Текст книги "Смертельная поездка"

Автор книги: Пи Джей Трейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

14

Харлей вел огромный, напичканный электроникой автобус команды «Манкиренч» по темной извилистой висконсинской дороге, которая была ненамного шире, чем подъездная дорожка, ведущая к его особняку, а Джино сидел рядом с ним на переднем пассажирском сиденье и глядел вперед через широкое лобовое стекло. Они свернули с автомагистрали полчаса назад, и их почти сразу же поглотила пустынная сельская местность, где полностью отсутствовали признаки цивилизации – не было видно даже вездесущих зеленых дорожных знаков, обыкновенно вселяющих в путников уверенность в том, что где-то дальше по дороге или в стороне от нее все же существуют более населенные места. Джино уже начал беспокоиться.

– Далеко еще до бензоколонки?

Харлей протянул руку и нажал кнопку включения дисплея спутникового навигатора.

– Пять и шесть десятых мили плюс-минус тридцать футов.

Джино чуть успокоился, откинулся в кожаном штурманском кресле и отрегулировал наклон спинки – просто так, потому что спинка была регулируемая.

– Хорошо, а то это все уже начинает напоминать экспедицию Льюиса и Кларка.

Харлей кивнул. Его лицо в свете индикаторов приборной панели было то красным, то желтым, то синим.

– Никак не могу понять, какого черта их занесло на эту дорогу. Она идет все время на север до самой Канады. Им нужно было ехать на восток по 29-му шоссе.

Джино поискал карту, которую Родраннер распечатал после того, как отследил кредитную карту Шарон до компьютера бензоколонки Бобрового штата, и стал разбираться в переплетении красных и синих линий.

– Ну да, ты прав. Им нужно было оставаться на 29-м, но я тебе на основании собственного опыта скажу, что, как только женщины оказываются внутри автомобиля, уже невозможно предсказать, что они будут делать дальше. Если где-нибудь в радиусе тысячи миль окажется трудовая община амишей или дом, сделанный из крышек от пивных бутылок, они туда полетят, как мотыльки на пламя.

– Эта троица вряд ли клюнула бы на какую-нибудь ловушку для туристов.

– Они же слабый пол, верно? Черт, более здравомыслящей женщины, чем Анджела, я в жизни не встречал, а в последнюю нашу с ней поездку она заставила меня отклониться на шестьдесят миль, чтобы поглядеть на мореновый грот Боба Кеттла.

Харлей вопросительно посмотрел на Джино, и тот пожал плечами:

– Да я сам до сих пор не могу понять, что это такое.

В кабину вошел Магоцци – большую часть пути он провел вместе с Родраннером в доверху забитой электроникой рабочей комнате автобуса – и присел на выступ между креслами Харлея и Джино.

– Дежурный, который работал на бензоколонке сегодня днем, уже едет туда, чтобы поговорить с нами. По его словам, он их помнит.

– Хорошо, если они спросили у него, как им ехать, – иначе дальше придется двигаться вслепую, – проворчал Харлей, – потому что от этой бензоколонки можно добраться до Грин-Бэй по крайней мере пятьюдесятью разными маршрутами.

– Родраннер как раз сейчас над этим работает, – сказал Магоцци. – Когда он начал применять вероятностные формулы, я свалил оттуда.

Темноту разъел мерзкий свет ламп дневного света, и впереди показалась бензоколонка Бобрового штата. Харлей свернул на обширную заправочную площадку, построенную, по-видимому, с таким расчетом, чтобы вмещать большие грузовики, тракторы и другую тяжелую технику. Он еще не успел опустить лестницу, а к автобусу уже трусил жилистый загорелый старик в бейсболке с логотипом фирмы «Пурина Фид». Дожидаясь, пока мужчины спустятся, он окинул автобус быстрым, но внимательным взглядом.

Магоцци, Джино, Харлей и Родраннер по очереди вышли из автобуса – пестрая компания, но, если старика это насторожило, он не подал виду.

– Датч Макэлрой, – говорил он, пожимая им руки, будто заезжим знаменитостям.

– Мы очень благодарны вам за то, что вы специально приехали сюда, чтобы поговорить с нами, – сказал Магоцци.

