Текст книги "Континент Евразия"

Автор книги: Петр Савицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

Итак, возможность "формальной заданности" хозяйского ценения и в то же время ослаблевность властно-творческих хозяйских функций и лично-экономической ответственности – вот признаки хозяина-общества. Невозможность формальной заданности хозяйского ценения и в то же время полная сила властно-творческих хозяйских функций и лично-экономической ответственности отличают хозяина-личность. Когда физическая личность есть "хозяин", она как таковая сильнее хозяина-общества. Хотя хозяйское цененне ей никем, кроме Бога, не задано, оно фактически в ней дано, а отправление ею хозяйских функций сосредоточеннее, гибче в полнее, чем у хозяина-общества. Но зато, когда физическая личность не есть и, по свойствам природы своей, не годна быть хозяином, те цели, которые поставлены в хозяйском ценении, и осуществимы только вмешательством хозяина-общества…

Кто вернее осуществит пропитывание и определение экономической жизни хозяйским цененнем: хозяин-общество или хозяин-личность? Из предыдущего следует: сам по себе ни один и ни другой; необходимо сочетание одного и другого, сопряжение в величинах, соразмерных друг другу, лично-хозяйного и державного (как символа "общественного") начал…

В обеспечении хозяйского дела в одних отраслях сильнее хозяин-личность и в других – хозяин-общество. Там, где требуется охранение и не требуется развития, возможен хозяин-общество. Там, где нужно творчество и развитие, выступает хозяин-личность. Хозяйство хозяина-личности, поскольку хозяин есть именно таковой, совершеннее, чем хозяйство хозяина-общества, в конечном счете и в отношении создания возможно лучшей обстановки для человеческого труда. Но не везде возможно и осуществимо выделение "добрых хозяев". Разные отрасли экономической жизни в разной степени способствуют или "сопротивляются" такому выделению.

Чем ощутительнее, чем внятнее в той или иной отрасли хозяйственно-натуральный процесс, чем конкретнее обозначена, чем менее подернута флером абстрактной "спекуляции" ее хозяйственно-натуральная плоть, тем более облегчено выделение "добрых хозяев": хозяйское ценение утверждается в хозяйственной "натуральности" и конкретности.

В ряду: сельское хозяйство – промышленность – кредит – наиболее "натурально" и конкретно сельское хозяйство; именно в нем в наибольшей степени дано выделение "добрых хозяев", именно в нем хозяину-личности должно принадлежать наибольшее и хозяину-обществу – наименьшее место. (Есть исключение. Лесное хозяйство в значительной степени поддается рационализации, рассчитывающей – спекулирующей – на десятилетия вперед. Кроме того, в нем начало охранения преобладает над началом развития. Лесное хозяйство – возможная сфера хозяина-общества…) Промышленность занимает промежуточное положение. Людская и вещная конкретность здесь выступает. Но нет прямого касания к биологическим процессам. Производство в большей степени, чем в сельском хозяйстве, вмещается в счетно-спекулятивную схему. В устоявшихся, сформировавшихся отраслях и в утвердившихся предприятиях возможно действие хозяина-общества. Вся остальная промышленная среда, все то, что не есть "тыл", есть удел хозяина-личности… Именно полный, не ослабленный, не ущербленный хозяин заполняет и единственно может заполнять движением и жизнью основные просторы промышленной сферы… В области кредита как области крупных кредитных установлений образ хозяина-личности утрачивает конкретность, расплываясь и теряясь в сетке как бы себе довлеющих отвлеченных схем. Здесь не только нет отношения к биологическим процессам, нет и прямого касательства к вещам. Скрытый анонимом, хозяин-личность превращается в призрака. Захватывая силой абстрактного капитала командующие высоты народнохозяйственной жизни, он, в свою очередь, все народнохозяйственное целое превращает в хозяйство призрака. В области кредита образ хозяина-общества, в сравнении с образом хозяина-личности, обладает, пожалуй, не меньшей конкретностью. Применительно к основному соотношению хозяина-личности и хозяина-общества, принцип национализации кредита имеет иной и больший смысл, чем, скажем, принцип "национализации" промышленности… Но опять и здесь нужны различения. Всякое выдвижение хозяина-общества в той сфере, которая лежит в основе кредита, – сфере непосредственного накопления, с точек зрения, здесь развиваемых, нужно признать нелепостью: накопление требует не ущербленной, во полной, не ослабленной, но развитой активности хозяйской воли и глаза. Нужно отдавать себе отчет в том, что всякое вообще сокращение сферы действия хозяина-личности неизбежно сокращает накопление…

