Текст книги "Пути Деоруса (СИ)"

Автор книги: Петр Машьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

– Ахах! – Роннак сделал шаг от окна. – Легко перекидал? Морские, кроме тебя, вообще плохо метают.

– Ты в качку попробуй, – парировал Откликнувшийся из Морского. – Не сразу, но получилось. Он, легионер этот, сначала опешил от моих бросков, после братцев-то. Думал, что и я не смогу. Вышел я вперед. Он подсобрался в середине, молодец, но я додавил.

– Ну, после такого не выпить было сложно, – рассудил подземник, на что морской скорбно кивнул.

– Но пока отдыхали, я и записи тоже посмотрел. Ну, не сами записи, конечно, надо же знать, что смотреть, – виновато добавил Иссур. – Но где они лежат, вот.

– Молодец, – похвалил Ганнон, встав из-за стола: он тоже решил подышать у окна. – И мне бы заняться записями не мешало. Понять, где здесь что на острове, – пробормотал себе под нос юноша: сколько бы он ни прочитал, выходить на незнакомую территорию было тревожно.

– А что надо? – спросил Роннак.

– Кхм, да все. Где тут кто живет, что за дорога Железа, что за вторая…

– Так и сказал бы сразу, а то все книги какие-то… – хмыкнул подземник, уселся и набрал воздуха, приготовившись говорить дальше. – Дорога Железа – она идет к шахте, где его и курум копают, там эти верховодят, к которым ты ходил. И лес рубят нормальные ребята, а не погань местная. А вторая дорога, она ведет в Королевский лес. – Роннак издевательски, но искусно изобразил интонации островитян, которые Ганнону показал командующий крепости. – Там Габха и его аторцы копошатся, рубят лес, чтобы не закаменел, охотятся.

Ганнон и Иссур обменялись одинаково изумленными взглядами. Роннак, заметив это, решил нужным пояснить:

– Врага надо знать. – Подземник приложил руку к животу так же, как тогда, в трактире Виалдиса, когда он рассказывал своим товарищам о ранении курумовым лезвием.

– Здесь каменеет лес? – Ганнона заинтриговала эта деталь. Он думал, это фигура речи.

– Если долго не рубить, да. Проклятое место, и деревья тут как грибы растут, причем гигантские, – объяснил Роннак. – Увидишь на площади у них. Проще показать, чем рассказать. Человеку из добрых земель в такое не поверить.

Акт 3. Глава 2. Атор

Небольшая лодочка отчалила от пирса и заскользила по гладкой поверхности воды, разделявшей два Атора. Похожие суденышки, но с более округлыми боками, стояли на якоре тут и там, закинув сети. Для первого посещения Ганнон с Роннаком оделись скромно: никаких доспехов или вычурных судейских знаков. Но что касается оружия, тут подземник оказался неумолим: меч был рядом, хорошо хоть плотно завернутый в ткань. Юноша улыбнулся, сжав подшитый к изнанке плаща амулет Коула, кольцо тоже было при нем, как и кинжал. Все-таки он не менее осторожен, чем легионер, хоть и оставил меч Виннара в покоях.

Иссур – после недолгих споров – согласился остаться на Малом Аторе и заняться записями Легиона. Ему было поручено изучить то, как часто прибывали неардо и что они возили, по крайне мере – официально. На ответ пока рассчитывать не приходилось, но, быть может, после поездки удастся понять хотя бы каков вопрос.

Под умелым управлением старого аторца лодочка медленно подплыла к причалу и с едва ощутимым толчком ударилась о доски пирса. Помимо их судна здесь стояла на приколе небольшая баржа, напомнившая Ганнону плоские речные корабли с зерном, что он видел на рынке Виалдиса. От остальных мест швартовки их отделяла каменная стена, невысокая, но единственный путь наружу лежал через сторожку.

Ганнон бодро зашагал в сторону ворот, отчего стражники подобрались и посмотрели на него с тревогой. До этого момента эти двое стояли так же расслабленно, как обычные солдаты в Виалдисе, и уж точно они не были воинами Ордена, но на всякий случай юноша все же притормозил. Тут подоспел и Роннак, догнав и положив руку на плечо своего слишком торопливого спутника.