– Не за что. Мне все равно по вечерам нечем себя занять. – Он снова посмотрел на автобус: – Какой красавец. Может, залить вам бензина?

Харлей пожал плечами:

– Конечно, почему нет.

Датч подмигнул ему и снял с держателя топливный шланг.

– Я так и думал. Такая громадина, наверное, опустошает посудину быстрее, чем ирландец в День святого Патрика.

Магоцци пригляделся к красному луковицеобразному носу Датча и решил, что он знает, о чем говорит.

– Значит, вы, ребята, ищете тех женщин, которые были здесь днем?

– Да, сэр, – сказал Магоцци. – Три женщины в «ренджровере». По телефону вы сказали, что помните их.

– Еще бы не помнить. Я, может, и старый, но еще живой. Когда в такой глухомани, как наша, объявляются сразу три красавицы, такое событие не скоро забудешь. Все глаза проглядишь, пока заправляешь.

Магоцци решил оставить последнее замечание без внимания – не драться же, в конце концов, с пожилым человеком.

– Вы с ними говорили?

– С одной из них – крупная женщина, очень красивая, общительная. Зашла в магазин, купила воды, пару лотерейных билетов, поболтала со мной о погоде и всяких пустяках.

– Она не упоминала о том, куда они направляются или зачем?

Датч пожал плечами:

– Ну, сразу-то нет, но на ней было платье, которое выглядело так, будто его подрали кошки, – я подумал, что это костюм для какого-нибудь действа. Мне стало любопытно, и я спросил, куда они едут. Когда она сказала, что в Грин-Бэй, меня это озадачило – ведь это место не очень-то по дороге. Я ей так и сказал и предложил ей карту. Но она ее не купила. – В голосе Датча прозвучало разочарование.

– Почему она ее не купила?

– Сказала, что они не заблудились. Сказала, что одна из ее подруг из этих мест и знает, куда ехать.

– Она не сказала, почему они оказались на этой дороге вместо того, чтобы ехать в Грин-Бэй? – спросил Джино.

– Нет. Мне, конечно, было интересно, но я же не наглец, в конце концов.

Магоцци уже понимал, что они в тупике. Простые сельские жители, «соль земли», могут из вежливости спросить вас, куда вы направляетесь, но никогда не станут ничего выпытывать.

– А эти женщины, – сказал Датч, – они опасны?

«Приятель, ты даже не представляешь – насколько», – подумал Магоцци, но не стал этого говорить, а покачал головой и сказал:

– Нет, они просто пропали.

– Жаль это слышать. Понимаю, что от того, что я сказал, вам мало проку, но ничего больше не знаю. – Он заполнил бензобак автобуса доверху и повесил шланг на место.

Харлей отсчитал несколько двадцаток, чтобы ему заплатить.

– Еще одно, – сказал Магоцци. – Вы не заметили, в какую сторону они поехали?

– Заметил, конечно. Выехали с бензоколонки и направились на север. Если одна из них местная, они, наверное, знают, что там дальше не так уж много хороших поперечных дорог, чтобы свернуть на восток и выехать на шоссе до Грин-Бэй. Я сейчас посмотрю. Зайдите внутрь, я покажу на карте.

Все четверо последовали за Датчем в здание автозаправочной станции и терпеливо ждали, пока он брал с картонной этажерки новую карту и раскладывал ее на прилавке.

– Раньше, если ты заправился у нас, они были бесплатные, а сейчас мы их продаем. Но вот эта будет за счет заведения. Это же черт-те что, а? Раньше бензин стоил гроши, а на заправках был настоящий сервис – мы сами заливали топливо, мыли машину, подкачивали шины… и еще клиент получал бесплатную карту. А теперь цены на бензин взлетели до небес, никто ничего не делает – им руку протянуть лень, чтобы банкноты с прилавка в кассу сгрести, – да еще и за карты деньги дерут.

Датч взял фломастер и внимательно – как бы не ошибиться – выделил нужные дороги. В это время зазвонил телефон Магоцци. Нажав кнопку приема вызова, он услышал отчетливое доисторическое звяканье монет, опускаемых в телефон-автомат, а затем, на заднем плане – шум многих голосов, звон стаканов, музыку кантри-энд-вестерн.

