Текст книги "Смертельная поездка"

Автор книги: Пи Джей Трейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

После первых нескольких ярдов передвижения по канаве Энни решила, что ползание по-пластунски принадлежит к тому ряду занятий, от которых разумнее отказаться, как только у тебя начинает расти грудь. У нее создалось стойкое впечатление, что она волочет по длинной и скользкой, не дающей как следует оттолкнуться траве пару спелых дынь-канталуп.

Поэтому она обрадовалась, почувствовав, что, по мере того как откос шоссе становился выше, канава начала углубляться. «Хорошо», – подумала она. Если канава будет хоть немного глубже, они смогут ползти на четвереньках, вместо того чтобы безуспешно пытаться пародировать некоторых рептилий. Ей пришла в голову мысль, что, если змеям приделать ноги, они будут чувствовать себя ничуть не лучше, чем человек без ног, – все дело в привычке.

Укрытая густой травой почва с каждым пройденным ярдом становилась все более влажной. Когда ладонь левой руки Грейс погрузилась в появившуюся выступившую из земли воду, она согнула правую руку в локте, чтобы не замочить пистолет. Еще пара ярдов – и она почувствовала, что ползти стало легче, – вода в канаве стояла так высоко, что могла принять на себя часть ее веса.

К этому времени канава стала чуть шире, а ее стенки поднялись над их головами на добрых три фута. Грейс остановилась и подождала остальных. Чтобы дать отдых спине, она села на корточки, и ее стопы тут же погрузились в мягкую грязь. Лицо пульсировало. Она дотронулась до щеки, и палец заскользил в поту.

Она почувствовала их через ноги задолго до того, как услышала, – по земле распространялась низкая ровная вибрация, характерная для движущегося автомобиля.

– Они приближаются, – тихо сказала она. – На землю.

Джип пронесся слева и сверху от них, на спины им посыпался гравий, сбитый с дороги колесами, высокая трава закачалась от ветра, поднявшегося в его кильватере. Затем их снова окутала тишина.

Подождав, пока пульс придет в норму, Грейс снова двинулась вперед; Энни и Шарон беззвучно последовали за ней по остающемуся в траве следу. Канава опять мельчала, ее дно плавно поднималось, и наконец голова Грейс оказалась так высоко, что она могла видеть полотно дороги. Бросив взгляд вперед, она немедленно прижалась к земле и начала отползать назад, к Грейс и Энни.

Она говорила в землю, чтобы ее голос не был слышен за пределами канавы. Ее подругам пришлось подползти ближе, чтобы разобрать ее слова:

– Еще одна застава. Еще солдаты.

Шарон прошептала:

– Мы сможем пройти?

– Не знаю. Слишком далеко. – Грейс вдруг поняла, что различает профиль Шарон. Подняв глаза, она увидела над верхушками деревьев широкий край восходящей луны – полной и очень яркой. – Луна встает. Пора убираться с дороги. Мы здесь слишком на виду.

Три головы поднялись и выглянули за край канавы. Прямо перед ними расстилалось кукурузное поле, а за ним, подальше от дороги – высокий темный силуэт элеватора, накрытый блестящей в лунном свете металлической крышей.

И тут дальше по дороге – меньше чем в двадцати ярдах от них – вспыхнул огонек, осветивший призрачное, будто висящее в воздухе лицо, а затем и второе, появившееся из темноты и придвинувшееся к огню. Затем раздался металлический щелчок закрывшейся зажигалки, и на месте лиц появились две красные светящиеся точки – это солдаты затянулись только что зажженными сигаретами.

Женщины бесшумно скользнули обратно в канаву, раздвинув телами пахнущую зеленью воду. Их укрытия достигли мужские голоса, удивительно ясно звучащие в густом неподвижном воздухе:

– Мне это не нравится. Мы должны были просто зачистить это место и убраться отсюда.

– Вся зачистка пойдет коту под хвост, если кто-нибудь сюда пробрался.