Понимание хозяйства, с точки зрения хозяйных категорий, подразумевает определенное отношение к конкретному историко-экономическому феномену "капитализма". Термин "капитализм" имеет, как известно, несколько значений. Поскольку под "капитализмом" подразумевается экономической строй, поставляющий человеческий труд в среду окачествленных средств производства, обеспечивающий труду возможность действовать при помощи этих средств и сопрягающий его с ними, принцип "капитализма" есть положительный технико-экономический принцип. Но кроме "капитализма" как некоторой системы, ставящей производственный процесс в рамки определенных внешних (материальных) предусловий, существует "капиталистический дух", духовное начало, которым определяется бытие предлежащего нам конкретно-исторического явления. Три обстоятельства отличительны, по преимуществу, для сложившегося "капиталистического духа": 1) реальная (не методологическая только) поставленность "чистого" экономического принципа (наибольший доход – с наименьшей затратой) в качестве главного и единственного начала всякого действия в хозяйственно-экономической области; 2) безмерность приобретательского стремления, его внутренне-психическая неограниченность ничем, кроме принудительно-внешних обстоятельств в связи с этим; 3) выключенность экономической области из связи с абсолютным и превращение экономических импульсов в некое стремление в безабсолютную и в этом смысле дурную бесконечность.

Нам кажется излишним распространяться, какое отношение к "капиталистическому духу", в указанном его сложении, вытекает из утверждения хозяйных категорий хозяйства. Хозяйское ценение хозяйства есть выход за пределы "чистого" экономического принципа, его осложнение и преображение; хозяйское ценение хозяйства есть внесение меры во всякую приобретательскую безмерность, есть установление связей хозяйства с областью абсолютных ценений, отрицание какого бы то ни было устремления в дурную (безабсолютную) бесконечность. Хозяйское ценение хозяйства есть устранение "капиталистического духа". В то же время цененне это носителем своим, живой человеческой личностью, опровергает социализм и коммунизм, поставляющие хозяина-общество вместо хозяина-личности также и там, где такая замена есть подмена реальности призраком…

Классической политической экономии со всеми ее более новыми продолжениями соответствует, в области реальных явлений, феномен капитализма. Социалистическая политическая экономия – от ее далеких предшественников до сен-симонизма, марксизма, синдикализма, ленинизма – дает, в проекции на реальность, образ "социалистического хозяйства". Хозяйным категориям хозяйства ответит, в конкретной действительности, система хозяйнодержавия.

Так должна именоваться система идеологических воззрений и социально-политических действий, которая поставит в поле зрения образ "хозяина" и положит первой (хотя не единственной) своей задачей насыщение экономической действительности лично-хозяйским началом (начало это, по содержанию своему и значению, существенно отлично, как мы видели, от лично-экономического начала "капитализма"); идеологические воззрения каждого века в определенной мере формируют людей этого века. Система хозяйнодержавия, нагнетая в социальную среду хозяйную идею хозяйства, может и будет воспитывать "добрых хозяев". Тем более что начало "доброго хозяина" изначально вправлено в человеческую природу, и хозяйные категории суть лишь сознательное утверждение того, что издавна бессознательно было; что в некоторой мере есть и теперь, даже в капиталистической действительности, несмотря на враждебность капиталистических начал идее "доброго хозяина". Но человеческая природа несовершенна: не всякий способен быть субъектом хозяйского ценения; поэтому каждый, кто есть собственник и предприниматель, должен в системе хозяйнодержавия чувствовать на себе державное иго…