– Это Холлоран. Вы еще у Харлея Дэвидсона?

– Нет. Мы на автозаправочной станции в местечке под названием Медфорд. Я, Джино, Харлей и Родраннер.

– Медфорд, Висконсин? Какого черта вы там делаете?

Магоцци слегка покраснел – он все еще не был уверен, что не разводит панику на пустом месте, и одновременно надеялся, что именно разводит панику на пустом месте. С Грейс все нормально, потому что с ней не может быть не нормально, – и, даже если все-таки что-то случилось, она не нуждается в том, чтобы он или кто-нибудь другой скакал к ней через полстраны на воображаемом белом коне. Грейс может за себя постоять. Всегда могла и всегда сможет.

– Скорее всего, изображаю из себя дурака, – наконец ответил он.

– Устроил сафари?

– Ага. Родраннер засек здесь кредитную карту Шарон. Последняя операция.

– Медфорд? Но это же совсем не по дороге… Черт, вся эта ситуация делается все более и более непонятной.

– А где ты сам-то, кстати? По шуму похоже на бар.

– Так и есть, я в баре. У меня в участке все линии прослушиваются ФБР. Ты мне можешь перезвонить? У меня всего два четвертака осталось. – Он продиктовал номер.

– Нет проблем, – сказал Магоцци и махнул остальным, чтобы они шли за ним к автобусу.

Как только Магоцци упомянул ФБР, Харлей вошел в режим тотального недоверия и стал настаивать на том, чтобы перезвонить Холлорану по спутниковому телефону.

– Сигнал кодируется на сто процентов. Его невозможно отследить.

– ФБР прослушивает Холлорана, а не нас.

– С этими пронырливыми сукиными сынами ни в чем нельзя быть уверенным. Кроме того, Родраннер подключит спутниковый телефон к аудиосистеме, и мы все будем хорошо его слышать – так, будто он находится с нами в одной комнате.

Они собрались в рабочей комнате, занимающей самый задний отсек автобуса. Родраннер сел за свою компьютерную станцию и послал вызов. Его пальцы так и летали над клавиатурой, и Магоцци старался не смотреть на свои шишковатые суставы и заскорузлые ладони.

Вдруг комнату, подобно объемному звучанию в кинотеатре, заполнил голос Холлорана:

– Ты здесь, Магоцци?

– Мы все здесь.

– Э… слушай, я немного нервничаю. Тут на линии странная задержка…

– Мы звоним тебе через спутник. Нас невозможно прослушать, так что успокойся.

– Господи. А что, в вашем Медфорде у копов есть возможность звонить друг другу через спутник?

– Нет, мы сейчас в автобусе «Манкиренч». В этой штуке больше электроники, чем в космическом центре имени Кеннеди.

– Черт меня побери. А я-то радовался, когда обнаружил у себя на телефоне громкую связь. Я думаю, это очень хорошо, что у вас есть альтернатива. Еще чуть севернее – и ваши сотовые окажутся практически бесполезными.

– Да, Родраннер нас уже предупредил.

– Ну ладно, – продолжил Холлоран. – Вот что у меня тут происходит. Сегодня утром мы вытащили из местного озерца три трупа. Никаких документов. По словам нашего патологоанатома, расстреляны из автомата. Мы, значит, отсылаем отпечатки – и ни ответа ни привета. А потом мы узнаем, что ФБР забрало наших утопленников прямо из патологоанатомической лаборатории, – а нам никто ничего не сказал.

Брови Магоцци взлетели вверх.

– Они забрали ваших жмуриков?

– Патологоанатом говорит, что прямо с разделочного стола.

Харлей сложил мясистые руки на груди:

– Это становится интересным.

– И это только начало, – сказал Холлоран. – Через пару часов после этого у нас пропадает пирожница.

– Что за пирожница?

– Гретхен Вандервайт, за шестьдесят, печет свадебные торты. Сегодня утром поехала с тортом на Бобровое озеро в округе Миссакуа. На место не приехала.

– Собак спустил? – проворчал Магоцци.

Холлоран шумно вздохнул – усиленный мощными колонками вздох достиг громкости урагана.