– Вы простите, он тут в первый раз, – сказал подземник часовым. Стража расслабилась и обменялась с легионером понимающими улыбками. – Говорил же тебе, хедль: дальше ты тут не пройдешь, пока не покажешь бумаги! – снисходительно бросил он Ганнону. Раздались смешки, а Роннак воспользовался искренним изумлением на лице своего спутника, чтобы продолжить задуманную сценку. – Бумаги, почтенный, пергамент такой у них, тебе выдали, помнишь? Сперва достань, потом иди.

Ганнон медленно вынул из сумки пропуск, полученный у командующего, и шагнул в сторону стражи. Один из них покровительственно хлопнул юношу по плечу, едва глянув на пропуск, и сделал знак проходить. Ганнон кивнул и прошел вперед – за ворота. Он оказался во внутреннем дворике сторожки, из которого было два выхода: в квартал, окруженный стеной, и в поселение аторцев. Юноша дождался Роннака, который задержался поболтать со стражей.

Наконец подземник объявился, он подошел и молча смотрел на Ганнона, ожидая указаний. Юноша постарался успокоиться и выгнать из головы мысли о том, как легионер обозвал его. Любви к чужакам в нем точно не было, но тут он, скорее всего, играл для стражников, и ему удалось показать им то, чего они ожидали.

– Я пойду в город местных. – Ганнон указал рукой в сторону ворот, ведших к деревянным домикам аторцев. – Ты посмотри, что творится у домов, принадлежащих знати, – дал он распоряжение подземнику. Тот кивнул в ответ и отправился в путь, вскоре скрывшись за вторыми воротами. Наверняка недоволен, но виду не показал.

Юноша помедлил: он концентрировался, чтобы выглядеть беззаботным, одновременно сохранив внимательность и настороженность. Раскачавшись на одной ноге, Ганнон направился вперед легкой походкой. Настоящий Атор встретил его зеленью и деревом: пирсы, примыкавшие к рыночной площади с севера, и дома вокруг, все были сделаны из толстых бревен. Даже небольшой храм и скульптура Вортана перед ним были из того же материала. Посреди самой площади тоже стояло массивное древо: без сомнения, Роннак говорил именно о нем.

И он был прав, зрелище было необычное: серое, как крепостная башня, и не уступающее ей размерами, громадное дерево было выше любых местных зданий, кроме руин крепости. Ствол пустого клена походил на огромную бочку, ветви появлялись только возле самой верхушки, что была столь же широкой, как и основание. Сходство с бочонком придавали и вертикальные полоски, напоминавшие доски. Как будто бы пень выкорчевали и поставили вверх ногами. Листвы на окаменевшем дереве не было, зато от ветвей к столбам вокруг площади были протянуты веревки с разноцветными флажками. Оставалось только гадать, как их там привязали.

Эти украшения, наподобие ярмарочных, были вполне уместны: на рынке не только шла торговля, но и практиковались циркачи. Зрелище вроде бы и походило на то, что Ганнон видел в Виалдисе, и в то же время – нет. Цирковой люд здесь был спокойнее, смех более искренним, трюки иногда не удавались, а карлики безмятежно расхаживали, не опасаясь ударов прохожих.

Местные не особо интересовались репетициями, обращая на них внимания не больше, чем на все остальное. Торговля занимала их куда сильнее. Разум юноши гудел от напряжения в новой среде. Нужно было смешаться с толпой незнакомых ему людей, одновременно выискивая что-то необычное. Это было сложной задачкой, если не знать, что здесь является нормой. Помимо циркачей тут и там мелькали суровые мужчины в затейливых кожаных куртках: их одежда была хаотично усеяна тонкими полосками кожи, на многих из них были привязаны небольшие мешочки. Фигуры в юбках привлекли внимание Ганнона: бородатым женщинам рядом с циркачами он бы не удивился, но это оказались не они – некоторые мужчины здесь носили юбки из клетчатой ткани. Юноша старался не пялиться на них, чтобы не выделяться, но столь непривычные вещи все же выбивали его из колеи. В землях Деоруса длинные одеяния носили жрецы, да и судейский наряд был таков, но все же скрывал ноги целиком, в отличие от аторского наряда. Даже легионеры, носившие на бедрах защитные юбки из кожанных полос, штанами не пренебрегали.