Хозяйнодержавие может и должно принять и приложить в жизни элементы социально-устрояющего прикладничсства последних европейских десятилетий. А там, где формальная заданность хозяйского ценения, с точки зрения целей последнего, важнее, чем реальность личной воли и глаза, хозяин-общество в системе хозяйнодержавия заступит хозяина-личность. Но именно реальность лично-хозяйской воли и глаза должна обеспечить в этой системе сохранение уровня технических и количественно-экономических достижений капитализма, т. е. обеспечить сохранение того, что существенно недостижимо ни в какой социалистической системе. Именно потому, что социализм, как мы видели, замещает в важнейших направлениях конкретность хозяина-личности призрачностью хозяина-общества, социалистический строй есть в действительности и по существу строй экономического упадка. Упор в значение и образ хозяина-личности может и должен предохранить систему хозяйнодержавия от той же судьбы. Как система воззрений, хозяйнодержавие знаменует собой дополнение и отчасти видоизменение основных категорий учения о хозяйстве – прежде всего введением логически очерченного и жизненно прочувствованного образа хозяина-личности… Сколь часто политическая экономия ни подходила к реальности хозяйных явлений, доселе она не запечатлела их в систематических категориях… А реальность "капитализма" во многом и многом способствовала растворению конкретного хозяина-личности в безликом "субъекте хозяйствования" и "потребления"; и, несмотря на всю широту частно-экономической автономии, присущей капиталистическому строю, реальность эта в специально капиталистических явлениях "анонимных обществ", кредита, банков и биржи, покрыла хозяина-личность саваном призрачности и схемы [202]202
  Здесь уместно охарактеризовать, с точки зрения устанавливаемых категорий, третьего возможного «хозяина», а именно хозяика-юридическое лицо. Поскольку под таковым мы подразумеваем юридическое лицо гражданского права, оно, как таковое, подобно хозяину-личности, не подвержено «формальной заданности» хозяйского ценения. В то же время именно в современном капиталистическом хозяйстве есть тенденция к тому, чтобы фактическим осуществителем функций хозяйской воли и хозяйского глаза юридического лица был бы принципиально хозяин, т. е., говоря языком быта, тенденция к тому, чтобы «директор-распорядитель» предприятия являлся по меньшей мере одним из собственников его. В этих двух смыслах «хозяин-юридическое лицо» есть лишь особое выражение хозяина-личности, хотя бы первый и назывался акционерным или иным «обществом». Но хозяйству юридического лица присуща большая, чем хозяйству личности, возможность «бюрократизации». Кроме того, и это чрезвычайно важно, в формах акционерных обществ сам хозяин-личность становится анонимом.


[Закрыть]. Хозяйнодержавие утверждает личность. Хозяйнодержавие есть видение хозяина-личности конкретно-определенной. Ни капитализм, ни социализм конкретной, живой личности в хозяйстве не утверждают. В капитализме личность становится «анонимом», теряет связь с абсолютом, личность же безымянная и «безабсолютная», строго говоря, уже не есть личность. Социализм же сковывает активность хозяина-личности, подчиняя и замещая ее хозяином-обществом. Нужно третье решение. Утвердить личность в хозяйстве, не безымянную, но имярек, не потерявшую, но восприявшую связь с абсолютом, не скованную, но активную – в этом трудность, но в то же время и прелесть проблемы хозяйнодержавия. Принципам капиталистическим и социалистическим можно и должно противопоставить принципы хозяйные. Проблема хозяйнодержавия в раскрытии своем устанавливает, в отличие от капитализма и социализма, связь хозяйствующей личности с Богом, утверждает богоисповедную, а не безбожную личность. Связь с Абсолютом определяет личность хозяйнодержавия не как атомистическое, но как «соборное» начало (тем самым существенно особное от «капиталистического» начала личности). Совокупность посылок и требований, заключенных в проблеме хозяйнодержавия, поддается определению как система особого рода хозяйственной соборности. Соборность, в противоположность коллективизму, не пригнетает, но утверждает личность и через нее раскрывает некоторое общее (общественное) начало. Это последнее в формуле хозяйнодержавия представлено началом державным, реальностью державного ига, привхождением и чувствованием над хозяином-личностью хозяина-общества; однако в системе хозяйнодержавия чувствование это не перерождается в фетишизм (как то часто бывает в социализме), но связано с пониманием реальных возможностей и реальных пределов хозяина-общества…