– Вот здесь-то и начинается самое странное. Пару часов назад ФБР отозвало с дорог все патрули в округе Миссакуа. Они не выпускают на улицу ни одного человека в форме.

Джино от неожиданности встал:

– Какого черта! Они не имеют права этого делать! Это ведь незаконно, верно?

– Нам объяснили, что законно. Но это еще не все. Мне только что позвонил один из моих людей. Он обнаружил, что у озера, на нашем месте преступления, ошивается целая толпа федералов. Они с угрозами вышибли нас оттуда и теперь прослушивают наши рации и бог знает что еще. Господи. Если они повесят на меня этот телефонный звонок – я спекся.

– Не волнуйся, дружище, – сказал Харлей. – Они не смогут этого сделать. Мы тебя прикрываем.

– От души надеюсь, что так. Ну вот, а теперь вы мне говорите, что Шарон и остальные были в Медфорде. Если они, заехав так далеко на север, теперь направятся в Грин-Бэй, то упрутся прямо в этот долбаный округ Миссакуа.

Слушая Холлорана, Родраннер быстро печатал. Половину монитора у него занимала карта Висконсина, на которой были помечены цветом несколько областей, а в другом окне бежали бесконечные строки текста, который Магоцци никак не мог разобрать. Родраннер спросил:

– Так, значит, все началось тогда, когда ты отослал отпечатки этих трех трупов, верно?

После секундной задержки Холлоран сказал:

– Верно. Сразу прискакали фэбээровцы и забрали их.

– Ты отсканировал эти отпечатки? Они у тебя есть в цифровом виде?

– Ну да, есть.

– Можешь прислать их мне? Возможно, получится прогнать их по каким-нибудь базам данных.

– Сынок, это было бы здорово. А ваша программа распознавания лиц? Сможете запустить ее из своего автобуса?

– Конечно. Какое между нами расстояние?

– Пара часов езды.

– Значит, придется работать с изображением, полученным по факсу, а это очень плохо. К тому же эта программа чертовски медленная. Давай сначала попробуем отпечатки.

Джино ходил взад-вперед и скреб затылок.

– Погодите, давайте на секунду вернемся к нашим женщинам, а то я что-то никак это в голову не уложу. У нас с радара исчезли Грейс, Энни и Шарон, а у вас потерялась пирожница, и существует большая вероятность того, что все они находятся в округе Миссакуа, а если их там и нет, то они туда точно направляются. Правильно я говорю?

– Да.

– И еще этот округ наводнила толпа федералов, связавших копов по рукам и ногам?

– Опять да.

Джино перестал ходить и поглядел на Магоцци.

– Надо туда ехать.

15

Грейс, Энни и Шарон прятались в глубоких тенях, отбрасываемых растущим у задней стены дома плакучим кустарником. После быстрой перебежки из-под защиты кукурузного поля они тяжело дышали. Недалеко от них, возле подъездной дорожки, стоял высокий фонарный столб, какие можно увидеть на фермерских дворах по всему Среднему Западу, но, к счастью, лампа на нем не горела. «Это, конечно, хорошо, – подумала Шарон, – но все-таки странно». Обычно такие фонари автоматически включались с наступлением темноты или даже во время бури, когда сквозь плотную облачность пробивается слишком мало света.

Кто-то его отключил.

Женщины уже долгое время не разговаривали друг с другом, но с помощью жестов они договорились обогнуть дом и двинуться к виднеющемуся через дорогу сараю, такому огромному, что его темный силуэт выхватывал целый кусок из ночного неба.

Энни надеялась, что там они найдут убежище. Ей сильно натерли ноги фиолетовые кеды Шарон, которые были ей не совсем по размеру, а тело болело от напряжения и непривычной физической нагрузки. Единственным ее желанием было несколько минут не двигаться с места и позволить пульсу успокоиться – и сарай казался для этого самым подходящим местом. Даже если солдаты вдруг вернутся, их, наверное, понадобится целая сотня, чтобы обыскать каждый уголок в таком большом помещении.

