в центре внутреннего двора дворца.

Погребальный костер был сложен из дерева, прослоенного пропитанной лигроином тканью. Леонид, Торнтон и Кадри-бей положили на него тело. Торнтон прочел двадцать седьмой псалом по Библии, которую привез из Англии, а Кадри– бей продекламировал отрывок из пятой главы Корана.

Леонид горящей ветвью зажег костер. Ткань и дерево загорелись быстро, и тело Оберманна охватило пламя. В трепещущем над пламенем горячем воздухе Софии привиделись фигуры танцоров. Все молчали, а тонкий столб дыма поднимался к ясному безоблачному небу.

Со стороны горы Иды донесся раскат грома.