– Хосп! – хрипловатый возглас прямо за спиной заставил Ганнона вздрогнуть внутри, но он все же сохранил самообладание и через секунду разглядел того, к кому обращался голос. Навстречу шел один из бородачей – бороды тут были почти у всех – в странной кожаной куртке с завязками. Этот был черноволосым и нес в руках окровавленные тушки черных птиц, связанные за белые ноги. – Откуда путь? – спросил бородача все тот же сиплый голос откуда-то позади юноши.

– Хосп, – глядя поверх головы Ганнона, ответил мужчина: похоже, это было местное приветствие. – Из Шахтного Леса! Дурнина ты, – хмыкнул он, – с Королевского, конечно! Трескуны же! – Охотник приподнял свою добычу, тыча в нее пальцем, и рассмеялся. Ганнон отметил про себя особую интонацию: он впервые слышал ее от настоящего аторца. Королевский лес, стало быть, это тот, что принадлежит Габхе. Двое стали обсуждать охоту на птиц, а юноша поспешил дальше.

Небольшая толпа собралась вокруг местного жителя, читавшего старую балладу, из тех занудных песен, в которых воины вызывали друг друга на битву по одному, перечисляя заслуги. Аторцы завороженно слушали, как победивший воитель сам снарядил сына погибшего от его рук противника в поход, чтобы тот набрался опыта перед возмездием.

На прилавках торговали едой и напитками, кожей и тканями. Где-то были разложены инструменты и всевозможная утварь из странного курума с синими прожилками. Ганнон отметил, что все инструменты были сделаны из того же материала: им резали и хлеб с мясом, и отмеренную ткань. На площади пахло свежей выпечкой, тут и там стояли небольшие печи, на внутренних стенках которых румянились лепешки. Муку для них мололи здесь же на небольших ручных мельницах.

Он шел по рынку, осматривая внушительных размеров дома, которые приметил еще с моря. Большую часть каждого здания представляла собой крыша, нависающая над стенами, доходя почти до земли. Дома стояли немного поодаль от города, в нескольких сотнях шагов, но видно их было хорошо: даже на таком малом расстоянии земля уже начинала возвышаться при приближении к горе, доминирующей над остальным пейзажем. Отсюда можно было различить, что на каждом из домов была вывеска и резьба. Сами надписи и роспись издали было не разобрать, но предназначение этих строений прекрасно раскрывали люди, суетившиеся возле широких распахнутых врат: это были ремесленники. Где-то несли шкуры, где-то работали с деревом. Ганнон перевел взгляд на циркачей, практиковавшихся неподалеку от причала, и решил посмотреть на них поближе.

Факир спорил о чем-то с молодой коренастой девушкой. Она была одета как для похода в горы: штаны из кожи, добротные сапоги и куртка с меховым капюшоном. На поясе висел короткий нож, убранный в ножны. Девушка поправила густые, жесткие рыжие волосы и провела по ним руками сверху вниз так, чтобы они аккуратно обрамляли круглое лицо с обеих сторон.

– Не бойся, набирай в рот, что ты как трескун? – наставляла она факира. Аторчанка была зеленоглазой и курносой. У нее были полные красные губы, ярко выделявшиеся на бледном лице. Сейчас они сложились в насмешливую ухмылку, глядя на то, как далеко от себя циркач держал бутыль. В другой руке у него был горящий факел.

– Осторожный трескун летает себе по лесу, а не на кухне у нас жарится, – протянул долговязый факир, все еще не решаясь притронуться к содержимому бутыли. – И уж точно не дрищет три дня к ряду!

– Опять ты за свое! – Девушка закатила глаза. – Не будешь, не переживай. Я уже на себе проверила, слово травницы, – добавила она.

– Давно? – Факир все еще был насторожен. – В прошлый раз только спустя полдня прихватило.

– Да, кхм, с утра еще, – ответила рыжеволосая, но, судя по голосу, она то ли соврала, то ли начала опасаться, что ее вот-вот накроет. – Работай, у меня еще полно дел! Утренний отвар настоялся уже, надо дальше готовить. И смотри аккуратнее, не подпали мне волосы!