Шарон надеялась, что за гигантскими воротами сарая, в которые легко мог пройти даже трактор, они найдут какое-нибудь транспортное средство – раз в самом городе нет ни одной машины. Ведь в каждом старом сарае в Америке есть что-нибудь с колесами, от древнего автомобиля с форсированным двигателем, покрытого скопившейся за несколько десятилетий сенной пылью, до чистой, нестареющей классики, заботливо укрытой тяжелым брезентовым чехлом. К тому же это ведь не холостяцкое жилье; это ферма, на которой работает целая семья, – а уж чего-чего, а техники на фермах хватает. Обычно на таких фермах разного рода механизмы разбросаны по всему двору, или, уткнувшись в высокую траву, стоят позади зданий, или поставлены в тень под открытый навес, или – всегда – выстроены в ряд вдоль дороги. Но тут не было видно ни автомобиля, ни трактора, ни комбайна, и это нагоняло больше жути, чем, наверное, что-либо еще. Не могли же живущие здесь люди уехать на всех принадлежащих им машинах.

Грейс внимательно смотрела на сарай. «Большое здание», – подумала она. По меньшей мере восемьдесят футов длиной – а это слишком большое расстояние для того, чтобы его можно было рискнуть преодолеть без прикрытия. Но если внутри чисто, они могут попытаться пройти до задних дверей сарая, а выбравшись, найти выход из этого проклятого города.

Они быстрыми перебежками – от тени к тени – двигались через залитый лунным светом двор к сараю, и хотя до него было меньше пятидесяти футов, но, когда они прижались наконец спинами к холодным кирпичам высокого фундамента, все трое тяжело дышали. Здесь тоже росли кусты штокрозы. Они клонились к стене огромного здания, будто их далеко не тонкие стебли не выдерживали веса крупных цветов.

Ноздри Шарон обжег их резкий мускусный аромат, и она вспомнила, что штокроза росла возле навеса, где мать держала рассаду.

– Дерьмо! – прошипела Энни у нее за плечом.

– Что?

– Дерьмо. В прямом смысле слова. – Энни скривилась и шаркнула подошвой о траву.

Шарон покачала головой, но резко замерла, не докончив движения. Опираясь спиной о стену сарая, она выпрямилась и подняла подбородок, затем осмотрелась по сторонам.

– Что-нибудь услышала? – спросила Грейс.

Шарон обернулась к ней:

– Ничего. Я ничего не слышу. В этом-то все и дело. – Ее глаза беспокойно метались. – Посмотри вокруг. Огороженный загон, большая скирда прессованного сена перед сараем, мешки с комбикормом вон на том автоприцепе, а теперь еще навоз.

Энни, как могла тихо, шмыгнула носом.

– Это же ферма, дорогуша. Чего ты еще ждала?

– Скот. Где весь скот?

У Грейс по спине поползли мурашки.

Все трое долгое время стояли абсолютно тихо и прислушивались, стараясь уловить хоть малейший звук.

– Может, они в сарае? – прошептала Энни.

Максимально сосредоточившись и непроизвольно сощурив свои синие глаза, Грейс прокралась вдоль стены сарая, завернула за угол и остановилась перед дверью, вырезанной в больших раздвижных воротах, катающихся по закрепленному вверху полозу. Она прижалась к деревянной двери ухом, прислушалась, затем отступила и взялась за заржавленную задвижку. Дверь открылась мягко, беззвучно, и в нос ей ударил непривычный резкий запах коровьего навоза. Она на мгновение задержалась в дверном проеме, прислушиваясь к отдающемуся в ушах пульсу, и шагнула внутрь.

Над головой Грейс был большой чердак, по самые стропила заполненный сладким зеленым люцерновым сеном. Справа находились открытые загородки и стойла. Пол в них был выстелен свежей соломой. Слева была бетонированная дорожка со сточными желобами и металлическими столбами-опорами по краям. Она вела к закрытой двери в дальнем конце сарая.

Но скотины здесь не было. Совсем. Были пусты и все гнезда, во множестве лепившиеся к стропилам. Ни единая ласточка не была разбужена их приходом и не пискнула сверху.

Шарон взглянула влево, на бетонную дорожку. По всей ее длине, до самой двери, лежали скользкие влажные лепешки навоза, уже начинающие подсыхать и покрываться коричневой коркой, – коровья азбука Морзе.