– Господи, да если бы кто-то пробрался, мы бы их уже нашли. Эта машина была вне оцепления. Она там уже могла неделю стоять.

– В ней нашли багаж. Никто не оставит багаж на неделю.

– Значит, машина сломалась, и водителя кто-нибудь подбросил, куда ему надо. Нам тем более нужно сматываться – пока он не вернулся, иначе мы в любом случае окажемся в дерьме.

– По крайней мере, хоть с фермой закончили.

Второй солдат хмыкнул в знак согласия, и Грейс испугалась, услышав, как четко доносит воздух такие тихие звуки. Затем солдаты пошли по гравийной обочине к дорожной заставе, их шаги начали удаляться и постепенно затихли.

Прошла минута, затем вторая. Дальше по дороге послышался скрежет автомобильной коробки передач, затем натужный рык двигателя – затем тишина.

Грейс закрыла глаза. Все было чуть лучше, чем она думала. Да, солдаты обнаружили «ренджровер», но они пока не были на все сто уверены, что у них гости. И с фермой они «закончили» – что бы это ни означало. Может, они просто завершили ее осмотр.

Прошло немало времени, прежде чем женщины рискнули снова приподняться и выглянуть за край канавы. Луна уже едва цеплялась краешком за самого высокого из лесных великанов, и мрак отступал под натиском рассеянного белого света. Кукуруза на поле через дорогу достигала максимальной для себя высоты – почти десять футов; она была густой, темной и звала к себе. «Туда», – подумала Грейс.

Один быстрый взгляд подтвердил, что мигающие желтые огоньки заставы никуда не делись – они только периодически гасли, когда их заслоняли движущиеся перед ними тени солдат.

Грейс перевела взгляд вниз – туда, где белая линия лунного света делила канаву напополам. Если они хотят пересечь дорогу, то должны сделать это как можно скорее, пока луна не поднялась выше.

Они перебрались через дорогу ползком, выбрав место для перехода непосредственно перед тем участком дороги, где ее полотно немного поднималось, – так их не могли увидеть с заставы. Затем они на четвереньках забрались поглубже в кукурузу. Еще несколько рядов – и полоса кукурузы между ними и дорогой стала такой широкой, что полностью поглотила лунный свет. Высокие стебли позволили им встать во весь рост, не опасаясь выдать себя.

«Человек прямоходящий», – подумала Шарон, когда они пошли по культивационной борозде. Она глубоко вдохнула мягкий аромат живой растущей кукурузы, и ей захотелось отведать молодого, первого для нее в этом сезоне початка – сладкого, напитанного влагой, брызжущего сахарным соком. «Еще неделя, – подумала она, – две от силы. Если доживем».

Поле загибалось вправо, уводя их дальше от дороги, к башне элеватора, и вдруг оказалось, что от коротко подстриженной лужайки перед фермерским домом их отделяет всего один ряд кукурузы.

Дом представлял собой большой двухэтажный куб в окружении неподвижных старых вязов. Небольшое заднее крыльцо утопало в кустах штокрозы, образовавших тут миниатюрный лесок. Женщины стояли на краю кукурузного поля, осматривая местность и прислушиваясь.

Залитый лунным светом, дом выглядел черным камнем. Он будто не имел ни окон, ни дверей – как если бы для его обитателей солнечный свет был смертелен и они жили в полной темноте.

Шарон коротко вздохнула. Она вдруг поняла, почему никогда не выключает на ночь настольную лампу, не жалея перегоревших лампочек и сгоревших мотыльков, которых в теплое время года каждое утро сметает со стола. Это для вот таких случаев, для людей, которые, как она сейчас, недвижимо стоят в ночи, пораженные разлившейся в крови, словно анестезирующий состав, непоколебимой иррациональной уверенностью, что тьма – зло, а свет – добро.

Это плохое место.