Можно сказать даже, что хозяйнодержавие не отрицает конечных целей социализма и коммунизма, поскольку цели эти сводятся к поставлению наряду и над атомистическим некоторого общественного начала; но в системе хозяйнодержавия поставление это мыслится в формах хозяйственной соборности, а не экономического (коммунистически-социалистического) коллективизма…

Остановимся на вопросе отношения хозяйнодержавия к личности. Хозяйнодержавие не отрицает возможности и важности чисто внешних мероприятий по устроению общества, но вне личности не мыслит осуществления этих мероприятий; также и в общественной действительности: вне личности, определенной, конкретной, человеческой личности, ничто невозможно… Мир экономического есть одна из областей человеческих ценений; утвердить какие бы то ни было принципы в экономической области можно, лишь введя их в круг обращенных к экономическим явлениям личных ценений. Впрочем, всякая вообще система, в том числе и система, отрицающая онтологическое начало личности, на деле стремится действовать через посредство последней. Осуществление всякого социализма-коммунизма обращено к социалистически– (коммунистически-) «сознательной» личности. Исследования, производившиеся в последние десятилетия, показали, что развитие «капитализма» как исторического явления в жизни европейского мира связано с возникновением и жизненным самоутверждением особого типа личности, который можно именовать «капиталистическим человеком». И как капитализм повернут к «капиталистическому человеку», а социализм – к социалистически-"сознательной личности", так хозяйнодержавие обращено к личности хозяйкой, к хозяину как личному носителю хозяйского ценения…

Не всякий человек может быть и есть человек "капиталистический", и не всякий индивид, в том числе не всякий пролетарий, может быть и есть "сознательный" социалист (коммунист). Также не всякий может быть и есть хозяин. Но нужно отдавать себе ясный отчет в том, сколь широкому распространению поддаются и как действительно широко распространены начала хозяйского ценения.

Ограничивая круг внимания областью производственного (приобретательского) хозяйства, мы имеем заметить: устойчивый хозяйственный лад невозможен вне соучастия многих в хозяйском ценении. Можно построить особое учение о соучастии в хозяйском ценении наряду с возглавителем "производственной единицы", т. е. хозяином по преимуществу, также "служащих" и "рабочих". Каждому типу социального положения соответствует тип соучастия в хозяйском ценении. Не забудем также, что хозяйское ценение, приуроченное к хозяину-обществу, может создаваться и создается только в порядке некоторого общественного "соборного" дела и что в этом смысле хозяйское ценение потенциально утверждено в каждом, кто пребывает в пределах общества…

Хозяйское ценение может рассматриваться с двух точек зрения: с одной стороны, это описание наблюдающегося в действительной жизни, обращенного к экономическому миру "типа" ценения; с другой стороны, в раскрытии своем, это применительная к экономическому миру система должного…

В предыдущем мы последовательно становились на одну и другую точку зрения: сначала хозяйское ценение мы констатировали как явление сущего; собирая отдельные черты, разбросанные в действительности, мы построили "тип"; затем созданный "тип" мы возводили в "норму", из применения и осуществления которой может и должен родиться строй хозяйнодержавия. Хотя оба этапа тесно связаны друг с другом, теоретически их нужно различать и понимать в то же время, что хозяйское ценение, одинаково как тип и как норма, обращено не к каким-либо "избранным", но потенциально – ко всем…

Эта потенциальная обращенность не исключает, конечно, основоположного действительного различия между теми, кто может и годен быть хозяином во всей полноте его устрояющих функций, и теми, кто не может и не годен быть им…

Суждения наши заканчиваем двумя рядами мыслей, относящихся к методологическим вопросам. В первом ряду (А) постараемся установить место хозяйных категорий в учении о хозяйстве; во втором (Б) – раскрыть новые стороны в самой задаче построения таких категорий.