– Все коровы там. Наверное, за сараем большое пастбище.

– Может, у нас получится выбраться этим путем. Через поле с коровами.

Холодный лунный свет, проникающий в щели между досками, рисовал на стенах вертикальные полоски. Три женщины шли между двумя рядами столбов, как между колоннами средневекового храма. Дальняя дверь состояла из двух половин, расположенных одна над другой, каждая половина была заперта большим накидным крючком. Энни и Шарон встали по обе стороны от Грейс, а она сняла крючок и толкнула верхнюю часть двери. Та открылась.

Женщины увидели большой пустынный загон, окруженный солидным забором из трех горизонтальных брусьев. Земля внутри загона была гладкой, как каток, и начисто лишенной растительности.

– Дерьмо. Коров нет, – прошептала Энни.

– Дерьма тоже нет. – Шарон обвела взглядом странную ровную поверхность.

Грейс оперлась на нижнюю закрытую половину двери и вгляделась вдаль. Лунный свет отражался от верхнего бруса забора, создавая окружающую загон серебряную петлю, но в одном месте, почти напротив них, в этой петле зиял темный провал.

– Там, похоже, открытые ворота. Может, пастбище как раз за ними. Готовы?

Энни бросила взгляд влево и вправо от загона, на траву, отмечающую границы четырехугольника ровной земли. Довольно высокая – но недостаточно высокая для того, чтобы скрыть стоящего во весь рост или даже пригнувшегося человека.

– Вроде нормально.

Но у Шарон сосало под ложечкой. Она обреченно смотрела на лежащее впереди земляное поле. Все это очень странно – так же, как неработающий уличный фонарь и отсутствие сельскохозяйственной техники во дворе. Коровы не могли не оставить здесь отпечатков копыт.

Грейс посмотрела на нее, затем дотронулась до руки. Шарон мигнула и неохотно кивнула.

Грейс сняла крючок с нижней половины двери и открыла ее. Они вышли на утрамбованную землю, по твердости не уступающую бетону, и остановились.

– Что это там? – прошептала она.

Шарон проследила за ее взглядом и увидела в дальнем конце загона что-то большое. И… зеленое? Она прищурилась, стараясь разглядеть, что представляет собой массивный силуэт, темнеющий недалеко от того места, где они еще раньше заметили брешь в заборе.

– Трактор. Большой, как «Джон Дир».

Нахмурившись, Энни сделала пару нерешительных шагов вперед и вытянула шею, как черепаха. Трактор стоял сразу за забором, и те его металлические поверхности, которые не были покрыты грязью, поблескивали в лунном свете. Она сделала еще шаг вперед, затем еще один.

«Мама, можно? Можно я шагну два раза?»

На переменах они всегда играли в «Мама, можно?» – сколько ей было тогда? восемь? девять? – и никто не позволял Энни шагать, потому что никто не хотел, чтобы толстая девочка была на его стороне, будто лишний вес – это заразная болезнь, которую можно подхватить, если стоять слишком близко. «Ну, вот теперь я могу шагнуть два раза», – подумала она, сделала широкий шаг правой ногой и тихо выругалась, когда ее ступня утонула в земле, такой мягкой, что она, казалось, пыталась засосать ее кед. Взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие, она по инерции шагнула левой ногой, и та тоже утонула, погрузившись в землю выше щиколотки, почти до середины голени. Энни и глазом моргнуть не успела, как упала ничком, лицом в землю. В нос ей ударил запах навоза, в рот набилась грязь, а грудь заболела от удара.

Она подняла голову и потрясла ею, отплевываясь, в ярости на себя из-за этой кратковременной потери координации, опрокинувшей ее в грязь. Она попыталась опереться коленом, но оно тоже ушло в землю, и она ощутила приступ легкой паники. Черт, это топь какая-то. Господи, это одна из этих земляных дыр, как во Флориде, куда, говорят, до сих пор проваливаются целые дома. Так вот что случилось с коровами. Не исключено, что то же самое случится и с ней.