13

К девяти часам вечера кабинет Холлорана полыхал огнями, от сказочных ароматов жареного куриного стейка, принесенного Шерил из закусочной, осталось только приятное, но быстро угасающее воспоминание, а пряди редеющих волос Бонара торчали, словно натыканные в голову перья. Он в сердцах бросил трубку на рычаг и в который раз схватился за голову, вконец испортив свою и без того неидеальную прическу.

– Богом клянусь, средний совокупный коэффициент интеллекта у дежурных на автозаправочных станциях в выходные падает баллов на сто.

– Никто не видел нашу пирожницу? – спросил Холлоран. Он сидел за столом, прижимал телефонную трубку ухом к плечу и водил карандашом по разложенной перед ним карте штата.

Бонар шумно выдохнул.

– Может, и видели, да никто не помнит! Черт, у нас остановиться на какой-нибудь захолустной бензоколонке, да еще где-нибудь на севере – это как прыгнуть в черную дыру. Она могла заехать на все, которые были ей по дороге, и на каждой раздеться и голышом сплясать вокруг бензонасосов – эти кретины все равно ничего бы не запомнили.

Холлоран переложил трубку на другое плечо и потер шею. Уже больше двух часов они с Бонаром висели на телефонах – пытались отследить, в каком именно северном округе пропала пирожница на своем пути от дома до Бобрового озера, а также раскидывали более крупноячеистую сеть для ловли автомобиля Грейс Макбрайд в округах, через которые проходят основные маршруты, имеющие своими конечными точками Миннесоту и Грин-Бэй. Холлоран подозревал, что ухо у него скоро отвалится.

– Они бы запомнили Гретхен. Она же размером с грузовик.

– Ха! Дожидайся!

– Ты уверен, что обработал все бензоколонки? Их, наверное, отсюда дотуда много наберется.

– Сорок две, если быть точным. И мы добрались до всех, кто дежурил на них сегодня утром, – а это, я вам доложу, не хухры-мухры. При этом половину их пришлось выискивать в том или ином баре, где они полоскали последние мозги во второй, или третьей, или десятой кружке субботнего пива. Один паренек спросил, собираюсь ли я его арестовать, а когда я напомнил, что нахожусь от него за пятьдесят миль и говорю с ним по телефону, сказал, что может подождать, пока я приеду. Я вот этого просто не понимаю. Мы же с тобой, бывает, пропускаем кружечку-другую и – я уверен – с каждым глотком становимся только умнее.

Холлоран вымучил улыбку:

– Абсолютно с тобой согласен. Ну так, значит, Гретхен вообще не останавливалась и не заправлялась.

– Исключено. Эрни сказал, что она уехала с четвертью бака, а их колымага на одном галлоне едет максимум пять миль. Ждешь?

– Я всю жизнь жду.

Бонар улыбнулся, встал и прогнулся назад, чтобы размять спину.

– Это точно. И кого на этот раз?

– Эда Питалу.

– Из Миссакуа?

– Да. Два часа не могу с ним связаться. Его диспетчер почему-то никак не может соединить.

Бонар шмыгнул носом.

– Ну, удачи. В Миссакуа со связью большие проблемы. Я подозреваю, что у них там до сих пор телефоны с дисками.

– Я знаю. Но все равно меня немного беспокоит, что я не могу до него добраться. Он старой закалки, никогда надолго не пропадал. Это на него не похоже.

– В любом случае вряд ли Гретхен ехала к Бобровому озеру по этому маршруту. Дорога в тех местах уж больно извилистая – добавляет лишних тридцать миль.

– Я просто прорабатываю все варианты. Может, она решила заехать к живущей в Миссакуа подруге или еще что.

– Ты очень педантичный и щепетильный блюститель порядка. А разве там не сногсшибательная Дороти ночным диспетчером? Если бы у нее было что-нибудь на Гретхен, она передала бы всю информацию и без разрешения Эда Питалы.