Циркач закрыл глаза, залпом набрал в рот жидкость и выплюнул вверх, подставив факел. Яркое желтое пламя разлетелось широким веером, оставив после себя сизый дым.

– Ух ты! – воскликнул факир: похоже, он был доволен.

– Вот-вот. Такой ведь цвет хотел? – спросила девушка, подбоченившись.

– Да, но надо будет еще ночью посмотреть…

От разговора циркачей Ганнона отвлек другой голос. Юношу похлопал по плечу коренастый неардо, обращавшийся к нему на своем языке с дружелюбной интонацией.

– Берайа зара? Зергато зауд хор? Лан эгитко горайа да, – проговорил незнакомец.

В ответ Ганнон успел только нахмурить брови, как вдруг к ним подскочил еще один неардо, постарше. Он отвесил оплеуху первому и обратился к юноше уже на део:

– Прости, почтенный, мой ученик обознался. Сам понимаешь. – Он приложил пальцы к щеке и, взяв своего подмастерья за локоть, повел его прочь, по дороге тихо, но яростно выговаривая тому за ошибку. Ганнон оглянулся по сторонам и увидел рядом только факира, девушка же торопливым шагом удалялась. Циркач смотрел ей вслед, держась за живот, на лице его читалась тревога.

***

Двое легионеров и Ганнон собрались вечером в его комнате. Первое время все молча ели, голодные после долгого дня. Запах смолы от ламп успел пропитать все вокруг, несмотря на то, что они горели лишь один вечер, после чего их заменили свечи.

– Ну что, как прошло? – Роннак первым нарушил молчание. Иссур уже было задремал, сидя в кресле. – Эй! Морской, ты-то что дрыхнешь, чай не стирал ноги, как мы!

– К-хм, да я бы лучше постирал, ну, ноги… Все ж веселее, чем пылью дышать. – Откликнувшийся насупился: он с самого начала не был доволен своей ролью, а теперь ему за нее же выговаривали. – После часа глаза слипаются, а я там день провел!

– Расскажи, что нашел, – попросил Ганнон, устало взглянув на посмеивающегося подземника.

– Нашел-то много, но рассказать особо нечего. Есть большие грузы, корабли с Колоний и обратно. И тьма тьмущая записей по яхтам, они, ну неардо, тут возят всякую мелочь. Все записывают, не перечесть.

– Их-то и надо посмотреть, – с сочувствием произнес Ганнон. Он ясно видел в глазах молодого легионера, как угасали еще остававшиеся в них жизнь и радость. Лизарис явно не был доволен своей ролью книжного червя. Леди Илларин намекала на участие неардо в контрабанде, двое из них на Аторе вели себя подозрительно. Да кто еще захочет связываться с нарушением местных законов? – Нужно проверить тех, что из почтенных домов на Перевале, – снова обратился юноша к Иссуру. Судья прикрыл глаза, но после возвышения ему стало сложнее вызывать образ вассальных пергаментов. Какие там имена своих «каменных» конкурентов называл Хиас’ор? – Харр’ или Нирей’, таких вот посмотри. – поручил он молодому легионеру.

Иссур кивнул и принялся есть дальше, искоса посматривая на Роннака, который заговорил, не дожидаясь приглашения:

– За каменной стеной скукотища. Все поместья стоят полупустые: Глаза и Уши в такую дыру не поедут. – Ганнон знал, что Видевших и Слышавших иногда называли так, но впервые услышал вне братства, как кто-то смеет произносить это. Ведь известно, что у Глаз и Ушей – повсюду глаза и уши. Роннак, тем временем, продолжал: – Парочка неардо отиралась там, да еще видел, как слуги диктовали местным какие-то баллады. Представляете, они это писали на свою бумагу! Дикари, а грамотные.

– Да, я видел, как они слушают эти истории, похоже, им нравится. А последить нужно будет за неардо. Посмотреть, не связаны ли они с Хестолом или Хестасом, – дал указания подземнику Ганнон.

– А я снова за бумаги, значит? – Голос Иссура выражал грусть, но и шальную веселость обреченного.