Она слабо забарахталась, не зная, то ли ей выбираться, то ли замереть, попыталась вытянуть ногу, которая почему-то застряла в проделанной ею дыре. Попробовала опереться руками, но они утонули по локоть. Тут Грейс и Шарон оказались по обе стороны от нее, схватили ее за плечи и выволокли из земли.

– Черт возьми, – свистящим шепотом сказала она и принялась стряхивать землю с рук и груди.

Грейс посмотрела вниз, на свои ноги, которые тоже начали утопать в земле.

– Да что это такое?

– Похоже, что здесь недавно все перепахали.

Энни, действуя ладонью, словно лопаткой, выкапывала застрявший кед.

Грейс посмотрела на лежащую перед ними ровную, будто выглаженную утюгом поверхность. Она хотела сказать, что она не выглядит вспаханной, но тут Энни издала странный звук, похожий на поскуливание, и она посмотрела на нее:

– Что, Энни?

Энни ничего не ответила. Похоже, она даже не дышала.

Грейс упала на колени, вгляделась в лицо Энни и настойчиво прошептала:

– Что там?

Направление взгляда Энни чуть сдвинулось, он уперся в Грейс, затем сместился вниз, к тому, что захватила ее ладонь вместо мягкой, рыхлой земли. В голове у нее раздался легкий щелчок, будто отъединился маленький проводок.

Она держала в пальцах гладкую, полную человеческую руку, еще наполовину скрытую в почве. Она была странного серого цвета, а между покрывающими предплечье волосками набились маленькие земляные порошинки.

Энни понимала, что эти едва слышные высокочастотные звуки производит ее собственное горло, а когда Грейс и Шарон наклонились, чтобы рассмотреть то, что она увидела, то к этим звукам присоединись другие, очень похожие. Они были тихими и шли будто с большого расстояния, словно она стояла на берегу океана и слышала крики человека, тонущего где-то очень далеко от суши.

Шарон зажала рот обеими руками с такой силой, что кожа вокруг них, побелев, будто засветилась.

Грейс смотрела на руку не двигаясь и не моргая и, в отличие от остальных двух женщин, не издавала ни звука. Очень-очень медленно она подняла глаза и измерила взглядом всю длину загона. Он показался ей бесконечным.

Из звуков, исходящих из горла Энни, начали формироваться слова безумной литании:

– Надо идти, надо идти, надо идти… – И вдруг она забарахталась в рыхлой почве, как испуганный краб. Фиолетовые кеды оставляли в земле длинные неглубокие борозды. – Ну же, ну же… – Ее голос звучал негромко и отрывисто, будто у маленькой девочки, плачущей шепотом. Наконец она вскочила на ноги и сломя голову, спотыкаясь бросилась вперед, к центру загона.

Оставшиеся позади Грейс и Шарон увидели, как ее ноги отрыли еще один ужасный предмет призрачного серо-белого цвета, но этот был толще, мускулистее, его покрывали густые, жесткие, темные волосы – и он не был парой первому, они не подходили друг к другу, не принадлежали одному и тому же человеку. Господи, сколько же?.. Они здесь. Они все здесь. Добро пожаловать в Фор-Корнерс.

Они одновременно крикнули Энни, чтобы та остановилась, но Энни их больше не слышала.

При каждом шаге ее кеды утопали в земле, и грунт разлетался во все стороны, словно от взрыва миниатюрной гранаты. Позади нее оставался глубокий след. Не падая, она могла сделать не больше трех шагов, а затем вдруг проваливалась почти по колено в воздушный карман, и ее стопа натыкалась на упругие комья, которых здесь не должно было быть. Снова и снова она спотыкалась, падала на руки, дотрагиваясь до того, на что изо всех сил старалась не смотреть, поднималась и рвалась вперед. Почти у самого края загона она не успела выставить руки и жестко упала на грудь. Со жгучей болью воздух покинул легкие, и она лежала, прижавшись к земле правой щекой и стараясь вдохнуть.

Если я подвигаю по земле руками и ногами, то нарисую ангела. У него будет голова, длинная юбка, крылья и очень большие сиськи. Потому-то, когда рисуешь ангела на снегу, надо всегда ложиться на спину – чтобы у него не было тех частей тела, которым не положено быть у ангелов.