– В этом-то все дело. Она сказала, что в любой другой день так бы и сделала, но не сегодня. Когда я спросил почему – захлопнулась, словно устрица. И еще у меня такое чувство, что она почему-то здорово на нервах.

Бонар вытянул ноги и хмуро поглядел на сбитые носы ботинок. В северных округах всегда как-то полегче с некоторыми правилами, и, если шериф звонит по поводу пропавшего человека, все обычно несутся к диспетчерскому пульту, невзирая на время суток и субординацию.

– Может, Эд опять устроил ей разнос по поводу круга обязанностей и того, кто начальник? Эта женщина отдает на его участке больше распоряжений, чем он сам.

– Может, и так.

– А что с округами, через которые должна была ехать Шарон? Дозвонился?

Холлоран кивнул. Это были другие округа, располагающиеся к югу от тех, через которые должна была проезжать Гретхен. Сначала он позвонил шерифу Буллу Руперту, у которого под началом было три округа, и тот высмеял его, сказав, что глупо искать женщин, пропавших всего несколько часов назад, и спросив, не хочет ли Холлоран, чтобы он организовал для него гаражную распродажу, – он так взбесил Холлорана, что у него свело челюсть. После этого он просто просил при случае уведомить помощника шерифа Шарон Мюллер, что ее шериф хочет срочно с ней связаться, и на таких условиях все округа между Грин-Бэй и границей с Миннесотой согласились внести «ренджровер» Грейс Макбрайд в список подлежащих задержанию машин.

– С ними никаких проблем нет…

Он вдруг дернул головой, приблизив рот к телефонной трубке:

– Да, Дороти, я еще на линии, ты с ним говорила? Э… ну да, нет проблем. – Он повесил трубку и пожал плечами. – Эд мне перезвонит с сотового.

Брови Бонара взлетели вверх.

– Эд Питала будет звонить тебе за свой счет?

– Да, это странно.

– Странно? Да это чудо! Держу пари, это будет очень короткий разговор. Сейчас вернусь. – Бонар поддернул брюки и направился в туалет.

Когда он глянул на себя в зеркало, у него чуть сердце не остановилось. Он тут же бросился мочить волосы водой и причесываться и потратил на это занятие больше минуты. Он еще имел большие надежды успеть к Марджори до того, как она махнет на него рукой и отправится спать в одиночестве.

Когда он вернулся в кабинет Холлорана, Майк неподвижно сидел за столом, положив ладони на карту, и не мигая глядел в стену.

– Майк, перестань, ради бога. Ненавижу, когда ты спишь с открытыми глазами.

Холлоран отвел взгляд от стены и уставился Бонару в лицо:

– Я говорил с Эдом.

В самих словах не было ничего ужасного, но от того, как Холлоран их произнес, у Бонара зашевелились волосы на затылке.

– И?..

– И он сказал, что звонит с сотового, потому что ФБР следит за каждым его шагом и они запретили любые радиопереговоры. Он здорово нервничал, даже разговаривая по собственному телефону.

Бонар глубоко вздохнул – коричневая ткань рубашки на его животе натянулась, – затем подошел к столу и выдвинул из-под него кресло.

– Что-то ФБР сегодня изо всех щелей лезет, – тихо сказал он. – И что они делают в округе Миссакуа?

Холлоран покачал головой:

– Эд и сам точно не знает, но они отозвали все его патрули. Не то чтобы там очень уж много дорог – всего тысяча квадратных миль, да и жителей немногим больше, – но они все равно велели всем вернуться. Эд в ярости.

Бонар напрягся.

– Они не имеют права этого делать. Не имеют права лишать полицейской защиты целый округ просто потому, что им это зачем-то нужно.

– Имеют, как видишь, – при определенных обстоятельствах. Эд говорил по телефону с главным прокурором штата – еле нашел его, тот был в своем загородном доме у озера.

– И при каких обстоятельствах?