А. Хозяйные категории должны составить особый отдел учения о хозяйстве. Недопустимо вводить их в область собственно экономического учения. Хотя в хозяйском ценении и подразумевается соблюдение экономического принципа, все же, как было неоднократно подчеркнуто, в сущности своей хозяйское ценение представляет расширение и преображение этого принципа. И нужно считать методологической аксиомой, что собственно экономическому учению как одному (хотя не единственному) элементу учения о хозяйстве до такого расширения и преображения вовсе нет дела, как нет ему дела и до хозяина, поскольку мы мыслим себе последнего носителем хозяйского ценения во всей его полноте. Экономическое учение последовательно, самостоятельно, велико и совершенно – именно когда оно говорит о явлениях исключительно в повороте экономического принципа и только с точки зрения экономического человека; не что иное, как ограничение поля зрения экономическим человеком и экономическим принципом, дает экономическому учению его логическую силу; во имя чистоты и самобытности экономического учения все, что не возводимо к экономическому человеку и экономическому принципу, должно быть помещаемо вне экономического учения. И хозяйные категории остаются вне такого учения. Но могут ли они составить иной, особый отдел учения о хозяйстве? Не разложимы ли эти категории на отдельные положения из эстетики, этики, богословия?.. Такое предположение можно сделать, только игнорируя реальность хозяйского ценения хозяйства. В последнем отдельные части, которые можно было бы отнести к эстетике, этике, богословию, спаяны в некоторое единство. И все художественные, нравственные, религиозные элементы, в него входящие, специально обращены, отнесены, пригнаны к экономической сфере. Такая обращенность, отнесенность, пригнанность заставляют рассматривать эту область как сферу специфическую и отдельную – такую, которую нельзя смешивать ни с собственно экономической, ни с эстетической, этической или религиозной средой… Homini oeconomici, экономическому человеку экономической сферы как личному се средоточию и субъекту, соответствует в сфере хозяйной «добрый», настоящий, хороший хозяин. И как экономический человек, так и «добрый хозяин», согласно сказанному выше и как нетрудно понять, суть «идеальные» типы – в смысле некоторого последовательного подбора элементов, в такой последовательности и чистоте в действительной жизни не встречающегося или встречающегося редко… И как определяющим началом в психологии «экономического человека» является экономический принцип, таким же началом в сознании хозяина выступает хозяйское ценение.

"Экономический человек" и "хозяин" одинаково могут быть трактуемы и с точки зрения сущего, как "типы" действительно существующих явлений, и с точки зрения должного… При трактовке с этой второй точки зрения "идеальный" экономический человек, в его методах ценения и действия, составит предмет прикладного учения о хозяйстве как приобретательском единстве; "идеальный" же хозяин явится носителем той применительней к экономическому миру системы должного, о которой мы упоминали в предыдущем…

Иными словами, "экономический человек" и "хозяин" суть одновременно и "тип", и "норма". В области явлений, доступных человеческому воздействию, каждый "тип" поддается возведению в "норму"; и это также вне сферы собственно человечески-социальных отношений. Так, например, "тип" лесного сообщества в его естественном состоянии, установленный теоретическим "лесоведением", в прикладном "лесоводстве" возводим в "норму" лесовозобновления. (О "лесоведении" и "лесоводстве" подробней см. ниже.)

Конечно, обоснование "нормы" в каждом из рассматриваемых случаев будет свое особое: в одном – преимущественно техническое, в другом – этически-онтологическое. Независимо от этих обоснований, схема соотношения "типа" и "нормы" остается одной и той же.