– Да, похоже, что так, – тоже с улыбкой ответил ему Ганнон. – Так что набирайся сил. У тебя работа – самая тяжелая.

Акт 3. Глава 3 Тревоги хозяев

На следующее утро Ганнон предпочел направиться в город один, Роннак отплыл чуть раньше. Так будет менее приметно, решили они. Стражу у ворот удалось пройти проще, бумаги уже были под рукой. За вчерашний день юноша успел проникнуться ритмом этого рынка, насмотрелся на местный люд и чувствовал себя на незнакомой земле теперь гораздо увереннее.

Как оказалось, уверенность была напрасной. Ганнон не заметил, как двое лесорубов превратились в явную угрозу до того самого момента, как они подошли к нему вплотную. Одетые в свои странные куртки с завязками, эти двое и на рынке были при топорах из зеленого металла, в отличие от других своих товарищей по ремеслу. Двое бородачей, один с каштановыми волосами, другой – с рыжими, преградили Ганнону путь. Рыжий мужчина с красным носом поднял усеянную мелкими шрамами руку и проговорил:

– Хосп, чужак, тебя хочет видеть король. – Помимо особой местной интонации в этом слове чувствовалось и огромное почтение к своему лидеру.

Юноша осмотрелся, вокруг как ни в чем не бывало ходили люди. Он надеялся на скрытность больше, чем на свое положение королевского посланника. Если уж его раскрыли, то поднимать лишний шум никакого смысла не было.

– Что ж, кто я такой чтобы отказывать королю, – промолвил юноша: у него не получилось воспроизвести местный говор. В сочетании с его улыбкой это разозлило второго лесоруба с каштановой бородой.

– Ерничаешь, шваль с део?! Говоришь, наш король – не король?! – прорычал он и рванулся вперед, но рыжий удержал товарища.

– Уймись, ничего он такого… Да остынь ты! – шикнул на товарища рыжебородый. – Сказано целым привести. У нас приказ! – Последнего слова хватило, чтобы успокоить буяна, что, однако, не помешало ему всю дорогу злобно зыркать на чужака из-под густых бровей.

Путь лежал к руинам крепости, где стоял деревянный терем. Размерами он уступал длинным домам ремесленников, но украшен был гораздо богаче и искуснее: ставни, наличники, колонны и сваи, все было покрыто тонкой резьбой. Возле конька стропила двускатной крыши пересекались и продолжали тянуться ввысь, превращаясь в изогнувшиеся головы чудовищ, скалившихся друг на друга. Под самим коньком был прибит старый щит. Он был разделен на две половины: истершаяся зеленая гора почти сливалась с фоном, на второй же – более ухоженной – был изображен молот. Надпись было не различить, но Ганнон и так знал, что там: Илларин-Габха.

Гербу вторил звук работы – прямо перед парадным входом в терем была оборудована кузница. Там трудился пожилой мужчина с шапкой взъерошенных седых – совсем белых – волос и такой же растрепанной бородой. Один его глаз закрывала кожаная повязка. Он был одет в рубаху и фартук мастерового. Ганнон приметил добротные сапоги и – впервые в этом городке – железо: наковальня, инструменты и мелкий скарб вокруг, все было сделано из него. Но были и слитки зеленого с синими прожилками курума рядом с формами для литья.

– Король внутри, – пробасил сопровождавший и указал на вход в дом, после чего лесорубы медленно отошли, но не слишком далеко.

Юноша подошел к колоде для дров и уселся на нее, ожидая, кому первым надоест этот спектакль. Железный молот в руках старика продолжал стучать по заготовке. Из-за повязки и волос нельзя было понять, посматривает ли он на чужака, но Ганнон был уверен, что да. Первым раздался не тот голос, который ожидал услышать юноша.

– Молк тебя закамени! – воскликнула подбежавшая к кузнице девушка. Ганнон узнал голос травницы с рынка. – Ты опять за свое?! – Она пронеслась мимо юноши, не обратив на гостя никакого внимания, и устремилась к старику. Тот уже закончил заготовку и отошел от наковальни.

– Все, все закончил. Не ругайся, – миролюбиво сказал старик. В его глазу играли веселые искорки. Он демонстративно опустил молот на стол. – Нужно было срочно.