– Вот тут как раз закавыка. Пока операция не закрыта, они не обязаны ничего объяснять – а она, похоже, в самом разгаре. И они не хотят, чтобы какой-нибудь патруль вломился куда не следует и спугнул тех, кого они вылавливают.

Целую минуту широкое, обычно подвижное лицо Бонара ничего не выражало.

– Такого не бывает. Операция, разворачивающаяся на территории целого округа?

– Именно так. Эд полагает, что они еще не знают, где именно находится их цель.

Бонар откинулся на спинку кресла и достал из кармана цилиндрическую пачку мятных конфет.

Холлоран поднял одну бровь и взглянул на часы.

– Твоему оптимизму можно позавидовать.

Бонар взял одну конфету и сунул ее в рот.

– Я рассчитываю, что если в течение следующих пяти минут мы найдем Гретхен и Шарон с подругами, то я успею к Марджори до того, как она намажется ночным кремом.

У Холлорана зазвонил сотовый телефон, который висел у него на ремне в специальной кобуре, и, так как ему мало кто на него звонил, он почувствовал прилив глупого оптимизма, постоянного спутника Бонара. Но его воодушевление прошло сразу же, как только он услышал голос звонившего.

– Саймонс? Какого черта ты звонишь мне на сотовый? У тебя что, в машине рации нет? – Возникла короткая пауза, во время которой Холлоран внимательно слушал.

– Подожди секунду, я найду, где у этой штуки громкая связь. Я хочу, чтобы Бонар тоже это услышал.

– У тебя в телефоне есть громкая связь?

– Мне так сказали. Недавно купил, еще не разобрался… А, вот. – Холлоран нажал кнопку, и комнату заполнил бурундучий голос Саймонса:

– …эти ребята тут повсюду, так что я не…

– Саймонс, я включил громкоговоритель. Давай сначала.

– Ну ладно. Так вот. Я свернул с 23-го шоссе и поехал на юг мимо известкового карьера. Увидел, что отмечающая место преступления лента порвана, а за деревьями вроде огни, и подумал, что это опять подростки, которым ленточка, не ленточка – один черт. Решил заехать и разобраться, в случае чего забрать кого-нибудь за употребление спиртных напитков. Подъезжаю, значит, к карьеру, и вдруг откуда ни возьмись – человек двенадцать в костюмах, с пистолетами, сгрудились вокруг машины, машут руками, орут; а на поляне – такие здоровые фонари на треногах, и повсюду, словно муравьи, ползают люди в белых комбинезонах…

– Погоди, – перебил Холлоран. – Это было ФБР?

– Сказали, чтобы я убирался к едрене фене, Майк. Вот так. Убирался со своего места преступления на моем маршруте патрулирования в моем собственном округе, а когда я потянулся к рации, чтобы доложить, эта грязная горилла сунула свою лапу в мою машину и забрала у меня микрофон – и сказала, что если я передам в эфир, что они здесь, то всю оставшуюся жизнь буду видеть небо в клеточку. Черт. – Саймонс замолчал и судорожно вздохнул. – Ну тогда я взял в руки сотовый – и в следующее мгновение мне в башку было направлено штук шесть стволов…

Глаза Бонара открылись чуть шире, чем, как думал Холлоран, это было вообще возможно.

– …и единственное, что я в тот момент придумал сказать этому примату, – это что я только что напрямую связался с тобой и предупредил, что собираюсь проверить карьер, и, если я через минуту не выйду на связь, как мы с тобой договорились, через десять минут на карьере окажется двадцать патрульных машин – и что они тогда будут со всеми нами делать?

Бонар улыбнулся:

– Ты соврал ФБР?

– Ну да.

– Саймонс, ты герой.

– Э… ну, я сейчас себя никаким героем не чувствую – а чувствую я себя человеком, которому надо поехать домой и сменить трусы… Христос распятый! Самоглавный идет. Тебе надо с ним поговорить, Майк.