Б. Система хозяйнодержавия в качестве основы своей, в том числе общественной (державной) «соборной» основы, полагает лично-творческое начало в хозяйстве (в указанном выше понимании). В этом отношении система хозяйнодержавия отвечает, между прочим, голосу мудрости народной. Слово «хозяин» выношено именно народным языком; именно народное сознание, обращаясь к хозяину-личности, на роли хозяина ставит главное ударение; не к кому иному, как к хозяину-личности, относит положительное содержание слова «хозяин». Не нужно преувеличивать жизненного значения этих содержаний. Как известно, в русской народной стихии они не вылились ни в твердые правовые формы, ни даже в устойчивое мировоззрение… Русская народная стихия, как мы знаем, не оказала достаточного сопротивления анархии и разрушению. Однако же сами по себе положительные содержания эти оказались имеющими значительный заряд и как бы силу сопротивления. Определенным социально-политическим направлениям удалось, например, слово «буржуй» сделать словом ругательным; с точки зрения этих направлений, казалось бы, представляет величайшую важность сделать таким же ругательством слово «хозяин». Прежде всего, по соображениям онтологическим – в силу отталкивания от теоретического утверждения, в какой бы то ни было области, лично-творческого начала; ведь в слове «хозяин», как в сжатой до крайних пределов, но тем более выразительной формуле, заключается в данном случае утверждение именно этого начала для области хозяйственно-экономической. И пока слово это сохраняет положительные свои содержания, понимание и ценение личного начала в хозяйстве, хотя бы инстинктивно-интуитивное, неискоренимо из народного сознания; а без такого искоренения представляется проблематичной устойчивость многих и многих из ныне проведенных в России социально-политических экспериментов. Может ли считаться обеспеченной проведенная деградация «сельского хозяина» в «землепользователя» и хозяина-промышленника в «хозяйственника», когда жива стихия, утверждающая, что без хозяина – бесхозяйствие, и пока не исключена возможность, что рано или поздно стихия эта возьмет свое?.. Также и собственно социально-политические соображения побуждают, казалось бы, к борствованию против этого слова. Ибо во многих случаях хозяин есть собственник и предприниматель, часто крестьянин – собственник и мелкий предприниматель, и даже именно собственник и предприниматель есть хозяин по преимуществу, ибо в случаях собственности и предпринимательства особенно широка сфера действия «хозяйской воли» и особенно много положительных побудительных импульсов для бдительности «хозяйского глаза». Как, представлялось бы, не ополчиться против подобного слова? И, конечно, против него ополчались. Но заряд положительных содержаний, вложенных в народном сознании в слово «хозяин», оказывался до сих пор сильнее направленных к опорочиванию усилий. И сами социальные экспериментаторы склоняются ныне к тому, чтобы делать ставку на «рачительного хозяина» – правда, на «хозяина», чья хозяйская воля подвергнута специфическим ограничениям и в ком «подморожены» импульсы к бдительности хозяйского глаза. Но слово живет, и в том слове – стихия. Совершенно независимо от только что указанных обстоятельств чисто отвлеченные (научно-философские) соображения заставляют искать понятие, которое в соразмерных формах выразило бы собой идею личного начала в хозяйстве, указало бы на осуществителя хозяйственного лада… И такое понятие обретается в идее «хозяина». В утверждении последней искания отвлеченной мысли встречаются с итогами векового народного наблюдения. Такая встреча – одна из тех, кои способны гарантировать жизненную влиятельность идеи… Таково значение слова «хозяин». И одна из необходимостей русского будущего в том, чтобы мысль интеллектуальных верхов народа, пользуясь приемами научно-философского строительства понятий, выковала из этого народного слова самостоятельную и центральную категорию для обозначения личного начала в хозяйстве и бросила ее в народ, и чтобы ответила стихия, и народ в категории этой осознал то, что инстинктивно вкладывал в свое исконное словоупотребление…