– Некому? Ну, скажи? Не-ко-му?! – Рыжеволосая девушка не на шутку распалялась. – Братьев нет? У этих остолопов по два глаза на месте! Тебе мало было? – Она хотела добавить что-то еще, но прервалась на вдохе, наконец заметив чужака.

– Признаю, сокровище, признаю. – Старый кузнец поднял руки в примирительном жесте, но после хитро улыбнулся. – Того стоило, не зря ведь глаз отдал.

– Тише ты! – прошипела травница, похоже, не согласная с кузнецом. Она повернулась и стала молча рассматривать новоприбывшего. При этом нервно поправляя волосы, чтобы лежали по бокам.

– Ждете Слышавшего? – Старик обратился к гостю, прибрав железный инструмент и вытирая руки и лоб тряпицей.

– Уже дождался, лорд Илларин-Габха, – с улыбкой ответил юноша и учтиво поклонился. Его забавляла эта неуклюжая попытка обмана. Декрет покорности довлеет над всем островом, но кто же отберет железное оружие, ну или орудия, у Слышавшего? – Леди… – Он повернулся к девушке. Та отступила на шаг и уже собралась уходить, но отец помешал ей.

– Ятта, проводи нашего гостя в дом. Грохотать я перестал, значит, уже должны были накрыть на стол. Попроси добавить еще тарелку, – распорядился старик.

Девушка молча кивнула и жестом пригласила Ганнона пройти внутрь, сама держась позади. Он погладил шерстистую длиннорогую Адиссу, сделанную – конечно же – из курума с синими прожилками. Юноша раньше никогда не бывал в полностью деревянном доме, в котором жили не простолюдины. Массивные бревна и балки, украшенные резьбой, освещенные солнцем через широкие окна, создавали ощущение уюта и чистоты. В доме приятно пахло, запах смоляных ламп здесь был более чем уместен и не раздражал так, как в каменном замке. На столе уже стояла всевозможная курумовая посуда с едой: тушеные овощи с мясом, запеченные трескуны, эль, вездесущие сосиски и хлеб из Колоний источали аппетитные ароматы. Тарелки – еще пустые – были украшены местным орнаментом, по краю в них были сделаны сквозные отверстия в форме ромба, дополнявшие узор. Такие же украшения были и на другой утвари, в изобилии присутствовавшей в столовой.

Ганнон оглянулся, чтобы спросить у Ятты, куда ему сесть, но девушки уже и след простыл. Впрочем, не прошло и десяти минут, как появился сам Габха. Он сменил наряд, но одежда все так же была простой и практичной, разве что фартука не было, а волосы были собраны в хвост. Он добродушно указал гостю на стул и сел сам. Старик нахмурился и стал вертеть головой, осматривая стол. Его дочь вернулась и заняла свое место, после чего Габха удовлетворенно кивнул. Ганнон заметил, что она тоже собрала волосы в хвост. «Может, традиция?» – подумал юноша и машинально провел рукой по своей голове: ему в любом случае не хватило бы волос.

– Добро пожаловать, судья! – нарушил тишину хозяин.

– Благодарю за прием. Меня зовут Ганнон, – мягко представился юноша, хотя и подумал: «Раз уж ты знаешь и про должность, то имя и подавно». – Для меня честь быть приглашенным, господин.

– Вижу, мой спектакль вас не обманул? Немногие южане могут представить себе Слышавшего за работой.

– Но прозвище вашего предка хорошо известно. – Ганнон задумался над переводом. – Король… кузнец?

– Хах! – одобрительно хмыкнул Габха, но его дочь лишь поморщилась. Глядя на это, старик обратился к ней: – Не кривись, сокровище! Не «король-землепашец», и на том спасибо. На нашем языке это скорее мастеровой, любой, кто вообще работает. Для вас такой человек – это чаще всего крестьянин, знаем мы, как нас зовут в ваших краях, – пояснил мужчина Ганнону. – Но полно об этом! Не каждый день к нам прибывают такие гости. Ятта, где остальные? – Он нахмурился.

– У них еще дела, отец, – ответила девушка с видимым недовольством.