Затем она услышала, что по ее следу идут Грейс и Шарон. Она услышала тихие вскрики и судорожные вздохи, означавшие, что они что-то увидели, что что-то почувствовали, на что-то наступили…

Она подняла голову и уперлась взглядом в огромную изогнутую полосу металла: нож огромного трактора, стеной стоящий всего в нескольких футах впереди нее. На его темной поверхности были видны приставшие комки земли, а над ножом, уходя, казалось бы, в самое небо, в лунном свете блестела громадная кабина.

Шарон и Грейс упали на колени по обе стороны от нее. Она села, посмотрела на них, со свистом втянула в легкие влажный воздух и вытерла тыльной стороной ладони покрытое грязью лицо, оставив на щеке и подбородке белую полосу.

– Они их вот им зарывали, – сказала она, показав на трактор, который, казалось, подобрал под себя лапы, словно огромный зверь перед прыжком на очередную жертву.

Грейс с усилием втягивала в себя воздух. Она ощущала во всем теле странную легкость – будто превратилась в наполненный гелием воздушный шарик в слабенькой детской ручонке. Она обернулась через плечо, посмотрела на оставленные ими следы и содрогнулась, вспомнив, как прикасалась к мягкому, но одновременно упругому – тому, что не было землей.

Энни сидела лицом к сараю и смотрела на борозды и ямы, открывавшие вход в царство смерти. Ее взгляд передвинулся на ярд вправо – там виднелась последняя из потревоженных ими призрачных фигур. Не чувствуя ничего, кроме пустоты, она оцепенело смотрела на маленькую ногу в джинсовой штанине, мысленно соединяя ее с телом – телом зарытого здесь ребенка. Совсем рядом, на комке земли, словно обрывок материи, лежало длинное черно-белое ухо.

Прошло секунд пять – а может, десять или двадцать. Она глубоко вздохнула и поползла на четвереньках. Два шага, два небольших круглых отверстия в земле от ее колен – и она была на месте. Сев на корточки, она протянула руку, как ребенок, уговаривающий себя в первый раз дотронуться до змеи («Она не скользкая, она шершавая. Правда-правда, совсем не скользкая»), и, коснувшись кончиками пальцев маленькой ноги, начала плакать.

Грейс знала Энни много лет, но никогда в жизни не видела ее плачущей, и сейчас это испугало ее больше, чем все, что произошло с ними за этот день.

Нога была холодной. «Это ребенок, – повторяла про себя Энни, – ребенок. Мы не в фильме ужасов, и это не монстр, не призрак, а просто тело маленького ребенка, который еще совсем недавно был живым. И это совсем не страшно, а только очень, очень печально».

Шарон опустилась на колени рядом с ней. Она не зажимала ладонями рот – теперь она закрывала ими глаза. Не вижу зла, не вижу зла; Дева Мария, исполненная благодати Божией, радуйся. Господь с тобой, благословенна ты между женами… Где же ты, Дева Мария? Где ты была, когда умирали все эти люди? Смотрела на них с небес, сложив свои пухлые маленькие ручки перед развевающимся синим одеянием? Угасла ли хоть немного твоя улыбка Моны Лизы, когда их тела засыпали землей или когда моя собственная мать сунула в рот дуло пистолета? ГДЕ ТЫ БЫЛА ТОГДА?

Она смутно осознавала, что Грейс что-то нашептывает Энни, стараясь привести ее в чувство, и это успокоительное воркование звучало невыносимо фальшиво и почти так же зловеще, как то, что здесь произошло. «Тсс, Энни, тихо. Все нормально, все будет хорошо…» – отвратительная, чудовищная ложь. Она убрала руки от глаз и посмотрела в сторону жилого дома, от которого они бежали к сараю. Теперь он располагался за сараем, чуть в стороне от него. Видела она плохо, потому что глаза застилали слезы. Она моргнула, и слетевшие с глаз капли упали на запачканный форменный костюм. Одно из окон дома будто подмигнуло ей. Она непонимающе нахмурилась и снова моргнула. Окно подмигнуло опять, а затем и другое, рядом, послав в пространство круг света, как отразивший солнце зрачок большого глаза.