Если осуществится соразмерное заданию выявление личного начала в хозяйстве на основе примегения народного слова и раскрытия народных представлений, это будет не первый подобный пример в развитии русской науки. В существенно иной сфере две научные отрасли – создания русского гения – обязаны своей терминологией и отчасти возникновением народному языку и народным представлениям, на этот раз – о природе; мы говорим об отраслях – гордости русской географии: во-первых, о науке почвоведения; во-вторых, о создавшейся в русской среде биосоциально-географической науке лесоведения (последняя рассматривает лес как социальное явление, как "сообщество", однако же сообщество географически обусловленное; самое имя отличает ее, как науку теоретическую, от прикладного "лесоводства"). Судьбы русской географической науки дали русским географам понимание того, какое значение имеют в их отрасли народные термины. "Будучи результатом многовековых наблюдений над природой постоянного местного населения и продуктом творчества такого гениального коллектива, каким является народ, – говорит В. В. Ламанский, – народные термины заслуживают самого внимательного отношения к себе как филологов, так, в особенности, географов. В общей совокупности народные термины могут быть названы народной кустарной наукой. Кустарные науки, – продолжает автор, – заключаются нередко в такие понятия, которыми наука овладевает лишь постепенно и с трудом, применяя сложные методы исследования. Примеры: помха, медвяная роса, донный лед, коново, название почв, название для различных видов фаутноети леса и т. д." Цитирующий эти слова известный, ныне покойный, русский ученый Г. Ф. Морозов от себя прибавляет: также "почвенные термины, как чернозем, солонец, злостный солонец, подзол, рудяк и глей, которые приобрели право гражданства в науке, заимствованы из народного языка". "Ценность народных терминов, – продолжает Ламанский, – для научного языка огромна. Постоянно нуждаясь в новых словах и выражениях для обозначения различных понятий, научный язык имеет в народных терминах готовый запас слов в духе языка, причем одни из этих слов вполне соответствуют искомым понятиям, другие же, хотя и не вполне соответствуют, однако, могут быть с успехом использованы в требуемом смысле; наконец, народные термины важны еще и как известный образец при неизбежном в научной литературе создании и составлении новых слов". (Все положения В. В. Ламанского взяты из напечатанных тезисов его доклада, сделанного в Географическом обществе в Петрограде в 1915 году.) Действительно, "природа накладывает свою печать на всякое проявление духа и деятельности человека, и на художественные формы народного творчества, и на научное творчество; накладывает помимо сознания творящих стихийно и тем сообщает продуктам творчества национальные черты". Г. Ф. Морозов продолжает: "И наше молодое учение о типах насаждений (иначе: типологическое учение о лесе – одна из основ творимой науки лесоведения. – П. С.), впервые зародившееся на севере, на первых же шагах прежде всего воспользовалось народными лесоводственными терминами". Г.Ф. Морозов раскрывает в научные категории такие народные понятия, как рамень ("ельники высокого бонитета с небольшой примесью сосны и лиственных пород… на суглинистых, хорошо дренированных, оподзоленных почвах…"), согра ("…ельники всегда низкорослые, по форме ствола сильно сбежистые, гораздо худшей сомкнутости, с большей примесью лиственных пород, с большой ветровальностыо ели… дренаж плохой… почвенные воды весной смыкаются с грунтовыми"), бор, суборь и пр. Морозов заканчивает: "Я привел эти примеры для того, чтобы показать те удобства, какие проистекают от удачного термина, дающего возможность в одном слове, в одном понятии объединить целую сумму признаков, для перечисления которых необходима была бы целая страница. Такие же географические индивиды скрываются… также в таких терминах более широкого порядка, как пустыня, степь, тайга и тундра".

Удобства, на которые указывает Морозов, относятся не к одной только географической науке. Всем изложением нашим мы старались показать, что также для учения о хозяйстве может иметь значение применение и раскрытие народного термина "хозяин" и других, связанных с ним. Только на этот раз в народные термины приходится вкладывать "сумму признаков", для перечисления которых необходима не одна, но многие страницы.

Наука почвоведения, как мы видели, выросла в русской среде, между прочим, на основе научного раскрытия и переработки народных понятий. Впоследствии же науку эту как науку самостоятельную стали, по русскому примеру, культивировать и в других национально-научных средах мира. Развитие русского почвоведения привело к признанию почв особым (четвертым) "царством природы", т. е. к предельному – в своем роде, по значению, "революционному" для естествоведения и географии – "деянию" русской школы. Ныне и русское лесоведение стоит, по-видимому, у черты определяющего влияния на лесоведные изучения также внерусского мира. Почвоведение и лесоведение – две новые науки, плоды цветения русского гения, вырастающие на исконном народно-историческом древе. Их пример – ободряющий и для иных отраслей знания, в частности для учения о хозяйстве… Следует заметить: сколь выдающихся почвоведов и лесоводов ни имела Россия, создание наук почвоведения и лесоведения не было чьим-либо единоличным делом; даже влияние Докучаева не было едино-определяющим; почвоведение и лесоведение есть, каждое, результат работы целой школы ученых, нескольких поколений их. Не иначе будет и в деле установления хозяйных категорий хозяйства. Также и в отрасли учения о хозяйстве цветение-плодоношение русского духа может наступить – и наступить в итоге соборного дела.