– Ну вот видишь – некому ковать. Уж простите, что заставил ждать. Когда начал, нужно доводить до конца, такая работа. А никого не оказалось. Ну хорошо хоть ты пришла! Думал уж, и ты не появишься, – сказал Габха дочери с легким укором.

– Нужно было отлучиться, – пробурчала Ятта, сжав губы и склонившись над столом.

– Ох, как же ты похожа на свою мать, – вздохнул старик. – Она была так красива. Не обижайтесь, Ганнон, что Ятта насупилась, просто стесняется, – продолжил хозяин уже веселее, а его дочь наклонилась еще ниже. Ее щеки и правда были красными от смущения. – Вам нравится на острове? – обратился Габха к гостю.

– Да, хотя я еще не успел увидеть все, что хотел, – ответил Ганнон, мысленно прокомментировав: «Уж слишком быстро взяли под руки». – Но многое меня уже удивило.

– Что, например? Наши циркачи?

– Нет, их я как раз уже видал. Признаюсь, самое необычное – мужчины в юбках.

– А-а-а, ну это понятно. – Габха рассмеялся. – Ответ тут такой же, как и на любой вопрос на нашем благословенном острове.

– И какой же?

– Дурум, – мрачно проговорила Ятта.

– Простите, я не расслышал. Курум? – недоуменно переспросил Ганнон, хотя и припомнил, как циркачи говорили «урум-дурум», но он думал, что артисты просто коверкают название.

– На Аторе нет курума, – Слова Ятты прозвучали, как заклинание. Девушка была все так же мрачна. – Только урум и дурум. Курум на Малом плавят.

– Дочь моя хочет сказать, – вмешался старик, в голосе которого слышался упрек ее грубости, – что зеленая руда зовется урумом. И из него делают курум для этих ваших монет.

– Ясно, а дурум?

– Почему эти монеты почти не подделывают? – вместо ответа спросил Габха.

– Потому что курум колется, а не мнется. Легко проверить, и края не отщипнуть, – сказал Ганнон.

– Да, но почему их не переплавляют? – Хитрый лис аккуратно подводил собеседника к верному ответу.

– Синева, – после недолгого раздумья припомнил юноша: наконец в его голове все сложилось. – После любой переплавки.

– Или если перегреть при первой, – довольно кивнул старик. – Перегрел и спи спокойно, отдавай местным излишки хоть повозками. Уже не подделаешь. Эта так называемая Илларин, – Ганнон заметил, как Ятта закатила глаза, – вам разве не объяснила? Ее же драгоценные монетки.

– Пока что времени не хватило.

– Ну да, птица занятая. Как этот, как же его? – Старик запамятовал и щелкал пальцами.

– Трескун? – попытал удачу Ганнон.

– Дятел, – подсказала Ятта. Глядя на смущенное лицо гостя, она немного смягчилась и добавила: – Слышали стук такой быстрый из леса? Вот это они деревья долбят, занятые ребята.

– Чудеса... – протянул Ганнон: он с трудом верил в существование такой птицы. – А голова у них не болит?

– Не знаю. – Девушка рассмеялась, ее лицо вмиг преобразилось, она была и вправду красива. – Может быть, не даром она у них красная.

– Так а что с юбками? – поинтерсовался юноша, вспомнив, о чем они до того говорили. – И дурумом?

– А ты пробовал сшить штаны без иголки? – спросила его Ятта. Похоже, отвечать вопросом у них семейное. Или аторское. – Вот-вот.

– Ну, иголки мы, положим, отливать из дурума научились, хоть это и молкова морока, – проворчал старик. – Как и бриться дурумом.

«А ты не бреешься, чтобы подданные любили? Хоть и при железе», – подумал Ганнон, глядя на белую бороду хозяина.

– Но не так уж и давно, – тем временем продолжала Ятта. – Штаны появились, но традиция с юбками осталась, – заключила она.

Наступила тишина, Ганнон ясно увидел в задумчивых лицах островитян застарелую, глубокую печаль, века унижений и обид. Нужно держать голову ясной: здесь у него нет друзей. Но и показывать это нельзя. Юноша отхлебнул местного эля и нарушил молчание:

– Одно могу сказать, этот напиток здесь удается на славу. – Он приподнял свою чашу.