Громкоговоритель зашипел – это телефон Саймонса переходил из рук в руки, – затем незнакомый Холлорану низкий мужской голос сказал:

– Шериф Майкл Холлоран? Это старший специальный агент Марк Уэллспринг. Я возглавляю операцию. Слушайте меня внимательно.

Холлоран ощетинился: он выпрямился за столом и расправил плечи, будто стоял с обидчиком лицом к лицу.

– Нет. – Из телефона послышался звук втягиваемого сквозь зубы воздуха. – Во-первых, мне нужно подтверждение от моего помощника в том, что он проверил ваши документы, а затем я их сам проверю по компьютеру, и если с ними все в порядке, то, может быть, я вас выслушаю. А до тех пор вы для меня просто банда головорезов, топчущих мое место преступления и угрожающих моему подчиненному, – и именно это я скажу моим людям, когда вызову по рации и направлю к вам все мои патрульные машины.

Возникла долгая пауза, во время которой Холлоран с Бонаром молча смотрели друг на друга. Затем из телефона снова послышался голос Саймонса:

– Шериф Холлоран? Это помощник шерифа Саймонс, сэр.

Услышав «сэр», Холлоран вскинул брови. Саймонс не очень-то придерживался уставных форм обращения – да и никто в его участке его «шерифом Холлораном» не называл, – и Холлоран понял, насколько напуган его патрульный, и пожалел его. Как многие люди небольшого роста, Саймонс любил задирать нос, но сейчас он, казалось, уменьшился дюймов на шесть – а если в тебе всего-то пять футов шесть дюймов, то это настоящий удар.

– Не было возможности сказать вам, шериф, но я первым делом проверил все документы, и, на мой взгляд, они настоящие. Я внимательно изучил ордер. Он федеральный, подписанный судьей Пиконсом из Милуоки, с печатью и всеми делами – и зарегистрирован в компьютере.

– Ладно, Саймонс. Молодец. Давай его обратно.

– Удовлетворены, шериф Холлоран?

– В достаточной мере для того, чтобы вас выслушать, агент Уэллспринг, а потом мы сами перепроверим, из участка.

– Согласно уставу. Во-первых, это уже не ваше место преступления, а наше. Оно полностью переходит под нашу юрисдикцию, и мы готовы защищать его всеми необходимыми средствами. Вам это ясно?

Он замолчал и не произнес ни слова, пока Холлоран наконец не проворчал:

– Ясно.

– Хорошо. Во-вторых, эта операция проводится в целях национальной безопасности, и само наше присутствие здесь засекречено, а периметр строго охраняется…

– Не очень-то строго, – не удержался Бонар.

Агент Уэллспринг кашлянул, но сдержался.

– Ваш человек, шериф, может, и проник в охраняемую зону – это наша оплошность, – но, я надеюсь, вы заметили, что он еще не вышел из нее.

Лицо Холлорана налилось кумачовым цветом, а кожа на лбу Бонара пошла такими глубокими морщинами, что в них впору было сажать кукурузу.

– Как я уже сказал, эта операция засекречена, и таковой она и останется до самого ее окончания, после чего мы, согласно закону, предоставим вам любые сведения, полученные нами в ходе осмотра этого места преступления. А до того все ваши радиопереговоры будут нами прослушиваться, а ваш участок, мистер, мы будем держать под пристальным наблюдением. Вы меня слышите?

Холлоран глубоко вздохнул, чтобы не вспылить.

– Слышу вас хорошо, агент Уэллспринг. Помощник шерифа Саймонс должен приехать ко мне в участок через пятьдесят семь минут. Именно столько времени ему для этого понадобится, если он начнет движение в течение следующих шестидесяти секунд.

– Тогда надейтесь, что по пути он не собьет оленя. Мы выведем из строя его рацию и конфискуем сотовый телефон.

Послышался резкий щелчок разрыва соединения, затем тишина.

– Господи, Майк, – наконец пробормотал Бонар. – У меня такое чувство, будто мы стоим прямехонько на пути лавины.