– Да, только такое вино тут и делаем, – произнес Габха, стряхнув с себя тоскливый вид, но не до конца.

– Выпивку, отец, – поправила дочь. – Вином у них называют только то, что из винограда.

– Да, да. – Задумавшийся старик только кивнул. – Выпивка, эль.

– А что вы добавляете туда? – Ганнон решил проверить догадку. – Кору с кленов?

– Нет, с чего бы? – удивилась Ятта.

– Ох, просто, говорят, она похожа на брухт, который у нас добавляют в эль.

– Не знаю, какой на вкус этот ваш брухт, но пустой клен в эль не годится, – протянула девушка.

– Уж поверьте, она знает что по чем, – не без гордости добавил Габха. – Лучшей травницы на Аторе нет.

– Не сомневаюсь в этом, – вежливо ответил юноша. Однако, хватит уже любезностей, пора было переходить к сути. – Так зачем меня сюда приволокли? – Он с удовольствием отметил, что сумел застать хозяев врасплох.

– Я пойду, отец. – Ятта уже привстала, но старик поднял руку, останавливая ее.

– Нет уж, сиди учись, раз только ты и пришла из всех, – насупившись, сказал он дочери. А Ганнону ответил: – А затем, чтобы узнать, зачем вы сами приволокли себя на остров. – Взгляд единственного глаза стал жестким и пронзительным.

– Это вам и так известно, раз уж поминали мой разговор с леди Илларин, – невозмутимо сказал Ганнон и откинулся на спинку, переводя взгляд то на отца, то на дочь. – Проверка монетного двора.

– А что вам нужно у нас? – продолжал допытываться Слышавший.

– Местные красоты, эль, позже – поход по дороге Железа к шахтам.

– Для последнего вам в наш городок не нужно, а про эль и красоты – чушь, уж простите старика за прямоту!

– Кхм, чем бы я тут ни занимался, это мое дело, благословленное Избранником. Бумаги все при мне, – ровным голосом произнес Ганнон. «Он точно знает, что я здесь не просто так. Но конкретная цель ему, похоже, неизвестна», – мысленно заключил юноша.

– Что бы с вами тут ни случилось… – начал Габха, его дочь сидела неподвижно и слушала разговор, затаив дыхание.

– Вы мне угрожаете? – Ганнон не верил в это: Слышавший, скорее всего, блефовал.

– Что вы?! Наоборот! – воскликнул старик. Его взволнованный тон звучал искренне, это смутило юношу. – Дайте закончить. Так вот, что бы с вами тут ни приключилось, кто бы вам ни навредил, вина ляжет на нас. Аторцы всегда во всем виноваты! За нами придут… Но я не допущу этого. Если вы здесь, чтобы следить за нами, то уже провалились. Если за кем-то другим, то я хочу знать, что происходит на острове. Понимаете? На моем острове. Если кто-то задумал худое против Избранника, мне плевать, кто – старые дома, легион, почтенные или любой другой чужак, – этому слову аторская интонация придавала особенную неприязнь, – я хочу помочь избавиться от этого, иначе они придут, придут за нами! – Он закончил, часто и тяжело дыша, и резко отпил из своей чаши. Старик поперхнулся и стал кашлять, дочь тут же оказалась рядом, чтобы помочь. Когда Габха сумел отдышаться, он поднял вопросительный взгляд на гостя.

– Я понимаю вашу обеспокоенность… – начал Ганнон.

– Едва ли, – скептически буркнул старик.

– Я уверяю вас, что пришел не за вами.

– А за кем же?

– Это я бы предпочел оставить при себе.

– Так я и думал. – Старик хитро улыбнулся, в углу глаза блеснула слезинка, выступившая, пока он кашлял. – В таком случае для вашей безопасности…

– Изгнать меня вы не можете, – прервал Габху юноша, пытаясь сообразить, что задумал хозяин острова.

– …я выделю вам охрану.

«Вот оно что», – удивленно подумал Ганнон, мысленно поаплодировав старику: он оказался умен. Тем временем Габха продолжал:

– Высоких, видных парней. Голосистых, натренированных в лесах. Лесорубы друг друга за лигу слышат. Будут вашими глашатаями, чтобы все знали, кто идет!